Хоторны (№3) - Гордая и непреклонная

– После соответствующей подсказки коронер вдруг вспомнил одну незначительную, но, по-видимому, весьма существенную деталь, о которой он благоразумно забыл упомянуть в своих отчетах.

Элис бросила гневный взгляд на отца.

– Забыл упомянуть?

По телу ее отца пробежала почти ощутимая дрожь. Она тотчас уловила внезапную перемену в нем и попыталась собраться с духом, не зная, что именно ей предстояло услышать.

– По ходу слушаний, – продолжал Лукас, – коронер упомянул о том, что на теле жертвы имелась отметка.

– Отметка? – У Элис голова пошла кругом. К этому моменту Грейсон и Кларк стояли по обе стороны от нее.

– Да, – подтвердил Лукас после некоторого колебания. – Отметка в форме соловья. Как раз над левой грудью. Именно так, если не ошибаюсь, он заявил присяжным.

Уокер снова пожал плечами.

– Во время процесса можно ожидать любых неожиданностей, Элис, и тебе следовало бы это знать. Если бы ты сама отправилась в контору коронера и задала ему несколько вопросов, то получила бы все необходимые сведения из первых рук.

Взоры присутствующих были обращены на Элис, и внутри у нее все словно оборвалось. Боже правый, ведь она даже не догадалась встретиться с коронером. И как только она могла забыть такую простую, очевидную вещь? Что из того, что коронеры редко приглашались на заседания большого жюри или что никаких вопросов насчет причины смерти жертвы в данном случае не возникало?

– Вы беседовали с этим человеком, мисс Кендалл? – обратился к ней Грейсон.

– Нет, – ответила она, пытаясь придать голосу твердость.

Тут ее отец посмотрел на нее, и от унижения ей стало не по себе. Каким бы сильным ни был его гнев, когда он узнал о том, что она взялась за это дело, нескрываемое разочарование в его глазах было для нее гораздо неприятнее.

– Если бы ты это сделала, – продолжал он, – у тебя должно было хватить ума хорошенько расспросить своего клиента.

Последние слова Уокер произнес подчеркнуто мягким тоном.

– И тогда, – заключил он, – ты узнала бы о том, о чем уже известно всему городу. Лукас Хоторн уже в течение многих лет носит перстень с единственной в своем роде печаткой, на которой вырезан соловей. И этот перстень ни с чем невозможно спутать.

Элис резко обернулась, оказавшись лицом к лицу с Лукасом.

– Это правда?

В ответ он снова повторил свой пресловутый жест, пожав плечами. Разочарование и досада нахлынули на нее подобно приливной волне.

– Это правда? – переспросила она, старательно выделяя каждое слово.

– Боюсь, что да. Хотя какое это имеет значение? Все равно я потерял этот перстень несколько месяцев назад.

Кларк презрительно усмехнулся.

– Да, и если вы этому поверите, я приготовил для вас еще одну историю.

Улыбка исчезла с лица Лукаса, и он схватил Кларка за воротник, прижав его к мраморной стене. Кларк сопротивлялся изо всех сил, ловя губами воздух, его сумка с бумагами упала на пол.

– Эй вы, там! – крикнул Уокер, между тем как Грейсон сорвался с места, пытаясь оттащить младшего брата в сторону. – Здесь не место для драк, молодой человек, – холодным тоном заявил окружной прокурор, – если только вы не хотите, чтобы я позвал кого-нибудь из людей моего брата, чтобы они упрятали вас в тюрьму по новому обвинению.

– Он просто показывает свое истинное лицо, – произнес Кларк, потирая ушибленное плечо. – Видели бы вы, как этот тип пытался помыкать Элис вчера вечером на балу у Дарнеллов.

Уокер зловеще приподнял свои кустистые темные брови.

– Это просто нелепо! – заявила Элис. – И потом, речь сейчас идет не о танцах, а о моем клиенте.

Уокер смерил взглядом дочь, после чего обернулся к Лукасу:

– Будьте осторожны, Хоторн, и не делайте ничего такого, о чем вам впоследствии придется пожалеть. Возможно, Элис и является вашим адвокатом, но, прежде всего она моя дочь.

Она гордо расправила плечи.

– Отец!

Однако Уокер Кендалл уже считал эпизод исчерпанным.

– Пойдем, Кларк. У нас впереди еще много дел.

И с этими словами они оба крупными шагами направились по коридору к выходу.

– Дьявольщина! – процедил сквозь зубы Грейсон гневным тоном, повернулся и тоже устремился к выходу.

Лукас довольно долго смотрел им вслед. Когда же он снова перевел взгляд на Элис, он был, как никогда, серьезен и выглядел намного старше своих тридцати лет.

– Не стоит так переживать из-за этого, моя прелесть. – Скривив губы в улыбке, он протянул руку и слегка поддел пальцами ее подбородок. – Вы с Грейсоном не понимаете одного – обвинительный акт был предрешен с самого начала, и никто на вашем месте не смог бы мне помочь.

Затем, не сказав больше ни слова, он развернулся и исчез.

Глава 8

Элис сидела у себя в конторе, за окнами которой медленно клонилось к закату солнце. На столе перед ней лежал чистый лист бумаги. Многие девочки, взрослея, любили писать на таких листах, какими будут их имена, когда они выйдут замуж. Миссис Чарлз Дьюхерст. Миссис Рэндольф Гастингс.

Однако Элис всегда писала совсем иное:

ЭЛИС КЕНДАЛЛ, ПОВЕРЕННЫЙ В СУДЕ ЭЛИС КЕНДАЛЛ, ЭСКВАЙР.

Она с самого начала знала, что хочет стать адвокатом. Однако после того, что произошло этим утром, у нее поневоле возникали сомнения. Какой квалифицированный юрист на ее месте совершил бы такую очевидную ошибку?

На один короткий миг она позволила себе зажмурить глаза и прижаться к спинке кресла, словно острая боль от жесткого деревянного валика помогала ей с большей силой ощутить свое поражение. Но лишь на один миг. Ее мысли были прерваны стуком в дверь. Она смогла различить маячившую за темным стеклом фигуру мужчины. Неужели это Лукас?

Пульс ее участился. Она сама не знала, хотела видеть его сейчас или нет. Как она осмелится посмотреть ему в глаза после того, как подвела его в суде? И как быть с этим перстнем? Лукас уверял, будто потерял его несколько месяцев назад. Могла ли она ему верить? Слишком много вопросов, на которые у нее не было ответов. Впрочем, все вопросы отпали сами собой, когда вместо Лукаса она увидела в дверном проеме отца.

Сердце ее упало, когда Уокер окинул взглядом скромную контору, приглаживая короткими пухлыми пальцами усы. Она не была уверена в том, чего именно от него можно ждать, но когда он обернулся к ней и одарил своей прежней доброй отеческой улыбкой, раскрыв объятия, она тут же устремилась к нему и приникла к его груди, хотя лишь на одно мгновение. Ее отец не терпел никаких слабостей, а плакаться кому-то в жилетку всегда считал слабостью.

– Моя маленькая Элис, – произнес он, отстранив ее от себя на расстояние вытянутой руки, – мне жаль, что дело Хоторна так для тебя обернулось.

– Ох, папа, если бы ты знал, как все это неприятно!

– Знаю, знаю.

– Мне следовало переговорить с коронером.

Уокер отступил на шаг, похоже, он был чем-то смущен, но почти тут же это ощущение исчезло.

– Что ж, на ошибках учатся, Элис, – произнес он, ласково потрепав ее по руке. – Недаром говорят: пережито – забыто. Сейчас тебе самая пора бросить заведомо проигрышное дело и двигаться дальше.

Элис приподняла голову и осторожно высвободила руку.

– Ты хочешь, чтобы я бросила это дело?

– Знаешь, пожалуй, это даже к лучшему. Откажись от участия в процессе, пока ты не поставила себя в еще более неловкое положение.

– Неловкое положение?

Неужели их разговоры всегда будут возвращаться к одному и тому же?

– Все, что от тебя требуется, – это заявить, что ты не обладаешь достаточным опытом для участия в таком крупном процессе. Все поймут тебя и не осудят.

– По-твоему, у меня недостаточно опыта?

– Я найду для тебя подходящие дела, обязательно найду. Я виню себя за то, что не позаботился об этом в тот день, когда мы с тобой встретились за ленчем. Но я был слишком занят. Так или иначе, я прослежу за тем, чтобы ты получила работу более высокооплачиваемую, чем та, за которую тебе приходилось браться до сих пор. Или, что еще лучше, – добавил он, в последний раз окинув взглядом скудную обстановку ее конторы, – почему бы тебе не отбросить все претензии на самостоятельность и не перейти работать ко мне?

В душе ее самым причудливым образом смешались обида и разочарование.

– Почему вы с Кларком так настойчиво отговариваете меня от участия в процессе?

Если он и заметил в ее голосе жесткие нотки, то ничем этого не показал.

– Потому что ты дорога нам обоим. Не надо обманывать себя, Элис. Ты получила это дело только благодаря мне. И если ты из упрямства решишь довести его до конца, то только нарвешься на новые неприятное, и загубишь свою карьеру. Я знаю, как долго и упорно ты трудилась, чтобы стать адвокатом. Мне с трудом верится, что ты готова от всего отказаться только потому, что по глупости своей решила, будто действительно можешь выиграть процесс. – Он вздохнул и положил руки ей на плечи. – Я люблю тебя, моя милая Элис, и, как твой отец, считаю своим долгом уберечь от беды. Именно это я и пытаюсь сейчас сделать.

Из груди у нее вырвался тяжелый вздох:

– Ох, папа!

– Просто подумай над моим предложением. Это все, о чем я тебя прошу. – Уокер на миг прижал к себе дочь и поцеловал. – Встретимся дома за обедом. Гарри как раз готовит твое любимое блюдо – тушеное мясо с картофельным пюре, – сказал он и вышел, хлопнув дверью.

– Это твое любимое блюдо, – прошептала она в тишине, словно даже такой незначительной мелочи было достаточно, чтобы выбить ее из колеи. – Я терпеть не могу тушеное мясо с картофельным пюре.

Вернувшись в свое кресло, Элис снова перебрала в уме все, что ей стало известно на данный момент. Независимо от того, допрашивала она коронера или нет, как Лукас Хоторн мог объяснить отметку на теле жертвы – отметку, предположительно оставленную при помощи перстня с печаткой, который, как о том знал весь Бостон, он носил в течение многих лет? Показания одной свидетельницы представляли собой вполне преодолимое препятствие. Однако в сочетании с информацией о характерной отметке в форме соловья при полном отсутствии алиби поневоле давали повод для раздумий. Она уже предупреждала своего клиента, что большинство присяжных будут рады его осудить просто из принципа. Лукас был владельцем процветающего заведения, от которого добропорядочные граждане воротили нос. Он никогда не испытывал недостатка ни в деньгах, ни в женщинах, вызывая зависть большинства мужчин.

Элис поднялась с места и принялась укладывать папки с бумагами в сумку, когда в дверь снова постучали.

Увидев на пороге Кларка, она насторожилась. Однако его улыбка была сердечной и открытой, карие глаза смотрели на нее с нежной добротой.

– Я только что видел вашего отца, – произнес он.

– Да, – отозвалась она, сунув руку в перчатку.

– Кажется, я знаю, зачем он сюда приходил.

– И зачем же? – спросила она, подняв на него глаза и одновременно натягивая вторую перчатку.

– Чтобы попытаться вас образумить.

Элис подозрительно приподняла брови.

– Только не говорите мне, что вы здесь по той же самой причине.

– Нет. Я знаю вас достаточно хорошо, чтобы понять: вы из тех людей, которые привыкли сами принимать решения. Я только хотел сказать вам, что очень сожалею о том, что все так обернулось. – Подойдя к ней, Кларк взял ее затянутые в перчатки руки в свои и посмотрел ей в глаза: – Вы очень много для меня значите, Элис, и мне бы очень не хотелось, чтобы наши… отношения пострадали из-за этого дела.

Был ли он искренним с ней?

– Мне бы тоже этого не хотелось.

– Вот и отлично. – Он пожал ей обе руки, наклонился и поцеловал в щеку. – Я только хотел в этом убедиться.

Однако Элис едва расслышала его слова. От волнения у нее пошла кругом голова. Впервые в жизни он ее поцеловал.

Разумеется, это мало было похоже на настоящий поцелуй – скорее он по-братски чмокнул ее в щеку. И, если уж быть до конца откровенной, она не почувствовала того страстного томления, которое вызывало в ней прикосновение губ Лукаса. Но все равно ей было приятно. Достаточно для того, чтобы забыть и о Лукасе, и о его поцелуе.

– Какое бы решение вы ни приняли в отношении этого дела, я полностью на вашей стороне.

Его слова придали ей храбрости, и неожиданно для себя самой Элис решила воспользоваться случаем и внести наконец ясность в их отношения.

– Не хотели бы вы пообедать со мной? – спросила она прежде, чем успела передумать.

– С большим удовольствием. Я уже слышал о том, что ваш дядя готовит тушеное мясо с картофельным пюре.

– По правде говоря, я думала, что мы с вами могли бы вместе пойти в «Локе-обер».

Кларк бросил на нее укоризненный взгляд.

– Элис, если бы я не знал вас лучше, то наверняка решил бы, что вы предлагаете мне светскую встречу.

– Да, так оно и есть, – тут же выпалила она.

Кларк выпрямился, сделав удивленные глаза, он не мог подобрать слов для ответа.

Если бы Элис могла растаять в ставшей вдруг удушливо-жаркой комнате, от нее уже осталась бы только лужица на полу. Но уже в следующее мгновение Кларк овладел собой и, улыбнувшись, сказал:

– Что ж, я польщен. Это было бы чудесно.

Сердце подскочило в ее груди и забилось сильнее от переполнявшей ее радости, когда пальцы Кларка сомкнулись вокруг ее собственных. Похоже, она и впрямь была ему небезразлична.

– Как хорошо, – произнесла она, – что я не ошиблась в ваших чувствах.

Тут пальцы его невольно сжались, однако Элис почти не обратила на это внимания и продолжала торопливо, словно не в силах себя сдержать:

– Я была уверена в том, что вы ко мне неравнодушны. Ох, Кларк, нам с вами так славно вместе, и мы оба уже не так молоды, чтобы и дальше играть в эти игры.

– Игры? – Он убрал руки и отступил на шаг.

В ее сознании впервые прозвучал сигнал тревоги, однако другая, более мощная сила неумолимо влекла ее вперед.

– Вы неравнодушны ко мне, а я – к вам. С нашей стороны просто глупо тянуть с решением. Кларк, я…

– Элис, – прервал он ее, и одного этого слова было достаточно, чтобы вихрь мыслей и чувств, бушевавший в ней, внезапно улегся. Она подняла на него глаза. – Я действительно к вам неравнодушен, – произнес он. На его добродушном лице проступили морщины сожаления. – Но я не испытываю к вам… привязанности. Я имею в виду той привязанности, которую муж должен испытывать к своей жене. Мне нравится обсуждать с вами разные юридические казусы. О Господи, да я не знаю никого во всем свете, кроме, быть может, вашего отца, кто бы знал право лучше вас. Вы умны и независимы. Вы просто замечательная женщина. – Тут он заколебался, черты его лица исказились раскаянием. – Но если я женюсь, то выберу себе в спутницы жизни такую женщину, которая была бы рада сидеть дома, штопать мои носки и следить за тем, чтобы мои рубашки вовремя приносили из прачечной. Те самые мелочи жизни, которые кажутся вам нестерпимо скучными. – Он опустил глаза. – Я понимаю, что мне следовало бы объяснить свои намерения раньше.

Он мог бы наговорить ей много таких вещей, которые смутили бы ее душу, причинили ей боль, довели до слез. Однако его последние слова унизили ее, задели в ней такую глубокую и чувствительную струнку, что она едва устояла на ногах. В эту минуту Элис поняла, что Кларк ничем не отличался от других мужчин, с которыми ей приходилось сталкиваться. Ни одному из них не нужна женщина, которая была осведомлена о темных сторонах жизни несравненно больше любой из своих подруг. Она слишком много знала о мире, чтобы из нее вышла хорошая жена. Возможно, она и обладала той неопытностью в вопросах интимных отношений, которую любой мужчина требовал как непременное условие от женщины, на которой он собирался жениться, однако ей не хватало подлинной невинности – иначе говоря, полного неведения о том, что же на самом деле представляла собой жизнь. Кроме того, она была слишком сильной и независимой женщиной, чтобы безропотно принять мир, состоящий исключительно из мужчины и его прихотей. Однако у нее не было достаточно сил, чтобы смириться с жизнью без любви и собственной семьи, – эта мысль переполняла ее невыразимым отчаянием.

– Элис, мне очень жаль.

– Думаю, вам лучше уйти.

– Элис…

– Убирайтесь!

Уходя, он задержался у двери и произнес:

– Пожалуйста, предупредите нашу контору, как только вы примете окончательное решение по делу.

Собрав всю свою волю, Элис попыталась было заняться работой, однако у нее ничего не вышло, и в конце концов, она вынуждена была покинуть контору.

Августовская жара понемногу спадала по мере того, как солнце клонилось все ниже и Ниже к горизонту. Темнеющее небо манило ее, и она почти не обращала внимания на ставшие длинными тени. На какой-то миг ей показалось, что за ней следят, и ее охватил страх. Но, осмотревшись по сторонам, она увидела подростков, которым нужно было зажигать газовые фонари, чтобы рассеять ночной мрак. Элис брела куда глаза глядят, не задумываясь о том, куда и зачем идет. Однако она нисколько не была удивлена, когда в конце концов оказалась перед клубом Лукаса Хоторна.

Довольно долгое время ее пальцы сжимали изящные завитки, украшавшие кованые железные ворота. Элис смотрела на посыпанную иссиня-черным сланцем дорожку, которая вела к массивной парадной двери. Внешне в «Найтингейл-Гейте» не было ничего безвкусного или вульгарного – скорее он был похож на красивый и элегантный городской особняк, принадлежащий состоятельному семейству. Однако дурное соседство, не говоря уже о скульптурной группе в саду – мужчина, целующий длинную изящную шею полураздетой женщины на гранитной скамье, – ясно свидетельствовали о том, что это место не было обычной резиденцией.

Элис хотела было уйти отсюда. Ее жизнь и так уже дала опасный крен после недавней встречи с Кларком, а поражение в большом жюри потрясло ее до глубины души. Она была профессионалом и не имела права встречаться с кем бы то ни было, находясь в таком состоянии. Однако она, похоже, не в силах была остановиться. Едва парадная дверь распахнулась перед ней, в ноздри ей ударил какой-то резкий запах – сладковатый, но с примесью мускуса, прежде совершенно ей не знакомый.

Брутус жестом пригласил ее пройти в большой зал, однако их задержал какой-то нетвердо державшийся на ногах мужчина, который, появившись из глубины аллеи перед домом, требовал его пропустить. Брутус явно выглядел недовольным, и Элис, не дожидаясь окончания разговора, поспешила войти.

Внутри аромат еще сильнее дурманил ей голову. В углу комнаты играл пианист – ничего бравурного или дешевого, просто прелестную пьесу, одновременно веселую и утонченную. Прежде, приходя сюда по делу, Элис не слишком обращала внимание на окружающую обстановку. Теперь же, окинув взглядом помещение с высоким потолком, отделанными панелями стенами и начищенными до блеска полами, она заметила несколько двойных дверей, ведущих неизвестно куда. Кроме того, имелся еще кабинет с мягкой мебелью из лучших сортов дерева, отделанной кожей, на верхней галерее, где ей уже приходилось бывать.

Ее поразила мысль, что это был какой-то странный мужской клуб – скорее тихая гавань, где можно было укрыться от уличного шума и суеты деловой части города, чем притон разврата. И впервые Элис задалась вопросом, что же на самом деле происходило в стенах этого пользующегося дурной славой заведения.

Однако ее размышления немедленно улетучились при виде Лукаса, который стоял возле длинной дубовой стойки бара с медной отделкой в обществе прекрасной женщины, которая буквально висла на нем, прижимаясь пышной грудью к его руке. Элис могла любоваться их отражениями в зеркале за стойкой и немедленно почувствовала прилив крови к щекам.

Лукас Хоторн прославился тем, что появлялся в самых приличных кварталах пуританского Бостона в обществе молодых прелестниц. По слухам, его редко видели дважды с одной и той же женщиной, хотя все они были на удивление похожи друг на друга. Женщины с прелестными тонкими лицами, пышными формами и довольно сомнительной репутацией. Они обедали в лучших ресторанах города, посещали оперы, украшали своим присутствием концерты симфонического оркестра, сидя в ложах рядом с мэром и его супругой или губернатором штата и его матерью. Казалось, Лукас скорее наслаждался упреками снобов в свой адрес, чем принимал их близко к сердцу. Вероятно, потому, что те же самые люди щедро набивали его карманы звонкой монетой, когда посещали пользовавшийся дурной славой мужской клуб.

Сколько раз ей приходилось выслушивать от своего отца жалобы по этому поводу! Так часто, что она уже потеряла им счет. И, судя по количеству посетителей в зале, даже обвинение в убийстве, о котором наперебой кричали все газеты, не причинило видимого ущерба его предприятию.

Лукас, похоже, не замечал ничего вокруг себя, кроме женщины, цеплявшейся за его руку. Он взял ее за подбородок и поцеловал в лоб – не мягко, по-братски, как того требовали приличия, но скорее как аванс на будущее. Щеки Элис вспыхнули румянцем. Ею овладело то же самое странное чувство, что и в доме вдовы Джеймс. Была ли то ревность? Или отвращение? Этот человек находился в двух шагах от тюремной камеры, сама жизнь его висела на волоске, а он между тем смеялся и вел себя так, словно хотел перед гибелью сполна насладиться своим падением.

Несколько мгновений спустя Лукас высвободился из объятий своей спутницы. Внимание Брутуса было все еще поглощено пьяным посетителем в вестибюле, поэтому Элис незаметно могла наблюдать за тем, как Лукас поднял хрустальную рюмку, наполненную жидкостью янтарного цвета, и долго стоял у стойки, любуясь игрой света в бокале. Вокруг него царило веселье, женщина теперь кокетничала с другими мужчинами в зале. Однако Лукас, похоже, не обращал на них никакого внимания. Элис застыла на месте, не в состоянии ни позвать его, ни отвести от него глаз. Сейчас, как и в те первые минуты после выхода из тюрьмы, он выглядел уязвимым и незащищенным. И снова Элис почувствовала, как в душе ее что-то шевельнулось – проснулся какой-то первобытный зов, который она изо всех сил старалась подавить.

– Эй, хозяин!

Элис так и подскочила на месте, услышав прогремевший на весь зал голос Брутуса.

– Здесь ваш адвокат.

Лукас поднял голову, и их взгляды встретились. На какой-то момент глаза его затуманились печалью, но затем этот налет исчез, оставив после себя только ярко-голубой блеск. Лукас медленно обернулся в ее сторону.

– Добрый вечер, адвокат, – произнес он сладким и тягучим, словно патока, голосом и поднял рюмку. – Не могу ли я предложить вам выпить со мной?

– Нет, спасибо.

Лукас рассматривал Элис, прислонившись к стойке бара. Она держала перед собой сумку с бумагами, словно щит, что вызвало у него невольную улыбку. Но, как это часто случалось и раньше, его улыбка еще больше испортила ей настроение.

– Вы уверены? – спросил он. – Всего один глоточек. Это поможет вам немного расслабиться. Или вы хотите, чтобы я помассировал вам плечи?

Едва до нее дошел смысл его слов, ее так и передернуло от обиды. В зале раздался дружный смех.

– Похоже, одного глотка недостаточно, чтобы снять напряжение с ее плеч! – крикнул один из мужчин, сопровождая свои слова кудахтающим смешком.

– А, по-моему, она нуждается и в том, и в другом, – подхватил другой, – в рюмке коньяка и хорошем массаже.

– Довольно, – прервал их Лукас, отделившись от стойки бара. Голос его был таким твердым и властным, что мужчины, бросив осторожные взгляды в его сторону, повернулись в своих креслах и снова принялись за спиртное.

Элис направилась через весь зал в его сторону.

– А если бы вы приказали им сесть на корточки или перевернуться с ног на голову, они бы вас послушались? – саркастическим тоном осведомилась она.

Лукас приподнял брови. Она явно пребывала в самом скверном расположении духа.

– А я и не предполагал, мисс Кендалл, что у вас есть чувство юмора.

– У меня его нет.

– Ну, разумеется. Вы женщина серьезная, деловая и потому не можете одобрить того, что происходит в этом заведении.

– Кстати, по поводу этого заведения. У меня к вам есть вопрос.

Она быстро преодолела оставшееся между ними расстояние, и ему совсем не понравилась та радость, которую он испытал при ее появлении. Казалось невероятным, но он совершенно не владел собой, стоило ему оказаться рядом с ней. Еще никогда он не отдавался до такой степени на милость своего тела. Если бы она не отстранилась от него в тот самый день, когда они находились вдвоем в ее конторе, без сомнения, он бы овладел ею прямо тут же, на месте – возможно, на письменном столе. И, по правде говоря, если он и сожалел о чем-нибудь сейчас, то лишь о том, что не сделал этого. Будь они прокляты, эти невинные глаза!

Ни о чем не подозревая, Элис подошла к нему еще ближе. Когда она остановилась прямо перед ним и заговорила, все образы письменных столов и соблазнительных сцен развеялись в один миг.

– Что это за запах? – осведомилась она, помахав рукой перед самым своим носом.

Лукас насторожился и отступил на шаг.

– Какой запах?

Она обвела рукой помещение.

– Он здесь повсюду.

– А, вот вы о чем. Это одно из восточных благовоний, предназначенных для того, чтобы помочь человеку расслабиться. Добавьте к этому немного хорошего ликера, и вы получите идеальное сочетание, способное унести все заботы и тревоги мужчины прочь. Вы уверены, что не хотите коньяку?

– Не пытайтесь подпоить меня, мистер Хоторн.

– Подпоить вас? – повторил он, недоверчиво наморщив лоб. – Боже мой, я уже и не помню, от кого в последний раз слышал эти слова. Возможно, от матери.

Тут он вдруг простонал.

– Что еще случилось?

– Ничего. Просто я вспомнил о том, что моя мать хочет показать мне несколько образцов краски. Без сомнения, они окажутся красными, ярко-зелеными или канареечно-желтыми.

– А для чего краска?

– Я перестраиваю для нее городской особняк, расположенный по соседству.

Он бросил взгляд на стопку бумаг, оставленных им на стойке бара рядом с моделью архитектора, представлявшей будущее строение в уменьшенном виде. Он заметил внезапный и неподдельный интерес Элис, когда та медленно, словно затаив дыхание, протянула руку и провела пальцем по изящно вылепленной изгороди вокруг того, что когда-нибудь станет пышным садом.

– Вам нравится? – осведомился он.

– Это просто восхитительно, – ответила она с благоговейным трепетом, хотя он мог уловить в ее голосе нотку печали. – Но разве у вашей матери нет своего дома? Я имею в виду Хоторн-Хаус.

– Да, вы правы, – пробормотал он, – но сейчас она там не живет. Она переехала сюда, ко мне.

– Сюда? – Она резко повернула голову и недоверчиво уставилась на него. – В мужской клуб?

– Всего лишь на время, – заявил он, нахмурившись, – хотя это время растянулось на три долгих месяца. Но как только мне удастся сделать это место пригодным для жилья, она соберет вещи и переберется туда. То есть, – добавил он, потирая пальцами брови, – если мой отец в конце концов не образумится и не убедит мать вернуться домой.

При упоминании об отце в его голосе появилось раздражение. Элис это заметила и как-то странно посмотрела на него.

– Вы не любите своего отца? – спросила она удивленно.

– Скажем так, мы с ним на многие вещи смотрим по-разному.

На ее лице появилась гримаса неодобрения.

– Но ведь он ваш отец, – заявила она наставительным тоном, словно учительница в начальной школе. – Человек, которого вы обязаны любить и уважать.

– Как вы сами?

Она гордо расправила плечи.

– Я люблю и уважаю своего отца. Более того, я им восхищаюсь.

– Если не считать ваших речей перед жюри присяжных. Элис только хмыкнула в ответ.

– Кстати, о присяжных. Они наверняка пожелают узнать поточнее, какого рода бизнесом вы занимаетесь здесь, в «Найтингейл-Гейте».

– Что вы имеете в виду?

– Насколько я понимаю, это клуб, где собираются люди со средствами, чтобы выпить и поиграть в карты.

– Да, так оно и есть.

– Тогда к чему все эти полураздетые женщины? Я уже начала задаваться вопросом, не попала ли я на самом деле в дом терпимости.

Он не знал, удивили его эти слова или привели в ярость, хотя для этого и не было видимых причин. Прошли многие годы с тех пор, как кто-то в последний раз позволил себе рассуждать о том, как далеко могут зайти женщины в его заведении. Об этом знали все, и те, кто позволял себе переступить черту, получали урок, который долго не могли забыть. Никто не смел заигрывать с женщинами, из «Найтингейл-Гейта».

Собрав все свое самообладание, Лукас произнес:

– Неужели вы на самом деле думаете, что я позволил бы своей матери жить в борделе?

Элис ничего не ответила.

– У меня много грехов, мисс Кендалл, – произнес он холодно, – но торговля живым товаром не входит в их число. Я предлагаю посетителям спиртное, азартные игры и танцовщиц, но не проституток. Мужчины могут только смотреть на них.

Судя по всему, Элис испытывала сейчас огромное облегчение, словно она попробовала на ощупь воду и вот теперь получила тот ответ, на который надеялась.

– Более того, – добавил он не без злорадства, – это место, куда мужчины могут прийти, чтобы посидеть в тишине и покое, наслаждаясь прекрасным бренди, сигарой и приятной беседой, не опасаясь, что жена или ребенок прервут их или начнут изводить своей болтовней.

Эта часть ответа понравилась ей куда меньше.

– Не все жены склонны к болтовне или придиркам, – возразила она. – Некоторые из них даже могут стать для своих мужей добрыми друзьями, верными спутницами и помощницами.

– Когда дело доходит до женитьбы, мисс Кендалл, мужчина не ищет себе доброго друга. Ему нужна женщина, которая может позаботиться о его доме и семье. Женщина, которая подарит ему детей и будет их любить.

– Я готова дать ему детей и любить его!

Эти слова прозвучали так громко, что все в зале обернулись в ее сторону. Она тут же почувствовала себя подавленной, и Лукас невольно присмотрелся к ней. Если бы он не знал ее лучше, то решил бы, что она вот-вот заплачет.