Золотая свирель

       Я бросила кошелек на стол, он глухо звякнул.
       — Я бы отдала его целиком за мою свирельку. И еще столько же сверх того.
       Бродяга сглотнул, туда-сюда дернулся кадык на тощей шее.
       — Госпожа… ты просишь меня отыскать свирель?
       Подошла служанка с подносом. Замелькали ловкие девчоночьи руки, расставляя ол о вянные тарелки, а Пепел все смотрел на меня сквозь это мелькание с совершенно непоня т ным выражением на лице — то ли радости, словно означенный кошелек был уже у него за п а зухой, то ли ужаса, словно его посылали на бой с драконом, вооружив только ореховой па л кой, прямо отсюда и прямо сейчас.
       Я дождалась, когда служанка отойдет и спросила:
       — А ты возьмешься за это дело?
       Он, рывком подавшись вперед, наклонился над тарелками так низко, что неопрятные кончики волос едва не обмакнулись в сметану, которой щедро была полита жареная рыба. Зрачки у него расширились, почти скрыв рыжее пятно в правом глазу.
       — Возьмусь!
       Я пододвинула тарелку к себе, пока в нее не нападало пепловых в о лос. М-да… вот это алчность… Или ему и впрямь что-то известно? Может, он связан с городскими ворами и п о прошайками, даром что в Амалеру недавно прибыл, а братия эта не хуже крыс знает все т у тошние ходы-выходы. Это было бы неплохо… очень даже неплохо. Я отложила ложку:
       — По рукам, Пепел.
       Мы скрепили договор рукопожатием. Ладонь у певца оказалась чи с тая, но холодная и влажная, и какая-то уж чересчур хрупкая, будто ящеричья лапка.
       Некоторое время я копалась в рыбе, а Пепел смотрел в кружку, хмурился и шевелил бровями.
       — Эгей! — гаркнул кто-то едва ли не над самым ухом, я чуть рыбьей костью не подав и лась. — Гля, парни! Это ж та ведьма, что Гафу Медарову н а каркала! Это ж она, парни, я ее с закрытыми глазами узнаю!
       Посреди почти опустевшего зала топталась шестерка молодых оболтусов в нарядах ярких, однако порядком уже заляпанных и несвежих; нек о торые буйные головы сохранили суконные шапки с хвостами, а двое даже щеголяли каким-то странным оружием, размерами скорее напоминающим меч, чем кинжал. Компания явно вчера не допраздновала и продо л жала и с кать приключений. Мне они очень не понравились.
       Я им, видимо, тоже.
       — И впрямь, Донел, она. Я точно помню — ткнула она эдак в Гафа пальцем и говорит: гореть тебе ныне в адском пламени, Гаф! И Кику Ржав о му тож сказала: берегись!
       — И чо?
       — А не чо! Гаф теперь червей кормит, а Ржавый обезножел, вот чо. Ведьмища она, вот чо! Гафа Медарова погибель — ейных рук дело!
       — Так это… псоглавцев, что ли, звать, раз ведьмища?
       — Вот еще. Сами разберемся, не таким хвосты крутили.
       Я украдкой взглянула на Пепла. Тот сидел, деревянно выпрямившись, белый, как ст е на, словно это ему собиралась крутить хвост недогулявшая компания. Я заметила, что ни один из парней не был как следует трезв. Впрочем, как следует пьян тоже никто не был.
       — Назад! — рявкнула я пробирающемуся между столов в нашу сторону лопоухому. Р о жа его была мне смутно знакома, видимо, он тоже сидел тогда в "Колесе" вместе с покойным Гафом. — Назад, говорю! Хочешь, чтобы я и тебе накаркала? Сейчас накаркаю, мало не пок а жется!
       Лопоухий затормозил, но его товарищ в сбитой на затылок фиолетовой шапке выхв а тил длинющий кинжал и завопил:
       — Холодное железо! Вот чем у нас ведьм крестят!
       Я вскочила, стрельнув глазами вправо, влево, до двери далеко, до лестницы наверх еще дальше, дорога в любом случае перекрыта…
       — Ты! Будешь первый! Ты, смерд, чьим рукам по праву полагаются навозные вилы, п о смевший поднять меч на женщину… — Он попер вперед, я схватила со стола тарелку с объе д ками и запустила ему в голову. — Ты будешь первый! — заорала я, срываясь на визг. — Тебя с о жрут крысы!
       — Окружай ее, ребята! Не дрейфь! Нечистый железа боится!
       Последние посетители разбежались по углам, маленькая служаночка из-за кухонной двери подавала мне какие-то знаки. Лопоухий, осмелев, о т швырнул с дороги скамью. Второй меч-кинжал покинул ножны. Холера черная!
       До меня вдруг дошло, что показывает служаночка.
       Окно за спиной!
       Подхватив подол, я прыгнула на свой табурет, с него — на стол… в это мгновение пр о явил себя позабытый мною Пепел. С неожиданной для своего возраста прытью, он метнулся вперед, навстречу фиолетовой шапке, легко отбил руку с мечом, а другим концом посоха вр е зал ему под дых. С моей стороны в голову лопоухому полетел кувшин, тому, кто лез справа — полная кружка.
       — Леста, окно! — крикнул Пепел, с несусветной скоростью размахивая своей палкой.
       Я развернулась, пытаясь ударом ноги вышибить ставень… не тут-то было! В Амалере строили добротно, на века, и уж не женской ножке суждено было нанести сей постройке к а кое-либо повреждение. Я судорожно зашарила в поисках щеколды… Сзади невнятно завоп и ли, что-то загремело.
       Мельком оглянувшись, я увидела, что Пепла прижали спиной к столу, но своей палкой он пока умудрялся сдерживать два меча и восемь, или сколько их там… кулаков.
       Щеколда нашлась, обрывая ногти я рванула ее — и распахнула окно.
       — Пепел!
       Тяжелый кинжал свистнул, косо перерубая посох, бродяга остался с двумя обломками в руках. Взрыв радостных воплей.
       — Уходи, Леста!
       — Пепел!
       В этот момент он упал. Я не поняла, как это случилось, он вдруг сильно откачнулся вправо, словно уклоняясь от удара — и скрылся за краем стола. Компания разом заголосила, сгрудившись в тесном проходе, кто-то рванул ко мне — и получил коленом в подбородок.
       Они ж его убьют!
       Беги, дура!
       Убьют же…
       Все поплыло перед глазами, воздух сделался плотным и соленым, будто морская вода, я разинула рот, чтобы крикнуть — и вцепилась в него зубами. Сцена вдруг накренилась и н а чала проваливаться куда-то в подпол, словно я смотрела в длинную трубу, по гладкой стенке которой медленно съезжали, вяло шевелясь, пестрые фигурки.
       — Мааа… беее… ааа…
       Тяжко, смазано, глуша биение сердца, колотился в ушах мучительно медленный бас, словно пытался заговорить каменный великан.
       Глубоко-глубоко под ногами, меж объедков и винных пятен, я разглядела толстеньк о го моллюска в шитой золотой канителью раковине. Н а гнулась, протягивая удлиняющуюся на глазах руку — сквозь вязкие пласты течений, сквозь путаницу водорослей, сквозь лохмотья тины… рыбий скелет облекся плотью и скользнул прочь… тарелка распалась двумя пол о винками пустой перловицы. Пальцы зачерпнули песок и донный мусор вместе с з о лоченой раковинкой — и отправили их широким, неспешно оседающим ве е ром прямо в лупоглазые лица, слипшиеся гроздью воздушных пузырьков. Рыжая и черная муть, клубясь, потянулась со дна.
       — Ээээааа… раа… ооо…
       Округлое тельце моллюска медленно взорвалось, сначала бархатно-бурой, а затем масляно-золотой вспышкой, на мгновение распустившись лохматым солнечным георгином — и каскадом хлынуло, пролилось вниз, звенящим шелестом перекрыло мучительное мычание великанского гол о са.
       — …!!!
       Я покачнулась, едва удержавшись на столе. Горло саднило так, словно я кричала на ветру… а в проходе между столами, там, где только что топтались шесть человек, возвыша л ся курган золотых монет.
       Вершина кургана на ладонь понималась над столешницами. Основ а ние его широко растеклось по соломе, и в нем, как в зыбучих песках, увязла мебель.
       Мама моя… это что, все высыпалось из маленького кошелечка короля Нарваро На й герта? Высокое Небо…
       — Золото! — взвизгнула служаночка, — Чтоб мне провалиться! Чтоб мне провалиться!!!
       Курган зашевелился, осыпался со звоном, на поверхность вынырнула чья-то багровая рожа с безумными глазами.
       Служаночка перебежала зал, бросилась перед кучей на колени и пр и нялась поспешно нагребать монеты в подол.
       — Налетай!!! — я закашлялась, окончательно сорвав голос. — Золото! — захрипела я, по д бадривая напуганных. — Скорее, пока вас не опередили!.. Вира… за вашего Гафа…
       Курган бодро шевелился, из недр его доносились удивленные возгласы. Посетители повылезли из углов и поспешили за своей долей. По лес т нице застучали шаги — появилась хозяйка.
       Я слезла со стола. До меня уже никому не было дела. Давешние мстители, ошалев, в о зились в звенящей куче, загружая золото за пазуху, наполняя шапки и сапоги.
       Хлопнула дверь, раздался удивленный вскрик — и я поняла, что у м е ня очень мало времени.
       На четвереньках я заползла под стол, куда еще никто из страждущих не догадался з а браться, и принялась по-собачьи рыть осыпающийся склон.
       — Пепел! — в горле ужасно першило, все время хотелось кашлять. — Ты где, Пепел? О т зовись!
       Под коленями я почувствовала что-то мокрое — и с ужасом обнаружила, что солома у края кургана пропитана кровью, а по подолу быстренько расползается темное пятно.
       Проклятье…
       — Пепел!
       Рука на что-то наткнулась, я запустила туда вторую — ворох ткани, мокро… сгребла в горсть, рванула… склон рухнул, засыпая мне колени, я, наконец, увидела пепловы пегие ко с мы, перекошенное лицо и н а крепко зажмуренные глаза.
       — Пепел, ты жив? Ты жив?
       За спиной у меня послышалось шебуршание и сдавленный возглас — кто-то догадался обойти курган и обнаружил незанятые территории. Я хл е стнула бродягу по щекам — раз, и еще раз.
       — Да очнись же ты, наконец!
       Он вздрогнул и сморщился от удара еще больше.
       — Г…госпожа…
       — Вылезай отсюда! Скорее! Сейчас здесь смертоубийство начнется!
       Кое-как, с моей помощью, Пепел выкарабкался из-под груды золота. Рядом надрывно сопел и толкался в спину очумевший старатель.
       — Ты сильно ранен?
       — Ничего страшного, продержусь. Оглушило немножко.
       — Скорее, Пепел, пожалуйста…
       — Да я догадался уже…
       Мы вылезли из-под стола и поняли, что уходить таки придется через окно. Куча золота уменьшилась больше чем на треть, а то, что осталось, растащили почти по всей зале, колич е ство же старателей увеличилось вдвое. Кое-где уже вспыхнули ссоры. Дверь была заперта на засов, и к ней подта с кивали один из двух длинных общих столов.
       Я вылезла в окно и помогла спуститься Пеплу. Похоже, рана его и в самом деле не б ы ла опасной, хотя рубашка на левом боку пропиталась кр о вью, и сам герой при ходьбе заметно кособочился.
       Мы поскорее спустились в проулок, свернули в какую-то подворотню, пересекли ул и цу Олений Гон и снова углубились в переулки. Мне хот е лось уйти от гостиницы как можно дальше.
       Кстати, где-то здесь была площадь с фонтаном, где я впервые увидела Пепла, и, на свою беду, подала ему золотой. Ага, вот и она. С фонтаном и кумушками.
       — Ой-ей! Пепел, голубчик, кто ж тебя так, сердешный?!
       — Кровищи-то, кровищи…
       — Ой, девочки, как же так, средь бела дня мирных людей по живому режут!..
       — Не расстраивайтесь по пустякам, добрые женщины. — Любимец к у мушек одарил всех щербатой улыбкой, и добрые женщины разом умил и лись. — В кабаке споткнулся и неловко упал на вертел… а светлая госпожа была так милосердна, что помогла мне добраться до вас.
       Я фыркнула и откашлялась:
       — Видели бы вы, как драпал жареный поросенок! Пепел, снимай рубашку, я хочу п о смотреть, куда тебя ткнули.
       Он не стал спорить и рубашку снял. Я осмотрела и промыла рану — и впрямь, ничего опасного, лезвие скользнуло вдоль ребер и кровь останов и лась сама. Одна из добрых женщин пожертвовала на повязку старое полотенце, другая вынесла старую мужнину рубаху — и П е пел оказался умыт, одет и доволен, правда, петь отказался, ссылаясь отсутствие "сухой ве т ки", рану и усталость.
       Пока он любезничал с горожанками, я попыталась тихой сапой смыться, но неотвя з ный Пепел нагнал меня у края площади.
       — Куда же ты направилась, госпожа моя?
       Он пристроился рядом и зашагал бок о бок, искательно заглядывая мне в лицо.
       — Ох, не знаю. Боюсь, мне придется уйти из города. Как можно скорее.
       — Хочешь, я спрячу тебя, госпожа?
       — С чего бы это? — Я остановилась.
       — Хотя бы на время. Тебе надо успокоиться и подумать. Услуга за услугу — ты вытащ и ла меня из этой заварухи.
       — А ты кинулся меня защищать, хоть тебя никто и не просил.
       Он вскинул голову, отбрасывая за плечи слипшиеся жидкие косицы великолепным жестом обладателя буйной гривы:
       — Женщине не обязательно просить о помощи, госпожа, чтобы пол у чить ее от меня.
       Чертов нобиль. Сапог — и тех нет, рубашка с чужого плеча, а туда же, петушится, х о рохорится, гонор показывает. Альтивес грандиосо. Гордый, итить… Хотя храбрости ему не занимать, это верно. Вот чего не ожидала!
       Я улыбнулась:
       — Даже ведьме?
       — Да разве ты ведьма, госпожа?
       — А ты еще не понял?
       — Я-то как раз все понял, — заявил он высокомерно. — Это те недоумки не поняли нич е го. И не поймут никогда. Их примитивному воображению до такого не подняться.
       Что-то напридумывал себе сумасшедший поэт. Пропасть с ним, пусть думает, что х о чет. Еще один мечтатель мне в коллекцию. Кстати, Ратер. Вот с кем мне надо поговорить.
       — И куда же мы пойдем?
       Я вдруг почувствовала, насколько устала и измотана. Хотелось повесить все свои з а боты на более крепкую шею и спрятаться за надежной широкой спиной… хотя бы за пепл о вой. Насчет ширины и надежности я, конечно, погорячилась, но лучше что-то чем ничего. Вот Ю был бы гораздо н а дежнее, но Ю…
       — Здесь недалеко, — сказал Пепел. — Я слышал, зимой тут почти целый квартал выг о рел, только несколько домов осталось. Говорят, лорд Виген их купил, под новую це р ковь, но пока стро и тельство не началось.
       — Так ты живешь в заброшенном доме? Не очень-то разумно. Первая облава…
       — Ха! — он самодовольно усмехнулся. — Все не так просто, прекрасная моя госпожа. Пойдем, сама увидишь.
       Мы миновали черный выгоревший квартал, пугающе безлюдный в пределах города, если не считать пары-тройки шарахающихся по углам п о дозрительных личностей, однако обильный бродячими собаками и кошками всех мастей. В конце однообразного вала зако п ченных руин уцелело четыре дома — по два с каждой стороны улицы. Первый по левую руку мы обошли с тыла, через взломанную дверь черного хода проникли внутрь, но вместо т о го, чтобы подняться в комнаты, Пепел потащил меня к каменной лестнице в подвал.
       Света он не запалил и довольно долгое время мы двигались в темноте, непроглядной даже для моего тренированного зрения, а уж как ориент и ровался здесь Пепел осталось для меня загадкой. Потом мы на ощупь лезли по винтовой лесенке до круглой каменной площа д ки, где не менее недели назад сдохла какая-то тварь, надеюсь, что некрупная. Здесь мой спутник остановился и зашуршал чем-то, я ясно услышала, как звякают ключи. Скри п нула дверь.
       — Проходи, госпожа моя. Только пригнись, здесь низко.
       Он подтолкнул меня в спину, и я, пригнувшись, шагнула через порог. И сразу врез а лась головой в груду чего-то мягкого, пыльного, колышущейся стеной вставшего на пути.
       — Осторожно, это старая одежда. Проходи сквозь нее.
       Я кое-как разгребла душные глубины и вывалилась на свободу, заж и мая пальцами нос, чтобы не расчихаться. Оказалось, что потайная дверь пр я талась под лестницей, а лестница эта находилась в большом холле горо д ского дома, освещенном только узкими полосками света, пробившимися в щели ставен.
       Пепел продрался сквозь одежду, фыркая и кашляя от пыли.
       — Это жилой дом, — сказала я, оглядываясь.
       — Он заколочен. Хозяева уехали. Пойдем, госпожа моя, наверх.
       — А ты посчитал возможным пожить здесь, пока их нет? А если они приедут и обнар у жат нас?
       — Они не приедут.
       — Откуда ты знаешь?
       — Не беспокойся, прекрасная госпожа, для этого нет никаких причин. Лучше взгляни — здесь несколько комнат, и ты можешь выбрать любую на свой вкус.
       На втором этаже действительно оказалось несколько богато обста в ленных комнат; три спальни, гостиная, кабинет… Этот дом явно принадл е жал какой-то благородной семье, на лето уехавшей в родовое гнездо где-нибудь на побережье.
       Я вошла в одну из спален с обтянутыми зеленым шелком стенами, с огромной кров а тью под зеленым шелковым балдахином, походила кругами, бесцельно потрогала безделу ш ки на каминной полке, потом села на постель — длинные спицы света, косо пересекающие комнату, задымились золотой пыльцой.
       — Мне здесь нравится.
       Пепел тенью вошел следом, неслышно ступая босыми ногами по полу, словно зас ы панному тонкой серой пудрой. Провел пальцем по панели серванта — потянулся длинный и з вилистый след.
       — Оставайся здесь, госпожа моя, будь как дома. Я схожу в город, принесу что-нибудь поесть.
       — Будь осторожен.
       — Это тебе не следует сейчас показываться на улицах, госпожа. Меня никто не запо м нил, а тебя будут искать.
       "Если король прикажет, тебя из-под земли достанут"… Интересно, дойдет ли эта ист о рия до Найгерта? До церковников точно дойдет… сейчас, похоже, в Амалере обращаются с ведьмами еще круче, чем в мое время. Каких-то псоглавцев выдумали… Минго Гордо выд у мал, а от него хорошего не жди. Влипла я, господа. По самые уши.
       — Пепел. Я хочу попросить тебя об одной услуге.
       — Всегда рад услужить прекрасной госпоже.
       — Пепел. У меня в городе есть друг, которому я доверяю. Я хочу встр е титься с ним.
       Певец нахмурился. Я вздохнула. Да, любезный мой менестрель, ты у нас сегодня герой и вообще субъект со всех сторон таинственный, но я ж е лаю увидеть Ратера. Черт побери, я просто по нему соскучилась!
       — Понимаешь, я действительно доверяю этому человеку, он доказал, что достоин дов е рия. Кроме того он хорошо соображает и будет нам полезен. И… я просто не хочу терять т а кого друга, понимаешь? Не бойся приве с ти его сюда, он не выдаст нас. Я ручаюсь за него.
       Пауза. Пепел состроил гримасу, посмотрел на потолок, покусал губу.
       — Как его имя и где его искать?
       — Его зовут Ратер Кукушонок, он сын паромщика. — Я улыбнулась облегченно. Мне отчего-то казалось, что Пепел будет сопротивляться гораздо дольше. — И не смотри, что он по ч ти еще мальчишка. Он умничка и храбрец вроде тебя.
       — Хорошо, я поищу его.
       Пепел пошел к двери, у порога оглянулся.
       — И свирель твою… поищу.
       Дверь закрылась, всколыхнув волны пыли на струнах дневного света; с притолки п о висла паутина в слюдяных чешуйках мушиных крыл. Я опрокинулась назад, поперек пост е ли, закинув руки в прохладный пыльный шелк. Сомкнула саднящие веки.
       Свирель. На самом деле, самое главное — это свирель. Где он собирается ее искать? И вот еще что — если Пепел смог забраться в богатый дом, то почему он согласился искать св и рель за горсть золотых? Он же мог вынести отсюда любую вещь, хотя бы те драгоценные безделушки на каминной по л ке, продать их и жить безбедно… когда еще хозяева хватились недостачи…
       Меня вдруг прошило догадкой — я рывком села, уставившись на з а крытую дверь.
       — Пепел! Пепел!!!
       Тишина.
       Ушел уже, наверное… в свою потайную дверь. От которой у него есть ключи. А ведь он не живет здесь — он привел меня сюда и сказал: "в ы бирай любую комнату". А до этого шлялся по городу, спал где попало, п о бирался… но в пустой дом не заглядывал. И про хозяев сказал — "не приедут, не беспокойся"…
       Почему?
       Не потому ли, что он сам — хозяин этому дому… некогда был … хозяин-размазяин, чучело благородное… гордец задрипанный…

Глава 14
Все получится!

       ( "… когда же означенное свершится и зов твой явит пред очи твои гения твоего, что отныне будет соприсущ тебе в делах твоих и помыслах твоих", — складно перевела госпожа Райнара никак не дающийся принцессе фрагмент.
       Каланда подняла глаза от книги, придерживая пальчиком строку, словно боялась, что та уползет пока на нее не смотрят.
       — Ама Райна, — спросила она. — Что есть это слово "хений"?
       — Гений, сладкая моя, есть та благодатная сущность, что наделяет эхисеро искомым даром, и в последствии остается с магом всю его жизнь. Рит у ал посвящения как раз состоит в том, чтобы призвать своего гения и уде р жать его с собой навсегда.
       Я зажмурилась, в мечтах представляя сияющее огненное облако, снисходящее ко мне с небес, чтобы навеки поселиться в моей душе — и д ы хание заперло от сладкой истомы: ох… так будет… обязательно… иначе — к чему все это, к чему этот вечер, эта древняя книга, кот о рую мы с Каландой попеременно читаем под надзором госпожи Райнары, к чему моя встр е ча с принцессой, зачем нужна была Ле в коя, зачем мое бегство из монастыря, зачем мой отец — искатель странного?.. Все это не цепь случайностей — это дорога к тайне, к сопричас т ности, к волшебству…
       — Хений и анхел, что эхта гвардандо… охраняет… есть один и один? — Каланда сцеп и ла перед собой руки в замок.
       — Одно целое? — подсказала я. Она помотала головой, я поправилась: — Одно и то же?
       — Да, араньика! Одно и то же. Так, Ама Райна?
       — Ты хочешь спросить, разные ли сущности гений и ангел-хранитель? — госпожа Ра й нара улыбнулась медленной значительной улыбкой, — Милая моя, боюсь, что об ангелах твоя старая нянюшка знает маловато… Как-то все не удавалось мне их увидеть, дорогая, и, сказать по правде, я подозреваю, что их придумали церковники. Вот гении — да, видела и знаю. — Она прижала к груди красивую смуглую руку. — Мой гений всегда со мной, и с его помощью я вижу духов и владею силой. Но ангелы — это не по моей части, о нет!
       Госпожа Райнара, поигрывая самоцветным поясом, откинулась на спинку кресла. Львица, сытая, ласковая, способная убить одним небрежным ударом золоченой лапы. Мне было странно: из Андалана, где в Камафее, древнем Каменном Городе, обреталась резиде н ция примаса, к нам, на край света, словно гром среди ясного неба явилась страннейшая п а рочка: бывший гвардеец примаса, фанатичный монах Минго Гордо, и — наследная колдунья Райнара. Конечно, о том, что Ама Райна — эхисера, магичка, мне поведали под страшным се к ретом, и секрет этот грел мне сердце и обжигал язык. А то, что она готовит к посвящению свою госпожу и учен и цу, я бы не выдала и под страшными пытками.
       В Андалане у Райнары остались два взрослых сына, четыре внука и муж-старик — а выглядела она лет на тридцать от силы. И не то, чтобы об этом никто ничего не знал — просто никому не приходило в голову сопоставить первое и второе. Когда я спросила об этом Кала н ду, та прищелкнула языком и сказала: "Эхте! Ама Райна все видит вперед и делает, как ей нужно, и все думают, это само случилось. — Тут принцесса прищурилась, и глаза ее сквозь прищур глянули жестко и холодно. — И я стану такой!"
       И я стану такой, в сотый раз повторила я себе, ощущая закрытыми в е ками тепло и свет огненного облака, и я… стану такой же. Иначе — зачем все это? Почему все так сложилось? Это судьба моя меня нашла. Это предопр е деление.
       Я улыбалась, скованная сладчайшей из грез, а Каланда, госпожа моя и богиня, вслух читала книгу "Облачный сад", а другая богиня, в расцвете могущества своего, снисходител ь но-строгая наставница наша, помогала ей п е реводить:
       — А теперь читай вот отсюда, милая.
       — …Атам, иначе колдовской кинжал с черной рукоятью, назначенный чертить магич е ские круги и иные начертания; каковые совершаются… а…ээ…
       — Посолонь, сладкая моя, по ходу солнца.
       — …совершаются посолонь, и таким образом, чтобы любое движение начиналось л и цом к восходу, а завершалось спиной к оному…)
 
       Он вернулся, когда я уже проснулась, и полосы света, из бело-золотистых сделавшись медовыми, переместились с пола на стену. Он вошел, не сказав мне ни слова, двинулся к о к ну. Прислонился лбом к ставням, так, что закатный луч окровавил ему щеку и безжалостно очертил глубокие складки у губ.
       — Пепел? Что-то произошло?
       Я села, приглаживая смятые волосы. Он помолчал, потом чуть повернул голову, не о т рывая лба от ставен.
       — Ты сказала… — голос его зашуршал, цепляясь колючим соломенным жгутом. — Ты ск а зала: "не хочу терять такого друга"?
       — Что-то с Ратером?
       — Он в тюрьме.
       — Что?!
       Пепел, наконец, оторвался от ставен, шагнул ближе и присел на н и зенькую скамеечку для ног.
       — Проклятье, — прошипел он, морщась как от горького. — Проклятье… сперва вообще не хотел ничего тебе говорить. Потом подумал, что придется сказать. Короче, парня твоего з а гребли за воровство. Вчера, во время праз д ника.
       — Не может быть. Ратер не вор.
       — Я не знаю. Завтра в полдень — суд, так сказал паромщик. Про наказание, он сказал, что одно из двух: либо лишение правой руки и изгнание, либо клеймо и галеры.
       Я схватилась за голову:
       — Холера черная! Это я виновата! Пепел, это ведь моих рук дело! Я потеряла свирель, и…
       И поплыло за зажмуренными веками — красное, черное, красное, черное… Подкатила тошнота от ужаса пред непомерностью потери: свирель!
 
      ( — …Отдай! Слышишь, отдай! Сейчас же!!!
      Он что-то говорил, пытаясь оторвать мои руки. Я лезла на него как кошка на дерево. Кажется, я завыла. Я не слышала собственных воплей.
      Обруч глухоты вдруг лопнул, уши резанул женский визг:
      — Ааааййй!! Украли, украли, украли!..)
 
      Потом началась свалка… я упала… мне было не до Кукушонка. У меня потерялась свирель.
      — Пепел… При нем нашли деньги?
      — Да. Целый кошелек. Паромщик говорит, парень не смог толково объяснить, откуда у него этот кошелек.
      — Это мой кошелек. Почему он не сказал, что это мой кошелек?
      — Не знаю. Он никому ничего не сказал. Даже отцу.
      — То есть… паромщик ничего не знал про меня?
      — Ничего. По крайней мере, при мне он тебя не упоминал. — Пепел пожевал губу и фыркнул. — Старик сейчас тоже не в себе. Все время повторяет, что это ошибка. Что его сын в жизни никогда ничего не крал и украсть не мог.
      Я с силой потерла лоб.
      — Мне надо… поговорить с ним.
      — С паромщиком?
      — Нет, с Ратером.
      — Вряд ли это возможно.
      — Думаю, возможно. Он же не благородный преступник, чтобы сидеть в подвалах Бронзового Замка. Скорее всего, он в городской тюрьме, в какой-нибудь общей камере для бродяг и воришек… Если дать стражникам на лапу, меня пропустят поговорить с ним…
      — Госпожа моя, неужели ты забыла, что произошло сегодня утром в гостинице? Тебе нельзя разгуливать по городу.
      — Верно. — Я разгладила на коленях сияющий в полумраке шелк. — Послушай, там, в куче одежды, найдется какое-нибудь темное тряпье для меня?
      Тряпье нашлось. Чихая от пыли, я забралась в громоздкое и слишком длинное черное платье, подвязала его кое-как, закрутила волосы узлом и накинула на голову большую траурную шаль.