Кеч был небольшим кораблем, и с кормы, где находился штурвал, Кайед скоро углядел меня среди парусов. Уж онто не проявил равнодушия: взгляд его сделался острым, лоб прорезала морщина. Он оглянулся на двоих других колдуний, но теперь, благополучно покинув гавань, они развлекались тем, что мучили бедолагуюнгу: тыкали в него гарпуном и смеялись над его прыжками, когда парнишка пытался увернуться.
Я внимательно присматривался к Кайеду еще по пути на Ксолкас и заметил, что он сохранил больше независимости, чем остальные порабощенные моряки. Я даже одно время думал, что он может оказаться обладающим Взглядом, который скрывает свою нечувствительность к магии, но родства душ с ним я не чувствовал, так что в конце концов решил, что он просто сумел какимто образом сохранить способность самостоятельно мыслить. Он старался особенно этого не показывать, когда рядом были дунмаги, но ему, конечно, и в голову не приходило скрывать свое отличие от незаметной птички, порхающей среди снастей.
Кайед был великаном, смуглым и широкоплечим, и свою отсутствующую руку он успешно заменял привязанным к культе зазубренным клинком с крючком на конце. Это орудие Кайед использовал в самых разнообразных целях – резал им еду и наводил страх на команду. У него была угрожающая привычка точить клинок, поглядывая искоса на того, кто имел несчастье вызвать его неудовольствие.
Сейчас, уверенный, что его никто не видит, он мотнул головой, показывая, что мне следует спуститься на палубу. Мне не нужно было объяснять почему. На мачте я был слишком заметен. Сейчас матросам нечего было делать на реях, и я висел там, как свежевыстиранное белье… и к тому же нагишом.
Спускаться мне пришлось долго. Мне все время хотелось просто отпустить веревки и взмахнуть крыльями… да и пальцами я еще не научился управлять. Когти птицы сжимаются автоматически, и чтобы выпустить схваченное, приходится напрягаться; человеческие руки, похоже, вели себя иначе. Это было поразительно. Хватать чтото пальцами ног я вообще не мог. Тело казалось огромным. Зрение стало не таким острым, слух тоже притупился. А вот осязание сделалось необыкновенным. Веревка кололась и царапалась. Ветер был холодным. Соль, которую несли брызги, щипала кожу.
Наконец я добрался до палубы. Ноги под моим весом сразу же подломились, и мне пришлось ползти. Я хотел добраться до Флейм, сказать ей…
Не успел я двинуться вперед, как меня дернули за руку. Прежде чем я сумел возразить или воспротивиться, меня толкнули вперед, и я скатился по трапу в передний трюм. Это было делом рук Кайеда; он, должно быть, приказал комуто другому встать к штурвалу, поскольку корабль уже миновал выход из гавани. Я хотел сказать ему, что мне нужно добраться до Флейм, но когда я открыл клюв – рот, – то издал только какието неразборчивые звуки. Контролировать свой голос я не умел.
– Ты с ума сошел? – прошипел Кайед. – Ты что, хочешь, чтобы тебя увидела эта женщина Виндрайдер? – Я сумел кивнуть головой. – Она – злая колдунья и ощиплет и зажарит тебя на завтрак, если узнает, что ты собой представляешь.
Я вытаращил на него глаза, пытаясь осмыслить его слова.
– Я заметил птичку, сидящую на снасти, – объяснил он, – а потом на причал стали падать все эти люди, и когда я взглянул на рею, там был ты – нагишом. А я готов поклясться морским драконом, что, когда мы отплыли, тебя на корабле не было. Если только ты не пролетел в виде птицы… Это еще одно проявление дунмагии, верно? – спросил он.
Я снова кивнул. По крайней мере управлять тем, что делала моя голова, я мог.
– Была какаято легенда… Я помню, мне ее рассказывал мой дед, – о том, что случилось с жителями Дастел, когда острова ушли под воду. – Он недоверчиво покачал головой. – Не может же такое быть правдой!
Я не мог винить его за недоверчивость. Многие люди знали о том, что жители Дастел были заколдованы, но почти никто не догадывался, что они остались разумными, не говоря уж об их потомках. Никто не подозревал о том, что среди нас были обладающие Взглядом и силвы. Никто не думал, что убийство злого мага вернет нам человеческий облик.
– Я родился на Спаттах, – продолжал Кайед, показывая мне на мочку уха с татуировкой – выложенным перламутром изображением ракушки, – мы там выросли на легенде о Дастелах. Никогда не поверил бы во все это, если бы не подслушал разговора этой женщины Виндрайдер с Гетелредом, фальшивым монархом Дастел. – Кайед сплюнул. – Паршивый ублюдок! Он имел наглость захватить мой корабль, да еще превратить меня в своего жалкого приспешника, неспособного сопротивляться его приказам! – Воспоминание так разъярило его, что он стал сотрясать своим привязанным к культе клинком перед моим носом. – Я вырву его черное сердце, если у меня появится хоть малейший шанс! – Однако одной мысли о бунте было достаточно, чтобы алая удавка дунмагии стянулась вокруг его горла. Глаза Кайеда полезли на лоб, он начал задыхаться. Догадавшись, что лучше не сопротивляться, он расслабился; постепенно алое свечение поблекло, и он снова смог дышать. – Выродки, – пробормотал Кайед, – их магия не позволяет мне даже подумать о том, чтобы с кемто из них разделаться. – Он задумчиво посмотрел на меня. – Но ведь он мертв? Этот Гетелред, так называемый монарх? Иначе ты тут не появился бы. Я слышал, как он говорил Виндрайдер, что это он отправил на дно Дастелы. Могло ли так быть? Это Гетелред причинил вам такое зло столетие назад?
Я снова кивнул. Его слова были не совсем точны – пострадали мои прадеды, а не я, – но объяснить это ему я возможности не имел. Знаками я стал показывать, что хочу подняться на палубу.
– Ты свихнулся, – сказал Кайед. – Она тебя убьет. Или прикажет убить другой бешеной суке.
Я попытался говорить, но гортанные звуки, вырвавшиеся из моего рта, скорее походили на рычание зверя.
– Ты не умеешь говорить? – спросил Кайед. – Совсем не умеешь? – Я покачал головой. – Пойдем, нужно тебя спрятать. – Он потащил меня в кубрик, где размещалась команда, вынул из шкафчика какуюто одежду и кинул мне. – Надень это.
Я попытался, но беспомощно запутался. Натянуть пару матросских штанов было выше моих сил. Я покачнулся и тяжело сел на пол. Было больно. «Клянусь перьями и хвостом, – подумал я, – людям, оказывается, больно падать!»
Сначала такая мысль показалась абсурдной, а потом встревожила. Все происходило слишком быстро, чтобы я мог разобраться в событиях, чтобы мог увидеть все возможные последствия. Я старался не думать о происходящем в мире, но не мог избавиться от осознания того, что в этот день погибли очень многие мои соплеменники, среди них члены моей семьи и бесчисленные друзья. Я хотел оплакать их, но не знал, по ком скорбеть. Мне было нужно время на размышления, но такая роскошь была мне недоступна.
Наконец я натянул штаны и влез в рубашку. Они неприятно царапали мою кожу. Я начал теребить завязки: мои руки дергались во всех направлениях, и я даже умудрился запутаться в гамаке, висящем в кубрике.
Кайед раздраженно покачал головой и сам завязал тесемки.
– Знаешь, ты просто трогателен, – проворчал он, оглядывая меня с ног до головы. – Похож на головастика, а двигаешься рывками, как черепаха.
Тогда я не понял, что он хочет сказать. Только потом, увидев себя в зеркале, я догадался о том, какое впечатление должен был производить. Хоть мое тело и стало человеческим, на него оказывала влияние прежняя птичья природа. Мускулы плеч и бедер были сильно развиты, без капли жира; шея у меня была короткая и толстая, а голова лысая. Потом у меня выросли густые кудри, но сначала скальп был безволосым и блестящим. Моей кожи никогда не касались солнечные лучи, и она была непривлекательно бледной, как рыбье брюхо. Главная же проблема заключалась в слабости ног. Они не могли с легкостью выдерживать мой вес. Кайед был прав: я походил на головастика, массивного спереди и сходящего на нет сзади. И еще я не умел сохранять равновесие. Птицы почти ничего не весят, кости у них полые; когда они летят, они держатся в воздухе, как пробка на волнах. Я неожиданно превратился в тяжелое чудовище. Я не умел плавно двигать конечностями; дергающиеся руки и ноги часто выходили изпод контроля. Я ошибочно судил о том, сколько места мне нужно, а потому натыкался на предметы. Мне оказалось трудно даже пройти в дверь, не ударившись о косяк.
Действительно, черепаха, рывками добирающаяся до воды.
Впрочем, тогда думать обо всем этом мне было некогда. Мне нужно было какимто образом объясниться с капитаном. Мне нужно было сообщить ему, что, если Флейм узнает о том, что я превратился в человека, мне, возможно, удастся пробиться сквозь скорлупу дунмагии. В конце концов, Гетелред был мертв, и это могло помочь… Я не был уверен в успехе, но должен был попробовать.
Я сделал жест, как будто пишу.
Кайед посмотрел на меня с сомнением.
– Ты умеешь писать? Я кивнул.
– Ну, пера и бумаги у меня здесь нет – они в моей каюте, а если нас поймают, это будет стоить мне жизни. Я теперь просто раб на борту собственного корабля – ни больше ни меньше. Не имеет значения, что Гетелред мертв: заколдовали меня эти три суки. Ядовитые медузы! Чтоб им утонуть в собственной слизи! – Последние слова он выплюнул с такой яростью, как будто мог заставить их осуществиться на деле. Кайед схватил кружку и наполнил ее водой из бочонка в углу комнаты. – Вот что: пиши мокрым пальцем на полу. – Потом он спросил: – Как тебя зовут?
Я скорчился на полу и обмакнул палец в воду. Я научился писать еще птенцом, сжимая кусочек мела в когтях, когда жил во дворце на Цирказе. Теперь мне приходилось гораздо труднее. Рука не желала слушаться; я едва не пролил воду. Однако после долгих усилий мне удалось написать: «Руарт». Потом так же неуклюже я добавил: «обладающий Взглядом». Я показал на себя концом крыла… пальцем. Привыкать к новому телу мне придется долго…
Глаза Кайеда стали острыми, как иголки.
– Ты обладаешь Взглядом? – В его улыбке было слишком много злорадного ликования, чтобы она меня не смутила. – Ах, друг мой Головастик, это лучшая новость с тех пор, как весь этот кошмар начался. Может быть, нам удастся выпутаться без особых потерь.
Я огорченно покачал головой и написал: «Пойди к Лиссал. Друг».
Кайед только хмыкнул.
– Забудь об этом, Головастик. Она больше не друг никому, и тебе в том числе. Она – злая колдунья. Для нее имеет значение только она сама. Глупец, теперь мы слушаемся не Гетелреда, а ее. Ее, Лиссал. – Он задумчиво посмотрел на меня – На корабле во время плавания с Раттиспи на Ксолкасы была птичка – темная такая, с полосой на грудке. Это был ты?
Я кивнул.
– Ах вот что… Значит, тут не все так просто. Но только не следует тебе рисковать своей шкурой, сообщив злой колдунье, кто ты такой. Она ведь не может узнать тебя, верно?
Я пожал плечами. Такая возможность казалась мне маловероятной.
Он покивал:
– Да, не думаю, что узнает. Ты выглядишь как полоумный. И почему ты все время так смешно дергаешь головой?
Даже если бы я знал ответ, сообщить ничего я не смог. По трапу спустился матрос, разыскивавший Кайеда.
– Сиркапитан, тебя желает видеть колдунья, – вяло пробормотал он. По его коже скользили мерзкие алые отблески. От него воняло. Я подумал, что он не мылся с тех пор, как оказался порабощен. Меня поразило, что теперь они ее – мою Флейм – называют колдуньей…
Кайед кивнул и повернулся ко мне.
– Сиди здесь, Головастик, – иначе погибнешь, клянусь. Если одна из этих сук явится сюда, притворись рабом. Можешь мне доверять.
Однако я ничуть ему не доверял. Впрочем, не мог я доверять и собственным инстинктам. Было очень трудно поверить в то, что Флейм убьет меня, но иногда еще труднее было доказать себе, что она этого не сделает.
Глава 4
РАССКАЗЧИК – КЕЛВИН
В последний день пребывания на Ксолкасе мы с Тором Райдером несколько разошлись во мнениях.
Помню, что я смотрел на него и размышлял: не нравится он мне потому, что мы оба влюблены в одну и ту же женщину, которая предпочитает его, или он был бы мне не симпатичен и без этого? Он был так уверен в себе, так чертовки компетентен во всем, за что бы ни взялся, что я рядом с ним чувствовал себя недотепой. Я был неуклюжим уроженцем Небесной равнины с обеими левыми ногами, рыжими волосами и веснушками; этот факт раньше меня не слишком волновал, но теперь, в присутствии этого красивого гибкого человека, источающего обаяние мужской силы и двигающегося с изяществом женщины, он сделался для меня проблемой. Я был достаточно зрелым человеком, конечно, чтобы понимать, что моя реакция детская и незрелая, но разницы это не составляло. Честно говоря, я просто к нему ревновал.
Я был на крыше дворца владычицы в Барбикане, когда Тор явился туда и снова заспорил со мной относительно лекарства от магии. Я поднялся наверх, чтобы почувствовать, как свежий морской ветер шевелит мои волосы и освобождает меня от накопившегося отчаяния. Я только что вернулся из лечебницы. Конечно, я – да и кто угодно – мало что мог сделать. Слишком много было изувеченных и умирающих, слишком много лишившихся рассудка, особенно маленьких детей, которые не могли справиться со свалившимся на них несчастьем и даже не могли сказать, как их зовут. Я делал все что мог, чтобы воссоединить малышей с их родителями: сравнивал запахи, оставшиеся на их коже. Мне не всегда это удавалось… Горе, ужас, боль – вот что осталось в наследство от Мортреда. Вид страданий дастелцев разрывал на части мое сердце: ведь Мортреда убила моя рука, и хотя я понимал, что это было необходимо, однако жить с таким знанием было нелегко… и осталось нелегко навсегда.
Блейз помогала мне, дожидаясь, пока за ней придет корабль, на котором она собиралась последовать за Флейм Ксетиана, владычица Ксолкаса, послала распоряжение на один из дальних островов прислать подходящее судно – для связи между островами они использовали специально обученных морских птиц. Блейз держала в узде свое нетерпение, но я все равно ясно его чувствовал – мой нос было не обмануть. Вместо того чтобы взволнованно метаться по дворцу, она предпочла помогать мне с детьмидастелцами, что, по правде сказать, меня удивило. Я никак не думал, что ей хватит терпения возиться с самыми маленькими. Мне казалось, что младенцы только озадачат ее. Поэтому мне было странно видеть, как трогает ее их несчастье, с какой нежностью она качает и баюкает их и шепчет ласковые слова, которыми матери утешают своих больных детей. Может быть, вид страдающих малюток пробудил ее собственные далекие воспоминания, напомнил о временах, когда она сама была брошенной на кладбище крошкой, оставленной на милость чужих людей.
В конце концов это мне пришлось на какоето время покинуть лечебницу, чтобы успокоить растрепанные чувства. Последней каплей стал вид девочки, пытавшейся пригладить несуществующие перышки клювом, которого у нее больше не было; она смотрела с такой растерянностью, всхлипывая и пытаясь спрятать голову под мышкой, что я ощутил полную неспособность держать себя в руках. Поэтому мне и пришлось подняться на крышу, чтобы вдохнуть свежий морской воздух; там и нашел меня Райдер.
Бросив на меня единственный взгляд, он все понял.
– Выдалось трудное утро?
– Да, – коротко ответил я, гадая, чем он занимался все это время. Флиртовал с Ксетианой, наверное…
Райдер, должно быть, догадался о моих не слишком доброжелательных мыслях, потому что сказал:
– Я разговаривал с главой менодиан здесь, на Ксолкасе. Нужно организовать помощь дастелцам.
– И попутно уловить их души? – цинично поинтересовался я. Мне тут же стало стыдно: это было недостойное предположение.
Райдер, однако, не обиделся.
– Что ж, такое тоже бывает, наверное. Однако наша религия не утверждает, что только мы и открываем путь в загробный мир или к Богу. Наш путь лучший, но не единственный. Мы предлагаем руководство в жизни – ив смерти – тем, кто ищет лучший путь. – Райдер улыбнулся. – Мы, знаешь ли, никогда активно не старались обратить местных жителей в свою веру. У них есть их бог ветра, и он хорошо им подходит. – Словно в подтверждение этих слов ветер задул с новой силой, и из Храма Ветра на Когте донеслись мелодичные звуки. – Должно быть, он меня услышал, Келвин. Я разговаривал с капитаном Скарри: шхуна готова к выходу в море.
– Почему ты так уверен, что я отправлюсь с тобой?
– Тебе нет смысла плыть вместе с Блейз. Ты сам говорил, что к тому времени, когда вы найдете Флейм, будет слишком поздно избавлять ее от ребенка без опасности для ее жизни.
Мне пришлось прогнать мысль о том, что он просто хочет держать меня подальше от Блейз: таким мелочным он никогда не был. Вместо этого я подтвердил справедливость сказанного им:
– Да. Малыш, наверное, к этому времени уже начал шевелиться. – Ребенок дунмага, оскверняющий Флейм изнутри… наследство Мортреда.
– Тогда единственная надежда для Флейм – это что мы найдем какойто способ разрушить дунмагию.
– Почему, во имя Сотворения, ты думаешь, что я могу тут чегото добиться?
– Ты врач, и мы теперь знаем, что дунмагия передается так же, как некоторые болезни – от матери к ребенку… и от ребенка к матери. Может быть, тебе удастся понять, как это происходит, и найти лекарство. Ты можешь оказаться тем человеком, который найдет способ помочь Флейм.
– Не говори глупостей!
– Но ведь ты же веришь, что это болезнь, верно?
Я заколебался. Так я когдато думал, но тогда я еще не видел, что может сотворить магия. С тех пор я наблюдал, как люди воспринимают иллюзии как реальность. Я видел, как дунмагия убивает на расстоянии. Я присутствовал, когда самого Райдера излечили от смертельных ран. Я видел, как птицы превращаются в людей.
– Не уверен. В любом случае это только часть проблемы. Даже если считать, что магия – болезнь, что заставляет тебя думать, будто я смогу тут помочь? Если бы излечить любую болезнь было так легко, мы, врачи с Небесной равнины, уже избавили бы Райские острова от всех известных недугов. Почему ты решил, что мне удастся выяснить, что представляет собой дунмагия, не говоря уже о том, чтобы найти лекарство от нее?
– Если такое кому и удастся, так только тебе.
– Ты хочешь большего, чем просто излечение оскверненных, – продолжал я. – Ты хочешь избавить мир от магии вообще. Предположим, я и в самом деле найду лекарство. Можешь ты представить себе, как мы будем размахивать кружкой со снадобьем перед силвами с островов Хранителей и говорить: «Вот выпей – лекарство избавит тебя от силы силва»? Им это, несомненно, очень придется по вкусу! Дело в том, Райдер, что силвам нравится быть силвами. А дунмаги наслаждаются своей нечестивой властью. Никто не хочет найти лекарство от магии – за исключением тебя.
Он посмотрел мне в глаза и долго не отводил взгляда. Я ощутил всю силу его личности.
– И тебя, – мягко сказал он. – Тебя, Келвин Гилфитер. Как ему удавалось так точно разбираться во мне? Это было унизительно. Ветер хлестал нас, и мне приходилось бороться со своим тагардом, чтобы не дать ему развернуться и улететь за край утеса. Я догадывался, что мои волосы напоминают лесной пожар. Райдер стоял, глядя на меня; его черная мантия патриарха только слегка колыхалась, а волосы, зачесанные назад и завязанные в хвост, выглядели аккуратными. Будь он проклят… Откуда он знает, какие демоны преследуют меня? Мне ведь приходилось заглядывать в ад: сначала Джинна, девочка из Амкабрейга, которую изнасиловали дунмаги и которую осквернял зачатый ею ребенок; Флейм, прекрасная и нежная, разлагающаяся изнутри; дастелцы, падающие с неба… безумные глаза человеческих детей, которые родились птицами.
Я не выдержал взгляда Райдера. Да, я хотел избавить мир от магии. Я хотел уничтожить ее на всех островах, так, чтобы даже памяти не осталось. Однако подобное желание для любого врача содержало мрачную иронию: силвы ведь обладали способностью исцелять, возвращать людей с порога смерти. Они могли делать то, о чем врачу с Небесной равнины оставалось только мечтать.
– Поедем со мной, Келвин, – сказал Райдер. – Я уже обо всем договорился с капитаном Скарри. Мы побываем в Амкабрейге, чтобы забрать сундук с лекарствами, который должен прислать туда твой дядя Гэрровин. Может быть, ты даже сможешь послать оттуда ему письмо: хорошо бы, если бы он согласился прибыть на Тенкор и помочь, особенно если прихватит с собой некоторые медицинские записи с Небесной равнины. Это может облегчить нашу задачу. Давай избавим мир даже от самой возможности появления нового Мортреда. Ты же знаешь, что хочешь этого тоже.
– Что из того, что хочу? – сказал я. – Этого все равно не случится… по крайней мере при моей жизни… или твоей.
– Случится, – уверенно возразил он. Я нахмурился.
– До сих пор ты не производил на меня впечатления мечтателя с маслом вместо мозгов, Тор Райдер. То, что ты говоришь, – глупо.
– Есть коечто, чего ты не принял во внимание, – сказал он.
– И что же это?
Он помолчал, потом покачал головой.
– Поверь мне: есть нечто, чего ты не знаешь. Я… я не могу тебе этого сейчас объяснить, по крайней мере так, чтобы для тебя мои слова имели смысл. Позволь мне просто сказать тебе, что лекарство существует. Я знаю это точно, так же точно, как то, что найдешь лекарство ты.
Я растерянно вытаращил на него глаза. Я понятия не имел, на чем основывается его уверенность.
– Не говори мне, – начал я и сам заметил, как раздраженно звучит мой голос, – что ты откопал древний документ, содержащий утраченное пророчество наших келлских предков…
Тор рассмеялся. Подобные фантастические россказни были больше по части Дека Гринпиндилли.
– Нет, – ответил Тор, – ничего такого в стиле Дека. Я собрался спросить, почему в таком случае он не может объяснить мне, что имеет в виду, но нас прервали. Это была Блейз, которая увидела нас с дорожки по крышам, соединявшей лечебницу с дворцом владычицы. Она подошла к нам, и я ощутил запах ее предвкушения, как аромат только что открытой бочки с вином.
– Я только что получила весточку от Ксетианы, – сообщила Блейз. – Корабль для меня прибывает сегодня вечером и будет готов к отплытию завтра утром.
– А я как раз говорил Келвину, что мы можем отправиться в путь в любой момент, – сказал Райдер. – Прямо сейчас, если только он наконец решится.
Блейз, склонив голову к плечу, посмотрела на меня.
– Самто ты этого хочешь, Кел?
Я вздохнул и пожал плечами, в душе мечтая, чтобы она попросила меня сопровождать ее.
– Это решение не хуже любого другого. Вернуться домой я никогда не смогу, а работу найти нужно. Как я понимаю, менодиане платят регулярно…
Райдер улыбнулся. Вопрос вознаграждения мы с ним не обсуждали.
– Конечно. Значит, решено? Отправляемся сегодня же вечером?
– Завтрашнее утро – это тоже достаточно быстро, – ответил я; я все еще испытывал странное нежелание отправляться в путь. Может быть, дело заключалось в том, что мне не хотелось расставаться с Блейз. Я не знал, встретимся ли мы еще когданибудь, и мысль об этом причиняла мучительную боль. Я посмотрел на Блейз и удивился сам себе: подумать только, тридцатилетний мужчина, а влюбился так отчаянно… Райдер кивнул:
– Как пожелаешь. Пойду предупрежу капитана Скарри. Когда он повернулся и направился к спуску в порт, мы с Блейз двинулись ко входу с крыши во внутренние помещения дворца. Стражники вытянулись при нашем приближении и отдали честь. Я почувствовал запах любопытства, которое воины пытались скрыть. Мы с Блейз оба теперь для жителей Ксолкаса были героями: Блейз изза своей схватки с дунмагом и чудесного спасения, когда удар Мортреда обрушил в море один из островов, а я – изза того, что убил Мортреда. Я не понимал, почему это убийство вызывает такое восхищение: его магия на меня не действовала, первый удар я нанес ему сзади, а потом вообще чуть не упустил. В конце концов он умер, когда я рассек ему горло и нанес удар по ране. В моих действиях не было ничего героического…
Мы с Блейз молча спустились по лестнице. Было так много всего, что я хотел ей сказать, но я не мог выдавить из себя ни слова. Наконец я пробормотал:
– Пожалуй, действительно нет смысла в том, чтобы мне плыть с тобой. К тому времени, когда мы догнали бы Флейм…
– Ты считаешь, что мне не удастся ее спасти. – Это было утверждение, а не вопрос, и за ним скрывался тяжкий груз, лежащий на душе Блейз: она когдато пообещала Флейм убить ее, если спасение и исцеление окажутся невозможны.
Я покачал головой. Я ведь видел, что осквернение дунмагией сделало с Джинной.
– Она сильная, – с яростью сказала Блейз, когда мы дошли до ее комнаты. – Кел, нам нужно коечто обсудить. Зайди ко мне. – Она потянула меня в комнату, усадила в кресло, потом отошла к столу, чтобы налить нам обоим вина. – Мне нужен совет.
– Мой совет? Да помогут нам небеса, Блейз, я мало что могу сказать тебе, чего бы ты уже не знала.
– Нет, много. О беременности, о родах, о снадобьях – тех, которые вызывают выкидыш, и о снотворных. Что бы ни случилось, ребенка я обязательно должна убить, я это знаю. А Флейм я убивать не хочу, если будет хоть какойто шанс этого избежать. Только не могу же я явиться к ней и велеть отправиться со мной на Тенкор, где ее могут излечить. Она не захочет излечиться. К тому времени, когда я до нее доберусь, она уже будет злой колдуньей. Вот я и думаю, планирую, прикидываю: как бы мне подобраться к ней достаточно близко… как доставить ее через все Средние острова без ее согласия. Не смотри на меня так изумленно, ты, травоядный приятель селверов. Я не всегда бегаю, размахивая мечом, а думать начинаю только потом. Я хочу тщательно спланировать свои действия.
Мне удалось улыбнуться.
– Я никогда не недооценивал твой интеллект, Блейз.
– Врунишка! Я рассмеялся.
– Ну, скажем так: не очень часто… и уж в последнее время определенно нет. Так что ты планируешь?
– Для начала мне нужно найти силва, который согласился бы мне сопутствовать.
– Кто это может быть?
– Ктонибудь, кого соблазнят деньги, которые я ему предложу. К счастью, Ксетиана проявила щедрость.
– Разве возможно найти силва, который нуждался бы в деньгах? Большинство из них богаты: они пользуются своей магией, чтобы получить преимущество в любых делах. К тому же, как я понимаю, на Ксолкасе немного силвов, так же как и обладающих Взглядом.
– Я и не думала о жителях Ксолкаса. Я знаю место, где можно найти силвов, пострадавших от пренебрежения и угнетения и к тому же жаждущих мести. Оно мне более или менее по дороге. – Блейз села со мной рядом и рассказала, что придумала.
Когда она закончила, сердце у меня болезненно колотилось.
– И это, – сказал я в пустоту, – она называет разумным планированием! Блейз, на тебя напала морская лихорадка и ты бредишь!
– Может быть.
– Ты принимаешь как данность, что Флейм отправилась на Брет и что ты сумеешь найти покладистого силва, который согласится помочь тебе, рискуя собственной жизнью.
– Да, – безмятежно подтвердила Блейз. – Так можешь ты дать мне какиенибудь полезные советы?
Я вздохнул, понимая, что отговорить ее мне не удастся. Лучшее, что я мог для нее сделать – да и единственное к тому же, – это было дать ей как можно больше информации.
– Ладно, – сказал я, – слушай, и слушай хорошенько. Мы не спали почти всю ночь, и все это время я думал о том, что скорее всего никакие мои советы не помогут. Блейз отправлялась на верную смерть, и даже если ей удастся уцелеть, шанса, что Флейм станет прежней, почти не существовало. Если бы я мог любым способом заставить Блейз отказаться от задуманного, я бы сделал это.
Наконец на рассвете я поднялся, чтобы уйти, и помедлил у двери.
– Я могу передумать и присоединиться к тебе, – сказал я Блейз и сглотнул. – Я хотел бы быть с тобой. – Именно это я и хотел сказать ей давно.
– Соблазнительное предложение, – признала она. – Твой нос был бы очень полезен…
– Приятно, когда тебя ценят, – фыркнул я. Однако отвлечь Блейз мне не удалось.
– … Только если я доставлю Флейм на Тенкор, а Тор еще не найдет способа ей помочь, тогда окажется, что я трудилась напрасно. Тору ты тоже нужен – больше, чем мне.
Боль пронзила мое сердце, но я кивнул, принимая ее решение, принимая обязанность, которую, как я думал, мне едва ли удастся выполнить успешно.
– Вот еще что, – добавила Блейз. – Мне нужно снотворное снадобье и яд – на всякий случай.
– Как правило, своих пациентов я не травлю.
– Я об этом знаю.
Я подавил отвращение и стал обдумывать ее просьбу.
– Ладно, я коечто тебе дам. Это растительный экстракт, раствор которого я использую для очищения медицинских инструментов. Если его неразведенным принять внутрь, смерть будет безболезненной… и быстрой.
Запах ее отчаяния едва не задушил меня. Я не мог выдавить из себя больше ни слова, сколько бы ни старался. Я потянулся к Блейз и обнял ее.
– Мне так жаль, – прошептал я, чувствуя, как ее боль мощной волной обрушивается на меня. – Мне ужасно, ужасно жаль. Хотел бы я оказаться мудрее… если бы я заметил ее беременность…
– Мы оба делали ошибки, – прошептала Блейз. – Иногда так случается.
Я почувствовал, что глаза у меня увлажнились. Она однажды сказала мне, что Флейм – единственная подруга, какая у нее только когдалибо была. В этом было чтото невероятно грустное: чтобы женщина ее возраста так долго была такой одинокой.
– Будь осторожна, ладно? – прошептал я. – Конечно, это глупая просьба, я понимаю. Ты всю жизнь сама о себе заботилась, но… но на этот раз задеты твои чувства. Постарайся не позволить эмоциям затуманить твой взгляд, девонька.
Дрожь в голосе выдала меня. Блейз немного отстранилась и посмотрела мне в лицо. Потом она протянула руку и коснулась слезы у меня на щеке.
– Мало найдется людей, которые плакали бы по мне, – тихо сказала она. – Чертовски мало, говоря по правде. Ты славный парень, Келвин Гилфитер. Не тревожься, здоровенный мой недотепа.
Она здорово передразнила мой выговор, и я не мог не рассмеяться. Так мы и расстались – смеясь.
Лучше бы она пригласила меня к себе в постель…
Дек был в отведенной нам с ним комнате. Ксетиана подарила ему меч в благодарность за участие в освобождении Ксолкаса от дунмагов; когда я вошел, он полировал клинок, хотя на том давно уже не было ни пятнышка. Дек был горд, как подросток у нас на Небесной равнине, заработавший своего первого селвера.
