- Я уже не первый год работаю с туземцами. Такого удара не выдержал бы никто. Мы рассчитывали, что после шквала картечи в живых останутся единицы. Кто мог ожидать, что они переждут обстрел под шкурами?
      Генерал-губернатор Вайтстоун был далеко не молод. Ему очень нравился его шикарный кабинет в резиденции на окраине Нового-Ормеала. Из окон открывался прекрасный вид на Отца Рек. Гигантские размеры реки, плавно переходящей в Спейнский Залив, глубоко врезающийся в самое подбрюшье Континента, просто завораживали. Перед зданием во всей своей изумрудной красоте, лаская взор зеленела обихоженная заботливыми руками чернокожего садовника лужайка. Стройные пальмы, как вышколенные солдаты оберегали убегающую вглубь парка дорожку, аккуратно посыпанную молотой гранитной крошкой. На юг и на восток, куда ни кинь взгляд, простирались плантации сахарного тростника, апельсиновые рощи, лениво паслись стада жиреющих на тучных лугах быков.
      Огромный город с его широкими проспектами, великолепными дворцовыми ансамблями, неотразимой набережной, многочисленными памятниками достался энглишам как подарок судьбы. Франки, у которых было на что уехать, быстро покинули город, перебравшись по большой части не в метрополию, а на экваториальные острова, принадлежавшие короне. Но в основном население осталось. Натурализовавшиеся краснокожие, метисы, мулаты, квартероны, самбо, вольноотпущенные рабы, спейны не сумевшие найти общего языка с законом --кого только не было здесь. Город кишел питейными и игорными заведениями. И редким утром полиция не находила кого-либо с давно небритым лицом и умело перерезанным горлом.
      Территории, растянувшиеся от Нового Ормеала до Великих Озер вдоль Отца Рек ввиду незаселенности еще не получили статус колоний. Они временно являлись одной огромной провинцией. Дл удобства управления резиденция генерал-губернатора располагалась в Новом Ормеале.
      Срок службы Вайстоуна приближался к окончанию. Буйный, необузданный, но такой предсказуемый и управляемый город был ему близок и понятен. Далекий форт Стронг Джампинг и неведомые алдонтины казались чем-то нереальным и бессмысленным.
      Но агент Гудмэн все также дерзко смотрел в глаза Вайтстоуна. Генерал-губернатор с нескрываемой досадой бросил взгляд на агента.
      - Хорошо Гудмэн. Подготовьте конкретные письменные предложения с точным расчетом необходимых сил и средств. Мы рассмотрим их.
      Годы брали свое. И Джеймс рич не мог не считаться с этим. В молодости он веселился под черным фрагом, украшенным черепом и скрещенными костями. Затем помогал чернокожим добираться до плантаций. Конечно, не все из них спешили на новое место жительства и работы. Но не принято было спрашивать их об этом.
      Однажды рабам непонятно как удалось вырваться из трюма Джеймс оказался в числе очень немногих оставшихся в живых. Он успел направить свой ялик в сторону от охваченного мятежом корабля.
      В суматохе Рич не забыл спасти корабельную кассу. А так, как на эти деньги претендовать было уже некому, они и стали основой, которая позволила прожженному пройдохе превратиться в добропорядочного буржуа. На паях он стал совладельцем небольшой, но еще довольно-таки крепкой шхуны. Вскоре компаньон, здоровье которого было подорвано не только ветрами скитаний, но и неимоверным количеством употребленных горячительных напитков, приказал долго жить. Наследников не оказалось. Джеймс не экономил денег на похоронах. В этот день он стал в два раза состоятельнее.
      Умудренный жизненным опытом морской бродяга как нельзя лучше усвоил мысль: "Обожжешьс на молоке, на воду дуть будешь", - вполне резонно рассуждан он, став заправским шкипером. Джймс был и хозяином и капитаном своей посудины и кабатажные рейся его вполне устраивали. Когда Новый Ормеал перешел к энглишам, рейсы между ним и Бигтауном стали не только весьма безопасными, но и хорошо оплачиваемыми. А когда началось строительство форта Стронг Джампинг, Рич был среди первых, кто поднялся вверх по великой реке в глубь Континента.
      Рич никогда не гнушался контрабандой. Но вряд ли им двигала жажда наживы, скорее желание вновь и вновь испытать риск, потребность в котором была настолько же естественна как и в еде, сне, алконоле.
      После принятия закона о гербовом сборе, а особенно после введения новых совершенно необоснованных пошлин на ввозимые в колонии товары, Джеймс Рис готов был стать под любые знамена, лишь бы хоть как-то бороться с этим нарастающим произволом. И деловое предложение, выдвинутое Фэндом Уэсдом и Беном Глэдтоном, вызвало у него целую гамму чувств и переживаний. Рич согласился.
      Братья Буш никогда не считали себя неудачниками. Но добиться чего-нибудь существенного им также неудавалось. Ни попытка варить из клена сахар, оказавшаяся делом муторным и малодоходным, ни, вроде бы успешно начавшееся, производство поташа, больших денег не принесло. Все они, как песок сквозь пальцы, очень быстро исчезали в игорных домах, притонах, питейных заведениях. Но оптимизма семейству Буш было не занимать. И разочаровавшись в одном деле, они с прежним энтузиазмом брались за другое: валили лес, строили мосты, торговали скотом. А когда становилось совсем туго, отогревались на ферме старика Буша.
      Фэнд Уэсд был давним приятелем папаши Буша. Им было что напомнить друг другу о старых добрых временах.
      Старик не без уважения относился к законам и в воскресенье с завидной пунктуальностью посещал храм. Но, как понимал его старый добрый друг, речь шла не столько о замаливании прошлых грехов, как об авансировании новых.
      Уэсд полагал, что для выполнения такой сложной работы нужна более квалифицированная команда, но вполне резонным был вопрос: "А где ее взять?". Толковые ребята на дороге не валяются.
      Узнав в чем суть дела, заботливый папаша тут же потребовал вдвое повысить сумму оплаты, справедливо полагая, что других исполнителей можно начинать искать, лишь ликвидировав семейство Буш. Но в предверии операции такого масштаба стоит ли размениваться по мелочам? Ход мыслей старика Буша было донельзя близок и понятен Уэсду и Глэхдтону. Поэтому они заранее занизили тариф ровно вдвое, учитывая аппетит старого хищника.
      Бочонок старого доброго ямайского рома был не настолько мал, чтобы к утру уже закончиться. А на ферме было достаточно индеек, чтобы снимая с вертела покрытую золотистой корочкой, блестящую плавленным жиром тушку, осторожно не задать себе вопрос: "Не последняя ли".
      Проспав до обеда, подельники, превозмогая головную боль и борясь со сквернейшим настроением, все же нашли в себе силы отправиться к месту будущих событий.
      Государственный арсенал находился рядом с казармами четвертого пехотного королевского полка.
      Удар по складам возможен только во время военных действий крупным морским десантом противника.
      Нападение краснокожих исключалось. Они были на далеких западных границах. Блокгаузы были сооружены из вековых дубов. Кованые двери, огромные замки - все это выглядело весьма внушительно.
      Вся территория арсенала была огорожена высоким частоколом и почти примыкала к реке, впадающей в океан. Склады охранялись отдельным отрядом. Караульное помещение находилось в центре участка. По двое часовых охраняли ворота, и каждый из трех блокгаузов. Всего было три караула. Смена караула проходила каждые четыре часа.
      Папаша Буш сразу сообразил, что на каждого члена команды приходятся по трое солдат. Он тут же довел мысль до логического конца: "Для гарантии успеха придется вырезать всех".
      Ближе к полуночи в зарослях, немного ниже по течению, остановился плот. Младший из Бушей остался охранять его и вьючных мулов. До складов было не более семисот шагов. Вся команда: папаша, шестеро сынков и сами организаторы вплотную приблизились к воротам и залегли в ожидании смены караула. Ровно в полночь смена закончилась.
      "Откуда у этих парней такие здоровенные куски золота", - попытал подумать старый Буш. Но Фэнд Уэсд уже торопил: "Пора". "Ну с Богом" - в сердцах произнес старик, искренне веря, что никакой натяжки в этой фразе нет. Сыновья поддержали его. Все мысли Уэсда и Глэдтона были полностью заняты делом. Им некогда было укреплять себя теологическим обоснованием операции. Пожалуй, этот вопрос они отложили на потом.
      Окружающая обстановка как нельзя лучше способствовала успеху. Март в Бигтауне - это уже весна в разгаре. Дул порывистый ветер. И солдаты вряд ли услышат шорохи. Ночь была безлунной. На небе ни звездочки.
      Выходит, молитвы старика дошли до адресата. Оставалось не наделать глупостей.
      Девять бесшумных теней скольнули в кромешной темноте. Сам Фэнд и Иаков Буш забросили арканы на частокол. Высота не превышала двух человеческих ростов. Несколько ловких движений, и они уже за бортом. Две вышки стояли по обе стороны ворот. На каждую вышку вела добротная лестница. Добравшись до лестницы, Фэнд взял нож в зубы, и, упираясь руками и ногами, мягкими кошачьими движениями, почти не надавливая на ступени, стал медленно подниматься вверх. Лестница была старая. Но набухшие под проливными мартовского дождями сосновые доски совсем не скрипели.
      Часовой стоял оперевшись на длинноствольное солдатское ружье. Он совсем не чувствовал приближение опасности. Не было смысла смотреть по сторонам. Разве увидишь хоть что-то в кромешной тьме?
      Солдат предавался приятным воспоминаниям. Не боевые победы; таковых у него еще не было, а шумные попойки и богатые застолья будоражили память. Не мог он также отказать себе в воспоминаниях о приятном женском обществе. Слаще самого сладкого вина были ласки тех, кто дарил их солдату. Давно уже приучил он себя, находя в прошлом лучшее, переносить все невзгоды нелегкой солдатской службы.
      Мысли солдата Фэнда Уэсда абсолютно неинтересовали. Он думал лишь об одном: "Надежнее все же сразу в сердце, но если он будет стоять ко мне спиной, то неплохо и под лопатку. Главное, чтобы нож скользнул между ребер. Ну да ладно, раз на раз не приходится".
      Смерть была уже на расстоянии всего одного локтя от солдата. Но он так и не понял этого. Фэнд был без размаха. Коротко. Быстро. Часовой умер мгновенно. Тело сразу обмякло и стало оседать. Крепко схватив солдата за крупный, мясистый нос, старый пират, давно выверенным, широко известным у морских бродяг движением ножа перерезал горло. Широкое лезвие как сабля разрубило кадых. Несколько тихих хрипов не были слышны даже в двидцати шагах. Аккуратно уложив тело, Фэнд стал тут же спускаться вниз.
      Иаков Буш уже спешил навстречу. Вместе они быстро убрали тяжелый дубовый брус, служивший запором для ворот, и осторожно приоткрыли их.
      "Да, не пожалели дегтя, - подумал Фэнд, искренне удивляясь тому, что ворота не издали ни малейшего скрипа, - армия - это порядок".
      Все соучастники тут же проникли на территорию арсенала и, разделившись на три группы, применяя все меры предосторожности, направились к блокгаузам. Снять часовых было делом одной минуты. Часовой, охраняющий караульное помещение, тоже быстро распрощался с жизнью.
      В караульном помещении стоял веселый хохот. Старый сержант рассказывать что-то бесстыдное, смакую каждую подробность. Совсем еще молодой лейтенант, рдея от стыда, прятал глаза.
      Фэнд Уэсд подумал, что в другой раз он, пожалуй, дослушал бы сержанта. Девять человек мгновенно выскочили из ночной темноты. Восемнадцать пистолетов смотрели в глаза солдатам.
      Они сразу поняли всю бессмысленность сопротивления и, повинуясь силе, быстро подняли руки. Офицер единственный среди всех имел при себе оружие. Он потянулся за пистолетом. Лейтенант понимал, что он умрет, надеясь, что выстрел услышат в казармах. Фэнд опередил его. Острый, заточенный по обычаям краснокожих, нож по рукоятку вошел в сердце.
      Солдат повалили на пол, связали.
      Уэсд уже собирался уходить, но старик Буш с осуждением взглянул на него. "Неужели тебя так ничему и не научила жизнь" - читалось в этом взгляде. Папаша дал команду и сыновья, распределившись среди лежащих как дрова, туго связанных солдат, быстро и аккуратно перерезали каждому из них горло.
      Забрав оружие, группа ринулась к блокгаузам. Огромные амбарные замки могли стать преградой для кого угодно, только не для Бена Глэдтона. Та легкость, с которой он помог им открыться, наводила на мысль, что работать с замками Бен стал не позже, чем ходить.
      Обвязанные тканью, копыта мулов бесшумно ступали по покрытой густой травой мягкой суглинистой почве. Украденные по такому случаю, они быстро привыкли к новым хозяевам, будт знали их уже давно. Тихие мирные животные равнодушно наблюдали, как растет поклажа.
      Армейский порядок прослеживался во всем: ружья были упакованы в стандартные ящики, порох в бочонки, свинец уложен в бухты. Мулы неутомимо сновали от складов к плоту, но Уэсду казалось, что работа идет крайне медленно. Он нервничал, кусал губы, все время нововя достать трубку. Но каждый раз вспоминая, что нет никакой возможности затянуться ароматным табачным дымом, он становился еще раздраженнее.
      Но нет ничего вечного. И погрузка закончилась. Когда переполненный до отказа плот, с трудом отчаливая от берега, стал медленно выходить на стремнину, до смены караула оставалось еще целых два часа. Троих сыновей папаша отправил домой. Ровно половину оплаты за нелегкий труд они забрали с собой.
      За несколько сотен шагов до впадения реки в океан, компаньоны бросили якорь и стали ждать. Вскоре они увидели загоревшийся и тут же погасший огонь. Шлюпка и ялик шли навстречу.
      Вскоре они причалили. Здоровенный рыжебородый детина с трудом подогнал большую четырехвесельную шлюпку к отмели. Вытащив весла из уключин, здоровяк положил их на дно шлюпки. Легким движением он выпрыгнул на отмель. Матрос был неразговорчив, хватило двух фраз. На нем была неопределенного цвета фуфайка с засученными рукавами и широченные холщовые штаны, выпачканные жиром и смолой.
      Полным диссонансом к его невзрачному наряду являлась касторовая шляпа. Богатый головной убор из толстого, плотного шерстяного материала, конечно, более подходил бы солидному купцу или другому горожанину. Это-то и натолкнуло Уэсда на мысль, что, пожалуй, шляпа не так давно и принадлежала кому-либо из означенных граждан. И лишился владелец шляпы, вероятнее всего, вместе с головой. Такая мысль подзадорила Фэнда. Он искренне смеялся в душе.
      Парень, плывший в ялике, выглядел еще экзотичнее. На нем была темно-синяя куртка и такие же, как у рыжебородого, штаны. Был он еще совсем молод. Голову покрывал завязанный в четырех углах узелками выцветший большой носовой платок, заменяющий шляпу, а шею украшад щегольски повязаный шелковый ярко-оранжевый шарф. Его обветренное лицо и выражение глаз говорили, что парень редко сходит на сушу. Разве только для того, чтобы до бесчувствия напиться.
      Часть груза перебросили на лодки, чтобы добавить им устойчивости. Затем канатами прикрепили плот к шлюпке и ялику. Фэнд сердечно попрощался с подельниками. Он достал вылитого из чистого золота идола, изображающего тужемного божка и торжественно вручил его папаше Бушу. Свирепый оскал божка, его жестокий, вызывающий отвращение вид, натолкнул старика на мысль, что, пожалуй, надо поторопиться переплавить металл в слиток. Идол пугающе смотрел на всех немигающими рубиновыми глазами. Уэсд на прощанье взглянул в эти, будто из двух сгустков крови изготовленные глаза, и, с какой-то долей вины, объяснил старому Бушу: "Знаешь, дружище, я не стал их выковыривать. Ведь с ними он намного симпатичнее. Ну да ладно. Что уж там. Теперь он твой". Старые друзья крепко обнялись на прощанье. Когда еще свидятся? И удасться ли? Бен Глэдтон, понимая всю серьезность церемониала, тоже принял в нем посильное участие.
      Морской караван тронулся. Семейство Бушей, тут же растворилось в темноте.
      Фэнд посмотрел на часы. Шла смена караула. Сейчас весь полк поднимут по тревоге. Вспереди уже вырисовывались контуры шхуны.
      Тали для подъема груза уже давно были налажены. Снасти тоже. Скрип блоков, четкие немногословные команды Джеймса Рича, слаженная работа матросов. Вскоре весь груз был на палубе. Никому не нужный плот остался одиноко болтаться по волнам. Шхуна, расправив паруса и набирая скорость, взяла курс на юго-восток, как можно дальше от берега.
      В Новом Ормеале предстояло сгрузить сельскохозяйственные орудия и взять на борт сахар. Метрополия, боясь, что колонии, развивая промышленность, перестанут быть сырьевым придатком, запрещала производить металлические изделия. Почти все завозилось из-за океана. Таможня свирепствовала. Чиновник, до костей пронизывая взглядом каждого матроса, долго искал что-то в трюме: считал, пересчитывал, принюхивался, заглядывал в каждый угол. Поднявшись на палубу, он опять спустился в трюм. это был старый надежный прием. Но у команды нервы оказались крепкими: "Вор - это тот, кого поймали". Еще раз тщательно проверив бумаги на груз, таможенник дал добро.
      Краснокожие бестии появились на середине реки, будто выскочили из глубины вод. Они не спутали бы "ЛАГУНУ" ни с каким другим судном даже в ряду из тысячи шхун. До форта Стронг Джампинг оставалось километров сорок. Туземцы предложили свернуть в устье небольшой речушки, подальше от глаз. Джеймс Рич увидел в этом подвох, но Уэсд лучше знавший натуру туземцев, согласился.
      "Береженого Бог бережет" - вспомнил Фэнд и решил перестраховаться. Его искренне удивило, что среди краснокожих были не только алдонтины, но и шауни.
      Краснокожие везде выставили посты, и мышь не проскользнет. Не меньше Уэсда и Глэдтона они были заинтересованы сохранить все в тайне. Разгрузка на западном берегу еще больше вселяла уверенности в том что операция закончится удачно. Лишь бы туземцы под конец не сваляли дурака. Вообщем, сделав на палубе прямо по контуру выхода из трюма вполне приличный бруствер из мешков с мукой, команда судна дала понять дикарям, что она готова ко всяким неожиданностям. "Если они нападут даже с обоих берегов сразу, - рассуждал, успокаивая себя, капитан, - то кроме большого скандала не получат ничего. Захватить судно врасплох им не удасться. Мы успеем сняться с якоря и выйти в Отца Рек. Они же не только не досчитаются многих, но и потеряют последнюю надежду заиметь ружья".
      "Конечно, этот Зоркий Сокол лишку взял, замахнувшись на тысячу ружей, как трезвый реалист рассуждал главный организатор всей компании, - да столько оружия захватить в арсенале, целую армию надо. И так, слава Богу, потрудились от души". Но все эти вполне логичные рассуждения так и не позволяли отмахнуться от одной навязчивой мысли: "Дикари честно дали задаток за каждый из тысячи стволов, а получат лишь пятьсот. Остаток оплаты, как ни крути, будет не столь велик".
      Челноки приближались по одному, воины получали ружья, тут же расплачивались за каждую партию и отплывали к берегу. Понимая опасения деловых партнеров, краснокожие вели себя необычайно корректно, чтобы не вызвать ни машейших подозрений. Руководил погрузкой Зоркий Сокол. Фэнд Уэсд видел ликование в его глазах. Краснокожий не мог, как ни старался, скрыть восторга. Ружья! В промышленном холсте они блестели вороненной сталью. Одно, другое, сотое!
      На прощанье вождь подошел к Уэсду и с особой торжественностью расстегнул ожерелье из когтей гризли. От туземца исходило какое-то величие и гордыня. "Ты смотри, каким павлином держится, - успел подумать удачливый делец, - ровно принц какой кровей королевских. У них что тут, у алдонтинов этих, у всех болезнь такая - мания величия".
      Зоркий Сокол снял коготь со шнурка и протянул его Фэнду: "Ты привез нам ружья. Неважно, хотел ли ты помочь, или тебе нужно золото. Ты привез ружья. Алдонтины помнят добро. Этот коготь тебе дал Зоркий Сокол. Запомни это имя Зоркий Сокол! Алдонтины всегда ценят добро".
      Фэнд, делая вид, что полностью проникся пониманием важности момента, умело подыграв туземцу, с особой торжественностью принял "бесценный дар". "Помоему у этих парней у всех мозги набекрень", - поделился Фэнд с Беном.
      - Да, пожалуй, они здесь кашу заварят.
      - И такую дружок, что молодчага Черный Орел с его головорезами покажется рядовым лесным разбойником. Ставлю сто к одному - заварят.
      - Надо уносить ноги. Эти на пушки с дуру не полезут. Но, слава Богу, у нашего короля солдат - не сосчитать. Армия и этим задаст перцу.
      - А нам и в Бигтауне дел хватит. Деньжат то у нас теперь столько, еще надо постараться из извести.
      - Ну а с этими парнями пусть армия разбирается. А нам пора.
      Фэнд достал трубку, набил доброго табаку и с наслаждением стал потягивать дым, хитро щуря свои маленькие глазки.
      "Лагуна" на всех парусах мчалась на юг. Форт Стронг Джампинг уже никого не интересовал. С такими деньгами торговать мукой и сахаром не было уже никакого желания.
      ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
      Когда Зоркий Сокол по согласованию с вождями завел разговор с Уэсдом, он вовсе не был уверен, что бледнолицый согласится на предложение вообще, тем более так быстро. Итак, Фэнд готов был действовать сразу же, но, естественно, требовал задаток.
      Золота у алдонтинов в нужном количестве не было. Его не было ни в слитках, ни в песке, ни в самородках. Всего золота алдонтинов и шауни хватило бы на несколько десятков стволов. Брать мехами бледнолицые не собирались - их еще надо продать.
      Но такое весьма щекотливое положение вовсе не обескуражило молодого вождя. Для него, как для любого алдонтина, золото не представляло никакой значимости. А вот ружья, чудо, изготовленное врагами, являлись великой ценностью. И мысль, что алдонтины из-за нехватки желтого металла окажутся без совершенного оружия бледнолицых, казалась ему не имеющей права на существование. Мозг Зоркого Сокола усиленно работал. Необходимо было раздобыть срочно очень много золота.
      Все попытки представить, где же все-таки можно взять металл, завораживающий белых людей и делающий их безумцами, оканчивались неудачей. Алдонтин готов был мчасться на край света. Порой ему казалось, что он вот-вот сойдет с ума. Где-то в глубине души, за непроницаемой пеленой, он почти физически ощущал правильный ответ. Вождь верил, что стоит еще один, самый последний раз, спросить себя, и он вспомнит, где он видел много золота.
      Вконец обессиливший вождь, сообщив жене, что будет вести разговор с духами, вечером остался в одиночестве на мужской половине вигвама. Никто не знает, какие события происходили ночью. Зоркий Сокол был один.
      Но ранним утром, едва дождавшись из приличия, когда сумерки растают, он ворвался в вигвам Верховного Вождя и потребовал немедленного созыва совета вождей. Может быть, в другое время Расщепленный Дуб с меньшим вниманием отнесся бы к словам Зоркого Сокола. Но в последние месяцы его роль во всех событиях, была столь значительна, что старый вождь не рискнул отказать.
      На Круге Большого Костра Зоркий Сокол заявил.
      - Алдонтины! Мне было видение. Гичи-Маниту потребовал от меня, чтобы я открыл вам истину!
      Не каждый день произносятся такие заявления. И даже в каледоскопе безудержно несущихся событий, несравнимо ускорившихся после ночного побоища, оно стало громом среди ясного неба.
      - Великий Дух - продолжил вождь, - потребовал от меня сказать - духовный путь, которым шли мы последнее время, был ложным.
      Все присутствующие замерли от удивления. Такие слова без доказательств не произносят. Но что может в подтверждение своей правоты предъявить Молодой вождь?!
      Стояла удивительная тишина и сильный голос выступавшего звенел в вышине.
      - В тяжелое время и в дни сомнений мы всегда просим помощи у Гичи-Маниту. Владыка Жизни, Великий и Незримый называем мы Высшую Силу, веря в ее безграничное величие и непознаваемость. Никто не видел Великого Духа. Никто не знает каков он. Он везде и всюду. Он - Великая Тайна. Его нельзя увидеть, его нельзя потрогать. Он может принимать любой образ. Великий Дух недоступен пониманию.
      Слова вождя встретили одобрение у присутствующих. Он говорил понятно, и очень красиво. Ободренный возгласами поддержки, оратор продолжал.
      - В дни празднеств и торжеств мы тоже не забываем Владыку Жизни. Мы идем в пещеру на Большой Горе и поклоняемся золотым идолам. Мы просим их передать нашу благодарность или наши просьбы Гичи-Маниту. Ни у кого нет сомнений, что истуканы сделают это. Мы называем Великую Тайну незримой, но поклоняемся идолам. Мы думаем, что в них Высшая Сила. И я хочу спросить вас, алдонтины: неужели вы думаете, что Солнце и Луна, Звезды, Земля и Небо, четыре ветра, четыре стороны света, все добро и зло мира вмещаются в этих истуканах?
      Вопрос был настолько неожиданным, совершенно не входящим в рамки рассуждений, что все присутствующие обомлели. Никто не требовал от них конкретного прямого ответа. Но, если бы и понадобилось, ни один из алдонтинов не знал, что сказать. Взяв инициативу в свои руки, Зоркий Сокол перешел в наступление открыто.
      - Многие уже просто не помнят, что эти идолы были у нас не всегда. Прошло много времени. Но не так много, чтобы об этом забыли все. Я могу напомнить, откуда они взялись. Но лучше об этом расскажет нам Верховный Жрец.
      Познавший Древо никогда не страдал излишней религиозностью. Его всегда больше интересовало практическое значение магических обрядов и углубленное познание лекарственных трав и ядов, чем выяснения где находится высшая Сила, а где ее нет. Главное то, что она существует.
      Он проникся за последнее время глубоким уважением к молодому вождю, и чувствовал, что тот затеял очень серьезное дело. Но даже жрец с его недюжинным умом не смог понять откуда дует ветер.
      Он с досадой подумал, что лучше бы, конечно, Зоркий Сокол все же посоветовался с ним. "И чем ему не нравятся наши идолы, - с недоумением спрашивал себя Познавший Древо. - а, может быть, недо не в них, или не только в них". Жрецу, как и остальным, даже в голову не пришла мысль вообще не отвечать на вопрос молодого вождя. Ведь если человек утверждает, что он получил прямое задание у Великого Духа, то с ним невозможно не считаться. И Познавший Древо решил объективно, без уклона в ту или иную сторону, пересказать эту историю алдонтинам так, как она из поколения в поколение сохранялась в памяти народа.
      - Много, очень много Больших Солнц прошло с тех времен, когда наши предки жили далеко на закате солнца. Там, в горах, вершины упираются в небо. Даже летом они покрыты снегом. И воин, поднявшись ввысь, может сверху смотреть на облака. Скалы, будто разрубленные могучим топором, на многие сотни локтей обрываются вниз. Могучие реки сверху кажутся слабенькими ручейками.
      Весной наш народ поднимался в горы. Свежая зелень, чистая вода в ручьях много дичи - что еще надо воину?! Зимой люди уходили в долины, прячась от холодов. С севера возвращались бизоны. Их мясо было жирным и сочным. Солнце всегда вставало и всегда садилось. Весна сменяла зиму, а осень - лето. Люди рождались, умирали, вновь рождались. Великий Дух заботился о нас.
      Но вдруг пришли майяны. У них были огромные деревянные щиты. На щитах толстая кожа. Наши стрелы и копья не пробивали их. Майяны становились плотными рядами и прикрывались щитами. Они шли вперед, как идет на волка бизон, наклонив голову и выставив рога. Враги убивали мужчин, а женщин и детей уводили с собой. Мы не могли сражаться с ними. Нас спасали горы. Но как жить среди голых скал, где вокруг только снег и нет даже травинки?
      Жрецы неистово молились Гичи-Маниту о помощи. Но злые духи - покровители майянов были очень сильны. Наши слова долго не доходили до Владыки Жизни. Но все-таки он ответил. Великий Дух указал нам путь к спасению.
      Темной ночью совсем немного смельчаков прокрались в самую середину вражеского стана. Несколько других отрядов напали и стали отступать. Майяны поверили. Они погнались. В это время воины перебили охрану, жрецов и захватили идолов, которым поклонялись враги.
      Страх охватил майянов. Без поддержки духов они стали бессильны. Они ушли на юг. Там были их жилища. Воины гнали майянов и убивали их.
      Тогда все поверили, что идолы будут служить алдонтинам. Что это воля Высших Сил. Что идолы есть часть Великой Тайны, и в них наша Сила.
      А потом в горах была страшная засуха. Реки пересохли. Звери ушли. Они искали воду. Люди слабели. Женщины не рожали детей. У них не было сил. Люди ложились спать, и засыпали навсегда.
      И тогда вожди, чтобы спасти народ, разделили его. Одни ушли на юг, другие на восток. Вожди верили - если одно племя погибнет, другое останется жить. И наша гордая кровь всегда будет течь в жилах воинов.
      Мы разделили идолов. Ведь это они принесли нам победу. Люди долго шли вдоль Извилистой реки через бескрайние безводные равнины на восход солнца. Земля была непригодня для жизни. Но здесь на берегах Отца Рек есть все. И рыба, и дичь, и прохлада лесов, и сочные травы лугов.
      Мы еще раз разделили идолов. Алдонтины и шауни благодарны им. Они помогли нам победить.
      В словах жреца не было напора и уверенности в своей правоте, которые как обжигающий жар, исходили от молодого вождя. Казалось, жрец даже оправдывается. Никто из присутствующих на Круге Большого Костра не поднялся и не обвинил Зоркого Сокола в том, что его разум помутнен. Никто не сказал, что мысли вождя безумны. Алдонтины смелые, отчаянные, любящие справедливость. Люди молчали. Они не знали, что сказать.
      Зоркий Сокол, замахнулся на сами основы жизни народа алдонтин. Это являлось неотъемлемой частью религии, мироощущения, быта людей, было привычным и удобным, казалось незыблемым. Почему же они молчали?
      Алдонтины не знали Бога. У них не было Скрижалей с Заповедями, не было религиозной организации, раз и навсегда сказавшей: "Это - добро, а это - зло". Не было Спасителя, однажды пострадавшего за всех и показавшего людям, что есть они в сравнении с Великим Богом-Творцом.
      Бог алдонтинов Гичи-Маниту - это сумма сил природы, разлившихся по всему окружающему миру. Гичи-Маниту - часть Великой Тайны - высшей субстанции, включающей в себя и добро и зло.
      Алдонтины не знали ничножности человека. Миссионеры еще не донесли до них этого. И они слышали слова, которые говорили Великие Учителя и Пророки. Они не распинали пророков на столбах, не сжигали их на кострах, не гноили в тюрьмах. Если человек говорил не то, что хотели слышать остальные, его просто не слушали.
      Алдонтины молчали. Зоркий Сокол смотрел в глаза вождей. В них не было осуждения? "Пусть вождь докажет свою правоту, - читал он во взглядах, - и мы поверим ему".
      Он поднялся и, смело подойдя вплотную к Расщепленному Дубу, медленно поизнес: "Великий Вождь, я готов своей жизнью искупить ошибку". Зоркий Сокол стоял и смотрел вдаль. Его лицо, покрытое печатью глубокой задумчивости, выражало отчаянную решительность.