Две судьбы (№1) - Шантаж

Мать и отец Надежды тоже не подкачали. Степан Алексеевич, как всегда, привлекателен и осанист; темно-синий финский костюм из переливающейся ткани прекрасно сидел на его высокой, подтянутой фигуре; волнистые волосы, усы и короткая, «профессорская», бородка красиво подстрижены – по-прежнему он выглядел красавцем киноактером. Лидия Сергеевна, отдохнув, подкрасившись, смотрелась очень эффектно: в нарядном, в меру ярком туалете, слегка подчеркивающем ее цыганский стиль, с модной пышной прической.

Олег и Надежда были в восторге от своих «стариков» – чувствовалось, что родительские пары сразу понравились друг другу.

Все уютно расположились в гостиной вокруг журнального столика; хозяева поставили угощение по-европейски – ликеры, шоколадный торт, предусмотрительно нарезанный на куски, фрукты. Завязалась непринужденная беседа. Для затравки Сергей Тимофеевич поведал о трудностях торговли с развивающимися странами:

– Поставляем им оборудование и вооружение на миллионы долларов, а полезной отдачи – почти никакой. Не хотят платить долги, сволочи!

И с усмешкой взглянул на родителей Нади, – видимо, этот прискорбный факт его не слишком заботил.

– Уж очень снисходительно к ним наше руководство. Конечно, друзей-коммунистов мы должны поддерживать, но не в ущерб жизни своего народа. – Сделал паузу и добавил, округлив глаза: – Мой заместитель на совещании предложил приостановить поставки, пока не выплатят долги, – так его чуть с работы не сняли! Присутствовал Микоян, кинул реплику: «Убрать этого дурака!» Еле отстояли хорошего специалиста!

Сергей Тимофеевич обвел слушателей глазами, как бы приглашая разделить его открытие.

– До этого считал, что «двадцать седьмой бакинский комиссар» – самый премудрый пескарь из старого руководства, а после случившегося усомнился: да в здравом ли он уме?

– Интересно, а почему вы назвали его «двадцать седьмым бакинским комиссаром»? – поинтересовался Розанов. – По-моему, их расстреляно двадцать шесть.

– А потому, что, как шушукаются историки, выдал их англичанам «двадцать седьмой», спасая свою шкуру, – хохотнул Сергей Тимофеевич. – Ему и сейчас никого и ничего не жалко. Лучшего своего друга Никиту Хрущева и то предал. – И спохватился, что зашел в своей критике дальше, чем следовало. – Что же, давайте выпьем ликерчику за наше приятное знакомство!

В течение всего вечера Сергей Тимофеевич Хлебников инициативно поддерживал беседу, варьируя темы по своему усмотрению.

– Вот о чем хотел бы спросить вас, Степан Алексеевич. Думаю, и нашим дамам это будет интересно. Чем вызван такой спрос на методы Макаренко в наше время? Разве они не устарели? Мне довелось слушать ваше выступление, и Ларочке тоже. Вот и сейчас вы вернулись из Сибири, где тоже проповедовали эти методы. – И замолчал в ожидании ответа.

– Не знаю, получится ли коротко объяснить, но попробую, – охотно откликнулся Степан Алексеевич. – Главное – традиционные методы и официальная пропаганда не дают нужных результатов. Посмотрите, чем дышит, во что верит поколение, которое приходит нам на смену, – о комсомольских руководителях уж не говорю. Карьеристы, стяжатели. С такими не только коммунизм – нормальную жизнь не построишь. А Макаренко – гениальный педагог; самородок! Без красивых теорий сделал из отбросов общества порядочных, хороших людей. – Кажется, он слишком увлекся любимым предметом. – Я понятно говорю? Меня нужно останавливать – на эту тему я могу говорить часами.

Больше всего Надю удивила и обрадовала мать, неожиданно поддержавшая бывшего мужа.

– Вот это очень верно! Современная педагогическая наука никуда не годится! То, чему учат наших воспитателей, на практике не дает нужного эффекта. Вот в детском саду, которым я заведую, специалисты прекрасные – считаются лучшими в стране. Стараются, бьются, а дети сами по себе растут и родители предъявляют претензии.

В общем, поговорили на самые разные темы, обсудили все насущное, что связано с подготовкой к свадьбе, и состав гостей тоже. Хлебниковы, люди состоятельные, все расходы пожелали взять на себя: по традиции, мол, это долг родителей жениха. Но Розанов настоял на том, что и родители невесты примут участие – «на приданое».

– Я вот гонорар недавно получил за свою последнюю монографию – хочу преподнести молодым на обзаведение. Думаю, эти деньги им в хозяйстве пригодятся. – Он обращался больше к Олегу и Наде.

– Благодарствуем, Степан Алексеевич, за подарок. Но мы же уезжаем. – напомнил Олег.

– Запас никогда не жмет, – с улыбкой возразил Розанов. – Не там, так по приезде понадобятся.

Так, к взаимному удовлетворению, закончилась эта важная для них встреча. И родители, и молодые с еще большей энергией и радостным ожиданием стали готовиться к свадьбе.

С момента первого своего тайного свидания Михаилу и Светлане удалось быть вместе всего два раза. Медового месяца не получилось.

После возвращения из клиники слегла с гриппом Вера Петровна. Отправляться в больницу категорически не захотела, лечилась дома. Свете пришлось заниматься хозяйством, ухаживать за мамой да еще сдавать зачеты к консерватории О какой личной жизни тут речь!

А потом Михаила перевели на казарменное положение на загородной базе – вырваться не получалось. Вот и выдалась вместо месяца только медовая неделя, но зато какая незабываемая неделя!

Волею судьбы Светлана осталась одна на целых девять дней: Иван Кузьмич улетел с инспекцией в Казахстан; Вера Петровна приняла приглашение Вари провести декаду в загородном пансионате, где та отдыхала с детьми.

Миша как раз находился в Москве, так что все вечера и ночи в их распоряжении. Этот драгоценный период в их жизни стал настоящим подарком судьбы. Обожая друг друга, полностью растворяясь в своем ненасытном чувстве, отдавая ему всю силу молодости, они превратили его в подлинный пир любви.

Никогда не забыть им того упоительного наслаждения, какое испытывали, проводя ночи в объятиях друг друга – без сна и устали. Освежал и бодрил их лишь прохладный ночной воздух, струившийся в открытые фрамуги, да истошные крики мартовских котов.

Переживая этот короткий, но счастливый период своей жизни, полный радости и наслаждений, они старались не думать о том, что близости их скоро придет конец и наступит момент расставания. А момент этот настал еще раньше, чем следовало.

В середине апреля Светлана, придя домой после экзамена в консерватории, услышала, как ее зовет Вера Петровна:

– Светочка, тебя к телефону!

Звонила Ольга Матвеевна. После памятного разговора они больше не виделись и по телефону не общались. Чувствовалось, что она обижена на Свету и ее родителей за отказ от венчания.

– Света, срочно приезжай! – услышала она взволнованный голос Ольги Матвеевны. – Звонил Миша, он заедет через час проститься. Их отправляют этой ночью, досрочно. Ему дали увольнительную до двенадцати. – И не сказав больше ни слова, повесила трубку.

Светлана обмерла, плохо соображая: что же произошло? Ведь у них с Мишей в запасе еще полмесяца! Они и на свадьбу к Наде собирались вместе пойти... Как же так? Что за мерзавцы вертят живыми людьми, словно чурками?..

Смертельно жаль и себя, и Мишу, и утраченного своего молодого счастья... И она залилась горючими слезами. Поплакав вволю и ощутив, что стало полегче, умылась и привела себя в порядок перед предстоящим расставанием с любимым. Как бы скрасить ему дорогу? Зашла на кухню собрать пакет с угощением.

– Ты чего такая зареванная? С Мишей поссорилась? – спросила Вера Петровна, продолжая орудовать у плиты.

– Он сегодня ночью улетает... – прерывающимся голосом ответила она, глотая слезы. – Сейчас соберу ему кое-что в дорогу и поеду прощаться. – Вынула из холодильника баночку икры, сырокопченую колбасу, несколько банок консервов. Немного подумав, присовокупила еще бутылку водки, пару пива, шампанское. Сложила все в большой заграничный бумажный пакет с удобными ручками и, не простившись с матерью, выбежала из дома.

Когда, с замирающим сердцем, она нажала два раза на кнопку звонка, Ольга Матвеевна открыла сразу, словно ждала в прихожей. Сурово взглянула на заплаканную Свету, молча сделала приглашающий жест рукой и, только когда переступили порог комнаты, не выдержала характера, зарыдала и заключила ее в объятия.

– Бедные вы мои! Дорогие! – шептала она сквозь слезы. – Как же вы теперь жить будете вдали друг от друга?! Разве для того растила я моего мальчика, чтобы где-то в горах его подстрелили разбойники?

Света рыдала с ней в унисон, не в силах вымолвить ни слова в утешение, – сама была безутешна. Обе ни о чем не могли думать, кроме своего горя, ничего не видели и не слышали.

– Ну вот, так и знал, что сырость разводите! – привел их в чувство деланно бодрый голос Миши: он стоял в дверях, немного растерянный, – застал такую картину страданий. – Рано меня хороните! Я собираюсь вернуться живым и здоровым. Обещаю! – И мягко разъединил их своими сильными руками. – А ну, давайте чайку попьем на прощание. Обсудим, чем будете заниматься до моего возвращения. Мамулечка, сделай милость, поставь чайник! Что-то горло пересохло с дороги.

Деловой его тон привел Свету в чувство, и она вспомнила о своем пакете.

– Мишенька, я тут кое-что собрала в дорогу, – засуетилась она, разыскивая пакет, который сунула куда-то, когда вошла не помня себя от горя. Нашла, поставила перед ним на стол. – Как там с едой в дороге – кто знает... Пожуешь – лишний раз меня вспомнишь. Между прочим, есть и бутылка шампанского. Может, выпьем на посошок?

– Это ты здорово сообразила, молодец! Когда в дороге проголодаемся – похвастаюсь перед ребятами, какая у меня заботливая женулечка.

Крепко обхватил ее за талию, приподнял и нежно расцеловал заплаканные глаза, щеки, трепещущие губы.

– Разве можно забыть чудесное время, что мы провели вместе? Разве я забуду счастье, которое мне дала твоя любовь? – страстно прошептал он ей на ухо; опустил на ноги и, склонившись, стал жадно целовать – с такой силой, будто хотел вобрать ее в себя целиком.

Наконец оторвался от нее, взял себя в руки.

– А теперь, дорогая моя женушка, наберемся терпения ждать от судьбы новой порции счастья. Будем крепки духом и телом, и она воздаст нам с лихвой – не сомневайся. Верь и надейся! Это наш девиз! Будем заниматься своим делом, а личная жизнь... подождет!

Миша был возбужден, – так много ему надо сказать, облегчить душу перед расставанием. Но в этот момент вошла Ольга Матвеевна с чайником в руках, и он умолк, не отрывая от Светы горящих любовью глаз.

Чай пить не стали, а открыли бутылку шампанского и коробку конфет. Пили из старинных хрустальных фужеров; Ольга Матвеевна и Света наперебой желали: пусть все поскорее кончится и он благополучно вернется домой. Михаил в свою очередь поднимал бокал за здоровье и счастье матери и любимой.

Перед самым расставанием он пристально поглядел на мать извиняющимся взглядом, снял с себя маленький золотой медальон, усыпанный мелкими бриллиантами, и надел его на шею Светлане.

– Храни его до моего возвращения. Не снимай никогда! А у меня останется мой талисман – крестик. – И еще раз тепло взглянул в глаза матери. – Он будет оберегать меня от опасностей.

Снова обернулся к Светлане и, не стесняясь матери, обнял, нежно поцеловал и наказал мягко, но настойчиво:

– Не оставляй без внимания маму, помогай ей в случае чего. – Сделал небольшую паузу, снова взглянул, на этот раз с укоризной, на мать. – Не обижайся на нее, что не вручила тебе причитающееся по праву. Она это сделает после нашего венчания. Что поделаешь, мама человек верующий.

Михаил не разрешил им провожать себя к месту сбора группы, еще раз обнял на прощание, взял в руки дорожную сумку и вышел в ночь.

После прощания с Мишей Светлана долгое время жила как во сне. Внешне это не бросалось в глаза: делала все, что обычно, – ездила в консерваторию, сдавала экзамены, помогала матери по дому, – но действовала как сомнамбула или как робот. Так пролетело время до Надиной свадьбы.

Настроения веселиться нет, без Миши белый свет не мил. Но Наденька спасла, и Светлана от всей души желала ей счастья. Стала добросовестно готовиться к ее торжеству.

И вот настал этот знаменательный день. Для проведения торжества сняли банкетный зал в «Праге» – одном из лучших ресторанов Москвы. Стол в виде огромной буквы "П" был накрыт на восемьдесят персон. Гости – в основном родственники и друзья Хлебниковых; их братья и сестры с взрослыми детьми; близкие друзья, знавшие Олега с малых лет, наиболее значительные сослуживцы Сергея Тимофеевича. Супруги Григорьевы также были приглашены стороной жениха, как, разумеется, и почтенный дядя Николай Егорович (но он сильно занемог и не вставал с постели).

Со стороны Надежды приглашенных намного меньше: из Надиных подруг, кроме Светланы, Таня Сидоренко и еще две девушки из Инфизкульта. которые ничего не знали о Косте. Из взрослых – только старший тренер по плаванию, с женой и сыном, известным пловцом (старик был польщен приглашением в столь высокое общество.

Розанов счел нужным пригласить на такой прекрасный банкет некоторых своих коллег с женами и разумеется, Игоря Иванова с его новой подругой – еще – журналистов с радио и телевидения, с которыми сотрудничал.

Меньше всего приглашенных оказалось со стороны Лидии Сергеевны: только ее близкие подруги с мужьями и приятелями – всего три пары.

В банкетном зале, у входа, стеллажи были завалены букетами цветов и подарками. В ожидании приезда молодых из загса гости, нарядные, радостно-оживленные, прогуливались по фойе и залу, разбившись на группы

В одной из групп Вера Петровна беседовала с Хлебниковой и другими знакомыми дамами.

– А почему вы предпочли «Прагу»? – поинтересовалась одна из дам у Ларисы Федоровны

– "Прага" славится отличной европейской кухней; имеет много залов, прекрасный зимний сад на верхнем этаже, – охотно объяснила Хлебникова – Надоест танцевать – можно просто пройтись по залам, посмотреть на публику и себя показать.

Розанов в компании коллег боролся с искушением поговорить с Верой Петровной: узнать бы, как она живет, все ли в порядке со здоровьем... да просто услышать ее голос... В конце концов не выдержал, подошел к дамам.

– Прошу прощения, если прерываю. Лариса Федоровна, молодые, похоже опаздывают? – осведомился он для приличия и как бы между прочим обернулся к Григорьевой.

– Вера Петровна, здравствуйте! Слышал от Наденьки, вы недавно побывали в больнице...

Вера Петровна быстрым взглядом отыскала мужа и Лидию Сергеевну. Григорьев разговаривал с Хлебниковым в центре самой многочисленной группы. Зная его могущество, многие стремились воспользоваться случаем и завязать с ним знакомство.

В другой группе Лидия Сергеевна, окруженная друзьями, увлеклась разговором. Кажется, никто не наблюдает...

– Спасибо, Степан Алексеевич, ничего серьезного. Сейчас мне намного лучше, – улыбнулась она Розанову. – Вы, конечно, рады за свою дочь? Они с Олегом – блестящая пара. Только вот уезжают надолго...

Чутким сердцем она понимала его отцовское состояние. Да ведь он и не подозревает, что с ним остается еще одна дочь...

– Да уж! Мне ее будет недоставать, хоть и видимся мы нечасто. – Он поблагодарил ее теплым взглядом. – Но не буду мешать вашей беседе, еще раз извините! – И вернулся к коллегам.

– Какой интересный мужчина! – глядя ему вслед и любуясь его импозантной фигурой, заметила одна из дам. – Это же отец невесты! Вы что, хорошо его знаете, Вера Петровна?

– Его дочь – подруга моей Светланы, спасла ей жизнь. Вы разве об этом не слышали?

Прибыли молодые, и гости, выстроившись в длинный ряд, потянулись поздравлять.

Жених был великолепен: в беготне и хлопотах, связанных с отъездом и свадьбой, Олег похудел и, в вечернем костюме выглядел прямо-таки скульптурно, возвышаясь над большинством гостей, как молодой бог. Невеста, в белоснежном воздушном наряде, сияла молодостью и красотой. Вместе они, кудрявый блондин и темная шатенка, оба высокие, статные, составляли пару – хоть в кино снимай.

– Божественно хороши молодые! Завтра улетают в Париж! – слышались восторженные с оттенком зависти голоса в толпе гостей.

Когда все расселись, образовалось как бы два общества: главное – за центральным столом, с молодыми в середине, а по их бокам – родители и самые почетные гости.

Рядом с Сергеем Тимофеевичем оказалась, в отсутствие Николая Егоровича, чета Григорьевых; с Лидией Сергеевной – ректор Педагогического института с женой.

За боковыми столами расположились с обеих сторон ближе к центру – родственники, знакомые рангом пониже, а по краям, как всегда, молодежь.

Угощение фантастическое, веселье било ключом, после обязательных тостов гости разделились на группы, и каждый делал что хотел. Молодые, сначала оказавшиеся, естественно, в центре внимания, с течением времени растворились в водовороте гостей.

Празднество подходило к концу. Некоторые еще танцевали и веселились в банкетном зале; остальные, в основном молодежь, прохаживались по другим залам ресторана – везде играла музыка, все красиво, интересно...

Наконец гости постарше стали разъезжаться; среди первых собрались домой Григорьевы: Иван Кузьмич считал для себя неприличным участвовать в нетрезвом веселье разношерстной публики.

Светлана решила уехать вместе с родителями. В течение всего вечера она старалась вести себя компанейски, танцевала, когда приглашали, чтобы не выделяться и не портить Наденьке настроения. Но ей было невесело, мысли ее бродили далеко – там, с Мишей, в пути...

Заметив, что они собрались уходить, Надежда – сама она почти не пила – подошла к Светлане.

– Светочка, помоги мне, лапонька, привести себя в порядок! – И, предвидя, что откажется, сославшись на уход родителей, быстро добавила: – Я тебя задержу всего на две минуты, твои старики не уедут – их предупредят. Мне сказать тебе нужно... что-то очень важное.

Светлана ожидала, что Надя поведет ее в туалетную комнату, но нет: невеста остановилась на площадке, ведущей на этажи, и как-то необычно себя повела – она явно волновалась, искала слова.

– Светонька, мы разлучаемся с тобой надолго, кто знает, – может быть, навсегда. Обязана я теперь... открыть тебе эту тайну. Давно бы следовало, да я все не решалась никак. – И умолкла на мгновение, наблюдая за реакцией подруги.

Светлана, ничего не понимая, молча ждала объяснений.

– Ты ведь обратила внимание, что я называю тебя сестрой? Думала, наверно, потому, что тебя спасла и вы меня приняли как свою? Ошибаешься! Мы и правда с тобой сестры. Самые что ни на есть единокровные!

Увидев, что у изумленной Светланы распахнулись еще шире глаза и вытянулось лицо, Надя остановила ее жестом руки.

– Не спрашивай меня сейчас ни о чем, кроме того, что скажу сама. Обо всем поговорим, когда вернусь. По почте из-за границы об этом распространяться не стоит.

Глядя прямо в синие Светланины глаза открыла ей наконец правду.

– Иван Кузьмич тебе не родной отец. Настоящий твой родитель – это мой фатер, Степан Алексеевич Розанов, – сидел рядом со мной. Надеюсь, ты его хорошо разглядела? Видный такой из себя, интересный; красивый даже. Твоя копия, в мужском варианте. Тебе и убеждаться не надо – достаточно поглядеть на себя в зеркало. – И честно призналась: – Можешь мне поверить – тогда на реке я и представить не могла, что спасаю сестру. Сама недавно узнала.

Надя с чувством посмотрела на ошеломленную Светлану и по-дружески ее встряхнула.

– Ладно, не впадай в транс! Переваришь это со временем – как я! – А сейчас хочу поблагодарить за все хорошее, что от тебя видела, и, конечно, за Олега. – Она почувствовала прилив нежности и признательности к сестре. – Знай, я тебя люблю и буду тепло вспоминать. И ты не поминай лихом грешную Надежду! – Обняла Светлану, чмокнула в щеку и беззаботно вернулась обратно в банкетный зал.

Потрясенная услышанным, не зная – верить ли, нет ли, – Светлана на подгибающихся ногах пошла на выход, к ожидавшим ее родителям.

Глава 19

ПРИЗНАНИЕ

На следующий день, в воскресенье, Светлана, успокоившись и поразмыслив, отнеслась к сенсационному сообщению Нади более спокойно и скептически.

Она хорошо отдохнула, выспалась и, свободная от дел, стала оценивать правдоподобность услышанного, постепенно проникаясь все большим сомнением в достоверности фактов. Все в ней восставало против нелепого, невероятного открытия, переворачивающего ее жизнь с ног на голову.

«Здесь какая-то роковая ошибка. Надю ввели в заблуждение», – пришла она в конце концов к утешительному выводу. Нельзя не признать: внешнее сходство с отцом Нади у нее и правда удивительное. Припомнила она и то, что матери их из одного села, бывшие подруги; из-за чего-то поссорились на всю жизнь. Эти факты могли, конечно, послужить злым языкам почвой для интриг и сплетен.

С другой стороны, сходство это могло ведь быть и случайным. Мало ли парадоксов в жизни? Ведь Надя – его дочь, а очень мало похожа. Да и вся история взаимоотношений матери и отца, их семейная хроника до подробностей известна Светлане из рассказов матери. С отцом они дружили и встречались задолго до женитьбы, сама она была свидетельницей их счастливой жизни.

«Мама не такая, чтобы проявлять легкомыслие и неверность. Не способна она на это, уж я ее знаю! – мысленно заключила она свой анализ. – Чепуха все это! Нужно выбросить из головы неумные и вредные мысли, сейчас не до этого!»

Уверенности Светланы, что Надя ошибается, способствовало и ее впечатление о профессоре Розанове. Невероятно, что человек с такой привлекательной, истинно благородной внешностью спокойно делает вид, будто не замечает родной дочери, – пусть она и выросла в чужой семье. И столько лет совершенно ею не интересоваться?.. Быть не может! Да и Надя всегда отзывалась о нем как о чутком, заботливом отце и друге, очень хорошем, душевном человеке. Не было между ним и матерью ничего общего в прошлом! Заметила бы по их поведению на свадьбе...

Однако версия о его отцовстве – хотя Света в нее и не верила – вкупе с приятным впечатлением, им произведенным, пробудили в ней к профессору Розанову повышенный интерес. «Нужно при случае узнать получше, что он за человек. Из простого любопытства, – решила она. – Порасспрошу о нем между прочим у матери».

Так Светлана успокоила свою душу принятым решением – не придавать значения ошибке Нади, и всеми ее помыслами вновь завладели тоска по Мише и тревога за его судьбу. Отвлечься все-таки не мешает, немного развеяться... Включила радиолу, поставила долгоиграющую пластинку с ариями из любимых опер. «Послушаю-ка лучше классику и помечтаю о нашей радостной встрече, когда Миша вернется домой!» И она удобно устроилась на кушетке.

Жизнь между тем продолжалась, и в круговерти повседневных событий острота переживаний Светланы сгладилась. С возрастающим оптимизмом и надеждой на счастливое будущее ожидала она весточек от Миши. Регулярно перезванивалась с Ольгой Матвеевной, два раза ее навещала. Их отношения после проводов Миши стали ближе, теплее, обе старались поддерживать друг друга.

Письма от него приходили редко, – очевидно, из-за сложных условий, в которых он находился; тон коротких сообщений был бодрым. Они знали, что он уже прибыл в Кабул и проходит вместе с группой дополнительную подготовку с учетом сложившейся обстановки. Но оптимистичные эти письма ничуть их не успокаивали.

– Знаю я его: никогда не скажет нам суровую правду о своих делах, как бы трудно и опасно ни было. Миша привык рассчитывать только на свои силы, не перекладывать на других горести и заботы. Тем более на своих близких, – приговаривала Ольга Матвеевна, когда вместе читали и обсуждали его письма. – Слава Богу, жив и здоров!

Так продолжалось месяца полтора, и Светлана уже адаптировалась к своему душевному состоянию, когда обнаружила, что беременна. «Боже мой! Это все-таки случилось! Случилось! – со смешанным чувством тревоги и радости твердила она себе, возвращаясь домой из женской консультации. – Тамара Александровна Малкова – врач опытный, ошибиться не могла!» Страха она не испытывала – давно подготовила себя морально к такому исходу и была счастлива мыслью, что у них с Мишей будет ребенок.

Чувства более сложные переполняли ум ее и душу. У нее и в мыслях нет избавиться от ребенка, сделать аборт. Однако светлая радость ожидаемого материнства омрачена сознанием предстоящих семейных неприятностей. С душевной болью думала она о том, как воспримут это известие родители, – тяжело им будет, обидно. Ведь она ослушалась и попала в постыдное, по их мнению, положение. «Да, Светлана Ивановна, вот так сюрприз преподнесете вы любящим отцу и матери! – С горькой иронией старалась она приободриться и подготовиться к предстоящей тяжкой сцене. – Вот уж чего они не ждут... Но ничего, придется пережить! Это не самое страшное в жизни. Если любят меня – поймут и простят. Предупреждала же их! Это они помешали нам с Мишей обвенчаться!»

Отбросив последние сомнения и укрепив дух сознанием своей правоты, Светлана повеселела; к ней вернулось обычное чувство юмора. «Радоваться должны, что обзаведутся внуком! – Почему-то она уверена, что родится мальчик. – Разве лучше для них, если б я никогда не родила? Маме будет чем заняться, а то она совсем скисла. Да и отец хоть немного оттает – стал сухарь сухарем. Полюбит он мальчика – уверена!»

Однако по мере приближения к дому бодрое настроение исчезло и в душу закралось тревожное предчувствие скандала. Но она уже настроилась на боевой лад. «Ну что ж, пусть попробуют! Отвернутся от меня, проявят черствость – уйду из дома! Не посмотрю на трудности, которые нас ждут с ребенком! Слава Богу, есть куда: Ольга Матвеевна не выдаст, знаю! В тесноте, да не в обиде!» Светлана не без основания рассчитывала здесь на солидарность, хорошо помня ее горячее желание иметь внука. Но проснувшийся материнский инстинкт потребовал убедиться в прочности запасных позиций. «Не буду объясняться с родителями, пока не поговорю с Ольгой Матвеевной. Это она меня сагитировала – пусть первой и услышит радостную весть», – предусмотрительно решила она.

Придя домой, позвонила, чтобы договориться о встрече, но Ольги Матвеевны не оказалось дома. «Наверно, ушла по делам. Созвонюсь вечером, – обескураженно подумала Света. – Придется отложить разговор до завтра». Тяжело вздохнув и не переставая думать о своем новом состоянии и связанных с ним сложных проблемах, она переключилась на домашние дела.

Ольга Матвеевна сидела за столом и с грустью разглядывала фотографии сына, когда два звонка в прихожей известили, что пришла Светлана. Накануне, договариваясь по телефону, она ничего ей не сказала о цели визита, – пришла, наверно, просто поговорить о Мише, отвести душу.

– Что-то долго нет писем! – посетовала она, провожая Светлану в комнату. – Садись родная, расскажи, что у тебя нового. Знаешь, – продолжала она, не дожидаясь ответа, – я все думаю: а в самом Кабуле спокойно ли? Люди говорят, там какие-то душманы завелись, вроде наших партизан. Так они, головорезы, могут всадить нож в спину или выстрелить из-за угла... Что-то неспокойно у меня на сердце...

Но почему это Света слушает ее опустив глаза? Ольга Матвеевна уже привыкла, что та активно обсуждает все касающееся Миши, особенно если ему угрожает опасность.

– Что с тобой сегодня? О чем задумалась? – все тревожилась она. – Уж не скрываешь ли чего от меня?

– Не знаю, как вам это сказать... – наконец промолвила Света, смущенно подняв на нее взор. – В общем... беременна я. Вчера врач сказал – шесть недель. Что теперь делать, Ольга Матвеевна? – И умолкла, дав волю слезам.

Ошарашенная новостью, Ольга Матвеевна сидела молча, пытаясь осмыслить это важное событие. Широко раскрытыми глазами она смотрела на Свету, будто впервые увидела. Затем лицо ее просветлело и она торжественно произнесла:

– Ну что ж, свершился Божий промысел! Небеса благословили ваш союз ребенком, хоть и зачали вы его в грехе. – Встала, подошла к Светлане, обняла за плечи, поцеловала ее опущенную голову. – Слава Богу, наконец случилось то, о чем я мечтала больше всего на свете. У меня будет внук, продолжатель нашего рода! Вот увидишь – у тебя родится сын. Мои предчувствия меня никогда не обманывают!

Ее откровенная радость и поддержка не успокоили Светлану, она все еще плакала.

– Но что... что мне теперь делать? Как сказать об этом родителям? Ума не приложу! Ведь они разъярятся, что я их ослушалась. Что, если Мишу не отпустят из части к тому моменту, когда мне рожать? Я хочу, чтобы все знали, что это его ребенок! – И еще пуще зарыдала, уронив голову на руки.

Ольга Матвеевна не находила слов, чтобы ее утешить, только гладила по голове, приговаривая: – Ну успокойся, будь умницей! Тебе вредно волноваться!

Почувствовав, что напоминание подействовало, постаралась приободрить:

– Вот увидишь, ему дадут кратковременный отпуск. Миша заслужит, будет стараться, когда сообщим ему об этом. Не сомневайся – сумеет вырваться, чтобы зарегистрировать брак и ребенка.

Ее ласковая поддержка и оптимистический прогноз успокоили Светлану; она перестала плакать и заговорила о том, зачем приехала:

– А как мне поступить, если родители категорически потребуют избавиться от ребенка или откажутся помогать? Как быть тогда? Куда деться с ребенком? – Она робко смотрела, с замиранием сердца ждала ответа.

Нет, не ошиблась в этой благородной и сильной женщине: Ольга Матвеевна верна себе. Она выпрямилась на стуле, нахмурила брови, и во взгляде ее появилась твердая решимость.

– Не думаю, что они так поступят. Ты единственная дочь, они тебя вырастили, любят и должны примириться с неизбежным. – Ее долг прежде всего успокоить девочку. – Ну а если станут толкать тебя на аборт – получу право усомниться, действительно ли они дорожат своей дочерью!

Она сделала паузу, будто взвешивая то, что собиралась сказать, и важно заверила:

– Если произойдет что-либо подобное, в общем такое, что не сможешь оставаться дома, знай: здесь тебя ждут любовь и забота. Я сумею помочь тебе воспитать и вырастить моего внука!