– Друзья, друзья, я ценю ваше внимание, но моя единственная забота сегодня – это правосудие. И мы сделаем все, чтобы правосудие свершилось.

Элис едва удержалась от того, чтобы не поднять глаза к потолку, а Уокер между тем продолжил путь.

– Но каково вам выступать в суде против собственной дочери?

Тут он остановился и все с той же улыбкой на губах взглянул на репортера:

– Делом Хоторна занимается Кларк Киттридж, а вовсе не я, и вам, друзья, это хорошо известно, – произнес он тоном, который при всем дружелюбии призван был поставить их на место. – И какого бы высокого мнения я ни был о способностях моей дочери как юриста, к несчастью, в данном случае факты неопровержимо доказывают, что именно Лукас Хоторн убил Люсиль Руж.

Последовал новый шквал вопросов и замечаний, однако Уокер не стал больше задерживаться. Лукас тем временем проводил Элис к местам, отведенным для защиты, молча наблюдая за тем, как она сугубо официальным тоном приветствовала представителя противоположной стороны, судебного пристава и даже его родных. Она была в ярости, и Лукас это знал, но, кроме того, она являлась настоящим профессионалом, и потому он единственный из всех присутствующих догадывался о причине.

Грейсон был также им недоволен. Элис позаботилась об этом. Накануне вечером она буквально ворвалась в «Суон-Грейс» и потребовала встречи со старшим из братьев Хоторн. Несколькими минутами позже они оба оказались в его клубе. Грейсон был разгневан настолько, что даже не потрудился надеть сюртук или галстук. Стоя в его личном кабинете и закатав рукава рубашки до локтей, он обрушил на младшего брата такой град упреков, какого Лукасу не случалось слышать уже много лет – если вообще когда-нибудь случалось. Все это время Элис стояла со скрещенными на груди руками рядом с Грейсоном, утвердительно кивая головой в ответ на каждое его слово. Но когда он закончил свою речь, а Элис уже готова была отправиться к дяде в полицейский участок и сообщить ему о своих подозрениях, прихватив с собой для большей убедительности Грейсона, Лукас остановил их.

– Нет, – произнес он холодным, не допускаюшим возражений тоном. – Никому ни слова. И поскольку именно я тебя нанял, предупреждаю, что, если ты осмелишься хотя бы намекнуть кому-нибудь на то, что мы тут обсуждали, я добьюсь, чтобы тебя исключили из адвокатской корпорации за нарушение профессиональной этики. У тебя нет ничего, кроме смутного подозрения, и постарайся об этом не забывать.

Впрочем, насколько он знал Элис Кендалл, она наверняка так просто это не оставит. Возможно, сейчас она готова была перейти к процессу, но рано или поздно она найдет способ обойти его приказ. Скорее уж она голову отдаст на отсечение, чем позволит осудить его за преступление, которое, по ее убеждению, было делом рук другого человека.

Лукас внутренне ожесточился при мысли о том, что она может выяснить, если будет продолжать расследование. И самое худшее из возможных открытий касалось не столько его отца, сколько его самого. Несмотря на то, о чем он не так давно уверял Элис, перстень с соловьем по-прежнему находился у него.

Кларк уселся на место обвинителя и с видом крайней сосредоточенности склонился над папкой с бумагами. Уокер Кендалл занял место в первом ряду, как раз за спиной Кларка. Молодой человек тут же обернулся и принялся о чем-то совещаться со своим начальником.

Через несколько секунд в зале появился Грейсон, твердой, решительной поступью преодолев проход между рядами кресел.

– Где мать? – спросил он, не тратя времени на приветствия.

– Я думал, что она с тобой, – ответил Лукас, лицо его выглядело задумчивым. – Она покинула «Найтингейл-Гейт» раньше меня. Может быть, она с Софи?

– Да, они куда-то поехали вместе, но я понятия не имею куда. Тут что-то происходит, и я хочу знать, что именно.

Однако все их вопросы разрешились сами собой, когда в зал суда поспешно вошла Эммелин. Лицо ее казалось непроницаемым, темно-синее платье представляло собой идеальное сочетание траурного одеяния и наряда, требовавшего к себе уважения. Элис приветствовала ее одобрительным кивком. Любой из присяжных, взглянув на Эммелин, невольно мог представить на ее месте собственную мать или супругу.

– Мама, что случилось? – в один голос спросили оба ее сына.

Какое-то время Эммелин стояла неподвижно, лицо ее превратилось в застывшую маску, пока по щекам не потекли слезы – хотя, как ни странно, это скорее были слезы радости, чем горя.

Элис почувствовала прилив тревоги, однако ее тревога превратилась в замешательство, когда в дверном проеме показался высокий светловолосый мужчина со шрамом на красивом лице. Он подошел к Эммелин и, встав за ее спиной, обнял за плечи, улыбка на его лице была широкой и добродушной.

– Мэтью! – обрадовано воскликнули Лукас и Грейсон.

Поднявшись с места, Элис вместе с большинством собравшихся в зале наблюдала за тем, как трое мужчин обнялись. Судя по всему, этот человек был средним из братьев Хоторн, который не так давно переехал в Африку вместе с женой.

На какой-то момент предстоящий суд, обвинение в убийстве и даже вопросы жизни и смерти были забыты. Братья соединились в нерушимой любви, внезапно снова превратившись в трех подростков, какими они когда-то были – счастливыми, беззаботными и глубоко преданными друг другу, несмотря ни на какие обстоятельства.

Они не размыкали объятий до тех пор, пока двери снова не распахнулись, и в зал не вошла молодая женщина, в которой Элис сразу узнала Софи Хоторн, а за ней другая, которую она прежде никогда не видела. У нее были ярко-рыжие волосы и зеленые глаза, и на ум Элис тотчас же пришло слово «дикарка». Хотя при более внимательном взгляде на Софи становилось ясно, что обе эти женщины не слишком беспокоились о том, что подумают о них окружающие. Их платья были красивыми, без ложной скромности, прически аккуратными, но совершенно непохожими на то, что Элис приходилось видеть до сих пор.

Женщины держали друг друга под руку и выглядели сестрами по духу, если не по крови. Элис догадалась, что перед ней жена Мэтью, Финни. Ей уже приходилось слышать о том, как Финни переехала в Бостон из Африки и поразила чопорных жителей Новой Англии своими странными иноземными манерами. Но несмотря ни на какие странности, Хоторны явно любили эту незаурядную женщину.

Элис вдруг почувствовала острую тоску по семье и друзьям, по сестре, которой у нее никогда не было. Но ее тоска стала еще сильнее, когда мужья Финни и Софи увидели их. Едва эти сильные, волевые мужчины, обернувшись, заметили своих жен, как их глаза вспыхнули неподдельной любовью.

Затем она перевела взгляд на Лукаса, и сердце в ее груди отчаянно забилось. Этот человек, не обделенный ни деньгами, ни могуществом, который в одну минуту казался грозным, а в другую – шаловливым, как чертенок, сейчас выглядел опечаленным. Он испытывал те же чувства, что и она. Пораженная до глубины души, Элис уже в который раз задумалась над странными противоречиями в его характере.

– Элис, дорогая, – обратилась к ней Эммелин, – позвольте мне представить вам остальных членов моей семьи.

В первый раз, встречаясь с незнакомыми людьми, Элис не беспокоилась по поводу того, во что она одета или как выглядит ее прическа. Даже если ее костюм мог показаться другим слишком похожим на мужской, она сразу поняла, что ни одна из этих женщин не обратила на это внимания, и уж тем более не собиралась с ней соперничать.

Элис полюбила Софи и Финни с первого взгляда. Обе они тепло пожали ей руку и, судя по всему, были искренне рады встрече. Их тревога за родственника была столь же очевидной, как и их уверенность в его невиновности. Семейная солидарность прежде всего. Лишним подтверждением этому служило то обстоятельство, что Мэтью Хоторн с семьей проделал весь долгий путь от самой Африки, чтобы быть рядом с братом во время процесса. И, надо признать, они появились как нельзя вовремя. Уже само их присутствие здесь было красноречивым свидетельством, которое наверняка расположит присяжных в пользу Лукаса.

– Вы познакомитесь с нашей малюткой Мэри сегодня вечером, – продолжала Эммелин. – Она ждет нас в «Найтингейл-Гейте».

– Вы что, оставили ее в клубе? – переспросил изумленный Грейсон.

Мэтью дружески хлопнул его по спине.

– Ну, разумеется, братец. И, насколько я знаю нашу милую Мэри, у меня нет сомнений в том, что уже ко времени ленча все обитатели клуба, будь то мужчины или женщины, будут ходить перед ней по струнке.

– Я видела, как девушки суетились вокруг нее, словно наседки вокруг единственного цыпленка, – подтвердила Эммелин.

Лишь после этого Элис наконец была представлена Мэтью.

– Мисс Кендалл! – произнес он с изысканной вежливостью. – Лукас и Грейсон говорили мне о том, какой вы превосходный адвокат. Мы все надеемся, что благодаря вам суд примет справедливое решение.

Улыбка не покинула его лица, однако выражение голубых, как у всех Хоторнов, глаз стало требовательным.

– Да, конечно, – машинально ответила она. Осмотревшись вокруг себя, Элис остановила взгляд на Лукасе. Больше всего ей сейчас хотелось сделать что-нибудь для этой замечательной семьи, и прежде всего для него. Но что, если для этого ей придется принести в жертву их отца?

– Можете не сомневаться, – продолжала она, обратив все внимание на Мэтью, – я сделаю все, что в моих силах, чтобы ваш брат был оправдан.

Мэтью кивнул, после чего проводил свою жену, мать и Софи к их креслам в первом ряду, прямо за скамьей для представителей защиты. Грейсон тоже удостоил Элис кивком, прежде чем последовать за остальными. Спустя несколько мгновений после того, как все расселись по местам, судебный пристав призвал собравшихся к порядку.

Когда в зал вошел судья и все встали, сердце Элис забилось от беспокойства, но вместе с тем и от волнения. Все было готово к началу процесса. Она имела при себе свои заметки, текст вступительной речи, определила линию защиты, составила список свидетелей, которые должны были дать показания о характере подсудимого. И, что самое главное, Лукаса окружала его семья, пользовавшаяся огромным уважением в обществе. Элис не представляла, что может ей помешать.

Судья Реймонд Парке ударил молотком ровно в девять часов утра. У этого человека были темные волосы и проницательные карие глаза, устремленные на публику. После нескольких предварительных замечаний он объявил о начале слушаний и предоставил слово обвинителю.

Кларк с важным видом поднялся с места, откашлялся и выступил вперед, обращаясь к суду. Его вступительная речь была произнесена с жаром и убежденностью. Он надел строгий темный костюм, однако на его груди поверх жилета свисала золотая цепочка от часов. Всякий раз, когда приоткрывался под пиджаком жилет, свет падал на золото, привлекая внимание присяжных, и даже сам судья один раз посмотрел в ту сторону. Элис невольно улыбнулась, видя в этой ничтожной ошибке со стороны Кларка хороший знак. Правда, речь шла всего лишь о карманных часах, однако она намеревалась обратить любую мелочь себе на пользу. Пока все шло своим чередом.

Кларк изложил причины, по которым Содружество считало Лукаса Хоторна виновным. Судя по тону его слов, присяжные должны были счесть дело уже решенным, однако Элис знала и другое и потому потирала руки от нетерпения. Как бы ей ни хотелось привлечь Брэдфорда Хоторна к суду, она все больше и больше утверждалась в мысли, что ей удастся спасти Лукаса от тюрьмы, не прибегая к крайним мерам.

Хоторны сидели неподвижно, устремив на Кларка суровые, неумолимые взгляды прищуренных глаз. Эммелин даже поднесла к глазам носовой платок, словно ей невыносимо было выслушивать столь чудовищную ложь о своем дорогом мальчике, и Элис понимала, что она не притворялась. Вместе с тем она знала и то, что дело обстояло не так плохо, как ей казалось, – по крайней мере до тех пор, пока Кларк не сделал паузу, посмотрев каждому из присяжных в лицо. Он уже не ослеплял их блеском своей дорогой цепочки, и впервые в его голосе проступила нотка искренности:

– Лукас Хоторн виновен, господа. Разумеется, защита попытается доказать обратное, поэтому прошу вас не забывать об одном. – Он жестом руки указал в ту сторону, где сидели представители защиты, и среди них Эммелин, Грейсон, Мэтью и их жены. – Несмотря на то, что все семейство явилось сюда, чтобы поддержать своего родственника, отсутствие одного очень важного лица бросается в глаза.

Сердце замерло в груди Элис, и она увидела, как пальцы Лукаса крепче сжали перо, которым он пользовался для заметок.

– Где Брэдфорд Хоторн, уважаемые господа? Родной отец подсудимого не явился в суд, чтобы выразить ему свою безоговорочную поддержку. Я не хочу делать из этого далеко идущих выводов, но, думаю, вы все поняли намек.

И, само собой разумеется, они его поняли.

– Но, возразите вы, – продолжал Кларк, – возможно, этот человек болен или какая-нибудь другая случайность помешала ему прийти. И, должен признать, мысль вполне здравая. Я никогда не стал бы строить обвинение на столь шатком основании – ни сейчас, ни впредь. Однако в данном случае я должен обратить ваше внимание на тот факт, что мисс Кендалл внесла в свой список свидетелей всех взрослых членов семейства Хоторн – всех, кроме отца подзащитного. Это, господа присяжные, говорит о многом.

Элис чуть было не застонала от досады. Если бы она находилась в зале одна, то непременно бы выругалась.

Когда судья предоставил слово Элис, та сделала короткую паузу – как раз достаточную для того, чтобы привлечь внимание присяжных, ожидавших начала ее выступления. Она неоднократно замечала, как ее отец делал то же самое, и когда она поднялась с места, взоры всех двенадцати членов жюри были прикованы к ней. Она кивнула присяжным, прежде чем перейти к вступительной речи. Она уже прикинула у себя дома перед зеркалом, что скажет в суде, и ей очень хотелось сделать то же самое в присутствии отца. Однако ее желанию не суждено было осуществиться – ни в случае с этим делом, ни, судя по всему, со всеми последующими.

Сердце Элис колотилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. В руке она держала перо – для большей солидности и еще потому, что ей нужно было за что-то держаться. Однако сегодня ее ладони были такими влажными, что перо едва не выскользнуло у нее из пальцев.

– Господа присяжные, я должна поздравить представителя обвинения со столь блестящим началом. – Она слегка поклонилась Кларку, он натянуто улыбнулся в ответ. На лице ее отца, который сидел в первом ряду, скрестив руки на груди, появилось подозрительное выражение. – Начало и впрямь блестящее, поскольку даже актеры любимого всеми бостонцами театра, с его позолоченными ложами и обитыми бархатом креслами, не могли бы сыграть вымышленный сюжет более убедительно.

Она могла поклясться, что кто-то из публики на галерке хихикнул, и у нее немного отлегло от сердца.

– Но я никогда не была поклонницей вымышленных сюжетов. Я предпочитаю иметь дело с твердо установленными фактами. А эти факты сводятся к следующему. – Она снова сделала паузу, стиснув руки у талии. – Единственное свидетельство против моего клиента, которое может представить Кларк Киттридж, – это весьма сомнительное показание женщины, уверяющей, будто она находилась в ночь убийства в переулке, а также метка в форме соловья, обнаруженная на теле жертвы, которую мистер Хоторн якобы поставил при помощи своего перстня. Я собираюсь доказать суду, что названная свидетельница не заслуживает доверия, а перстень уже давно не принадлежит моему подзащитному.

Ей непременно нужно было добавить что-нибудь касающееся отсутствия Брэдфорда Хоторна – хотя что тут можно было сказать? Вдруг ее осенило! Брэдфорд не раз хвастался своим умением избегать назойливых репортеров.

– И еще, – продолжала она, прислонившись к краю стола. – Об отце Лукаса Хоторна. Мистер Киттридж, выступая перед судом, постарался создать у присяжных впечатление, будто отец отказывается принимать сторону сына. Это очередной вымысел, господа. Эффектно? Да. Но так ли это на самом деле? Нет и еще раз нет. Правда заключается в том, что Брэдфорд Хоторн – пожилой человек.

Эммелин изумленно ахнула, но, к счастью, никто, кроме Элис, не обратил на это внимания.

– Человек, – добавила она поспешно, – которого уже много месяцев никто не видел за пределами его собственного дома, и я уверена, что многие из присутствующих здесь журналистов охотно это подтвердят.

«Благодарение Богу за маленькое одолжение».

Из задних рядов, где толпились репортеры, послышался приглушенный шум, выражавший согласие с ее словами. Она заметила, что присяжные тоже закивали, уступив ей в этом утверждении, скрытый смысл которого был очевиден: Брэдфорд Хоторн не обладал достаточным здоровьем, чтобы свидетельствовать в суде. Плохо ли, хорошо ли, но отец научил ее, как правильно вести свою игру.

Обернувшись к Лукасу, Элис подошла к нему и остановилась рядом, как бы выражая ему тем самым свою поддержку. Затем она обратилась к жюри, состоявшему из двенадцати мужчин, которые должны были решить его судьбу:

– Лукас Хоторн никого не убивал, господа. Единственное его преступление заключается в том, что он избрал образ жизни, который представители обвинения считают недостойным, и потому его подвергают судебному преследованию. Именно это я и собираюсь доказать. И тогда вы сами сможете принять решение. Чему вы верите больше – фактам или вымыслу? Благодарю вас.

Она вернулась на свое место, с удовлетворением заметив одобрительный взгляд Лукаса Хоторна.

После первого обмена речами дневное заседание тянулось медленно и однообразно, если не считать короткого перерыва на ленч. Обвинение приглашало одного свидетеля за другим, подвергая самому тщательному разбору каждый дюйм переулка, где произошло убийство, не говоря уже о всех малейших подробностях преступления. Элис показалось, что почти все люди, находившиеся в ту ночь в пределах полумили от места, где было найдено тело, предстали перед жюри присяжных, и она решила не подвергать никого из свидетелей перекрестному допросу. Ей было незачем играть на руку обвинению, вникая в суть их показаний. К концу дневного заседания очередь дошла до Тони Грин.

Когда девушка заняла место для дачи свидетельских показаний, подняв сначала левую, а затем правую руку, чтобы принести присягу, она вся дрожала и выглядела неестественно бледной на фоне черной Библии.

– Мисс Грин, – начал Кларк с важным видом, – не могли бы вы сообщить присяжным, что именно вы видели в ночь тринадцатого июля?

Тони что-то пролепетала в ответ, но так тихо, что судье пришлось податься вперед.

– Говори громче, женщина! – грубовато потребовал он.

У Тони глаза округлились от страха, со стороны казалось, будто она вот-вот расплачется. Кларк попытался успокоить свидетельницу:

– Все в порядке, мисс Грин, не волнуйтесь. Итак, вы говорили, что…

Тони начала снова, нервно заламывая руки:

– Я говорила, что шла по переулку…

– Куда вы шли? Домой?

– Возражаю, – произнесла Элис, поднявшись с места. Взоры всех присяжных тотчас обратились в ее сторону, они были недовольны тем, что женщина позволила себе перебить мужчину.

– Представитель обвинения задает свидетельнице наводящие вопросы.

– Возражение принято, – согласился судья. – Пожалуйста, измените формулировку вашего вопроса, мистер Киттридж.

Кларк с понимающей улыбкой взглянул на Элис.

– Хорошо. – Он снова обернулся к Тони: – Скажите нам, мисс Грин, что именно вы делали в ту ночь в переулке?

– Я… я возвращалась домой.

Незаметно для присяжных Кларк хмуро взглянул на Элис.

– Благодарю вас, – произнес он с наигранным пафосом. – И что именно произошло, когда вы возвращались домой?

– Я услышала чьи-то шаги и голоса, поэтому отступила в тень.

– Почему?

– Никогда нельзя предугадать, кто может попасться тебе на пути в такой поздний час. Обыкновенный хулиган или толстосум, готовый хорошо заплатить за услуги.

Глаза у Кларка, как и у всех присяжных, округлились, судья неловко откашлялся, а Элис улыбнулась про себя. Свидетельница, по сути, сама призналась суду в том, что она женщина легкого поведения.

– Я всегда остаюсь в тени, – продолжала Тони, словно не замечая смущения Кларка, – пока не смогу убедиться в том, что прохожий стоит того, чтобы…

– Спасибо, я вас понял, – перебил ее Кларк. – И что именно вы видели из своего укрытия в ту ночь?

Тони пришла в замешательство.

– Убийство, мисс Грин, – подсказал ей Кларк.

– Возражаю! Он оказывает на нее давление, ваша честь.

– Осторожнее, мистер Киттридж, – предупредил его судья. – Слушания только начались, и я не позволю, чтобы они и дальше продолжались в том же духе.

– Да, разумеется, сэр. – Кларк усилием воли взял себя в руки. – Мисс Грин, вы сообщили в полицию о том, что видели. Пожалуйста, объясните суду, как это было.

– Ах да, я вспомнила. Убийство. Я видела, как была задушена Люсиль Руж.

– И кто же, позвольте вас спросить, убил бедняжку?

Глаза Тони на миг затуманились.

– Мисс Грин?

– Лукас Хоторн, – наконец ответила она. Несмотря на то, что все эти подробности в течение почти двух месяцев появлялись на страницах газет, возглас изумления и ужаса пронесся по залу подобно набежавшей морской волне, а следом за ним послышались приглушенные перешептывания.

– Тишина в зале! – потребовал судья, стуча молотком. Как только публика на галерке немного успокоилась, Кларк продолжал:

– Откуда вы знаете, что это был именно Лукас Хоторн, мисс Грин?

– Ну, главным образом по его волосам. Прекрасным темным волосам. Они блестят, когда на них падает свет. – Тут ее щеки покрылись густым румянцем.

– А еще?

– Я… э-э… я уже встречалась с ним раньше.

– Хорошо, мисс Грин. Ну а теперь не могли бы вы указать нам человека, который убил Люсиль Руж?

Тони понурила голову, уставившись на свои руки, потом украдкой взглянула на Лукаса, отвела глаза в сторону и указала на место для представителей защиты. Зал снова ахнул, судья ударил молотком, и Элис могла ощутить гнев, который закипал в душе Лукаса, обволакивая ее со всех сторон. Теперь она знала наверняка, что девушка лжет.

Элис бросила взгляд на отца и успела заметить удовлетворенное выражение на его лице прежде, чем оно снова сменилось уже привычной равнодушной миной.

В зале суда царило смятение, и до того момента, когда Судья должен был объявить в заседании перерыв до завтрашнего утра, оставалось каких-нибудь полчаса. Реймонд Парке спросил Элис, не желает ли она подвергнуть свидетельницу перекрестному допросу.

– Да, ваша честь.

Задумчиво склонив голову, Элис приблизилась к месту для дачи свидетельских показаний. Сложив перед собой руки, она подняла глаза на Тони Грин и, глядя в лицо девушке, начала:

– Мисс Грин, вы говорили, что находились в ту ночь в переулке, возвращаясь к себе домой. Верно?

Взгляд Тони метался из стороны в сторону.

– Да, мэм.

– Откуда вы возвращались домой?

– С работы.

– С какой работы, мисс Грин?

– Возражаю!

Когда Кларк ничего не добавил к своему протесту, судья приподнял брови и спросил:

– На каком основании?

– Род занятий мисс Грин не имеет отношения к делу.

– Судья Парке, – возразила Элис, – мы должны кое-что знать о личности свидетельницы, чтобы установить, заслуживает ли она доверия.

Судья утвердительно кивнул.

– Возражение отклоняется.

Кларк еле удержался от ворчливого замечания, хотя, по правде говоря, Элис сомневалась в том, что он и впрямь надеялся сохранить род занятий Тони в тайне от присяжных.

– Пожалуйста, продолжайте, мисс Грин.

– Что… что? – Глаза девушки испуганно бегали по залу.

– Я о вашей работе, мисс Грин. Чем вы зарабатываете себе на жизнь?

Не поднимая глаз, она пробормотала:

– Я… я проститутка.

Элис наклонилась к ней:

– Пожалуйста, говорите громче.

Тони повторила свои последние слова, хотя и чуть слышно.

– Мисс Кендалл, – рявкнул судья, – мы все слышали! Проклятие!

На сей раз она перегнула палку. Эпизод потряс ее, выбив из колеи.

– Да, ваша честь. – Элис покорно кивнула, после чего снова обратила все свое внимание на свидетельницу.

Однако ее усилия ни к чему не привели. Она так и не сумела сдвинуть Тони с места. Девушка все время бормотала себе под нос одно и то же: она находилась в ту ночь в переулке, газовые фонари были включены, и она видела Лукаса с его темными волосами.

Когда стрелки часов приблизились к пяти, Элис вздохнула с облегчением.

– Ваша честь, у меня есть к свидетельнице еще несколько вопросов, – произнесла она, несмотря на то, что уже исчерпала все вопросы, которые собиралась задать, – но, поскольку час уже поздний, не лучше ли нам объявить перерыв, чтобы продолжить заседание завтра?

«Необходимо время на перегруппировку!» Судья некоторое время присматривался к Элис, потом наклонился к ней поближе.

– Я не представляю, о чем еще вы можете ее спросить, но я готов предоставить вам небольшую поблажку. Возвращайтесь домой, мисс Кендалл, и соберитесь с мыслями. – Затем он выпрямился и объявил, обращаясь к суду: – Мы собираемся завтра ровно в девять часов утра. – Он стукнул молотком. – Заседание суда отложено.

Все поднялись с мест, судья скрылся в своем кабинете. Сначала из зала гуськом вышли репортеры, заполнявшие галерку, затем представители обвинения. Элис сделала вид, будто занята папкой с документами, голова ее была опущена, словно в глубоком раздумье. Она не знала, как ей смотреть в лицо Хоторнам – и в особенности Лукасу – после такого провального выступления.

– По-моему, все прошло не так плохо, – произнес он.

Элис вскинула голову, едва не растаяв под его лучистым взглядом, полным доброты и поддержки. Грейсон и все остальные члены семейства Хоторн были к ней столь же великодушны.

– Первый день всегда самый трудный, – заметил Грейсон. – Хорошенько выспитесь этой ночью, а завтра утром постарайтесь еще раз потрясти мисс Грин. Если вы увидите, что у вас ничего не выходит, просто двигайтесь дальше.

Сочувствие этих людей едва не лишило ее самообладания. Она понимала то, о чем не решился сказать ни один из них, – она должна была добиться большего и непременно добьется. Ей только нужно было найти способ опровергнуть показания Тони Грин.

Лукас смотрел вслед Элис, которая удалялась по проходу между рядами кресел, держа в руках набитую бумагами сумку, прямая как фонарный столб. Как только она ушла, Лукасу представилась возможность переговорить по душам с Мэтью и Финни. Мужчины снова крепко обнялись, дружески похлопывая друг друга по спине.

– А ты здорово выглядишь! – произнес Лукас, после чего перевел взгляд на Финни. – Прекрасна, как всегда, – заметил он с восхищением. – Пребывание в Африке явно пошло вам обоим на пользу.

Мэтью обхватил рукой плечи жены, и Лукас почти физически мог ощутить любовь, связывавшую этих двоих.

Затем они все вместе вернулись в «Найтингейл-Гейт», и Лукас вновь почувствовал прилив нежности, смешанной с горечью, когда маленькая дочка Мэтью, Мэри, выбежала им навстречу и кинулась в его объятия:

– Тебя ведь не посадят в тюрьму, дядя Лукас?

Лукас прижался лбом ко лбу девочки.

– Нет, ни в коем случае, – заявил Грейсон твердо. Тогда она улыбнулась и, подпрыгивая от радости, устремилась к отцу и матери.

– Хорошо, – заявила Мэри, вложив свои крохотные пальчики в руку Финни. – Потому что мама говорит, что, если люди здесь не будут осторожны, она сама покажет им, что такое правосудие по-африкански.

Сначала все невольно поежились от этих слов, затем дружно рассмеялись. Лукас поднялся и от души обнял невестку:

– Благодарю тебя, Финни.

– Не думаю, что тебе понадобится моя помощь, Лукас, – ответила та. – Мне кажется, в Элис Кендалл много внутренней силы. Я почувствовала это в зале суда.

– А мы все знаем, что наша Финни, как никто другой, умеет вникать в суть вещей, – заключила Эммелин.

Элис мерила шагами тесное пространство своего флигеля. Она что-то упустила из виду и была в этом совершенно уверена. Порывшись в памяти, она снова и снова перебирала в уме все, что ей удалось узнать, не исключая самой ничтожной подробности, однако ответ все не приходил.

– Мне с этим не справиться! – проворчала она себе под нос, запрокинув голову и зажмурив глаза. – Я ни на что не гожусь! Мне бы следовало стать домохозяйкой!

– Судя по убранству этой комнаты, должен признать, что ты гораздо лучше выглядишь в роли адвоката.

Элис тотчас обернулась и ахнула, увидев у себя на кухне Лукаса.

– Как ты попал сюда?

– Ты оставила дверь незапертой.

И действительно, дверь была распахнута настежь. Однако Элис изнывала от жары, и даже открытых окон показалось ей недостаточно.

– В таком случае тебе следовало хотя бы постучать, – заметила она брюзгливо.

– Я стучал, но ты была так занята самобичеванием, что не услышала меня.

– Все равно кто-то должен был это сделать.

Лукас усмехнулся в ответ, но почти тут же выражение его лица стало серьезным, и он захлопнул дверь.