– Хватит ерзать, – зашикала на меня Фай, пребольно пихнув локтем в ребра.
      В ответ я надулась и попыталась не думать о боли в несчастных ягодицах, рассматривая местных прихожан. Я часто развлекала себя подобным образом, когда мне было скучно. И сейчас для этого самый подходящий момент.
      Я пришла к выводу, что семьдесят процентов паствы родились во времена, когда в моде были монашки. Остальные тридцать составляли застегнутые на все пуговицы и аккуратно причесанные дети, а также молодежь приблизительно моего возраста. Надо сказать, меня весьма удивило, что многие из них пришли сюда явно по своей воле. Подобное наблюдение заставляло стыдиться собственной ограниченности. Ведь если посещение церкви в наше время не считалось крутым, это вовсе не значило, что люди перестали соблюдать традиции и искать утешение в подобных местах. Возможно даже, что в наши дни намного легче исповедовать атеизм, чем оставаться набожным. Одно дело – сидеть в воскресенье дома перед телевизором с чашкой кофе или чая, поедая бисквитные кексы, и совсем другое – еженедельная работа над своей духовностью. Честно говоря, к своему стыду, я всегда находила в воскресенье более интересное занятие, чем поход в церковь. Хотя наверняка окружающие в судный день с удовольствием посмеются над такими, как я. И тут мне пришла в голову замечательная мысль: если бы четвертый канал придумал реалити-шоу, показывавшее людей на проповедях, мы все с удовольствием приняли бы в подобной передаче участие. Вы только подумайте: церковь опять станет модной, а телевидение превратится в спасителя наших душ.
      Поразмыслив еще немного над этим вопросом, я попыталась сосредоточить свое внимание на действе, происходившем у алтаря. Следует заметить, однако, мой кругозор сильно ограничен чудовищной шляпой в перьях, которую женщина, сидевшая передо мной, явно купила на свадьбу и теперь изо всех сил пыталась компенсировать затраты на бесполезную покупку. Я наклонилась в сторону, но мне удалось разглядеть только одного мальчика в рясе явно большего, чем нужно, размера. Он стоял в ожидании продолжения церемонии и теребил кисточку на поясе. Я старалась не отставать от Фай и повторяла за ней все, что полагалось делать в церкви по такому случаю: вставала с жесткой скамьи, преклоняла колени и пыталась петь псалмы, хотя и не знала ни слов, ни мелодии. Как я заметила, многие прихожане в моем ряду предпочитали глазеть на меня, а не на пастыря, но я старалась не обращать на этот досадный факт внимания. Я с воодушевлением присоединилась к хору голосов, певших «Отче наш», с радостью осознав, что мелодия этой молитвы мне знакома. С «Аве Мария» вышло все не так ловко. Мне удалось вспомнить большинство слов, но спела я их в неправильном порядке. Я сконфуженно улыбнулась сидевшей рядом даме, и тут, как назло, меня разобрало безудержное чиханье. Видимо, соседство с ужасной шляпой в перьях не прошло для меня даром. В довершение ко всему я начала отчаянно кашлять, безуспешно борясь с собой, чтобы окончательно не опозориться перед прихожанами. Судя по суровым взглядам, этот кошмар приключился со мной в самый кульминационный момент службы. Казалось, я даже слышала, как дама, похожая на ворону, молилась, чтобы в ближайшие пять минут меня поразила какая-нибудь очень скоротечная смертельная болезнь.
      Роль сподвижника Люцифера окончательно закрепилась за мной, когда я, справившись наконец с приступом кашля, нервно подпрыгнула от запиликавшего где-то в недрах моего костюма мобильника. В церквях всегда хорошая акустика, и звонок моего телефона прокатился по рядам оглушительным эхом. Я нервно вцепилась в трубку и под недовольные возгласы, возмущенные взгляды и всеобщее порицание тут же уронила ее на пол. Телефон не замолкал ни на минуту. Я бросилась доставать его из-под лавки, стоявшей впереди нас, и, конечно, поднимаясь, пребольно ударилась об нее головой, что не могло не развеселить Фиону. Затем, то и дело спотыкаясь о ноги возмущенных прихожан, я с трудом выбралась из своего ряда и бегом направилась к двери, чтобы наконец с облегчением окунуться в уличный шум внешнего мира.
      – Черт подери, твою мать, блин, – чертыхалась я, нажимая все кнопки подряд.
      – Да, я тоже очень рада тебя слышать, Милли, – раздался в трубке голос матери, когда я поднесла сотовый к уху. – Ты слышал эту тираду, Фрэнк?
      – Боюсь, что да, Джорджина. Мне кажется, Амелии все-таки нужна помощь.
      – Думаю, ты прав, Фрэнк. Тогда на выходные мы хорошо все спланировали. Честно говоря, я ничего подобного еще не слышала в своей жизни. А ты?
      Они продолжали мило беседовать, пока я мысленно кричала: «Алло, алло, родители, говорит Земля, алло!» Я никогда не могла понять, почему два чрезвычайно умных и интеллигентных человека не могут научиться нормально, как это было принято у обычных людей, говорить по телефону с другим человеком, которому они сами звонят.
      – Алло? Мама? Ты меня слышишь? Алло! – Я устало присела на плоский камень, лежавший у входа в церковь, и стала терпеливо ждать, когда родители наконец соблаговолят вспомнить о моем существовании. Прошло добрых пять минут.
      – Амелия, дорогая, у нас хорошие новости. – Мать даже не извинилась за то, что заставила меня ждать.
      «Может, Таню переехал автобус? – с надеждой подумала я. – Большой такой, рейсовый автобус с каким-нибудь водителем по имени Эд?»
      – О да, у нас прекрасные новости, – присоединился к нашему диалогу отец, как всегда, коверкая слова фальшивым ирландским акцентом.
      – Ты говоришь как настоящий ирландец, пап. Молодец.
      Да, это уже, по-видимому, не лечится.
      – Ну? – нетерпеливо воскликнула я, когда пауза чересчур затянулась.
      Родители всегда любили подогреть мое любопытство: закинув наживку, они замолкали в надежде, что, охваченная любопытством, я не выдержу и начну забрасывать их вопросами.
      – Попробуй отгадать, – потребовала мать.
      Теперь понимаете, о чем я?
      Я тяжело вздохнула.
      – Ой, ну не знаю. Может, Эда выгнали с работы и Таня его бросила?
      – Нет. Разве это хорошие новости, Амелия? Фрэнк, ты не согласен со мной?
      Отец предпочел промолчать.
      – Мы собираемся поискать золото на другом конце радуги, – наконец проговорил он.
      – Что?!
      – Мы собираемся навестить страну лепреконов. Мы с мамой хотим немного окунуться в сказку.
      Невзирая на зашифрованность подачи и богатое воображение отца, я почувствовала, как у меня засосало под ложечкой, когда я поняла, о чем хотели сообщить мне родители.
      – Вы что? – с ужасом переспросила я. Смешно, но до этого разговора я и представить себе не могла, что мой язык способен покрываться холодным потом.
      Пожалуйста, только не надо…
      – Мы собираемся тебя навестить, – радостно сообщила мама.
      Я не могла в это поверить.
      – Твоему отцу требуется отдых из-за повышенного давления, Амелия.
      – Да? Пап, как ты себя чувствуешь? Вы уже оборудовали тренажерный зал? Ты вообще как сам?
      – Да все у меня нормально, Амелия, не беспокойся.
      – Но, пап…
      – Я знала, что ты будешь волноваться, – встряла в разговор мать, – поэтому мне пришла в голову прекрасная мысль.
      – Неужели?
      – Да, твой отец не хотел никуда далеко ехать. И когда мы размышляли, где нам провести отпуск, почтальон принес нам твою очаровательную открытку.
      – Да что ты говоришь…
      – Судя по открытке, ты живешь в прекрасном, красивейшем месте, дорогая. И мы подумали: самым лучшим местом отдыха для нас будет страна, ставшая домом для нашей дочери. Неделя в Ирландии – что может быть лучше?
      Неделя?
      – Но… – пробормотала я, – но я живу далеко, очень далеко от западного побережья. Вы же не поедете в такую даль?
      – С удовольствием поедем, – радостно возразил отец.
      Да, на этот счет я не питала особых иллюзий.
      Поймите меня правильно: я люблю своих родителей, и мне их не хватает. Но отдых с четой Армстронг по расслабленности можно было сравнить разве что с перекрестным допросом в зале суда, который транслируется по телевидению в реальном времени. Я всегда считала, что некоторые семьи просто не созданы для совместного отдыха.
      – Значит, все решено, – подвела итог мать.
      Неужели?!
      – Мы поселимся в ближайшем отеле, на этот счет не волнуйся. Кроме того, мы с удовольствием посмотрим на исследовательскую работу, которую ты ведешь для своей роли, – радостно добавил отец.
      – Замечательно, – раздался в ответ мой жалобный стон, – с нетерпением жду вашего приезда.
      – Донегол! – воскликнул мой отец с неизменным ирландским акцентом. – Замечательно. А где он, собственно, находится, Амелия? И кстати, у вас там разрешают ездить на машинах или в ходу только одни ослы?
 
      – Ты, между прочим, сидишь на отце О’Хара, – захихикала Фай, когда, основательно «очистив» свою душу, наконец вышла из церкви.
      Сообразив, что плоский камень, на котором я так удобно расположилась, оказался надгробной плитой, я подскочила как ужаленная и чуть ли не бегом направилась к стоянке. За спиной слышался гул возмущенных голосов. Все, хватит с меня душеспасительных походов в церковь. Еще ни разу в жизни я не испытывала такой стресс за каких-то пару часов.
      Не замедляя шага, я дошла до углового магазина, находившегося в конце Центральной улицы, и, решительно распахнув дверь, вошла внутрь, где с немым отчаянием бросилась к банкам с конфетами.
      – Ведь сладкое помогает людям в шоковом состоянии, правильно, Фай? – обронила я, запихивая в сумку такое количество сладкого, что с его помощью можно было превратить в диабетиков все население города.
      Фай скорчила смешную гримасу.
      – Кажется, да. Но от такого количества конфет у тебя выпадут зубы, а сама ты наверняка лопнешь от переедания, а это само по себе окажется шоком.
      – Ну и хорошо. – Моя сумка потяжелела еще на пару кило жевательных мишек. – В таком случае родители меня не узнают, когда приедут сюда. По-другому мне от них не удастся скрыться.
      Я расплатилась. Кредитной карточкой! Кажется, я действительно немного переборщила со сладким. Десять евро – слишком высокая цена для конфет, даже в таком количестве.
      – Ко мне приезжают родители, – проворчала я продавцу, прежде чем выйти из магазина и направиться в сторону дома.
      Всю дорогу до нашей берлоги мы с Фай жевали клубничные палочки. Припекало майское солнце, но холодный, пронизывающий ветер портил всю картину. Я подняла воротник куртки и втянула голову в плечи.
      – Какая сегодня чудесная погода, – весело произнесла Фай.
      – До тропиков нам явно далеко, – пробормотала я в ответ.
      – Конечно, на таком солнце не обгоришь, но хорошо, когда оно не скрыто тучами. К тому же ветер разгоняет туман. Мне так больше нравится.
      – Да этот ветер не то что туман, он и полярного медведя сдует…
      Тут я издала нечеловеческий вопль, врезавшись головой в какой-то резиновый объект, стоявший на крыльце нашего дома. Я медленно подняла глаза, отметив стройные бедра, узкую талию, пресс, плотно обтянутый неопреном, и серфинговую доску, зажатую под мышкой. Клубничная палочка тут же встала поперек горла. Я закашлялась, смутно осознав, что второй конец конфеты позорно торчит изо рта.
      – Мак, привет… – Когда я встретилась с ним глазами, дар речи окончательно меня покинул. Мне удалось поймать его затравленный взгляд, перед тем как он успел быстро отвести глаза в сторону. Я нервно запихнула в рот горсть сладких пастилок и спряталась за спину Фай, понимая, что Мака должно тошнить только от одного моего вида. Мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Я чувствовала себя тринадцатилетней девочкой, которой на дискотеке прилюдно отказал симпатичный парень. Не то чтобы я считала Мака симпатичным, просто хотела сказать… А что, собственно, хотела сказать? В общем, как бы там ни было, в этот момент мне хотелось тихо умереть.
      Лучший выход, конечно, посмотреть на ситуацию глазами взрослой женщины и избавить в считанные секунды всех от неловкости. Можно извиниться за свое поведение, спровоцированное избытком алкоголя, посмеяться над своей прямолинейностью, а потом, пустив в ход ум и обаяние, вернуть дружбу Мака. В конце концов, вчера мне ничто не помешало попытаться засунуть ему язык в рот; что могло измениться за сегодняшний день?
      «Сегодня ты не пила пинтами «Гиннесс» и не запивала его виски, вот что изменилось».
      Я зажмурилась, силясь найти подходящие слова, чтобы разрядить обстановку. Господи, ну что я могла сказать ему? «Извини, вчера я вешалась тебе на шею, но ты не думай, что я распутная девица». Или: «Надеюсь, ты не воспринял вчерашнее всерьез?» Или: «Совершенно не помню вчерашний вечер. Надеюсь, я вела себя прилично. А если нет, то просто выбрось все из головы».
      – Ну что, Мак, как повеселился вчера с нашей Милли? – спросила Фай, прежде чем я успела хоть что-то сказать.
      Услышав Фиону, я, охваченная ужасом, подавилась пастилкой и, закашлявшись, случайно выплюнула ее. Как назло, пастила, стремительно пролетев по воздуху, приземлилась Маку на плечо. Я завороженно смотрела, как она медленно сползает вниз по его гидрокостюму. Мак молча опустил голову и тоже посмотрел на жеваную пастилу, которая в конце своего нелегкого пути благополучно шмякнулась на крыльцо. В этот момент мне по-настоящему захотелось умереть. Наверняка брат Фай подумал, что я сумасшедшая. В ту минуту я не могла не согласиться с ним.
      – Ну ладно, – смущенно произнес Мак, старательно избегая моего взгляда. – Пожалуй, я пойду покатаюсь, пока ветер не переменился.
      – Ты действительно собираешься сейчас кататься? Там просто гигантские волны.
      – Да, но у меня с собой специальная доска, видишь? Ган для больших волн.
      «Замечательно; если он заряжен, пожалуйста, избавьте меня от моих мучений».
      – Ладно, удачи тебе, – улыбнулась Фай, дружески потрепав брата по щеке. – Будь осторожен и покажи класс, мы будем смотреть.
      На губах Мака появилась кривая усмешка, от чего он стал похож на Дэна. Внутри у меня все сжалось. Он крепко обнял сестру, прежде чем сделать шаг в мою сторону. Меня охватила паника. Я не знала, как поступить: тоже потрепать по щеке, обнять или же броситься головой в пропасть. В результате я просто протянула ему руку. Мак озадаченно пожал ее, а затем нахмурился.
      – Ну ладно, пока, – попрощался он с нами, старательно избегая моего взгляда.
      – П-м-к-м, – пробубнила я набитым пастилой ртом.
      Мак обошел меня чуть ли не за метр, а затем направился вверх по тропинке, ведущей к обрыву, проигнорировав знак «Опасно! Крутой обрыв». Я смотрела ему в спину, и с каждой минутой у меня на душе становилось все хуже и хуже. До этого злополучного вечера нам удалось подружиться с Маком. Я всегда была рада его компании и даже рискнула бы предположить, что это чувство взаимно. Мое участие в его программе и отчаянный прыжок в океан, невзирая на боязнь воды, растопили лед между нами. Наконец, я смогла немного узнать человека, который, судя по всему, редко перед кем открывал свою душу. Теперь же растопленный лед превратился в гигантский айсберг. И винить в этом я могла только себя.
      Черт, и зачем мне понадобилось так напиваться? Как я могла поверить Фай и решить, будто Мак на меня клюнул? Почему я полезла к нему целоваться, когда мой единственный любимый мужчина находился в Дублине да к тому же был по совместительству неотразимым красавцем и звездой экрана?
      Мысленно я дала себе под зад ногой и вслед за Фай побрела к каменной скамейке, стоявшей на краю мыса. Когда мы молча уселись, мне неожиданно вспомнились красивые губы Мака, и я рассеянно подумала, каково было бы поцеловаться с ним, но тут же отогнала от себя крамольную мысль, решив, что во всем виноват обтягивавший мускулистое тело гидрокостюм.
 
      Мы с Фай смотрели, как Мак спускался по тропинке к скопищу плоских черных камней, о которые со свирепой силой разбиваются огромные волны. Погруженная в свои невеселые думы, я не проявляла особого интереса к происходящему, однако когда Мак подошел к краю рифа и начал привязывать к ноге, вдруг осознала, насколько маленькой кажется его фигура на фоне бушующей морской стихии. С этой минуты мой взгляд не отрывался от рифа. Если волны, на которых я каталась, можно было сравнить с резвыми белыми конями, то ревущий у камней океан выглядел как стадо бегущих бизонов, сметавших все на своем пути. Волны с диким ревом разбивались о риф, и тот ходил ходуном, как во время землетрясения. Сила океана была настолько разрушительной, что казалось, Зеленый остров может исчезнуть с глаз в любую минуту.
      – Господи, помоги ему, этот сумасшедший решил выйти в океан, – произнесла Фай сквозь зубы. – У него явно с головой не в порядке.
      Я молча впилась в бутылку кока-колы, наблюдая, как Мак, сделав несколько упражнений для разогрева мышц, взял в руки доску и решительно бросился в бушующий океан. Да, не позавидуешь Русалочке, если ей пришлось спасать своего принца в такую погоду.
      Следующий час пролетел в одно мгновение. Вместе с Фай мы наблюдали за гигантскими волнами. Я впервые в жизни присутствовала при подобном буйстве стихии на таком близком расстоянии и была поражена тем, как природа могла превратить поражающий красотой и спокойствием океан в устрашающее чудовище.
      – Прямо как на Гавайях, – подала голос Фай при виде очередного каскада огромных волн.
      – Да, только здесь немного прохладнее. – Меня пробирал озноб, и я плотнее запахнула куртку, пытаясь хоть немного согреться.
      Мы старались не терять Мака из виду, но это оказалось совсем не легким делом. Он часто пропадал из нашего поля зрения, то появляясь, то исчезая за огромными волнами. Когда Мак греб, лежа на доске, он походил на утку, ныряющую под воду в поисках корма. Время от времени мы вскакивали со своих мест и показывали друг другу на темное пятно, видневшееся на горизонте, надеясь, что это Мак. Но зачастую мы принимали за него либо дрейфующее бревно, либо чайку. Зато когда Мак поворачивал доску к берегу и ловил волну, его фигуру уже ни с чем невозможно было спутать.
      – Вон он гребет! – кричала я, показывая на маленькую точку на горизонте. – Господи, это самая большая волна, которую я видела в своей жизни.
      – Черт, да это не волна, а целый бассейн, стоящий вертикально! – ахнула Фай.
      Мы с замиранием сердца смотрели на огромную зеленую стену, поднимавшуюся за спиной Мака. Как будто океану, столкнувшемуся с берегом, некуда было больше девать свои волны и единственным свободным пространством оказалось небо, куда и устремилась морская стихия со всей своей мощью. В этот момент я вспомнила рекламу «Гиннесса», где серфер терпеливо ждал своей самой большой волны. Судя по всему, эта волна Маку не понравилась. Кинув быстрый взгляд через плечо, он тут же погрузил руки в воду и начал быстро грести. С каждым взмахом руки скорость Мака увеличивалась и в конце концов практически сравнялась со скоростью волны. Мы, стоя с открытыми ртами, наблюдали за невероятной картиной. Лучи весеннего солнышка, время от времени пробивавшегося сквозь плотный слой туч, играли бликами, отражаясь от влажной поверхности гидрокостюма. Мак поддерживал набранную скорость и вскоре оказался на самом верху морской стены. Теперь он походил на утлое суденышко, готовое вот-вот рухнуть вниз с Ниагарского водопада. Нервничая, я стиснула зубы в невольном восхищении перед силой человеческого духа, бросившего вызов необузданной стихии. Наконец морская стена набрала максимальную высоту и стала с грохотом обрушиваться вниз. За правым плечом пловца появилась белая пена, и волна начала закручиваться. Мака отнесло на самый край гребня. Мы громко ахнули, испугавшись, что через несколько секунд он рухнет вниз с неимоверной высоты и волна накроет его. Но в это мгновение Мак неожиданно вскочил на доску и устремился вниз с потоком воды, крепко держась на ногах, будто приросших к поверхности серфа. Какое-то время он стремительно скользил по волне, пока наконец не достиг ее основания. А затем, легким движением развернув доску, устремился вдоль зеленой стены с такой скоростью, словно к его серфу был приделан мотор.
      – Господи, да вы только посмотрите на это! – воскликнула Фай. Трясущейся рукой она показала на огромную волну за спиной Мака, образовавшую туннель такого огромного размера, что сквозь него спокойно мог проехать поезд. Мои глаза расширились от ужаса. Я представила, как через несколько секунд Мака накроют тонны морской воды.
      – Давай скорее уноси оттуда ноги! – бормотала я словно заклинание.
      Но у Мака, казалось, были другие планы на этот счет. Опустив руку в толщу волны, он начал постепенно снижать скорость.
      – Черт, да он сейчас заглохнет! – крикнула я, словно речь шла о машине, а не о человеке.
      – Не говори глупости, – фыркнула Фай, ни на секунду не отрывая глаз от захватывающего зрелища.
      Мои глаза раскрывались все шире по мере того, как туннель из воды с дикой скоростью приближался к Маку. Через несколько секунд огромная волна поглотила его. Мы с Фай с нетерпением ждали, когда серфингист вновь появится в поле нашего зрения, вынырнув из водоворота вместе с пеной. Я обшаривала глазами всю поверхность океана в поисках Мака и его доски, но так ничего и не увидела. И тут неожиданно из водоворота вырвался поток воды и, к нашей неописуемой радости, на поверхности океана появился Мак. Он крепко стоял на доске, торжествующе раскинув руки в стороны. В общей сложности этот трюк занял несколько секунд, но нам сполна хватило времени, чтобы оценить потрясающее мастерство, с каким он был проделан. За нашей спиной раздались радостные возгласы и аплодисменты. А я даже и не заметила, как позади собралась группа серферов, тоже наблюдавших за Маком.
      – Черт подери, вы видели, какой туннель? – восхищенно закричал Дэйв, подбегая к нам с неизменной камерой в руках. – Настоящий зверь! Наверняка футов двадцать высотой!
      Фай радостно захлопала в ладоши. А я, почувствовав легкое головокружение, наконец смогла глубоко вздохнуть, неожиданно осознав, что все это время просидела затаив дыхание.
      – Потрясающе, – согласилась я, хлопнув его по раскрытой ладони.
      – Да просто фантастично! – выкрикнула Фай.
      – Значит, вот так катаются настоящие серферы?
      Дэйв сел рядом со мной на скамью и радостно кивнул.
      – Да, Милли, такое вытворяют настоящие профессионалы. Но здесь таких мало встретишь. Наш Мак – один из лучших. Недаром он стал чемпионом Европы несколько лет назад.
      Я уставилась на него в немом изумлении. Мак Хеггарти – чемпион Европы? А я-то думала, он не выезжал дальше железнодорожной станции. Мне стало стыдно за самонадеянность. Дэйв поймал мой озадаченный взгляд и с воодушевлением продолжил:
      – Да, в серфинге Маку равных нет. Так что имей в виду, тебя учит лучший из лучших. Он мог стать профессионалом. Спонсоры дрались из-за него и мечтали заключить контракт на участие в международных соревнованиях. Он мог стать мировой знаменитостью, его показывали бы по телевизору, платили большие деньги и все такое, но… – Дэйв пожал плечами, – ему это было неинтересно.
      Что? Я не ослышалась? Мак мог стать знаменитым профессиональным спортсменом, колесить по всему миру в поисках идеальной волны, и за это ему бы еще и платили, показывали по телевизору и вообще одаряли бы всеми благами, полагавшимися спортивным звездам. Но он предпочел остаться здесь, в этом маленьком городишке? В графстве Донегол? Со своей мамочкой? Обучать сопливых детей? У этого парня точно что-то не в порядке с головой.
      – Ты серьезно?
      – Конечно, – встряла Фай. – А разве мы с тобой это не обсуждали?
      Я с возмущением посмотрела на свою подругу:
      – Нет, не обсуждали, Фай.
      На самом деле я нисколько не удивилась. Даже если бы сам Господь Бог предупредил ее о том, что конец света наступит в полночь, Фай удосужилась бы рассказать мне об откровении где-нибудь в одиннадцать пятьдесят девять вечера. И тридцать секунд.
      – А я-то думала… – Что же я тогда подумала о нем, когда мы пришли в гости к Хеггарти? Что он домашний мальчик, предпочитающий оставаться дома и не рисковать? Что он большая рыба в своем маленьком пруду, боящаяся безбрежного океана? Как я могла так сильно ошибаться? Мак оказался не просто значительной фигурой. Он объездил весь мир, а затем вернулся домой. – Мне показалось… – попыталась я закончить свою мысль.
      – Ты приняла его за неамбициозного провинциала из маленького городка, – засмеялся Дэйв. – Конечно, многие о нем так думают. Это потому, что Мак мало перед кем открывает свою душу. Его считают чересчур заносчивым, хотя на самом деле он просто застенчив. Знаешь, он предпочитает держать людей на расстоянии и общается только с теми, кто ему действительно важен.
      Я прикусила губу и устремила взгляд на океан, пытаясь увидеть человека, который с каждым днем раскрывался для меня все с более неожиданной стороны. За последние недели я вдруг осознала, что мой инструктор совсем не простой человек и скрывает в себе массу не замеченных мною ранее качеств. Что, впрочем, неудивительно, поскольку маскировался он не хуже талибских экстремистов. Только во время работы с детьми в рамках его программы я вдруг с удивлением обнаружила, насколько Мак мог быть мягким и внимательным в общении с людьми. И после этого мы смогли подружиться. В конце концов он пустил меня в свое сердце. Надо сказать, в то время я часто сравнивала Мака с Дэном и уверенно отводила ему второе место, так как тот явно уступал красавцу актеру в эффектности. И вдруг оказалось, что Мак мог спокойно сделать такую же великолепную карьеру, как и Дэн. Если даже не лучше. Поразившись своему открытию, я не без труда заставила себя слушать Дэйва, продолжавшего воодушевленно нахваливать своего друга.
      – Он был первым европейцем, которого пригласили участвовать в соревнованиях памяти Эдди Айкау, проходивших на Гавайях в Ваймеа-Бей. Это самые крупные соревнования по большим волнам. И наш парень здесь – настоящая легенда. Конечно, многие думали, что он сошел с ума, отказавшись от открывавшихся перед ним перспектив. Но дело в другом. Пока Мак путешествовал в поисках волны, его лучший друг и партнер по серфингу Ник, с которым они всегда вместе катались и участвовали в соревнованиях, погиб во время теракта. В тот день, когда Мак должен был выиграть европейский чемпионат, Ник просто оказался не в том месте. Ба-бах – и игра закончилась.
      Я уставилась себе под ноги, не в состоянии вымолвить ни слова.
      – После этого Мак просто не захотел путешествовать без Ника и предпочел остаться в Донеголе, чтобы участвовать в международной программе. Видишь ли, Мак думает, что принесет гораздо больше пользы, если сможет с помощью серфинга объединить детей с севера и юга. И ты знаешь, его программа действительно работает. Для Мака это намного важнее, чем слава и деньги. Я думаю, это в основном из-за смерти Ника он стал таким нелюдимым. Мак больше не хочет сближаться с людьми, чтоб потом не страдать.
      Слова Дэйва с трудом укладывались в моей голове. Господи, бедный Мак! Бедный Ник. Неудивительно, что он превратился в человека с закрытым и весьма непростым характером. От рук террориста погиб его лучший друг. О подобном я только в газетах читала. Теперь мне стало понятно, почему Мак сразу невзлюбил меня. Я задавала дурацкие вопросы о религии, а потом назвала его террористом. Господи, какой ужас! Я, совершенно не желая этого, ударила Мака по самому больному. Да, жизнь у него совсем не сладкая. Он испытал много горя, но тем не менее не только не сломался, но и нашел в себе силы что-то изменить в этом мире. И ведь как-то раз он пытался поделиться со мной своим горем, когда говорил, что и ему приходилось испытывать страх и даже плакать. Он пытался раскрыть мне свое сердце и рассказать о Нике. А я тогда этого не поняла. Мак был храбрее меня. И уж конечно, намного храбрее Дэна. В отличие от него Мак не красовался перед камерой, а делал настоящее дело. Немудрено, что моя профессия показалась ему незначительной. И в данном случае я с ним согласна. Да, Мак Хеггарти настоящий святой, черт побери. Теперь мне понятно, почему он не захотел со мной целоваться. Он слишком хорош для меня.
      – Извините, если прерываю, – вмешалась Фай в монолог Дэйва, готового, по-видимому, бесконечно говорить о своем друге, – но кто-нибудь видел Мака, после того как он поймал волну?
      – Нет, мне тут Дэйв рассказывал… – Я перехватила встревоженный взгляд подруги и посмотрела в сторону океана.
      Дэйв подался вперед и, прикрыв рукой глаза, тоже уставился на волны.
      – Да с ним все в порядке, – беспечно проговорил он. – Мак покорял волны намного больше этой.
      – Слава Богу. Так давайте расслабимся и получим удовольствие от шоу. – Я поудобнее устроилась на скамье.
      – Может быть, но разве это не его доска плавает там внизу, у камней?
      Я резко выпрямилась.
      Фай была права. Внизу, зажатая между двух камней, белела доска Мака. Вид у нее был сильно побитый. Страх сжал мое сердце.
      – Господи, Дэйв, это же борд Мака, – запинаясь, произнесла я. – Черт возьми, а где же он сам?
      Быстро вскочив со скамьи, Дэйв подошел к краю обрыва. На этот раз он выглядел слегка встревоженным. Мы с Фай, весьма обеспокоенные, присоединились к нему. «Господи, пусть с ним будет все в порядке, – молилась я про себя. – Господи, только не дай ему утонуть».
      Мы до боли в глазах всматривались в полосу камней, тянущуюся вдоль всего берега. Но кроме доски Мака, торчавшей среди огромных булыжников, словно надгробная плита, мы так никого и не увидели. «Если это месть за мое легкомысленное отношение к церкви и шутки, то я искренне в этом раскаиваюсь, – на всякий случай обратилась я к Богу. – Только не надо карать меня таким образом».
      Неожиданно огромная волна размером с двухэтажный автобус с грохотом обрушилась на риф, выбив из камней доску Мака, и та, стрелой пролетев по воздуху, вдребезги разбилась о прибрежные валуны.
      – Господи помилуй! – закричала Фай. – Где мой брат?
      – Боже всемогущий, – присоединился к нам Дэйв, – это все очень нехорошо выглядит.
      – Черт возьми, – завизжала я, не в силах больше сдерживаться, – да он утонул!
      Мы подбежали к краю обрыва и беспомощно уставились на волны. Мокрая взвесь застилала глаза. Весь океан вплоть до самого горизонта был в полосах белой пены, предвещавших появление очередной гигантской волны.