Южная трилогия - Грешные обещания

Остановились они в уединенной рощице вдалеке от узкой, заросшей и едва различимой дороги, по которой ехали. Костра разводить не стали, а лошадей стреножили и оставили пастись в укромном месте под деревьями. Бандиты спали по очереди: сначала один, потом другой, и бодрствовавший не спускал с Элизабет глаз.

Как Элизабет ни устала, заснуть она не могла, то и дело мысленно возвращаясь к дню, когда Оливер Хэмптон подкараулил ее в отцовском кабинете. Он чуть не изнасиловал ее тогда, хотя сам он вряд ли так считал. Но как иначе можно назвать его поведение? Повалил на софу, впился в губы своим слюнявым ртом и, пытаясь задрать юбку, все шарил и шарил своими противными влажными руками…

Хотя с того дня прошло немало времени, всякий раз, вспоминая об этом эпизоде, Элизабет чувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Она понимала, что на сей раз Хэмптон не станет с ней церемониться и не будет дожидаться, когда она снова сбежит. Он ее изнасилует, после чего она будет вынуждена выйти за него замуж.

Если не произойдет какого-нибудь чуда, послезавтра она уже будет миссис Оливер Хэмптон, графиня Бэскомб. Для другой женщины это означало бы осуществление самой заветной мечты, для Элизабет же — начало бесконечного кошмара. ***

Рассвет еще не наступил, когда бандиты снова отправились в путь. Элизабет была по-прежнему в одной ночной рубашке, и ее трясло от холода. Там, где голые ноги терлись о жесткое кожаное седло, кожа оказалась содрана, и девушка мучилась от тупой непрекращающейся боли. Руки Элизабет были по-прежнему связаны за спиной, коса расплелась, и волосы лезли в глаза и рот.

Вскоре после полудня похитители сделали еще один привал, чтобы отдохнуть, напоить лошадей и перекусить. Элизабет съела яблоко и маленький кусочек сыра, но и эта скудная пища не пошла впрок. Челюсть нещадно болела от удара бородатого бандита, и, взглянув в ручей на свое отражение, Элизабет заметила, что на скуле расплывается уродливый багровый синяк.

— Пора в путь, — проговорил тощий, которого звали Натан, и, взглянув на Элизабет, ухмыльнулся. — Не дело заставлять его светлость слишком долго ждать свою невесту.

— Никакая я ему не невеста! — упрямо бросила Элизабет. Она успела немного прийти в себя и теперь решила показать этим наемным головорезам, что не такая уж она безропотная овечка, какой они ее считают. — А вы, похитив меня, нарушили закон. На вашем месте я бы меня отпустила, иначе не сносить вам головы. Я непременно позабочусь о том, чтобы вас упекли в тюрьму!

Эта гневная тирада вызвала у бандитов взрыв смеха. Тощий восторженно захлопал себя по ляжкам, а рыжеволосый довольно хмыкнул:

— А будь мы на твоем месте, мы бы помалкивали. Вот как ляжешь в постель к своему муженьку, тогда и поговоришь.

Хрустнула веточка, и все трое обернулись на шум. На поляну вышел высокий мужчина.

— По-моему, дама права, — проговорил он ледяным тоном. — Вы нарушили закон, и если не полные идиоты и хотите жить, то сейчас встанете и будете стоять тихо-тихо, не делая резких движений. — И он наставил на бандитов два пистолета, которые держал в обеих руках.

О Господи! Николас! У Элизабет от радости сердце готово было выпрыгнуть из груди. Но откуда он взялся? И как, интересно знать, он их нашел?

— Вот черт! — воскликнул Натан.

Чарли поднял здоровую руку вверх и в сердцах сплюнул на землю.

— Ты… — Николас ткнул пистолетом в сторону тощего бандита. — Развяжи девушку, да смотри поосторожнее, а потом отойди от нее.

Натан с энтузиазмом бросился к Элизабет, которая вся дрожала, и, скинув с нее покрывало, трясущимися руками принялся развязывать веревку. Как только веревка упала к ногам Элизабет, бандит отступил на шаг, как велел ему Рей-венуорт.

— Молодец, — похвалил его граф. — А теперь бери веревку и связывай своего дружка.

Рыжебородый грязно выругался, а Натан стал выполнять приказ Николаса: сначала связал Чарли руки, потом принялся за ноги.

Только когда бандит был связан, Николас в первый раз взглянул на Элизабет, стоявшую в одной ночной рубашке, с растрепанными волосами, багровым синяком на скуле и дрожавшую от холода и всего пережитого.

— С вами все в порядке? — спросил он, грозно нахмурив черные брови.

— Д… да, все в порядке. Они мне ничего не сделали.

— Идите сюда, — ласково проговорил Николас.

Элизабет послушно подошла к нему и, остановившись рядом, с удивлением почувствовала на талии его руку. Он притянул Элизабет к себе и, нахмурившись и плотно сжав губы, принялся рассматривать синяк.

— Сможете связать второго? — спросил он ее.

Элизабет кивнула:

— Думаю, что справлюсь.

Взяв веревку, она пошла к Натану. Как только она его связала, Николас сунул пистолеты за пояс брюк и подошел к Элизабет. Подхватив на руки, он бережно прижал ее к своей груди.

— Мне ужасно жаль, что так произошло. Как бы мне хотелось вовремя оказаться на их пути!

Прильнув к нему, Элизабет думала о том, что впервые за последнее время чувствует себя в полной безопасности.

— Вы и оказались на их пути. Как бывало уже не раз.

Усадив Элизабет в седло, Николас подошел к дереву, взял шелковое покрывало и, тщательно укутав девушку, вскочил в седло позади нее.

— Вы уверены, что с вами все в порядке? Они… не позволяли себе никаких вольностей?

Элизабет покачала головой:

— Нет. Думаю, они знали, что Бэскомб их за это убьет.

— Только на это я и надеялся.

И Николас пришпорил жеребца.

— Эй! — крикнул ему вдогонку Чарли. — Вы что же, так нас и оставите?

Николас улыбнулся зловещей улыбкой:

— Не волнуйся, ненадолго. При первой же возможности пришлю за вами обоими констебля. Он будет счастлив развязать вас и отправить в тюрьму.

— Да подождите вы! — взмолился тощий бандит. — Мы же ей ничего плохого не сделали. Обращались с ней нежно и бережно.

Бросив взгляд на синяк, красовавшийся на щеке Элизабет, Николас покачал головой:

— Недостаточно бережно, мой друг. Недостаточно.

Лошадь понеслась галопом, и Элизабет невольно откинулась на грудь Николаса. Она чувствовала себя в кольце его сильных рук как дома. Его теплое дыхание согревало ей щеку, биение сердца странным образом успокаивало.

— Спасибо, что приехали мне на выручку, — проговорила она и почувствовала, как он еще крепче прижал ее к себе.

— Который из них вас ударил?

Обернувшись, Элизабет взглянула Николасу прямо в глаза.

— А что? Ведь это не имеет никакого значения.

~ Нет, имеет.

Элизабет удивил его суровый тон.

— Я спала, — проговорила она, — и не знаю, кто из них меня ударил.

На самом деле Элизабет прекрасно помнила, что это был Чарли. Она никогда не забудет его огромную волосатую ручищу. Однако рассудив, что на долю Николаса выпало уже немало приключений, решила солгать.

Губы Николаса скривились в усмешке:

— Ну что ж, в таком случае придется отхлестать их обоих.

Элизабет снова повернулась к нему:

— Пусть с ними разбирается констебль. К чему вам лишнее беспокойство? Прошу вас, Николас, отдайте их в руки правосудия. Если не ради себя, то хотя бы ради меня.

— Ради вас я пойду на что угодно, моя хорошая, но не могу позволить этим подонкам безнаказанно избивать вас.

— Но…

— А теперь помолчите и отдохните немного. До того как мы сможем остановиться на ночлег, нам с вами предстоит еще долгий путь.

Элизабет послушно закрыла глаза и, покачиваясь в такт бегу крупного черного жеребца, еще крепче прижалась к теплому мускулистому телу Николаса. Ей было спокойно и уютно в его объятиях. Вскоре усталость взяла свое. Не прошло и часа, как Элизабет погрузилась в сон.

Николас отвел с лица Элизабет тяжелые пряди темно-рыжих волос. Она спала в его объятиях, измученная выпавшими на ее долю невзгодами. Каждый раз, когда взгляд Николаса падал на багровый кровоподтек на щеке Элизабет, его охватывала бешеная ярость. В тот момент, когда он увидел ее, связанную, на поляне, он готов был избить похитивших ее подонков до полусмерти, и лишь беспокойство за Элизабет помогло ему удержать себя в руках.

Николас пригладил волосы девушки, ощутил на своей руке ее ровное дыхание. Элизабет спала, доверчиво прильнув к его груди. И, несмотря на страшную усталость, Николас почувствовал нарастающее желание. По правде говоря, оно охватило его уже в тот момент, как он увидел Элизабет на поляне.

И сейчас Николас испытывал адские муки. Он знал, что Элизабет никогда не будет ему принадлежать, что меньше чем через две недели она уедет.

Господи, как же он будет по ней скучать!

Николас еще крепче прижал ее к себе, вдыхая исходящий от нее пленительный аромат и наслаждаясь восхитительной нежностью ее тела. Элизабет никогда не будет его женщиной, и самое лучшее, что он может для нее сделать, — это поскорее выдать ее замуж за хорошего, порядочного человека, чтобы защитить от домогательств Оливера Хэмптона.

От такого вывода настроение Николаса стало еще более мрачным.

Сквозь сон Элизабет услышала какие-то голоса и открыла глаза. Обхватив своими сильными руками за талию, Николас бережно снял ее с лошади, и в ту же секунду босые ноги Элизабет коснулись булыжников, которыми была вымощена мостовая постоялого двора.

Вручив поводья розовощекому молодому конюху, Рейвенуорт проговорил:

— Акбар за последние два дня очень устал. Накорми его хорошенько и вытри досуха. Получишь за труды лишнюю монетку.

— Слушаюсь, милорд.

И, ласково погладив Акбара по морде, парнишка повел его на конюшню, находившуюся на заднем дворе.

— Остановимся здесь на ночь, — пояснил Николас Элизабет. — Нам с вами обоим нужно хорошенько выспаться. Если мы отправимся в путь рано утром, то завтра еще задолго до наступления темноты будем в Рейвенуорт-Холле.

Элизабет молча кивнула. С одной стороны, ей хотелось поскорее очутиться дома, а с другой — хотелось ехать и ехать. За всю дорогу Элизабет с Николасом останавливались лишь один раз. Произошло это на окраине деревушки, расположенной неподалеку от того места, где они оставили связанных бандитов. Там жил констебль — высокий человек с желтоватым, нездоровым цветом лица по имени Рэгсдейл, обещавший проследить за тем, чтобы бандитов арестовали. Ник же обещал ему вернуться, как только доставит Элизабет домой.

Поплотнее запахнувшись в покрывало, Элизабет отошла в тень, надеясь, что ее никто не заметит. Из бара доносились громкие голоса, время от времени слышались взрывы смеха. Начал накрапывать дождик, в воздухе потянуло прохладой. Элизабет казалось, что у нее болит каждая мышца, и она была рада тому, что им предстоит такой долгий — целая ночь! — отдых, а еще больше тому, что она проведет с графом еще немного времени.

Глупо, конечно, но в тот момент, когда он вышел на поляну, у Элизабет сердце запело от радости. Он приехал за ней! Она знала, что он приедет! Господи, какое счастье!

Теперь отпали последние сомнения: она любит Николаса Уорринга. Любит отчаянно, безгранично и безнадежно, и ничто не может этого изменить.

Элизабет представила себе его красивое смуглое лицо, подумала о всей безнадежности ситуации, в которую попала, и вспомнила о маме, умершей шесть лет назад. Внешне Элизабет была очень похожа на нее: такие же темно-рыжие волосы, такая же стройная фигура, однако на этом их сходство кончалась. В то время как Элизабет страстно любила жизнь и старалась насладиться каждым прожитым днем, Изабелла никогда не была счастлива.

Ее насильно выдали замуж за Генри Вулкота, который был на двадцать лет старше, и она никак не могла примириться с судьбой. С шестнадцати лет она была влюблена в другого.

«Для меня никого, кроме него, не существует, — призналась она как-то Элизабет. — Я всегда его любила и буду любить».

Элизабет ясно припомнила тот теплый летний полдень, когда они с мамой сидели на берегу маленького ручейка, протекавшего позади их просторного каменного дома.

«Всегда прислушивайся к тому, что говорит тебе твое сердце, — продолжала мама, глядя на Элизабет полными слез глазами. — Выходить замуж нужно только по любви. Не стоит жить на свете, если тебе не суждено быть с любимым человеком».

Говоря это, Изабелла, похоже, не кривила душой. Она покончила жизнь самоубийством холодным осенним утром, когда получила известие о том, что ее возлюбленный, капитан пятого драгунского полка Эрик Блэкстоун, погиб в сражении на континенте.

Элизабет пришлось одной носить траур по маме. Отец, одинокий, всеми покинутый человек, не справился с горем и сошел в могилу вслед за женой.

Элизабет вздохнула, думая о прошлом. Похоже, как это ни прискорбно, ее вскоре постигнет печальная участь матери. Ей придется стать супругой нелюбимого человека, а тот, к кому она стремится всем сердцем, никогда ей не достанется.

Ник положил на стойку перед седовласым хозяином постоялого двора несколько монет.

— Сейчас мы устроим вас по высшему разряду, милорд, — проговорил тот. — Не пожалеете, что заехали к нам.

И, смахнув со стойки монеты, помчался отдавать необходимые распоряжения.

Направившись к входной двери, Николас окинул взглядом стройную фигурку Элизабет. Она стояла в тени у стены, и его пронзило острое чувство вины. Девушка показалась ему маленькой, несчастной, всеми покинутой. Из-за этого мерзавца Бэскомба ее среди ночи вытащили из постели двое подонков, и целых два дня, претерпевая всяческие лишения, она оставалась в их власти. Как же он ненавидел этого негодяя!

Ник сжал зубы с такой силой, что на скулах заиграли желваки. Если его план удастся, Бэскомба постигнет та же участь, что и его никчемного брата, и Элизабет будет спасена. Быть может, на этот раз власти вступятся за бедную девушку, и граф прекратит свои гнусные преследования. Впрочем, Ник сильно в этом сомневался, Как ему рассказывал Сидни, Оливер Хэмптон обладает большими связями, с этим нельзя не считаться. Так что скорее всего местные стражи порядка ничего не смогут с ним поделать.

Снова взглянув в ту сторону, где стояла Элизабет, Ник заставил себя улыбнуться, стараясь не думать о том, как она хороша, даже с растрепанными волосами и чумазыми щеками.

— Хозяин постоялого двора отдал нам последние свободные комнаты, — проговорил он, подходя к Элизабет. — Очевидно, располагаются они над кухней. Думаю, ничего особенного они собой не представляют, но по крайней мере там будет тепло.

Элизабет улыбнулась ему в ответ, и у Ника сердце замерло в груди.

— Я не сомневаюсь, что комнаты просто великолепные.

Кухня находилась в отдельном кирпичном здании, располагавшемся в самом дальнем конце постоялого двора. Кутаясь в грязное покрывало в надежде, что оно скроет измятую, всю в грязных пятнах рубашку, Элизабет поднялась вслед за графом по лестнице и открыла дверь.

Комнаты и в самом деле оказались вполне приемлемыми. У камина, в котором весело потрескивали поленья, стояли два стула и грубо отесанный стол. На прикроватной тумбочке в оловянном подсвечнике горела наполовину оплывшая свеча. На кровати лежал бугристый, набитый сеном матрац, поверх него — толстенная перина, покрытая чистой муслиновой простыней, и яркое стеганое одеяло. Похоже, несколько монет сверх обычной платы сделали свое дело.

— По-моему, хозяин превзошел сам себя, пытаясь устроить нас поудобнее, — заметил Ник. — Утром я раздобуду вам какую-нибудь более подходящую одежду.

В этот момент шелковое покрывало начало соскальзывать с плеч Элизабет. Взгляд графа, последовав за ним, прошелся по ее груди — двум изящным вздымающимся бугоркам, увенчанным у самой вершины темными кругами, просвечивавшими сквозь тонкую белую хлопковую ткань.

У Николаса пересохло в горле, и он поспешно отвел взгляд.

— Мне до смерти надоело ходить в ночной рубашке, — заметила Элизабет. — Я была бы вам очень благодарна, если бы вы смогли раздобыть мне хоть какую-то одежду.

Ник кивнул, и в ту же секунду его посетила непрошеная мысль: больше всего на свете ему хотелось бы увидеть Элизабет в своей постели без этой дурацкой ночной рубашки и вообще без одежды.

Он попытался переключиться на что-нибудь другое, однако безуспешно. В этот момент в дверь тихонько постучали, и Ник был этому только рад.

— Я приказал принести воды для ванны, — пояснил он и, бросив взгляд через плечо, добавил: — Похоже, мое пожелание выполнили.

Он подошел к двери и распахнул ее, и тотчас же в комнату вошли конюхи и работники кухни с двумя ваннами, наполненными теплой водой. Одну ванну они поставили в первой комнате, другую отнесли в следующую. Комнаты были смежными и занимали большую часть чердачного помещения над кухней.

Ник смущенно взглянул на дверь, соединявшую комнаты.

— К сожалению, более удобного помещения я подобрать не смог. Только эти комнаты оставались свободными.

Однако Элизабет, похоже, это ничуть не смущало.

— Комнаты просто великолепные, милорд, — заметила она.

Поставив ванны, молодые люди направились к двери. Когда они проходили мимо Ника, он сунул каждому из них по монетке. Затем появилась девушка с подносом, на котором стояли блюда с холодным вареным мясом, картошкой, сыром, ржаным хлебом из муки грубого помола и двумя бутылями вина. Все это она разделила поровну и поставила в обеих комнатах на столы.

Направляясь к двери и соблазнительно покачивая бедрами, девушка одарила графа кокетливой улыбкой. Однако ее старания вызвать к себе интерес не увенчались успехом: взгляд Николаса по-прежнему был прикован к двери, разделявшей комнаты.

— Вы можете закрыться на замок, тогда вам нечего будет бояться, — заметил он.

Элизабет улыбнулась:

— Я вас не боюсь, милорд. Я ведь вам уже это говорила.

Ник снова с тоской посмотрел сквозь распахнутую дверь в сторону кровати, потом на Элизабет, бегло скользнув взглядом по ее растрепанным темно-рыжим волосам, по лицу, груди, босым ногам. Как же ему хотелось сорвать с нее эту проклятую ночную рубашку, отбросить ее в сторону и ласкать скрывавшиеся под ней восхитительные груди! Как же он жаждал прильнуть губами к ее стройным босым ногам!

— Наверное, вы правы, — проговорил он охрипшим голосом, ненавидя себя за эти мысли. — Это я должен бояться.

И, бросив на Элизабет последний взгляд, повернулся и решительно зашагал к двери, в которой ему предстояло провести ночь.

Ник понимал, что для него эта ночь будет длиться вечно. Вряд ли ему удастся сомкнуть глаза, когда Элизабет находится от него так близко и в то же время так далеко.

Элизабет смотрела, как Николас уходит — высокий, стройный и необыкновенно красивый даже в запыленном костюме для верховой езды. Вот он скрылся за дверью, и Элизабет тотчас же стало грустно. За несколько коротких часов она уже успела привыкнуть к его ласковым и сильным рукам, надежной груди. Она любила его, хотя и понимала, что это глупо, что ничего, кроме горя, эта любовь ей не принесет.

Если в своих чувствах Элизабет уже определилась, то в чувствах Николаса она не была уверена. И в самом деле, как он относится к ней?

Не обращая внимания на то, что на подносе лежит сытная еда, а живот подводит от голода, Элизабет подошла к ванне, над которой поднимался парок. Покрывало полетело на пол, а вслед за ним и грязная ночная рубашка. Чистая же вместе с расческой и щеткой лежала на краешке кровати, и Элизабет мысленно поблагодарила Николаса за заботу.

Он заботится о ней — значит, в какой-то степени она ему небезразлична.

Элизабет вспомнила, каким взглядом окинул ее Николас с головы до ног, прежде чем выйти из комнаты.

То, что она вызывает у него желание, — это ясно, да он этого и не скрывает. Однако Элизабет казалось, что во взгляде его она прочла не только желание, а нечто большее, гораздо большее.

Вздохнув, она погрузилась в воду, чувствуя приятное тепло и надеясь, что вода смоет хотя бы часть тревог, терзавших ее душу. Но как ни старалась она переключиться на что-то другое, мысли о Николасе не давали ей покоя. Перед глазами то и дело вставала его стройная мускулистая фигура. Она вспомнила, как Николас целовал ее в саду, и по телу разлилось блаженное тепло. Николас хочет ее. Он сам в этом признался, и тем не менее Элизабет понимала, что он к ней и пальцем не прикоснется. Как сказал ей Сидни Бердсолл, Николас Уорринг — человек чести. Он поклялся защищать ее, в том числе от самого себя, и сделает это, чего бы это ему ни стоило.

Но нужна ли ей такая защита?

Откинувшись на спинку маленькой ванны, Элизабет с наслаждением ощущала, какое благотворное воздействие оказывает теплая вода на ее тело — усталость постепенно исчезает, ноющие мышцы вновь наливаются силой, — и все думала и думала… Через несколько недель она навсегда покинет Рейвенуорт-Холл, уедет в Лондон искать мужа. Она выйдет замуж за совершенно незнакомого и чужого ей человека, в то время как сердце ее тоскует по другому и рвется к нему. Похоже, ей уготована такая же судьба, как и ее матери.

Но мама по крайней мере познала любовь. А что останется у нее, Элизабет? Да ничего, кроме разве что короткого поцелуя, пусть и пронизанного страстью. И она никогда не узнает, что чувствуешь, когда лежишь рядышком с любимым, касаешься его тела, позволяешь ему ласкать себя.

Если, конечно, не предпримет ничего для того, чтобы это узнать.

Элизабет мыла волосы куском пахучего мыла, потом, хорошенько выполоскав их и выбравшись из ванной, вытиралась тоненьким полотенцем, а мысль эта все не давала ей покоя.

Взяв с кровати чистую белую ночную рубашку и натянув ее, она уселась на стул перед камином, чтобы волосы побыстрее высохли, и принялась за стоявший на подносе ужин. Налив себе в стакан вина, Элизабет отпила глоточек, прислушиваясь к тому, что делается в соседней комнате. Она услышала шаги, потом плеск воды, и, наконец, наступила тишина. Наверное, Николас закончил мыться и теперь вытирается. Представив себе его обнаженное тело — наверняка смуглое, гладкое и мускулистое, — Элизабет почувствовала, как у нее затвердели соски.

Закрыв глаза, она словно воочию ощутила на своих губах теплые губы Николаса. Прошло несколько долгих минут, четверть часа, полчаса. В соседней комнате было тихо. Николас лег спать. Интересно, заснул ли он? А может, так же думает о ней, как и она о нем?

А что, если она сейчас встанет, откроет дверь в соседнюю комнату и предложит себя Николасу, попросит его заняться с ней любовью? Интересно, как он себя поведет?

Сердце Элизабет исступленно забилось в груди. Ее охватило такое страстное желание сейчас же отправиться к Николасу, что она не раздумывая встала с постели. Несколько мгновений Элизабет стояла в нерешительности, понимая, что поступок, который она вот-вот готова совершить, круто изменит всю ее жизнь. Однако желание отдать себя Николасу всю, без остатка, оказалось настолько сильным, что ноги сами понесли Элизабет к двери.

Пальцы нащупали щеколду и замерли. Сердце Элизабет билось так громко, что заглушало стук дождя в оконное стекло. Что с ней будет, если он ее выгонит?

Элизабет понимала, что если Николас ее прогонит, ей будет очень больно. Но знала она и то, что если она сейчас не воспользуется возможностью, которую ниспослала ей судьба — а она наверняка больше не повторится, — то будет жалеть об этом всю жизнь.

Трясущейся рукой Элизабет взялась за щеколду. Раздался тихий щелчок, и дверь отворилась. В соседней комнате на прикроватной тумбочке горела одна-единственная свеча, роняя на поцарапанную столешницу капли воска. Николас не спал. Он сидел в постели, прислонившись спиной к грубо отесанной спинке кровати, и, казалось, о чем-то думал. Его смуглая, мускулистая, ничем не прикрытая грудь тихонько вздымалась. Одеяло он откинул в сторону, лишь до пояса натянул на себя простыню. Несколько секунд Элизабет стояла, восхищаясь явившейся ее взору картиной и чувствуя, что сердце ее бьется, словно попавшая в капкан птичка.

Потом серебристые глаза Николаса взглянули на нее, губы его крепко сжались, и Элизабет потребовалось призвать на помощь все свое мужество, для того чтобы не убежать.

Глава 9

Ник глядел на стоявшую в дверном проеме девушку. Длинные темно-рыжие волосы, все еще влажные после купания, струились по плечам, спускаясь до пояса. Освещенные пламенем камина, они казались огненными, такими же, как потрескивающие на каминной решетке угли. Сквозь тонкую белую рубашку виднелось ее восхитительное тело: стройные, по-мальчишески узкие бедра, длинные, как у жеребенка, ноги, неправдоподобно тонкая талия, высокая грудь.

Чувствуя, что его начинает охватывать желание, Ник выругался сквозь зубы и только собрался одернуть незваную гостью, как послышался ее голос:

— Николас…

— Вы не должны здесь находиться, Элизабет. Зачем вы пришли?

Она не ответила, лишь облизнула языком пересохшие губы. Ник заметил, что ее руки дрожат.

— Я подумала, что, может быть… Я надеялась, что вы… — Она с трудом сглотнула. — Вы как-то сказали мне, что хотите меня, что с самого начала меня хотели. А сейчас? Я все еще вызываю у вас желание?

Желание накатило на Николаса яростной волной. Ему едва удавалось держать себя в руках.

— Ради Бога, Элизабет. — Он изо всех сил вцепился в простыню. А может, он ее не понял? Может, просто не расслышал? — С вами что-то случилось? Вы испугались?

Элизабет вошла в комнату и, не останавливаясь, решительно направилась к кровати.

— В какой-то степени да. Я боюсь, что я вам больше не нравлюсь. Что вместо того, чтобы заняться со мной любовью, вы выпроводите меня из своей комнаты.

Николаса бросило в жар. На секунду ему показалось, что он сейчас задохнется.

— Элизабет, вы не понимаете, о чем говорите.

— Нет, понимаю. Я прекрасно понимаю, о чем говорю. Я прошу вас заняться со мной любовью.

Хотя тело его уже отозвалось на ее призыв, Ник покачал головой:

— Я не могу этого сделать, Элизабет. Я женат. Я не могу на вас жениться и не хочу просто так взять и обесчестить вас.

Она сделала еще один шаг по направлению к кровати. На секунду ее рубашка вздулась колоколом, потом снова словно прилипла к телу, подчеркивая стройность бедер. От Элизабет исходил запах мыла и свежих поленьев, сгоравших в камине. Это был запах чистоты, свежести и юности.

— Пожалуйста, Николас… ну пожалуйста, не прогоняйте меня.

Он перевел взгляд на огонь, чувствуя, как его переполняет желание.

— Я хочу вас, — тихо проговорил он. — Даже не припомню, когда я так сильно хотел женщину. Но факт остается фактом. Я женат на другой.

— Нет, не женаты! — пылко воскликнула Элизабет. — Перед лицом Господа вы одиноки. Ваша жена бросила вас девять лет назад. — Она потянулась к его щеке, нежно коснулась ее. У Николаса дух захватило от этой ласки. — Скоро я должна буду выйти замуж. За совершенно чужого, незнакомого мне человека, которого я не люблю. А я хочу знать, что чувствуешь, когда занимаешься любовью с тем, кого любишь. Я хочу быть с вами, Николас. Очень хочу. А на все остальное мне наплевать.

Николас застонал. Он сам не знал, как это случилось, но уже в следующую секунду Элизабет очутилась в его объятиях. Губы его прильнули к ее губам страстно, требовательно. Он провел языком по трепещущей нижней губе Элизабет, призывая ее приоткрыть рот. Он прижался к ней еще крепче, давая ей привыкнуть к нему, стараясь не напугать, и, на секунду отстранившись, прошептал:

— Я знаю, что должен отправить тебя назад. Знаю, но не могу. Я всего лишь человек, Элизабет. Хуже одних, лучше других. И я тоже хочу тебя.

Элизабет прерывисто вздохнула. Николас покрыл короткими поцелуями ее шею, добрался до нежной мочки уха, провел по ней языком. Уложив Элизабет рядом с собой, он откинул назад ее густые темно-рыжие волосы и, взяв ее лицо в ладони, снова надолго приник к ее нежным губам.

— Николас… — прошептала она. — Николас…

Он погладил ее по щеке. Как же он хотел ее, Господи, как же хотел! Восставшая плоть прижалась к простыне. Он пытался убедить себя, что поступает нехорошо, что не должен этого делать, что Элизабет никогда не сможет ему принадлежать, но тело отказывалось подчиняться голосу разума. Руки Николаса независимо от него самого отправились в путешествие по ее спине, легли на грудь. Николас почувствовал под тонкой тканью ночной рубашки ее затвердевшие соски, и внезапно его охватило безудержное желание взглянуть на них.

Расстегнув дрожащими пальцами пуговки на рубашке, он стянул ее с Элизабет и отшвырнул в сторону. Девушка лежала перед ним трепеща, восхитительно обнаженная, однако прикрыться не пыталась. Длинные темно-рыжие волосы струились по груди, прикрывая бледно-розовые соски, маленькие, упругие, вздымающиеся с каждым прерывистым вздохом.

— Какая у тебя очаровательная грудь, — прошептал Николас и, отведя с груди прядь волос, накрыл рукой вздымающуюся округлость. — Я такой и представлял ее.

Наклонившись, он коснулся губами упругого соска. Застонав, Элизабет выгнулась и дрожащими пальцами обхватила шею Николаса.

— Николас… — задыхаясь, прошептала она.

Он прижался к ее губам со всей страстью, на какую только был способен, и Элизабет с такой же пылкостью ответила на его поцелуй. Николас почувствовал, как трепещет ее юное девичье тело, и его бросило в жар.

Как же ему хотелось не мешкая сделать Элизабет своею. Огромным усилием воли Николас взял себя в руки, заставляя себя не спешить. А Элизабет между тем гладила его покрытую темными курчавыми волосами грудь, не оставляя без внимания ни одну мышцу, и очередная волна яростного желания накатила на Николаса. Элизабет принялась покрывать легким поцелуями его шею и плечи, и Николасу показалось, что сейчас он сгорит в яростном огне.

Он опустил Элизабет чуть пониже и раздвинул ее стройные ноги. Его вздымающаяся плоть уперлась ей в бедро, и Николас почувствовал, как Элизабет напряглась.

— Расслабься, любовь моя. Я не сделаю тебе больно, — прошептал Николас и, прильнув к губам Элизабет, принялся гладить ее грудь. Вскоре он с облегчением ощутил, что сна начинает расслабляться.

Обняв Николаса за шею, она тесно прильнула к нему. Рука Николаса скользнула вниз, и он услышал, как Элизабет испуганно ахнула, ощутил теплую обволакивающую влажность, и ему показалось, что он больше не выдержит.

— Ты хочешь меня, Элизабет, — задыхаясь, прошептал он, осторожно поглаживая ее. — Хочешь так же сильно, как я хочу тебя.