Хоторны (№3) - Гордая и непреклонная

Элис потянулась на постели, удивленная тем, что перина вдруг оказалась такой широкой, а простыни – такими мягкими. Ее собственная кровать была узкой и застелена простым бельем из муслина. Ее мозг напряженно работал, пытаясь разобраться в случившемся, и тут она вспомнила. Она находилась не в своей постели.

Она тут же открыла глаза, окинув взглядом окружающую обстановку. Множество окон, начищенный до блеска деревянный пол, роскошные ковры, массивная кровать с четырьмя высокими столбиками. И Лукас. Он стоял в дверном проеме – в черных брюках, но без рубашки, с чашкой кофе в руках.

– Я только что закончил готовить завтрак. Ты не проголодалась? – произнес он, сопровождая свои слова широкой чувственной улыбкой.

Какая-то часть ее существа хотела поскорее накрыться одеялом с головой. Сколько раз Макс говорил ей о том, что она способна перепугать своим видом даже лягушек в пруду, когда поднимается с постели по утрам. Спутанные волосы, лицо с вмятинами от подушек. И вряд ли этим утром она выглядит лучше.

– О нет, – наконец выдавила из себя Элис, отвернувшись к окну в надежде на то, что так ему труднее будет ее разглядеть. – Как ни странно, но мне совсем не хочется есть.

Лукас поставил чашку с кофе, после чего проследовал через всю комнату к ней и привлек девушку к себе.

– Ты, и вдруг не голодна? – спросил он, по-волчьи оскалив зубы.

– Поверишь ты мне или нет, но мне сейчас не до еды.

– Знаешь, я бы тоже хотел сейчас думать о чем-нибудь другом, помимо завтрака.

Он погладил ее по щеке, и внутри ее снова вспыхнул жар. Жар и приятное ощущение теплой шелковистой кожи.

– Мне нравится видеть тебя в своей постели, – произнес он хриплым голосом, и Элис почему-то поверила ему. Пусть даже его слова и не означали любовь, но они определенно были шагом в верном направлении. Элис в ответ вся изогнулась, словно котенок.

– Прошлой ночью я просыпалась, и тебя не было рядом, – заметила она.

Ее слова испугали его – или по крайней мере ей так показалось. Лукас ответил с усмешкой:

– Я все время был здесь, с тобой. Тебе это, наверное, просто приснилось.

Затем он крепко поцеловал ее в губы, и его отсутствие минувшей ночью тут же было забыто. Ее тело истосковалось по тому, что мог дать ей лишь он один. Они предавались любви в предрассветные часы, и лишь когда где-то далеко на башне пробили часы, Элис вспомнила о том, что ровно в девять им нужно быть в зале суда.

Она оделась так быстро, как только могла, моля Бога о том, чтобы ей удалось попасть домой раньше, чем отец обнаружит ее отсутствие. Он и так уже подозревал ее в близких отношениях с Лукасом, и ей вовсе незачем было давать ему в руки доказательства. Не было нужды объяснять, как он поступит в этом случае.

Элис на цыпочках проследовала по мощенной кирпичом дорожке и уже почти завернула за угол дома, когда из задней двери неожиданно появился ее дядя.

Проклятие! Ее все-таки поймали с поличным.

– Дядя Гарри! – воскликнула она, быстро переменив направление в тщетной попытке сделать вид, будто она только что покинула свой флигель, а не возвращается туда тайком в неурочный час. Однако все ее усилия оказались напрасными. Обычно добродушное лицо ее дяди было искажено тревогой.

– Что случилось? – тут же спросила Элис, забыв о своем собственном затруднительном положении.

– А, Элис! – произнес он, чуть вздрогнув. – Я тебя и не заметил. – Его взгляд сосредоточился на ней: – Еще так рано, а ты уже собралась на работу?

– Да, да. – Уф! – В чем дело? Ты, похоже, чем-то расстроен.

Лицо Гарри исказилось.

– Еще одна девушка этой ночью была убита.

Элис была потрясена до глубины души.

– Еще одна девушка, говоришь? – переспросила она, вид у нее был ошеломленный, как у ее дяди несколько мгновений назад. – Она мертва?

– Да, – ответил он и отвел глаза, глядя в светлеющее небо. – Ее обнаружили несколько часов назад. В переулке Бикмана. Мы полагаем, что все эти преступления – дело рук одного и того же человека.

У Элис пошла кругом голова, сердце в груди болезненно сжалось.

– Почему ты так решил?

Некоторое время он колебался, присматриваясь к ней, потом ответил:

– Я не могу обсуждать с тобой все подробности дела, так как расследование еще не закончено. Но об одном должен предупредить тебя сразу. Я сейчас же отправляюсь в «Найтингейл-Гейт».

Элис так и ахнула.

– Это еще зачем?

– Чтобы препроводить Хоторна в полицейский участок. Для дачи показаний.

– Ты не имеешь на это права!

– Еще как имею!

Она лихорадочно пыталась разобраться в собственных мыслях и прийти к какому-нибудь решению.

Однако ее решение уже было принято минувшей ночью, когда она осталась в спальне Лукаса Хоторна.

– Только не в том случае, если у него есть алиби.

– Он может рассказать мне об этом во время допроса.

– Нет. – Ее слова, сказанные жестким тоном, заставили его тут же остановиться. – И думаю, что, как мой дядя, ты должен об этом знать.

По-видимому, Гарри заподозрил что-то неладное, поскольку голова его угрожающе приподнялась.

– Я и есть алиби Лукаса Хоторна, – набравшись смелости, поспешно произнесла Элис.

Его грубоватое, с резкими чертами лицо так и вытянулось.

– О чем ты говоришь, Элис?

Элис развела руками, показывая на свое помятое платье и кое-как причесанные волосы.

– Я не возвращалась этой ночью домой, дядя Гарри. Я была с Лукасом Хоторном в его клубе.

Он плотно сжал губы.

– И чем вы там занимались? – спросил он, наконец.

– Это не имеет значения. Самое главное, что мы были вместе.

– Черта с два – не имеет! Ты провела всю ночь в заведении этого негодяя и еще смеешь говорить, будто это не имеет значения! Что вы делали там в такое время? Пили? Играли в карты?

Элис слегка поежилась. Ей больно было разочаровывать человека, которого она любила.

– Достаточно сказать, что то, о чем говорил в зале суда Кларк, было правдой. Я побывала в спальне Лукаса.

Гарри расправил плечи и в ужасе проговорил:

– Уж не хочешь ли ты сказать, что у тебя… роман с этим жалким ублюдком?

Теперь, раз уж она попалась, ей ничего не оставалось, как ринуться с головой в омут.

– Да, именно это я и имела в виду, – ответила она, слегка приподняв подбородок.

– И как только ты могла совершить подобную глупость? Я не растил в своем доме дурочку, а уж потаскушку – тем более! – Лицо его побагровело так, что на лбу выступила синяя жилка.

– Можешь говорить все, что тебе угодно, дядя, но я люблю Лукаса. Я совершенно уверена в том, что он не убивал этих женщин, и, уж конечно, он не мог никого убить этой ночью, поскольку находился со мной.

И тут ей в голову пришло внезапное подозрение. Так ли это на самом деле? Вся ночь теперь казалась ей одним сплошным сном, часы и минуты в его объятиях слились в одно прекрасное блаженство. Действительно ли она проснулась и обнаружила, что Лукаса рядом нет, или это было игрой ее воображения, вызванного страхом, как бы он в конце концов ее не покинул?

– Любишь? – рявкнул Гарри. – Да половина женщин во всем Бостоне уверяют, будто они влюблены в него по уши! Он же настоящий хищник, Элис! Он заманивает свои жертвы в ловушку при помощи обманчивой личины, которую многие наивные дамочки принимают за обаяние, и потом, едва добившись своего, бросает их за ненадобностью, словно какую-нибудь грязную тряпку! Или, еще хуже, убивает! – Он покачал головой. – Боже правый, Элис, неужели ты не понимаешь, что он просто тебя использует? Сначала он восстановил тебя против родного отца, а потом ослепил до такой степени, что сумел заманить в свою постель! О да, Хоторну не откажешь в уме. Единственное, чего ему до сих пор недоставало, – это алиби. И вот теперь он его получил – за твой счет!

Его слова смутили Элис. Она не верила в то, что Лукас мог кого-то убить. Но неужели он и впрямь ее использовал? Так или иначе, пока что ей следовало сосредоточить все внимание на Лукасе как на клиенте.

– Мне очень жаль, если я огорчила тебя, дядя, но здесь ты бессилен. Я взрослая независимая женщина и вольна поступать так, как мне угодно. Кроме того, теперь ты понимаешь, что тебе незачем допрашивать моего клиента.

– Как бы не так! – проворчал Гарри.

– У этого человека есть алиби, – продолжала Элис, старательно выделяя каждое слово. – И если ты посмеешь переступить порог «Найтингейл-Гейта», я объявлю всем и каждому, что ты предубежден против Лукаса Хоторна, поскольку никаких других оснований учинять ему допрос у тебя нет.

– И ты готова публично признаться в том, что провела ночь в его спальне? – переспросил он, словно не веря собственным ушам.

– Если ты вынудишь меня это сделать, то да.

Гарри выглядел недовольным, но, зная слишком хорошо свою племянницу, понимал, что у него не оставалось выбора.

Когда прошло еще несколько минут и со стороны складывалось впечатление, что она вышла из этой схватки победительницей, Элис с извиняющимся видом пожала плечами и добавила:

– Я бы хотела просмотреть документы по делу о последнем убийстве.

– Ты получишь их, как только они будут готовы. Но, раз уж ты так уверена в том, что твой клиент не убивал ту девушку, зачем тебе вообще их читать?

– Да потому, что там могут содержаться улики, которые выведут нас на след настоящего преступника, – многозначительным тоном ответила Элис. – Человека, который до сих пор бродит по округе, убивая направо и налево, но которого ты из упрямства отказываешься искать. – Она уже хотела было продолжить путь, но затем остановилась: – И я бы хотела, чтобы ты предоставил мне возможность самой рассказать отцу о том, где я провела эту ночь.

В одно мгновение жесткая и деловая женщина превратилась в робкую школьницу, дрожащую от страха, как бы ей не досталось от отца. Элис с отвращением покачала головой. Гарри смерил ее долгим пристальным взглядом.

– Хорошо.

– Будет лучше, если я сделаю это прямо сейчас.

Гарри отвернулся.

– Его нет дома. Ты не единственная, кто провел эту ночь не под своей крышей.

Едва избежав – по крайней мере на данный момент – столкновения с отцом, Элис поспешно умылась и привела себя в порядок перед зеркалом, готовясь отправиться в суд. Но перед этим она собиралась нанести визит Брэдфорду Хоторну.

Ровно в восемь утра она уже стояла перед великолепным городским особняком, известным как Хоторн-Хаус. Ей оставалось только уповать на то, что Брэдфорд окажется дома и на ногах в столь ранний час. Если ее отошлют ни с чем, у нее просто не хватит времени вернуться сюда.

Хмурое лицо пожилого дворецкого, открывшего ей дверь, не внушало особых надежд, однако стоило ей назвать свое имя, как тот открыл от изумления рот и чуть ли не силой втащил в дом.

– Как продвигается процесс? – спросил он с порога, умоляюще глядя на нее. Должно быть, на лице Элис отразилось сомнение, стоит ли ей ему отвечать, поскольку дворецкий поспешно добавил: – Меня зовут Гастингс, и я служил у Хоторнов с тех пор, когда мальчики только появились на свет. Мастер Лукас для меня все равно что родной сын. – Его стариковские глаза увлажнились слезами: – Все, о чем я читал в газетах, выглядит не слишком обнадеживающе.

В этом он, увы, был совершенно прав. Газеты в последнее время стали совершенно беспощадны как к Лукасу, так и к ней самой, и от внимания прессы не ускользнуло то обстоятельство, что Брэдфорд Хоторн по-прежнему не появлялся в зале суда. До сих пор Элис пыталась следовать указаниям своего клиента, однако она не могла больше рисковать – в особенности теперь, когда полиция обнаружила труп еще одной девушки. У нее прямо-таки кровь вскипала в жилах при мысли об отце, который готов был отправить родного сына в тюрьму за преступление, которое, вполне возможно, являлось делом его рук. Сегодня она собиралась во что бы то ни стало встретиться с этим человеком лично.

– Я хочу переговорить с мистером Хоторном, чтобы выяснить, не может ли он нам чем-нибудь помочь, – пояснила она.

Гастингс в ответ только простонал:

– Мистер Хоторн заперся в одной из дальних комнат и никого не принимает.

Элис слегка приподняла подбородок.

– Но если женщина-адвокат бесцеремонно врывается в дом и требует пропустить ее к хозяину, как в таком случае должен поступить благовоспитанный мужчина вроде вас?

Она с самым невинным видом пожала плечами. Лицо Гастингса выражало отчасти ужас, отчасти уверенность в том, что ее затея может сработать.

– Просто покажите мне путь, мистер Гастингс, а потом поднимите крик на весь дом, словно вы собираетесь позвать полицию.

Набравшись смелости, дворецкий протянул руку. Только когда Элис вышла в широкий коридор, он начал протестовать, да так убедительно, что она чуть было не остановилась.

– Что здесь происходит? – раздался вдруг чей-то властный голос.

Она сама не заметила, как оказалась лицом к лицу с Брэдфордом Хоторном. При ближайшем рассмотрении он оказался даже выше, чем она предполагала, – рослый и широкоплечий, как Лукас. И как только двое людей, столь похожих внешне, могут так отличаться друг от друга по характеру?

– Вы та самая женщина-адвокат, – произнес он обвиняющим тоном.

– Я бы хотела поговорить с вами, сэр.

– Мне нечего вам сказать. – Он повернулся, чтобы уйти.

– Зато мне есть что сказать вам, – заявила она твердо.

Это его остановило. Брэдфорд посмотрел на нее с таким зловещим видом, что по спине ее пробежала дрожь.

– Я терпеть не могу назойливых женщин.

– А я терпеть не могу отцов, которые отворачиваются от собственных детей.

Если этот человек действительно был убийцей, то с ее стороны вряд ли разумно было говорить ему такие вещи. Судя по лицу Брэдфорда, он был просто взбешен. Впрочем, Гастингс находился рядом, решила она, не в состоянии разобраться в собственных мыслях.

– Убирайтесь вон!

– Не раньше, чем мы с вами поговорим, – отрезала она. – Еще немного, и ваш сын окажется в тюрьме за преступление, которого он не совершал.

Брэдфорд ничего не ответил, и Элис поняла, что сейчас ей самая пора высказать свои подозрения вслух.

– Преступление, – добавила она, – которое, как он полагает, совершили вы.

Прошло одно короткое мгновение, равное удару сердца, прежде чем смысл ее слов дошел до него.

– Что?! – разнесся по всему коридору его яростный рев.

Даже Элис не могла отрицать того, что его потрясение выглядело неподдельным. Или же он просто был искусным актером? Она почувствовала пульсирующую боль в голове.

– Лукас не говорил мне ни слова о своих подозрениях, – продолжала она, – но он даже не пытается помочь себе только потому, что хочет оградить вас.

– В жизни не слышал ничего более нелепого!

– В самом деле? – переспросила она многозначительным тоном.

– Что здесь происходит?

Обернувшись, они увидели стоявшую в дверном проеме Эммелин. От внимания Элис не ускользнула внезапная перемена в лице Брэдфорда. Теперь на нем отражались глубокое волнение и даже грусть. Но уже спустя мгновение оно снова превратилось в застывшую маску гнева.

– Занимайся лучше своим делом, мать.

– Для меня нет более важного дела, чем благополучие моего сына. – Эммелин перевела взгляд на Элис: – У меня нет сомнений, что вы здесь для того, чтобы убедить этого упрямца свидетельствовать в суде в пользу Лукаса, и я благодарна вам за это. Кроме того, я без труда могу догадаться, что все ваши усилия ни к чему не привели. Сейчас уже половина девятого, а в девять вам нужно быть в суде. Почему бы вам не отправиться туда немедленно? Я бы хотела поговорить с мистером Хоторном с глазу на глаз.

Элис ничего не оставалось, как удалиться. Гастингс проводил ее до к двери, сокрушенно качая головой.

– Вряд ли она чего-нибудь сумеет добиться от такого непроходимого упрямца.

– Но она, по крайней мере, попытается.

Эммелин почувствовала, как в горле у нее от волнения встал комок. Возвращение в дом, который они с мужем когда-то вместе построили для своей растущей семьи, вызвало к жизни целый поток воспоминаний. Она любила этот дом, любила своих мальчиков, свои обычные повседневные занятия. Однако ей неприятно было вспоминать, как они с Брэдфордом расстались. Горечь переполнила ее сердце при виде изящных колонн и полов из лучшего мрамора. Именно такой дом хотел сейчас подарить ей Лукас. Поймет ли он когда-нибудь, что она любила свою прежнюю жизнь, и всякий раз, стоило ей увидеть Хоторн-Хаус или любой другой дом, похожий на него, это служило для нее лишним напоминанием об ее утрате? Однако прошлое могло вернуться лишь при условии, что они с Брэдфордом сумеют возродить те чувства, которые связывали их в самом начале совместной жизни. А этому не суждено случиться. Брэдфорд Хоторн твердо придерживался своих привычек и не собирался менять их ради кого бы то ни было, тем более ради женщины.

– Я так и знал, что ты вернешься.

– Ты ошибаешься, Брэдфорд.

Лицо его омрачилось, и тут только Эммелин заметила, что ее муж нездоров. Он казался старым, утомленным жизнью человеком, как о том и говорила Элис в суде, и в первый раз Эммелин поняла, что от прежнего энергичного и порывистого юноши не осталось и следа. Эта мысль поразила ее. Брэдфорд Хоторн всегда представлял собой силу, с которой приходилось считаться, воплощение мужественности и властности. Теперь же, в рубашке без рукавов, свитере и мешковатых, плохо выглаженных брюках, он скорее напоминал дедушку, которым и являлся на самом деле. Очевидно, процесс, связанный с сыном, явился для старшего Хоторна суровым испытанием.

– Я пришла, чтобы поговорить с тобой, – добавила Эммелин.

– Нам не о чем говорить, – проворчал в ответ Брэдфорд и, отвернувшись, зашагал прочь.

Эммелин последовала за ним, переступив порог застекленной террасы. За время ее непродолжительного отсутствия дом успел заметно измениться. Хотя в нем по-прежнему царили безукоризненная чистота и порядок, отсутствие некоторых мелочей бросалось в глаза – например, свежих цветов и музыки. Терраса тоже выглядела иначе, чем обычно. Вместо ее корзины с клубками и крючком повсюду были разбросаны груды газет. Гастингс, поравнявшись с ней, произнес:

– Я хотел здесь прибраться, однако он не позволяет никому из слуг, не исключая и меня, даже приближаться к этой комнате. – Дворецкий неловко переминался с ноги на ногу. – Надеюсь, вы не сочтете мои слова излишней бесцеремонностью, если я скажу, что мистеру Хоторну очень вас не хватает.

Эммелин в ответ только добродушно усмехнулась.

– Я говорю это совершенно серьезно, – настаивал Гастингс. – Полагаю, это единственная комната во всем доме, которая напоминает ему о вас.

Она не поверила ему ни на секунду.

– Вы очень добры, Гастингс, и я искренне признательна вам за заботу. Однако в данный момент меня куда больше заботит судьба сына.

Лицо Гастингса прорезали морщины грусти.

– Возможно, я и стар, – фыркнул Брэдфорд, бросив на них взгляд через плечо, – однако у меня еще есть уши. Если вам обоим хочется посплетничать где-нибудь в сторонке, я вам не помеха, но только, пожалуйста, не стойте у меня над душой.

Гастингс покраснел и поспешно покинул террасу.

– По-моему, твое замечание было совершенно неуместным, – укорила его Эммелин.

– Ну ладно, ладно. Зачем ты здесь?

– Я хочу, чтобы ты выступил в суде в пользу Лукаса.

– Черта с два!

Подойдя к огромному креслу с обивкой, украшенной цветочным орнаментом, он опустился в него и положил ноги в домашних тапочках на стоявшую рядом оттоманку, даже не предложив ей сесть, словно не имел ни малейшего понятия о хороших манерах. Эммелин знала, что этим своим поступком он намеренно старался ее оскорбить. Однако оскорбления не задевали и не заботили ее сейчас. Она сделала еще несколько шагов в глубь комнаты, переступая через груды газет на полу, и едва не поскользнулась, задев ногой раскрытый номер «Бостон глоб» за минувший понедельник.

– Я не предлагал тебе войти, – презрительно фыркнул Брэдфорд.

– Нравится это кому-либо из нас или нет, но это все еще мой дом.

– Нет, мой!

– Если ты помнишь, он был оплачен моими деньгами. Лицо Брэдфорда залил густой румянец.

– Но я пришла сюда не для того, чтобы с тобой спорить. Я хочу поговорить о нашем сыне. Он нуждается в тебе.

– Он не нуждается во мне! И никогда не нуждался!

Эммелин вздохнула, уселась на мягкую оттоманку напротив него и слегка подалась вперед.

– Было время, когда он выбегал тебе навстречу с распростертыми объятиями и следовал за тобой повсюду, куда бы ты ни пошел. Он подражал тебе во всем – в манерах, даже в одежде.

Воспоминания овладели ею, унося назад в прошлое. Еще ни разу с тех пор, когда ее сыновья были еще мальчиками, она не чувствовала столько нежности в груди.

– Помню, как он настаивал на том, чтобы иметь точно такую же пижаму, как у тебя – из серого шелка с пейслийским узором. – Эммелин перевела взгляд на мужа и заметила, что его суровое лицо постепенно смягчалось. – Ты помнишь это, Брэдфорд?

Судя по его реакции, он ничего не забыл.

– И еще тапочки. Он хотел такие же тапочки к пижаме…

– Чтобы он мог стоять рядом со мной в ванной, когда я бреюсь, – подхватил Брэдфорд с грубоватой нежностью в голосе.

– Ты еще приказал сделать для него безопасную бритву.

Брэдфорд глубоко вздохнул.

– Ему нравилась эта никчемная деревяшка.

Эммелин заколебалась, словно не будучи уверенной, как лучше продолжить этот нелегкий разговор.

– Что произошло между вами, Брэдфорд? Что могло так повлиять на ваши отношения?

Его настроение внезапно изменилось, словно молния сверкнула среди ясного неба. Он швырнул на стол газету и вскочил с кресла:

– Я не делал ничего! Ничего! И я не потерплю от тебя никаких упреков в том, что я неправильно воспитывал нашего сына.

Эммелин снова устало опустилась на диван. У ее мужа имелось много недостатков, однако она никогда прежде не замечала за ним подобных вспышек ярости. Тут явно что-то было не так.

– В чем, собственно, дело, Брэдфорд?

– Ни в чем! И почему все, кому не лень, задают мне один и тот же вопрос? Сначала Грейсон, и вот теперь ты.

– Грейсон был здесь?

Выражение его лица стало замкнутым, и он предпочел отмахнуться от ее вопроса.

– Итак, ты хочешь, чтобы я выступил свидетелем в суде. Я ответил тебе отказом. Что еще тебе от меня нужно?

Эммелин поджала губы, ум ее лихорадочно работал в поисках нужных слов.

– Не так давно ты просил меня вернуться к тебе.

На какой-то миг в его глазах вспыхнула надежда, но почти тут же он подавил свои чувства.

– И?..

– Я не могу вернуться к тебе, Брэдфорд, до тех пор, пока ты ведешь себя подобным образом. Неужели ты забыл, каким ты был когда-то? Человеком, которого я любила? Человеком, чей сын боготворил его?

Он смотрел на нее, как ей показалось, целую вечность, и это немного приободрило ее. Как может отец не любить своего родного сына? Наверняка Брэдфорд сделает для их мальчика все, что в его силах. А если так, что это будет означать для нее лично? Какими глазами она тогда будет смотреть на него и на их будущее? Возможно ли, чтобы ее муж в конце концов исправился?

– Если ты когда-нибудь любил меня, Брэдфорд, если у тебя остались ко мне хоть какие-нибудь чувства, я умоляю тебя явиться сегодня в суд и выступить в защиту нашего сына.

Глава 24

Элис прибыла в здание суда всего за несколько секунд до начала заседания. Лукас уже сидел за длинным дубовым столом, Грейсон и все остальные члены семейства Хоторн расположились, как обычно, в первом ряду. Лукас о чем-то совещался с Грейсоном и Мэтью, а Софи и Финни вели между собой тихую грустную беседу.

Как только Элис вошла, Лукас тут же обернулся в ее сторону, словно почувствовав, что она здесь. В глазах его отражались страсть и другое, более глубокое чувство. Поднявшись с места, он посмотрел на нее так, словно готов был у всех на глазах прикоснуться к ней. В зале суда появился ее отец. Не сказав никому ни слова, он протиснулся сквозь низкие ворота, отделявшие места для публики от столов юристов, и уселся в кресло обвинителя. Всем сразу стало ясно, что окружной прокурор взял ведение дела на себя. Их догадка подтвердилась, когда Кларк так и не появился в зале. У Элис все оборвалось внутри, когда Уокер Кендалл пригладил пальцами свои пышные усы – верный признак того, что он готовился к битве.

– Проклятие! – пробормотал за ее спиной Грейсон. Лукас только украдкой пожал под столом ее руку.

– Ты превосходный адвокат. Не давай отцу сбить тебя с толку.

Тяжело опустившись на скамью, Элис не сразу заметила папку, специально положенную на стол так, чтобы привлечь ее внимание. Едва она открыла ее и убедилась в том, что перед ней полицейский протокол, содержащий в себе обстоятельства последнего убийства, пристав объявил о появлении судьи, и ей пришлось закрыть папку и встать.

Судья Парке сел и, откашлявшись, обвел взглядом публику в зале.

– Сегодня утром меня официально известили о том, что Кларк Киттридж отстранен от ведения дела и его место займет окружной прокурор Содружества. Хотя я могу понять, почему Киттриджа отстранили после того представления, которое он устроил здесь вчера, к несчастью, в данном случае должен заметить, что мне это совсем не по вкусу.

Таким образом, мы оказываемся в положении, когда отец выступает в суде против родной дочери.

– Ваша честь, – вставил Уокер, поднявшись с места. – Лишь очень немногим людям такое могло бы сойти с рук.

– Уокер, – перебил его судья, – я понимаю, почему вы не хотите, чтобы этот человек продолжал вести дело после того, что он наговорил тут о вашей дочери…

– Семейные узы не имеют никакого отношения к процессу, ваша честь. Я уверен, суд уже обратил внимание на то, что еще несколько месяцев назад обвинение предоставило подсудимому документы, в которых раскрывалось мое родство с выбранным им адвокатом, и он дал свое письменное согласие.

– Да, я знаком с этими документами, – проворчал судья. – Кроме того, я отдаю себе отчет в том, что их наличие не оставляет мне никакого иного выбора, кроме как продолжать заседание с вами в качестве главного обвинителя.

Элис сидела неподвижно, крепко сжав пальцами перо. Она легко могла увидеть за случившимся махинации своего отца. Неужели все это было предрешено им с самого начала? В любом случае невозможно было отрицать, что теперь они с отцом открыто противостояли друг другу. Она могла только молить Бога, чтобы Эммелин уговорила Брэдфорда явиться в суд. Несмотря на то что ей удалось дискредитировать Тони Грин, а затем представить присяжным целый ряд свидетелей, давших показания о моральном облике подсудимого, оставался еще вопрос об отце, отказавшемся выступить в защиту сына. И разумеется, тот перстень с соловьем.

Сегодня Элис намеревалась пойти ва-банк и заявить суду, что таких перстней существовало множество. Наверняка Брэдфорд Хоторн тоже владел одним из них. Если бы только она могла вызвать его на место свидетеля, чтобы это доказать!

Не прошло и нескольких мгновений, как ее желание исполнилось. Двери с шумом распахнулись, и в зал ворвался Брэдфорд Хоторн. От облегчения, и радости Элис чуть не разрыдалась. Однако, когда она перевела взгляд на Лукаса, тот выглядел мрачным и подавленным, в глазах его присутствовала какая-то странная тоска.

«Что могло произойти между отцом и сыном?» – уже в который раз спрашивала себя Элис. Наверняка дело тут было не только в образе жизни Лукаса. Впрочем, сейчас ее занимал исключительно перстень. Ей еще нужно будет подвести этого человека к признанию. Сердце ее трепетало от возбуждения, словно у воина, готовившегося к решающему сражению.

– Брэдфорд! – прикрикнул судья Парке, что было силы стукнув молотком. – Разве так входят в зал суда?

– Я пришел сюда, чтобы выступить в качестве свидетеля! Мне до смерти надоели досужие сплетни, которые распространяют обо мне все, кому не лень. Я здесь для того, чтобы раз и навсегда внести в это дело ясность!

Уокер сидел, внимательно наблюдая за всем происходящим глазами профессионала и прислушиваясь к каждому слову.

– Вас нет в списке свидетелей, Брэдфорд, – произнес судья Парке, давний друг семейства Хоторн.

– А меня это не волнует. Я имею право выступить в суде!

– Кто-то должен был вас вызвать, однако, насколько мне известно, до сих пор никто этого не сделал. – Судья обернулся к Элис: – Вы хотите, чтобы он выступил в качестве свидетеля?

Элис собралась с духом, словно опытная актриса перед выходом на сцену. Если ее отец поймет, что она нуждалась в свидетельстве Брэдфорда, он сделает все, что в его силах, чтобы ей воспрепятствовать. За долгие годы ученичества она успела узнать, каким образом можно обратить ситуацию себе на пользу так, чтобы противоположная сторона об этом не догадалась. В данном случае она хотела выбить у Брэдфорда признание, связанное с существованием перстня. Поэтому она улыбнулась в ответ, вежливо, но вместе с тем слегка нервозно. Игра, хотя и со значительной долей риска. Поддастся ли ее отец на приманку?

– Вряд ли обвинение согласится с этим в такой поздний срок, ваша честь, – произнесла она не без волнения в голосе. – Поэтому я предлагаю просто перейти к заключительным выступлениям сторон.

Уокер медленно поднялся с места, не сводя глаз с дочери.

– У меня нет возражений, ваша честь. Если отец подсудимого хочет дать показания, я не намерен ему мешать.

Ее взяла.

На сей раз улыбка на лице Элис была искренней, что заставило Уокера подозрительно прищуриться. Хотя, по правде говоря, в данном случае они оба шли на риск. Кто знает, что именно собирался сообщить суду Брэдфорд Хоторн?

– Что ж, превосходно, – произнес судья. – Пристав, приведите мистера Хоторна к присяге.