Предложения в таких языках выстраиваются по достаточно строгим правилам в единственно возможном порядке, и всякое отклонение - более или менее серьезная ошибка. В других - каждый знак сам по себе имеет комплексную природу, охватывающую и внеграмматические компоненты, сопоставление означаемого и означающего в пределах одного знака вовсе не однозначно. А составные грамматические конструкции строятся по правилам, допускающим множество вариантов и исключений. Потому и затормозились многообещающие некогда работы по машинному переводу и анализу естественного русского языка при помощи ЭВМ, что формализовать его структуру куда труднее, чем правила английского. И главное, что осложняет жизнь уже не первому поколению лингвистов - это так называемые контекстные зависимости, не подвластные строгой логике вычислительной машины. А суть контекстной зависимости - та же! Это зависимость оттенков и вариантов значений от дополнительной информации, сообщаемой другими элементами текста, а то и средствами, не описываемыми грамматикой. Оттого и последовательность грамматического разбора фразы становится не линейной, как в английском, а путаной, допускающей множество возвратов и петель для уточнения смысла последующих элементов через предыдущие.
      Вообще говоря, можно было бы упорядочить человеческие языки по степени их аналитичности (строгость комбинаций однозначных элементов) и синтетичности (сочетание разных оттенков значений в одном элементе и зависимость значений от соседних элементов или даже от объективной ситуации). Я берусь описать эту зависимость даже по географической оси "запад-восток", и в целом соотношение языков будет соответствовать характеру мышления той или иной нации. На полюсе синтетичности окажутся языки восточные, на которых говорят люди с преобладанием созерцательного и символического мышления. На полюсе аналитичности мы найдем языки запада, четко расчленяющие реальность и выстраивающие элементы информации в строгие, почти геометрические, структуры. Почему бы не продолжить эту мысль применительно к собачьему характеру мышления?
      Вне всяких сомнений, собака никогда не овладеет звуковой речью человека, и причины тому коренятся в физиологии артикуляционного аппарата - губ, челюстей, языка. Даже я, увлеченная собаками и их возможностями сверх меры, только посмеиваюсь, когда мне рассказывают о зверье, произносящем "мама" или "ням-ням", да еще некое подобие "Вовы" или "Вали". Тут уж моя жгучая влюбленность отступает перед профессиональной честью лингвиста. Дело в том, что это - едва ли не единственные звуковые комплексы, доступные собакам, а прочие звуки человеческой речи им, бедным, чужды.
      Губы собак толсты и малоподвижны по сравнению с человеческими, язык закреплен жестче, длинные челюсти плохо выдвигаются. Вот и приходится им выкручиваться за счет совсем других изобразительных средств. Впрочем, и наши возможности по части артикуляции вовсе не безграничны - во всех мыслимых языках насчитывается чуть больше полусотни разных звуков, которые мы способны изобразить при помощи наших органов речи.
      К слову сказать, я высоко ценю подвиг моего Акелы, который окончательно убедил меня в том, что животные владеют главным принципом языкового мышления - его знаковым характером. Он ухитрился реально связать означаемое с означающим и пользуется этим в нашем повседневном общении. Словом "мама" он обращается ко мне, а хозяина, которого зовут Владимиром, называет "Уова" (надо упомянуть, что все наши звери знают нас и по именам, и по семейным функциям). Произошло это тогда, когда он попытался сказать ему "мама", а я искренне удивилась: мама-то я, какое отношение это имеет к хозяину? Однако, сказать "папа" не под силу ни ему, ни любой, даже совершенно гениальной собаке.
      Да, язык собак паралингвистичен по отношению к любому из человеческих языков, поскольку основой их речи стала пластика тела мимика, ритуальные позы, движения головы, ушей, хвоста. Кому что лучше дается! Вы, например, умеете шевелить ушами? Мне это далось в детстве на спор и, признаться, после немалой тренировки. А у них, собак, этим нехитрым искусством владеет любая бездарь...
      Звуки, роль которых в собачьем языке тоже умалять не приходится, сопровождают сложные комплексные знаки, синтетичные по сути своей. Компоненты знака никоим образом не выстраиваются линейно: хвост и голова, спина и пасть делают свое дело одновременно и словно бы даже независимо друг от друга. Однако практика зоопсихолога научила меня внимательнейшим образом относиться к совместному появлению, скажем, признаков страха и заигрывания, особенно по отношению к хозяевам. Целый комплекс средств увязан в единый знак, имеющий сложное значение, которое определяется нюансами ситуации. И сам этот знак развивается во времени, изменяется, передавая своей динамикой изменение намерений собаки или ее отношения к происходящему. Словом, каждое сообщение собаки столь же комплексно и объемно, сколь объемна реальная среда и информация о ней. Жизнь ведь тоже не выстраивает строго упорядоченных структур, и многие аспекты ситуации выступают одновременно и не всегда независимо друг от друга.
      Я говорю, ты молчишь...
      О, эти собачьи разговоры! Движения, позы, звуки - целая симфония выразительных средств! Взять хотя бы разговоры взрослых собак со своими щенками. Какое разнообразие нюансов и оттенков! Призывная "трель" суки-мамки, ласковое воркование старшего кобеля-"дядюшки", высокий игривый лай детей и взрослых, бархатные нежные "колыбельные", глуховатый, но совсем нестрашный рык, такой грозный для чужих... Легкое посапывание разнежившегося взрослого, под боком у которого пристроились подремать наигравшиеся сорванцы. Носовое "мурлыканье" в минуты особой нежности. И недовольное брюзжанье, когда детвора мешает спать. От всей души желаю вам услышать это все собственными ушами! Могу заверить - за душу берет не хуже самой сентиментальной "мыльной оперы".
      Я еще научусь говорить по-вашему, родные мои собаки! Да не смотрите на меня так скептически! Я ведь знаю, что вы мне всегда поможете. Только вам еще долго придется терпеть мой невыносимый человеческий акцент - даже при моем абсолютном фонетическом слухе мне ваша звуковая речь в совершенстве не дается. Тут еще и музыкальный слух требуется. Больно уж изощренную мелодику вы изобрели взамен нашей четкой артикуляции, при которой так хорошо различаются разные слова и фразы.
      Да, явный словарь собаки довольно беден по сравнению с человеческим, в нем вы не найдете обозначений для множества понятий, признаков, действий, которые не имеют практического значения для звериной жизни. Видимо, это и дает скептикам основания утверждать, будто они, злосчастные, языком не владеют вообще. Но ведь и человеческое осознание реальности, как мы убедились, дело далеко не абсолютное и не одинаковое у разных народов. Впрочем, пообщаться с хозяином на отвлеченные темы собаки тоже могут, только делают это совсем по-другому, неявными способами. Хотя...
      Мне вспоминается эпизод, описанный в книге Фарли Моуэта "Не кричи: волки!". Канадский индеец, дитя природы, переводит автору, ученому-биологу: "Волк с холмов Пятой Мили сообщил о проходе эскимосов через его территорию". И самое замечательное - то, что спустя некоторое время эскимосы действительно появились. Секрет, думается мне, в том, что такого рода информация одинаково существенна для волков и индейцев, а потому люди научились понимать волчьи сигналы и использовать их так же, как все дикое население леса пользуется криками сороки.
      Обычное бытовое общение затрагивает лишь узкий круг тем: еда, игра, прогулка, физиологическое состояние организма (усталость, болезнь и т.п.). К этому добавляется, правда, профессиональная сфера рабочих собак (охранных, охотничьих и прочих). Мне, например, приходилось слышать, будто охотничья лайка по-разному облаивает соболя и белку, а уж в том, что собаки дают нам понять, кто позвонил в дверь квартиры, я убеждаюсь каждодневно. Имеется и третий круг понятий и сообщений, определяемый конкретными условиями жизни каждой человечье-собачьей семьи и описываемый своими условными средствами. Так мои девочки-фоксы говорят мне, что им срочно надо выйти - садятся в образцово-показательной позе хоть на диване, хоть на кровати, и все потому, что я сама когда-то научила их садиться так на стульчик в прихожей, чтобы, не утруждая себя наклонами, надеть ошейники. Интересно и то, что новых наших щенков учить этому не приходится матери передают им этот знак как важное для нашей стаи слово.
      Раз уж мы приняли прагматику как важнейшее определяющее свойство собачьего языка, то стоило бы понять, каковы цели сообщений, передаваемых собакой человеку? Понятно, что чаще всего это будут сообщения о потребностях, эмоциях, намерениях, но собака умеет и спросить хозяина о чем-то, и передать свое мнение о происходящем. Мне кажется полезным подразделить собачьи сообщения на пять основных категории, соответствующих этой прагматике: волеизъявительные, констатационные, прогностические, вопросительные и эмоциональные. Напоминаю вам, что здесь я занимаюсь не грамматикой, а семантикой собачьего языка и особенностями их языкового мышления, отражающего интеллектуальные возможности субъекта в целом. Грамматика же (то бишь, используемые элементарные знаки и правила их сочетаемости) описаны, например, в отличной книге "Поведение собак" финна Йорана Бергмана, который проанализировал собачью речь на основе наблюдений за своими таксами.
      Известно, что в человеческом языковом мышлении отражаются всего лишь пятнадцать логических отношений, которые я не буду перечислять, дабы не утомлять вас излишними теоретическими подробностями, а только заверю вас, что собаки осознают их не хуже нас с вами. Ну, например, можно ли сомневаться, что собака прекрасно владеет отношениями "часть-целое", если вам не удается обмануть ее, отломив лишь кусочек вкусного? Зверь отлично знает, сколько вкусного осталось в том большом куске, который вы предусмотрительно спрятали, и вполне может попросить у вас еще хоть немножечко. А если бы они не осознавали причинно-следственных отношений, то как, позвольте спросить, были бы возможны любые условно-рефлекторные действия?! Впрочем, не могу не упомянуть о мнении американского зоопсихолога Л.Ф. Уитни, который полагает, будто собаки не имеют никакого представления о времени событий и о причинах и следствиях. После этого можете относиться к трудам Уитни, как хотите!
      Чаще других собаки в своих сообщениях нам используют следующие логические отношения: причина-следствие, предмет-действие, предмет-процесс, сходство функций, смежность в пространстве и времени. Скажем, если собака, чтобы напомнить вам о прогулке, приносит свои ошейник, то это означает участие этого предмета в желательном для нее процессе; точно то же самое означает и игрушка, которую зверь настойчиво пихает вам в руки. Если же она ведет вас к входной двери, то это ни что иное, как смежность в пространстве; усаживаясь после прогулки на том месте, где вы всегда вытираете лапы, собака показывает, что осознает смежность двух событий во времени и т.п. Вы легко проследите эти отношения по тем примерам, которые я буду приводить н описании разных категорий высказываний.
      ВОЛЕИЗЪЯВИТЕЛЬНЫЕ ВЫСКАЗЫВАНИЯ. К ним я отношу все действия и знаки собак, которыми наши звери побуждают нас к чему-то, будь то внеочередной кусочек лакомства или вполне законная по режиму дня прогулка. По смыслу своему эти высказывания аналогичны императиву, повелительному наклонению глагола, которое имеется во всех человеческих языках. Одновременно с побуждением к нужному для нее действию собака может передать и свое отношение к нему (модальность). Фокс, который во время тримминга прячет несчастную, уже покрасневшую мордочку у меня на груди, не только просит дать минутку отдыха, но и говорит о том, как надоела ему эта неприятная процедура.
      В моем примере с фоксами, усаживающимися на стульчик, срабатывают причинно-следственные отношения: песик знает, что если принять условленную позу, то я, вероятнее всего, пойду одеваться для прогулки или, на худой конец, попрошу выйти с ними кого-то из мужчин. Это сообщение формируется тем легче, что собственный язык собак опирается именно на значимые позы.
      Язык условных поз освоили и Клетчатый, и унаследовавший многие его привычки (хотя они никогда не виделись) теперешний Кыш. Захотев пить, коты не ходят за мной по кухне, противно мяукая. Они усаживаются в определенной позе... думаете, у своей мисочки? Нет, прямо у стойки с мисками для собак, стоящей в другом углу кухни. Именно там находится их общая поилка, и я, только увидев кота, уже знаю, что в поилке кончилась вода, можно без предварительного осмотра идти к ней с кувшином, где мы держим кипяченую воду. Тут работает еще и связь предмета с желательным для зверя действием.
      Позой, мимикой собака сообщает нам и о своем нежелании что-либо делать. Посмотрите-ка на песика, которому не хочется идти гулять в плохую погоду или в нежеланной компании! Прижатые уши, распластанное по полу или зажатое в угол кресла тельце, голова, как правило, положена между передними лапами (это знак неизбывной грусти). Может, конечно, и в дальний угол спрятаться или под мебель забиться, кому рост позволяет. А если хозяин продолжает настаивать, подойдет, весь несчастный, "нога за ногу", сгорбив спину, вздыхая и притормаживая на каждом шагу, да еще, чего доброго, и морду от ошейника отвернет. Не слушаться нельзя, но вдруг обойдется и хозяин отвяжется!
      Приглашение к желанным действиям часто сопровождается обычными для собак выражениями радости - прыжками, размахиванием передними лапами, повизгиванием. Здесь к волеизъявлению примешивается еще и прогноз будущего удовольствия.
      У собак развиты и звуковые средства, выражающие волеизъявление с разными модальными оттенками. Вы наверняка знаете, что приглашение к игре, например, обозначается звонким зазывным лаем, угроза - низким коротким басовитым рыком, недовольство - протяжным раскатистым ворчанием, в котором, однако, вовсе не следует слышать признаки намечающейся агрессии. Возможно, вы удивитесь, но у собак имеется даже звуковой аналог всем знакомого кошачьего мурлыканья. Довольная жизнью собака, скажем, в ответ на ласку хозяина нередко издает характерный гортанно-носовой звук, то отрывистый, то протяжный, чуточку похожий на постанывание. У многих собак, как и у моей Джинечки, сдерживаемые эмоции то и дело прорываются в громком сопении - тут вполне можно распознать конфликт разных модальностей.
      А у Рольфа был совершенно особенный звуковой знак, адресованный потенциальному противнику-сородичу. На человеческий слух эта его фраза напоминает короткое поскуливание или кряхтенье, но на низких нотах (это говорит об отсутствии страха), да еще в смеси с негромким рычанием. Эта сложная конструкция переводится примерно так: "Ох, не хочется мне с тобой драться, но если уж ты меня вынудишь, пеняй на себя!". Повторяется эта фраза с устойчивостью, характерной для подлинного языкового знака - всякий раз, когда ситуация того требует.
      А вот еще одна типичная картинка. Собаке нужно позвать куда-то хозяина. Она подходит к своему человеку, привлекает его внимание, затем отбегает на шаг-другой с отрывистым лаем в среднем по высоте тоне. Если хозяин не догадывается или не желает последовать за ней, то лай становится громче, басовитее, настойчивее. И вы понимаете: придется если не выполнить желание зверя, то, по крайней мере, подтвердить ему, что вы знаете, что он имеет в виду.
      Когда я подхожу к дому с тяжелой сумкой и собаки видят меня в окно, то я могу попросить их позвать мне на подмогу кого-то из моих мужчин. Они подбегут к ним, захнычут на высоких нотах (выражение беспомощности, призыв пожалеть слабого), потом требовательно залают и поведут к окну, а то и прямо к двери квартиры. Только хныканье будет коротким и негромким - не сами же о помощи просят, а мою просьбу пересказывают! А если дома никого нет, то они дадут мне знать об этом частым прерывистым поскуливанием, перемежающимся короткими вздохами, что говорит об их неспособности справиться собственными силами. Точно так же они ответят из-за двери на мой звонок, когда звать открывать некого.
      Расскажу вам заодно об одной почти комической, но до крайности выразительной языковой ситуации, повторявшейся регулярно, когда моя Бамби выкармливала детей. В первые дни после родов возле ее гнезда всегда стояла мисочка, полная чая с молоком. Бамби, лежа в гнезде с детьми, призывно смотрела в мою сторону. Если я к ней не торопилась (знала ведь по опыту, что ничего страшного и срочного не происходит, иначе она говорила бы со мной совсем по-другому), она вылезала из гнезда, подходила ко мне и трогала лапой или тыкалась носишкой в руку - это у них означает сердечную просьбу. Потом вела меня обратно к гнезду, с удовольствием ложилась к детям и движением головы показывала мне на мисочку с чаем: дай, мол, из своих ручек! Ей было гораздо проще напиться, не вылезая из гнезда, достаточно просто привстать, но она так любила, когда я забочусь о ней! И еще покряхтывала, объясняя мне, как тяжело родильнице ходить туда-сюда из-за неразумной хозяйки! На мой взгляд, это прекрасно иллюстрирует довольно сложное волеизъявительное высказывание.
      КОНСТАТАЦИОННЫЕ ВЫСКАЗЫВАНИЯ. По смыслу их можно уподобить человеческим повествовательным предложениям и распознать их в речи собак довольно трудно. Боюсь, что сейчас я дам вам повод заподозрить меня в грубых натяжках. Связаны эти трудности с тем, что в языке собак практически отсутствуют знаки, аналогичные человеческим прилагательным, которые обозначали бы признаки предметов; "существительное" чаще всего обозначается непосредственным указанием на объект; "глаголы" нередко выглядят как имитация соответствующего действия. Поэтому их констатационные высказывания порою превращаются в своего рода пространную пантомиму, которую нужно уметь разгадать, связав между собой последовательно изображаемые знаки. Человеку, недостаточно внимательному, проще всего вообще не обратить внимания на эту часть собачьей грамматики.
      Наиболее простой разновидностью констатационных высказываний являются те из них, которыми зверь сообщает хозяину о своем самочувствии и сиюминутном состоянии и которые не требуют немедленной реакции, а потому не относятся к категории волеизъявительных. Нередко эти высказывания тоже образуются с помощью простых ассоциаций - этот механизм вообще очень близок животным ввиду особенностей их мышления. Так, например, голодная собака может улечься в горестной позе подле своей кормушки, хотя и знает прекрасно, что время еды еще не подошло. Лучше всего дать зверю понять, что понимаешь его и сочувствуешь его мелким бедам, не то он может усомниться в возможности взаимопонимания. Только есть не давайте!
      Врачам-ветеринарам хорошо известны так называемые "вынужденные позы", имеющие важное диагностическое значение. Так, например, при боли в животе собака нередко ложится, подтянув ноги так, что колени поднимаются выше линии спины, а если боль становится действительно сильной, лежит на боку, поминутно оглядываясь на свой живот. Такое поведение вполне можно было бы квалифицировать как автоматическое, если бы не то удовлетворение, которое демонстрирует страдалец, добившись желанной реакции хозяина. А нередко бывает и так: пожалеешь, приласкаешь, погладишь несчастному животик - и вот уже "больной" разваливается на боку в спокойной и расслабленной позе, а то и выкатывается на спинку, что означает полное довольство жизнью. Стало быть, симулянт ты этакий, не так уж болел у тебя живот, чтобы нельзя было разогнуться? Просто захотелось пожаловаться родному человеку и попросить его внимания?
      Бьюсь об заклад, что ваша собака не раз показывала вам свою ушибленную или порезанную лапу. Делают они это вполне целенаправленно, да еще и поскуливают, подвизгивают, придавая констатационному высказыванию ярко выраженную эмоциональную окраску. Чего доброго, еще и похромает для вящей убедительности: мама, поцелуй!
      В эту же группу сообщений я считаю возможным включить и многие из высказываний, адресуемых собакой человеку в ходе совместной работы. От волеизъявительных они опять же отличаются тем, что не побуждают человека к немедленным действиям, а просто ставят его в известность о событиях и изменениях ситуации. По форме эти сообщения очень разнообразны: тут и облаивание зверя охотничьей собакой, и сигнальный лай сторожевой собаки, и боевой рык при нападении, и разнообразные сигналы собак-спасателей, и навык ищейки усаживаться возле найденного по запаху предмета. Эта часть собачьего языка, я бы сказала, наименее стандартизована и у каждой рабочей пары может складываться по-своему. Подчиняясь общим правилам собачьей грамматики, констатационные высказывания собак могут нести и эмоциональную окраску и могут с равным успехом быть как звуковыми, так и пантомимическими. Вот, скажем, при выполнении команды "Слушай!" (замечу: очень полезной для многих возбудимых домашних собак) дозорная собака замирает на месте, оповещая напарника о передвижении и намерениях постороннего лишь движением и постановкой ушей, поворотом головы, направлением взгляда. И сообщения эти полностью осознанны и целенаправленны - собака еще и проверит, понял ли ее человек. Так поступил и совсем молодой тогда, не учившийся этому Рольф, работая по следу грабителей - он объяснял мне, что они довольно долго ждали у лестничного окна.
      Если в нашей квартире раздается звонок, мы по характеру лая собак знаем, кто стоит за дверью. Не говоря уже о том, насколько различаются слова-предложения "Свой" и "Чужой", собаки прекрасно выделяют разные группы даже среди людей, часто бывающих в доме. Так что при некоторой тренировке и наблюдательности "вычислить" жданного или нежданного визитера с точностью до двоих-троих человек вовсе не так трудно. А можно еще и поощрить эти стремления собаки, формируя разное поведение при приходе разных гостей. Когда овчарка говорит мне, что за дверью кто-то из друзей, с кем вполне можно поздороваться, я не буду возражать против того, чтобы пес сунулся к самой двери; а если пришел кто-то чужой, то пусть уж лучше мой охранник сидит напротив двери, не подходя близко к гостю, но и не спуская с него бдительных глаз.
      К этой группе высказываний можно отнести и те случаи, когда собака, пришедшая с прогулки, спешит показаться хозяину, остававшемуся дома: "Я пришла!". Эти же высказывания служат и ответами собак на наши вопросы. Скажем, я спрашиваю: "Как поужинали?", а мои собаки дружно облизываются. Этот знак имеет значение "Вкусно!", и его же они могут употребить в ответ на вопрос: "Чего тебе хочется?" и повести в кухню, показывая на холодильник или на буфет (эта часть носит характер волеизъявительного высказывания). И не торопитесь квалифицировать это как условный рефлекс на формулировку вопроса. Я ведь употребляю в вопросах разные слова: поужинали, покушали, еда, кормежка, понравилось. Да и на сам вопрос "Чего ты хочешь? " они могут отвечать по-разному, далеко не всегда имея в виду лакомство. Кстати, они приходят поблагодарить за еду и по собственной инициативе - ткнутся в руку носами и слегка облизнутся.
      Райфи, тетка моего Рольфа, систематически ябедничала хозяйке на кота, который воровал на кухне то рыбу, то котлеты и не торопился с нею поделиться. Она же сообщила хозяйке, что неважно себя чувствует, отведя Ирину на кухню и показав носом на аптечку - знала по опыту, что именно там хранятся лекарства, которые помогают выздороветь.
      А мои ребятишки очень часто рассказывают мне о том, что делали в мое отсутствие дома или на прогулке, - это довольно развернутые и забавные пантомимы-имитации.
      ПРОГНОСТИЧЕСКИЕ ВЫСКАЗЫВАНИЯ близко примыкают к констатационным, отличаясь от них осознанием времени событий, и основаны они главным образом на причинно-следственных связях. По форме собачьи прогнозы могут походить на ослабленные волеизъявительные конструкции с той лишь разницей, что собака вовсе не предполагает каких-то ваших действий, а самого прогнозируемого события она может не только не желать, но даже бояться.
      Вот картинка, очень типичная не только для нашей стаи-семьи, но и для многих человечье-собачьих сообществ. Воскресным утром мы собираемся куда-то поехать и муж спускается во двор, чтобы прогреть машину. Собаки, страстно желая поехать с нами и не будучи уверены, что их возьмут (хотя - выходной, почему бы и нет?), страшно беспокоятся. Они то и дело забегают ко мне в комнату, чтобы проверить, во что я одеваюсь, вскакивают на подоконник выходящего во двор окна, выглядывают в форточку, жалобно хнычут. Потом опять бросаются ко мне, заглядывают в глаза, спрашивая: "А мы едем?". И если я улыбаюсь, говорю: "Едете!", если они видят, что я надеваю "собачье-прогулочные" джинсы, то подпрыгивают от радости: "Ура!!!". Но стоит мне сказать: "Останетесь дома", как они, приуныв и даже не пытаясь настаивать, уходят и укладываются в грустных позах. В этих наших разговорах отчетливо выделяются и прогноз, и совершенно явственные вопросы, и эмоциональная составляющая.
      Слышу как-то сквозь открытое летом окно собачьи крики во дворе. Так кричат только очень несчастные собаки - от боли не физической, но душевной, от крайней степени обиды. Бросаюсь к окну: во дворе усаживаются в машину наши соседи, а вокруг с воплями вьются их две собаки, колли и шелти.
      - Боятся, что без них на дачу уедем, - поясняет соседка, поняв, отчего я высунулась по пояс со своего третьего этажа.
      Картина до боли знакомая. Только вот что интересно: их ведь действительно не взяли, выгнали уже из машины и отправили домой со старшей дочкой. Зачем же было и выводить, обманывать?! А они, болезные, даже не просились, они плакали, изображая для непонятливых хозяев, как скучно оставаться дома.
      Наш Черный, зная, что я собираюсь его за что-то отругать, сам шел ко мне "на полусогнутых", с прижатыми к затылку ушами, а потом усаживался передо мной и трогал меня лапой, прося прощенья. Классики этологии описывают такое поведение как сплошные смещенные реакции одно действие взамен другого. Подойти и приласкаться вместо того, чтоб удрать в дальний угол, поскольку еще раз ослушаться хозяйку нельзя, себе же хуже.
      Пожалуй, во всей зоопсихологической литературе не найдется примера смещенной реакции, которую нельзя было бы трактовать как прогностическое высказывание. В эту же категорию попадают и те поступки животных, которые этологи называют начальными действиями зверь начинает что-то делать, обозначая тем самым свои намерения ("если дальше так пойдет, могу и...") и резко обрывает начатое. Когда мне случается сделать собаке больно во время тримминга, мои нежнейшие и послушнейшие фоксы резко поворачивают к моей руке пасть с ощеренными зубами. Укусить не посмеют никогда и ни за что, но показывают: полагалось бы! И тут же подчеркнуто отворачиваются: да что ты, не укушу! И уши прижаты, и морда "подныривает" снизу в приливе раскаяния...
      К слову, начальная демонстрация агрессии входит в большинство звериных брачных ритуалов, и это тоже можно расценивать как прогноз: мы будем любить друг друга и все конфликты сойдут на нет!
      Однако даже у Бергмана, полнее прочих зоопсихологов описавшего собачьи речевые средства, нет определенности в истолковании смещенных реакций. На мой взгляд, это сугубо речевое поведение и в моей прагматической классификации оно имеет смысл оценки грядущего развития событий и демонстрации своих намерений. Дескать, знаю, что будешь ругаться, но все вытерплю, не удеру. Я - твой друг и дальше буду самым послушным на свете! Буду вести себя так хорошо, что ты просто не сможешь не смягчиться! Я вполне разделяю мнение Йорана Бергмана о том, что такое поведение не имеет ровным счетом никакого отношения к осознанию вины. Ведь действия, продиктованные глубинной собачьей природой, зверь виной никак не считает и считать не может! Примером тому - лужа-метка, оставленная на новехоньком ковре.
      Прекрасный пример прогностического высказывания, адресованного своим сородичам, - это тревожный лай Каськи, когда собаки нашкодили что-то в наше отсутствие. Переводится он примерно так: "А я вам говорила! Мама придет, нам не поздоровится!". И никакого другого смысла, кроме прогностического, это высказывание не имеет! Ведь слопанную в отсутствие хозяев кормежку из кастрюли, забытой на плите, собака провинностью тоже не считает. Стремление добывать пищу своими силами - основа рабочих качеств охотничьих собак, это у них в крови. Потому и воруют, и роются в помойках. Но - Мама-то заругает!
      Вы, конечно, скажете: память! Но ведь любой прогноз для любого рода событий, включая метеорологические сводки, основывается именно на памяти прошлого, на знании закономерностей развития событий и вероятности того или иного поворота дела. Тут собака демонстрирует нам не только осознание времени (вопреки мнению "примитивных зоопсихологов", да простится мне такой термин), но и прекрасное понимание причинно-следственных связей, а также экстраполяционное мышление, позволяющее обобщить ход событий.
      ВОПРОСИТЕЛЬНЫЕ ВЫСКАЗЫВАНИЯ. Они хорошо знакомы каждому, кто внимателен к своей собаке. В самой слабой, я бы сказала, робкой своей форме они выглядят, как попытка заглянуть в глаза хозяину, которая иногда сопровождается очень короткими глухими звуками - то ли кряхтенье, то ли резкие выдохи, порой вместе с тихим поскуливанием. Если же собака очень старается понять что-то в человеческой речи, напрягая все внимание и сообразительность, для нее характерны "перекладывание" головы со стороны на стороны, все с тем же пристальным и внимательным взглядом, но теперь обращенным не столько на глаза, сколько на губы человека.
      Задавая вопрос относительно какого-либо конкретного предмета, собака постарается обратить на него внимание человека - может ткнуться в него носом или потрогать лапой, а уж потом заглянуть в глаза хозяину. К сожалению, в распоряжении собаки нет средств, чтобы четко сформулировать свой вопрос, но, как правило, в таких случаях они довольствуются тем, что хозяин демонстрирует им функции и свойства предмета и объясняет, какое отношение имеет эта вещь к собачьей жизни.
      Я в таких случаях всегда стараюсь сопроводить показ предмета знакомыми собаке словами, хотя бы приблизительно характеризующими непонятное. Можно назвать вещь, сходную по функциям, можно привести родовое или видовое понятие, уже известное собаке по опыту, можно и пояснить словами свойства. К примеру, любая посуда называется для наших собак миской, будь то кастрюля или хрустальная рюмка. Когда вопрос касается незнакомой еды (а это случается нередко, поскольку мы частенько предлагаем собакам попробовать что-то из нашего меню), то вполне уместно будет назвать нечто похожее.