104.

Рано утром кто-то постучал в дверь подвала. Пошедшая открывать Аватыф увидела перед собою дядюшку Юнуса, бавваба в доме управляющего. Она вежливо поздоровалась с ним и пригласила в дом. Но он не двинулся с места. Господин управляющий срочно требует к себе Арафу.

Не испытывая ни малейшей радости от этого известия, Аватыф передала приглашение Арафе. Вскоре он вышел, одетый в свое лучшее платье белую галабею, с цветной повязкой на голове, в чистых сапогах. Он слегка прихрамывал и вынужден был опираться на палку.

– Я готов! – сказал он баввабу, приветственно поднимая руку.

Они пошли по улице. Вся она была погружена в скорбь. Глаза прохожих выражали беспокойство и страх, словно спрашивали: что будет завтра? Какие еще беды принесет оно с собой? Подручные футувв, собравшись по кофейням, обсуждали, как быть дальше. В доме Саадаллы не умолкали крики и причитания.

Вслед за баввабом Арафа вошел в дом управляющего. Идя по увитой жасмином аллее к саламлику, Арафа думал о том, как дом управляющего похож на Большой дом почти такой же роскошный, лишь немного скромнее. Он усмехнулся про себя: они подражают деду в том, что выгодно им, а о пользе остальных и не думают.

Бавваб скрылся за дверью, чтобы доложить о его приходе хозяину, и, вернувшись, пригласил войти. Арафа вошел в большую залу. В дальнем углу сидел управляющий Кадри, поджидая его. Арафа уважительно склонился перед ним в поклоне и краем глаза разглядывал Кадри: он показался ему высоким, крепкого телосложения мужчиной с упитанным, мясистым лицом. Но когда управляющий в ответ на приветствие Арафы улыбнулся, открылись гнилые, желтые зубы, очень портившие его внешность. Кадри указал Арафе место рядом с собой на диване.

– Прошу прощения, господин управляющий, промолвил Арафа, направляясь к ближайшему стулу.

– Сюда! Садись сюда! – настойчиво и вместе с тем ласково приказал управляющий.

Арафе пришлось примоститься на краешке дивана. «Неспроста это», подумал он и утвердился в своей мысли, увидев, что бавваб прикрывает дверь залы. Некоторое время Кадри молча глядел на юношу, потом спокойно спросил:

– Зачем ты убил Саадаллу, Арафа?

Их взгляды встретились. Тело Арафы напряглось, в голове все поплыло и перемешалось. Уверенный вид управляющего не оставлял сомнений в том, что ему все известно. Не дав Арафе ответить, Кадри уже более резким тоном сказал:

– Не дрожи! Зачем же было убивать, если ты так трусишь? Возьми себя в руки и отвечай, честно отвечай, почему ты убил Саадаллу?

– Господин мой… я… – забормотал Арафа, ничего не соображая.

– Негодяй, ты думаешь, у меня нет доказательств? Отвечай откровенно, ничего не скрывая, почему ты убил его?

Арафа совсем растерялся, глаза его бессмысленно блуждали, а Кадри ледяным тоном продолжал:

– У тебя нет выхода, Арафа. Если люди на улице узнают о том, что ты сделал, они растерзают тебя на мелкие куски.

Плач в доме футуввы становился все громче, а его, Арафы, надежды были развеяны в прах. Он открыл рот, но так ничего и не сказал.

– Молчи, молчи, – пригрозил управляющий. – Вот я вытолкну тебя наружу, к этим зверям, и скажу им: хватайте убийцу Саадаллы. А еще могу сказать им: хватайте убийцу Габалауи!

– Габалауи! – сдавленным голосом прохрипел Арафа.

– Ты мастер рыть подкопы! В первый раз тебе удалось спастись, но теперь ты попался. Почему ты убиваешь, Арафа?

В полном отчаянии Арафа лепетал:

– Я невиновен, господин управляющий, невиновен…

– Если я обвиню тебя, никто не потребует у меня доказательств. На нашей улице слухи почитаются истиной. И приговор будет один смерть! Но скажи мне, что толкнуло тебя залезть в Большой дом? И убить Саадаллу?

Этот человек знает все. Каким образом? Откуда? Неизвестно. Но почему он обвиняет его наедине, за закрытой дверью?

– Ты хотел ограбить? Не смея поднять глаза, Арафа молчал.

– Говори, гаденыш!– гневно крикнул Кадри. – Зачем тебе понадобилось грабить, если ты живешь лучше многих?! С видом человека, решившегося на отчаянное признание, Арафа проговорил:

– Порок гнездится в моей душе. Кадри торжествующе рассмеялся, а Арафа недоумевал: почему этот человек до сих пор не расправился с ним? Почему не выдал его тайну ни одному из футувв? Почему расспрашивает его таким странным образом, наедине?

– Ты опасный человек! – неожиданно сказал управляющий.

– Я несчастный человек.

– Разве можно назвать несчастным того, кто владеет оружием пострашнее всяких дубинок?

Потерявши голову, по волосам не плачут. Волшебник не он, Арафа, а вот этот сидящий рядом с ним человек.

Управляющий, казалось, наслаждался растерянностью юноши.

– Один из моих слуг был в числе твоих преследователей, – наконец объяснил он свою осведомленность. – Он бежал позади всех и не пострадал от взрыва. А потом тайно выследил тебя. Ты столкнулся с ним в Даррасе. В одиночку он не стал с тобой связываться, прибежал ко мне и все рассказал.

– Он не мог рассказать кому-нибудь еще? – вырвалось у Арафы.

– Он верный слуга, – улыбнулся управляющий. И серьезно добавил: – А теперь расскажи мне о твоем оружии.

Туман начал рассеиваться в глазах Арафы. Этот человек хочет завладеть секретом, который Арафа ценит дороже своей жизни. Но положение его действительно безвыходно. Понизив голос, Арафа сказал:

– Оно гораздо проще, чем воображают люди.

Взгляд Кадри стал жестким, в голосе снова зазвучала угроза:

– Я могу приказать немедленно обыскать твой дом, но мне не хотелось бы привлекать к тебе лишнее внимание. Понимаешь? Если ты будешь слушаться меня, я не дам тебе погибнуть.

Этому человеку ничего не стоит привести в исполнение свою угрозу. Тут ничего не поделаешь. Арафа бессильно опустил голову.

– Я подчиняюсь твоей воле.

– Ты начал кое-что соображать, волшебник нашей улицы! Если бы моей целью было убить тебя, твои останки давно были бы брошены на съедение собакам. И продолжал, откашлявшись:

– Оставим в покое Габалауи и Саадаллу. Поговорим лучше о твоем оружии, что оно собой представляет? Арафа поглядел на управляющего ясными глазами.

– Это волшебная бутылка!

– Волшебная? – с сомнением переспросил тот. – Объясни получше.

Впервые за время разговора Арафа обрел какую-то уверенность. Он спокойно пояснил:

– Язык волшебства понимают лишь те, кто знает его тайны.

– Значит, ты не откроешь мне этих тайн, даже если я пообещаю тебе полную безопасность?

Арафа внутренне рассмеялся, но сказал с серьезным видом:

– Я не обманываю тебя. Управляющий задумался, потом спросил:

– Сколько у тебя этих бутылок?

– Сейчас нет ни одной.

– Врешь, змееныш! – Управляющий даже заскрежетал зубами от злости.

– Обыщи мой дом, – предложил Арафа, – и ты убедишься, что я говорю правду.

– А ты можешь делать их?

– Разумеется!

Кадри в волнении стиснул кулаки.

– Я хочу, чтобы у меня их было много.

– У тебя будет их столько, сколько пожелаешь. Впервые они посмотрели друг на друга понимающим взглядом, и Арафа смело сказал:

– Мой господин намерен избавиться от проклятых футувв?

Странное выражение промелькнуло в глазах Кадри.

– Скажи-ка мне, что все-таки побудило тебя нарушить неприкосновенность Большого дома?

– Обыкновенное любопытство, – просто ответил Арафа. – Но я стал невольным виновником смерти слуги, и это разрушило все мои планы.

– Ты стал виновником смерти великого человека! – напомнил Кадри.

– Мое сердце разрывается от горя и раскаяния!

– Если бы нам дано было прожить столько, сколько прожил он, – пожал плечами управляющий.

«Подлый лицемер! Тебя волнует лишь имение», – подумал Арафа, а вслух сказал:

– Да продлит Аллах твои дни. А управляющий продолжал расспрашивать:

– Значит, ты проник в Большой дом лишь из любопытства?

– Да.

– А зачем убил Саадаллу?

– Потому что, как и ты, я хочу избавиться от всех футувв.

– Они узаконенное зло, – улыбнулся Кадри, – но ты вправе ненавидеть их за то, что они присваивают себе доходы от имения.

– Истинно так, господин мой.

– Ты можешь разбогатеть так, как тебе и не снилось, – многозначительно проговорил управляющий.

– Другой цели у меня нет, – лицемерно согласился Арафа.

– Зачем тебе надрываться из-за каких-то миллимов? Спокойно занимайся своим волшебством под моим покровительством, и у тебя будет все, что пожелаешь.

105.

Они сидели втроем на тахте, и Арафа пересказывал свой разговор с управляющим. Аватыф и Ханаш слушали его, затаив дыхание, с волнением и страхом. Закончил Арафа такими словами:

– У нас нет выбора. Саадалла еще не похоронен. Если мы не примем предложение, нас ждет смерть.

– А если бежать? – предложила Аватыф.

– Он не даст нам убежать. За нами следят во все глаза.

– Отдавшись в его руки, мы тоже не будем в безопасности.

Арафа не ответил жене, хотя слова ее совпадали с его мыслями. Он обернулся к Ханашу.

– А ты что молчишь? Серьезно и печально Ханаш заговорил:

– Когда мы вернулись на нашу улицу, у нас были простые и скромные мечты. Потом все переменилось. У тебя родились огромные планы, и ты заставил нас поверить в них. Вначале я был против твоих замыслов, но все-таки помогал тебе без колебаний. Постепенно я сам в них поверил, и моей единственной мечтой стала мечта нашей улицы о счастье и избавлении от зла. Сегодня ты неожиданно предлагаешь нам новый план. Согласившись на него, мы превратимся в орудие порабощения нашей улицы, страшное орудие, с которым нельзя бороться и которое невозможно уничтожить. С футуввой все-таки можно бороться, его можно убить.

– К тому же, – добавила Аватыф, – мы и сами не будем в безопасности. Управляющий получит от тебя все, что ему нужно, а потом придумает способ разделаться с тобой, как сейчас он собирается разделаться с футуввами.

В глубине души Арафа был согласен с ними, те же мысли мучили его беспрестанно. Но он убежденно сказал:

– Я сделаю так, что он всегда будет нуждаться в моем волшебстве!

– В лучшем случае, – ответила Аватыф, – ты станешь его новым футуввой.

– Именно так, – подтвердил Ханаш, – футуввой, оружие которого не палки, а бутылки. Вспомни, как он относится к футуввам, и ты поймешь, что тебя ждет.

– Прекрасно! – в сердцах воскликнул Арафа. – Можно подумать, что я алчный честолюбец, а вы благочестивые скромники, поверившие мне как святому. Можно подумать, что я не проводил ночи напролет в дальней комнате, не подвергал опасности свою жизнь! И все это ради блага нашей улицы! Если вы отказываетесь принять предложение, так скажите, что делать!

Он смотрел на них с вызовом, Оба молчали. Его мучила боль, и мир представлялся ему кошмаром. Все испытания, выпавшие на его долю, он воспринимал как кару за смерть деда, и это увеличивало его страдания. Аватыф в полном отчаянии шепнула:

– Надо бежать!

– Но как?!

– Не знаю, но тебе это будет не труднее, чем проникнуть в дом Габалауи.

– Управляющий ждет нас, за нами следят, что можно придумать?

Наступило молчание. Ужасное молчание, подобное безмолвию могилы, в которой покоился Габалауи.

Ханаш вздохнул и, словно прося прощения у кого-то, сказал:

– У нас нет выбора. Оба прошли в заднюю комнату и принялись набивать стоявшие там бутылки песком и осколками стекла.

– Нам следует, – заметил Арафа, – договориться об условных знаках, которыми мы будем записывать результаты наших опытов. Мы заведем секретную тетрадь и станем все заносить в нее, чтобы в случае моей смерти наши усилия не пропали даром. Я хочу, чтобы ты овладел всеми тайнами волшебства. Мы не знаем, что готовит нам судьба.

Они старательно продолжали работать, но Арафа заметил нахмуренные брови Ханаша и решил открыть ему свои намерения.

– Этими бутылками мы уничтожим футувв, – объяснил он.

– Это не принесет пользы ни нам, ни нашей улице! – возразил Ханаш.

Не переставая работать, Арафа стал убеждать Ханаша:

– Видно, истории поэтов тебя ничему не научили. Если в прошлом были люди, подобные Габалю, Рифаа и Касему, то отчего в будущем не могут появиться такие же?

– Были времена, когда я считал тебя похожим на них. Арафа сухо засмеялся.

– А когда я потерпел поражение, ты перестал так думать?

Ханаш промолчал.

– Я не буду походить на них по крайней мере в одном. У них были на нашей улице последователи. Меня же никто не понимает. Касем мог привлечь человека на свою сторону одним ласковым словом. Мне же требуются долгие годы для того, чтобы обучить одного человека своему ремеслу и сделать из него последователя.

Он закончил набивать бутылку, закупорил ее и, подставив под свет фонаря, сказал, любуясь делом своих рук:

– Сегодня она устрашает сердца и наносит раны, а завтра может стать орудием убийства. Я же говорил тебе, возможности волшебства беспредельны!

106.

Кто наш главный футувва? Со дня похорон Саадаллы жители улицы не переставали задавать друг другу этот вопрос. Снова каждый род счал хвалить своего футувву. Члены рода Габаль утверждали, что их Юсуф – самый сильный и теснее других связан родством с Габалауи. Рифаиты заявляли, что их род – самый благородный на улице, так как ведет начало от человека, которого Габалауи похоронил в своем доме и собственными руками. Члены рода Касем напирали на то, что они единственные в свое время не использовали плоды победы и собственных интересах, а позаботились обо всей улице, что лишь при Касеме улица была единой и законом на ней были справедливость и братство.

Как обычно, разногласия начались с перешептываний в кофейнях, потом смута охватила всю улицу, и жители ее приготовились к самому худшему. Ни один футувва не смел теперь пройтись по улице в одиночку. Если же проводил вечер в кофейне или в курильне, то лишь под охраной подручных, вооруженных дубинками. Поэты в кофейнях восхваляли футувву своего квартала. Владельцы лавок и бродячие торговцы с мрачным видом прикидывали будущие убытки. Ожидание беды и страх перед завтрашним днем заставили людей забыть и смерть Габалауи, и убийство Саадаллы. И права была Умм Набавийя, торговка вареными бобами, когда она во всеуслышание сказала:

– Видно, конец света не за горами. Счастлив тот, кто уже нашел свою смерть!

Однажды вечером с крыши одного из домов квартала Габаль прозвучал голос:

– Эй, люди, послушайте! Давайте рассудим здраво. Квартал Габаль самый древний на улице, а Габаль был первым из ее великих сынов. Никому не будет обидно, если Юсуф станет главным футуввой.

В ответ из кварталов Рифаа и Касем понеслись насмешки и грязные ругательства, а мальчишки немедленно собрались в кучку и стали распевать:

Эй, Юсуф, паршивая вошь, Куда ты, безмозглый, ползешь?

Люди вконец ожесточились. От открытой схватки удерживало лишь то, что в споре участвовали три стороны, три противоборствующие силы. Поэтому либо два квартала должны были объединиться, либо какой-нибудь из кварталов – добровольно отказаться от соперничества. Но события начались вдалеке от самой улицы. Два торговца, один из квартала Габаль, другой из квартала Касем, встретились в Бейт аль-Кади, между ними завязалась драка. В результате первый потерял глаз, а второй зубы. В Султанских банях возникла драка между женщинами из трех кварталов. Голые, они набросились друг на дружку, царапали ногтями щеки, рвали зубами руки и животы, таскали одна другую за косы. В ход пошли кувшины, мочалки, куски мыла и щетки для массажа. Драка закончилась чем, что две женщины упали в обморок, у третьей случился выкидыш, а остальные все были в синяках и ранах.

Около полудня того же дня, после того как драчуньи вернулись домой, вспыхнула новая драка, теперь уже на крышах домов. Оружием служили камни и грубая брань. Похоже было, что над улицей разразился каменный град.

В это время к футувве квартала Габаль Юсуфу тайком пробрался посыльный из дома управляющего и сообщил, что управляющий хочет его видеть. Юсуф поспешил на встречу, стараясь оставаться незамеченным.

Управляющий встретил футувву любезно, но настоятельно требовал принять меры по наведению порядка в его квартале, поскольку именно этот квартал ближе всех к дому управляющего. На прощание он пожал руку Юсуфу и сказал, что надеется при следующей встрече видеть его главным футуввой. Ободренный такой открытой поддержкой, Юсуф вышел из дома управляющего, твердо веря, что власть почти у пего в руках и ему нужно лишь как можно скорее навести порядок в своем квартале. Жители квартала Габаль уже передавали шепотом друг другу, что завтрашний день принесет им власть и высокое положение. Новость эта просочилась и в другие кварталы. И вновь разгорелись страсти. Не прошло и нескольких дней, как Аджадж тайно встретился с Сантури и сговорился с ним сначала покончить с Юсуфом, а затем бросить жребий, кому из них двоих быть главным футуввой. На заре следующего дня мужчины из родов Касем и Рифаа, объединившись, напали на квартал Габаль. Произошло настоящее сражение. Юсуф и многие его подручные были убиты. Остальные спаслись бегством. Роду Габаль ничего не оставалось делать, как подчиниться силе. После этого был определен срок жеребьевки. Мужчины и женщины кварталов Касем и Рифаа собрались в начале улицы, перед Большим домом. Они заполнили собой все пространство от дома управляющего до дома главного футуввы, который должен был достаться обладателю счастливого жребия. Явился Сантури со своими людьми и Аджадж, окруженный подручными. Они обменялись приветствиями и подтвердили свои обязательства. На глазах у всех футуввы обнялись. И Аджадж громко провозгласил:

– Мы с тобой братья и останемся ими при любых обстоятельствах!

– Навсегда, о храбрейший из храбрых! – ответствовал Сантури.

Жители двух кварталов стояли друг против друга, разделенные лишь площадью перед входом в Большой дом. Двое мужчин – один рифаит, другой касемит – вышли на середину, неся корзину, полную свернутых бумажек, и поставили ее в центре площади. Было объявлено, что молоток, изображенный на бумажках, знак Аджаджа, а нож – знак Сантури и что в корзине находится равное количество бумажек с теми и другими изображениями. После этого привели мальчика с завязанными глазами, который должен был достать из корзины свернутую в трубку бумажку. В напряженной тишине мальчик протянул руку и извлек бумажную трубочку. Не снимая с глаз повязки, он развернул ее и поднял вверх. Тут же жители квартала Касем закричали:

– Нож! Нож! Сантури протянул руку Аджаджу, и тот, улыбнувшись, пожал ее. Поднялся общий гомон:

– Да здравствует Сантури, футувва нашей улицы! Из рядов рифаитов вышел мужчина и направился к Сантури с распростертыми объятиями. Футувва тоже раскрыл руки ему навстречу, но в тот же миг мужчина быстро и с силой всадил в его сердце нож, и Сантури упал, сраженный, лицом вниз. На какое-то мгновение все оцепенели. Потом толпа касемитов взорвалась криком, плачем и угрозами. И снова два квартала сошлись в страшной драке. Но среди жителей квартала Касем не было никого, равного силой Аджаджу, и вскоре все поняли, что поражение их неминуемо. Кому суждено было погибнуть, тот пал, кому выпало спастись, тот бежал. Еще не наступил вечер, как Аджадж стал главным футуввой улицы. И если в квартале Касем слышались причитания и плач, то в квартале Рифаа раздавались радостные звуки загруд, пение и веселая музыка. Внезапно громкий окрик перекрыл все остальные шумы:

– Тихо! Послушайте, вы, овцы! Обернувшись в удивлении на голос, люди увидели Юнуса, бавваба в доме управляющего, который шел впереди, прокладывая дорогу самому управляющему, сопровождаемому многочисленными слугами. Аджадж поспешил навстречу управляющему со словами:

– Твой покорный слуга Аджадж, футувва улицы, ждет приказаний!

Управляющий смерил его презрительным взглядом и в наступившей полной тишине громко проговорил:

– Ажадж! Я не желаю, чтобы на нашей улице были футуввы!

Люди смутились, слова песен застыли на губах, улыбки исчезли с лиц, Аджадж с удивлением спросил:

– Что ты имеешь в виду, господин управляющий? Управляющий все так же громко и ясно повторил:

– Я не желаю больше никаких футувв! Пусть улица живет спокойно!

– Спокойно?! – воскликнул Аджадж, не скрывая насмешки.

Но управляющий ничего не ответил и лишь холодно посмотрел на него.

– А кто же будет защищать тебя? – с вызовом спросил Аджадж.

В этот момент в Аджаджа и его людей полетели бутылки, брошенные слугами управляющего. Загрохотали взрывы, сотрясая воздух и стены домов. Осколки стекла и песок разлетались во все стороны, нанося кровавые раны стоящим поблизости. Страх охватил души людей, как коршун хватает когтями цыплят. От страха помутились умы и ослабли суставы. Аджадж и его подручные попадали наземь, и слуги управляющего прикончили их. В квартале Рифаа поднялись стон и плач, а из кварталов Касем и Габаль донеслись злорадные крики. Бавваб Юнус встал посреди улицы и призвал всех к тишине. Дождавшись, когда все смолкли, он громко объявил:

– Жители улицы! Благодаря господину управляющему, да продлит Аллах его дни, для вас наступило время счастья и спокойствия. Отныне ни один футувва не будет угнетать и обирать вас!

Возгласы радости нарушили тишину…

107.

Поздно вечером Арафа вместе с семьей перебрался из подвала в квартале Рифаа в дом главного футуввы, справа от Большого дома. Так приказал господин управляющий, а его приказы не обсуждаются. И вот Арафа, Аватыф и Ханаш оказались в доме, о котором не емелп и мечтать. Они ходили по саду, любуясь прекрасным видом, по саламлику, залам, заходили в спальни, гостиную, столовую на втором этаже, поднимались на крышу, где содержались куры, кролики и голуби. Впервые в жизни они оделись в изысканные одежды и дышали свежим воздухом, напоенным запахами сада.

– Это как Большой дом, только в уменьшенном виде и без всяких тайн, – сказал Арафа, оглядев свое новое жилище. – Не правда ли?

– А твое ремесло, – спросил его Ханаш. – Разве оно не тайна?

В глазах Аватыф читалась растерянность.

– Кто бы мог вообразить такое! – воскликнула она.

Все трое стали даже выглядеть иначе в этой новой обстановке. Не успели они еще опомниться от увиденного, как в дом явилась толпа мужчин и женщин. Один представился баввабом, другой поваром, третий садовником, четвертый смотрителем птиц, а женщины должны были выполнять различные работы по дому. Арафа очень удивился их приходу и спросил:

– Кто прислал вас?

– Господин управляющий, – ответил за всех бавваб. Вскоре самого Арафу пригласили к управляющему, и он немедленно отправился к нему в дом. Когда они уселись рядом в большой зале, Кадри сказал:

– Мы будем часто видеться, Арафа. Надеюсь, ты не против?

По правде говоря, Арафа чувствовал себя неуютно, находясь в этом месте и глядя на сидящего перед ним человека. Все же он, широко улыбнувшись, сказал:

– Спасибо тебе, господин, за добро!

– Твое волшебство – источник всякого добра! Как понравился тебе дом?

– Я не смел и мечтать ни о чем подобном, – смущенно проговорил Арафа. Ведь я бедняк. А сегодня к нам еще пожаловала целая армия слуг!

Управляющий не отводил взгляда от лица Арафы.

– Это мои люди, – многозначительно промолвил он. – Я послал их, чтобы они служили тебе и охраняли тебя.

– Охраняли?! Кадри засмеялся.

– Конечно! Разве ты не знаешь, что на улице только и разговору что о твоем переселении в дом футуввы? А между собой люди говорят, что именно ты изобрел волшебные бутылки. К тому же родственники убитых футувв жаждут мести, как тебе известно. А есть и такие, кто умирает от зависти. Словом, со всех сторон тебе угрожает опасность. И мой тебе совет: не доверяйся никому и не выходи из дома, а если выйдешь, не отходи слишком далеко.

Лицо Арафы помрачнело. Значит, он превратился в пленника! В заложника злобы и мести! Кадри понял, о чем он думает, и успокоил его:

– Не бойся. Мои люди будут всегда рядом. Наслаждайся жизнью, как тебе угодно, и в своем, и в моем доме. Что ты теряешь, кроме пустыни и развалюх? Не забывай: люди на улице упорно твердят о том, что Саадалла был убит тем же оружием, что и Аджадж, и что убийца проник в дом Саадаллы тем же способом, каким раньше он проник в Большой дом, а следовательно, убийца Аджаджа, Саадаллы и Габалауи один и тот же человек – волшебник Арафа!

Содрогнувшись, Арафа воскликнул:

– Проклятие пало на мою голову!

– Тебе нечего опасаться, пока ты под моей защитой и под охраной моих людей.

О негодяй, засадивший меня в клетку! Я учился волшебству лишь ради того, чтобы уничтожить тебя и твоих слуг. А сегодня меня ненавидят те, кого я люблю и кого хочу освободить. Быть может, я даже буду убит рукою одного из них. Арафа предложил управляющему:

– Назначь футуввами людей, которые угодны и тебе, и жителям нашей улицы.

– Зачем же тогда мы расправились со всеми футуввами? – усмехнулся Кадри.

Смерив Арафу жестким взглядом, он добавил:

– Ты ищешь способ расположить их к себе! Оставь это занятие! Привыкай лучше, как и я, к тому, что тебя ненавидят. И не забывай, что единственное прибежище – это я и мое хорошее отношение к тебе.

– Я был и остаюсь к твоим услугам, – угрюмо пробормотал Арафа.

Управляющий поднял глаза к потолку, словно любуясь цветными росписями на нем, потом снова перевел взгляд на Арафу.

– Я хочу, чтобы удовольствия новой жизни не отвлекали тебя от дела, – наставительно заметил он.