В то время смерти ангел нежный

Летел чрез южный небосклон;

Вдруг слышит ропот он мятежный,

И плач любви – и слабый стон,

И, быстрый как полет мгновенья,

К пещере подлетает он.

Тоску последнего мученья

Дух смерти усладить хотел,

И на устах покорной Ады

Свой поцелуи напечатлел:

Он дать не мог другой отрады!

Или, быть может, Зораим

Еще замечен не был им…

Но скоро при огне лампады

Недвижный, мутный встретив взор,

Он в нем прочел себе укор;

И ангел смерти сожаленье

В душе почувствовал святой.

Скажу ли? – даже в преступленье

Он обвинял себя порой.

Он отнял все у Зораима:

Одна была лишь им любима,

Его любовь была сильней

Всех дум и всех других страстей.

И он не плакал, – но понятно

По цвету бледному чела,

Что мука смерть превозмогла,

Хоть потерял он невозвратно.

И ангел знал, – и как не знать?

Что безнадежности печать

В спокойном холоде молчанья,

Что легче плакать, чем страдать

Без всяких признаков страданья.

И ангел мыслью поражен,

Достойною небес: желает

Вознаградить страдальца он.

Ужель создатель запрещает

Несчастных утешать людей?

И девы труп он оживляет

Душою ангельской своей.

И, чудо! кровь в груди остылой

Опять волнуется, кипит;

И взор, волшебной полон силой,

В тени ресниц ее горит.

Так ангел смерти съединился

Со всем, чем только жизнь мила;

Но ум границам подчинился,

И власть – не та уж, как была,

И только в памяти туманной

Хранит он думы прежних лет;

Их появленье Аде странно,

Как ночью метеора свет,

И ей смешна ее беспечность

И ей грядущее темно,

И чувства, вечные как вечность,

Соединились все в одно.

Желаньям друга посвятила

Она все радости свои,

Как будто смерть и не гасила

В невинном сердце жар любви!..

Однажды на скале прибрежной,

Внимая плеск волны морской,

Задумчив, рядом с Адой нежной,

Сидел изгнанник молодой.

Лучи вечерние златили

Широкий синий океан,

И видно было сквозь туман,

Как паруса вдали бродили.

Большие черные глаза

На друга дева устремляла,

Но в диком сердце бушевала,

Казалось, тайная гроза.

Порой рассеянные взгляды

На красный запад он кидал

И вдруг, взяв тихо руку Ады

И обратившись к ней, сказал:

«Нет! не могу в пустыне доле

Однообразно дни влачить;

Я волен – но душа в неволе:

Ей должно цепи раздробить…

Что жизнь? – давай мне чашу славы,

Хотя бы в ней был смертный яд,

Я не вздрогну – я выпить рад:

Не все ль блаженства – лишь отравы?

Когда-нибудь все должен я

Оставить ношу бытия…

Скажи, ужель одна могила

Ничтожный в мире будет след

Того, чье сердце столько лет

Мысль о ничтожестве томила?

И мне покойну быть – о нет!..

Взгляни: за этими горами

С могучим войском под шатрами

Стоят два грозные царя;

И завтра, только что заря

Успеет в облаках проснуться,

Труба войны и звук мечей

В пустыне нашей раздадутся.

И к одному из тех царей

Идти как воин я решился,

Но ты не жди, чтоб возвратился

Я побежденным. Нет, скорей

Волна, гонимая волнами

По бесконечности морей,

В приют родимых камышей

Воротится. Но если с нами

Победа будет, я принесть

Клянусь тебе жемчуг и злато,

Себе одну оставлю честь…

И буду счастлив, и тогда-то

Мы заживем с тобой богато…

Я знаю: никогда любовь

Геройский меч не презирала,

Но если б даже ты желала…

Мой друг, я должен видеть кровь!

Верь: для меня ничто угрозы

Судьбы коварной и слепой.

Как? ты бледнеешь?.. слезы?.. слезы?

Об чем же плакать, ангел мой?»

И ангел-дева отвечает:

«Видал ли ты, как отражает

Ручей склонившийся цветок?

Когда вода не шевелится,

Он неподвижно в ней глядится,

Но если свежий ветерок

Волну зеленую встревожит

И всколебается волна,

Ужели тень цветочка может

Не колебаться, как она?

Мою судьбу с твоей судьбою

Соединил так точно рок,

Волна – твой образ, мой – цветок.

Ты грустен, – я грустна с тобою.

Как знать? – быть может, этот час

Последний счастливый для нас!..»

Зачем в долине сокровенной

От миртов дышит аромат?

Зачем?.. Властители вселенной,

Природу люди осквернят.

Цветок измятый обагрится

Их кровью, и стрела промчится

На место птицы в небесах,

И солнце отуманит прах.

Крик победивших, стон сраженных

Принудят мирных соловьев

Искать в пределах отдаленных

Иных долин, других кустов,

Где красный день, как ночь, спокоен,

Где их царицу, их любовь,

Не стопчет розу мрачный воин

И обагрить не может кровь.

Чу!.. топот… пыль клубится тучей,

И вот звучит труба войны,

И первый свист стрелы летучей

Раздался в каждой стороне!

Новорожденное светило

С лазурной неба вышины

Кровавым блеском озарило

Доспехи ратные бойцов.

Меж тем войска еще сходились

Все ближе, ближе – и сразились;

И треску копий и щитов,

Казалось, сами удивились.

Но мщенье – царь в душах людей

И удивления сильней.

Была ужасна эта встреча,

Подобно встрече двух громов

В грозу меж дымных облаков.

С успехом равным длилась сеча,

И все теснилось. Кровь рекой

Лилась везде, мечи блистали,

Как тени знамена блуждали

Над каждой темною толпой,

И с криком смерти роковой

На трупы трупы упадали…

Но отступает, наконец,

Одна толпа; и побежденный

Уж не противится боец;

И по траве окровавленной

Скользит испуганный беглец.

Один лишь воин, окруженный

Враждебным войском, не хотел

Еще бежать. Из мертвых тел

Вокруг него была ограда…

И тут остался он один.

Он не был царь иль царский сын,

Хоть одарен был силой взгляда

И гордой важностью чела.

Но вдруг коварная стрела

Пронзила витязя младого,

И шумно навзничь он упал,

И кровь струилась… и ни слова

Он, упадая, не сказал,

Когда победный крик раздался,

Как погребальный крик, над ним,

И мимо смелый враг промчался,

Огнем пылая боевым.

На битву издали взирая

С горы кремнистой и крутой,

Стояла Ада молодая

Одна, волнуема тоской,

Высоко перси подымая,

Боязнью сердце билось в ней,

Всечасно слезы набегали

На очи, полные печали…

О боже! – Для таких очей

Кто не пожертвовал бы славой?

Но Зораиму был милей

Девичьей ласки путь кровавый!

Безумец! ты цены не знал

Всему, всему, чем обладал,

Не ведал ты, что ангел нежный

Оставил рай свой безмятежный,

Чтоб сердце Ады оживить;

Что многих он лишил отрады

В последний миг, чтоб усладить

Твое страданье. Бедной Ады

Мольбу отвергнул хладно ты;

Возможно ль? ангел красоты

Тебе, изгнанник, не дороже

Надменной и пустой мечты?..

Она глядит и ждет… но что же?

Давно уж в поле тишина,

Враги умчались за врагами,

Лишь искаженными телами

Долина битвы устлана…

Увы! где ангел утешенья?

Где вестник рая молодой?

Он мучим страстию земной

И не услышит их моленья…

Уж солнце низко – Ада ждет…

Все тихо вкруг… он все нейдет!..

Она спускается в долину

И видит страшную картину.

Идет меж трупов чуть дыша;

Как у невинного пред казнью,

Надеждой, смешанной с боязнью,

Ее волнуется душа.

Она предчувствовать страшится,

И с каждым шагом воротиться

Она желала б; но любовь

Превозмогла в ней ужас вновь;

Бледны ланиты девы милой,

На грудь склонилась голова…

И вот недвижна! Такова

Была б лилея над могилой!

Где Зораим? Что, если он

Убит? – но чей раздался стон?

Кто этот раненный стрелою

У ног красавицы? Чей глас

Так сильно душу в ней потряс?

Он мертвых окружен грядою,

Но час кончины и над ним…

Кто ж он? – Свершилось! – Зораим.

«Ты здесь? теперь? – и ты ли, Ада?

Ах, твой приход мне не отрада!

Зачем? – Для ужасов войны

Твои глаза не созданы,

Смерть не должна быть их предметом;

Тебя излишняя любовь

Вела сюда – что пользы в этом?..

Лишь я хотел увидеть кровь

И вижу… и приход мгновенья,

Когда усну, без сновиденья.

Никто – я сам тому виной…

Я гибну! Первою звездой

Нам возвестит судьба разлуку.

Не бойся крови, дай мне руку:

Я виноват перед тобой…

Прости! Ты будешь сиротой,

Ты не найдешь родных, ни крова,

И даже… на груди другого

Не будешь счастлива опять:

Кто может дважды счастье знать?

Мой друг! к чему твои лобзанья

Теперь столь полные огня?

Они не оживят меня

И увеличат лишь страданья,

Напомнив, как я счастлив был;

О, если б, если б я забыл,

Что в мире есть воспоминанья!

Я чувствую, к груди моей

Все ближе, ближе смертный холод.

О, кто б подумал, как я молод!

Как много я провел бы дней

С тобою, в тишине глубокой,

Под тенью пальм береговых,

Когда б сегодня рок жестокой

Не обманул надежд моих!…

Еще в стране моей родимой

Гадатель мудрый, всеми чтимый,

Мне предсказал, что час придет —

И громкий подвиг совершу я,

И глас молвы произнесет

Мое названье, торжествуя,

Но…» Тут, как арфы дальней звон,

Его слова невнятны стали,

Глаза всю яркость потеряли

И ослабел приметно он.

Страдальцу Ада не внимала,

Лишь молча крепко обнимала,

Забыв, что у нее уж нет

Чудесной власти прежних лет;

Что поцелуй ее бессильный,

Ничтожный, как ничтожный звук,

Не озаряет тьмы могильной,

Не облегчит последних мук.

Меж тем на своде отдаленном

Одна алмазная звезда

Явилась в блеске неизменном,

Чиста, прекрасна как всегда,

И мнилось: луч ее не знает,

Что на земле он озаряет:

Так он игриво нисходил

На жертву тленья и могил.

И Зораим хотел напрасно

Последним ласкам отвечать;

Все, все, что может он сказать —

Уныло, мрачно, – но не страстно!

Уж пламень слез ее не жжет

Ланиты хладные как лед,

Уж тихо каплет кровь из раны;

И с криком, точно дух ночной,

Над ослабевшей головой

Летает коршун, гость незваный.

И грустно юноша взглянул

На отдаленное светило,

Взглянул он в очи деве милой,

Привстал – и вздрогнул – и вздохнул —

И умер. С синими губами

И с побелевшими глазами,

Лик – прежде нежный – был страшней

Всего, что страшно для людей.

Чья тень прозрачной мглой одета,

Как заблудившийся луч света,

С земли возносится туда,

Где блещет первая звезда?

Венец играет серебристый

Над мирным, радостным челом,

И долго виден след огнистый

За нею в сумраке ночном…

То Ангел смерти, смертью тленной

От уз земных освобожденный!..

Он тело девы бросил в прах:

Его отчизна в небесах.

Там все, что он любил земного,

Он встретит и полюбит снова!..

Все тот же он, и власть его

Не изменилась ничего;

Прошло печали в нем волненье,

Как улетает призрак сна,

И только хладное презренье

К земле оставила она:

За гибель друга в нем осталось

Желанье миру мстить всему;

И ненависть к другим, казалось,

Была любовию к нему.

Все тот же он – и бесконечность,

Как мысль, он может пролетать

И может взором измерять

Лета, века и даже вечность.

Но Ангел смерти молодой

Простился с прежней добротой;

Людей узнал он: «Состраданья

Они не могут заслужить;

Не награжденье – наказанье

Последний миг их должен быть.

Они коварны и жестоки,

Их добродетели – пороки,

И жизнь им в тягость с юных лет…»

Так думал он – зачем же нет?..

Его неизбежимой встречи

Боится каждый с этих пор;

Как меч – его пронзает взор;

Его приветственные речи

Тревожат нас, как злой укор,

И льда хладней его объятье,

И поцелуй его – проклятье!..