Южная трилогия - Грешные обещания

— Сделай для мисс Вулкот четыре кормушки. Пускай повесит их в саду.

Элизабет довольно улыбнулась, и на левой щеке у нее появилась премиленькая ямочка.

— Благодарю вас, милорд.

— Я собирался домой, — неожиданно для самого себя проговорил Ник, подавая ей руку, — но, если вы согласитесь пройтись со мной по саду, с удовольствием послушаю про птиц.

На секунду ему показалось, что она откажется — он даже надеялся, что она это сделает, — однако Элизабет лишь улыбнулась и взяла его под руку. Пока они шли по покрытой гравием дорожке, несколько пташек выпорхнуло у них из-под ног, и Николас был поражен тем, что Элизабет знает название каждой.

— Видите вон ту птичку в коричневую крапинку? — спросила Элизабет, указывая на маленькую птаху, сидящую на ветке березы.

Ник улыбнулся:

— Эту даже я знаю, мисс Вулкот. Это самый обыкновенный крапивник.

Элизабет рассмеялась и покачала головой:

— А вот и нет. Это, милорд, пятнистая мухоловка. Просто она похожа на крапивника. Прежде чем решить, что это за птица, нужно хорошенько подумать.

Взгляд Ника скользнул по блестящим медным волосам, четко очерченному профилю, изящной фигуре Элизабет, и он вспомнил тот день, когда увидел ее впервые. Тогда он почти не обратил на нее внимания.

— Как я уже не раз убеждался, первое впечатление часто бывает обманчивым.

— Это и в самом деле так, — весело подхватила Элизабет. — Особенно когда речь идет о птицах. Возьмем, к примеру, вон ту славку-черноголовку. Большинство людей принимают ее за черного дрозда.

— Но только не вы, мисс Вулкот.

Она улыбнулась милой девичьей улыбкой:

— Мой отец любил птиц и меня научил в них разбираться. После его смерти я очень много времени проводила в саду. Смотрела на пташек и чувствовала себя уже не такой одинокой. Не было еще случая, чтобы при виде этих пернатых созданий у меня не поднималось настроение.

Ник улыбнулся:

— Я запомню это на тот случай, если мне понадобится поднять вам настроение.

Элизабет начала что-то говорить, но замолчала, напряженно глядя куда-то поверх его плеча. Ник понял: они уже не одни. И в самом деле, к ним направлялся Роджер Фен-тон, виконт Хардинг. Приближаясь, он не сводил с Элизабет похотливого взгляда. Ник мысленно выругался. Вместо того чтобы разгуливать со своей подопечной по саду, нужно было настоять, чтобы она пошла домой.

Подойдя поближе, Хардинг окинул Элизабет внимательным взглядом и, похоже, остался доволен увиденным.

— Так, значит, это и есть та самая леди, которую ты от нас прячешь?

Ник непроизвольно сделал шаг вперед, заслоняя Элизабет.

— Мисс Вулкот как раз собиралась идти домой. — Он бросил на Элизабет предостерегающий взгляд, который она отлично поняла. — Не правда ли, мисс Вулкот?

— Д… да, — пролепетала она.

— Виконт Хардинг, к вашим услугам, мисс Вулкот, — проговорил Фентон, отвешивая Элизабет низкий поклон. — Николас упоминал о вашем присутствии в Рейвенуорт-Холле. Теперь я понимаю, почему он вас прячет.

— Я пытался защитить доброе имя мисс Вулкот, которое может пострадать, если уже не пострадало оттого, что она находится под моей опекой, — заметил Николас.

Элизабет протянула виконту затянутую в белую перчатку руку.

— Я наблюдала вчера за состязаниями. Вы были очень хороши, виконт. Вы чуть было не победили графа.

Фэнтон улыбнулся:

— Да, Ника редко охватывает такой неукротимый спортивный азарт, как вчера.

— Элизабет, — настойчиво проговорил Ник, — полагаю, вам давно пора идти домой.

Она удивленно взглянула на него, и он спохватился: надо же, впервые назвал ее по имени!

— Как вам будет угодно, милорд. — Она одарила Роджера Фентона сдержанной светской улыбкой. — До свидания, лорд Хардинг.

— Счастлив был с вами познакомиться, мисс Вулкот.

Все то время, пока Элизабет шла к дому, Хардинг не сводил с нее жадного взгляда, и с каждой секундой раздражение Ника все возрастало.

— Можешь не раскатывать губы, — наконец бросил он. — Этой девушки тебе не видать как своих ушей. Она молода и наивна, и, пока находится в моем доме, я несу за нее ответственность.

Губы виконта тронула язвительная улыбка.

— Она чудо как хороша. Быть может, у тебя самого есть на нее виды?

Лицо Ника вспыхнуло от злости.

— Эта девушка — моя подопечная. Ее отец доверил заботу о ней моему отцу. А это означает, нравится мне это или нет, что она теперь находится под моим покровительством. Вот единственное, что связывает меня с Элизабет Вулкот.

Хардинг промолчал, однако, когда они вслед за Элизабет пошли в дом, Ник заметил в глазах виконта подозрительный блеск. Хардинг был красив и знатен, однако, несомненно, обладал множеством пороков. Например, им владела страсть к карточной игре, в которой он никогда не выходил победителем. Он проиграл фамильное состояние, довел свою первую жену до смерти, и все-таки к игорным столам его тянуло как магнитом. Кроме того, он был большим любителем выпить и безо всяких угрызений совести соблазнял наивных молоденьких девиц.

Именно таких людей, как Хардинг, Ник и имел в виду, когда говорил Сидни Бердсоллу о том, что не стоит оставлять Элизабет в Рейвенуорт-Холле. Слава Богу, что Хардинг и несколько его собутыльников уезжают завтра утром. Внезапно Николас поймал себя на мысли, что если бы и все остальные гости убрались из его дома, он бы только обрадовался.

Одетая в простенькое темно-синее повседневное платье, Элизабет спустилась по широкой мраморной лестнице в холл и направилась к двери черного хода. Она собиралась пойти на конюшню в надежде отыскать там графа, зная, что он, как и она сама, встает рано. Она уже несколько раз видела, как он куда-то уезжал по утрам. Вот и сегодня утром она заметила его в окно спальни. Граф был одет в костюм для верховой езды и шел в сторону конюшни.

Там Элизабет его и обнаружила. Рейвенуорт и его конюх Фредди Хиггинс о чем-то совещались возле стойла одной из кобыл. Притаившись в тени, Элизабет некоторое время молча за ними наблюдала. В конюшне пахло сеном и лошадьми, хорошо промасленной упряжью и мазью, которой конюх с графом, тихонько переговариваясь, смазывали лошади ногу. Элизабет поразило, насколько озабоченно звучал голос Николаса Уорринга, с какой дотошностью он отдавал распоряжения.

— Не беспокойтесь, я сделаю все, как нужно, — ответил ему Хиггинс. — Эта кобылка сильная. Через неделю будет как новая.

— Спасибо, Фредди. — Рейвенуорт направился к выходу, но, увидев Элизабет, которая вышла из своего укрытия, остановился. — Мисс Вулкот? Вижу, вы, как всегда, встали рано.

— Как и вы, милорд.

— Я беспокоился об одной из своих кобыл. Она в последнее время что-то прихварывала, а поскольку у нее скоро появится жеребенок, я должен был убедиться, что она идет на поправку. — Граф был облачен в плотно облегающие брюки для верховой езды и белоснежную батистовую рубашку с длинными рукавами. Он взглянул на Элизабет своими холодными серебристыми глазами. — Вы что-то хотели у меня спросить?

Элизабет только сейчас поняла, насколько близко он стоит. Она почувствовала, как быстро у нее забилось сердце, и отвернулась, а затем подошла к стойлу взглянуть на кобылу.

— У вас великолепные лошади, милорд, — заметила она.

Рейвенуорт пошел за ней следом и, поставив ногу на нижнюю перекладину стойла, спросил:

— Вы любите лошадей, мисс Вулкот?

— Да, очень. Собственно, поэтому я сюда сегодня утром и пришла. Я надеялась, что вы разрешите мне покататься на лошади.

Граф усмехнулся:

— Значит, у вас две страсти, мисс Вулкот? Птицы и лошади?

— Я люблю ездить верхом, милорд. Нет ничего приятнее, чем мчаться по полю ранним весенним утром, чувствуя, как припекает солнышко, а лицо тебе овевает прохладный ветерок.

Граф понимающе кивнул:

— Так, значит, вы хорошо умеете ездить верхом?

Элизабет пожала плечами:

— Думаю, неплохо. Я занималась верховой ездой в течение нескольких лет.

— Полагаю, вы многое делаете неплохо. Что же касается вашей просьбы, не вижу причин в ней отказывать. Можете взять с собой одного из моих конюхов. Он покажет вам окрестности. У меня есть хорошенькая арабская кобылка по кличке Саша. Думаю, она вам прекрасно подойдет. Скажете только мистеру Хиггинсу, когда будете готовы.

Граф стоял от нее так близко, что Элизабет чувствовала исходящее от его худощавого мускулистого тела тепло, и сердце ее забилось еще сильнее.

— Спасибо, милорд, — проговорила она.

Граф кивнул и пошел прочь, а Элизабет все глядела ему вслед. Плечи у него были такие широкие, что заслонили дверной проем. Он шел по двору пружинящей легкой походкой, и черные волосы его отливали синевой.

Какой же он красивый, подумала Элизабет. Сидни Берд-солл рассказывал ей, что девять лет назад, когда графа обвинили в убийстве Стивена Хэмптона, его бросила жена. Элизабет частенько думала о том, что если бы леди Рейвенуорт осталась тогда рядом с мужем, если бы у нее хватило терпения дождаться его возвращения из ссылки, жизнь графа могла бы сложиться совсем по-другому.

Элизабет грустно вздохнула. Какое ей дело до графа Рейвенуорта и его летящей под откос жизни? И все-таки он оказался не таким плохим, каким она его себе представляла. Он добр со слугами, не уклоняется от выполнения своих обязанностей хозяина поместья. Быть может, есть еще надежда, что он исправится.

Так думала Элизабет до тех пор, пока в Рейвенуорт-Холл не приехала леди Дэндридж.

В тот холодный ветреный день Элизабет, стоя у окна своей спальни, смотрела, как виконтесса выходит из изящного черного фаэтона. Леди Дэндридж была одета в модное голубое шелковое платье с высокой талией, расшитое крохотными розочками. Из-под полей шляпки виднелись шелковые волосы, такие же темные, как и у Рейвенуорта. А вот кожа у виконтессы была не смуглая, как у графа, а бледная, а губы — пухлые и такие же розовые, как розочки на ее платье.

Взяв виконтессу за обе руки, граф наклонился, собираясь ее поцеловать. Леди Дэндридж ответила ему долгим страстным взглядом, в котором без труда можно было прочитать, чем именно виконтесса собирается закончить день.

Наблюдая за этой парой, Элизабет почувствовала, как у нее отчего-то больно сжалось сердце и перехватило дыхание.

— Эта еще хуже, чем все остальные, — неодобрительно буркнула стоявшая рядом Мерси Браун. — Вечно здесь оши-вается. Бегает за графом, как какая-нибудь уличная девка! А бедняжка лорд Дэндридж искренне верит, что его жена — самая нежная и заботливая мать.

Элизабет удивленно взглянула на горничную.

— Разве у леди Дэндридж есть дети?

— А как же! Эти богатые дамочки только так и поступают. Подарят своему муженьку наследника, а потом начинают вертеть хвостом. Так и эта. Ведь это не граф все начал, а она. Приставала к нему до тех пор, пока он наконец не сдался.

Элизабет подумала об уже скрывшейся в доме парочке. А может, они уже не внизу, а наверху, лежат, обнаженные, на огромной, с пологом кровати графа?

— Ну, какая бы виконтесса ни была, его светлости, похоже, она нравится.

Мерси хмыкнула:

— Это уж точно.

От этих слов Элизабет почувствовала нечто похожее на укол ревности, хотя ей очень хотелось бы верить, что она ошиблась.

— Вы идете гулять? — спросила Мерси. — В это время вы уже обычно гуляете.

Элизабет рассеянно покачала головой:

— Сегодня не пойду. Что-то не хочется.

Мерси ничего не сказала, однако взгляд ее проницательных черных глаз задержался на лице Элизабет чуть дольше, чем требовалось.

— Если вам что-то понадобится, позвоните.

— Спасибо, Мерси.

Весь остаток дня Элизабет пыталась читать, уютно устроившись в кресле перед камином в углу гостиной, однако смысл прочитанного все время ускользал от нее. Перед глазами ее вставали картины, одна сладострастнее другой. И в каждой присутствовали Николас Уорринг, худощавый, мускулистый, обнаженный, и его любовница леди Дэндридж. Элизабет краснела от стыда, представляя их вместе, однако перестать думать об этом никак не могла.

Постепенно ее стала охватывать злость. Да как он посмел привести в дом любовницу! Стыд и срам! Но с другой стороны, виконтесса — женщина замужняя и положение в обществе занимает не ниже, чем граф. Она приехала к соседу в гости, что же тут предосудительного?

Кроме того, граф честно предупредил: хотя он и является ее опекуном, жизнь свою из-за ее присутствия в своем доме менять не намерен.

И от этой мысли и без того безрадостное настроение Элизабет стало еще более мрачным.

Гости Рейвенуорта приезжали и уезжали, однако кто-то посторонний в доме находился всегда. Несколько раз Элизабет случалось наткнуться на графа в столовой, и с каждым разом она чувствовала, что этот человек интригует ее все больше и больше. Она и сама не понимала, что дает ей на то основания, однако была убеждена, что под личиной распутника, картежника и любителя спиртного, которую Николас Уорринг натягивал на себя, словно ярко-красный плащ, скрывается совершенно другой человек.

И однажды Элизабет смогла в этом убедиться. Было уже далеко за полночь. В эту ночь в доме стояла тишина, однако Элизабет никак не удавалось заснуть. За окном шумел дождь, с моря дул штормовой ветер, темное небо то и дело освещалось вспышками молний.

Закутавшись в теплый стеганый халат, Элизабет взяла с инкрустированного туалетного столика канделябр и, тихонько ступая, спустилась вниз. Раздался удар грома, зловещим эхом прокатившийся по всему дому, и Элизабет испуганно вздрогнула.

Дойдя до дверей библиотеки, Элизабет взялась за серебряную ручку, собираясь войти и поискать себе что-нибудь почитать. Ручка повернулась, тяжелая дверь распахнулась, и на секунду Элизабет застыла на пороге. Комната, ярко освещенная лампой, оказалась далеко не пустой.

— Добрый вечер, мисс Вулкот, — послышался голос Николаса Уорринга.

Граф сидел в черном кожаном кресле. В одной руке он держал стакан с джином, в другой — тонкую сигару. Напротив него расположился багроволицый сквернослов барон Сент-Джордж, похожий на самодовольную жабу.

— Добрый вечер, милорд. Простите, что помешала, но я не думала, что тут кто-то есть.

Мужчины играли в карты. На полированном столе красного дерева были разбросаны деньги.

Секунду помешкав, Элизабет вошла в комнату, решив на сей раз не отступать. Нравится это его светлости или нет, она пришла за книгой и не собирается без нее уходить.

Она поставила канделябр на столик.

— Снова играете в карты, как я смотрю, — не смогла она отказать себе в удовольствии поддеть графа. — Похоже, на сей раз удача вам изменила.

Граф усмехнулся:

— Что верно, то верно.

— Ник отлично играет, черт бы его побрал, — еле ворочая языком, произнес Сент-Джордж и добавил: — Когда захочет. — Полные губы барона растянулись в некотором подобии улыбки. — К счастью, такое происходит нечасто.

Рейвенуорт затянулся, выпустил изо рта несколько колец серого дыма, посмотрел, как они растворяются в воздухе, и проговорил:

— Вам не нравится то, что я играю в карты, не правда ли, Элизабет?

Это необычное обращение возымело на девушку необыкновенное действие. Ее словно обдало теплой волной. И ей это очень не понравилось.

— Вы же знаете, что не нравится, — бросила она.

Отхлебнув из стакана, Сент-Джордж откинулся на спинку кресла и громко рыгнул.

Бросив на барона предостерегающий взгляд из-под черных бровей, Рейвенуорт обратился к Элизабет:

— Насколько помню, я уже знакомил вас с бароном пару дней назад.

Волосы у графа были взъерошены, галстук отсутствовал, несколько пуговиц на гофрированной рубашке расстегнуты. Сквозь распахнутый ворот просматривалась смуглая грудь, покрытая темными курчавыми волосами. Граф был красив какой-то бесшабашной красотой и явно был навеселе, хотя Сент-Джордж казался еще пьянее.

Элизабет выпрямилась:

— Да. Вы познакомили нас с бароном вчера днем.

Она случайно наткнулась на Рейвенуорта и Уиккера в лабиринте бесчисленных коридоров Рейвенуорт-Холла, и граф был вынужден представить их друг другу.

— Добрый вечер, барон, — проговорила она, мило улыбнувшись тучному барону, однако думая о том, как ужасно так бесцельно тратить время. — Еще раз прошу меня простить за вторжение. Я дочитала книгу, а заснуть никак не могла. Вот и пришла за новой. Обещаю, я вас не задержу.

— Ну что вы, дорогуша, оставайтесь с нами сколько хотите, — пробормотал барон и наклонился к Элизабет, рискуя свалиться с кресла. — Такая миленькая девчушка, как вы, никак не может мне помешать. — Элизабет и не подозревала, что стоит к барону так близко, пока не увидела, как его рука тянется к ее талии. Вот-вот схватит. — Черт подери, Ник, старина, какая же это хорошенькая…

Договорить барон не успел. В ту же секунду Рейвенуорт вскочил с кресла. Сигара упала на пол, джин разлился по столу. Рука Сент-Джорджа так и не достигла цели. Смуглые худощавые пальцы графа сомкнулись на запястье барона и с силой сжали его.

— Я же говорил, что не разрешаю прикасаться к этой девушке ни тебе, ни кому бы то ни было из моих гостей. Я полагал, что выразился ясно.

Полные губы барона искривила гримаса боли, и Ник отпустил его. Элизабет, испуганно попятившись, прижалась к стеллажу с книгами. Бросив взгляд в ее сторону, барон криво усмехнулся:

— Яснее некуда, мой друг. Я и не подозревал, что ты сам имеешь виды на эту девицу.

Рейвенуорт сжал губы. Взгляд его не предвещал ничего хорошего.

— Эта девушка находится под моей опекой, и ничего более. Запомни это, Сент-Джордж, и у нас с тобой не будет поводов для ссоры.

Элизабет не сводила с мужчин испуганного взгляда. А перед глазами стояла картина: граф вскакивает с кресла, стремительный и сильный, словно пантера. Куда только делся тот прожигатель жизни, который еще секунду назад неторопливо прихлебывал джин?

— Элизабет! — позвал он. — С вами все в порядке?

Глубоко вздохнув, она проговорила:

— Да, вполне. Я возьму книгу и вернусь к себе наверх.

— Вот и хорошо. Только побыстрее.

Не мешкая, Элизабет вытащила с полки одну из средневековых новелл миссис Рэдклифф, которую присмотрела пару дней назад, повернулась и стремительно выскочила из библиотеки.

А вслед ей неслись голоса. Элизабет было интересно, о чем говорят мужчины, но еще интереснее было узнать, что же представляет собой Рейвенуорт на самом деле. То, что он не был пьян, а только притворялся — это точно. Подозрения Элизабет еще более усилились. Оказывается, граф совсем не такой, каким он хочет представляться другим. Еще ни одному человеку не удавалось заинтриговать ее так сильно, как Николасу Уоррингу.

И она дала себе слово так или иначе разузнать о Беспутном графе всю правду. ***

По небу плыли серые тучи. На мгновение видневшиеся вдалеке поля словно покрылись дымкой, потом снова выглянуло солнышко, и марево рассеялось. Даже сквозь оконное стекло Ник чувствовал на своем лице тепло солнечных лучей. Скрытый от посторонних взглядов темно-синей бархатной шторой, он смотрел в сад. По покрытой гравием дорожке прогуливалась Элизабет Вулкот.

Сегодня она была не одна. Рядом с ней шли двое детей: сын Сайласа Маккенна Пити и маленькая дочка Теофилуса Тилди. Наверное, рассказывает им про птиц, подумал граф и улыбнулся.

А она умеет обращаться с детьми, заметил он сам себе. На лице Элизабет сияла радостная искренняя улыбка, звучал ее звонкий смех. Тилди, нагнувшись, подняла с земли улитку и с гордостью демонстрировала ее. Когда-нибудь из нее выйдет хорошая мать, подумал Ник.

И почувствовал вдруг, как больно заныло сердце. Да, Элизабет будет отличной матерью. Не то что Рейчел, Мириам Бичкрофт и другие женщины, которых он знал. Девушка напоминала ему мать или сестру Мэгги.

Ник всегда любил детей. Он считал, что они воплощают собой смысл жизни, радость человеческого бытия. Без них мир стал бы намного скучнее. Он смотрел, как ребятишки носятся по ухоженной лужайке, окаймленной безукоризненно подстриженной живой изгородью, где им обычно строго-настрого запрещал играть садовник. Когда-то он представлял себе, как его собственные дети, весело смеясь, будут резвиться на полянке среди цветов и кустарников, где в свое время играл и он сам вместе с сестрой.

В первые месяцы после свадьбы Рейчел не возражала против того, чтобы подарить ему ребенка. Хотя позже Ник понял, что мать из нее, равно как и из его теперешней любовницы Мириам, была бы никудышная. Однако судьба освободила Рейчел от не совсем приятной для нее обязанности. Мужа ее обвинили в убийстве и выслали из страны на целых семь лет. Рейчел переехала в замок Коломб — поместье фафа, расположенное к северу от Лондона, и с тех пор вплоть до сегодняшнего дня жила там, ведя тот образ жизни, который ей был больше всего по душе.

Ник знал, что ни о каких детях ему нечего и мечтать. Не будет у него наследника, который стал бы с гордостью носить его фамилию. Ник уже давно примирился с этим, но иногда, как, например, сейчас, когда представлял, как сложилась бы его жизнь, если бы он не убил Стивена Хэмптона, мысль о невозможном причиняла ему острую боль.

Ник плотно сжал губы. Он не любил вспоминать о прошлом. С ним давным-давно покончено, а изменить его не в человеческой власти. По правде говоря, у него, Ника, не было выбора, а если бы и был, он поступил бы точно так же.

Он взглянул на Элизабет Вулкот. Шляпка уже давно слетела с ее головы, длинная темно-рыжая коса опускалась до тонкой талии, лицо сияло в солнечных лучах. Нахмурившись, Ник вспомнил, какую он испытал вчера ярость, когда Сент-Джордж попытался прикоснуться к Элизабет. Интересно почему? Наверное, потому, что Элизабет находится под его опекой и он несет за нее ответственность, попытался убедить себя Николас. Вполне естественно, что он бросился на ее защиту.

Однако в глубине души он понимал, что все не так-то просто. Элизабет Вулкот — единственная порядочная женщина, которой он впервые за много лет позволил войти в свою жизнь. И ее не должны касаться похотливые руки таких, как барон Сент-Джордж и виконт Хардинг.

Если бы Ник был уверен в том, что Хэмптон уже позабыл о Элизабет или решил прекратить в отношении ее свои гнусные домогательства, он бы с радостью отослал ее домой. Однако Уорринг прекрасно знал, что лорд Бэскомб упрям как осел и, если уж что-то вбил себе в голову, от своего не отступится. Он жаждет получить Элизабет и будет лезть из кожи вон, чтобы ее добиться. Но он, Ник, не отдаст ее ни этому мерзавцу Бэскомбу, ни кому бы то ни было из своих беспутных друзей.

Хотя своего образа жизни он менять не намерен. Он не станет этого делать даже ради Элизабет Вулкот. Зачем? В глазах общества он так и остался человеком, совершившим тяжкое преступление, и нет ему прощения. Ему наплевать на мнение света, однако он потерял целых семь лет жизни и намерен возместить эту потерю, а уж каким образом — это его дело.

Через несколько месяцев Элизабет Вулкот покинет его дом и выйдет за человека, которого они с Сидни Бердсол-лом для нее подберут. А до тех пор он намерен жить так, как жил в течение двух лет со дня возвращения в Англию. Он предупреждал Элизабет об этом, когда она явилась к нему в дом, моля о защите.

Ник отошел от окна, решив выбросить мысли о Элизабет Вулкот из головы, по крайней мере до конца сегодняшнего дня.

— Элиас! — позвал он своего камердинера, и через несколько секунд его высокая мощная фигура бесшумно возникла в дверном проеме спальни. Элиас Мути был другом графа в течение последних четырех лет изгнания. Таким другом, которому не страшно доверить свою жизнь.

— Да, Ник?

Элиас был выше Ника ростом. Крупный, сильный мужчина с мощной мускулатурой. Он совершил убийство из-за женщины, но вместо того чтобы украсть у убитого часы и скрыться подобру-поздорову, предпочел отбыть наказание.

— Я хочу выпить, — сказал Ник. — Попроси Тео принести мне джина.

— Нет проблем, — ответил Элиас. — Я уже сделал все, что наметил на сегодня. Хочешь, составлю тебе компанию?

Ник ухмыльнулся:

— А что? Неплохо было бы.

И ему пришло в голову, что он, должно быть, единственный человек в Англии, который предпочитает общество слуг компании большинства посещавших его дом гостей.

Глава 4

Элизабет ласково погладила серую в яблоках арабскую кобылку, которую ей выделил граф для конных прогулок, по гладкой бархатистой морде. Это была великолепная лошадь, с изящной формы небольшой головой, маленькими торчащими усиками.

Элизабет полюбила ее с первого взгляда и сегодня решила наконец покататься на ней. Одетая в амазонку темно-фиолетового цвета и изящную шляпу с узкими полями, она подошла к лошади. Фредди Хиггинс помог ей сесть в дамское седло.

— Вы уверены, что мне не стоит вас сопровождать? — спросил он.

Фредди был невысокого роста, однако крепко сбитый и жилистый. В молодости он служил жокеем на ипподроме в Эпсоме и с тех пор приобрел привычку слегка сутулиться. Элизабет еще ни разу в жизни не доводилось видеть человека, который бы настолько хорошо разбирался в лошадях.

— Со мной все будет в порядке, Фредди.

— Его светлость вряд ли будет доволен тем, что вы отправились на прогулку в одиночестве.

Наклонившись, Элизабет ласково потрепала кобылку по морде, и лошадь тотчас же вскинула свою изящную головку.

— Я не стану далеко уезжать. Только до леса и обратно. — Саша тихонько заржала и стукнула копытом, показывая, что она, так же как и ее всадница, готова к прогулке. — Я так долго сидела взаперти, что мне не терпится немного побыть на воле.

Фредди понимающе улыбнулся.

Элизабет пришпорила кобылу и выехала из конюшни. Она уже давно не ездила верхом, и ей потребовалось некоторое время для того, чтобы привыкнуть к седлу и приноровиться к ритму движения лошади.

Улыбнувшись, Элизабет запрокинула голову, подставляя лицо теплому солнышку и с удовольствием ощущая на щеках дуновение прохладного ветерка. Она мчалась по полям, удаляясь от дома все дальше и дальше, и время от времени останавливалась, чтобы полюбоваться мирным пейзажем. До леса она добралась, как ей показалось, слишком быстро. Элизабет взглянула на высокие деревья, потом оглянулась в ту сторону, откуда приехала.

Она обещала не уезжать далеко, но денек выдался такой славный, что возвращаться домой не хотелось. Решив покататься еще немного, Элизабет забралась на вершину холма и вдруг заметила, как что-то блеснуло на солнце. Она прикрыла глаза рукой, пытаясь рассмотреть, что это там блестит. Внезапно из-за деревьев показались два всадника. Они мчались по направлению к ней.

Интересно, кто они такие и почему так быстро скачут? Наверное, арендаторы или друзья графа, решила Элизабет. Всадники подъехали ближе. Девушке бросились в глаза их давно не стриженные бороды и истрепанная одежда, и в душу закралась тревога.

Только сейчас она поняла, что отъехала от дома слишком далеко. Она все смотрела на приближающихся всадников, и к тревоге прибавился страх. О Господи, что им от нее понадобилось? Вдруг это какие-нибудь разбойники или грабители, а она здесь совершенно одна!

Они неслись теперь к Элизабет на всех парах, и это подтолкнуло ее к действию. Повернув лошадь в сторону дома, Элизабет пришпорила ее, и умное животное тотчас же набрало темп. Пригнувшись к лошадиной шее, Элизабет мчалась вперед, пытаясь убедить себя, что всадники наверняка не станут ее преследовать.

Однако она услышала, как один из них грязно выругался, а другой яростно стегнул лошадь хлыстом. Стук лошадиных копыт стал еще отчетливее: лошади теперь неслись во весь опор.

Сердце Элизабет, похоже, пустилось с ними наперегонки. Боже милостивый! Теперь уже нет никаких сомнений в том, что они намереваются ее догнать, и одному Богу известно, что эти мерзавцы с ней сделают, если им это удастся. Элизабет пригнулась еще ниже, шепотом подбадривая лошадь и уговаривая ее скакать еще быстрее. Господи Боже, что же им от нее нужно?

Внезапно она все поняла и поразилась тому, как сразу не догадалась. Да ведь это люди Бэскомба! Это он послал их! Сердце Элизабет сжалось от страха. Ей почти удалось убедить себя, что в Рейвенуорт-Холле она в полной безопасности, однако в глубине души все же шевелились опасения, что Бэскомб выкинет что-нибудь подобное.

Она еще раз обернулась. Господи Иисусе! Они ее догоняют!

— Стой! — закричал один из всадников. — Стой, черт тебя подери! Разобьешься!

«Ни за что», — подумала Элизабет. Дыхание с трудом вырывалось у нее из груди, биение сердца вторило стуку лошадиных копыт. Она еще раз бросила взгляд на преследователей. Они подъезжали к ней с разных сторон, отрезая путь к отступлению, и расстояние между ними все сокращалось. И в этот момент Элизабет заметила, что впереди уже виднеются высокие шпили и каменные башни Рейвенуорт-Холла. Сердце Элизабет наполнилось надеждой.

Она пришпорила лошадь. Одна мысль о том, что она может оказаться в руках Оливера Хэмптона, внушала ей ужас. Устремив взор вперед, Элизабет принялась молить Бога, чтобы ей удалось спастись. Сейчас от дома ее отделяла каменная стена, прямо перед которой росла высокая самшитовая изгородь. И все-таки она должна преодолеть это препятствие, иначе ей несдобровать!

Элизабет натянула поводья. Перчатки липли к рукам, шляпу она давным-давно где-то потеряла, из косы, которую она уложила на затылке в корону, вылетели шпильки, и теперь она болталась сзади, развеваясь на ветру. Кобыла очень устала — с боков ее хлопьями падала пена, — однако она была сильным и смелым животным. Изгородь высилась перед ними и казалась зловеще непреступной. Выхватив из-под седла хлыст, которым пользовалась крайне редко, Элизабет решительно стегнула лошадь. Кобылка рванулась вперед и… перемахнула через изгородь.

После приземления лошади удалось удержаться на ногах, а Элизабет — остаться в седле, хотя ее хорошенько тряхнуло. Стену они преодолели уже без труда, и, оказавшись во дворе Рейвенуорт-Холла, лошадь с всадницей вихрем помчалась к конюшне. Натянув поводья и остановив кобылу у дверей, Элизабет прерывисто вздохнула и облегченно закрыла глаза. Когда она снова их открыла, то увидела прямо перед собой Николаса Уорринга. Он стоял возле лошади с искаженным от гнева лицом.