Золотая свирель

      Я закивала:
      — Даю слово, мой король.
      — Хорошо. Мореле, я прошу тебя хотя бы пару дней не выходить в город. Ты нужна мне здесь, и я не хочу разыскивать тебя по всем притонам и игорным заведениям.
      Принцесса хмыкнула, поднимаясь:
      — В кои веки я тебе нужна.
      Маленький король подошел к сестре, снизу вверх заглянул ей в лицо:
      — Ты мне всегда нужна, Мореле. Помни об этом, пожалуйста.
      — Ясен пень, как такое забыть. — Мораг цапнула меня за рукав и подтолкнула к двери. — Пошли, малявка.
 
      Перехватило горло — не вздохнуть, ни выдохнуть. Аромат поднялся приливной волной — едва ощутимый, настойчивый, на грани узнавания… ни на что не похожий. За стоячими камнями царила темень, только верхушки невысоких деревьев серебрились лунным светом. Шелест, дыхание ветра, покалывающая кожу прохлада. Едва заметная тропка, ведущая вниз.
      — Ирис… чем так пахнет?
      — Яблони цветут.
      Он остановился, протянул длинную руку вверх. Передо мной опустилась ветка, грузная от цветов, росы и листьев. Влажный аромат сделался таким острым, что стало больно. Я ткнулась в цветы лицом — лепестки облепили нос, склеили веки, влага потекла по щекам. Губы защипало, на вкус роса оказалась соленой, как слезы.
      Освобожденная ветка взлетела тяжелым крылом, осыпая нас лепестками и листьями, словно мы ее терзали, а не нюхали. Я поймала падающий лист — он зашуршал в пальцах и раскрошился.
      Ирис повлек меня дальше, я повисла у него на локте и закрыла глаза. Запахи слоились и перемежались, путались цветными лентами. Я цеплялась за один запах, за другой — и они растаскивали меня как кучу валежника. Внимание разваливалось, я даже не соображала, перебираю ногами или стою на месте.
      Сладостный, головокружительный, чуть навязчивый аромат яблоневого цвета, медный, плотный, жесковатый запах самих яблок, и запах опадающей листвы, запах тлена и дыма — они были нанизаны на острую, всепроникающую горечь, как на стальную иглу. Эта горечь пригвоздила меня к месту. Я охнула и разлепила веки.
      Лицо Ириса склонилось надо мной, фарфорово-прозрачное, тающее, глаза его светились сизым серебром, и зрачки были едва заметны.
      — Хорошо, — шепнул он, — что ты не боишься. Доверяй острову. Он поможет.
      Над головой его, в прорехе черной листвы, свирепо сияла луна — маленькая, круглая, размером с ноготь. От Ириса тоже пахло горьким, и горьким пахло от меня, аж скулы свело и рот наполнился слюной. Горечь стала невыносимой — и вдруг, скачком, переродилась в приторную сладость. Я отшагнула назад и сплюнула в темноту.
      Нет, ничего. Осталась только глубинная, еле заметная дрожь в теле. Небольшой озноб. Замерзла, что ли?
      Прохладная рука настойчиво сжала запястье.
      — Пойдем.
      Еле заметная тропинка вилась вниз, впереди, между деревьями замелькало что-то белое, будто кто-то прошил черно-пепельный гобелен серебряной нитью. Еще несколько десятков шагов — белое сместилось влево. Я поняла, что это ручей. За сажисто-черными стволами текла вода, опалесцирующая, точно в нее плеснули молока. Над водой летел тонкий флер тумана или мельчайших брызг, прибрежные трава и кусты казались вырезанными из бархатной кротовой шкурки.
      Некоторое время мы брели вдоль ручья, слушая его комариный звон. Скоро поток ушел куда-то вниз, деревья отодвинулись, пространство неба расширилось и отдалилось. Маленькая злая луна и редкие звезды глядели на нас из морозной январской полночи.
      Оказалось, мы идем не по дорожке, а по кромке высокой насыпи, и яблоневый сад бледной пеной омывает ее с обеих сторон. Или это заснеженный лес? За краем леса я увидела черно-синюю пропасть и задержалась, пытаясь отыскать линюю горизонта. Есть там море или нет?
      — Идем, идем, — подгонял меня Ирис. — Здесь надо спуститься.
      Насыпь неожиданно оборвалась; под ногами протянулся длинный каменный оползень, пробивший дыру в темных зарослях.
      — Прямо по камням?
      — Нет, — он крепко взял меня за руку и потянул влево. — Здесь ступеньки.
      Деревянную лестницу явно расчитывали на кого-то гораздо более длинноногого, чем мы с Ирисом — каждая ступень была мне по плечо. Ирис спрыгивал вниз и переставлял меня с одной на другую. Я, конечно, могла бы слезть сама, но мне было приятно, что он со мною возится. Мы запыхались и увлеклись, а когда лесница закончилась, пейзаж опять изменился.
      Мы стояли на скальном уступе, сзади возвышался лесистый склон, впереди открывался неширокий фьорд, и легкий мосток соединял оба его берега. Вздыхало море, воздух насыщала водяная взвесь с привкусом снега и соли. Наш берег затеняла скала, а противоположный светился под луной, как выкрашенный известкой.
      — Ирис, гляди, что это?
      В меловом отвесном склоне чернели пещеры, много пещер, несколько сотен. Как ласточкины норки, но гораздо крупнее. Я, наверное, без труда могла бы в такую влезть. Впрочем, вряд ли — все до одной пещерки были заперты поблескивающими металлическими решетками.
      Ирис тряхнул волосами и сделал рукою странный отталкивающий жест.
      — Это защита от моря.
      Море ворочалось внизу, и каждый вздох его словно бы сопровождался стоном. Ирис нахмурился.
      — Пойдем-ка скорее.
      Мы ступили на мост. Он вздрогнул и завибрировал под ногами, выгибая подвижный хребет.
      — Подвесной, — объяснил Ирис. — На канатах.
      Вздохи и стоны неслись из глубины каньона, где вода облизывала камни. У берегов копились обрывки тумана, изъеденные солью, длинные истончающиеся пряди тянулись в море.
      — Ааааххх… аааа… — странное эхо множило голос волн, отзвуки взлетали вдоль отвесных стен.
      — Море плачет, — прошептала я, прислушиваясь.
      Мне вдруг сделалось страшно. Я остановилась, взялась за мокрый, твердый от напряжения канат. Мост дрожал, я тоже.
      — Аааааа…
      Как надрывно!
      Неожиданно холодные ладони стиснули сзади мою голову. Мгновение я слышала только шорох крови в ушах. Я схватила Ириса за запястья, его руки разжались и упали мне на плечи.
      — Это не море, — голос его стал бесплотным и бесцветным. — И уши затыкать глупо.
      Он притянул меня спиной к себе и обнял, уткнувшись острым подбородком в темя. Руки его перекрестились у меня на груди. Я обалдела от такого поворота, а он сказал мне на ухо:
      — Смотри вниз. Она на берегу, почти под мостом.
      — Ааахн, ааах, ааа…
      Стоны перемежались рыданиями, эхо множило их, перемешивало, разнимало на куски.
      Я увидела ее — тонкую белую женщину, стоящую на камне над водой. Она хватала себя за плечи, сгибалась пополам, раскачивалась из стороны в сторону, и непрерывно стонала. Как от непосильной боли или от горя. Длинные волосы то всплывали, то опадали у нее за спиной, снежно-белые на две трети, и на треть траурно-черные. Она обняла себя еще крепче, закинула голову, обратив прямо к нам искаженное лицо, и закричала.
      Крик ножом врезался в меня, я выгнулась, чувствуя, как каменеют ирисовы руки. Все внутри — кровь, кости, печенки-селезенки — отозвалось нестройным аккордом. Какая-то жилка в сердце задергалась и принялась завязываться узлами. Эхо гремело, выкручивая страшный голос словно прачка белье, отдельные звуки брызгами разлетались в стороны, и непрерывный стон струей тек вниз, изнывая, вытягивая живые соки из тела и тепло из души.
      Небо опрокинулось, звезды роились, складываясь в немыслимые созвездия, холодным крапом опадали на лицо, и тишины не было — все тело кричало и кричало жутким белым криком, и никак не могло остановиться. Потом мир повернулся каруселью — передо мной оказался Ирис с закушенной губой; волосы его бились и развевались как флаг в налетевшем ветре, внизу гудел прибой и пена взлетала аж до моста.
      — Аааа… — выдохнула я.
      — Лесс, — позвал Ирис. — Лесс…
      — Что это… было?
      Он облизнул губы. Зрачки у него расширились, взгляд сделался чернее ночи.
      — Перла, — с усилием выговорил он. — Прекрасная плакальщица. — Волосы плеснули вперед, засыпали Ирису глаза. Я видела только бледные губы на слепом лице. — Она оплакивала… кого-то из нас.

Глава 27
Ищи ворона

       Меж раздвинутых ставен синела полоска неба, в темную комнату струился холод. С ы рой ночной холод конца лета. У меня замерз нос, от того я и проснулась.
       Тихо. Темно. Из-за гобеленов, отгораживающих принцессину спальню, не пробив а лось ни лучика света. Мораг, наверное, тоже спит. Напилась своего гадкого хесера, и спит.
       Здесь еще хорошо, а каково у меня в гроте? Вот уж где дубняк… Впрочем, ставни надо прикрыть. Я вылезла из-под тяжелого одеяла — какие-то роскошные мягкие шкуры, подбитые скользким атласом — и, не обуваясь, направилась к окну. Вспомнилось вдруг — стеклянная и с корка, сверкнувшая мне в глаза с замковых высоких галерей, когда сегодня утром мы с Пе п лом топали через площадь… или это было уже вчера? Не Мораг ли выглядывала из этого о к на? Интере с но, видно отсюда площадь?
       Я отворила ставни пошире. Ночь была пасмурная, зябкая, на тяжелом небе — ни зве з дочки. Черный город растекся внизу, бесформенный и бессветный, как пепелище. Река сл и валась с небом, противоположный берег терялся. Казалось, город застыл на краю земли. Я перегнулась через подоконник, глядя вниз, в сумрачную пропасть одного из внутренних дв о ров. Рыбьей чешуей поблескивала черепица крыш, в узком промежутке, меж сдвинутых фа х верковых скворешен, виднелся гребень замковой стены, очерченный далеким отблеском ф а келов.
       — Укройся чем-нибудь, — голос Мораг раздался неожиданно, и как бы из пустоты. — Т е бя продует.
       Я оглянулась, но темная комната была пуста. Откуда она говорит?
       — Прости, — сказала принцесса чуть тише. — Это для храбрости. Я, знаешь ли, робею. Сейчас выветрится.
       Она где-то снаружи?
       — Мораг? — позвала я шепотом.
       В ответ что-то скрипнуло.
       — Я же просила тебя укрыться. Ну что ты как маленький…
       Голос удалялся. Мораг еще что-то говорила, но я уже не могла разобрать. Странно. Причуды эха?
       Я легла на подоконник животом и высунулась как можно дальше. А-а! вот оно откуда! Звук доносился из-за угла, соседняя галерея оказалась д а леко вынесена на консолях и почти утыкалась в стену принцессиных покоев. Забавно, а двор внизу такой широкий… Значит, М о раг вовсе не спит, а ушла к кому-то в гости. Интересно, который час? Город темен как бездна, похоже, сейчас глухая ночь. С кем она там? А что, если пройти через принцессину спал ь ню к другому окну?
       Прикрыв рамы и ставни, я немного потопталась, пытаясь справиться с любопытством. Конечно, мне нет никакого дела, где шарахается наше бе с ценное высочество по ночам. Имеет пр а во, тем более, она у себя дома. Но я замерзла, и сна уже ни в одном глазу. Да и что такого страшного, если я в ы гляну в окно? Только обуюсь, а то ноги совсем оледенели, даром тут ковры повсюду…
       В спальне принцессы оказалось светлее, чем в проходной комнате, где она меня ост а вила. На стенах тускло отсвечивает оружие, кровать с поднятым пологом не тронута, но зав а лена одеждой. Сильно пахнет вином и еще чем-то сладким… Духами, что ли? Небось, какой-то пузырек расколотила, под руку попавшийся. Ну правильно, на столе кувшин, переверн у тый кубок, еще какой-то хлам. Сундук раскрыт, из него свешивается тряпье, еще тряпье по полу раскидано. Она куда-то собиралась? Пока я дрыхла, срубле н ная как деревце бокалом чудовищного хесера?
       Пара больших окон, ставни раздвинуты, сквозь частый переплет видна беленая пло с кость соседней стены, в черных узорах фахверка. Окно напротив распахнуто, освещено мя г ким мерцающим светом. Темно-красные драпировки, золотая бахрома. Ишь ты, как близко! Щелкнув задвижкой, я тихонько приоткрыла раму. И сразу же отступила в сторону, потому что в окне напротив возникла тень.
       — Условия поменялись, не так ли? — голос принцессы. — И это, черт возьми, меня рад у ет. Прямо таки несказанно радует. Да, я знаю, у меня нет ни стыда, ни совести. Зато у м е ня есть…
       Скрипнула рама, теплый отблеск свечи погас. Я высунулась наружу, глядя на глухой прямоугольник ставен. Прорезанные в створках ромбики насмешливо светились как два к о шачьих глаза. Ну, на нет и суда нет. Но надо же, как покои расположены — окно в окно. И на т а кой высоте! Если на подоконники положить доску, то можно ходить в гости, не спускаясь вниз.
       — Нет? — вдруг взвизгнули из-за запертых ставен. Я аж подпрыгнула. — Нет? Нет?! Но почему?
       Я навострила уши.
       — Сколько можно? Ты нарочно меня мучаешь?!
       Она что-то быстро говорила там, в другой комнате, в др у гом доме, отделенная от меня тремя ярдами темноты. Неодолимой темноты. Опять приступ?
       Она вдруг застонала в голос, словно у нее зуб заболел. Что там, пр о пасть, происходит? Она не стонала и не жаловалась, когда мантикор ей лицо распахал. Что же ее так скосило? Ей кто-то чего-то не дает? Неужели наркотики? Кто-то держит за глотку нашу при н цессу?
       Я высунулась еще дальше — и чуть не кувырнулась вниз. Шаркнула рукой по краю проема, схватилась за какую-то веревку, еле удержала равновесие. Веревка? Откуда здесь в е ревка?
       И правда, веревка. Корабельный канат, с узлами, с петлей на конце, в которую вста в лена дощечка. Я задрала голову. Веревка, кажется, крепилась к одной из балок, поддерж и вающих кро в лю. Я подергала ее — крепко. Ни шиша себе! Это вам не доска, чтобы ходить в гости. Это кое-что п о лучше. Ай да принцесса! Значит, она похаживает ночами к соседу. Да так, что никто не знает. Хотя на этот раз она, похоже, пришла не через окно. Иначе веревка была бы закреплена на той стороне. Сейчас глянем, кто ее там за гло т ку держит!
       Я влезла на подоконник, покрепче ухватилась за канат, сунула сапог в петлю и о т толкнулась. Темная пропасть мелькнула под ногами, прям о угольник ставен прыгнул вперед. За долю мгновения я успела выставить носок, чтобы смягчить удар о карниз и не гр я нуться в ставни со всей дури. Пальцы левой руки сами собой впились в прорезь створки. Я прилипла к окну и перевела дыхание.
       Подо мной зияла пропасть. Веревочная петля показалась очень и очень ненадежной. Но в запертой комнате всхлипнула принцесса — и я забыла о страхе. Прижалась глазом к св о бодной прорези.
       Ничего не понимаю.
       В комнате находились двое, мужчина и женщина. Женщина стояла на коленях, обн и мая сидящего на краю постели мужчину, ее широкая юбка с о всем скрывала его ноги. Голова мужчины была опущена, они то ли целовались, то ли шептались. Тонкие белые пальцы п о глаж и вали затянутую в алый шелк женскую спину. Черные волосы женщины были высоко подняты на затылке и убраны под драгоценный гребень. Гребень я узнала. Андаланский гр е бень. К а ландин.
       — Зачем ты тогда… позвал меня, Герт?.. — еле выговорила женщина хрипловатым, сда в леным голосом. Голосом принцессы Мораг.
       Мораг в платье?!
       Белая рука скользнула по смуглой шее у края волос и легла женщине на плечо, отстр а няя.
       — Не надо, Мореле, — шепнул мужчина. — Не заходи далеко.
       Блеснула серебряная прядь, личико Нарваро Найгерта, бледное, с л и хорадочными пятнами на скулах, взошло как луна над склонившейся фиг у рой. Огромные глаза Найгерта совсем провалились, он был похож на хру п кую фарфоровую куклу.
       Мораг… Мораг, в платье, с прической, на коленях перед братом… «У меня нет мужа. И не будет». Вот оно что… Попалась ты, принцесса. И, видать, давно.
       — Что же ты за ледышка, Герт!
       Холера, а платье ей идет. Черт, да она красавица в этом платье, какая у нее шея, оч у меть можно! Герт, дурак, ты куда смотришь? Точно, ледышка. Ледышка натуральная.
       — Сейчас-то почему? — Мораг продолжала сжимать его локти. — Ну почему? Я же не с е стра тебе, слава идолам. Почему — нет? Я на все согласна, Герт, малыш, бесце н ный мой…
       Он покачал головой. Узкие плечики, ключицы торчат… на свои в о семнадцать он никак не тянул. Шестнадцать, от силы. Дунь — рассыплется.
       — Не сейчас. Не время, Мореле. Нельзя расслабляться.
       — Да какая разница! Я тебе не сестра! Это ты у нас правильный, мне всегда плевать б ы ло. Но сейчас…
       «Хочу луну с неба» — вспомнила я. «Хочу. Луну». Ой, Мораг…
       Найгерт протянул прозрачную лапку и вытер пальцами принцессины щеки.
       — Сейчас надо быть особенно осторожными, дорогая. Ты забыла, что мне… нам грозит опасность?
       — Да. Я помню…
       Руки ее упали, она откачнулась назад и села на пятки. Прекрасная женщина в алом, у ног коронованного задохлика. Тема для баллады. Подк и нуть Пеплу идею, что ли?
       — Это война, Мореле. Есть мы. Есть противник. Мы в осаде, сестра.
       — Я не сестра!
       — Сестра, Мореле. Ты принцесса Амалеры, ты моя сестра. Никому н и какого повода. Ни единого. Нам надо выжить. Не только выжить — выстоять. Понимаешь?
       Привычным жестом Мораг схватилась за горло. Кивнула обреченно.
       — Слушай, — он наклонился, и принцесса потянулась к нему, с такой несвойственной ей доверчивостью, что мне аж не по себе стало. — Я думал целый день. Нам очень мало извес т но, точно простроить ситуацию невозможно. Но сидеть и ждать у моря погоды я не имею права. Слушай. Вполне вероятно, что враг задействовал кого-то из нейтрального лагеря. Таэ, напр и мер. Но, скорее всего, спектакль будет разыгран так: колдун уйдет со сцены, чтобы из-за угла дергать за ниточки. Каланда и ее чадо явятся с притензиями, и расскажут что да, ко л дун был. Но весь в ы шел.
       — Как вышел? — Мораг тряхнула головой. Ей было трудно вернуться с облаков на зе м лю.
       — Умер. Убит. Уехал далеко и надолго. Это неважно. Главное — он был, а сейчас его не стало. Пленники перестали быть пленниками и верн у лись домой. И хотят получить обратно то, чего их так подло и коварно лишили. Поэтому они припадают к стопам их верховного в е личества и молят о высшей королевской справедливости. Это сработает, Мореле. Иленгар сам оказался на троне только благодаря Реестру.
       — Змеиный Князь…
       — Не очень надежный ход. Колдун, скорее всего, это понимает. Таэ не союзник ни нам, не им. Таэ всю жизнь служил какой-то идеальной истине. И до сих пор служит. Потому, п о дозреваю, отец и не захотел отдавать ему Амалеру. В смысле, Леогерт Морао. — Найгерт у с мехнулся. — Политика ниже его змеинокняжеского достоинства. Грязь и мерзость. И хорошо бы он позволял другим в ней ковыряться — нет, Таэ надо болото засыпать, да не песком, а и з вестью негашеной. Что б уж наверняка никто не шевелился…
       Найгерт зло фыркнул. Мораг смотрела ему в рот.
       — Королеву Каланду он терпеть не мог, Кадор рассказывал. В конце концов они с о т цом… с Леогертом вдрызг из-за нее рассорились, и Таэ убрался в Багряный Бор. А Касаль весь в отца, тоже воин истины. И тот, и другой — хорошие рыцари, но королю таким быть нельзя. Им самое место на границе. Ладно. — Найгерт потер лицо и сжал ладонями ви с ки. — Вернемся к нашим баранам. К колд у нам, то есть.
       — А что колдун? — спросила принцесса.
       — Колдун будет дергать за ниточки из-за угла. И нам неизвестно, на скольких людей он может подействовать. И сможет ли заморочить голову Иленгару. Однако здесь на сцену в ы ходишь ты.
       Мораг недоуменно нахмурилась:
       — А до этого я где была?
       — Пустим слух, что я отправил тебя в Викот. Пусть все думают, что я хочу убрать сес т ру со свадебных торжеств, чтобы не случилось безобразных попоек, драк, и подобных ска н далов.
       — Ты хочешь от меня избавиться!
       — Мореле, дай договорить. Я сказал «пустим слух». Ни в какой Викот ты не поедешь, хотя придется выехать из города и перебраться на ту сторону Нержеля. Ты заедешь в Нагору, переоденешься, возьмешь другую лошадь и…
       — Вернусь?
       — Да, чтобы направиться на восток. В сторону Галабры. Ты поедешь встречать сваде б ный поезд.
       — Как? — Она вскинулась, сжимая кулаки. — Я? Встречать эту лахудру? Да как ты…
       Найгерт сморщился, вдавил пальцы в виски:
       — Не кричи. О, Господи… Не надо орать.
       — Малыш? — Мораг тут же сбавила громкость. — Прости дуру… Сильно прихватило? Сейчас я капелек накапаю…
       Вскочила в вихре юбок, побежала к столу. Зазвенело стекло.
       — Только не вина, — слабым голосом попросил Найгерт. — Просто воды.
       Он продолжал держаться за голову. Глядя принцессе в спину, скорчил гримасу муч е ника и закатил глаза. Маленький стервец.
       Я здорово замерзла, болтаясь в петле. Занозила палец, между прочим. Поменяла ногу — правая стояла на дощечке, левая на узком карнизе. Поменяла руку — и прилипла к глазом к соседней прорези. Долго я, конечно, не выдержу, но то, что говорил Найгерт, было интере с но. Оказывается, он усиленно соображал своей болезной головой, покуда я мирно почивала. И надо же, как сестренку к рукам прибрал! Бери и мажь на хлеб вместо масла. Это Мораг-то, самое зн а менитое амалерское страшидло!
       Принцесса вернулась со стаканом воды, помогла брату напиться. Укутала его меховым одеялом.
       — Не замерз? Закрыть окно?
       — Не надо. Сядь. Я хочу сказать… Мореле, мне не на кого опереться, только на тебя.
       — Да, малыш.
       — Помоги мне и на этот раз. Оставь ревность и обиду на потом. Девчонка Клеста не в и новата, что ее продают Морану. Такова судьба всех женщин, — он устало улыбнулся. — Кроме о д ной. Но такой, как она на свете больше нет.
       — Малыш…
       — Слушай. Мне нужна кукла, которая будет сидеть рядом со мной на троне. Клестиха мне подходит, почему бы не посадить именно ее?
       — Она красивая…
       — На портретиках все красивые. — Мои слова! Найгерт снова улыбнулся сестре, сид я щей у его ног. — Даже если и в самом деле красивая. Она курица, как они все. Она не стоит твоей злости. Ни одна из них не стоит. Пусть со своими дамами занимается вышиванием и гуляет в с а ду. Пригласим ей менестреля, а если заведет интрижку, будем смотреть сквозь пальцы.
       Мораг опустила голову.
       — Дерьмо. Какое… ну ладно. Что я должна делать?
       — Ты должна встретить мою невесту и вместе с ней вернуться в Амалеру. Твое возвр а щение будет неожиданностью для нашего «друга»
       — Хочешь поймать его на живца? А если он…
       — На меня покушений не было, дорогая. Пусть почувствует себя свободным.
       — Клестиха, может, сама в сговоре с колдуном!
       Найгерт пожал плечами:
       — Этого уже не отследишь. Если колдун в свадебном поезде, значит, ты нейтрализуешь его раньше. Другое дело, что мы не сможем его вычислить… Нет! — Юноша мотнул головой и сразу же схватился за висок. — Ох, проклятье… Нет. Колдун не отпустит Каланду с сыном о т дельно. Он будет рядом, покуда они не заявятся в Амалеру. Они, скорее всего, приедут сами по себе, не с какими-то гостями.
       — Угу. — Тяжелый вздох. — Значит, я встречаю Клестиху. Сколько сопровождения ты мне повесишь на шею?
       — С тобой я отправлю четверых гвардейцев. Но только до Нагоры. Там они останутся, и дальше ты поедешь одна. Мы же все делаем тайно.
       — То есть, я еду не как Мораг Моран? — Принцесса прищурилась. — Понимаю. Я еду в мужском, под видом молодого рыцаря, и присоединяюсь к свадебному поезду как какой-нибудь полублагородный любитель дармовщинки.
       — Каких, я уверен, к поезду и так прицепится немеряно. Ты будешь просто один из. Т е бе даже не придется представляться нашей леди Клест. Зато несложно будет посматривать по ст о ронам и слушать что болтают.
       — Ага. — Принцесса, похоже, воодушевилась. — Заодно посмотрю, какова эта курвища без фаты.
       — Ты только не пугай ее, слышишь? Когда вы приедете, большинство гостей уже соб е рется. Не знаю, когда прибудет Иленгар…
       — Погоди. Герт, но если каландин отпрыск таки объявит о своем праве и Каланда его подтвердит… Прошло не так уж много лет, здесь полно народу, который помнит королеву. Ее свидетельство будет очень весомо.
       — Да. — Бледные губы презрительно изогнулись. — Мы встретим их заявление со слез а ми радости на глазах. Раскроем им объятия и воссоединим семью.
       — Не поняла… Как? Если она скажет, что ее и наследника украл колдун, оставив взамен заколдованных кукол, то сразу возникнет вопрос — а кто есть ты, Найгерт? Откуда ты взялся?
       — А мы ответим, что детей было двое. Я и мой младший брат. Так сказал мне, тебе и своему внебрачному сыну Вигену король Леогерт Морао, находясь на смертном ложе. И пусть докажут, что это н е правда.
       — Лжесвидетельство? Виген пойдет на лжесвидетельство?
       — А куда он денется? Меня больше интересуешь ты, Мореле. Ты — пойдешь?
       Мораг помолчала, глядя брату в глаза.
       — Пойду, — сказала она глухо. — Ради тебя — на все, ты знаешь.
       — И против матери пойдешь?
       Опять пауза. Принцесса сжала кулаки.
       — И против матери.
       Найгерт потянулся вперед, коснулся стиснутого кулака — и тот раскрылся под пр о зрачными пальчиками. Поднял сестрину руку, поднес ее к губам. Мораг не выдержала, сгребла мальчишку в объ я тия, в которых он прямо-таки утонул. Принялась его облизывать. Смотреть на это было то ш но.
       Но я почему-то смотрела.
       Она согласна на все… Даже встать против матери. И против своего настоящего брата. Ради этой маленькой ехидны… что она вообще в нем нашла? Он умница, не спорю, и, может, хороший король. Но стервец, каких мало. Он ведь не любит тебя, принце с са. Он, наверное, вообще любить не умеет. И черепушка у него не так уж болит. По-моему, он притворяется. А м о жет, не притворяется, вид у него и правда выжатый…
       Найгерт пискнул, и Мораг его отпустила.
       — Голова кругом… — Он тяжело дышал. — Не надо больше, Мореле. Я же не каме н ный.
       Ты не каменный, ты ледяной. Зачем пылинки с него сдуваешь, принцесса? Завалила бы паршивца и показала бы ему, где раки зимуют. Ыыыы! Давай, давай, отпаивай водой свой подснежник ненаглядный…
       Я закусила губу, стараясь унять злость.
       Все, хватит беситься, Леста Омела. Они опять что-то говорят.
       — …если колдун окажется сильнее меня? У него же еще Каланда есть, а она тоже ко л дунья, малявка клялась. И неизвестно что за птица, этот претендент. Вдруг он тоже колдовать умеет?
       — Мореле, а что другое ты предлагаешь? Мы должны защищаться, и будем защищат ь ся, любыми доступными способами. Кстати, здесь от Таэ может случится польза. У него нюх на колдовство, и сам он непрост. Недаром про него всякие байки ходят.
       — Я попрошу малявку, если она со зверьем своим договорится…
       Найгерт покачал головой:
       — Мореле, ты разве не слышала, что сказала твоя малявка у Кадора в застенке? «Я пр и шла помогать Каланде и ее детям», вот что она сказала. Ляпнула, не подумав, наверное. Ты увер е на, что она не переметнется?
       Мораг угрюмо смотрела на брата. А я почувствовала, как у меня все волоски на теле становятся дыбом. Маленькая ехидна… ты ведь меня закопаешь… на всякий случай. А М о раг только кивнет.
       — Что молчишь? — подтолкнул сестру Найгерт. — Ты, вроде, ручалась за ведьмочку.
       — Если взять с нее честное слово…
       — Какое честное слово? Очнись! Она уже врала мне. Не моргнув глазом. Она врет так же легко, как блефует. Будь она поумнее, ей бы цены не было.
       Дальше я не слушала. Оттолкнулась ногой от карниза, развернулась в воздухе, вл е тела в распахнутое окно. Не удержалась на подоконнике и с изрядным грохотом рухнула на к о вер. Хол-л-лера черная!
       Полежала, прислушиваясь. Вроде никто не всполошился. Руки-ноги у меня одеревен е ли, некоторое время я растирала их, лежа на полу. Потом все-таки поднялась, аккуратно у б рала веревку за кро м ку окна, прикрыла раму, защелкнула задвижку.