Я вспомнил о Цисси, о том, что она должна была чувствовать перед смертью. Одураченная, преданная, несчастная… носящая под сердцем ребенка мужчины, которого она больше не уважала и не могла любить. В первый раз я осознал, какое зло ей причинил. В первый раз я ощутил не только жалость, не только облегчение, но и горе: не потому что я ее любил – этого не было, и тут я ничего изменить не мог, – а потому что предал ее, а она такого не заслуживала.
      К тому времени, когда я выбрался на причал перед зданием Гильдии, я дрожал; дрожал я не только от холода, но и от неизбывной вины.
      Денни был на месте и помог мне. Должно быть, он ждал моего возвращения и высматривал меня с башни, хоть и не был обязан это делать: ведь я плавал не по делам Гильдии. Я так ему и сказал, а он только ухмыльнулся мне в ответ и занялся моим полозом. Я вернулся в здание Гильдии, вымылся, переоделся, а потом натянул непромокаемую куртку и отправился в Синод. К тому времени уже наступила полночь, дождь и ветер усилились, а тучи сгустились. Стражник у ворот совсем не обрадовался моему появлению, но ему трудно было сказать «нет» сыну главы Гильдии, особенно когда я сообщил ему, что явился по срочному делу.
      Сначала я отправился в комнату Райдера, но его там не оказалось. Пусто было и в комнате Келвина. В конце концов я нашел их обоих у Гэрровина. Она пили вино, но алкоголь не делал атмосферу более жизнерадостной. Трое омаров, обреченно глядящих на кипящую в котелке воду, были бы веселее, чем эти трое мужчин.
      Дверь мне открыл Келвин.
      – Ну? – спросил он, втаскивая меня в комнату, словно опасался, что я передумаю и уйду. – Что тебе удалось узнать?
      «Он знал, что это я, – подумал я. – Он знал, что я стою за дверью. В чем дело, черт возьми, с этими двумя горцами и их носами? Они что, ищейки?»
      Я оставил непромокаемую куртку, конечно, внизу, но с моей шапки все еще капала воды и бежала по лицу, как слезы.
      Неожиданно все они умолкли, глядя на меня. На мгновение мне показалось, что они читают меня, как открытую книгу. Первым заговорил Гэрровин:
      – Садиська, паренек, у огня. – Он взял стакан и чтото в него налил – бренди с островов Квиллер, если я не ошибся. – Вот выпейка. В животе у тебя загорится огонь, а волосы закурчавятся. – Он сорвал с меня шапку и повесил у очага, где она и осталась сохнуть, испуская струйки пара. – А теперь, – добавил он, когда я сделал все, как он советовал, – расскажи нам, почему у тебя такой вид, будто тебе заехали в лицо мокрой рыбиной.
      Я откашлялся, чувствуя себя ужасно неуютно.
      – Вы знаете, что обо всем, что я узнавал здесь, я рассказывал Джесенде… или главе Совета хранителей.
      – Ага, – кивнул Гэрровин. – Ты пахнешь своей страстью, знаешь ли. Ну а предательство имеет собственный запах.
      – Только всего вы не знаете, – сказал я им. – Вы и половины не знаете. А я сейчас не могу рассказать… не сейчас, завтра. Я приду к вам завтра… – Я собирался рассказать им все, но внезапно почувствовал, что не могу – сразу не могу. Осознание всей глубины моей глупости было еще слишком свежим, слишком болезненным.
      – Тогда что же ты хочешь сообщить нам сейчас? – спросил Райдер. – Находится ли Блейз на том корабле, как утверждают Кел и Гэрровин?
      Я кивнул:
      – Да. Джесенда показала ее мне. Она в кандалах и прикована… – Я рассказал обо всем, что видел, и передал все, что говорила Блейз. И то, что сказала Джесенда о судьбе полукровки. – Они исключают любой риск, – закончил я.
      Райдер фыркнул:
      – Похоже, дочка Датрика коечто узнала о Блейз от своего отца. Ей известно, что Блейз не та женщина, которую легко содержать в тюрьме.
      – Ну, мы еще посмотрим, – сказал Келвин. В его голосе прозвучал гнев, настолько для него необычный, что все мы посмотрели на него. – Я лишился одной женщины, которую любил, изза жестокости бессмысленной системы законов, – объяснил он. – Я не собираюсь безропотно смотреть, как другую убьет суд, вынесший вердикт еще до того, как начал заседать.
      По тому, как моргнул Райдер, я заподозрил, что Келвин впервые открыто заговорил о своей любви к Блейз. Я поднялся, не слишком твердо держась на ногах.
      – Эти корабли не так уж быстро доберутся до Ступицы, – сказал я, – хоть уровень воды в заливе и высок. Погода ужасная, и им придется туго. Им потребуется два или три дня, чтобы прибыть к месту назначения, если только погода не переменится, в чем я сомневаюсь. А теперь я возвращаюсь… чтобы уснуть… если удастся. Завтра… завтра я расскажу вам все, что вам следует знать.
      Я схватил шапку и напялил ее на себя. Она была все еще влажной.
      Открыл мне дверь Райдер; он вышел следом за мной.
      – Не суди себя слишком строго, – сказал он мне. – Если тебя может простить Бог, то и ты сам можешь себя простить.
      – А как насчет мертвых? – спросил я. – Как мне получить их прощение? – Я ушел, а он остался стоять, глядя мне вслед.
      Я забыл о том, что на следующий день должен был дежурить.
      Это могло выскочить из головы у меня, но не у Денни. Он разбудил меня перед рассветом, так что мне вполне хватило времени, чтобы одеться, позавтракать и не упустить приливную волну. Погода оставалась скверной, и только два дня отделяло нас от прилива КороляКита: это означало, что приливная волна будет высокой и капризной, поскольку две луны объединили силы с солнцем.
      Мое путешествие в Ступицу было ужасным, а обратный путь на Тенкор – еще хуже. В обычных обстоятельствах я провел бы в столице ночь и вернулся со следующим отливом, однако я дал Райдеру и Гилфитерам обещание, которое намеревался сдержать, поэтому не стал задерживаться. После нескольких минут борьбы с безжалостными волнами и слепящими брызгами я понял, что должен или повернуть обратно, или придумать лучший способ справляться с делом. После нескольких проб я обнаружил, что могу создать защиту вокруг собственной головы, чтобы избавиться от дождя. Труднее всего было заставить защитную сферу двигаться вместе со мной: каждый раз, когда мое внимание отвлекалось, она отставала от меня. Впрочем, немедленный ледяной душ служил хорошим напоминанием, и я скоро научился справляться лучше.
      Трудность заключалась еще и в том, что изза сильного речного течения волна отлива походила на подгоняемую штормом приливную волну. Вода была полна принесенного наводнением мусора, значительная часть которого была скрыта грязью и илом. Мне несколько раз с трудом удавалось выпутаться из неприятных ситуаций, а однажды мой полоз перевернулся, и я едва сумел одновременно и вернуть его в должное положение, и удержаться на гребне волны – исключительно силой воли, мне кажется. После этого я установил вторую защиту из тонких полос, прочесывавших воду перед моим полозом.
      Я прибыл на Тенкор окоченевшим, посиневшим и таким измученным, что с трудом держался на ногах и почти не мог идти. Я считал, что мне повезло, раз вообще удалось возвратиться. Я выполз на причал, благословляя Денни, который ждал меня с теплым одеялом и кружкой горячего шоколада и был готов помочь добрести до здания Гильдии и горячей ванны. Денни заслужил еще один мой похвальный отзыв; если дела пойдут так и дальше, он скоро должен будет попасть в школу пловцов, а я лишусь лучшего помощника в Гильдии.
      Я помедлил несколько секунд у веранды конторы начальника порта, чтобы выпить шоколад, и глянул на расположенный рядом причал. К нему только что пришвартовался корабль, и вокруг него царила обычная суета: сновали чиновники, грузчики, торговцы. Я не обратил бы на это внимания, если бы не заметил в толпе краснозеленые тагарды обоих Гилфитеров. Еще через мгновение я увидел и Райдера. Они и еще какието люди окружали носилки, на которых с корабля сносили когото. Чуть позже они поравнялись со мной, и я взглянул в лицо лежащей на носилках женщины. Глаза ее были закрыты, словно она спала. Несмотря на бледность и худобу, это была самая красивая женщина из всех, кого я только видел.
      Когда мимо проходил Келвин, я ухватил его за тагард.
      – Кто это? – спросил я.
      Келвин помедлил, чтобы ответить мне.
      – Флейм Виндрайдер, – сказал он, огорченно глядя на нее. – Проклятие, Эларн… Она пропитана дунмагией, как… как сыр плесенью. А теперь у нас нет способа ей помочь…
      Он печально покачал головой и поспешил за носилками. Здоровенный пес с лапами широкими, как блюдца, поскакал следом. Я посмотрел на корабль. Это оказался «Буревестник» с Ксолкаса. Я мог думать только об одном: в еще одной смерти я не буду виноват – я не позволю ей случиться.
      Я устало доковылял до здания Гильдии, принял ванну и переоделся. Проглотив завтрак на теплой кухне, я доложился дежурному; к этому времени мне начало казаться, что ноги мне всетаки принадлежат. Денни давно уже передал пакеты, которые я привез из Ступицы, так что, написав сердитый отчет о состоянии пролива, я двинулся вверх по холму к Синоду.
      Чем ближе я подходил к зданию, тем медленнее делались мои шаги. Я искал любой предлог отсрочить повествование о том, о чем я должен был рассказать. Все еще шел дождь, и даже в куртке из промасленной кожи к тому времени, когда я добрался до ворот, я промок. Мне сразу сообщили, что Деву Замка разместили в Синоде – но не в лечебнице, а в той самой комнате, где раньше против своей воли был заперт я.
      Приемная была полна народа. Некоторых я знал; тут, конечно, были Гилфитеры, а также верховный патриарх Краннах и несколько священнослужителей, обладающих Взглядом. Присутствовали тут и незнакомцы – те, кто, должно быть, прибыл на «Буревестнике». Среди них была пожилая женщина с Брета в одежде целительницы, парнишка с Мекате, которого ктото назвал Деком, и невысокий молодой человек с удивительно проницательными голубыми глазами и татуировкой на мочке уха, говорившей о цирказеанском гражданстве. Пес тоже был тут; он разлегся посередине комнаты, так что всем приходилось его обходить. Пес посмотрел на меня печальными глазами.
      Дверь во внутреннюю комнату была открыта, так что я проскользнул туда; этого не заметил никто, кроме пса. В комнате у постели принесенной на носилках женщины сидел Райдер. Он держал ее за руку, склонив голову в молитве. Я подошел к постели с другой стороны и стал разглядывать женщину. Она была так молода, так прекрасна…
      Райдер пошевелился и поднял на меня глаза. При виде боли, написанной на его лице, у меня перехватило дыхание. Я хотел чтонибудь сказать, но не мог найти слов. Он был одним из старших патриархов, а я – всего лишь не слишком благочестивым молодым человеком…
      – Хочешь узнать любопытную новость, Эларн? – спросил Райдер и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Блейз осталась прикрывать отход Руарта и Дека, чтобы дать им возможность увезти Флейм. А теперь она – пленница и ждет суда, который может иметь лишь один исход. Я не могу даже попытаться спасти ее, потому что я – советник менодианского Синода и должен подчиняться законам островов Хранителей… должен осудить убийство, которое она совершила. Блейз пожертвовала собой, чтобы спасти эту женщину. Даже более того: она поступилась своими убеждениями, убив обладающего Взглядом, человека, выполняющего ту же работу, которую когдато делала она сама. А теперь я сделаю все ее жертвы бесполезными, убив Флейм, потому что она злая колдунья, а исцелить ее я не могу. Разве нет в этом иронии?
      – Убить Флейм? – тупо повторил я.
      – Она мощный источник дунмагии, – объяснил Райдер. – Мы не можем позволить ей прийти в себя: она просто разнесет стены здания и освободится. – Райдер посмотрел на спящую женщину. – Ей давали снотворное всю дорогу с Брета. – Он сглотнул. – Мы должны ее убить.
      – О Боже, нет! – выдохнул я. – Нельзя совершить еще одно убийство… В этом нет необходимости.
      Райдер озадаченно посмотрел на меня:
      – Еще одно убийство?
      Я стоял, глядя на него… глядя на нее… и чувствовал, что, какова бы ни оказалась цена для меня, цена для всех Райских островов, я не могу стать причиной еще одной смерти. Я просто не мог!
      Я облизнул пересохшие губы.
      – Сирпатриарх… я совершил ужасный грех.
      Райдер нахмурился, с трудом отвлекаясь от собственных страданий.
      – Это чтото, что ты должен сообщить здесь и сейчас? – спросил он.
      – Да. Дело касается тех семерых, которые умерли. Я думаю, что их убил агент главы Совета хранителей, человек по имени Варден. Похоже, он умелый отравитель. Он сделал это для того, чтобы вы сочли лекарство ядовитым.
      Выражение лица Райдера изменилось; я понял, что он сразу уловил суть, хотя заговорил только через несколько мгновений. Гнев вспыхнул в его глазах, но тут же был подавлен. Наконец Райдер произнес:
      – И сообщил Вардену о том, кто были те семеро, ты. Я кивнул. Сказать чтото вслух было выше моих сил.
      – Ах, Эларн… Это будет для тебя тяжелой ношей. Я снова кивнул.
      – Но наверняка ты ничего не знаешь, верно? Я хочу сказать – что они были убиты?
      Я покачал головой и откашлялся.
      – Но зачем иначе ему были нужны имена? Датрик велел мне сообщить их Вардену. А я предпочел не думать о том, что тот будет с ними делать… Я не спросил… Я не спросил… – Голос изменил мне, и я повесил голову как провинившийся школьник.
      Райдер обошел постель и положил руку мне на плечо:
      – Бог милосерден, Эларн, никогда не забывай об этом. Мы еще поговорим с тобой, но сейчас самое важное – сделать все как надо. – Он выглянул в дверь и позвал Гилфитеров и молодого человека с голубыми глазами. – Это Эларн, пловец, – сказал он молодому человеку, потом кратко сообщил о том, в чем я признался. Келвин – бросив на меня единственный сочувственный взгляд – сразу же отправился за лекарством.
      Гэрровин задумчиво взглянул на меня, и я покраснел от стыда. Молодой человек тоже смотрел на меня, както странно склонив голову к плечу. Потом он заговорил с тем неразборчивым выговором, который сразу делал понятным, что раньше он был птицейдастелцем:
      – Я Руарт Виндрайдер. Спасибо тебе за то, что ты вовремя проявил честность: теперь мы сможем спасти Флейм.
      Если бы такое было возможно, я покраснел бы еще сильнее.
      – Неизвестно, удастся ли ее спасти, – предупредил я его. – Может быть, лекарство и в самом деле ядовито. Может быть, его действие окажется кратковременным.
      – Мы всетаки можем сначала испытать его на мне, – тихо сказал Райдер. – Это следовало сделать в первую очередь.
      Руарт покачал головой:
      – Нет. Нужно смотреть на вещи честно, Тор. Флейм или излечится, или должна будет умереть. Другого выбора у нас нет.
      – А вот и есть, – перебил его Гэрровин. – Существует Ступица и целительство силвов. Такая возможность всегда существовала, разве нет?
      – Джесенда получила приказание убить Лиссал, – сказал я, – а не привозить обратно, чтобы ее излечили силвы.
      Все посмотрели на меня; я опустил глаза, не в силах встретиться ни с кем взглядом.
      – Она сама тебе об этом сказала? – спросил Райдер.
      – Да. И Датрик говорил тоже… по крайней мере намекал. Он сомневался, что Флейм возможно излечить с помощью силвмагии. – На это никто ничего не сказал, и все только отвели от меня глаза, но осуждение висело в воздухе. Нет, наверное, не так: скорее это было разочарование. Они ожидали от меня иного, и в определенном смысле для меня их разочарование оказалось еще более тяжелым.
      – Вот мы и получили ответ, – сказал Руарт.
      Как раз в этот момент вернулся Келвин с маленькой медицинской сумкой. Мы молча смотрели, как он моет руки и предплечье Флейм сначала мылом, потом очищенным алкоголем. Келвин капнул снадобьем на чистую кожу Флейм, потом в нескольких местах проколол ее кончиком острого хирургического ножа.
      – И это все? – спросил Руарт, пораженный простотой процедуры.
      – Все, – ответил Келвин. – Никаких перемен не произойдет день или два, если не считать покраснения на руке. Избавление Флейм от дунмагии – если вообще произойдет – будет постепенным. Мы полагали… полагаем, что дар Взгляда какимто образом усиливается в крови и уничтожает существующее заражение магией.
      Гилфитеры начали обсуждать причины того, почему целительство силвов не помогло семерым отравленным менодианам: может быть, дело было в том, что они уже сделались обладающими Взглядом. Только мне не хотелось их слушать, и я выскользнул так же незаметно, как и пришел.
      На следующее утро дождь все еще продолжался. Проснулся я поздно, и первое, о чем услышал, – это что последний баркас, отправившийся в Ступицу, перевернулся, пройдя несколько миль по заливу. Груз погиб, и двое гильдийцев и несколько пассажиров утонули. В Гильдии начался переполох. Одни говорили, что движение по заливу следовало закрыть, особенно учитывая мой сделанный накануне отчет. Другие винили торговцев, которые перегрузили баркас, опасаясь, что Гильдия прекратит перевозки изза плохой погоды. Еще ктото упрекал гильдийцев, которые допустили слишком большую загрузку баркаса, или смотрителя дамбы в Ступице, открывшего ворота не вовремя из опасения наводнения в столице. Так или иначе, вниз по заливу шла огромная волна, встретившаяся с мощной приливной волной…
      Подобные споры возникали всегда, как только чтото случалось. Думаю, человеческой природе свойственно стремление найти виноватого и поиск способов предотвратить трагедию в будущем. В обычных обстоятельствах я высказывал бы свое мнение так же громогласно, как и остальные; на этот раз я помалкивал. Я сам накануне чудом избег несчастья, и реакцией на это было нежелание слишком много думать о такой возможности. Я благополучно вернулся, а другие – нет. Мне не хотелось вспоминать погибших; я просто радовался тому, что выжил. К тому же мне было о чем подумать: меня мучило чувство вины.
      Я собрался подняться на башню, чтобы оценить погоду, но у лестницы меня перехватил Мартен.
      – Эй, Эларн, где это ты был прошлой ночью? – Мартен хлопнул меня по плечу. – Как я слышал, тебе вчера выпал здорово трудный заплыв – говорят, ты был похож на голубого омара и глаза у тебя торчали на стебельках.
      – Угу, правильное описание. Холод был жуткий, скажу я тебе. И я чуть не потерял волну.
      Мартен чтото сказал о том, что я, как всегда, оказался самым везучим лягушонком в нашем пруду, а потом добавил:
      – Ты знаешь, что Гильдия закрыла движение по заливу? Все пловцы и гребцы с баркасов распущены до дальнейшего уведомления.
      – Меня это не удивляет, Мартен. Уж очень там было жутко – иногда я чувствовал себя муравьем, упавшим в ванну, когда затычка вытащена.
      – Ну да, только все равно скоро люди начнут болтать о том, что пловцы укрощают волну, когда ее ловят, и изза отмены заплывов волны будут становиться все больше.
      – Если никто не будет заставлять меня это делать, – хмыкнул я, – пусть занимаются укрощением сколько хотят, даже в такую погоду, как сегодня.
      – Ты слышал, поговаривают о том, чтобы даже отменить празднество КороляКита.
      О таком я не знал и был изумлен. Неслыханное дело…
      Среди менодиан были такие, кто утверждал, будто празднество КороляКита – языческое, а потому должно быть запрещено, но люди по большей части наслаждались церемониями и развлечениями этого дня. Все, у кого были лодки, каноэ или доски, украшали их и отправлялись в залив, чтобы поймать приливную волну. Наряды бывали яркими под стать украшениям лодок, а в воде плавали лепестки цветов. Сам верховный патриарх на одном из наших баркасов плавал по заливу, окроплял святой водой приливную волну и благословлял пловцов. Те, кто не принимал участия в заплывах, следили за происходящим с причалов и с берега. Под конец дня начинались пиршества и танцы. Один из молодых людей и ктонибудь из девушек бывал коронован как Господин и Госпожа Прилива, и они ходили по улицам в сопровождении придворных – Серебряной Луны, Голубой Луны и Солнца. К вечеру никто не оставался сухим: дети по традиции кидались в толпе мокрыми губками, а с балконов на ничего не подозревающих прохожих лили воду. Удовольствие получали не только дети – парни радовались тому, что мокрая одежда липла к телам девушек, обрисовывая их фигуры…
      Однако в этом году ничего этого не будет, решил я. Если верховный патриарх объявит об отмене празднества, он будет совершенно прав. В такую погоду среди тех, кто рискнул бы выйти в залив, были бы жертвы.
      Взобравшись на вершину башни, я обнаружил, что она уже занята. Там были мой отец, верховный патриарх, глава Коммерческой коллегии и Тор Райдер. Смутившись от того, что ворвался в такую компанию, я собирался незаметно ретироваться, когда верховный патриарх заметил меня и поманил к себе. Мне показалось, что он выглядит старым и больным. Его костлявые руки дрожали, и я понял, что Райдер вовсе не лгал, когда сказал Джесенде, что Краннах нездоров.
      – Эларн, – сказал патриарх, – подойди сюда. Как я слышал, ты был последним, кому удалось проплыть по заливу. Как ты считаешь, следует ли нам устроить завтра празднество КороляКита?
      Я бросил взгляд на океан. Весь залив кипел, вода была коричневой, и даже верхушки волн казались грязными. В небе нависали черные грозовые тучи.
      – Не стоит, – ответил я, обводя рукой горизонт, – если погода не переменится.
      – Ты можешь благословить море с берега, – сказал верховному патриарху Райдер.
      – В остальном празднество может проходить как обычно, – добавил глава Коммерческой коллегии. Мне показалось, что я воочию вижу, как он в уме подсчитывает убытки, которые понесут члены Гильдии, если празднество отменить вообще. Мой отец ни разу не взглянул в мою сторону.
      Верховный патриарх поблагодарил меня, и все высокопоставленные лица покинули башню, продолжая на ходу обсуждать планы. Остался только Райдер. Сложив руки на груди, он оперся об один из угловых столбов. Никогда еще я не видел его таким встревоженным.
      – Как она чувствует себя сегодня утром? – спросил я, когда другие уже не могли нас услышать.
      – Мы все еще даем ей снотворное, – ответил Райдер, – так что трудно судить. Пока как будто никаких проблем не возникло. – Он покачал головой. – Бедная Флейм. Она не заслуживала такой судьбы.
      – Не заслуживала того, чтобы быть оскверненной дунмагией? Такого никто не заслуживает. – Меня передернуло. – И все же… – Я глубоко втянул воздух, собираясь с духом, чтобы сказать то, что хотел; я не был уверен, как Райдер воспримет мои слова. – Сирпатриарх, – начал я, – хотя убийство тех семерых было злом и мне не следовало ему способствовать… я не уверен, что мне следовало сообщать вам о настоящей причине этих смертей.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Я… я дал тебе возможность использовать лекарство по своему усмотрению, а ты хочешь искоренить всю магию на Райских островах. Ты теперь можешь это сделать, верно? Ты можешь давать лекарство людям, не одаренным магией, и они будут обретать Взгляд. А это значит, что оставаться силвом станет бесполезно: единственными, на кого будет действовать их магия, окажутся такие же силвы.
      – Правильно, – ответил Райдер. – Это представляется поэтическим возмездием, не так ли?
      – Может быть. Однако подобная мера положит конец исцелениям силвов. И театру. Острова Хранителей станут уязвимы, как никогда не были раньше. Совет хранителей в своем теперешнем виде не сможет существовать. Очень многое должно будет измениться… Возможно, дело кончится тем, что мы получим наследственную монархию, как остальные островные государства, а я не могу поверить, что это лучше, чем то, что мы имеем сейчас.
      – Нам незачем прибегать к наследственной диктатуре! Что плохого в том, чтобы честно избрать себе правительство? – спросил Райдер. – Пусть правители говорят правду, а не прячутся за иллюзиями!
      – Обычным людям иллюзии нравятся, – сказал я. – Они чувствуют себя в безопасности, если всем заправляют красивые, сильные, уверенные в себе вожди. А теперь они увидят, что вожди такие же, как и все прочие, такие же, как они сами. И тогда они подумают, что раз вожди ничем не лучше остальных, то править может кто угодно… хоть торговка рыбой из Милкби.
      – Или портной из Магрега, – добавил Райдер, слегка улыбнувшись какомуто своему воспоминанию. – И возможно – хотя только возможно, – это не так уж плохо.
      Я вытаращил на него глаза, гадая, серьезно ли он говорит. Теперьто я знаю – говорил он серьезно; в конце концов именно так и случилось – и оказалось не так уж плохо. Однако с высокомерием юности – мне ведь было всего двадцать – я, конечно, ничего подобного не предвидел.
      – Если немного переменить тему… ты ничего не слышал от Джесенды насчет продажи селитры?
      – Ох… да. Забыл тебе сказать. «Свобода хранителей» и «Правосудие хранителей» везут груз селитры. Джесенда уговорила властителя подписать долговременное торговое соглашение, пока он еще не очухался после дунмагии.
      – Умно с ее стороны, хотя не слишком этично. – Райдер вздохнул и, перегнувшись через перила, стал смотреть на залив. – Нам нужно добраться до Ступицы – Гилфитеру и мне. Мы должны сделать все, что сможем, для Блейз на суде.
      – Келвин этим не ограничится, – сказал я, не сомневаясь в своей правоте.
      – Может быть, и нет, но все же сначала мы должны испробовать законные способы… Проблема в том, что сейчас по заливу не ходят лодки.
      – Ты просишь меня вас отвезти? Я не могу: мне пришлось бы украсть баркас. За такое меня навсегда выгонят из Гильдии! Да и вам с Гилфитером пришлось бы грести…
      – Нет, – перебил меня Райдер, – ни о чем подобном я тебя не прошу. Я не стал бы уговаривать тебя рискнуть жизнью, а мы оба знаем, что в такую погоду речь идет именно об этом. Я только хотел спросить тебя, когда, по твоему мнению, корабли хранителей доберутся до Ступицы.
      – Может быть, послезавтра.
      Райдер поднял руку, чтобы определить направление ветра.
      – Шторм пришел с юга. Разве ветер не донес бы их до гавани за несколько часов?
      – Ах, но встречное течение сносит их обратно.
      – И сколько же времени будет закрыто все движение по заливу?
      Я пожал плечами:
      – Как я могу судить? Остается только ждать, пока переменится погода. Наши гильдийцы, знатоки ветров и течений, могли бы дать тебе более точный ответ.
      Райдер снова переменил тему:
      – Побывал ли ты уже в молитвенном доме, Эларн? Я смущенно помотал головой.
      – Это тебе поможет. Если тебе понадобится чтото обсудить, я всегда к твоим услугам.
      И он в самом деле имел в виду то, что сказал…

Глава 29
РАССКАЗЧИК – КЕЛВИН