Южная трилогия - Грешные обещания

Элизабет откинулась на спинку софы и дала волю слезам. Она приказала слугам не беспокоить ее, и до сих пор никто из них не выходил в гостиную. Тетя Софи уехала за город навестить подругу и должна была вернуться не ранее чем через несколько дней, чему Элизабет была только рада.

Ей нужно было время, чтобы взять себя в руки, чтобы решить, как жить дальше. Они с тетей не могут больше оставаться в доме, который снял для них Николас и который она привыкла считать своим.

Горло Элизабет сжалось, стало нечем дышать. Она не может остаться здесь, но не может и уехать, поскольку Бэс-комб по-прежнему для нее опасен. Наверное, Николас все-таки прав: нужно выйти замуж за виконта и как-то жить дальше.

Но сейчас Элизабет не хотелось думать о будущем. Хотелось посидеть в одиночестве в темноте и попытаться справиться со своим горем.

Оливер Хэмптон поднялся по широким ступеням дома, расположенного в Уэст-Энде. Собственно говоря, дом этот ему не принадлежал, да он в нем и не жил, лишь платил за него. А снял он его для своей любовницы, оперной певички Чартрис Миллз, девицы двадцати двух лет, со смазливым личиком и непомерным тщеславием. Она хотела исполнять сольные партии, а не петь в хоре, чем занималась сейчас.

Оливер познакомился с ней не так давно. Девчонка ему понравилась: чуть выше среднего роста, хорошенькая, стройная, с гибкой фигуркой, темно-рыжими волосами, белой кожей. Вот только грудь могла быть чуть побольше.

И хотя Чартрис уже с полгода была его любовницей, Оливер ничего о ней не знал и, по правде сказать, не горел желанием узнать. Он практически никогда не слушал то, что она ему рассказывала. Обычно он приезжал и тотчас же тащил ее в постель.

А связался он с ней по одной простой причине: она напоминала ему Элизабет Вулкот. Такие же темно-рыжие волосы, белая кожа и стройная фигура.

Оливер вошел в дом, поднялся по лестнице и, не постучавшись, открыл дверь спальни. Чартрис сидела на пуфике перед зеркалом. При его появлении она слегка вздрогнула, но тут же с улыбкой встала.

— Милорд? Не ожидала вас сегодня. Если бы вы прислали записку, что зайдете, я бы встретила вас не в таком неприглядном виде.

Чартрис была в одной рубашке и чулках. Распущенные темно-рыжие волосы пушистой волной накрывали ее узкие плечи.

Оливер внезапно ощутил желание. Он пришел сюда с определенной и малоприятной целью: сказать, что услуги этой девицы ему больше не требуются. Однако в этой простой рубашке, сквозь которую просвечивало ее стройное тело, она показалась ему чрезвычайно соблазнительной.

— Вы чем-то озабочены, милорд. Что-то случилось?

Оливер улыбнулся:

— Ничего такого, о чем бы ты мне не могла помочь забыть. Иди сюда, моя милая.

Щеки Чартрис окрасил нежный румянец. Оливеру нравилось в ней то, что до него у нее было не слишком много любовников. Для девицы, не придерживавшейся строгих моральных правил, она была довольно невинна… точно так же, как Элизабет. Вспомнив про Элизабет, Оливер помрачнел, однако желание охватило его еще с большей силой.

— Я приказал тебе подойти!

— Да, милорд.

Она была на удивление хорошо выдрессирована. Он сам этим занимался. Битье может сделать с человеком поразительные вещи, и Оливер не гнушался этим методом воспитания. Чартрис нередко получала пощечины и подзатыльники, однако не жаловалась. Ей нужны были деньги, и она любила безделушки, на которые Оливер не скупился. Кроме того, он пообещал ей, что она будет солировать на сцене, и эта доверчивая дурочка ему поверила. Она мечтала стать звездой и не сомневалась в том, что в его власти ей в этом помочь.

Знала бы она, что Хэмптон не собирался ради нее и пальцем пошевелить…

Подойдя к Оливеру, Чартрис легонько поцеловала его в губы.

— Да, милорд?

Оливер снова подумал об Элизабет, представил себе ее обнаженной.

— Сними рубашку.

Чартрис молча подчинилась, и через секунду та уже лежала у ее ног. Теперь девушка осталась в одних белых шелковых чулках. В комнате было прохладно, и крошечные соски Чартрис затвердели.

Оливер представил себе, что это Элизабет, что это она покорно выполняет все его приказы. Закрыв глаза, он погрузил руки в гриву темно-рыжих волос Чартрис…

Пока Чартрис доводила его до умопомрачения, он представлял себе Элизабет, воображал, что вонзается в нее, и содрогнулся в экстазе. Схватив свою любовницу за плечи, он глухо застонал от наслаждения, дрожа всем телом.

Чартрис лишь улыбнулась. Несколько секунд Оливер молчал, все еще пребывая в плену грез.

А Чартрис между тем взяла со спинки кровати тонкий шелковый пеньюар и набросила его на свое стройное белое тело. Взглянув на нее, Оливер полез в карман жилета и вытащил из него маленький кошелек.

— Спасибо, Чартрис, ты хорошо потрудилась. Не сомневаюсь, что следующий твой покровитель останется тобой доволен. Естественно, благодарить за это он должен меня. Ну а если ты еще чему-нибудь выучишься, тебе вообще цены не будет.

И он протянул ей кошелек.

Чартрис подозрительно взглянула на него:

— Что это? О чем вы говорите?

— Я говорю о том, Чартрис, что нам пора расстаться. Этих денег тебе хватит на несколько месяцев, пока ты не найдешь себе другого покровителя.

Девушка взглянула на кошелек, потом на Оливера:

— Значит, вы пришли сюда с намерением избавиться от меня? Вы попользовались мной как шлюхой, а теперь вышвыриваете вон за ненадобностью?

Оливер нахмурился. Ему не понравился ее тон. Он уже и раньше предупреждал ее, чтобы не разговаривала с ним так.

— Я тебе сказал, что больше не нуждаюсь в твоих услугах. Можешь искать себе кого-то другого.

Лицо девушки покрылось красными пятнами;

— Кого-нибудь другого? Но мне не нужен кто-то другой! Мне нужно то, что вы мне обещали! Вы говорили…

— Я помню, что я тебе говорил. А теперь говорю совсем другое и советую тебе мне не прекословить.

Но Чартрис уже не способна была рассуждать здраво. Схватив увесистый кошелек, она, размахнувшись, швырнула им в Оливера. Удар пришелся по голове.

— Ну уж нет! Ты от меня так просто не отделаешься! Я получу обещанное!

Сжав кулаки, Хэмптон шагнул к своей любовнице:

— Я думал, что научил тебя послушанию, научил безропотно мне подчиняться, оказывается, нет!

Влепив Чартрис увесистую пощечину, он швырнул девицу на кровать.

Ее красное от злости лицо внезапно побледнело.

— Не трогай меня! — взвизгнула она. — Оставь меня в покое!

— Здесь не ты распоряжаешься, а я!

Схватив Чартрис за ворот рубашки, Оливер рванул ее на себя и ударил — раз, другой, третий. Из рассеченной губы девушки потекла кровь. Удовлетворенно хмыкнув, Оливер снова швырнул Чартрис на кровать.

— Ладно, ты выиграл, — прошептала она. — Не бей меня больше. Оставь деньги и уходи.

Но было уже слишком поздно. Злость, обуявшая Хэмптона, вновь пробудила в нем желание, и он решил напоследок еще раз овладеть своей любовницей. Заломив ей руки, он рывком перевернул ее.

— Я думал, ты умнее, моя милая!

Чартрис взвизгнула, попыталась что-то сказать, но Оливер еще сильнее стиснул ее руки, и она, морщась от боли, замолчала. Раздвинув ей ноги коленом и не тратя времени на ласки, Оливер грубо вошел в нее. Чартрис взвизгнула от боли, отчего Оливер распалился еще сильнее.

— Ах ты, дурочка, — насмешливо проговорил он, вонзаясь в нее еще и еще раз. — В следующий раз будешь знать, как со мной пререкаться!

Наконец он закончил свое дело, отдышался, встал, застегнул брюки и направился к двери, не обращая внимания на свою рыдающую любовницу.

— Завтра чтобы ноги твоей здесь не было, — бросил он на прощание.

Глянув через плечо на распростертую на кровати несчастную обманутую девицу, он поднял с пола кошелек, сунул его в карман жилета и вышел за дверь.

Элизабет рано отправилась спать. Сегодня вечером должна вернуться тетя Софи, а она была совсем не готова с ней встретиться, поскольку понятия не имела, что ей сказать.

Долго ворочалась Элизабет в постели, пока наконец не заснула. Проснулась она перед рассветом. Машинально провела рукой по постели рядом с собой, где обычно лежал Николас. Его рядом не оказалось. И в ту же секунду Элизабет вспомнила о том, что Николас потерян для нее навсегда, что никогда больше не будет он лежать с ней рядом, и последние остатки сна улетучились.

Элизабет зарыдала горько, отчаянно, сотрясаясь всем своим хрупким телом. Она рыдала долго, в течение, казалось, нескольких часов. Подушка уже вся промокла от слез, однако облегчения не наступало.

Внезапно Элизабет почудилось, что на стуле рядом с кроватью кто-то сидит. Приглядевшись, она поняла, что это тетя Софи. Старушка с жалостью смотрела на нее.

— Что случилось, детка? — участливо спросила она. — Я никогда не видела, чтобы ты так плакала. Что такого ужасного произошло в мое отсутствие?

Элизабет медленно села и прерывисто вздохнула. Тетя Софи раскрыла объятия, и Элизабет не мешкая прижалась к ее груди.

— Ох, тетя Софи… Мне хочется только одного — умереть! — На секунду ей показалось, что сердце ее не выдержит и разорвется от горя, однако, взяв себя в руки, Элизабет мужественно продолжала: — Он не любит меня, тетя Софи! Он больше не хочет быть со мной. О Господи! Мне нужно было сразу догадаться, что этим кончится.

Старушка ласково погладила племянницу по спине.

— Твой Николас — мужчина суровый и, как мне кажется, храбрый.

— Я его ненавижу!

— Ты его любишь.

Горло Элизабет сжалось.

— Да, я его очень люблю.

Тетя Софи продолжала нежно гладить Элизабет.

— Значит, твой Николас говорит, что не любит тебя и хочет, чтобы ты вышла замуж за другого? Для человека, который тебя не любит, он ведет себя чрезвычайно благородно.

Элизабет выпрямилась от неожиданности и, прерывисто вздохнув, спросила:

— Благородно? Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что лорда Рейвенуорта скорее всего ждет виселица. Друзей у него немного, и он очень нуждается в тех, что еще остались. Он сидит за решеткой и вдруг гонит от себя единственную женщину, которая может поддержать и успокоить его. Знаешь, почему он это делает? Чтобы оградить от боли, которая ждет тебя, если ты останешься с ним.

Элизабет лишь покачала головой:

— Он меня не любит. Он сказал мне, что даже не знает, что такое любовь.

Тетя Софи вытерла со щек Элизабет слезы.

— Быть может, в том-то все и дело. Наверное, лорд Рейвенуорт не в состоянии распознать любовь среди прочих чувств.

Сердце Элизабет сжалось.

— О чем это вы говорите, тетя Софи?

— Я просто хочу тебе напомнить, что, до того как все это произошло, его светлость пошел на самые крайние меры. Он отказался от бесценных фамильных драгоценностей, собирался развестись с женой, хотя в результате этого от него отвернулось бы все высшее общество. И на все эти жертвы он пошел ради тебя. Может быть, он и сейчас приносит себя в жертву?

В груди Элизабет начала зарождаться надежда.

— Так вы… считаете, что он меня обманул, сказав, что не любит?

— Я считаю, что он старается оградить тебя. Для такого человека, как его светлость, любовь — дело нелегкое. Ему может потребоваться время, чтобы понять, какие именно чувства он испытывает. Но на самом деле он тебя любит, и я не думаю, что он может быть счастлив, если ты выйдешь замуж за кого-нибудь, кроме него самого.

Элизабет задумалась. Неужели это возможно? Очень может быть. Как раз в духе Николаса: считать себя суровым и бесчувственным, а на самом деле быть ласковым, любящим и легкоранимым.

— Я не хочу выходить замуж за Дэвида Эндикотта, — проговорила она.

— В таком случае я предлагаю тебе попробовать освободить его светлость из тюрьмы, чтобы вы вдвоем могли подумать над тем, что делать дальше.

В душе Элизабет вспыхнула надежда. Николас делал все от него зависящее, чтобы защитить ее. Она нравится ему, это точно. А что, если он и в самом деле ее любит? С уверенностью, конечно, этого нельзя сказать, но вдруг это правда?

Элизабет прерывисто вздохнула. Она любит его и надеется, что он отвечает ей взаимностью. Надежда, как говорится, умирает последней.

— Вы правы, тетя Софи. Николас нуждается в моей помощи. А значит, я обязана ему помочь.

Откинув одеяло, Элизабет встала. Рассвет еще не наступил. Слуги мирно почивали в своих постелях, но Элизабет была для этого слишком взвинчена.

— Я должна подумать, тетя Софи. Я должна подумать, как его освободить.

— Вот это другое дело. А я пока пойду на кухню, разожгу плиту и приготовлю нам по чашке чаю.

Благодарность захлестнула Элизабет. Тетя Софи всегда оказывалась рядом с ней в трудную минуту. Протянув руку, Элизабет взяла пеньюар, в сотый раз перебирая слова, которые сказал ей Николас. Ей припомнилось выражение его лица в ту минуту, когда он их говорил. Оно было сведено судорогой боли, которую Николас тщетно пытался скрыть. Тогда Элизабет подумала, что это ей показалось.

Но под новым углом зрения все стало выглядеть иначе. Тетя Софи права. Может быть, Николас ее еще не любит, но он к ней небезразличен и очень в ней нуждается.

И она его ни за что не бросит.

Глава 23

Сидя на софе в гостиной, Элизабет читала последний выпуск «Лондон кроникл». Руки ее тряслись, буквы прыгали перед глазами.

На секунду зажмурившись, она прерывисто вздохнула и положила газету на возвышавшуюся перед ней стопку печатных изданий. Все они посвятили первую полосу жестокому убийству графини Рейвенуорт, и все сходились во мнении, что преступник не кто иной, как муж графини, Николас Уорринг, девять лет назад уже совершивший одно убийство.

Элизабет вытерла слезы, надеясь, что тетя Софи их не заметит. В последнее время она, похоже, только и делает, что плачет.

— Они его повесят, тетя Софи! — воскликнула она. — Даже если не найдут доказательств его вины, все равно повесят!

Тетушка накрыла дрожащую руку Элизабет своей пухлой ладонью.

— Ты не должна терять надежды, моя дорогая. Сэр Реджинальд далеко не уверен в печальном исходе дела, да и мистер Мути с мистером Суоном, быть может, выяснили что-нибудь ценное. Вот вернутся они, расскажут нам, что обнаружили, тогда и будем думать, как жить дальше.

Дело было в том, что два дня назад Элизабет обратилась к верным друзьям Николаса за помощью.

— Мы должны выяснить, кто убил Рейчел Уорринг, — сказала она им. — Скорее всего это Оливер Хэмптон или виконт Кендалл. Если это виконт, то вполне вероятно, что фамильное ожерелье Рейвенуортов находится у него.

— Это точно, — согласился Элиас. — Тот, у кого оно находится, наверняка и есть убийца.

Тео ухмыльнулся:

— Если вы попросите меня обыскать дома обоих джентльменов, я с радостью соглашусь. Давненько я уже не занимался своей основной профессией, однако навыка наверняка не потерял.

— Только будьте предельно осторожны, — предостерегла их Элизабет. — Если вас поймают, то засадят в тюрьму, как Ника. Я бы ни за что не стала вас об этом просить, если бы сумела придумать какой-то другой способ отыскать убийцу.

— Не беспокойтесь, — проговорил Элиас. — Когда-то мы с Тео были лучшими домушниками. Ловкач Джек нам в подметки не годился. Один раз только совершили ошибку, которая стоила нам семи лет каторги, однако получили хороший урок. Мы ни за что не возвратились бы к старому, если бы не наш Ник.

«Наш Ник…» Ради Николаса они вчера рисковали своими жизнями, однако безрезультатно…

Прерывисто вздохнув, Элизабет повернулась к тете:

— Они обыскали дома Оливера Хэмптона и Кендалла, но ничего не нашли. По крайней мере ничего такого, что могло бы помочь доказать невиновность Николаса.

Намотав последний кусок веревки, которую она в очередной раз где-то подобрала, на лежавший у нее на коленях толстый клубок, тетя Софи отложила работу в сторону.

— А они уверены, что все осмотрели?

— Они даже сумели открыть сейф в доме лорда Бэс-комба. В нем лежали украшения и большая сумма денег, но ожерелья там не было. У лорда Кендалла они его тоже не обнаружили. — Элизабет порывисто прижала руки к груди. — Я знаю, что это Бэскомб! Чувствую, что это его рук дело!

Она подошла к камину и поглядела на пляшущие язычки пламени. Мысли ее вновь вернулись к Николасу. В памяти всплыли его жестокие слова: «Ты мне небезразлична, но я тебя не люблю. Выходи замуж за Эндикотта». Элизабет пыталась убедить себя, что Николас так на самом деле не думает, однако полной уверенности в этом у нее не было, да и откуда ей взяться. В камине затрещали угли, и Элизабет вздрогнула.

— Бэскомб сделал это, чтобы убрать Николаса с дороги и отомстить за смерть брата, — добавила она.

— Я все больше начинаю ненавидеть этого человека, — заметила тетя Софи.

— Этот негодяй упрям как осел. Если уж вбил себе в голову, что должен получить что-то, ни за что от своего не отступится.

Тетя Софи нахмурилась:

— И все-таки мы непременно должны вывести его на чистую воду.

В этот момент в дверь гостиной тихонько постучали, и Элизабет пошла открывать.

Она распахнула тяжелую дубовую дверь, и в комнату вошли Элиас и Тео.

— Добрый вечер, мисс, — поздоровались они.

Элизабет в ответ улыбнулась. Она волновалась, однако была полна решимости.

— Спасибо за то, что пришли, и за то, что целых две ночи рисковали своими жизнями, хотя и безрезультатно.

— Ник бы сделал для нас то же самое, — заметил Элиас. — Я обязан ему жизнью и до конца дней своих этого не забуду.

— А мне он дал работу, когда никто никуда не хотел меня принимать, — добавил Тео. — Если бы не он, пришлось бы мне снова идти воровать.

С порога донесся женский голос, чистый и громкий:

— Наш Ник приютил нас. Его дом стал нам нашим домом. Мы сделаем для него все, что угодно.

Это была Мерси Браун, которая незаметно вошла в гостиную и слышала предыдущий разговор. У Элизабет стало легче на душе. Какое счастье, что у Николаса такие верные друзья. Интересно, относит ли он и ее к их числу?

Она знаком попросила Элиаса, чтобы он закрыл дверь.

— Ну хорошо. — Подойдя к софе, Элизабет взяла со стоявшего рядом стола газету. — Я знаю, что никто из вас не умеет читать, так что просто расскажу вам, о чем здесь пишут. А пишут они о том, что лорд Рейвенуорт убил свою жену. Причем так, словно вина его уже доказана. Им все равно, какова правда, главное, чтобы газеты лучше раскупали. Теперь благодаря этим заметкам в вину Николаса поверят все. Лорда Рейвенуорта будут судить в палате лордов, и он скорее всего будет осужден. Лорды, как и все прочие жители города, наверняка убеждены в его виновности.

— А как же хваленый адвокат Николаса? — спросила Мерси. — Почему он не может его защитить?

— Я уверена, что сэр Реджинальд делает все от него зависящее, но против лорда Рейвенуорта слишком много улик. Так что похоже, его все-таки повесят, — проговорила Элизабет, хотя эти слова дались ей с трудом.

В комнате воцарилось гробовое молчание. Элизабет пристально оглядела собравшихся. Лица у всех были мрачные. Единственная, кого Элизабет намеренно не позвала в гостиную, была леди Маргарет. Ей незачем было знать о том, что задумала Элизабет. Мэгги и так чрезвычайно тяжело переживала ходившие по городу сплетни, а идея Элизабет вызовет их новый всплеск. Но ничего не поделаешь. Если они хотят, чтобы Николас остался жив, ничего другого им не остается.

— Вы собрали нас здесь для того, чтобы что-то предложить, — заметил Элиас, первым нарушив тишину. — Давайте выкладывайте, что вы задумали.

Элизабет глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться, и, тщательно подбирая слова, проговорила:

— Я вижу два способа спасти Николаса. Мы должны найти настоящего убийцу и тем самым доказать, что он невиновен, или Николас должен бежать из страны. Ему тяжело в тюрьме. Думаю, он не разрешит сэру Реджинальду тянуть с судом. Это означает…

— Вы хотите сказать, что у нас мало времени, — перебил ее Элиас.

— Я хочу сказать, что судебное заседание может начаться уже на следующей неделе. А когда оно начнется, камера, в которой находится Ник, будет под неусыпным надзором/и сбежать он не сможет.

Тео поднял голову.

— Бежать? Вы хотите сказать, мисс, что мы должны устроить Нику побег?

Элизабет на мгновение запнулась, однако усилием воли взяла себя в руки. Она понимала, что требует от этих людей слишком многого, но не сомневалась в том, что сейчас это единственный способ спасти Николаса.

— Я хочу сказать, что мы должны вызволить его светлость из Ньюгейтской тюрьмы.

Снова воцарилось молчание. Тетя Софи принялась машинально обмахиваться большим мотком веревки, не замечая того, что делает.

Не сводя с лица Элизабет пристального взгляда, Тео хмуро проговорил:

— Я был там, мисс. Вырваться из этой темницы будет не так-то просто.

— Согласна. Но у меня есть план, который, как мне кажется, может сработать. Загвоздка в том, что мне понадобится ваша помощь.

На лице Элиаса сначала появилась робкая улыбка, а через несколько секунд он уже ухмылялся во весь рот.

— А ведь мисс Вулкот права! Мы должны вызволить Ника из тюрьмы. Нужно было мне самому до этого додуматься.

Тео расхохотался:

— Верно говоришь, Элиас! Можете на меня рассчитывать, мисс.

— И на меня тоже, — сказала Мерси. — После того как мы освободим Николаса, ему нужно будет где-то укрыться. У меня есть кузен. Он хозяин одной таверны. Мы можем спрятать Николаса прямо под носом властей.

Элизабет забрезжила надежда. Какое счастье, что у Николаса такие верные друзья!

— Спасибо вам всем, — проговорила она. — Вы даже представить себе не можете, как я вам благодарна!

Интересно, что скажет Николас, когда они появятся у него в камере? И что он сделает, когда увидит ее? А что, если он и в самом деле хочет, чтобы она вышла замуж за другого? Если она ему просто надоела, как Десятки женщин до нее, и его единственное желание — чтобы она исчезла из его жизни и никогда больше в ней не появлялась?

Но Элизабет запретила себе об этом думать. Да и, по правде говоря, какое это имеет значение? Она любит Николаса Уорринга и твердо намерена помочь ему. А что будет после побега — решать ему.

Лежа на бугристом, жестком матраце, Ник смотрел отсутствующим взглядом на тяжелые дубовые панели, которыми были обшиты стены камеры. День клонился к вечеру, на улице было еще светло, однако Николас чувствовал себя смертельно уставшим. В тюрьме он очень плохо спал. Вот и сейчас он никак не мог погрузиться в блаженное забытье, в мир грез, в котором нет места мрачной действительности.

Но вместо этого он глядел на потолок и чувствовал себя так, будто каменные стены смыкаются, наваливаясь всей тяжестью ему на грудь.

Николас поерзал на кровати, безуспешно пытаясь устроиться поудобнее, и вспомнил Элизабет. Впрочем, он никогда и не забывал про нее. Как же он скучал по ней! Он помнил дни, наполненные миром и покоем, которые они провели вместе, помнил, как они гуляли по саду, весело смеясь, помнил ночи, пронизанные безудержной страстью. Стоило ему закрыть глаза, и он ощущал на своих губах прикосновение нежных губ Элизабет. Ему казалось, будто он вдыхает легкий запах ее духов, чувствует под руками ее гладкую кожу. Он помнил, как порой шаловливо блестели ее глаза. Как же ему хотелось вновь увидеть этот блеск!

А вместо этого он лежал на холодной жесткой койке и понимал, что Элизабет скорее всего потеряна для него навсегда.

Какой же он был дурак! Нужно было сразу догадаться, что его обвинят в убийстве Рейчел. Ведь он столько лет вкушал горькие плоды английского правосудия. Так можно ли было рассчитывать на какую-то справедливость? Конечно, нет! Как только ему сообщили об убийстве жены, нужно было сообразить, что отвечать придется ему одному, виновен он или не виновен.

Нужно было догадаться об этом и бежать.

Ник закрыл глаза, борясь с уже готовым поглотить его чувством безнадежности и отчаяния. Ведь он богат, и деньги его лежат в надежном банке. Нужно было прихватить свои сбережения и бежать при первых же признаках опасности. Да, взять с собой Элизабет, уехать куда-нибудь подальше, жениться на ней и начать новую жизнь. Но вместо того чтобы действовать, он стал ждать невероятно чего, уступив ложному чувству чести, веря в то, что справедливость восторжествует.

И из-за своей глупости он потерял Элизабет навсегда. Он сам, собственными руками толкнул ее в объятия другого. По правде говоря, для Николаса теперь не имело значения, повесят его или нет. Ему теперь было наплевать на то, будет он жить или умрет.

Ник прислонился лбом к стене, не обращая внимания на то, что холод, казалось, проникает ему в душу. Им вдруг овладела страшная усталость. Желание видеть Элизабет становилось с каждой минутой все сильнее. Элизабет… Интересно, где она сейчас, что делает? Любит ли его по-прежнему или после тех жестоких слов, которые он ей сказал, ее любовь превратилась в пепел?

А может быть, она уже с Дэвидом Эндикоттом? Что ж, где бы и с кем она ни была, это не имеет значения. Лишь бы ей не угрожала опасность.

Прошло два дня, прежде чем план был окончательно разработан. В разработке его принимали участие все друзья Ника, лучше знакомые с обстановкой тюрем, в частности, Ньюгейтской тюрьмы, чем Элизабет. От чего-то из первоначально задуманного пришлось отказаться, кое-что добавилось.

Но по одному пункту заговорщики пока что так и не смогли договориться: кто из них останется в камере вместо Николаса, позволив ему таким образом бежать.

— Конечно, должна остаться я, — настаивала Элизабет. — Если он переоденется в женскую одежду, никто ничего не заподозрит.

— Верно, — согласился Элиас, — но они ни за что не поверят, что вы не принимали участия в организации его побега. Запрут вас вместо него в камере, и дело с концом.

— Но не можем же мы оставить в камере вас, Тео или Мерси, — не сдавалась Элизабет. — Ведь у вас уже есть судимости, и, кроме того, вы еще понадобитесь в дальнейшем.

В этот момент в гостиной раздался тяжелый вздох, и все головы повернулись на этот звук.

— В таком случае полагаю, что остаюсь только я. — Тетя Софи тяжело поднялась с софы. — Вот уж кого никогда не заподозрят в пособничестве побегу, так это меня, никчемную и ни на что не годную старуху. Лорд Рейвенуорт наверняка будет выглядеть в моей одежде по-дурацки, но это пустяки. Главное то, что это, как мне кажется, единственно приемлемое решение.

Элизабет смотрела на тетю раскрыв рот. Она долго колебалась, прежде чем решилась посвятить старушку в их планы. Но поскольку Элизабет доверяла тетушке Софи и знала, что задуманное ею сопряжено с огромным риском, она посчитала справедливым, чтобы ее самая ближайшая родственница была в курсе событий.

Однако такого предложения от тетушки, хоть и отличавшейся крайней экстравагантностью, Элизабет никак не ожидала.

— Я очень благодарна вам за ваше участие, тетя Софи… — проговорила она. — Мы все вам очень признательны… но это чрезвычайно опасно. Поэтому, к сожалению, я не могу позволить вам стать соучастницей этого… гм… мероприятия. Если с вами что-то случится, я никогда себе этого не прощу.

Элизабет взглянула на Элиаса, ища поддержки, однако лицо его было непроницаемым. Перевела взгляд на Тео — он, похоже, напряженно размышлял. Поглядела на Мерси — она лукаво улыбалась.

— А что? Можно попробовать, — проговорила Мерси. — Они ни за что не догадаются, что миссис Крэбб замешана в этой истории.

Охваченная паникой, Элизабет воскликнула:

— Но мы не можем втягивать в это тетю! Вдруг что-то не получится? Что, если…

— Если что-то сорвется, — перебила ее тетя Софи, — нам всем не поздоровится. Значит, нужно сделать так, чтобы все получилось.

— Не в бровь, а в глаз! — воскликнул Тео. — Я начинаю думать, что все будет хорошо.

— Ну конечно, у нас все получится! — подхватила Мерси. — Особенно если миссис Крэбб нам поможет.

— Ну вот и славно. Значит, договорились.

Круглое лицо тети Софи зарделось от удовольствия. Элизабет так и не поняла, как ее обвели вокруг пальца, но, похоже, это произошло.

— А его светлость мы предупредим? — спросила Мерси.

Элизабет призадумалась. С одной стороны, хорошо бы предупредить, но с другой… И она отрицательно покачала головой.

— Николас наверняка попытается нас отговорить. А если мы нагрянем к нему без предупреждения, он вынужден будет пойти с нами, ведь в противном случае нам всем грозит смертельная опасность.

— Да будет так, — проговорил Элиас, и глаза его решительно сверкнули.

— Да будет так, — почти хором сказали все остальные.

Элизабет могла лишь надеяться, что так же дружно они будут действовать и в ближайшем будущем.

Мэгги сидела перед камином в гостиной брата. Тишину нарушало лишь потрескивание поленьев. Лето было на исходе. С Северного моря уже дул холодный ветер, над городом стелился туман.

В холле послышались неторопливые шаги. Наверняка Пендергасс. В этот поздний час из всей челяди только дворецкий еще не ложился спать. Вздохнув, Мэгги откинулась на спинку кресла. В доме так пусто без Николаса. Пусто и одиноко.

Мэгги взяла книгу «Беглецы в лесу» и попыталась читать, но буквы расплывались у нее перед глазами, и, как она ни старалась вникнуть в смысл прочитанного, ничего не получалось. Из соседнего дома доносились звуки музыки. Вечер был в самом разгаре. Мэгги, естественно, туда не пригласили и теперь уже никогда не пригласят. Двери великосветских салонов закрыты для нее навсегда.

Мэгги вновь вздохнула. Она не думала, что будет так скучать по шуму толпы, по разноцветью красивых нарядов, по комплиментам и знакам внимания, проявляемым к ее скромной персоне… Смех, музыка, танцы, веселье, в которых по возвращении из монастыря Мэгги не испытывала недостатка, возродили ее к жизни. Она чувствовала себя так, словно начинает расцветать, вновь познавая радости, которых так долго была лишена. И вот великосветское общество во второй раз безжалостно выбросило ее из своих рядов.

Однако не людское презрение и перешептывания угнетали Мэгги больше всего. Было и еще кое-что, в чем она боялась признаться даже самой себе. Она влюбилась в Эндрю Саттона. Но как было в него не влюбиться? Красивый, обаятельный, и вместе с тем в нем ощущался какой-то внутренний стержень. Мэгги этот человек показался надежным и честным, и она решила, что может ему доверять.