Воздух был густ от тепла, от мерцания живого огня, от моргающих, кланяющихся теней. Пахло воском, маслом, пылью, сухим деревом, железом… знакомый запах жилья.
      — Стой.
      Пальцы на затылке разжались, лезвие отодвинулось от шеи.
      — Положи руки на стол.
      Почему он не зовет стражу? Кто это вообще такой? Однако слушаюсь.
      Горячие — чувствую сквозь платье — ладони сжимают мне ребра, быстро скользят вниз, вдоль талии, вдоль бедер. Хол-л-лера!
      — Не дергайся.
      Предупреждающий укол между лопаток. Закусив губу, терплю. Ищущая ладонь шарит по груди, по животу, ниже. Нигде не задерживаясь.
      — Хм… — человек убрал руку. — Ты выбросила его в саду?
      — Что?
      — Оружие.
      — Ка…кое оружие?
      — Не знаю, какое. Или у тебя был яд?
      — Не было у меня ничего, — чувствую, что начинаю дрожать. — Ничего у меня не было!
      — Тихо. Не ори. Если жить хочешь.
      А вот заору сейчас. Чтобы охрана сбежалась. Кто ты такой, вообще?
      Словно в ответ на невысказанный вопрос, незнакомец ухватил меня за плечо и резко развернул к себе.
      Взгляд уперся в шнуровку белой рубахи, пришлось поднять голову. Я недоуменно моргнула. Мужчина? Может, юноша? Этот странный шипящий голос…
      Вороная грива, перечеркнутая полоской серебра, и тень под нею. Из тени горели глаза — огромные, иссушающие, стена черного пламени, а не глаза. Незнакомец отодвинулся на шаг, тень стекла прочь, явив узкое, как клинок, смуглое лицо. Яркое, яростное, жесткое лицо женщины. Слишком жесткое, слишком яростное чтобы называться красивым.
      — Тебя подослали? — тихо спросила женщина, и воздух задрожал от ее дыхания. Что-то неслышное кипело и билось в ее хрипловатом голосе, — Кто? Рассказывай.
      — Нет… — прошептала я.
      В больной голове что-то ворочалось. Что-то пыталось сложиться, но не складывалось.
      — Сядь, — она кивнула на крытую ковром лавку. — Сядь и рассказывай. Сама понимаешь, голубушка, лучше все честно рассказать. Будешь честной — умрешь легко.
      Еще чего! В смысле, я не собиралась умирать. Я уже умирала, больше не хочу.
      Села, оглядываясь. Большая комната, спальня или гостиная. Справа — тахта под пологом, напротив, на стене — ковер, увешанный оружием. На столе — трехрогий подсвечник. В окно заглядывала луна, ее лик был многажды пересечен перекрестьями переплета. Окно далеко. А ночной сад еще дальше.
      — Так и будем молчать? — женщина с лицом твердым и узким, словно клинок, прислонилась к столу. В пальцах она вертела кинжал. — Ладно. Давай по порядку. Как твое имя?
      — Леста.
      — Фамилия, прозвище?
      — Леста Омела.
      — Откуда ты?
      Я пожала плечами.
      — Из города… с хутора Кустовый Кут.
      — Неправда.
      Я опять пожала плечами. Женщина потрогала пальцем стальное острие.
      — Откуда ты?
      — С хутора Кустовый Кут.
      Она улыбнулась нехорошо. В лицо ее больно было смотреть. Глаза жгло. Я отвернулась.
      — Тебе все равно придется говорить. Так или иначе. Лучше здесь и со мной, чем в подвале с кем-нибудь из мастеров Седого Кадора.
      — Я… я ничего такого… я пришла за свирелью…
      Пауза. Черноволосая женщина вертела в пальцах кинжал.
      — Так где твое оружие?
      — У меня не было оружия.
      — Тогда что у тебя было? Или оно до сих пор с тобой?
      — Нет у меня ничего!
      Женщина нахмурилась:
      — Оно и странно. Ни веревки, ни булавки, ни кошелька, даже пояса нет. Что это за маскарад?
      — Я пришла за свирелью…
      — Какой еще свирелью?
      — За моей! Она тут, в этом доме… Кто-то играл на ней, я слышала.
      Женщина отлепилась от стола и присела рядом со мной на скамью. Странная все-таки одежда. Рубаха-камиса из тонкого полотна, кожаные чулки и сапоги. Что, со времен Каланды мужской костюм вошел в моду? Тело женщины лучило болезненный жар, слишком напряженный, ранящий, и кожа моя начала коробится как пергамент вблизи огня. И кинжал оказался под самым носом. Я попыталась отодвинуться.
      — Ты боишься. Значит виновата. Тебе есть что скрывать.
      — Я… пришла за свирелью…
      — Говори.
      Тонкие пальцы клещами впились мне в подбородок, задрали голову. Взгляд удлиненных, невероятно больших глаз — черный, жаркий и неподвижный, словно жерло печи. Я зажмурилась.
      — Не реви. Отвечай на вопросы.
      — Сви… рель…
      — Откуда ты взялась? Кто впустил тебя?
      Меня встряхнули, чуть не своротив челюсть. В шее что-то хрустнуло.
      — Бо… льно…
      — Отвечай на вопросы, козявка! Башку оторву!
      — Больно… пожалуйста…
      На краю зрения что-то мелькнуло, щеку коротко ожгло пощечиной. Я мгновенно ослепла от слез.
      И в этой жгучей плывущей мути, в проклятом колодце памяти, тихий от умопомрачительной ненависти голос произнес: "Вон отсюда. В следующий раз убью…"
      — Мораг! — крикнула я. — Принцесса Мораг!
      — Ну, — шепнула она, хищно склоняясь. — Уже что-то. Вспомнила мое имя. Расшевелим твою память дальше. Итак — кто тебя послал?
      — Мораг, нет. Нет, нет!
      Я принялась суетливо, слепо хватать ее за руки. Это она, Высокое небо! Здесь? Откуда? Но это она — странное, страшное дитя моей Каланды! Проклятье, ну я и влипла… ну и встреча…
      — Нет, — умоляла я. — Да нет же… Я не собиралась никого убивать! Я тебе все расскажу… все объясню… ты не поверишь… но это правда…
      — Каррахна!
      Лицо принцессы исказило отвращение. Одним движением она вырвала руки и оттолкнула меня — вроде бы легко и небрежно, но я слетела со скамьи и вмазалась в стену. Спиной и затылком.
      Вспышка, тьма.
      Промежуток.
      Время, от и до заполненное черным клокочущим туманом. За туманом крылся огонь. В недрах земли. Огонь рвался на поверхность, руша под себя пласты сырой почвы, и в темном провале, под бьющимся, выползающим на поверхность пламенем кипело варево — земля и крошащийся камень, оно кружилось, пузырилось и превращалось в исходящую ядовитым паром лаву, в черное комковатое стекло.
      Я была уже отравлена. Пар и туман разъедал мою плоть. Я истаивала, испарялась. Потом влага во мне кончилась, осталась только иссушенная шуршащая оболочка, похожая на крылышко стрекозы. И тогда огонь лизнул меня — чистый, раздвинувший лаву огонь. И я вспыхнула — я, падчерица реки, русалка, утопленница, бледная моль, я, которая гореть не могла по определению…
      Хрипело и клокотало — рядом. По потолку метались тени, и шелковый гобелен, перегораживающий комнату, взвивался крылом. Сквозняк?
      Тяжкий удар — содрогнулась моя скамья. По коврам, сшибая мебель, бурно каталось какое-то обмотанное тряпками существо, вцепившееся само в себя… нет, два существа, оба хрипели и рычали, нет, хрипело — одно, рычало — другое…
      Мгновение я смотрела, разинув рот. Одно существо было совсем черное, другое мелькало белым пятном рубахи. Черное то и дело оказывалось сверху, на спине у черно-белого. Черно-белое хрипело и брыкалось. Кинжал валялся на полу, рядом со скамьей. Чуть дальше, под столом, валялся еще один кинжал, несколько больше первого.
      Она, должно быть, выронила свой, когда на нее напали. Напали подло, сзади, и теперь пытаются задушить. И еще я поняла — это мой шанс. Надо бежать. Я успею, пока борьба не закончилась, и неважно, кто победит. Мораг сумасшедшая. Она чокнутая ведьма. Она не будет меня слушать, она меня просто убьет…
      Дверь нараспашку. Я вскочила, отшатнувшись от подкатившегося под ноги клубка. Черно-белое существо — снизу — клекоча горлом, очередной раз отчаянно боднуло затылком воздух, метя черному в лицо… тщетно. Черный знал этот прием. Черный берегся. Рука черно-белого шаркнула по полу растопыренной ладонью — кинжал! Но черный и это видел — рывок, и дергающееся веретено тяжело перевалилось, опять отрезав меня от двери.
      Я попятилась, подальше от разгоряченных тел, огибая угол большого стола. Я отступала, но они словно преследовали меня. Оба были раскалены, опасны как шаровая молния.
      Они докатились до стола, с размаху врезались в резную граненую ножку, стол сотрясся — и трехрогий подсвечник поехал по столешнице, как по льду. Я подхватила его у самого края… остальное получилось само собой. Металл обжег руку и словно прилип к ладони, а скорость падения придала силы и веса… мне оставалось только направить тяжелый бронзовый куб основания… бронзовый куб, украшенный насечкой, с четырьмя лапками по углам, весь обросший восковой бородой… направить в замотанный черной тканью затылок…
      Потом подсвечник упал, растеряв мгновенно изошедшие дымом свечи и сделалось темно. Я только слышала, как перхает, хрипло дышит и возится на полу тот, кто был снизу, черно-белый, моя недавняя мучительница.
      — Х-ха-х-х… — выдавила она, выволакивая себя из-под черной груды. А в ноздри мне змеей вполз режущий, ржавый запах, такой же страшный и мерзкий, как и запах железа.
      Запах крови.
      Я отшатнулась, опершись крестцом о край стола. Меня мутило.
      Нет. Нет. Нет…
      — Т-ты?.. — кашель. Она сплюнула на пол и снова прохрипела. — Ты?
      Я молчала. Бежать было поздно. У меня так болела голова, словно этот подсвечник проломил мой собственный затылок.
      Мораг снова отплевалась.
      — Ч-черт! Горло… раздавил… Воды… дай. Вон там.
      Она махнула рукой, хлестнув меня волной жуткого кровавого запаха. Хватаясь за что попало, я побрела в указанном направлении.
      Вода в кувшине. Кувшин в тазу. И то и другое — на табурете за ширмой. Я хлебнула из кувшина, потом намочила ладонь и протерла лицо. Немножко легче. По крайней мере исчезло ощущение, что меня сейчас вывернет наизнанку. Прихватив тяжелый кувшин, вернулась в комнату.
      Черная груда недвижно валялась у стола. Далее комнату пересекал луч лунного света, а женщина в белой рубашке сидела на скамье, уронив голову на руки и локтями упираясь в раздвинутые колени. Кровью пахло от нее.
      Она схватила протянутый кувшин и припала губами, но глотка не сделала — захлебнулась, закашляла. Я придержала кувшин.
      — Осторожно, принцесса, — сказала я. — Маленькими глоточками.
      Кое-как она напилась, обливая себе колени и грудь.
      — Полей! — подставила ладони, и мне пришлось лить воду прямо на пол, на дорогие ковры, чтобы она умылась.
      — Ф-ф-у… — вдох-выдох, она прислушивалась к своему телу. — Ф-ф-у… — повернулась ко мне. — Он тебя… задел?
      — Нет, — сказала я.
      — Спасибо, — сказала она.
      Я сперва не поняла, за что она благодарит. Мне показалось — за воду, за то, что помогла умыться.
      — Думала… ты отвлекала… хитрый ход. — говорить в полный голос Мораг не могла. Могла только шептать. — Думала… конец мне пришел…
      — Я его… убила?
      — Сейчас взглянем.
      Она тяжело поднялась, но тут же согнулась от кашля, и мне пришлось подхватить ее под локоть. Однако она властно отстранила меня — мол, не суетись, держусь еще на ногах — и шагнула к поверженному противнику. Пихнула его сапогом. От резкого движения ее шатнуло на столешницу, а грузный кулек вяло перевалился, попав головой в лунный луч. Вокруг этой головы, закутанной во что-то черное, размазалась по полу маслянистая полоса.
      Придерживаясь за стол, она нагнулась, откидывая маску. Издали я увидела бледное пятно лица, перечеркнутое полоской усов. Под несомкнутыми веками поблескивали белки. Принцесса пощупала у него под челюстью.
      — Мертв? — не выдержала я.
      — Тебе это… так важно? — она выпрямилась. — Ты… знаешь… этого человека?
      Я даже приближаться к нему не стала.
      — Нет, не знаю.
      — Хм-м…
      Опять недоверие. Холодной волной — запах опасности, угрозы. Я молчала, сжимая губы. Принцесса еще раз пнула недвижное тело — скорее, с отвращением, чем со злобой.
      — Каррахна. Наемник.
      Все-таки убила. Холера черная! Я лекарка, мое дело — поддерживать жизнь, а не отнимать. Ему, конечно, туда и дорога, но все-таки лучше бы не моими руками открылся этот путь.
      — Хренушки… я тебя еще попользую… падаль наемная… — Мораг откашлялась и сплюнула на пол. Придерживаясь за стол, медленно опустилась на колени. Начала расстегивать на трупе пояс.
      Она вяжет его! Значит — жив. Проклятье, это совсем другое дело! Преступника допросят и выяснят, что я тут ни при чем. Я быстро огляделась — чем бы связать убийце ноги? Но принцесса уже снимала пояс с себя.
      А вот встать обратно ей не удалось. Ее мотнуло назад, она тяжело привалилась к ножке стола.
      — Ты… Как тебя… малявка… зови людей.
      Я медлила, растерявшись. Мораг снова сплюнула.
      — Дьявол… Похоже, он меня… достал… Малявка!
      Она не повысила голос — но в нем зазвучала такая властность, что я бросилась к принцессе, споткнувшись о валяющееся на дороге тело.
      Мораг нагнула голову, откинула с шеи волосы — неистовый запах крови струей кипятка обжег мне ноздри. Железный, горький, едкий — аж глаза заслезились. По всей спине, ранее скрытая буйной гривой, расползалась оглушающе-черная пальчатая клякса, прямо на глазах набухающая и исходящая собственным чернильным соком.
      — Тут… рана, — прошептала я. — Мораг, тут рана! Кажется большая…
      — Зови… стражу.
      — Погоди. Я сама. Я лекарка. Надо снять рубаху…
      — Какого черта! Я… приказываю!
      — Молчи! — потребовала я, с неожиданным для самой себя напором. — Сейчас все будет!
      Я задрала распоясанную рубаху принцессе на голову. Спина ее блестела в темноте, словно смолой облитая. Пальцы мои тут же начали прилипать. Мораг снова принялась перхать, согнувшись колесом и упираясь ладонями в пол. Этот кашель… не только раздавленное горло? Задеты легкие?
      С Капова кургана скачет конь… Зажмурив глаза, я вдруг упала лицом ей на спину, губами в раздвинутые края раны. Скорлупа плоти не задержала меня — я провалилась в рану, как в каверну. Словно земля разверзлась, словно лопнул камень, словно проломилась подо мной тонкая доска — я рухнула в черную шахту, стены пропасти взлетели по сторонам и сомкнулись в недосягаемой вышине… а дна все не было.
      Но мрак окрасился багряным, впереди заклубилась алая мгла. Возник подземный адский свет, в теснине зашевелилось, страшно вспучиваясь, комковатое варево цвета запекшейся крови, оплетенное движущейся золотой сетью. Сияющие пятна и полосы бродили по его коре, содрогаясь в каком-то неуловимом спотыкающемся ритме, открывались и закрывались пламенные трещины, и воздух над ними горел.
      Время исчезло. Я смотрела как дышит, кипит, переваривая сама себя огненная лава. Как тень окалины налетает на нее, погружая все вокруг в мутный рыжий мрак. Как вспыхивает, словно молния, ветвистая сеть сосудов, распахивая на выдохе слепящие щели. Как пробегают вдоль этих щелей прозрачные оранжевые язычки. И снова налетает мерклая тень, и все гаснет, и только судорожным пунктиром мерцает тускнеющая малиновая сеть.
      Я жду очередной вспышки, но она опаздывает. Потом пламя все-таки разгорается, однако быстро опадает и огненные трещины смыкаются, оставляя вздрагивающую бурую поверхность. И я пугаюсь — пламя уходит, остается лишь остывающая грязь, мили бесполезного перегоревшего шлака, пустая порода, песок и зола.
      Я протягиваю невидимую руку и трогаю твердеющую кору. Ладонь принимает жгучее прикосновение пекла, корка прогибается. Увеличиваю нажим. Еще. Еще… Что-то едва слышно трещит и подается… вперед выстреливает белесый пылающий зигзаг.
      Синие язычки трепетом пробегают по невидимому контуру моей руки. Я сжимаю кулак и снова ударяю по каменной коре. Она легко разламывается, проваливается в огненную кашу. Тяжкой волной всплескивается багровая лава, на глазах наливаясь пронзительно — алым светом. Каменные ломти рассыпаются сухим печеньем, крутясь и сталкиваясь, уходят в жутко светящийся золотой сироп. И скоро под ногами не оказывается ничего, кроме мутной от непомерного жара изжелта-сизой бездны.
      БАЦ!
      Это была пощечина.
      Вторая. Первая привела меня в чувство. Я вскинула руки, защищаясь.
      — Каррахна! — зашипела принцесса мне в лицо. — Мразь, вампирка! Осиновым колом тебя!
      После огненных глубин глаза мои почти ничего не видели в темноте. Я заморгала. Мораг шевелилась рядом, прерывисто дыша. Она поднялась на ноги, согнувшись, тяжело опираясь на стол. Рубаха теперь вся была заляпана кровью, на спине она задралась и, видимо, прилипла.
      — А ты дрянь… все-таки… — задыхаясь, прохрипела она. — Я как чувствовала… Но меня… просто так… на тот свет не отправишь… Я таких как ты… на завтрак ем…
      — Мораг, что ты говоришь?!
      — Вставай.
      Вся грудь у меня была измарана кровью. И руки, и лицо. Я чувствовала, как стягивает кожу на горящих от удара щеках, как слипаются губы, склеиваются ресницы. Я посмотрела на свои ладони. С них едва ли не капало.
      Не может быть.
      — Вставай. — принцесса весьма чувствительно пнула меня сапогом.
      Я с трудом поднялась, боясь коснуться перепачканными руками перепачканного платья. Мораг брезгливо меня оглядела и для верности пнула еще раз, в голень, очень больно.
      — Иди вперед.
      Мы вышли из комнаты — я впереди, принцесса за мной — в еще более темный коридор.
      — Направо, — скомандовала она.
      Я отметила, что она больше не кашляет. Закрылась ли рана? Не может быть, чтобы я пила кровь… Коридор вывел нас на освещенную лестницу.
      — Наверх.
      На площадке верхнего этажа стоял стражник. Увидев нас, он просто подпрыгнул.
      — Миледи!
      — Найгерт… у себя?
      — Не знаю, миледи…
      — Внизу… в охотничьей комнате… связанный человек. Возьми людей… приведи его ко мне… я буду у Найгерта… Выполняй.
      — Да, миледи!
      — Еще… Не шуми… пока. За Вигеном… пошлю отдельно.
      — Будет исполнено, миледи.
      Стражник затопал вниз. Мораг ткнула меня колючим кулаком между лопаток.
      — Двигайся.
      Далее опять был коридор, в который выходила только одна дверь. Резного темного дерева, двустворчатая, большая как ворота. Два воина в длинных, не прикрытых коттами кольчугах, и с обнаженными мечами стояли по обеим ее сторонам. Они не пошевелились, но на шум наших шагов из двери выглянул слуга.
      — Найгерт где?
      — Только что прошел к себе, миледи. Доложить?
      — Да. И скажи, чтоб не мешкал. — Слуга поспешно поклонился и скрылся за дверьми. Принцесса толкнула меня туда же. — Шевелись.
      Мы миновали небольшой холл и вошли в залу. Она была хорошо освещена и, не смотря на теплое время года, в ней горел камин. Мораг одной рукой развернула тяжелое кресло спинкой к огню и села. Я осталась стоять.
      В глубине залы отворились двери, вошли трое. Молодой человек при оружии, мужчина средних лет — и Нарваро Найгерт, король Амалеры. Он был заметно ниже своих спутников, и сестры в том числе, и раза в два уже в плечах. Следом за ними проскользнул давешний слуга.
      — Что произошло, Мораг? — темные изломанные брови молодого короля сошлись на лбу. В глазах отразилось пламя, казалось, они полны слез.
      Король быстро прошел через комнату к сестре. Мельком оглянулся на спутников:
      — Она и в самом деле ранена, Ютер!
      — Не опасно, — прохрипела принцесса. — Заживет. На меня напали.
      — Она? — Найгерт кивнул в мою сторону.
      — Да. Там еще один. Внизу. Сейчас приведут.
      Сутулый мужчина средних лет подошел к принцессе.
      — Миледи, позволь осмотреть твою рану. Может случиться заражение. Тисм, принеси воды, чистые полотенца и аптечку, ты знаешь, где она.
      Слуга исчез. Молодой человек развернул для господина кресло, и Нарваро Найгерт сел.
      — Рассказывай.
      — Ты… оказался прав, Герт, — буркнула принцесса, трогая кончиками пальцев темную полосу на горле. — Это покушение. Сегодня… меня хотели убить. Выходит, тогда… это тоже не был… несчастный случай.
      — Ты не слушаешь меня, — сказал Нарваро. — И получаешь дырки в спине. Если ты ломаешь пальцами подковы, это не значит, что тебя не могут убить из-за угла.
      — Герт, не начинай.
      — Я не хочу потерять тебя, Мореле.
      В комнату вошел стражник. Глубоко поклонился:
      — Мой король. Миледи. Мы привели преступника. Разрешите войти?
      — Тащите его сюда, — прохрипела Мораг.
      — У тебя раздавлено горло, миледи, — лекарь низко нагнулся и отвел ее руку. — Господи Боже мой, чем тебя душили?
      — Убери нос, Ютер!
      — Тебе нельзя разговаривать.
      — Еще чего мне нельзя? Вот он, Герт, — она кивнула на неудавшегося убийцу, которого ввели двое вооруженных людей. Преступник был бледен и глаз на короля не поднял. Капюшон его наполовину свалился, но на затылке прилип от крови. — Вот этот красавец… воткнул мне нож под лопатку… и набросил петлю на шею. Девчонка стукнула его… подсвечником. А потом присосалась к ране. К моей.
      — Давай по порядку, — Нарваро Найгерт откинулся на спинку кресла и сцепил на коленях руки. — Ты ушла с праздника, хоть я велел тебе не ходить одной. Дьен вроде бы видел тебя, идущей к террасе. Так, Дьен? — он посмотрел на молодого человека, и тот кивнул. — Что ты там искала, Мораг?
      Принесли сундучок с аптечкой, кувшин воды и таз. Лекарь попросил принцессу пересесть на табурет, распорол рубаху и принялся отлеплять ткань от раны, раскладывая на принцессиной спине мокрое полотенце.
      Мораг покусала губу и буркнула неохотно:
      — Старуха… предупредила.
      — Какая старуха?
      — Ну… чокнутая пряха из башни.
      — Она предсказала покушение? — переспросил Найгерт. — Почему ты ничего не сказала мне? Почему ничего не сказала Кадору?
      Мораг промолчала. Найгерт кивнул:
      — Мы обсудим это наедине. Итак, ты была предупреждена. И, не смотря на мой приказ, отправилась в одиночестве гулять по саду.
      — Я… увидела ее, — принцесса мотнула головой в мою сторону. — Она кралась по кустам. Она… забралась на террасу… и я ее схватила.
      Найгерт впервые посмотрел на меня. У него было треугольное бледное личико и большие черные, словно бы заплаканные глаза. Свою ужасную, похожую на бинт, корону он снял. Широкая белая прядь — знак дареной крови — струилась ото лба назад и рассыпалась тонкой сетью поверх черных волос. У правого уха, почти незаметная, поблескивала еще одна седая прядь. Первый Моран был северянином — и найльская кровь стала основой для королей Амалеры. От Каланды сыну не досталось ничего.
      Зато дареная кровь никак не сказалась на Мораг. В ее гриве не блестело ни единого белого волоска, а кожа была того же восхитительного оливково-золотого оттенка, что и у матери. Больше она ничем на Каланду не походила — ни резкими чертами лица, ни слишком высоким ростом. Что уж тут говорить о характере…
      — Дальше, — подтолкнул Найгерт.
      — Пока я с ней разбиралась… этот бандит, — Мораг подбородком указала на пленника, — подкрался сзади… ткнул меня ножом… и набросил удавку. Девчонка… — она сглотнула и поморщилась, — ударила его подсвечником. Потом… я его связала… Потом… велела позвать кого-нибудь. Она не послушалась. Она… сказала что посмотрит мою рану… она вампирка, Герт.
      — Она пила твою кровь?
      — Да.
      Найгерт снова посмотрел на меня. В глаза его невозможно было заглянуть — они отражали все вокруг лучше любых зеркал, свет дробился об их поверхность и разбрызгивался рикошетом, взгляд отскакивал как мяч от стены.
      — Мой король, — встрепенулся молодой человек. — Похоже, это дело находится в компетенции Его Преосвященства…
      Найгерт не обратил на его слова ни малейшего внимания. Я же, взглянув на парня повнимательнее, прикусила губу. Белая прядь украшала и его волосы. Тоже Моран. Тоже дареная кровь.
      — Теперь рассказывай ты, девушка, — он совершенно спокойно, и даже как-то приветливо кивнул мне. — Кто ты такая и зачем забралась в этот дом?
      — Меня зовут Леста, мой король. Сегодня я потеряла бесценную для меня вещь — мою свирельку. Это не простая свирелька: я слышу, когда на ней играют. Я не знала что это за дом, я пришла на звук моей свирели, и невольно стала причиной ран, нанесенных принцессе. Если бы она не отвлеклась на меня, мой король, преступник не смог бы застать ее врасплох…
      — Чушь, — скривилась принцесса. — Все, что она болтает — собачья наглая чушь.
      — Извините что перебиваю, — подал голос лекарь, — но этой ране не меньше двух дней. Вообще, она какая-то странная. Она словно обожжена. Ее словно прижигали каленым железом.
      — Может, у этого негодяя… нож чем-то таким… намазан был, — фыркнула принцесса.
      — Можно взглянуть на нож?
      Один из стражников подал ему нож убийцы и тонкий кожаный шнурок-удавку. Лекарь отошел с ними поближе к свету.
      — Как ты видишь, девушка, моя сестра тебе не верит, — голос короля был необычайно мягок. — Может, у тебя найдется какое-нибудь более правдоподобное объяснение?
      — У меня нет другого объяснения… увы…
      — Мой король, — снова подал голос молодой Моран. — Прикажешь послать гонца в Викот, к господину Дирингу?
      — У господина Кадора Диринга достаточно других срочных дел. Итак, девушка. Говоришь, что искала свирель?
      — Да, мой король.
      — Как тебе удалось войти?
      — Я подошла к воротам, а в это время стражники выгоняли какую-то собаку. Они отворили ворота, и я проскочила у них за спинами. Они меня не видели, мой король.
      — Фетт, — Найгерт кивнул одному из своих людей. — Проверь.
      Фетт коротко поклонился и вышел.
      — Рассказывай дальше.
      — Я прошла через сад к дому, там принцесса меня схватила. Она допросила меня и обыскала, но ничего не нашла, потому что у меня ничего не было.
      — Почему у тебя ничего не было?
      — Но… я ведь не собиралась никого убивать…
      — Не убивать, но красть?
      — Да нет же! Я искала мою свирель!
      — Не повышай на меня голос, девушка.
      — Нижайше прошу прощения, мой король…
      Я склонилась почти до полу. Будь проклят мой язык!
      Молодой человек по имени Дьен нагнулся, и что-то зашептал Найгерту в ухо.
      — Да, — кивнул король. — Я заметил. Девушка, расскажи про свою свирель.
      — Она золотая. С резьбой. Красивая. Мне подарил ее… любимый.
      — Кто этот человек?
      — Он… уехал. Далеко. Он иноземец.
      — Очень трогательно. Он что, торговец диковинками?
      — Он музыкант. И он… благородной крови. Он был… щедрым.
      — Что он тебе еще подарил?
      — Платье. — Я провела замурзанной ладонью по груди и обнаружила, что шелк девственно чист. — Видишь, мой король, какая ткань? Волшебная. Свирель тоже волшебная. Я слышу, когда она поет.
      — Хм… — Найгерт, поглаживая висок, задумчиво оглядел меня. — Диковинки, значит. Где ты живешь?
      — В городе. В гостинице «Три голубки». Тот… человек привез меня из Ракиты.
      — И бросил?
      — Ну… — врать, так врать! — Он обещал вернуться.
      — Когда?
      — Сказал, что весной вернется…
      — Когда он уехал?
      — А… неделю назад. Он оставил мне денег и… подарки. А сегодня днем свирель пропала.
      Найгерт помолчал, подперев голову ладонью и печально глядя мимо меня на огонь в камине. Принцесса морщилась, будто у нее болел зуб. Неудавшийся убийца тупо смотрел под ноги и чуть-чуть пошатывался. Наверное, его подташнивало от моего удара.