— Да знаю я. Гулял с ней по кабакам не раз. Уж она гулять горазда! Свита вся давно под столом, а она — ни в одном глазу. Колобродит, конечно, но не спьяну. Мы с ней как-то тягались, кто кого перепьет.
       — Вот как? И кто кого?
       Черный пес, похоже, смутился.
       — Да понимаешь… не помню. Помню только, пожар потом был. Только ты не спраш и вай, кто поджег. Я, во всяком случае, не поджигал. Кажется. Зачем мне это?
       Я только хмыкнула. Вот это, понимаю, принцесса! Грима лохматого споить…
       Мы уже вышли на портовую площадь. Небо затянуло тучами, и город и порт как-то очень быстро накрыло сумерками.
       — Слушай. — Я остановилась. — Хочу тебя сразу предупредить. Я тут… наследила в г о роде, и меня ищут.
       — Золото?
       — Ну да…
       — Слыхал. Теперь понятно, чего ты так обрядилась.
       — Это Пепел меня обрядил. Похожа на мальчика?
       — Эт ты не меня спрашивай. Я суть вижу, а что там на тебе поверх н а цеплено — мне без разницы.
       — Собственно, я к чему веду. Во-первых, у меня к тебе большая просьба. Во-вторых, мне все равно придется войти в город.
       — Как же без просьбы, — проворчал грим. — Нет бы просто так прийти, по-соседски… Ну что там, давай, излагай свою просьбу.
       — Я прошу тебя поговорить с мертвым человеком. С королевой Кала н дой.
       — Уау… Это еще зачем?
       — Ее дочь в опасности. Мать должна ей помочь.
       — Ничего она ей уже не должна, — покачал головой Эльго. — Но мер т вые всегда говорят правду. Если вообще говорят.
       — Надо попытаться! Очень, очень надо.
       — Очень — очень?
       — Очень — очень.
       Грим помолчал, опустив к земле черную волчью морду.
       — Леста. Подружка. Соседушка. Ты понимаешь, о чем просишь?
       — Ты не можешь этого сделать?
       — Сделал бы… за твои красивые глаза. — Он тряхнул головой, уши звонко щелкнули. — Но я тут могу быть только посредником. Это сделка с Полночью, понимаешь?
       — Ну… да.
       Теперь был мой черед уставиться в землю. Я мало знала про Полночь. Вран и Гаэт ее проклинали, Ирис ее сторонился,Королева ненавидела всем сердцем. Амаргин Полночи не гнушался, но требовал осторожности. Еще была Перла, Прекрасная Плакальщица, совме с тившая в себе Сумерки и Полночь, но с ней я так и не удосужилась серьезно побесед о вать.
       — Не то, чтобы я тебя пугал или сильно отговаривал, подружка. Просто хочу знать, с о ображаешь ли ты, что делаешь. Серьезное решение. Сделка. Так ли тебе эта беседа нужна?
       — Я ломала голову целый день. Мне надо во что бы то ни стало обойти противника. Что от меня потребует Полночь?
       Эльго задумался.
       Надолго задумался.
       Странно мы, наверное, смотрелись, на краю площади, в стороне от неумолкающей портовой суеты, недалеко от городских ворот: босой подро с ток в дурацкой войлочной шляпе — и сидящий перед ним здоровенный че р ный пес с острыми ушами. Хотя — почему странно? Мальчишка разговарив а ет с собакой. Самая естественная из существующих картин.
       — Ну что, — грим выпал из задумчивости. — Значит, сделка. Предлагаю равный обмен — услуга на услугу.
       — Какая услуга?
       — Когда мне придет нужда, — пес прищурил алые глаза, — я обращусь к тебе, Леста Ом е ла. И ты выполнишь мою просьбу. Ага?
       — Эльго, я надеюсь, ты не попросишь меня… о чем-нибудь невозмо ж ном? Убить того, кто мне дорог… вообще кого-то убить…
       Грим выразительно пожал плечами:
       — Вряд ли мне понадобиться чья-то смерть.
       — Ну и всякое такое… Давай определенно договоримся. Конкретно.
       — Э-э, нет. Так не годится, соседка. — Песья саблезубая улыбка. — Поверь моему опыту, определенность в такой сделке еще хуже. Договор с По л ночью — это сделка с судьбой. Чем больше ты будешь подозревать подвох и пытаться от него защититься, тем вероятнее поп а дешься. По дружбе тебе г о ворю. Вообще-то я не обязан о таких вещах предупреждать.
       Я покусала губу. Эльго прав. Сделка есть сделка. Конечно, хочется заплатить помен ь ше, а получить побольше. А еще лучше — задаром. Но в итоге все равно получится, что пр о вел сам себя.
       — Судьбу можно обманывать, — кивнул грим, будто услышал мои мысли, — но нельзя обмануть. Так один умный человек сказал. Очень точно сказал. Правда, он говорил о врем е ни, но и судьба, и время — суть отражения единого закона бытия.
       — Полночь подчиняется законам бытия?
       — А куда мы денемся? Полночь существует — значит, бытие.
       — Но мертвые — это ведь ваша епархия?
       — Помнишь, что наш с тобой общий приятель говорил? Что, де, нет никаких мертв е цов? Ну вот, он, в общем-то, прав.
       — Погоди, погоди, погоди… А кого же мы спрашивать собираемся? Ты же сам только что заявил, мертвые говорят исключительно правду!
       — А! Мертвые. Мы с тобой разные вещи называем одинаковым сл о вом. То, к чему мы можем обратиться — всего лишь слепок памяти. Сброшенная шкурка, лишенная души. Оде ж ка прошлой жизни, помнящая тепло живого тела. Ну, если, хочешь, свиток, где записан ка ж дый шаг, каждый вздох некогда почившего. Все то, что душа, освобождаясь, оставляет в По л ночи. Только это, ничего другого. — Эльго неожиданно фыркнул. — Так что у нас там хламо в ник порядочный.
       — Значит, я должна заплатить Бог знает чем только за то, что попрос и ла прочесть пару абзацев из книги? Несправедливо, не находишь?
       — Не нахожу, — отрезал грим. — Тебе не положено читать эти книги.
       Опять прав.
       — Ладно. Сделка, так сделка. Что там от меня требуется?
       — Леста Омела, ты скажешь правду, когда я этого потребую. Как тебе такая формула? Никаких передергиваний. Никаких убийств. Никакой лжи.
       Но даже правда — палка о двух концах. Торговаться не имело смысла. Да и что такого я захочу скрыть от грима? Эх, была — не была!
       — Хорошо. Я согласна. Когда ты потребуешь, я скажу правду.
       — По рукам!
       Пес протянул мне косматую жилистую лапу, и я ее потрясла.
       — Значит, попытаемся докричаться. — Он поднялся. — Я, конечно, не могу сейчас об е щать, что твоя королева ответит. Память потихоньку истаивает, теряет ясность. А потом смешив а ется с другими в такой общий кисель. С киселем только наймарэ может разобраться, да и то не всякий. На месте скажу точно. Но если не получится, сделка будет считаться нес о стоя в шейся.
       — А ты знаешь, где лежит королева?
       — Под Новой церковью, ее ведь недавно похоронили.
       — Э… восемнадцать лет назад.
       — Я и говорю — недавно. Но сперва надо найти Эльви. Нехорошо вл а мываться в чужой дом без спросу.
       — Кого надо найти?
       — Эльви. Эдельвейс. Увидишь. — Он вдруг засмеялся. — Вот такие дела, мне приходи т ся спрашивать позволения у сумеречной твари. Но я думаю, она не откажет. Ее разлюбезных Лавенгов никто тревожить не собирается.
       Мы потихоньку двинулись к воротам.
       — И вы не ссоритесь?
       — Не-е. Последняя глупость — с соседями цапаться. Когда в крипте похоронили Лаве н гов, Эльви ко мне с поклоном пришла. Попросила, чтоб ра з решил за своими присматривать. Ну я разрешил, чего там, я ж не зверь какой. Понимаю все. Так что Эльви в крипте за хозя й ку, я уж туда и не суюсь. Мирно соседствуем.
      Мы не спеша поднимались по улице Олений Гон, ведущей прямиком к Новой церкви. Именно на этой улице несколько дней назад я потеряла золотую свирель.
      — Здесь кабачок есть, — сказал Эльго. — Как раз в виду церкви. "У лиса" называется. Портер там отличный подают, а за светленьким лучше идти в "Колесо". Подождем, пока вечерняя служба закончится. И Эльви туда частенько заглядывает, может, в кабаке и встретимся. Друзья у нее там и подопечные. Ну, чего я тебе рассказываю, сама увидишь.
 

* * *

 
      В кабачок «У лиса» я вошла, прижимая к животу кожаную торбочку, доверху набитую серебром. В зале было уже довольно людно, но пьяных рож пока не наблюдалось Вечер только начинался. Я углядела свободный стол в темном углу, наискосок от большого открытого очага и деловито туда направилась. Однако на полпути была перехвачена пухлой девицей в белоснежном, без единого пятнышка, переднике. Девица загородила мне дорогу, уперев руки в бока и растопырив круглые, с ямочками, локотки в высоко подвернутых рукавах.
      — Поворачивай оглобли, пацан, — неожиданно грубо рявкнула девица. — Хозяину не резон, чтобы всякая шушера портовая голым пузом тут светила. Сваливай, сваливай. Иди вон на Козырею.
      — Где ты голое пузо углядела, тетенька? — обиделась я. — Глаза протри, а? Приличная одежа, новая почти, галабрского почти сукна, а что в дырьях — так моль зверь разборчивая, абы что хавать не станет. Я вот тоже не абы что хаваю, на селедку, например, и не посмотрю даже.
      — Ты мне зубы не заговаривай, моль залетная. Вот Касю-Вышибалу кликну, пойдешь селедкам на корм, они тебя за милую душу схавают. Чего, чего ты мне в нос тычешь? Ааа… вот с этого и начинать следовает, а то ишь, взялся языком загогулины писать, видали таких писателей… Что заказывать будем?
      — Пожалуйста, что у вас есть не рыбное?
      — Колбаса с горохом, свиное рагу, пирог с ливером, грибы с капустой.
      — Колбасы и пирог. А сладкое есть?
      — Повидло разнообразное, мед хороший, нонешнего года, коврижка свежая имбирная…
      — О, да! И побольше. И пиво. Самое лучшее и тоже побольше.
      — Не рано тебе пиво-то пить? — Девица покатала монетку между пальцами.
      — Самое время для пива. И побольше! — Я уже устраивалась за облюбованным столом.
      Девица буркнула «ну-ну», сунула деньги в передник и удалилась на кухню. Пару мгновений спустя из кухни донесся взвизг и звонкая оплеуха. Из приотворенной двери бочком-бочком выкатился толстый монах с глупой ухмылкой на физиономии.
      А вот прислуга обнаружит пропажу монеты и обвинит в краже лапавшего ее на кухне монаха? Впрочем, потешнику гриму это только на руку. Веселья будет!
      Эльго хлопнулся за стол напротив меня и подмигнул. Никто не обратил внимания на монаха. Явился из кухни, может через двор прошел. Стрельнув по сторонам глазами, я перегнулась через столешницу и зашептала:
      — К Каланде у меня два вопроса. На первый она точно даст ответ, а на второй — если нам повезет. Вот скажи, она может знать имя своего убийцы?
      Эльго поддел пальцем монашеский кожаный ошейник.
      — Может статься, и нет, — ответил он неохотно. — Раз на раз не приходится. Если она его видела, то, конечно, знает. А если ее отравили или убили чужими руками, да еще, например, стрелой…
      — Говорят, она умерла сразу после родов, от кровотечения.
      — Тогда, скорее всего, отрава.
      — А вот может быть…
      — Да что ты торопишься? Все, что сможем — узнаем. Что не сможем — звиняй. Подожди немного, служба кончится, люди разойдутся, тогда… тссс…
      К нам подошла прислуга с подносом.
      Я тут же ухватила вожделенную коврижку, благоухающую словно набитый пряностями корабль с Полуденных Берегов. Пышная, темная от меда, замешанного в тесто, с глазурованной белком, чуть липкой корочкой. Пододвинув один из горшочков, я щедро бухнула на коврижку сливового повидла. Грим чихнул, посмотрел на меня неодобрительно и зарылся в блюдо с колбасой. Я залезла в другой горшочек, и поверх сливового добавила черничного. Разговор сам собой иссяк.
      За большим столом перед камином ужинали несколько причудливо разодетых путешественников или торговцев. Они оживленно беседовали, то и дело подзывая белоснежную девицу. Вместе с путешественниками сидели четверо вооруженных парней — видимо, охранники. Один из них выглядел совсем чужаком — мрачный, небольшого росточка, коренастенький, смуглый, с толстой черной косой, болтающейся аж до поясницы. На нем была кожаная безрукавка, крест-накрест перехваченная перевязью с ножами-метателями. Голые руки от плеча до локтя несколько раз перепоясывали какие-то хитрые сине-черные узоры. Варвар, дикарь. Я спрятала улыбку и отвернулась.
      В памяти всплыло — денег. Ваденжанский лорд когда-то сватался к нашей принцессе и натерпелся от нее позора. Понятно, почему Мораг заартачилась. Этот коротышка едва ли маковкой своей осмоленной до подмышки ей дотянется. Впрочем, он явно горец из Верхней Ваденги. А лорд их из Нижней, что на побережье. У Нижней Ваденги даже флот есть.
      Под ногами у компании попрошайничал кот — большой, рыжий, с белой грудкой, в белых носочках. Один из путешественников кинул ему колбасную шкурку, другой шутливо топнул на него и засмеялся. Кот, ухватив шкурку, побежал через зал к выходу.
      Дверь очередной раз отворилась, в кабак разом ввалилась пестрая толпа молодых людей. Они все уже были в подпитии и привели с собой двух веселых девок. Заметавшийся у них под ногами кот привел компанию в буйный восторг.
      — Лови кошака, ребя! Ща мы его пивом напоим!
      — Справа заходи!
      — Плащом его, Таск! Плащом накрой!
      — Эй, ты чо, плащ отдай! Своим лови, дубина.
      — Хватай его!
      — Сучий потрох, окорябал!
      — Не троньте Пиратку, обалдуи! — закричала от кухни белоснежная прислуга.
      — Ату его, ребя! Промеж ног уйдет…
      Толпа сомкнулась. Девки восторженно визжали.
      — Держу!
      Круг распался. Один из парней, в сбитой на затылок фиолетовой шапке с фестончатым хвостом, поднял кота на вытянутой руке.
      Фиолетовая шапка была мне знакома. Я заерзала на лавке, пытаясь спрятаться за гримом. У них нюх на меня, что ли?
      Кот оскорбленно заорал, крутясь в воздухе и беспорядочно размахивая растопыренными лапами.
      — Эй, Роза! — гаркнул фиолетовый. — Принеси полотенце!
      — Чтоб ты провалился! — плюнула прислуга. — Он же тебя располосует, урода.
      — Шевелись!
      — Сволочи… — пробормотала я.
      Эльго, обернувшийся на шум, скосил на меня глаз.
      — Сделай что-нибудь, — сказала я ему. — Они кота мучают. Я их боюсь. Они меня знают. Они Пепла чуть не убили.
      Эльго вдруг ухмыльнулся, щелкнул пальцами и показал куда-то в темный угол. В темном углу стоял ящик для угля, а на ящике сидела еще одна кошка. Сидела совершенно неподвижно, только глаза светились.
      — Роза, скоро ты там? — рявкнул фиолетовый. — Рука затекла!
      Он все еще стоял в позе полководца, держа кота за шкирку. Кот выл, приятели фиолетового давились от смеха.
      — Не дам я тебе никакого полотенца! Отпусти Пирата, балбес. Это мой кот!
      — Ребя, дайте кто-нить тряпку какую, плащ дайте. Сколько мне так стоять? А, платок вон с Малиновки снимите… Черт, пальцы костенеют!
      Что-то было не так. Не то, чтобы кот был непомерно тяжел, но… Парень приплясывал на одном месте, воздев в неподвижной руке извивающуюся тварь. Мне даже показалось, я вижу тонкую полупрозрачную нить, соединяющую его запястье и дымный слоистый сумрак под потолком.
      Я поморгала. Не понятно — то ли есть, то ли нет…
      Компания засуетилась. С одной из девок содрали шаль и попытались набросить на пленного кота. Тот шаркнул задними лапами, послышался треск рвущейся ткани, девка ахнула… Кот извернулся и выпал из застывших пальцев, напоследок мазнув когтями по запястью.
      — Ах ты, сучий потрох!
      Мелькнул тяжелый сапог, но сбежавшего кота не достал. Нога фиолетового застыла в полуярде от пола.
      Тонкая, свитая из тумана нить охватила его щиколотку, и человек оказался подвешен в воздухе за руку и за ногу, как марионетка. Под потолком в сумраке плавали какие-то бледные сизо-радужные пятна, похожие на пленки с поверхности болота. Тонкие нити тянулись как раз от них.
      Пауза.
      — Э! Э! Что это? Эй, чьи это шутки? А ну, пустите! Ребя, кто это шутит тут?
      Фиолетовый подпрыгнул, вырывая из воздуха застрявшую ногу. Не удержался и повис, барахтаясь над полом, цепляясь свободной рукой за товарищей. Кто-то ухватил его за одежду, рванул… рукав съехал, оголившееся запястье гранатовым браслетом обвили кровоточащие царапины.
      Пленки под потолком затрепетали — и вдруг камнями попадали вниз, в толпу. Фиолетовый грянулся на пол.
      — Мерзость к мерзости, — тихо сказал грим. — Пускай сосут, пакость такая.
      — Что это было? — прошептала я. — Твоя работа?
      — Нет. — Он повернулся к столу и придвинул поближе кувшин с пивом. — Мне такое не под силу. Это Эльви.
      — Кто?
      — Слышишь, что Роза говорит?
      Компания окружила упавшего. Народ в зале повскакивал, столпился вокруг, гомоня, переглядываясь, пожимая плечами и разводя руками. Слышались растерянные чертыхания фиолетового. Белоснежная прислуга громко объясняла всем и каждому, что на кошек нельзя поднимать руку, а тем более ногу, ибо у кошек есть их собственный кошачий бог, который рано или поздно обидчику отомстит. И фиолетовый еще легко отделался, потому что мог руку-ногу сломать или вообще шею свернуть.
      — Кошачий бог? — поразилась я.
      Тут поднялся малорослый ваденжанин, аккуратно обошел толпу и направился в угол, к ящику с углем. Там он отвесил глубокий поклон сидящей на ящике кошке, повернулся и прошествовал обратно, к своему месту. Безбородое темное лицо его ничего не выражало.
      Эльго разулыбался:
      — Денег-то просек, в чем дело, даром что дикарь. Хотя, думаю, потому и просек.
      — Так это она, кошка? В смысле, вон та кошка? Она не просто кошка?
      — Ты догадлива как табуретка, мать.
      — Не язви! Что это за мерзость под потолком плавает?
      — Приживалы. — Эльго махнул ручищей. — В любом доме их пропасть по темным углам болтается. Краем глаза их всегда можно увидеть. Мразь, безмозглые хавалки. Их твои соплеменники из Полночи притягивают. А ваша смертная братия предпочитает делать вид, что это не их рук дело, и что вы, человеки, вообще тут ни при чем.
      — А что им надо, приживалам?
      — Человечьи эманации. Дурные и темные по большей части. Кошек они не любят. Кошки — как березовый уголь, дрянь человечью, да и нечеловечью тоже из эфира вычищают. Одним своим присутствием. А кровушку приживалы любят, видала как они вниз попадали, когда Эльви их отпустила? О! Похоже, служба окончилась. Доедай свою коврижку и пойдем.
      В зал, один за другим, входили люди, отряхивая у порога плащи и шапки — снаружи начался дождь. Фиолетовый с компанией шумно веселились у окна, напрочь позабыв про неприятности с котом. На меня они даже взгляда не бросили — и слава Богу. Хоть рядом сидел Эльго, мне все равно было не по себе. Путешественники с охраной ушли, с ними ушел голорукий ваденжанин. Ящик для угля, когда я очередной раз бросила на него взгляд, оказался пуст.
      Я допила согревшееся пиво и вытерла рот рукавом.
      — А кошка убежала. Я хотела сказать, Эдельвейс, наверное, вышла.
      — Она ждет нас у крипты. Пойдем.
      — Вы что, умеете мысленно разговаривать?
      Грим не ответил, только рукой махнул. Мы с ним выбрались из-за стола и направились к двери.
      Снаружи действительно моросил дождь, в круге фонаря над крыльцом мягко расплывался ореол оранжевого света. На сырых перилах, опровергая легенду о нелюбви к воде, устроился рыжий кот с белой грудкой. Шерстинки на спине его слиплись и блестели как иголочки. Проходя мимо, я погладила его — ладонь сделалась мокрой.
      По скользкой черной брусчатке мы пересекли площадь, прошли мимо распахнутых дверей церкви, из которых еще выходили припозднившиеся прихожане. Эльго провел меня вдоль ограды, через незапертую калитку, во внутренний двор. Из будки, гремя цепью, вылезла здоровенная собака и молча проводила нас взглядом. Больше во дворе никого не было. Мы обошли церковь с тыла, у темной громады алтарной апсиды Эльго остановился.
      Из тени навстречу нам вышла женщина.
      — Здравствуй, Эльви.
      — Доброй ночи, сосед. Доброй ночи, девочка. Чем обязана?
      У нее оказался мягкий нежный голос. Лицо под накинутой от дождя шалью почти невозможно было рассмотреть. В темных пятнах глазниц тлело знакомое свечение, но не алое, как у Эльго, а светло-зеленое, звериное, котовье.
      — Доброй ночи, госпожа, — поздоровалась я, переминаясь от холода с ноги на ногу. — У нас просьба к тебе. Пожалуйста, разреши нам посетить королевскую крипту.
      — Зачем?
      — Задать вопросы мертвым. Не Лавенгам, — поспешила уточнить я. — Лавенгов тревожить мы не будем.
      — Хм… — Женщина перевела взгляд на монаха. — А скажи мне, сосед, ты объяснил девочке, на что она идет?
      — За кого ты меня принимаешь? — обиделся тот. — Я же не прохиндей какой. Мы все уладили.
      — Добиваться истины любыми путями чревато, милая. Ты действительно можешь обрести ее. Подумай, что ты тогда будешь с ней делать?
      — Э-э… это не для меня. То есть, это нужно не мне. То есть, не совсем мне. — Я оглянулась на Эльго, но он помалкивал, предоставляя мне самой разбираться с хозяйкой крипты. — Это нужно принцессе Мораг, а я обещала ей помочь.
      — У нашей разлюбезной принцессы возникли вопросы к предкам? — Эдельвейс вздернула голову, хотя голос ее остался таким же мягким и ровным. — Или это очередной взбрык? Может, она хочет побаловаться некромантией? — Я замотала головой, Эдельвейс фыркнула. — Очень, знаете ли, в духе Мораг. А если она затеет в крипте разгром? Боюсь, тогда мне ее не удержать.
      — Что ты, Эльви, — умиротворяющее загудел грим. — А я-то на что? Я прослежу, чтоб ни-ни. Да там все серьезно, сдается мне. Вон, Леста говорит…
      — А где сама Мораг?
      — Должна скоро подойти.
      Женщина вздохнула и покачала укрытой шалью головой.
      — Мораг опасна и непредсказуема, и если бы она тогда не вытащила из огня Мелину, я бы и слушать о ней не стала.
      — Какую Мелину? — не поняла я.
      — Мать Эстора. Прислуга в кабачке зовет его Пиратом. Пойдемте.
      Она повернулась и канула в тень.
      Эльго подтолкнул меня между лопаток. За апсидой, в стене обнаружился низкий квадратный проем, словно из фундамента вынули блок. Из мрака показалась маленькая рука и ухватила меня под локоть.
      — Осторожно.
      Я спрыгнула вниз, едва не налетев на Эльви. Она отстранила меня, дождалась, пока спрыгнет монах, и поводила в воздухе рукой, будто замазывая дыру в стене чем-то невидимым. Синий квадрат проема беззвучно исчез. Нас окружила кромешная тьма.
      Меня взяли за запястье, под ладонью моей оказались складки шали и хрупкое женское плечо.
      — Держись, девочка, — шепнула Эльви. — Здесь винтовая лестница.
      Мы сделали два полных оборота, прежде чем звуки моих шагов (грим и Эльви двигались совершенно бесшумно) не сменили глухой шелест на гулкое эхо. Изменился и запах: из воздуха пропала сырость, но добавилась какая-то сухая щемящая горечь, как если бы здесь жгли полынь. Пространство тьмы ощутимо раздвинулось — мы находились в большом помещении.
      Пауза. Мы постояли немного во мраке, слушая странную подземную тишину.
      Здравствуйте, подумала я. Нет, не так. Приветствую вас, Мораны. Приветствую вас и прошу позволения войти в ваше обиталище.
      Несколько шагов по пыльному полу, и я бедром наткнулась на каменный выступ. Под шарящими пальцами проступили завитки резьбы. Саркофаг?
      — Сюда идут, — шепнула Эльви, увлекая меня куда-то вбок.
      Шаги — четкие, уверенные — донеслись совсем не с той стороны, откуда мы пришли. По стене метнулся оранжевый отблеск, потом из-за поворота вынырнул фонарь, осветив лицо и руку вошедшего.
      Принцесса остановилась в арке входа, на три ступени выше нас, разглядывая двойной ряд прямоугольных возвышений с мраморными саркофагами на них. В левой руке принцесса держала фонарь, в правой — меч. Мы стояли у стены, за широкой колонной, где свет нас не доставал.
      — Выходи, — грозно потребовала Мораг, водя фонарем из стороны в сторону.
      Чья-то ладонь мягко толкнула меня в спину и я послушно шагнула в проход между могилами.
      Принцесса передернула плечами, нахмурилась:
      — Это еще что за козявка? Не двигайся. Кто такой?
      — Мораг, это я, Леста. — Я поспешно сорвала шляпу и тряхнула головой, рассыпая волосы по плечам.
      Меч вернулся в ножны. Мораг шагнула со ступеней в крипту. Гигантские ломкие тени побежали по стенам впереди нее.
      — Привет, малявка, — голос ее заметно смягчился. — Что это за карнавал?
      — Потом расскажу. Хорошо, что пришла.
      — Что ты затеяла?
      Глядя на жесткое ее лицо, изуродованное шрамом, я как-то вдруг засомневалась. А вдруг ей не по нраву придется идея беспокоить дух умершей матери? Зачем я ее вообще сюда зазвала, мы вполне могли и без Мораг справиться…
      — Будем задавать вопросы, — я невольно понизила голос. — Каланде. Со мной мои друзья. Они не люди, они… э-э, они обитатели той стороны.
      Взгляд Мораг скользнул мне за плечо. Она вдруг фыркнула.
      — Я вижу, что они не люди.
      Огромный черный пес вышел в проход справа от меня. Слева, на один из саркофагов, прямо на грудь лежащей каменной фигуре вспрыгнула полосатая кошка.
      — Это Эльго, грим, страж городского кладбища. Он умеет говорить с мертвыми. Это Эдельвейс, она хозяйка крипты и кошачий бог. Эльго, Эльви, это принцесса Мораг.
      — Да мы, в общем-то, знакомы, — грим вывалил язык и часто, по-собачьи задышал. — Только нас не представлял никто.
      Он сел и подал принцессе лапу — длинную, мослатую, похожую на копыто.
      Паршивец рассчитывал на эффект, и эффект ему удался. Мораг не взвизгнула, не уронила фонарь, даже не попятилась. Она остолбенела на несколько долгих мгновений, и надо знать Мораг, чтобы понять, насколько ее проняло. И голос, когда она наконец проговорила «очень приятно» указывал на то же. Проняло нашу принцессу. Еще как!
      — Очень приятно, — выдавила Мораг и пожала протянутую лапу.
      Эльви же просто уселась поверх сложенных рук лежащей статуи и принялась умываться. Похоже, забавы грима ее не слишком привлекали.
      — Ну что, подруги. — Эльго встал. — Не будем в долгий ящик откладывать, да? Покажите мне могилку и приступим.
      — Она предпоследняя в ряду. — Подняв фонарь повыше, принцесса двинулась по проходу вглубь помещения. — Вот эта.
      Трепещущий круг света упал на скульптуру лежащей женщины со сложенными на груди руками. Я подошла поближе, нагнулась, всматриваясь в мертвое белое лицо. Полированный мрамор маслянисто блестел под тонким слоем пыли. Тяжелый головной убор, венец, складки покрывала, драпирующие шею и плечи. Изысканная резьба, блекло-белая глухая поверхность камня, гладкая словно ледяная горка, взгляд скользит, отскакивает, теряет равновесие и падает, больно ушибая локти и колени… Не за что уцепиться. Не могу понять — она, не она…
      — Вот эта могила, — глухо выговорила принцесса. — Здесь лежит Каланда Моран, урожденная Аракарна, королева Амалеры.
      Я повернулась к гриму:
      — Нам отойти, погасить свет? Что вообще мы с Мораг должны делать?
      Черный пес медленно подошел к саркофагу. Поглядел на него, на меня. Потом на Мораг. У меня возникло ощущение, что он озадачен.
      — Вы уверены?
      — В чем, Эльго?
      — Что ваша королева лежит здесь.
      — Мораг? — я повернулась к принцессе.
      — В чем дело?.. — она проглотила ругательство и обвела нас мрачным подозрительным взглядом. — Хотите сказать, я перепутала могилу матери с какой-то другой?
      Бесшумным прыжком из темноты возникла Эльви. Уселась на грудь мраморной женщины.
      — Каланда Моран никогда не лежала в этой могиле, — объявила она, и мы с принцессой одинаково вздрогнули. — Здесь вообще никогда никто не лежал.

Глава 24
В крипте