"Уровень безопасности максимальный

Перехват не засечен

Приступайте.

Для достижения цели все средства хороши, а мне обстоятельства позволили познакомиться с наилучшим из них! Оманская часть журнального файла завершена. Полностью!

Он человек, достойный внимания, я, между прочим, тоже. Он целиком отдается делу, и в этом смысле я напоминаю его.

Ставлю точку и начинаю следующую часть журнального файла".

Глава 16

Год спустя

Воскресенье, 22 августа, 20.30

Теплым летним вечером четыре сверкающих лимузина с водителями в фирменных униформах подкатывали один за другим с интервалами приблизительно в десять минут к парадному подъезду с мраморными ступенями и портиком с колоннами шикарного особняка на берегу Чесапикского залива.[31]

Разумеется, можно было бы прибыть всем сразу, однако в этот уик-энд предпринимались меры для того, чтобы ни у кого из соседей, да и вообще у любого стороннего наблюдателя не возникло ощущения какой-то спешки, а если точнее — срочного свидания в связи с делом, требующим безотлагательного исполнения.

Мероприятие выглядело как запланированная, правда, не афишированная встреча дружески расположенных друг к другу финансовых магнатов, что, собственно, не являлось редкостью в этом весьма привилегированном городке. И проживай рядом какой-нибудь банкир местного значения, ему на ум, пожалуй, могла прийти мысль о том, что нелишне было бы послушать, о чем беседуют эти воротилы, потягивая бренди за игрой в бильярд. Неплохо, конечно, почерпнуть информацию о котировках на фондовой бирже, а затем обсудить с приятелями-коммерсантами за рюмкой в баре, что в центре этого городка.

Вообще-то эти сказочно богатые люди, как ни странно, не отличались скупостью. Напротив, от их щедрот перепадало немало обслуживающему персоналу со всеми чадами и домочадцами.

Возвращаясь после плодотворных переговоров в Лондоне либо в Париже о кредитах иностранным государствам, они всегда находили свои имения в полном порядке, и конечно же это обстоятельство вызывало у хозяев желание отблагодарить сторицей.

Прекрасно, когда владельцы наследственных имений ладят со слугами, садовниками, работниками сферы обслуживания и всеми остальными, оберегающими право на частную жизнь сильных мира сего. И если для этого требуется иногда обойти кое-какие законы, то это делать не возбраняется, особенно если учесть, на какие чудовищные инсинуации способна порой пресса ради того, чтобы повыгоднее продать свои скандальные издания.

Нередко случается, что, к примеру, обыватель напивается, скандалит, бьет жену, своих детей, оскорбляет соседа, но, как правило, подобные сцены корреспондентов бульварной прессы не интересуют.

Почему-то именно богатые привлекают особое внимание в качестве объекта сенсационного чтива для людей, не обладающих и сотой долей их талантов. Например, богатые предоставляют работу, занимаются благотворительностью, зачастую существенно облегчают участь тех, кому посчастливилось с ними встретиться, так за что же их преследовать?

Так рассуждали жители этого городка, поэтому местной полиции ничего не стоило попридержать языки всяких писак во избежание каких-либо конфликтов, что, в свою очередь, позволяло оберегать строго охраняемые тайны привилегированной зоны, в которой находилась резиденция на берегу Чесапикского залива.

Однако секреты — понятие относительное. Тайна одного нередко становится предметом насмешек для другого. Правительственные документы с грифом «секретно» то и дело попадают на страницы прессы, а сексуальные пристрастия какого-либо члена кабинета, как правило, являются тайной лишь для его жены, равно как и ее любовные похождения для него. «Клянусь жизнью, если нарушу слово» — это клятва для юнцов, но там, где речь действительно идет о риске для жизни, тайна должна быть абсолютной.

Так было и в тот вечер, когда четыре лимузина проследовали через поселок Синвид-Холлоу к Чесапикскому заливу.

Внутри огромного особняка, в расположенном у самой воды крыле, находилась библиотека — просторное помещение с высоким потолком, — обстановка которой отличалась подчеркнуто мужским стилем с преобладанием дерева, натертого до блеска воском. Широкие окна выходили в парк с подсвеченными снизу скульптурами. Повсюду, где только позволяло место, были книжные полки высотой в два с лишним метра. Возле окон стояли кресла, обитые мягкой коричневой кожей, с торшерами по бокам. В правом дальнем углу виднелся письменный стол из вишневого дерева с вращающимся креслом черной кожи с высокой спинкой. В центре библиотеки свободно размещался большой круглый стол. Так выглядело вполне обычное, на первый взгляд, место встреч, которые лучше всего проводить в тиши какого-нибудь медвежьего угла.

Однако, если присмотреться к обстановке повнимательнее, в глаза бросалось нечто необычное и даже странное. На столе, напротив каждого кресла, стояла бронзовая лампа, свет которой был направлен на специальный желтый блокнот. По-видимому, эти небольшие четко очерченные кружки света помогали сидящим за столом концентрировать свое внимание на записях, которые они делали, и свет при этом не слепил тех, кто рядом и напротив. Другого освещения в комнате не было, поэтому сидящие за столом время от времени оказывались в тени, и выражение их лиц можно было наблюдать лишь короткое время.

В западном конце библиотеки к багету сверху стены крепился продолговатый цилиндр, из которого нажатием кнопки опускался серебристый экран. В данный момент он предназначался для другого оборудования — несколько необычного. В восточную стену на соответствующей высоте была встроена автоматически выдвигаемая консоль с аудиовизуальной аппаратурой, в частности с проекторами для воспроизведения прямых и записанных на пленку телепередач, киноматериалов и слайдов, а также аудиозаписей. Дистанционно управляемый диск типа перископа, весьма сложной конструкции, установленный на крыше, давал возможность принимать спутниковые и коротковолновые передачи со всех концов земного шара. В данный момент на четвертом с края проекторе моргал красный глаз индикатора — турель со слайдами была готова к работе.

Оборудование было и в самом деле необычным для библиотеки пусть даже богатого человека! И к тому же в точности повторяло атмосферу, пожалуй, всего разведывательного сообщества.[32] Достаточно было нажать кнопку, и события в мире — прошлые и текущие — представлялись для детального анализа и вынесения суждений.

В правом дальнем углу этой поразительной библиотеки находился любопытный анахронизм. В нескольких метрах от полок с книгами стояла старинная литая печь из чугуна с уходящим в потолок дымоходом, рядом с ней находился железный ларь с углем. В печи горел огонь, хотя в помещении работал кондиционер, столь необходимый в теплые влажные вечера на берегу Чесапикского залива.

Однако для совещания, которое вот-вот должно было начаться на побережье штата Мэриленд, эта деталь обстановки комнаты, отведенной под библиотеку, являлась весьма существенной. Записи, сделанные здесь во время таких встреч, сжигались, ибо все, что происходило, ни в коем случае не должно было стать достоянием внешнего мира.

От решений и выводов участников совещания зависели судьбы правительств, подъемы и спады экономики, развязывание и предотвращение войн. Они являлись наследниками не только своих имений, но и могущественной тайной организации свободного мира.

Их было пятеро. И они были простые смертные.

— Президент будет переизбран подавляющим большинством через два года, считая с текущего ноября, — произнес седой мужчина с аристократическим лицом и орлиным профилем, сидевший во главе стола заседаний. — Вряд ли стоит тратить время на размышления о том, произойдет это или нет. Он прочно держит страну в руках, а его опытные советники способны удержать его от так называемой «катастрофы ошибок», и с этим никто ничего не может сделать, включая и нас. Поэтому мы обязаны, предвидя эту неизбежность, подготовить нашего человека.

— "Наш человек" звучит несколько необычно, — заметил, покачивая головой, худощавый, с залысинами пожилой мужчина лет семидесяти с большими кроткими глазами. — Мы должны действовать быстро. И только тогда что-то можно изменить. Президент милый человек, обаятельный, хочет всем понравиться и, полагаю, быть любимым.

— Поверхностно обо всем судит, вот что! — спокойно, без тени враждебности в голосе произнес широкоплечий смуглый мужчина средних лет в безупречно сшитом костюме, свидетельствовавшем о его немалом благосостоянии и безукоризненном вкусе. — Я не испытываю к нему никакой неприязни, он благоразумный, порядочный и, возможно, даже добрый человек. Таким его все воспринимают. Речь, однако, не о нем, а о тех прихвостнях, что стоят за ним, вернее — финансируют его избирательную кампанию, о чем он, скорее всего, не догадывается!

— Я кое с чем не согласен! — сказал четвертый. Полный розовощекий человек среднего возраста с лихорадочным блеском глаз ученого и торчащими пучками рыжих волос вместо бровей был одет в твидовый пиджак с замшевыми накладками на локтях. — Советники у него ни к черту! Ставлю десять против одного, что еще до истечения своего первого срока он допустит ряд серьезных промахов.

— И проиграете! — произнесла пятая участница совещания — пожилая дама с тронутыми сединой волосами в элегантном платье из черного шелка. На ней не было почти никаких украшений, а хорошо поставленная речь изобиловала мелодическими интонациями, которые часто называют среднеатлантическими. — И не потому, что недооцениваете его, хотя и это имеет место, а потому, что он и стоящие за ним люди будут стремиться к консенсусу на основе консолидации до тех пор, пока он не станет политически неуязвимым. Бесконечные потоки риторики, никаких серьезных заявлений... Оппозиция будет сведена до положения безмолвствующих наблюдателей. Иными словами, они приберегут свое главное оружие на второй срок президентства.

— Получается, вы согласны с Иаковом относительно необходимости принятия нами неотложных мер? — спросил седовласый Самуил Уинтерс, кивнув на сидящего справа хмурого Иакова Манделя.

— Разумеется, согласна! — ответила Маргрет Лоуэлл, привычно поправив прическу и резко подавшись вперед. — Если рассуждать трезво, я не уверена в том, что мы способны действовать решительно и энергично, — тихо произнесла она. — Мы лишь в состоянии попытаться рассмотреть более радикальный подход.

— Нет, Маргрет, нет! — возразил Эрик Сандстрем, рыжеволосый ученый, сидящий слева от миссис Лоуэлл. — Все должно происходить абсолютно естественным образом, присущим государственной власти, превращающей пассивы в активы. Таков должен быть наш подход! Любое отклонение от принципа естественной эволюции, а природа непредсказуема, чревато тревожными симптомами. Этого консенсуса, о котором вы упомянули, будут стремиться достигнуть дворцовые приспешники, и тогда мы превратимся в полицейское государство.

Гидеон Логан склонил в знак согласия свою крупную голову:

— Они, несомненно, примутся исполнять ритуальные танцы вокруг кострищ, втягивая в игрища всех добропорядочных и предавая огню наиболее трезвомыслящих. — Он на мгновение замолчал, устремив взгляд на сидящую напротив женщину. — Эрик прав, Маргрет, в этом деле не бывает мелочей.

— Если вы думаете, что я драматизирую, так нет! — стояла на своем Лоуэлл. — Речь совсем не о покушениях, как в Далласе, или захвате заложников безумными подростками. Я имею в виду только время. Есть у нас время или нет?

— Если мы правильно распорядимся отпущенным нам временем, то оно у нас есть, — заявил Иаков Мандель. — Но все зависит от выбора кандидата.

— Тогда давайте перейдем к обсуждению его кандидатуры, — прервал словесную пикировку седовласый Самуил Уинтерс. — Как вы все знаете, наш коллега мистер Варак завершил свои поиски и убежден в том, что нашел нужного человека. Не буду утомлять вас его многочисленными выкладками, скажу лишь, что, если среди нас возникнут разногласия, мы рассмотрим каждый из его доводов. Он изучил наши требования, а если точнее, плюсы, к которым мы стремимся, и минусы, которых хотелось бы избежать. Иными словами, те качества, которыми по нашему убеждению, должен обладать этот человек. И я считаю, что мистеру Вараку удалось совершенно неожиданно отыскать личность весьма перспективную. Не хочу говорить за нашего друга, ибо он сам великолепный оратор, но было бы упущением с моей стороны, если бы на наших совещаниях я не заявлял о том, что он так же предан нам, как и Антон Варак, его дядя по отцу, пятнадцать лет назад был предан нашим предшественникам. — Уинтерс замолчал и по очереди обвел проницательным взглядом сидящих за круглым столом. — Пожалуй, только лишенные свобод европейцы способны понять нас. Мы наследники организации «Инвер Брасс», воскрешенной из небытия теми, кто был до нас. Убедись их доверенные лица в том, что цель нашей жизни сообразуется с их представлениями, они бы именно нам отдали предпочтение. Собственно, мы убедились в этом, когда каждому из нас вручили запечатанный конверт. Нам не нужно никаких других преимуществ от общества, в котором мы живем, мы не стремимся получить какие-либо выгоды или занять положение помимо того, что мы уже имеем. Благодаря своим способностям, удаче, унаследованному достоянию мы добились свободы, дарованной лишь немногим в этом ужасно неспокойном мире. Но свобода означает ответственность, и мы приняли ее на себя так же, как много лет назад это сделали наши предшественники. Мы должны использовать все возможности, чтобы сделать эту страну и, будем надеяться, весь мир лучше. — Уинтерс откинулся на спинку кресла, вскинул руки, опустил голову и произнес: — Всевышнему известно, что никто нас не избирал, мы не Божие помазанники, но мы делаем свое дело, потому что в силах это делать. И еще потому, что верим в беспристрастность наших коллективных решений.

— Самуил, никогда не оправдывайся, — мягко прервала его Маргрет Лоуэлл. — Возможно, мы имеем право на привилегии, но при этом мы не похожи на других. То есть каждый из нас как бы представляет собой часть солнечного спектра.

— Как это понимать, Маргрет? — спросил Гидеон Логан, изобразив поддельное удивление.

Все члены организации «Инвер Брасс» рассмеялись.

— Дорогой Гидеон, — парировала Маргрет, — а я даже не обратила внимания, что вам удалось так прекрасно загореть на Палм-Бич, да еще в это время года.

— Кому-то надо ухаживать за вашими парками, мадам!

— Ну уж если вы работаете садовником, тогда я, без сомнения, должна быть бездомной.

— Возможно, так оно и есть, так как консорциум пуэрториканкских семейств сдал в аренду эту собственность, мадам, превратив ее фактически в общественную.

Сдержанный смех был ответом на эту реплику.

— Прошу прошения, Самуил, но нам не следует проявлять неуместную веселость.

— Напротив, — вмешался Иаков Мандель. — Смех — это признак здоровья и веры в будущее. Если мы перестанем смеяться, особенно над собственными недостатками, тогда нам здесь больше нечего делать... Прошу прощения, но выдающиеся государственные деятели усвоили это на примере погромов, имевших место в Европе, и назвали одним из принципов выживания.

— И разумеется, они были правы, — согласился Сандстрем, продолжая посмеиваться. — В этом-то все различие между людьми и их проблемами, хотя и не столь значительное. Но не пора ли нам перейти к обсуждению кандидата? Самуил утверждает, будто это блестящий выбор, но мне он представляется несколько неожиданным. Разумеется, если принять во внимание, как Маргрет отметила Пег, временной фактор. Полагаю, наша кандидатура должна быть окрыленной личностью, наделенной, если можно так выразиться, политическими крыльями Пегаса.

— Следовало бы как-нибудь прочитать одну из его книг, — заметил Мандель. — В своих суждениях он похож на раввина, порой я его не понимаю.

— И не пытайтесь! — сказал Уинтерс, улыбаясь Сандстрему.

— Поскольку речь идет о кандидате, — повторил Сандстрем, — полагаю, что Варак подготовил его представление?

— Со свойственной ему тщательностью, — ответил Уинтерс, поворачиваясь и кивая на красный индикатор позади него. — Ему удалось откопать информацию относительно событий, произошедших год назад, день в день.

— Вы имеете в виду султанат Оман? — спросил Сандстрем, щуря глаза от света стоящей перед ним бронзовой лампы. — На прошлой неделе прошли поминальные службы более чем в десятке городов.

— Пусть мистер Варак пояснит нам, — сказал Самуил Уинтерс, нажимая кнопку, утопленную в столешнице.

Приглушенный звук звонка заполнил библиотеку, и спустя несколько секунд открылась дверь, и вошел коренастый блондин лет тридцати пяти — сорока. Он остановился в залитом тусклым светом проеме. На нем был летний костюм желто-коричневого цвета и темно-красный галстук. Широкие плечи, казалось, растягивали ткань пиджака.

— Мы готовы, мистер Варак. Пожалуйста, проходите.

— Благодарю вас, сэр. — Милош Варак прикрыл дверь и направился в дальний конец комнаты.

Остановившись возле серебристого экрана, он поклонился, приветствуя членов общества «Инвер Брасс». Отраженный от полированной поверхности стола свет бронзовых ламп, выхватив из сумрака его лицо, подчеркивал выступающие скулы, широкий лоб и густые, аккуратно причесанные светлые волосы. Весь его облик свидетельствовал о славянских корнях, уходящих в глубь веков истории племен Восточной Европы. Во взгляде проницательных глаз была некоторая сдержанность.

— Позвольте засвидетельствовать свое почтение. Я рад вновь встретиться со всеми вами, — произнес он на правильном английском с пражским выговором.

— Рады видеть вас, Милош, — ответил Иаков Мандель. Остальные также приветствовали его.

— Здравствуйте, Варак, — кивнул Сандстрем, откидываясь на спинку кресла.

— Прекрасно выглядите, Милош, — произнес Гидеон Логан.

— Я рассказал всем о ваших успехах, — заметил Уинтерс и тихо добавил: — Поскольку вы убеждены, что это так и есть. Но раньше, чем вы назовете имя и фамилию человека, которого вы собираетесь нам представить, перечислите, пожалуйста, основные требования, каким он должен отвечать.

— Да, конечно! — Варак обвел взглядом присутствовавших, как бы собираясь с мыслями. — Прежде всего, этот человек должен быть внешне привлекательным, но не «милашкой», то есть не женоподобным. Сообразуясь с вашими требованиями, он должен обладать достоинствами, которые мужская часть нашего общества ассоциирует с мужественностью, а женская находит привлекательными. Его убеждения должны быть приемлемыми для влиятельной части электората. Кроме того, он должен производить впечатление личности, которую вы называете «сам себе хозяин», то есть человека, который не служит чьим-то интересам. Его жизненный опыт должен свидетельствовать об этом. Разумеется, у него не должно быть никаких тайн, раскрытие которых повлечет за собой сомнительную огласку, что сродни скандалу. И наконец, самое главное — это должна быть яркая личность, обладающая такими качествами, которые позволят быстро оказаться в центре внимания общественности. И вот еще что! Способный в нужный момент продемонстрировать обаяние и тонкий юмор, не робкого десятка, он не должен всех расталкивать локтями и уж во всяком случае не иметь намерений отодвинуть на второй план президента.

— Само собой, окружение президента не потерпит этого, — заметил Эрик Сандстрем.

— В любом случае у них не останется выбора, сэр, — ответил Варак. — Весь процесс будет состоять из четырех этапов. В течение первых трех месяцев наш аноним, скажем так, станет заметной фигурой. Спустя шесть месяцев он обретет известность, а к концу года окажется наравне с лидерами сената и палаты представителей, то есть достигнет уровня, к которому мы стремимся. Таковы первые три этапа. На четвертом этапе, за несколько месяцев до проведения съездов республиканской и демократической партий, его фотографии станут появляться на обложках журналов «Тайм» и «Ньюсуик», а в крупных газетах и на телевидении — хвалебные редакционные статьи и выступления. При надлежащем финансировании этих направлений успех гарантирован. — Варак сделал паузу и добавил: — Гарантирован, если мы найдем нужного кандидата, а я полагаю, что мы его нашли.

Члены организации «Инвер Брасс» с некоторым изумлением устремили взгляды на своего чешского координатора, а затем переглянулись друг с другом.

— Если это так, — заявила Маргрет Лоуэлл, — то, когда он снизойдет со своих вершин к простым смертным, я, пожалуй, выйду за него замуж.

— А я стану другом семьи! — воскликнул Гидеон Логан.

— Прошу прощения, — сказал Варак, — но я не стремился создать романтический образ предлагаемого кандидата. Он обычный человек, и те черты характера, о которых я упомянул, являются результатом самодостаточности мужчины, обладающего состоянием, которое он приобрел упорным трудом, идя на риск там и тогда, когда это было необходимо. Он доволен собой, ладит с другими людьми, поскольку ему от них ничего не нужно, и он знает, на что способен сам.

— И кто же он? — спросил Мандель.

— Позвольте мне показать его вам, — произнес Варак. Достав из кармана пульт дистанционного управления, он отошел от экрана. — Возможно, некоторые из вас узнают его, в таком случае приношу извинения за то, что назвал его анонимом.

Пучок света вырвался из проектора, и на экране появилось лицо Эвана Кендрика. Цветной слайд подчеркивал сильный загар, щетину на скулах и подбородке, пряди русых волос, закрывающие уши и шею. Он, сосредоточенный и задумчивый, щурясь, смотрел на воду.

— Он похож на хиппи, — сказала Маргрет Лоуэлл.

— Ваше впечатление объясняется определенными обстоятельствами. Снимок сделан в последнюю неделю четырехнедельного спуска по горным рекам в районе Скалистых гор, который он совершает ежегодно один. Без компании и проводника... — Варак продолжил показ слайдов, останавливаясь на каждом в течение нескольких секунд.

Кендрика фотографировали в моменты преодоления порогов. Вот он в сильно накренившейся байдарке между острыми валунами, вот он среди бурлящей воды и пены... Горная растительность по берегам реки подчеркивала, насколько беззащитен человек и его суденышко перед непредсказуемым могуществом природы.

— Остановите на минуту! — воскликнул Самуил Уинтерс, уставившись на изображение через стекла своих очков в черепаховой оправе. — Задержитесь на этом слайде, — продолжил он. — Вы никогда не говорили мне об этом. Он ведь огибает излучину, направляясь в базовый лагерь ниже водопада Лава-Фоллз, что на севере Калифорнии.

— Совершенно верно, сэр.

— Тогда он должен был пройти пороги, относящиеся к пятой категории сложности.

— Разумеется, сэр.

— Без проводника?

— Без проводника.

— Он что, сумасшедший? Несколько десятков лет назад я спускался по этой реке с двумя проводниками и натерпелся страху. Зачем это ему нужно?

— Он делает это уже в течение пяти лет, каждый раз, когда возвращается в Штаты.

— Возвращается в Штаты? — подался вперед Иаков Мандель.

— Шесть лет тому назад он работал инженером-строителем в восточной части Средиземноморья и в районе Персидского залива. Совсем другая природа, иной ландшафт... Полагаю, он просто отдыхал, меняя обстановку.

— И всегда один, — произнес Эрик Сандстрем.

— Не совсем так, сэр. Иногда прихватывал с собой женщину.

— Значит, он явно не гомосексуалист, — заметила миссис Лоуэлл.

— Я никогда не пытался даже намекнуть на то, что он гомосексуалист.

— Однако вы ничего не говорили о его жене или семье, а это, как мне кажется, имеет немаловажное значение. Вы сказали, что сейчас он проводит свой отпуск в одиночестве.

— Он холостяк, миссис Лоуэлл.

— Это обстоятельство может создать определенные трудности, — заметил Сандстрем.

— Совсем не обязательно, сэр. У нас впереди еще два года, чтобы решить эту проблему. Женитьба в год выборов может даже увеличить шансы на успех.

— Особенно во время нахождения у власти президента, вошедшего в историю как президент на выданье, — усмехнулся Гидеон Логан.

— В жизни, сэр, всякое бывает!

— Минуточку! — Мандель поправил очки в металлической оправе. — Говорите, он работал в районе Средиземноморья?

— Шесть лет прошло с тех пор. Он продал свою компанию и вернулся домой.

— Почему он это сделал?

— Произошел несчастный случай, погибли почти все его партнеры и члены их семей. Трагедия потрясла его.

— Была ли в этом его вина? — спросил Мандель.

— Никакой! Обвинение предъявили фирме, поставившей бракованное оборудование.

— А в финансовом отношении он что-либо от этого выиграл? — Взгляд Манделя сразу стал жестким.

— Напротив, сэр! Он продал свою компанию меньше чем за половину ее рыночной стоимости. Даже доверенные лица, заключавшие сделку, были поражены. Корпорация, которая приобрела его компанию, собиралась заплатить в три раза больше.

Взоры членов общества «Инвер Брасс» вновь обратились к изображению человека, преодолевавшего крутой поворот в бурлящих потоках воды.

— Кто фотограф? — спросил Логан.

— Это мои фотографии, сэр, — ответил Варак. — Я следовал за ним, но ни разу не попался ему на глаза.

Неожиданно характер изображения резко изменился. Предполагаемый кандидат предстал перед взорами присутствующих уже не в потрепанной одежде на фоне бурных порогов или готовящим в одиночестве пищу на костре, а гладко выбритым, аккуратно постриженным и причесанным, в темном деловом костюме с атташе-кейсом.

— Это же Вашингтон! — произнес Эрик Сандстрем.

— А это лестница, ведущая на Капитолийский холм, — воскликнул Логан, глядя на следующий слайд.

— Я узнал его! — сказал Сандстрем, потирая правой рукой висок. — Мне знаком этот человек. С ним связана какая-то история.

— Я как раз собирался продолжить свои рассказ.

— Достаточно, Милош! — решительно заявила Маргрет Лоуэлл. — Пора перейти к сути. Может, вы наконец скажете, кто он на самом деле?

— Его имя Эван... Эван Кендрик. Он конгрессмен от девятого округа штата Колорадо.

— Так он член палаты представителен? — воскликнул Иаков Мандель. — Никогда не слышал о нем, хотя считал, что знаю почти каждого из тех, что в Капитолии. Имя, фамилию, разумеется, а не лично.