Тайна лорда Моргана

Было и по две-три тайных — к одной из них я направлялся. Голоса исходили из-под ближайшей большой лестницы, а вернее, из-под тесной подлестничной каморки, где обычно завхоз устраивал свои кладовочки для инвентаря. Наш завхоз, кстати сказать, существо загадочное. Мы все знали, что он есть, даже иногда видели, но вот сказать, кто это, никто не мог. Он надеялся на глаза очень редко и только для того, чтобы вручить кому-либо инструменты или доложить о неполадках. Под этой лестницей, насколько я знал, у него кладовки не было.
      Лестница была широкая, каменная, с мощными лепными перилами в виде вставших на дыбы единорогов. В отличие от остальных лестниц пятого этажа, она на нем и НАЧИНАЛАСЬ, как бы выныривая из-за колонны, в которой скрывалась потайная лестница, ведущая прямиком к медпункту. В узкой щели между колонной, стеной и лестницей царила кромешная тьма. Я поставил ногу на нижнюю ступеньку — отсюда голоса звучали явственнее.
      — Не надо плакать, — обманчиво-мягко прозвучал хриплый голос, в котором слышалось презрение. — Этим меня не разжалобишь.
      — Но я… я правда ничего не знаю, — ответил дрожащий детский голос. — Поверьте мне…
      — Есть факты. Факты — вещь упрямая… Такие же, как ты.
      — Я ничего не знаю. Пожалуйста…
      — Мне ведь и так известно почти все, — в мягком голосе зазвучала угроза. — Мне нужно только подтверждение — «да» или «нет». Да или нет?
      — Я не знаю, о чем вы говорите…
      — Не вынуждай меня применять силу.
      Послышалось шипение и детский вскрик:
      — Пожалуйста, отпустите! Мне больно!
      — Будет еще больнее! Скажешь или нет? —
      Я не знаю!
      — Это не ответ! Ты знаешь все!
      — Нет! — в детском голосе слышались слезы.
      — Да!
      Шлепок. Словно от пощечины. Я вздрогнул.
      — Это… это вам так не пройдет, — уже рванувшись под лестницу, я был остановлен странными, недетскими интонациями, прозвучавшими в голосе мальчишки.
      Вот это другой разговор, — мне показалось, что мучитель ребенка улыбается. — Так да или нет? Я жду!
      — Нет!.. Нет! Пожалуйста! Не надо! Я…
      Я не выдержал и бросился под лестницу.
      Тьмы там не было. Горела крошечная зеленая лучина, и в ее неверном свете я увидел прижавшегося к стене напуганного, бледного до синевы Даниила Мельхиора, а над ним, со стилетами в руках, зелейника Черного Вэла. Волосы у мальчишки были взлохмачены, на щеке темнело пятно. Оба заговорщика чуть не вскрикнули, увидев меня.
      — Что тут происходит? — спросил я.
      Черный Вэл опустил стилеты. При свете лучины худое горбоносое лицо его было таким зловещим, что мне стало жутко. Казалось, передо мной сама воплощенная злость.
      — Мы беседовали, — проскрипел он недовольно. — Вы нам помешали.
      — Я слышал детский крик…
      — Вам показалось. Идите своей дорогой, Максимилиан. У вас была трудная ночь. Советую вам отдохнуть.
      — Я так и сделаю. — Собрав все свое мужество, я попытался улыбнуться в перекошенное лицо Черного Вэла. — Но сперва выясню, о чем вы разговаривали с мальчиком.
      — Обычные детские секреты. — Черный Вэл улыбнулся своей жертве слащаво-уверенно. — Мы просто играем.
      — Вы мучаете мальчика. — Я сделал шаг вперед, но Вэл выбросил руку и остановил меня. Стилет сверкнул в опасной близости от моей груди.
      — Вот что, Максимилиан, — прошипел он, приблизив свое лицо к моему. Его глубокие черные глаза засверкали, словно у нежити. — Не суйтесь не в свое дело, если хотите жить. Вы и так в опасности, а сейчас рискуете еще больше.
      — Чем? Напороться на ваш стилет? Он отравлен, лорд-зелейник?
      Я демонстративно сжал в кулаке свой амулет, показывая, что готов применить защитные заклинания. Мне практически ни разу не приходилось ими пользоваться, я даже не был уверен, что вспомню все, что сдавал на курсах самообороны, но у Вэла, очевидно, в этом тоже были сомнения. Он отступил, но от Даниила не отошел.
      — Этот стилет не для вас, лорд Мортон, — сказал он.
      — А для кого же? Для мальчика?
      Даниил не сводил с меня глаз. В них было все — страх, надежда, радость, тоска и что-то еще, недоступное моему пониманию.
      — Да, для мальчика — если потребуется, — сказал Вэл.
      — Не сходите с ума! Иначе я обо всем доложу даме Моране, и вас выгонят из школы.
      — И это будет последним днем в вашей жизни, лорд Мортон. Вы не знаете, что скрывает этот мальчишка, а кидаетесь его защищать. Он опасен для всех — и для вас в том числе.
      Даниил молчал и только выразительно мотал головой. И это молчание убеждало меня сильнее всех прочих аргументов.
      — Вы сумасшедший, Черный Вэл, — сказал я. — Уходите. Или уйдем мы.
      — Даниил, останься! — крикнул тот и совершил ошибку.
      Сорвавшись с места, мальчик ужом скользнул между его растопыренных рук и бросился ко мне. В какой-то миг мне показалось, что Вэл готов метнуть ему в спину стилет, я рванул наперерез, закрывая ребенка собой, и понял, что правильно разгадал его порыв, потому что лорд-зелейник тут же опустил оружие.
      Даниил прижимался ко мне, пряча лицо. Его худые плечи сотрясала мелкая дрожь. Я обнял парнишку.
      — Тебя никто больше не обидит, обещаю! — и повел его прочь.
      Вэл стоял под лестницей, как статуя. Когда мы вышли на открытое пространство, он в два шага догнал нас и за подбородок поднял голову Даниила.
      — Тебе ведь не нужен такой враг, как я, — прошипел он зло. — А я могу стать врагом. И ты сто раз пожалеешь, что не позвал меня с собой. Пожалеешь, но будет поздно!
      Развернулся, взметнув полу мантии, и ушел, печатая шаги.
      Даниил робко посмотрел на меня. Я взял мальчишку за руку, отпустил свой амулет и только сейчас почувствовал, как напряжены мои пальцы. Я ведь всерьез собирался драться. И против кого! Против Черного Вэла, бывшего боевика! Будучи старше меня на семнадцать лет, он имел такой опыт боев, какой мне и не снился. И его стилеты — они вполне способны заменить ему боевые заклятия. Но теплая рука Даниила сжимала мои пальцы, и я почувствовал себя увереннее. Вдвоем мы стали подниматься по лестнице к Невее Виевне — мальчик пошел за мной без разговоров.
      Нежить-целительница была уже на месте. Одного взгляда на мое встревоженно-помятое лицо ей было достаточно. Она взглядом вскипятила воду, добавила в нее какую-то траву — только по запаху я узнал мяту, остальные растения мне были неизвестны, — пошептала над нею и протянула стакан.
      — Я кое-что добавила в раствор, — сказала она. — Поможет не спать, но в то же время успокоит. Вы что-то перевозбуждены и взволнованны.
      — По дороге сюда была неприятная встреча, — признал я.
      — Надеюсь, все живы? — Невея хохотнула своей шутке и склонилась над столом, уставленным мешочками, склянками и кульками. — Терпеть не могу мертвецов. Иные так не хотят умирать, что готовы убить всех остальных — будто это им поможет. А ведь процесс разложения необратим. И кое-кому это пора усвоить.
      С этими словами лихоманка так посмотрела на нас, что Даниил чего-то испугался и потянул меня прочь.
      До конца перемены оставалось всего несколько минут. Я успевал только добежать до своей аудитории. Но Даниил все цеплялся за мою руку, так что пришлось сбавить темп. Проходя мимо лестницы, под которой его допрашивал Черный Вэл, мальчик вздрогнул.
      — Что он хотел у тебя выпытать? — спросил я.
      — Н-ничего. — Даниил отвел взгляд.
      — Пойми, мне это безразлично, — сказал я, — но все-таки я должен знать, в чем дело, чтобы в случае чего смочь тебя защитить.
      — Он, — мальчик прятал глаза, — он хотел узнать о моем отце. Как он умер и все такое… И не хотел верить, что я ничего не знаю.
      — Непонятно, зачем ему это?
      — Я не знаю, — вздохнул Даниил. — Но я его боюсь.
      — Я тоже, — сказал я и твердо решил, что доверять Черному Вэлу больше не буду.
      Даниил был явно напуган происшествием, и я забрал его с собой, усадив в кабинете для практических занятий, чтобы мальчишка пришел в себя и отдохнул.
      Одно в этой истории меня настораживало — только я и Даниил знали правду о смерти его отца. Откуда это стало известно Вэлу?
      В ту ночь мне приснилось что-то хорошее и доброе, но разбужен я был гнусавым звонком, который назывался Голос Школы и принадлежал директору. Мессир Леонард пользовался им в крайних случаях — когда хотел немедленно вызвать к себе педагогов. Прозвучал он ровно за пять минут до того, как сработал мой будильник.
      В ту ночь дежурила группа самого директора, и я не сомневался, что он зовет нас, чтобы поделиться результатами ночного похода. Но когда я вбежал в учительскую, сердце у меня упало. Ибо в пентаграмме для нарушителей стояла Вероника Корбут-Вайда.
      Девушка была в ночной сорочке и накинутом поверх нее халате, с распущенными волосами, босиком. Она прятала глаза и кусала губы, чтобы не разреветься. Я поскорее юркнул в уголок, догадываясь, что ей не доставит удовольствия видеть меня сейчас. И не потому, что я ей нравился, а именно вопреки этому чувству.
      Мессир Леонард маршировал перед пентаграммой, вскидывая копыта. Завуч дама Морана вошла в числе последних.
      — Ага, — с порога воскликнула она, — наконец-то! Поймали?
      И тут она узнала Веронику.
      — Не может быть! Ученица Корбут? Это вы?
      — Да, как видите. — Мессир Леонард прекратил расхаживать. — Мы обнаружили ее недалеко от учительской, в два часа ночи. Шла по коридору со свечой.
      — Ну, — дама Морана встала перед Вероникой, — куда вы направлялись, позвольте спросить?
      Вероника молчала. Она даже не смотрела на завуча. а чувствовал себя по-дурацки. Девушка была моей ученицей, но в то же время у меня не было сил, чтобы встать на ее защиту. Если всему виной Вероника… если это она хулиганила ночами и писала на стенах кровавые надписи, если она как-то связана с сектой…
      — Признаться, я не ожидала этого, да еще от вас, ученица Корбут! — сказала завуч. — Вы из приличной семьи, за все шесть лет ни одного серьезного нарушения дисциплины, одна из отличниц, активистка и спортсменка — и вдруг! Ночные походы по школе! Особенно сейчас, когда в МИФ происходит вы-сами-знаете-что! Это наводит на определенные мысли, ученица Корбут! На очень неприятные для вас мысли! Вы понимаете, что по закону мы должны сегодня же поставить в известность Инквизиторский Совет? И тогда вас в лучшем случае исключат из школы! Что вы делали ночью на четвертом этаже?
      Вероника молчала. Что она могла сказать? Я был уверен, что девушка не признается. Но тем не менее она что-то пробормотала.
      — Что-что? — наклонилась к ней дама Морана.
      Вероника помотала головой, отказываясь повторять.
      — Молчите? Что ж, это ваше право. Но молчание не Делает вам чести! Если бы вы смогли внятно объяснить цель вашего ночного вояжа, мы бы смогли проявить снисхождение, но раз вы упорствуете… Знаете, что делали с такими, как вы, в прежние времена?
      Я оглянулся по сторонам. Учителя молчали. большинство только что встали с постелей, лишь те, кто вместе с директором ходил в дозор, были полностью одеты. И все притихли, ожидая слов нарушительницы. Если бы знать хоть чуть-чуть больше, чем известно мне! Я бы мог решить, что сказать. Да даже если бы Веронику поймали до всех этих кровавых надписей, я б уже бросился на ее защиту.
      — Простите, дама Геррейд, — вдруг послышался скрипучий голос Черного Вэла, — но ученица Корбут выполняла мое задание.
      Девушка и завуч встрепенулись. Я вжался в стену Совсем недавно Вэл на моих глазах допрашивал Даниила Мельхиора, чей отец был связан с Белым Мигуном, а теперь…
      — Ваше задание? — прошипела завуч. — В два часа ночи?
      — Рецептура изготовления некоторых зелий предполагает, чтобы их готовили исключительно в ночное время. Также некоторые компоненты можно добыть только ночью… — В голосе Черного звучала откровенная скука. — Девушка виновата в том, что отправилась выполнять поручение не в ту ночь, когда патрулировала моя группа. Иначе я бы проследил за ее перемещениями по школе.
      — Ученица Корбут выполняла ваше поручение? — Брови завуча поползли вверх. — Но она не в вашей подгруппе. Она не специализируется на предметной магии. Ее специализация — стихийная магия. Вы…
      — Да, я это знаю, — скривился Черный. — Вот поэтому и возникло недоразумение.
      — Ученица Корбут действительно выполняла ваше поручение? — Мессир Леонард подбежал к зелейнику. — Это многое объясняет. Но вы понимаете, что это нельзя так оставлять?
      — Я ее накажу, — сказал Черный Вэл таким тоном, что у меня мурашки побежали по коже. Я сразу представил почему-то кнут, которым он выпорет Веронику, и открыл рот, чтобы вмешаться, но услышал голос зелейника:
      — Засажу перебирать старые травы и толочь гранулы.
      Не прибавив более ни слова, он подошел, взял девушку за локоть и уволок за собой. Я еле успел спрятаться за чью-то спину, когда ее проводили мимо.
      После ухода зелейника и Вероники все вздохнули свободнее.
      — Значит, можно больше не заниматься этими глупыми ночными побегушками? — томно потянулась Лыбедь. — А то как подумаю, что придется опять тащиться ночью по пустым коридорам — так дрожь пробирает!
      Но при этом она обожгла меня взглядом, намекающим, что совсем не против прогуляться — но со мной наедине и вовсе не с целью патрулирования.
      — Вынужден вас огорчить, любезная дама, — потряс бородой мессир Леонард. — Патрулирование продолжается!
      — Почему? Неужели? Но ведь уже известно, кто нарушитель? — раздались со всех сторон женские голоса.
      — Я сильно сомневаюсь, что ученица Корбут была зачинщицей. Скорее это досадное совпадение, или же она рядовой исполнитель…
      — Подтверждаю, — важно кивнула леди Ульфрида. — Струны ее души колеблются, но не как у виновной. Стихия совсем иных чувств владеет ею.
      — Вот именно, — поддакнул директор. — А значит, настоящий виновник происшествий до сих пор не найден… что не снимает с ученицы Корбут ответственности за ее собственную вину.
      Как нарушительница дисциплины, Вероника сидела в Комнате Без Углов. В каждой школе, колледже и даже университете имеется такая Комната. Она устроена таким образом, что угнетающе действует на мага. Тот, кто обладает волшебной силой, просто не может хорошо себя чувствовать в ее стенах. Рассказывали что Неугомонный Строитель сошел с ума и увлекся переделками именно после того, как переночевал в Комнате Без Углов, чтобы проверить, насколько эффективно она действует.
      Девушка сидела там в одиночестве, не посещая даже уроков. Ее выпускали всего на шесть часов в день — пообедать и поработать в подвале Черного Вэла. Всякий раз ее конвоировали сам зелейник и Берегиня, все эти дни разгуливающая по школе в камуфляже и с оружием наперевес. Отпустить девушку должны были через три дня.
      В тот день я вел урок у группы шестикурсниц, где училась Вероника. Ее место за второй партой у окна было пустым, и Кристина Шульц, ее подруга, старательно отодвигалась на свою половину, словно ожидая, что Вероника вот-вот появится. Девушка сидела как в воду опущенная и то и дело косилась на пустую половину парты.
      Я рассказывал о хищных тварях, но чувствовал, что группа меня не слушает. Кое-кто поскрипывал перьями, но большинство сидели притихшие, как мыши.
      — Ученица Шульц, — не выдержал я, — повторите, что я только что рассказывал о мантикорах?
      Девушка вскочила, захлопав ресницами, и что-то пробормотала.
      — Вы отсутствуете на уроке, ученица Шульц, — сказал я. — Эта тема будет включена в экзамены. Делаю вам замечание. Еще раз замечу, что вы меня не слушаете, — оставлю после уроков… Кстати, это относится ко всем!
      Группа неохотно подняла на меня глаза. Инга, вторая подружка Вероники, демонстративно оторвала перо от бумаги.
      Я рассердился. Девчонки вели себя так, словно это я посадил Веронику под замок! После урока я окликнул Кристину:
      — Ученица Шульц, задержитесь!
      Девушка встала передо мной, насупившись. К моему удивлению, остальные шестикурсницы тоже остановились, поджидая ее.
      — Это никуда не годится, Кристина, — сказал я. — Я понимаю, что вам жалко Веронику, но это еще не повод игнорировать занятия. В субботу она вернется, так что глупо переживать.
      Кристина опять пробурчала что-то невразумительное.
      — Что-что?
      — Она вам записку оставила, — с явной неохотой проговорила девушка, — только не знаю, отдавать ее вам или нет.
      — Давай. — Я протянул руку.
      Меня смерили вызывающе-недоверчивым взглядом — за такой взгляд на экзамене запросто снижают балл, — но протянули сложенный в несколько раз бумажный листок.
      — Можете быть свободны, ученица Шульц, — сказал я. — И советую вам хорошенько подготовиться к пятнице.
      Оставшись один, я развернул бумажку, в глубине души ожидая увидеть еще одно любовное письмо. Но там стояло:
      «Если за мной придут инквизиторы, я им про вас ничего не скажу».
      Среда для меня легкий день — всего три занятия, одна пара у шестикурсниц и еще два часовых урока у четвертых классов, где я веду нежитеведение. У младших курсов специализации еще нет, и они изучают все предметы понемногу, чтобы к шестому курсу определиться, что им больше нравится. Занятия у них длятся всего один час, и группы тут большие — по тридцать-тридцать пять человек. Я веду, если помните, у третьих курсов звериную магию и у четвертых нежитеведение и, пытаясь вдолбить ребятне что-то в головы, знаю, что с большинством слушателей на шестом курсе не встречусь.
      Обычно после занятий в среду я просматриваю прессу в библиотеке или придумываю, как по-другому убить время, но сегодня не находил себе места. Сидеть сложа руки было скучно, и я занялся было уборкой, вычищая за единорогами и козлерогом, но скоро оставил это занятие. Мною владело странное чувство — как будто я что-то забыл и силюсь вспомнить. Пытаясь вспомнить это что-то, я вышел из кабинета и долго бродил по притихшей школе. Уроки еще продолжались, только где-то на втором этаже шумели первокурсники. У них обычно уроки длятся только до обеда, и вторую половину дня дети посвящают играм. Их крики и беготня мешали заниматься остальным, но спускаться и делать детям замечание не хотелось. Наоборот, я поспешил убраться туда, где голосов не было слышно.
      Ноги сами принесли меня к обитой железом небольшой двери. Комната Без Углов! Там сейчас находится Вероника! Ее выпускали только по вечерам, после занятий, чтобы в подвале Черного Вэла она даже случайно не могла столкнуться с другими учениками. Сейчас она наверняка сидела одна.
      Я осторожно подошел. В двери было маленькое окошечко — через него подавали обед. Ключ был у завхоза, который сам исполнял обязанности тюремщика, но я, пользуясь тем, что на этаже кроме меня никого нет, набрался смелости и постучал.
      — Вероника?
      Из-за железной двери не было слышно ни звука. Девушка тоже не могла меня слышать. Я постучал сильнее, и неожиданно в ответ раздался стук!
      Я постучал еще — девушка ответила, отбивая какой-то ритм. Я не понял, что она хотела сказать, поэтому постоял еще немного и потихоньку ушел. Мне было грустно.
      Но потом наступила суббота, и Веронику выпустили из Комнаты Без Углов.
      Накануне я не находил себе места. Утром вскочил на час раньше и будто невзначай после завтрака поднялся на шестой этаж, где была Комната. За Вероникой пришли директор, оба завуча и завхоз. Железную дверь отперли, и побледневшая, похудевшая девушка вышла, не глядя ни на кого.
      Я стоял за колонной, прижавшись к стене, и слышал, как дама Морана сделала Веронике последнее внушение, как девушка срывающимся голосом попросила прощения и как завхоз, войдя после нее в Комнату, доложил, что оставлена она в надлежащем порядке, только после этого узница обрела полную свободу.
      Я так и стоял в уголке, не в силах сдвинуться с места. Странное чувство вины и облегчения владело мной. Я вдруг понял, что мне жалко девушку, я хочу и в то же время мучительно стесняюсь подойти к ней. Такого со мной еще не бывало… или было — но очень давно. Я уже почти переборол себя, но тут навстречу Веронике вылетели ее подружки — вся девчоночья половина того курса — окружили и умчали вниз по лестнице, а я так и остался стоять на месте.
      В ту ночь была наша очередь патрулировать школу. Это был мой третий поход, я приготовился к нему основательно, напившись загодя крепкого кофе с возбуждающими добавками, и был полон решимости отыскать настоящего хулигана. Кто бы он ни был, из-за него подозрения пали на Веронику. И я, отнюдь не воинственный человек, ощущал желание отомстить.
      Спурий опять перекинулся в волка. Шли дни новолуния, ему было трудно это делать, он разбегался и прыгал дважды, прежде чем что-то получилось. И все равно зверь вышел преотвратный — нечто собакоголовое, но с почти человеческими конечностями и голым хвостом.
      Опять перед нами возник Прилежный Ученик. То и дело заглядывая в свою шпаргалку, он доложил, что все спят и только на втором этаже в трех комнатах до полуночи наблюдалось шевеление, а двое пятикурсников только что вернулись из грабительского налета на школьный буфет, и в их рекреации еще продолжается пирушка захваченными продуктами. Сообщил он и о привидениях — Безумный Проповедник молится на крыше, Неугомонный Строитель пытается переделать Комнату Без Углов, пристроив к ней запасной вход, Студентка-Неудачница опять уснула над конспектами и экзаменов не сдаст, Нетопырь дразнит Баньши, Оживающий Доспех марширует по холлу первого этажа в стеганом ассирийском панцире.
      Выслушав доклады, Берегине предложила разделиться.
      — Одна группа идет левым крылом второго этажа и переходит в правое крыло третьего, а вторая наоборот. Встречаемся у центральной лестницы, — прошептала она.
      — Мы идем левым крылом! — тут же воскликнула Лилита и погладила выпуклый лоб оборотня.
      — Тогда наше крыло правое. — Берегиня ловко перекинула глефу с руки на руку и, крадучись, поспешила к дальней лестнице, в то время как Лилита и Спурий отправились к ближней. Я побежал за Берегиней — боевой маг уже давно дала мне понять, чтобы я держался возле нее и не вздумал отдаляться. За мной поспешила дама Труда.
      Школа была погружена в молчание. Берегиня кралась впереди, то и дело замирая, как спецназовец, и делая нам с Трудой непонятные знаки. Если мы путались в ее сигналах, она возвращалась и сердитым шепотом объясняла, что мы должны делать. После шестого такого объяснения дама Труда взбунтовалась.
      — Я не буду падать на пол и ползти, как вы того требуете, коллега! — воскликнула она. — Примите во внимание мой возраст и положение!
      — Дорогуша, еще неизвестно, кто кого старше, — хохотнула Берегини, хлопнула низенькую даму Труду по плечу и добавила строго: — Если хотите принести обществу пользу, выполняйте мои инструкции, рядовой!
      — Я родилась в Асгарде! — рассердилась дама Труда. — Вы не имеете права так со мной разговаривать!
      — А я сражалась против ваших Асов на стороне Ванов, — парировала Берегиня. — Это было первое сражение, в котором я участвовала не как ученица. Так что у меня опыта побольше, чем у вас. Ведь вы, кажется, тогда еще не родились?
      Дама Труда что-то прошептала. Я с удивлением слушал их короткую перепалку. Учитывая, КОГДА была война Асов с Ванами, оставалось лишь удивляться возрасту Берегини.
      Мир был восстановлен, и мы пошли дальше.
      Второй этаж школы был погружен в почти полную темноту. Лишь на поворотах тускло горели факелы, освещая каменные стены и цветочный орнамент. Из стрельчатых окон лился слабый свет — ни луны, ни звезд не было. В темноте замок преобразился, и порой казалось, что мы попали в незнакомое место.
      Берегиня темной тенью скользила между колоннами, и мы не могли за нею угнаться. Я редко бывал на этажах детей, почти не ориентировался и сам не заметил, как отстал. Я шел, прислушиваясь к семенящим впереди шажкам дамы Труды, и думал…
      Ночь мне нравилась. Не ночь вообще, а вот эта. Была в ней какая-то романтика. Если бы еще и манящий свет луны сквозь листву… Но пока еще шла зима, и зелень можно было увидеть только в оранжерее. А как было бы прекрасно пройти вдвоем по роще, дойти до озера, постоять на берегу, слушая сонный плеск волн. Только я и она, рука в руке — и больше…
      Замечтавшись, я врезался лбом в декоративную решетку. Странно, что это со мной? Я — и мечтаю о любви? Последний раз это было накануне выпускного вечера в Неврской Школе Искусств, когда я отчаянно репетировал, как подойду к Насте Мельник и скажу ей, что люблю ее. Я все-таки набрался смелости и подошел, но возле нее уже стоял другой парень, и заготовленная речь так и не прозвучала. И вот опять… Почему? Откуда?
      Я стоял у декоративной решетки, отделяющей рекреацию от этажа, и недоумевал, как мог оказаться на третьем этаже вместо второго. То, что этаж был третьим, явствовало из орнамента на стенах — специально, чтобы не путались новички, на каждом этаже он был разным. На втором это были различные орнаменты скандинавского происхождения, а на третьем в основном славянские узоры. Узнав этаж, я узнал и рекреацию, и сердце мое забилось. Здесь жили шестикурсницы — и среди них Вероника…
      При мысли о девушке волна нежных чувств захлестнула меня. Я вспомнил ее записку: «Если придут инквизиторы, я им про вас ничего не скажу». Смысл этих слов дошел до меня только сейчас — девушка была готова вытерпеть очень многое, но не выдать свои чувства ко мне. Такая преданность заслуживала самое меньшее благодарности.
      Я прижался лбом к решетке. Заглянуть в рекреацию девушек было трудно — мало того, что она изгибалась буквой "Г", так что часть ее просто скрывалась за углом, но и сама решетка была обильно увешана горшками с цветами и большой картиной с изображением Мирового Древа.
      Неожиданно часть решетки подалась, и прежде, чем сообразил, что не заметил двери, я влетел в рекреацию шестого курса.
      Это было прямое нарушение закона — ночью двери должны быть закрыты, — и я уже совсем было решил потихоньку проинформировать об этом Берегиню, но становился. Во-первых, здесь жила Вероника — и все подозрения сразу падут на нее. А во-вторых, первое, что увидел я, выпрямившись, было большое зеркало в кованой раме. В каждой рекреации девушек были зеркала и туалетные столики — ученицы должны постигать не только науки, но и искусство быть привлекательной. Но мне показалось, что это зеркало стоит не на месте, что его нарочно сюда переставили и более того — кто-то только что принес его и установил тут. И не закрыл дверь в рекреацию потому, что его спугнул я!
      От волнения я взмок. Нашарив дрожащей рукой амулет, я сосредоточился и понял, что близок к разгадке. Рядом действительно кто-то был. Кто-то только что тут находился. И этот кто-то… Это был он!
      Надо было бежать, поднять тревогу, но вместо этого я сделал шаг к зеркалу. Мне показалось, что в его матовой поверхности отразилось лицо нарушителя. Он спрятался в рекреации, и если я немного подвинусь, то увижу его лицо!
      От разгадки тайны меня отделяло совсем немного, когда новая мысль заставила похолодеть. Зеркало наверняка носило на себе следы заклятия, значит, относилось к предметной магии. Я был знаком с нею постольку-поскольку и мог запросто попасть в ловушку. Если бы рядом была дама Труда, она бы сумела нейтрализовать любое заклинание и обезвредить зеркало. Но без нее…
      Я решил рискнуть. И сделал еще шаг, последний.
      Сначала я увидел себя. Худое бледное лицо, острый нос, большие глаза, светлые волосы… Я всегда относился к своей внешности критически и сейчас вгляделся внимательнее — что нашла во мне Вероника? На свете так много людей красивее меня! Не говоря уж том, что я не могу похвастаться ни широкими плечами, ни фигурой атлета, ни ловкостью и грацией боевого мага… Да и выгляжу моложе — вспомнить хотя бы моего сводного брата Эраста Графа. Он был чуть старше меня, а выглядел так, словно между нами три года разницы.
      Наверное, я чересчур загляделся в зеркало, и оно вправду было волшебное, поскольку внезапно понял, что отражаюсь в нем не один.
      Когда до меня дошло, что за спиной у меня стоят еще трое, у меня едва не подкосились ноги. Этих троих я видел впервые в жизни! В темноте было очень трудно рассмотреть их лица, я лишь чудом догадался, что это двое мужчин и девушка. Она цеплялась за руку одного мужчины, а другой держался чуть в стороне. И он стоял возле журнального столика, на котором…
      Да, этот человек был единственным, кто отражался в зеркале ВМЕСТЕ с интерьером. Журнальный столик БЫЛ за моей спиной, и незнакомец стоял как раз между ним и креслом. Наши глаза встретились…
      Я мог бы успеть обернуться и увидеть его воочию, но в этот миг голова у меня закружилась, и я покачнулся. В глазах потемнело. Чувствуя, что теряю сознание, я протянул руки, ища опору — и зеркальная поверхность подалась под пальцами!
      Мужчина и девушка ожили. Все еще держась за руки, они шагнули ко мне, готовые подхватить. Глаза девушки расширились, она рванулась вперед — и я неожиданно узнал в ней свою мать.
      Наверное, я все-таки закричал — скорее от удивления, чем от страха, потому что внезапно раздался ответный крик.
      И я упал.
      Падая, я задел виском кованую раму зеркала, и боль немного отрезвила меня. Однако желание встретиться с родителями было настолько сильным, что я тут же вскочил и снова бросился к зеркалу, протягивая руки. Родители были там — я успел увидеть их лица, мутные в темноте. Они рвались ко мне, и надо было сделать один-единственный, последний шаг — и мы будем вместе.
      И в этот миг кто-то грубо схватил меня поперек туловища и отбросил прочь. Я рухнул в кресло, больно ударившись ребрами о подлокотник, а надо мной выросла Берегиня. Лицо ее было так ужасно, что я оцепенел. Сама Смерть смотрела на меня. Старуха схватила меня за плечо и ударила по щеке.
      — Дурак! Телок! Идиот! — с каждым новым словом она снова и снова била меня по лицу. — Дрянь! Ты что не знаешь, как опасно заглядывать в заговоренные зеркала?
      Щеки мои горели, в носу было горячо и мокро. Я потрогал его и увидел на пальцах кровь. Вид ее вернул мне способность рассуждать.
      — Что это было? — спросил я.
      — Оно зачаровано. — Дама Труда была тут же и копошилась перед зеркалом, доставая из сумки на боку какие-то колдовские мелочи. — Девочки, помогите мне! Нужны свечи и чистая вода!
      В рекреации вспыхнул свет. Я зажмурился. Рядом послышались шаги и голоса — дама Труда давала выскочившим на шум старшекурсницам указания, как и что делать. Она готовилась нейтрализовать заклятие, наложенное на зеркало.