— Может ты святой, а? — заподозрила я. — Ходишь под маской шута и проповедуешь о вечном блаженстве. Мол, плоть от плоти народной. Только ты не плоть от плоти, Пепел. Ты не тот, кем хочешь казаться.
       — Срываем маски? — он улыбнулся, продемонстрировав дыру в зубах. — Ты тоже не та, кем кажешься.
       Я напряглась сперва, а потом вспомнила, что терять мне нечего. Все уже потеряно. Криво усмехнулась:
       — Ну и кто же я по-твоему?
       — Ты страж границы. — Он наставил на меня не слишком чистый палец, весь в заусе н цах, со слоистым траурным ногтем.
       — Что?
       — Страж границы между сном и явью, — объяснил он. — Ты гостья с у мерек. Ты русалка. Ты радуга. Ты волшебное слово "сезам".
       — А ты — трепло.
       — Трепло, — легко согласился он, и очарование спало. — Всего-навсего. Когда-то это тр е пло сотрясало воздух в высоких залах. А теперь оно делает то же самое на пленэре. По й дем, госпожа моя, в кабак. Я угощаю.
       — Пойдем, Пепел.
       Я взяла его под руку, и он повел меня куда-то в недра портового района.
       Это был зачуханный трактир в полуподвале, темный, сырой, дымный и людный. Здесь звучала иноземная речь — матросы с кораблей пропивали свои денежки именно в этой дыре. Конечно, не только в этой — подобных заведений в Козырее было предостаточно.
       Моего спутника тут, похоже, знали. Его приветствовали вполне дружелюбно. Нас п о пытались зазвать в компанию, но Пепел отрицательно покачал головой и отвел меня подал ь ше, где между арками схоронился узенький столик без стульев. Пепел порыскал по залу и приволок к столику скамью. Я уселась спиной к стене. Пепел вообще взгромоздился на ст о лешницу, прислонив к ней свою палку.
       Вина здесь не было. Нам принесли пива, бобов в чесночной подливе и маринованную селедку. Пиво мне сперва не понравилось, а потом я вошла во вкус. Пепел болтал босыми н о гами, грыз селедочный хвост и потешал меня какими-то глупостями.
       Я его не слушала. Я решила, что напьюсь. На его деньги. То есть, на бывшие мои. А потом засомневалась. Пиво все-таки. Я двадцать раз лопну, прежде чем захмелею. Но все равно, попробовать стоит.
       Потом вдруг оказалось, что вокруг столпились люди, кто-то принес светильник и П е пел говорит, что будет петь. Говорил он это почему-то мне, но мне было все равно и я пожала плечами.
       — Пой на здоровье.
       Он начал постукивать по засыпанному опилками полу своей ореховой палкой. Звук получался глухой, ощутимый скорее ступнями чем ухом. Слушатели перестали бубнить, и тогда Пепел негромко завел:
 
— Проснись, засмейся, дудочка моя,
Я всем дыханьем, нежностью своею
Безжизненное тельце отогрею…
Воскресни… и прости —
Я снова пьян.
Что делать… столько грязи и вранья —
Тут праведник, пожалуй, озвереет! —
Куда уж нам… Пойму —
и протрезвею —
Как неуместна искренность твоя…
 
      Я озадаченно нахмурилась, потому что не ожидала от бродяги такой бестактности. Рана моя, расковырянная его голосом, снова закровоточила. Стиснув зубы, я постаралась пропустить пеплово пение мимо ушей. Я прислушивалась к тому, что оставалось за потоком песни, за плотным, вязким фоном таверны, за муравейным гулом большого города.
      Там, далеко, была пустота, в ней бродило эхо и хлопало стеклянными крыльями. Но ореховая палка достучалась до пространства пустоты, и всплески стеклянных крыл сменили ритм. До, ре, ре диез…
      Фа, соль, соль диез. Фа, соль, фа…
      И щебетал где-то на грани сознания золотой голосок, отвечая на призывы памяти. Откликался в душе хрустальный разговор, звенящее дыхание реки, певучий крик, разверзающий скалы. Ирис протягивал мне в сложенных ковшиком ладонях обломок тростника, трогательно украшенный зигзагами и полосками — Не забывай меня, Лессандир. Видишь? Это тебе. Она умеет петь. Она о т крывает запертое. Она развеселит и поможет. Она твоя.
       Она — моя!
       Я слышу, она зовет меня. Она зовет меня — где-то там, за городом, в холмах, она выв о дит свое заклинание "до, ре, ре диез…" — и я слышу ее!
       Мой слух отверзается, как скала. Сердце мое распахивается. И выпл е скивается тьма из щели — тьма, что скопилась во мне, выливается прочь, смытая золотым счастливым смехом.
       Подожди! Я сейчас! Я слышу!
       Я иду!
       Проскользнув за спинами слушателей, я покинула дымный подвал ь чик. Мой путь вел за город, на северо-восток, где череда каменистых хо л мов отделяла мрачный Соленый лес от Королевского заповедного. Я об о гнула большие людные улицы и вышла из Паленых ворот.
       Вправо вдоль стены уводила дорога на кладбище. Чуть дальше виднелось замусоре н ное русло Мележки, ныряющей в каменную трубу под портовой площадью. В порту тоже было людно и весело — с площади убрали баррикады мешков и ящиков, разожгли кос т ры, на которых в походных котлах варилась похлебка для бедноты.
       Я миновала порт. Нашла тропинку в холмы и поднялась на первый из них, в мое время его, кажется, называли Котовий.
       Со спины Котовьего холма открывался прекрасный вид на замок. Розово-серые отве с ные стены продолжали вертикаль скалы, такой же отве с ной и розово-серой. Странного цвета был местный камень — сквозь его рум я но-серую плоть отчетливо проступал металлический бронзовый оттенок. Замок достраивали на протяжении многих лет. И внешние стены его, и сооружения внутри периметра густо облепляли фахверковые скворешни, почему-то напо м нившие мне накипь и пену на камнях во время отлива. Может я ошибаюсь, но двадцать (или сколько там прошло?) лет назад фахверка было значительно меньше. Низкое солнце превр а щало крутые плоскости крыш в противни с расплавленным маслом.
       По правую руку вдаль бесконечно тянулись холмы, заросшие лесом, но на самом деле в десяти — двенадцати милях севернее уже начиналось море, просто скалистые сопки загор а живали горизонт. Где-то в неделе пути по дороге на северо-восток находилась Галабра, с к о торой, как мне сказали, Нарваро Найгерт собирался породниться. Дальше, вдоль побережья — Старая Соль, а еще дальше — Леута. Оба этих города принадлежали Аверганам, королям На й гона.
       Я вдохнула горьковатый ветер открытого пространства. Трава давно высохла и осып а лась, остались только жесткие полегшие ости, пучками торчащие из камней. Отцветший по д маренник цеплялся за подол. На соседних склонах цвел вереск, а бесплодные бока Котовьего пестрели галечными оползнями. Холмы были пусты.
       Я бесцельно брела по каменистому гребню, обходя город по большой дуге. Я примч а лась сюда, уверенная, что найду здесь свое сокровище — у к о го-нибудь в руках, если этот кто-то играл на ней; или лежащую на камушке в сухой траве, если случайное дыхание ветра п о могло ей заговорить. Но зов ее иссяк и сердце мое опустело. Если она и была здесь — я не чувствовала ее.
       Вечерело. Небо очистилось от облаков и стало похожим на опаловую линзу, к краю которой медленной тяжелой слезой сползала капля меда. В е тер залег в редкой траве словно лис на охоте. Я остановилась — Амалера как раз оказалась между мною и рекой. Котовий холм давно сменился другим, названия которого я не помнила, и длинный пологий склон его, протянутый в сторону городских стен, зарос темными старыми деревьями. Среди них торчал остов сгоревшей колокольни и виднелись остатки стены. Я не сразу поняла, что это такое. А когда поняла — подпрыгнула на месте.
       Кладбище!
       Старое кладбище, к которому я подошла с другой стороны. Не навестить ли мне пр и ятеля нашего Эльго? Глядишь — поможет или что-нибудь толковое посоветует.
       Я пролезла в дыру ограды. Под деревьями было сумеречно и сыровато, не смотря на то, что дни стояли жаркие. Где ж его тут искать? Помнится, Амаргин привел меня к могиле со странной надписью. «Живые» — было выбито на камне. Хм, захочешь — не забудешь. Х о рошо бы найти могилу, прежде чем стемнеет. Она где-то ниже по склону, ближе к краю овр а га. Не доходя сгоревшей церкви. То есть, мне эту церковь надо миновать.
       Орешник, черемуха и крушина. Кроны разомкнулись небольшой прорехой — я наткн у лась на заросшую колею. Впереди, по пояс в бурьяне, стояла искомая церковь, сплошь оп у танная хмелем как сетью. Купол просел и накренился, шатер колокольни просвечивал н а сквозь, на карнизах выросли д е ревца. Внутрь, наверное, вообще заходить опасно. Время стерло следы п о жара — казалось, церковь просто развалилась. От старости.
       Склепы и крипты сохранились лучше. Я прошла мимо, не останавливаясь. Тот угол кладбища, который я искала, был отведен для людей попр о ще.
       Вот и дикая смородина. А вот, кажется, тропинка. В полумраке, царившем под крон а ми, я прочла на ближайшем камне — "Авр Мельник". Ага, значит, иду правильно.
       Еще через десяток шагов я увидела огонек среди листвы и остановилась, затаив дых а ние. Там, в окружении смородинных кустов, на могильном камне кто-то сидел. Кто-то там уютно устроился, на могильном камне "Живые", кто-то грузный, сопящий и большой. До м е ня доносилось энергичное чавканье, хруст костей и бульканье жидкости, вливающейся в глотку.
       Я озадаченно прикусила губу. Эльго, пожиратель трупов, пожирает чей-то труп, хотя уверял меня, что трупов не ест? И что это там позвякивает — явно металлическая фляжка… да и фонарь горит вполне человеческий…
       За кустами громко рыгнули.
       — Если будешь зевать, — весело рявкнул смутно знакомый бас, — то тебе кукиш с ма с лом достанется. Вру, без масла. Масло я уже слизал.
       Я настороженно молчала.
       — Тебе, тебе говорю. Леста! Ты глухая, что ли?
       — Эльго?..
       — А то кто! Иди сюда. Праздник у нас или как?
       На опрокинутом камне, словно на крылечке, удобно расположился быкоподобный господин в бесформенной хламиде и широком оплечье из грубой шерсти. У него было кра с ное щекастое лицо, нос как у грача и шапка давно нестриженых и нечесаных иссиня-черных волос. Я поморгала.
       — Так это был ты?..
       — В городе-то? А как же! Дай, думаю, покатаю мою знакомицу на горбу, раз ей так любопытно. Ну что, нагляделась на обожаемого Нарваро Найгерта? Хиляк, правда? Долго не пр о тянет. А ты молодец, что зашла к соседу. У меня как раз винцо недурственное завелось и вот грудинка копченая тоже очень даже ничего. Ты давай не жмись, присаживайся, мы с т о бой сейчас эту фляжечку враз раздавим. Только извиняй, чашек-ложек у меня нет, не побре з гуй уж из горла. Что там у нас еще в корзинке… Булку тебе отломить?
       — А я и не знала, что ты можешь в человека обратиться.
       В одной руке у меня оказалась объемистая фляга, в другой порядо ч ный оковалок мяса с торчащей гребенкой ребер. Я глотнула из фляги — пр е восходное виноградное вино!
       — А я много во что могу превратиться, — расхохотался грим. — Но превращение, дочь моя, суть занятие прискорбное и богопротивное, ибо, меняя положенный нам от рождения облик, мы вступаем в спор с замыслом Вс е вышнего.
       — Оу! Да ведь на тебе монашеская ряса! Как я сразу не сообразила. Экий ты хитрец, Эльго.
       — А то! Личина что надо! Глянь сюда, — он задрал подбородок и пок а зал спрятавшийся в складках цветущей плоти монашеский ошейник с пол у стертым клеймом. — Достопочтенный брат обители святого Вильдана, никак иначе.
       — Накрепко застрявший в миру, — я хмыкнула. — погрязший во грехах и пьянстве.
       — Ну, ну. Всецело посвятивший себя борьбе с искушениями. — Он от о брал у меня флягу и поболтал остатками вина. — Видишь? Я его уже почти поборол. Твое здоровье! Ты ешь мя с ко, ешь. Тут вот еще пироги… а здесь что такое вонюченькое? М-м!.. Сыр! Шикарный сыр, обмотками старыми пахнет… кусочек?
       — Ну, раз обмотками пахнет, то отломи… хм, вправду обмотками… Откуда эти га с трономические изыски?
       — Трофеи! На редкость удачный денек сегодня. Пугнул я тут одну компанию. Благ о родная молодежь, знаешь ли, теперь моду взяла на кладб и щах пикники устраивать. Чего, не нравится сыр?
       — Да я на самом деле не голодна. Меня угостил… бродяга один.
       — Бродяга угостил?
       — Пепел. Он певец бродячий. Поет на улицах без аккомпанемента.
       — А! Знаю его. Недавно в город пришел. Ты это… присмотрись к н е му.
       — Зачем?
       — Ну… просто. Просто присмотрись.
       — Он чудной. Стихи у него неплохие… если это его стихи, конечно. Сам бывший н о биль или бастард. Пьянчужка, болтун и воображала. — Я н е много подумала. — Вообще-то в нем что-то есть.
       — Ему нужна помощь.
       — И я должна ему помочь?
       — Ты можешь ему помочь.
       — Мне самой сейчас помощь требуется.
       — Вот как? Что-то серьезное?
       — Серьезней некуда. — Я вздохнула и отстранила протянутую флягу. — Эльго, у меня беда. Пропала моя свирелька. Украли или сама выпала — не знаю.
       — Ишь ты… А без нее никак?
       — Никак. Она открывала скалу. Я не могу войти в грот.
       Эльго сунул палец под ошейник и поскреб горло.
       — Может эта язва Амаргин придумает что-нибудь?
       Я убито покачала головой.
       — Боюсь, теперь он со спокойной душой избавится от меня. Даст денег и отправит в город. Он уже предлагал мне это.
       — А ты жаждешь провести зиму на голом островке, а не в теплом г о родском доме?
       — Амаргин — маг, и он когда-то говорил… он говорил, что из меня, может быть, пол у чится толк. Был момент, когда я думала, что стала его уч е ницей.
       — Сейчас ты думаешь иначе?
       — Не знаю… Он возится со мной… заботится настолько, насколько считает нужным. Но ничему не учит. Я не узнала от него ничего — ни заклинаний, ни магических ингредие н тов, ни ритуальных пассов — ничего. Он иногда разговаривает со мной на отвлеченные темы, и от этих разговоров у меня просто крышу сносит. Ему, наверное, забавно наблюдать как я туплю.
       — Может это пока что… как ее… теория?
       — По-моему, это болтовня. Он просто морочит мне голову с целью поразвлекаться. У него вообще своеобразное чувство юмора.
       — Это точно… — согласился грим.
       "Вот он валяется в воде, этот шанс", — вспомнила я, — "Я присматриваю за ними"…
       — Кажется, у него все-таки были на меня какие-то планы… Но теперь, боюсь, я его разочарую.
       — То есть, кровь из носу — нужна свирелька.
       — Выходит, так.
       — Хм… — Эльго поболтал флягой, прислушиваясь к плеску внутри. З а кинув голову, принялся гулко глотать. Темная струйка сбежала из угла рта и нырнула ему за ворот. — У-ух!, — выдохнул он, облизываясь. — Хороша кровь лозы… крепка и сладка в меру… Вот что я д у маю, Леста. Думаю, надо мне по городу порыскать, может найдутся какие-нито концы. Есть у меня с кем побазарить на этот счет. Опиши мне свирель твою, какая она?
       — Вот такая, — я расставила указательные пальцы. — Дюймов восемь без малого. Ирис сделал ее при мне из тростинки. Но на самом деле она золотая. На ней резьба: полоски и зи г заги и надпись каким-то старым, не известным мне письмом.
       Эльго уважительно покивал.
       — Настоящий артефакт.
       — Что?
       — Слово умное знаю. Артефакт. В нашем случае — волшебный предмет. Что еще ра с скажешь?
       — Еще… После того как она исчезла, я слышала… слышала ее голос. Слышала, как она играет. Где-то здесь, в холмах. Но в холмах ее не было. Или я ее не нашла.
       — Ага, — обрадовался грим, — Уже что-то. Как тебе ее услышать уд а лось?
       — Не знаю… Я не хотела слушать что там поет Пепел, а чтобы отвлечься, начала пр и слушиваться… к пустоте… к пространству за звуками, где собиралось эхо… там не было с а мих звуков, понимаешь, там были одни отголоски… Я… услышала эхо ее голоса… свежий след, понимаешь? Потянулась — и догнала. Я ощутила направление, ощутила, что она бли з ко…
       — Вот! — Эльго щелкнул волосатыми пальцами. — Вот именно! Э-э… Кхм-кхм… — он закатил глаза, набрал в грудь побольше воздуха, взмахнул флягой и заревел:
 
— Я выйду, мама,
С рассветом рано,
Сорву я розу
Алее раны.
Я выйду, мама,
С зарею светлой,
Сорву я розу
Свежее ветра…
 
       Хитро прищурился на меня и добавил громкости:
 
— Ай, садочек под горой
Сторожит садовник злой!
 
       Мне захотелось зажать уши.
       — Покойников распугаешь, — вякнула я. — Расползутся как тараканы…
       — Покойники — свои люди, — отмахнулся грим. — Я зря, что ли, стараюсь? Ты давай, слушай что там надо слушать…
 
Зачем мой милый
Залог свой просит —
Цветную ленту,
Атласный пояс?
Зачем мой милый
Обратно просит
Атласный пояс
С каймою пестрой?
Ай!!!
Садочек под горой
Сторожит садовник злой…
 
       Он меня просто оглушил. Я сжала виски. В пальцы толкалась кровь. Эхо, где эхо? Я искала пространство отголосков, но навязчивый ритм крови путал и отвлекал.
      Я стиснула зубы. Стук, стук, стук… До, ре, ре диез…
      Фа, соль, соль диез. Фа, соль, фа…
       — Есть!!! — задохнулась я. Вскочила, указывая трясущимся пальцем. — Там! Там!
       — Где? — воодушевился грим. — В городе?
       — Нет, дальше. За городом. За рекой. На западе. Пойдем! — я схватила его за рукав. — Бросай все! Пойдем скорее!
       Я потащила его по тропинке к оврагу, к ветхому мостку через без ы мянную речку. Мне было совершенно все равно что мостик пляшет и извивается под ногами. Через новое кла д бище мы бегом пробежали. Мимо будки сторожа — к портовой площади.
       Пока мы пили трофейное вино на могиле, на город спустились сумерки. Над рекой п о висла луна, низкая и прозрачная, словно вырезанная из шелковой органзы. Ворота были ра с пахнуты, везде сверкали огни. В воздухе висел неумолчный гомон. На площади горели кос т ры, сразу с нескольких мест, перебивая друг друга, лилась музыка. Возбужденную разряже н ную толпу в разных направлениях то и дело прошивали длинные вереницы танцующих. Ро с сыпью сверкали разноцветные фонарики на мачтах, река была усеяна лодками — большими и маленькими, с парусами и без.
       — Не слишком-то я люблю проточную воду, — бурчал грим, проталк и ваясь к спуску на причал. — Прямо скажем, не мое это дело, по рекам плавать… Вот ежели ты сама меня перев е зешь, тогда другой разговор…
       — А мостик-то перешел.
       — Так то моя территория.
       — Нам надо нанять лодку… только я без гроша. Эльго, у тебя есть деньги?
       — А как же. Дай-ка ладошку…
       Он схватил мою протянутую руку и сунул здоровенный свой кулачище мне в ладонь, заставив обхватить его пальцами. Глянул поверх моей головы и присвистнул:
       — Эгей! Вот это да!
       Я обернулась, но ничего особенного не увидала. Взглянула на своего спутника — и р а зинула рот.
       Он исчез. А в руке у меня лежал кошель величиной с детскую голову. Или с кулак Эльго. Судя по его тяжести, под завязку набитый монетами. Г у ляющие толкались вокруг, разговаривали, смеялись… никто ничего не зам е тил.
       Первый же лодочник, увидев серебро, сделал приглашающий жест. Прижимая к жив о ту кошель, я забралась на корму.
       — На ту сторону. И побыстрее.
       — Барышня хочет полюбоваться на "огневое колесо"?
       — Не хочет. Мне надо на ту сторону реки. Если поспешишь, получишь в два раза больше.
       Он сел на весла и принялся выгребать из лабиринта снующих туда-сюда суденышек.
       — Что же за дела такие срочные, что в разгар праздника ты город покидаешь, а, б а рышня? — не унимался лодочник.
       — Не твое дело.
       — Ой, как грубо! Как невежливо! Да еще в такой день. Святая Невена отвернется от т е бя, барышня.
       Я пожала плечами. Порт, сверкающий россыпью цветных искр, вместе с громадой г о рода медленно отплывал назад. С реки было видно, что п е риметр городских стен украшен цепью огней, а на башнях горят костры.
       Лодка остановилась, приподняв весла над водой.
       — Может, подождем, красавица? — улыбнулся лодочник, — Скоро "огневое колесо" з а пустят. Грех такое пропускать!
       — Греби себе, не тормози. Обратно поплывешь — любуйся на здоровье.
       — Никак за тобой волки гонятся? — он снова взялся за весла.
       — Никто за мной не гонится.
       — Так куда же ты спешишь?
       — На Кудыкину гору.
       — Ох и гневна госпожа! Ох и резка! Просто оторопь берет.
       Я решила молчать и не поддаваться на провокации. Перевозчик, н а конец, заткнулся.
       Вскоре лодочка заскользила вдоль противоположного темного берега. Я не знала, что находится на этом берегу, потому молчала, позволяя пр и стать где удобно. Лодка косо вошла в тростники, перевозчик спрыгнул в в о ду и подтащил ее туда, где посуше.
       — Приехали, барышня.
       Я вылезла, опираясь на его руку. Берег оказался кочковатый и мо к рый. Вокруг стеной стоял камыш.
       БАЦ!!!
       От удара по затылку в глазах у меня вспыхнуло огневое колесо. Кошелек вырвали из рук. Я грохнулась на колени, а сзади воздух сотрясся от невыносимо низкого рева. Сдавленно пискнул человек, затрещали камыши, плеснула вода, и рев повторился. Теперь он больше п о ходил на хохот.
       Держась за голову я кое-как поднялась. В руку ткнулся холодный п е сий нос.
       — Ты цела? — прохрипел Эльго, быстро-быстро дыша. — Опередил м е ня, подлец. Я ведь чуял, что он затеял… Ты тоже хороша — деньгами перед носом размахивать.
       — Да из тебя кошель получился как мешок с репой! Куда бы я его спрятала? Под юбку?
       — Ой, только не подумай что мне впервой заглядывать под женскую юбку. Я там как дома, считай. — Пес фыркнул и лизнул мне ладонь. — Ладно, не сердись. Голова-то цела?
       — Вроде цела.
       Я пощупала затылок, огляделась. В двух шагах в камышах валялось что-то белое.
       — Ты его что… насмерть?
       — Да нет, придушил маленько. Скоро оклемается. Пойдем. Куда нам?
      Я прикрыла глаза. Сердце колотилось в едином ритме — до, ре, ре диез…
      — Туда. Это довольно далеко. Пойдем скорее.
      Хлюпая по болотистым кочкам, я полезла сквозь осоку и череду. Берег понемножку поднимался.
      — Далеко, говоришь? — окликнул Эльго.
      — Кажется, да. Там какое-то поселение… или хутор…
      За спиной у меня что-то зашумело, раздалось фырканье.
      — Эльго? — я обернулась. — Высокое небо!
      Теперь это был крупный теленок… молодой бычок, черный как смоль, с курчавой челкой между небольшими, но остро сверкающими, словно полированными, рогами. Раздвоенные копыта лаково блестели в темной траве. От него крепко, вызывающе пахло разгоряченным животным. Прекрасные коровьи глаза тлели сумрачно-алым.
      — Э-эх, — рыкнул он вновь изменившимся голосом и копнул копытом, снеся кочке лохматую голову. — Гулять так гулять! Полезай, подруга, на спину.
      Легко сказать — полезай. Я и на лошади ездок аховый, а на инфернальных бычков даже в бредовых снах не забиралась. После нескольких неудачных подскоков мне таки удалось лечь животом на эльгову спину. Спина у него оказалось просторная как тахта. На всякий случай я уселась по-мужски — мне казалось, что так устойчивей. Высокая бычья холка поросла шерстью, в которую я с благодарностью накрепко вцепилась. Инфернальный бык всхрапнул, чуть присел на задние ноги — и рванулся вскачь. Ночь, покачиваясь, понеслась мимо.
      — Вперед, — приговаривала я, ощущая как ширится и расцветает в груди восхитительно-черная бездна, где стучит, звенит многоголосое эхо: "Фа, соль, соль диез…"- Вперед, голубчик. Никуда не сворачиваем…
      Я пригнулась к эльговой спине. Темнота летела в лицо, хлеща ветками. По вершинам деревьев скакала луна, пятнистая будто кошка, льдисто подтаявшая с одной стороны. Хрустели кусты, где-то в глубине лесного мрака вскрикивали птицы. Потом лес оборвался, и мы помчались по лугу, седому от легшей росы, оставляя позади себя вспоротую темную колею.
      Потом под копытами глухо зарокотала дорога. Прямо по курсу снова поднялась черная волна леса, но дорога свернула, оставляя лес по правую руку.
      — Вперед! — крикнула я.
      — Там ограда, — отозвался Эльго. — Это Нагора, загородная усадьба Морана-Минора.
      — Нам туда!
      — В Нагору? — грим все-таки свернул налево вместе с дорогой. — Здесь высокая стена. Ты умеешь лазать по стенам?
      — Не знаю. Не лазала никогда.
      — Попробуем найти ворота.
      — А нас впустят?
      — Нет, конечно. Сами войдем.
      Дорога превратилась в широкую аллею, исполосованную лунным серебром. В дальнем ее конце белела квадратная арка ворот. Сами же ворота, окованные металлическими бляшками, были, конечно, заперты.
      — Ворота я тебе отопру, — пообещал шепотом Эльго, когда я сползла с его спины на землю. — Если там кто-то есть, попробую отвлечь. А ты не зевай, беги внутрь и ищи свою свирельку. — Он смерил меня взглядом кровавых бычьих глаз и мотнул головой так, что щелкнули уши. — Вот только платье у тебя…
      — Что — платье?
      — Как фонарь сверкает. Будь осторожна.
      — Постараюсь… ох…
      — Ты чего?
      — Да голова… Не обращай внимания.
      — Ну, тогда понеслись. Давай пять.
      — Что?
      — Руку давай. Подсунь монетку под ворота.
      И он воткнул влажный нос в мою ладонь. Я успела только моргнуть — большое рогатое животное исчезло, а в руке у меня снова оказался тяжеленный кошель. Я достала из него одну-единственную монетку и, как было велено, пропихнула в щель под створками. Потом прижалась ухом к обшитым металлом доскам.
      Сначала было тихо, только шумел ветер в кронах. Потом с той стороны что-то длинно зашуршало. Сипло взвизгнув, отвалился засов. Одна из створок мягко двинулась вперед, заставив меня отступить. Я поспешно нырнула в открывшуюся щель.
      — Направо и в кусты! — Грим подтолкнул меня в спину.
      В окошке привратницкой появилась какая-то тень. Послышались обеспокоенные голоса. Эльго захлопнул створку и засов с грохотом вернулся на место.
      Я уже вломилась в кусты у дорожки. Присела между веток, сдерживая дыхание. У ворот слышались суета и скулеж.
      — Что там, Рольм?
      — Э! Собака. Черная. Здоровая, черт. Откуда она здесь?
      — Чево?
      — Собака, говорю… Наша, что ль?
      — Никак не можно. Наших не спускали нонеча. Гости ж в саду.
      — Господская, небось. Ето не сука, ето кобел здоровый. Ты порычи у меня еще, порычи! Вот приласкаю тя поперек хребта!
      — Я ж слыхал, провалиться мне, ворота открывались…
      — Не, у господ таких зверей нетути… Енто, кажись, беспородная. Гостюшки-то с собаками прибыли?
      — Да хрен их разберет… Гони его взашей, Рольм…
      Я, пригибаясь, двинулась вглубь темных зарослей. Наткнулась на какой-то колючий куст, потом выбралась на мощеную тропинку. Тропинка прихотливо вилась между деревьев, два раза пересекала ручьи по каменным мостикам, и, наконец, привела к фонтану.
      Вокруг фонтана росли яблони. Луна дробилась в струях воды и тысячью масляных огоньков отражалась в облаве плодов, под которыми не видно было ни листвы, ни веток. Яблоки усыпали землю между частых подпорок. Пахли они просто душераздирающе. Меня даже замутило от этого запаха.
      Я шагнула к воде — и лунная рябь разрисовала мое платье инистым узором. Зачерпнув горсть воды, смочила гудящий затылок. Здорово все-таки этот грабитель меня приложил.
      Да, Эльго прав. Платье светит как фонарь. Надо красться в тени, иначе сцапают. Судя по тому, что говорили привратники, хозяева дома. Еще у них и гости какие-то… Где здесь сам дом?