Отношения между двумя кошками и щенком на даче складывались самым неожиданным образом. При первом знакомстве хозяйская Мурка, дама крайне неуживчивая и властная, попыталась в резких до неприличия тонах объяснить нашей Феньке, кто здесь главный. Феня было сникла, пообещала не лезть не в свои дела, обходить хозяйку стороной и вообще появляться в поле зрения только при крайней необходимости. О существовании щенка Мурка пока не подозревала.
      Однако на второй или третий день случилось неизбежное: Мурка королевой прошествовала во двор именно в тот момент, когда там прогуливался на летнем солнышке малюсенький Рольф. Фенька, верная своему долгу няньки и опекунши, расхаживала в двух шагах от младенца. Надо было видеть, каким тигриным прыжком обрушилась она на госпожу и повелительницу!
      Мурка, моментально оробев, и думать позабыла о своем королевском достоинстве, метнулась под крыльцо и носа не показывала, пока малыша не унесли со двора. Кажется, всего только один раз и понадобилось ее вздуть. С этого момента власть переменилась. Даже в отсутствие собаки Фенька держала себя с Муркой горделиво-небрежно, едва удостаивая законную хозяйку взглядом. Та и гулять-то по собственному участку не смела, лишь проскальзывала вдоль забора на большую поляну, спускавшуюся к речке. И только иногда Феня милостиво позволяла Мурке посидеть, как та любила, на перилах крыльца - разумеется, когда щенка не было поблизости! - но, Боже упаси, не развалиться, как прежде, на ступеньках, греясь на утреннем солнышке. Там, где может пройти наша собака, чужим кошкам делать нечего!
      А больше всего тогда поразило меня то, что и дачные наши хозяева, люди строгие и безмерно обожавшие свою Мурочку, совсем не обиделись на сложившееся положение вещей.
      Впрочем, к этому времени мы уже знали об удивительной способности Рольфа располагать к себе людей и животных.
      В первые же дни его жизни у нас муж гулял с ним во дворе Дома Актера, соседнем с нашим. Там, в отличие от нашего веселенького двора, не сиживали вечерами компании, забредавшие из расположенного у самых ворот, где сейчас ресторан "Афродита", винного магазинчика. После того в траве палисадника то и дело обнаруживались не только целые и битые стаканы, но и рыбьи скелеты, полуобглоданные куриные ноги и прочая закуска, не предусмотренная рационом щенка, но от этого не менее соблазнительная.
      Итак, во внутреннем дворике Дома Актера, где нынче летом привольно раскидывается на свежем воздухе пивное заведение для иностранцев, сидела на парапетике фонтана, низко опустив голову, актриса, как видно, только что вышедшая из поликлиники. Муж, узнав ее, отошел со щенком в сторону, чтобы не смущать. Какое-то время спустя она подняла заплаканные глаза, посматривая на возившегося в травке малыша, затем стала смотреть уже не отрываясь. Когда муж собрался уходить, она встала и, подойдя к нему, горячо заговорила:
      - Пожалуйста, берегите эту собаку! У него необычайная, редкостная аура. - И, смутившись, тихонько добавила: - Он мне сегодня жизнь спас.
      Когда муж рассказал мне об этом, я только хмыкнула:
      - Ну, аура там или не аура, а расставаться с ним я все равно не собираюсь!
      Кто была эта женщина, муж даже мне не сказал, а что у нее случилось, он и сам не ведал. Но насчет ауры она, похоже, была права, каким бы пустым звуком ни было для нас тогда это слово. Кстати, встретив Рольфа уже взрослым, она, как говорил муж, узнала его сразу, подошла поздороваться - не с мужем моим, а с собакой!
      А уж если наш несмышленыш ухитрился тронуть сердце симпатичной, но строгой дачной хозяйки, да к тому же - в ущерб интересам обожаемой Мурочки, то, как видно, неспроста.
      Мы собирались в первое Рольфушкино большое автомобильное путешествие. Нам не привыкать проводить отпуск на колесах, но собачонок-то ехал за тыщу верст впервые в недолгой пока своей жизни. В месячном возрасте, когда щенку, слава тебе, Господи, в значительной степени наплевать на то, что происходит за окнами консервной банки на колесах, именуемой автомобилем, он приехал домой от заводчиков. Как только малыш освоился с нами достаточно, чтобы поверить, что мы гарантируем его безопасность в любой жизненной ситуации, мы снова взяли его в машину. В коротких поездках по городу и в ближайшие пригороды я никаких неприятностей не помню. Но теперь ему предстоит проводить во чреве грохочущей железяки даже не часы, а дни. Как-то оно будет?
      По боевому расписанию муж - за рулем, я - справа, на "штурманском" месте, двое мальчишек, собачий и человечий - сзади, в кубрике. Свою боевую задачу собаченыш усвоил сразу же и накрепко. Как только машина "встала на шоссе", он сладко уснул на мягком сиденье, застеленном спальными мешками.
      Какое же замечательное получилось путешествие! Позади сопят мальчишки, негромко играет магнитофон, мы с мужем лениво переговариваемся, следя за дорогой, и мчимся, мчимся вперед.
      В Луге сделали первую остановку. Купили на рынке сочных груш, отнесли их в машину, где сидел взаперти уже выгулянный щенок, и пошли побродить. А когда вернулись, нашли на сиденье рядом со щенком только невкусные грушевые "хвостики". Счет сошелся: было четыре груши, стало четыре "хвостика". Молодец малыш - все несъедобное выплюнул!
      С тех пор в каждой поездке к югу от Питера, вот уже много лет, мы всякий раз останавливаемся в Луге и покупаем на рынке ровно четыре груши. И съедаем их - обязательно поровну с собаками!
      Дорогу и новые места собачий ребенок переносил прекрасно. На ночь мы остановились на турбазе в Пушкинских Горах, контрабандой протащив собаку в стоящий на отшибе коттедж. Сосед по двухкомнатному домику, симпатичный турист из Прибалтики, отнесся к нарушению "Правил проживания" с пониманием и, плененный обаянием Рольфа, угощал его (и нас за компанию) всякими вкусностями. Ах, вы тоже вспомнили тогдашнюю прибалтийскую "Коровку"? Она досталась нам - собакам сладкого нельзя.
      Так наш малыш узнавал мир далеко за стенами городской квартиры.
      В Смоленске мы остановились у родных мужа. Ох, спасибо моей многострадальной свекрови! В каком только причудливом составе не обрушивалось ей на голову наше беспокойное семейство! Пару лет назад мы напугали ее, прибыв около полуночи в составе троих человек, трех собак и кота, не предупредив ни звонком, ни телеграммой, промчавшись от Москвы до Смоленска под страшным дождем, во тьме кромешной, за четыре часа. Мы по-честному собирались переночевать где-нибудь в лесу, чтобы не беспокоить трех женщин среди ночи, да только из-за ливня встать на стоянку было совершенно невозможно. И - ни слова упрека! Только захлопотала, чтобы накормить поскорее да положить спать.
      А тогда, в Рольфином детстве, моя свекровь терпела трехмесячного овчаренка со всеми вытекающими (не только в переносном, но и в совершенно буквальном смысле) последствиями, только-только постелив к приезду любимого сына новехонький палас. Бесчувственный сын хвалил: "Хороший ты цвет выбрала, мама, как раз желтенький с разводами". Свекровь улыбалась в ответ, и не сомневаюсь, что искренне. Нет, все-таки везет мне на друзей и родственников!
      Мы считаем туристскую биографию своих зверей по тем рекам, которые они пересекали (помните: "Бродяга Байкал переехал... "). За третий месяц своей жизни Рольфушка переехал, надо думать, пару десятков разнообразных водных артерий, и это ничуть ему не повредило. Я даже подозреваю, что бродяжья жизнь в раннем детстве идет собакам на пользу, и в этом убеждает меня история не только Черного принца, но гораздо позже - и Джинечки с Кайсой. Бамби нашей повезло меньше - в ее первое лето машина была в ремонте.
      Да и возвращение наше оказалось весьма поучительным. В тот раз Феня с нами не ездила, оставшись на даче под присмотром милых наших друзей-соседей и хозяев. Когда мы вошли во дворик дачи, соседи и хозяева, чувствуя свою страшную и неизбывную вину за Фенины несчастья, наперебой принялись мне докладывать:
      - Феня-то ваша совсем как потерянная. Мурка бьет ее по-страшному, во двор не пускает. Фенечка, бедная, только разве ночью из дома выходит.
      Услышав мой голос во дворе (она всегда выходила на мой голос, даже когда удирала побродяжить в городе), кошка наша спустилась по лесенке со второго этажа, где было наше жилье. Шмыгнув, как только могла, незаметно, до самой "финишной прямой", она заметила наконец нас - и Рольфа. И вдруг...
      Она менялась на глазах. Полосатое тельце, еще недавно жалко поджатое, распрямлялось, обретая прежнюю горделивую осанку, изящная головка поднималась все выше. Сидевшая на излюбленном своем месте, на перилах крыльца, Мура напряглась и зашипела. Феня, не удостаивая соперницу ни единым взглядом, королевски-вальяжно спускалась с последних ступенек. Она снова сделалась Кошкой, У Которой Есть Своя Собака. И что с того, что собака эта совсем еще маленькая, что ее еще защищать и защищать?!
      После возвращения с дачи Рольф был впервые представлен собачьему обществу, собиравшемуся на вечерние прогулки в Итальянском садике, за зданием "Академкниги" на Литейном. Здесь впечатлений хватало... и у меня тоже. Пятимесячный дожонок Алмаз, налетевший на него с разгону в первый же вечер, стал закадычным приятелем. Вместе бегали, играли, вместе раскапывали клумбы и газоны. С догиней Лорой, оказавшейся двумя днями младше него, Рольф, как истинный мужчина, сразу принял несколько покровительственный тон и выдерживал его почти два года - столько, сколько мы встречались на прогулках. Но в один из первых же вечеров произошел эпизод, вроде бы и незначительный, но оставивший, как мы догадались позже, неизгладимый след в душе нашего дитяти.
      В тот раз мы играли на спортивной площадочке, отгороженной от садика сеткой. Туда не слишком часто заглядывали большие собаки, там можно было спокойно побаловаться с малышом. Я и не заметила, как с другой стороны площадки появились два взрослых ротвейлера, сука и кобель, по всей видимости, жившие у одних хозяев. Это - стая!
      Они надвигались плечо к плечу. Мой малыш, застыв у моих ног, как будто и не дрогнул, не оробел. А я замерла, оценивая расстояние до собак, которых и сама испугалась, прикидывая, как мне подхватить на руки щенка, чтобы не напугать его своей реакцией. Подойдя метра на полтора, ротвейлеры рыкнули, слаженно выполнили разворот и ушли к хозяйке. Больше они к нам не вернулись. Но Рольф на всю жизнь затаил недоверие и неприязнь ко всем гладкошерстным собакам черно-подпалого окраса - ротвейлерам, доберманам и даже таксам.
      Там же, в Итальянском садике, он впервые в жизни подрался. Правда, произошло это позже, когда ему было уже месяцев семь.
      С нами вместе частенько гулял солидный, почти трехлетний овчар, которого звали, помнится, Блэком, хоть был он вовсе не черным. Тогда Рольф уже пытался выяснять свое положение по отношению к знакомым собакам. А что подходит для этого лучше, чем так называемые "трофейные игры", цель которых - завладеть, скажем, палочкой, держать и не пущать? Вот он и схватил палочку, дразня ею Блэка. Но не удержал палочка закатилась под садовую скамейку.
      Доставая палку из-под скамейки, Рольфушка крепко стукнулся головой о металлический брус под сиденьем и, не сообразив, что произошло, решил, что обидел его Блэк. Мы вмешаться не успели. Он выскочил из-под скамейки с белыми от ярости глазами и с грозным рыком двинулся на Блэка. Мало того, он и впрямь схватил оторопевшего Блэка за плечо. Тот - я думаю, просто от неожиданности - попятился, а потом неуверенно оглянулся на своего хозяина и ретировался к его ногам. Победа! Первая победа, на всю жизнь определившая самое положительное мнение Рольфа о собственных силах.
      Все его детство проходило в интересных играх. Мячики, резиновые зверюшки, специальная брезентовая "колбасина", набитая тряпками такая, чтоб на задние зубы ложилась. Овчарке надо вырабатывать правильную хватку, отвыкая виснуть на предмете на передних зубах.
      Мы подарили малышу резинового совенка с пищалкой, да с непростой, на два голоса. Щенок принял его за живое существо! Он разговаривал с ним самым милым и нежным своим голосом, он тоненько лаял, призывая поиграть, припадал грудью к полу. Жалел совенка изо всех своих детских силенок, когда мы сжимали его руками, заставляя "плакать". Трепать нервы собаке было грешно, и мы почти не брали совенка, дожидаясь, чем кончится эта забавная дружба живого щенка с резиновой игрушкой. Рольф носил приятеля с собой, аккуратненько беря зубами, чтобы не раздался жалобный писк, укладывал спать на своем матрасике... Пройдет время, и он, повзрослевший, станет точно так же возиться со своими и чужими щенками.
      Играли мы и в игры, как потом выяснилось, очень полезные. Любимой из них были "пряталки". Мы раскладывали по квартире что-нибудь интересное для собаки. Поначалу это были пахучие кусочки безмерно любимого им сыра или яблока, потом игрушки, а то и наши вещи. По команде "ищи", освоенной еще в трехмесячном возрасте (хотя теория дрессировки такой возможности не признает), Рольф обыскивал комнаты, собирая лакомство или принося нам предметы в обмен на кусочки того же сыра. До сих пор помню смешную его ошибку, когда я, спрятав кусочек, попросила его найти мясо, а он, ослышавшись, притащил мне... мячик. Чем и показал мне, профессиональному лингвисту, что собака чувствительна к звуковому составу слова. Бывают же случаи, когда ошибка еще информативнее, чем безошибочность!
      Малыш наш много гулял, благо погода позволяла, играл на детских площадках (разумеется, в отсутствие детей и предварительно тщательно выгулянный, чтоб конфуза не вышло). Научился он и лазать, и прыгать, и пробираться в самые невероятные места, причем делал все это с необычайной радостью. Ему, совсем как человеческим мальчишкам, собственная ловкость доставляла ни с чем не сравнимое удовольствие. Маленькая мордочка светилась торжеством: смотри, мол, как я здорово умею!
      Феня не оставляла его своими воспитательскими заботами, обучая лучшему, что умела сама, - всяческим чисто кошачьим штукам. Очень они оба любили, скажем, подглядывать за хозяевами из-за угла. Но там, где короткая кошачья мордочка действительно пряталась за косяком двери, вытянувшийся уже овчарочий нос торчал вовсю. Что, впрочем, не мешало песику считать, будто спрятался он превосходно.
      Именно благодаря играм с кошкой он так хорошо владеет передними лапами. Ими он достает закатившийся под диван мячик, придерживает, как руками, щенка, которого нужно умыть получше, пододвигает к себе миску, чтоб друзья не покусились.
      В те же времена произошел еще один эпизод, сыгравший впоследствии весьма значительную роль в моей собственной жизни.
      Раннее утро. Рольфушка уже выгулян, накормлен и, всем довольный, возится в комнате с кошкой. Оба совершенно счастливы. Я на кухне и, собираясь на работу, достаю из плетеной корзинки-хлебницы батон, чтобы сделать себе бутерброд. Сонно, тягуче, лениво думаю о том, что в холодильнике у меня есть яблоки, не мешало бы дать кусочек щенку. Не то, чтоб у нас так было заведено, но можно и побаловать зверюшку. Мысли у меня в седьмом часу утра отличаются неповоротливостью и массой повторов, чтоб не забыть. Вот сейчас разберусь со своими бутербродами, потом достану яблочко, позову из комнаты малыша и мы съедим его пополам.
      Твердо знаю, что не произнесла ни звука, но зато упорно представляла себе, как окликну собаку. Глянь - через пару секунд щенок у моих ног! Я ведь не сдвинулась с места, не подошла к холодильнику, не издала ни единого звука, который он мог бы связать с лакомством. А он, поглядывая на меня, топает вразвалочку к холодильнику: ты что-то хотела мне дать? Оно здесь?
      Тогда этот случай был для меня курьезным совпадением, не больше...
      ...Теперь, правда, он может настоять на покупке яблока и отказаться от него в мою пользу. Просто потому, что мне захотелось. Подводит меня к уличному фруктовому "развалу" и тычет носом в сочный, желтый, любимый мой "гольден"...
      Учиться, учиться и учиться!
      Шестимесячный возраст - необычайно важный рубеж в жизни любой собаки, а значит, и любого собачника. Особенно - начинающего. Нам, неопытным, кажется, будто все тревоги и волнения щенячьей жизни остались позади, будто собака совсем уже выросла. И впрямь, расти физически осталось немного - примерно одну десятую от роста в холке в полгода, но что касается тревог и волнений... Все только начинается!
      Болезни, кошмар каждого хозяина! Симптомы самых страшных и частых заболеваний мы вызубрили наизусть. Мы круглые сутки настороже, наученные Ириной, что залог здоровья собаки - неусыпное внимание хозяина. Меня "отпустило" только после Рольфиных девяти месяцев, когда я вдруг даже не умом поняла, а почувствовала, что все опасности позади. Но пока до этого еще далеко!
      В ту пятницу вечером мы надумали сходить в кино. Перед уходом я вывела Черненького на улицу, а уводил его домой сын. Он и всегда-то неохотно со мной расстается, а тут творилось и вовсе что-то необычное - так ему не хотелось меня отпускать! Веселая комедия не доставила мне ровно никакого удовольствия - я и сейчас, спустя столько лет, не могу смотреть ее по телевизору. Я все время думала о нем, о моем малыше. Не хотелось портить удовольствие моим мужчинам, а не то я ушла бы уже после титров.
      И точно! Придя домой, мы обнаружили, что собаку рвет. И я сразу соображаю, что это не простое несварение желудка.
      Ночь на дворе. Врача не сыщешь. А мне твердо внушили - и это святая истина, проверенная жизнью неоднократно, - что собаку нужно лечить в первые же часы. Хорошо еще, что у меня был рецепт микстуры, придуманной прибалтийскими ветеринарами, которая помогает снять остроту любого желудочно-кишечного заболевания, облегчить состояние собаки и, по крайней мере, выиграть время до появления врача. Теперь все нужные компоненты постоянно лежат в моей аптечке, я беру их с собой во все походы и охотно раздаю всем хозяевам щенков и молодых собак, кто прибегает ко мне в ночь-полночь.
      Мы сразу начинаем действовать. Растираем таблетки, завариваем травяной чай. Сидим с ним всю ночь, через каждые пятнадцать минут вливая в рот по чайной ложке неаппетитной темно-бурой жидкости, микстура-то рассчитана на то, чтобы подольше поддерживать нужную концентрацию лекарств в организме. Мальчишка наш, как и положено, ничегошеньки в рот не берет, лежит пластом на полу и весь белый свет ему не мил. Вот что по-настоящему страшно!
      С утра, как только приличия позволяют, я принимаюсь искать врача, обзванивая по порядку весь список, предоставленный мне заботливой Ириной. Один в отъезде, другой здесь не бывает (какого же дьявола он дает этот телефон?!), третий на вызовах, четвертый из дому ушел, а до работы так и не добрался, вот уже третий час ждут...
      Дело, напомню, происходит в субботу. Спасибо, помогли хозяева Рольфиного отца, Рончара. Врача я нашла только лишь к четырем часам дня, уже совсем отчаявшись. Я еще не знала, что именно так оно всегда и бывает. Всякий бывалый собачник расскажет вам, что заболевают они, мерзавцы, охотнее всего под выходные и праздники, а врачи, точно сговорившись, куда-то исчезают.
      Милая, не слишком разговорчивая женщина спокойно сказала:
      - Ничего особенного, это "олимпийка". Сейчас многие болеют, вакцины-то пока нет.
      Мы слушаем это, как смертный приговор. Если верить книжкам, смертность от "олимпийки" - простите, вирусного энтерита - составляет всего пятьдесят три процента, но для меня-то, в случае чего, это будут, как в том грустном анекдоте, все сто процентов! Правда, парень наш уже встает, вон даже с резиновой хоккейной шайбой играет, но мы, по неопытности своей, оценить его состояние не умеем.
      - Можно мне вам позвонить, если станет хуже?
      - Конечно, звоните. Хотя хуже, я думаю, стать не должно. Вы все правильно сделали, теперь только выполняйте назначения. Уколы сделать сумеете?
      И мы послушно делаем клизмы, уколы. Таблеток давать нельзя - при этой болезни ни в желудке, ни в кишечнике не должно быть ровно ничего. Вирус есть вирус, и никуда он не делся, хотя самочувствие Рольфушки нам удалось заметно поправить.
      В воскресенье он уже вовсю играет, он уже просит есть! Этот патологический голод - один из характерных признаков вирусного энтерита, но пока что кормить собаку ни под каким видом нельзя. Я стараюсь не смотреть в умоляющие голодные глаза, а он, бедненький, явно не понимает, с чего вдруг добрая Мама стала такой жестокой.
      Ну кто мог знать, что с голодухи он разгрызет эту проклятую шайбу?! Меня ведь уверяли, будто литая резина собаке не по зубам. Но он овчарка, он справился! И наглотался кусочков резины.
      В понедельник мне обязательно нужно было поехать с утра на работу. Собаку опять рвет, с ней остается на пару часов муж, которому я поручаю дозвониться до врача. Через час он звонит мне на работу.
      - Срочно приезжай! Нужно делать уколы каждый час! - И в голосе его, всегда спокойном, я слышу непривычную панику.
      Примчавшись с Гражданки на Невский за рекордное время, успев передумать по дороге все самое худшее, я начинаю сражаться. Укол за уколом, сбегать в аптеку, клизмы, промывания... Мы не спали уже трое суток, руки дрожат, боюсь, что уколоть правильно не сумею. Мытье и кипячение шприцев берет на себя сын - и как я тогда не разглядела в нем теперешнего ветеринарного врача? Я на час между уколами падаю в кресло, чтобы хоть чуточку прийти в себя. Так продолжается больше суток. И пусть врачи говорят мне, что болел Рольф не тяжело, что бывает намного хуже... Куда уж там!
      В ночь на среду он по-прежнему лежит на полу, уже исхудавший, потерявший остатки сил, совершенно безучастный ко всему. Даже на диван не ложится, как бы мы его не уговаривали, а ведь он так любил там поваляться! Ему очень плохо. Я сижу на полу рядом с ним, пытаясь хоть чуть-чуть его поддержать, перелить свои силы. Муж с обреченным видом сидит в кресле, боясь уйти спать и не зная, чем помочь. И вдруг я слышу словно бы жалобный зов: выручай! Если ты не спасешь, мне не справиться!
      Не знаю, что заставило меня поднести руки к его ввалившемуся боку, к нижним ребрам, уже отчетливо проступающим сквозь недавно тугую шкуру. Я провела руками вдоль тела Рольфа, явственно ощущая какую-то нематериальную выпуклость, горячую и колючую на ощупь. Во рту появился кисловатый привкус, в глазах - красно-кирпичный фон. Как я догадалась, что выпуклость эту надо сравнять? Да он же, малыш мой, мне и подсказал!
      Боясь, что сил у меня маловато для столь ответственной и новой для меня процедуры, я позвала на подмогу мужа, попытавшись как могла доходчивее объяснить ему, что собираюсь делать. Четырьмя ладонями, как ножом грейдера, равняли мы эту неприятную выпуклость, будто песчаный холм. Я представляла себе, как она исчезает, превращаясь в здоровую, ровную, приятно розовую поверхность - я ведь не знала более эффективных способов биополевого воздействия. Хотя, не в образах тут суть.
      Через пятнадцать минут он встал. Его вырвало в последний раз вышли последние кусочки треклятой резины. Потянувшись, он забрался на свой любимый диван, и я почувствовала: теперь можно ложиться спать. Мы победили!
      Через неделю он уже занимался в лесу на розыскной службе. Ему было тогда полгода и десять дней.
      Что побудило работавшего тогда в нашем клубе инструктора, Алексея Попова, взять на розыскную службу щенка, не прошедшего никакой предварительной подготовки, я не пойму до сих пор. Группа и вообще была экспериментальной, ведь в любительских клубах дрессировка по этому виду специальной службы, справедливо считающемуся собачьим "университетом", не предусмотрена. Кроме того, принято считать, будто те возможности мозга, которые необходимы для точного различения запахов, развиваются у собаки намного позже. Но так или иначе, в декабре мой Черный оказался в безлюдном лесу вместе с десятком взрослых собак и их хозяевами. Большинство собак были, разумеется, овчарки (в том числе и тетя Райфи, и двое ее детей), но ездили на занятия и кавказские овчарки, и пара дворняг из агитбригады клуба, и даже один миттельшнауцер. Кто-то, съездив раз-другой, "наигрался" всласть, но основное ядро компании сдружилось на долгие годы.
      Мы уезжали в лес по воскресеньям, электричкой с Витебского вокзала, в восемь семнадцать утра. Возвращались вечером, уже в полной темноте лишь бы на дорожку, к пристанционным фонарям, выйти в сумерках. Правду сказать, я стала увязываться за мужем и сыном уже после Нового года, торжественно испросив разрешения у Попова и пообещав, чтоб не быть обузой компании, отработать свое коком и фельдшером. Мне не привыкать - это моя традиционная должность в наших семейных походах.
      Сойдя с поезда, мы уходили подальше в лес, где ни мы никому не мешали, ни нас никто не тревожил. По дороге собаки прекрасно выгуливались, набегавшись по глубокому снегу (ах, как красив овчарочий волнообразный бег по сугробам, когда вся стая гонит кого-то!), и потом меньше отвлекались в работе.
      Ну, вот мы и на нашем заветном месте, на просторной поляне, окруженной соснами. "Кругом тайга, одна тайга, и мы посередине!". Мужчины разжигают костер, приносят воды из проруби в речке. Я достаю котелки и принимаюсь кашеварить.
      Собаки привязаны к деревьям вокруг поляны. В первое время все мы хлопотали, собирая для них подстилки, попонки, но зверье быстро распорядилось по-своему. Не только взрослые, но и наш Черненький, только-только вступивший в возраст, гордо именуемый в литературе "молодняком", несколько минут валялся из уважения к стараниям хозяев на подстилке, после чего следовал резкий взбрык всеми четырьмя ногами - и подстилка летела в сторону вместе с попонкой. А пес уютно устраивался в пышном лесном снегу, и это в тридцатиградусный-то мороз! Я старательно припоминала школьный учебник физики, где объяснялось насчет теплопроводности рыхлого снега, но сердце, признаться, замирало. Сама-то я верчусь у самого костра, одетая, как капуста, в пару свитеров, теплую куртку, да еще набрасываю для тепла на плечи громадную ватную куртку от дресс-костюма, а он!.. На кавказца с его роскошной шубой - и то смотреть страшновато, а что уж говорить про моего милого, выласканного и вынянченного мальчишку! А ему и горя мало!
      Он и к кормежке относился не более серьезно. Я ему собираю, как положено, не слишком объемную, но питательную еду (еще и диетическую, после болезни - вареный рис с отборной говядиной), а он, в один присест слопав свою порцию, отправляется шакалить по поляне. Пользовался, мерзавец, тем, что его, как самого молодого, чаще отвязывали, чтоб погрелся в движении. То у своей подружки Дашки, двухгодовалой кавказки, миску из-под носа уведет, то прихватит бутерброд, какой похуже лежит, а то, глядишь, уже блестит котелок, в котором остывали в снегу остатки хозяйского супа из пакетиков, пряного и перченого, никак не собачьего. Какой там научно обоснованный рацион!
      Я учусь вместе с собаками. Интересно мне невероятно - это ведь то самое, про что я так люблю смотреть в кино. Вот оно, оказывается, как ставят на след настоящих Джульбарсов и Мухтаров! Прокладывают след мальчишки, мой сын - для собак друзей, сыновья друзей - для Рольфа. Попутно я узнаю, что половина работы по следу зависит от подготовленности самого проводника. А в кино все как-то иначе выглядит...
      От занятия к занятию мальчишки уходят в лес все дальше. Собаки заработали всерьез, счет пошел на километры, а давность следа доходит до часа. И мой-то несмышленыш Черный справляется не хуже других! Я с удовольствием смотрю, как он встает на след: нос в землю, только азартное пыхтение раздается, а позади на длинном поводке-лонже муж по сугробам болтается... В компании его любят, как любили все и всегда, у друзей наш малыш заслужил почетное прозвище "Пылесос" - он, едва ли не единственный из всей собачьей компании, никогда не сбивается со следа. Оплошка случилась всего лишь раз, когда мальчишка-"топтун" прошел по проточной воде ручья, да и то Рольф отыскал его след на другом берегу.
      Уходит в лес, петляя и кружа, Иринин сын, тезка моего Юрки. Он будет сидеть где-нибудь в кустах или на дереве километрах в трех-четырех от нашей поляны, пока собака его не найдет. Но вот вернулся ни с чем бравый Мэй, один из сыновей тети Райфи. Идет, понурив голову, ему стыдно не меньше, чем хозяину. Встает на след сама Райфи. Ей легче, по родному-то запаху. Но и у нее сегодня что-то не заладилось. И тут инструктор, к немалому моему удивлению, командует: "Пускай Рольфа!".
      Я только поплотнее запахиваю куртку от дресс-костюма, в которой греюсь у костра. Мой мальчишка, отработав положенное, только что вернулся с другого следа. Он устал. Он маленький. Вон сколько вокруг взрослых собак, им бы и идти! Но, приученная мужем, не произношу ни слова.
      Черный занюхивает исходную точку, где специально оставлено побольше следов с искомым запахом. Муж, как обычно, вприпрыжку поспевает за ним по рыхлым, уже начавшим подтаивать сугробам. Давность следа - часа полтора, к тому же он изрядно затоптан предыдущими собаками. Но Пылесос заработал, дай ему Бог удачи! Не найти нельзя. В лесу уже смеркается.
      Юрка вернулся к костру минут через двадцать после того, как ушли на след мои мужчины. Я, честно сказать, растерялась: как же теперь? Они ведь будут искать его до победного конца, муж мой не знает, ушел ли парень или собака не в состоянии его найти. И интересно, и немного страшновато. Остается только положиться на инструктора, не даст же он им пропасть.
      Собственный мой Юрка тем временем развлекается в качестве "дразнилы". Одетый в неуклюжий дрессировочный халат с длиннющими рукавами и капюшоном, на всякий случай защищающим лицо, он исполняет роль злодея в бесконечном этюде на тему "задержание нарушителя". Мне с моего места у костра видна дальняя полянка, где все это разыгрывается, но слов и даже криков не слышно. Занятно наблюдать, как раз за разом повторяется все та же сцена. Выводят очередную собаку. Чучело, в котором родного сына признать трудно, хлопает рукавами, вызывая собаку на борьбу, исполняет какой-то замысловатый танец, а потом убегает. А там уж - возьмет собачка или не возьмет, да и за что еще схватит... Был в нашей компании пес, неплохой овчар, уже трехлетний, который предпочитал брать исключительно за плохо защищенные ноги (больно уж тяжелы для пятнадцатилетнего мальчишки специальные ватные штаны). С ним отношения у моего сына сложились весьма натянутые. Но работа есть работа, и единственное, чего Юрка не любит делать - это идти навстречу этому псу, в лобовую атаку.