— Ну ладно, хватит ныть и стонать! Сколько можно!
      — Укачало ее, Геро. Пусть полежит.
      — Отстаньте. Мне дуууурно…
      — Лесс, выпей воды. Полегче станет.
      — Бееее! Уйдите. Оставьте меня. Дайте помереть спокойно.
      — Помирай на здоровье. Геро, дай я ее еще чем-нибудь укрою. Посвежело к вечеру, нам сопливый покойник ни к чему.
      На меня накинули что-то теплое. Я шмыгнула носом и повозилась, устраиваясь поудобнее. Удобнее устроиться не удалось. Подо мной обнаружилась сбитая в жгуты шерстяная ткань, а под тканью прощупывался твердый как камень… да, собственно, камень и прощупывался. Холодная каменная плита.
      Я открыла глаза.
      Прямо передо мной, наброшенное на смородиновый куст, висело мое белое платье. Холера! Зачем меня раздели? Я что, опять впала в детство?
      Села рывком — и чуть не опрокинулась назад. Темная вечерняя зелень прокатилась колесом, пустой желудок попытался проскочить в горло.
      — Осторожно, эй!
      Меня придержали за плечи. Фууу… похоже, я умудрилась заболеть.
      Теперь я видела Амаргина, который сидел у меня в ногах и грыз смородиновую веточку.
      — М-м? — Он поднял с колен зашитую в кожу флягу и завлекательно ею поболтал.
      — Что там у тебя? — спросила я слабым голосом.
      — Хасер.
      — Ненавижу. И тебя тоже ненавижу.
      Хотя никаких сил для ненависти у меня не нашлось.
      — Он шутит, — сказал тот, кто держал меня за плечи. — У него там хорошее сладкое вино из запасов Эльго. А хасер — порядочная гадость, меня дочка Врана угощала. Она сказала, что в виноградный сок добавляют какую-то плесень для брожения, от того и вкус такой… особенный.
      Я взглянула на говорившего — и резко отодвинулась. Я не знала этого человека… черт! Не человека.
      У него было чуть смугловатое лицо, черные глаза в длинных веках, и большой, очень красивого рисунка рот. Ничем не сколотые волосы засыпали грудь, пепельные, с синеватым металлическим блеском, светлеющие к концам почти до белого. Он был крупнее Амаргина и шире его в плечах. Руки в подвернутых рукавах казались очень сильными, несмотря на узкие запястья и тонкие пальцы.
      — Ты кто вообще такой?
      Не узнала? — Беззвучный голос у меня в голове.
      Эрайн!
      Незнакомец улыбнулся, прищурив длинные глаза.
      — Эрайн… — пробормотала я потрясенно. — Боже, боже. Ты освободился… Вот ты какой, оказывается!
      — Не освободился, а разделился, наконец. Фюльгья — не заноза, чтобы от нее освобождаться.
      — Такой же зануда, как и был, — восхитилась я. — Амаргин, давай флягу. Мне надо выпить. А где твой дракон?
      — У себя дома. В Полночи.
      — Как тебе… вам удалось разделиться?
      — Ох, Лесс… — Эрайн покачал головой. — Нет ничего проще.
      — Два барана встретились на узеньком мосточке над пропастью. — Амаргин изобразил из пальцев пару четвероногих кракозябр и столкнул их у себя на колене. — Один умный, другой сильный. Что должен сделать умный, чтобы перейти на другую сторону?
      — Уступить сильному дорогу. — Я посмотрела на Эрайна. — Ты отдал дракону ваше общее тело? Полностью? Надеясь только на его добрую волю?
      — А на что мне еще было надеяться? — Эрайн дернул плечом. — Сильному барану тоже надо было… перейти на другую сторону. Лесс, прекрати таращить глаза. Я давным-давно понял, что требовалось сделать. Только решиться не мог.
      — Это, значит, мне спасибо?
      — Спасибо, — серьезно сказал Эрайн, а потом фыркнул. — Не мог же я позволить, чтобы грохнули мою вторую фюльгью.
      — О… и тебе спасибо.
      — Да пожалуйста! — Он засмеялся. — Сколько угодно! Еще вишенку сверху!
      — Но… мантикор? Мне так нравился мантикор!
      — Что — мантикор? Уже соскучилась? Дай мне на двух ногах походить! Веришь, я не сразу вспомнил, как это делается.
      Амаргин вскинул бледную ладонь.
      — Так бы дракон и отдал тебе твою долю, если бы не сообразил, что ты, Мылыш, для него значишь. Он живое существо, поэтому умеет привязываться. Он зверь, поэтому умеет быть верным. Верным такой верностью, какая нам, разумным, и не снилась. Кроме того, он полуночный, а полуночныем тварям требуется хозяин.
      — У, какой ты му-удрый стал, Геро! — Эрайн потер пальцем переносицу и подмигнул мне. — Тьма меня побери. Только зазеваешься, тут мальчишки тебя и обставят. Вы с Враном все заранее просчитали?
      — Ну… — Амаргин поднялся, потирая поясницу. — Это был один из вариантов.
      — Ясно. — Эрайн опять фыркнул. — Меня утешает только то, что ничего подобного ни с кем прежде не случалось. Хм. Вроде бы. Кстати, Геро. А где наш с тобой общий друг? Он не хочет услышать мои поздравления? Как никак, ваш грандиозный опыт прижевления сумеречного цветка на полуночный пенек завершился весьма успешно. У цветочка отрасли корни, а пень заколосился. Я жажду обнять своего Чернокрылого друга и заглянуть в его бессовестные глаза.
      — А он занят, — сказал Амаргин. — К нему дочка в гости пришла.
      — Мораг? — Я встрепенулась. — Она добралась до Сумерек? Нашла отца?
      — Добралась и нашла. — Мой учитель вытащил изо рта изжеванную веточку, полюбовался на нее и засунул обратно. — И теперь Вран очень занят. Извини, Малыш, но он будет занят еще некоторое время.
      Я удовлетворенно хмыкнула. Занят он! Уж Мораг тебя займет, господин сумеречный маг. Так тебе и надо!
      — О! — Амаргин раздвинул крапиву и сделал пару шагов в сторону пламенеющего меж стволов закатного золота. — Хозяин кладбищ возвращается.
      Тут я, наконец, поняла, где мы находимся. Старое кладбище, недалеко от сгоревшей церкви. А камень, на котором я сижу — гостеприимная могила «Живые». Камень к вечеру остыл и сидеть на нем становилось все холоднее. Придерживая амаргинов плащ, я попыталась дотянуться до платья. Распустившаяся коса скользнула мне на плечо… коса? Это? Где мои волосы, холера черная?
      — Что это? — возопила я, приподнимая двумя пальцами косо срезанные пряди. У концов они почернели и как будто обуглились.
      — Крику-то, крику, — Амаргин вернулся, и теперь стоял передо мною, уперев руки в бока и посмеиваясь. — Подумаешь, немножко облезла с одной стороны. Отрастут твои волосы. У тебя и крылья отрастут, если захочешь.
      — У дракона слюна очень едкая, — Эрайн погладил меня пальцем по голому плечу. Я с ужасом увидела череду розовых пятен и полос, покрывших плечо и правую руку. Рубцы, бррр! Нет, пятна гладкие, это новая тонкая кожа, затянувшая безобразные дыры. — Мы с Геро полечили тебя. Лунное платье цело, а то, что было сверху — погибло.
      Я содрогнулась. Мне еще повезло, что я потеряла сознание почти сразу, как меня перевернули кверх ногами.
      — Геро встретил дракона у городских ворот и забрал тебя.
      — Угу. — Амаргин хмыкнул. — Еще бы немножко, и тебя пришлось бы собирать из того, что я вычистил у дракона меж зубов.
      — Арррв-гав!
      Из кустов вымахнула черная тень и оказалась гримом в его псовой ипостаси. Однако на могильную плиту плюхнулся толстый монах-вильдонит.
      — Ну вы там и натворили делов! — Он сграбастал у меня флягу. — Вся Амалера на голове ходит!
      — Кто в этом виноват? — возмутилась я.
      — Ты, кто же еще. Думай, прежде чем идти на сделки с Полночью.
      — Я думала!
      Ага. Изгнанник тоже думал.
      Грим выглотал остатки вина и сунул флягу под камень. Я сдернула с куста платье и, ничуть не смущаясь присутствием троих мужчин, принялась одеваться. Ого-го, какая я оказалась пятнистая! Интересно, на лице тоже есть пятна?
      Натянув платье, посмотрела на грима.
      — И что там… с Каландой?
      — Не знаю. Но, думаю, утрясется. Виноватого уже нашли, догадайся, кто бы это мог быть?
      — Я?
      — Нет, примас андаланский! Не явись на свадьбу верховный король, можно было бы этот скандал как-то замять. С другой стороны, Эльви говорила, Лавенг сам плод двойного инцеста, так что за попытку кровосмесительства вряд ли будет строго карать. Колдовство по большей части на тебя свалят. Я почти уверен, что эта ушлая галабрская ведьма выкрутится.
      Если Змеиный Князь не вцепится ей в гороло… Зато у нее есть хорошая карта против Найгерта — она знает, что он сын бастарда, а не короля, и сможет это доказать. Короче, им с маленькой ехидной придется договариваться. А я согласна побыть козлом отпущения и главным пугалом… где-нибудь подальше от родного города.
      И, пожалуй, только один человек на свете поблагодарит меня за учиненное безобразие. Бесценное наше высочество. Хорошо, что ее там не было. Она бы добавила масла в огонь.
      Дай Бог ей всяческой удачи, и с отцом, и с братом… и вообще.
      Хм, и куда я теперь пойду?
      Я взглянула на Амаргина. Он нагнулся, выдернул из-под меня свой черный плащ, встряхнул его — и накинул мне на плечи. Сел рядом, приобнял жесткой жилистой рукой.
      — Спасибо тебе, — сказал он, — за Малыша. Это была задача, о которой я тебя просил, и ты с ней справилась. Кто знает, смогли бы мы с Враном сделать то, что удалось тебе. Что до меня, так я са-а-авсем в этом не уверен.
      — А во мне был уверен?
      — Не сомневался. Вот ни на столечко. — Он показал мне кончик пальца. — Вран сомневался, а я — нет. Ха, мы еще покажем этим бессмертным!
      — А то я мало насмотрелся, — хмыкнул Эрайн. — И что за дурацкое прозвище — «бессмертные»? Это Вран, что ли, выпендривается? Доберусь, уши накручу.
      — Сделай милость. — Амаргин ехидно осклабился. Потом посмотрел на меня. — Лесс, у тебя есть какие-нибудь мысли о дальнейшем? Оставаться в Амалере…
      — Сама знаю. Мысли у меня есть. Много мыслей. Я хочу вернуться в Сумерки, к Ирису. Нет. Я хочу найти Ириса, где бы он ни был.
      — Вот это, — кивнул Амаргин, — правильная постановка вопроса и прекрасная цель. И как ты собираешься этой цели достигнуть?
      Надо идти… ни налево, ни направо, ни вверх, ни вниз, ни в Сумерки, ни в Полночь, надо идти — к нему. Не дорога ведет тебя, а ты идешь по ней. А по пути…
      — Сперва я зайду в один вербеницкий монастырь и узнаю, что случилось с Идой Омелой, моей матерью. Возможно, она еще жива. Потом…
      — Потом зайдем в Холодный Камень, — подхватил Эрайн. — И узнаем, как устроился Ратер Кукушонок, повелитель чудовищ. К этому времени, я надеюсь, он со своим сэном уже вернется в перрогвардскую крепость.
      — Ты идешь со мной?
      Я вытаращила глаза. Эрайн ухмыльнулся, показав белые-белые зубы.
      — А ты против?
      — Нет, я очень рада, но…
      — Тогда не вижу причин отказываться от моего общества.
      Тьма меня побери, Лессандир, ты мне не чужая!
      Да… Правда. Просто, я не ожидала.
      Очень зря.
      Эрайн, я… ты такой… Ладно, потом.
      Потом, потом, — тон его беззвучного голоса заметно потеплел.
      — Скоро совсем стемнеет. — Эрайн поднялся во весь свой немалый рост, тряхнул серебрящейся в сумраке гривой. Такой знакомый жест, мне даже показалось, что воздух отозвался звоном сотни отточенных лезвий. — Если мы не собираемся здесь ночевать, то можно успеть добраться до какой-нибудь деревни.
      — Хррр! Уаааау! — сказали снизу. На земле, привалившись к амаргиновым ногам, сидел черный пес и сонно тряс головой.
      Эльго, оказывается, дрых все время, пока мы болтали.
      — Уходите? — Он разлепил глаз и стрельнул в нашу сторону малиновым лучом. — Проводить вас, что ли? А то тут кто-то боялся по мостку ходить.
      — Эльго. — Я присела на корточки и обняла пса. — Ничего я теперь не боюсь. Передавай привет Эльви. Я зайду как-нибудь.
      Меня лизнули в нос, я встала.
      — Амаргин. А ты… здесь остаешься?
      — Я всегда с тобой. — Он притянул меня к себе и крепко обнял. — Слышишь? Я был с тобой, и буду с тобой, покуда ты нуждаешься во мне. А когда прекратишь нуждаться — в тебе буду нуждаться я. Так что нам еще долго друг другу надоедать придется. Ничего? Выдержишь?
      — Ну я же когда-то согласилась. Потерплю. Послушай. — Я взяла его за руки. — У меня к тебе просьба. Я знаю, что маг должен сам выполнять то, что он хочет…
      — Но бывают просьбы, в которых нельзя отказывать. Говори.
      — Корвита. Невеста Найгерта. Она была лишена гения, ну, той сущности, которую Вран называет «паразитом». Она была волшебницей и потеряла силу. Прошу тебя, помоги ей. Ты понимаешь…
      — Понимаю. Хорошо, посмотрю, что можно сделать. А вы идите уже. Денег я Малышу дал, на первых порах хватит, а там сами крутитесь. И… я не прощаюсь, ученица.
      — И я не прощаюсь, — заявил грим, махая в полумраке хвостом.
      И я тоже не стала прощаться. Ни с кем и ни с чем.
      Даже с Амалерой. Еще чего! Весь мир — мой.
      Увидимся!
 
       В тексте использованы стихи Эринны Дэль Бродской и стихи Татьяны Головкиной aka Лас.
       Кроме того, сцена суда в одноименной главе написана Эринной Бродской.
       Также испльзованы стихи испанского поэта Сан Хуана де ла Круса (! San Juan de la Cruz, indulteme a vuestra merced por favor !)
       Могила «Живые» существует на самом деле. По крайней мере, существовала — на кла д бище Старого Изборска, лет пятнадцать назад :)