Над судьбой

      Уинстон четко знал, что алдонтины не дадут согласия на переселение. Но лишь сегодня. Нет, он не торопит. Пусть блефуют. Все равно правила этой игры писали не они. Дикари проиграли, еще не вступив в игру. Но война, конечно же, не закончится после ухода краснокожих на западный берег. Пожалуй, она с этого как раз и начнется. Но разве хотят задумываться об этом в Багтауне и Новом Ормеале?
      Уинстон Гудмэн не Господь Бог. Он правительственный агент. Его профиль задачи наивысшей сложности. И он всегда решал их. Для него нет ничего важнее интересов империи. Но даже краснокожие вольны в выборе своих действий. Их легче всех поголовно уничтожить, чем заставить смириться. Но ведь есть форт, гарнизон, граница. Любая война, в конечном итоге несет в себе риск для жизни. Он еще раз внимательно посмотрел на шахматную доску, а затем коротким отрывистым движением решительно смел на пол все фигуры. Он был готов к новой встрече с краснокожими.
      Этот Расщепленный Дуб не меньше Гудмэна заинтересован в том, чтобы вывести на западный берег свой народ, ну а поупражняться в демагогии никогда не излишне. Уинстон начал издалека, красочно описывая огромные преимущества, которые получат алдонтины, согласившись на переселение.
      - В форте и вдоль рек мы поставим фактории. На них можно будет обменивать меха пушных зверей на огненную воду, вкусную еду, металлические изделия. Ножи, топоры, котлы, зеркальца, украшения; кто не хочет иметь этого? Вожди подпишут договор и наступит вечный мир. Если же алдонтины выроют топор войны, они вынужденны будут сражаться с огромной армией великой империи. И тогда уже некому будет подписывать договоры.
      Агент готов был еще долго блистать красноречием примерно в таком же ключе. Он никуда не спешил. Но Расщепленный Дуб оборвал его.
      - Кровь убитых энглишами братьев стучит в сердцах алдонтинов. Мертвые взывают к мщению. Но мы не безумцы, мы готовы уйти. Белые люди дадут нам еду, чтобы мы не умерли с голоду. Они сделают это и весной мы уйдем. Через одну луну мы получим все и тогда подпишем договор. Я все сказал. Хау!
      - Какая дерзость, - с восхищением подумал Гудмэн, - а ведь он все просчитал, наглец. И ведь знает, что получит все это. Месяца им вполне хватит, чтобы разобраться с шауни. Ну что ж, в жизни всегда приходится выбирать меньшее из зол. Главное, они уйдут. А остальное дело армии.
      Познавший Древо был одним из главных идеологов непримиримой борьбы краснокожих с захватчиками. Страшный удар, нанесенный опередившим краснокожих противником, мог сломить кого угодно, но не жреца. Он ни на мгновение не сомневался ни в правоте своего народа, ни в его способности победить энглишей. Но после ужасного разгрома среди воинов появилось немало колеблещихся. Пушки бледнолицых многих убедили, что на западном берегу алдонтинам будет лучше.
      Жрец прекрасно понимал - алдонтины разделят судьбу эрагезор и мэкигэнов, если не победят энглишей. Но слишком многим воинам необходимо великое чудо, чтобы не колеблясь идти в бой.
      Вопрос о том, почему столь могущественны энглиши сам собой переходил в другой: "Кто есть Бог Белых". Весь мир для краснокожего - это арена борьбы добрых и злых духов. Гичи-Маниту, сильнейший из добрых духов, далеко не всегда способен побеждать злых духов. Многое зависит и от поведения его краснокожих детей. Без сомнения Бог Белых есть не просто злой дух, а сильнейший среди них. А белокожие люди - порождение зла. И бороться с ними, значит сражаться со злом.
      Жрец был абсолютно уверен, что ночное побоище, падение небесного камня и видение Гичи-Маниту связаны между собой. Бог Краснокожих сегодня слабее Бога Белых и он не смог предотвратить трагедии. Но послав Камень Спасения, он сделал все, что в его силах.
      Укрепив себя настоем дурманящих трав и облачившись в шкуру Бурого Медведя, Познавший Древо удалился в Священный Типи.
      Терзая себя неистовыми камланиями, он до самого рассвета ждал Гичи-Маниту. Но Бог Краснокожих не приходил.
      Совсем изможденный, жрец заснул глубоким сном. Выйдя из типи, он увидел, что проспал почти весь день. Так же беспрерывно моросил дождь. Было сыро, холодно. Гичи-Маниту так и не пришел. Почему? Могущественный и безжалостный злой дух - Бог Белых - помешал этому. Такую страшную правду не должны знать алдонтины. Пусть они знают другое.
      Та страсть и непреклонная убежденность, с которой Великий Жрец требовал немедлено идти к Камню Спасения, зажгла сердца многих. Огромная толпа собралась на вершине Большой Горы. Камень был десять локтей в длину, семь в ширину и пять в высоту. От него исходило мягкое голубое мерцание, пронизывающее насквозь. Конечно же, он послан Великим и Незримым. Этот камень - часть Великой Тайны, он даст алдонтинам Силу.
      Было решено немедленно вырыть рядом яму и незаметно опустить небесный камень в нее. Ни один бледнолицый не узнает об этом. Когда наступят лучшие времена, краснокожие еще вспомнят об этом подарке неба.
      щущение радости нарастало в народе алдонтин. На рассвете, когда сумерки едва рассеялись, а живительные лучи солнца, так и не сумев пробиться сквозь заслон из тяжелых, грязных туч, терялись в небе, вожди вышли из Священного типи и направились к Священному Столбу Войны.
      Пять копий вознились в землю. На каждом тотемный знак. Все пять племен народа алдонтин клялись Гичи-Маниту в своей готовности сражаться с энглишами и просили помощи.
      Вперед вышел Великий Жрец. Устремив взгляд сквозь тучи, он прокричал.
      - О, Великий Дух, дай нам надежду! Пусть наша Сила сольется с твоей. И мы победим!
      На площадь выдвинулось несколько воинов с удлиненными боевыми барабанами. Они сели в стороне. Сразу раздался монотонный бой.
      Возле столба собрались жрецы. Жезлы, украшенные ястребиными перьями, страшные звериные маски, развевающиеся одеяния - они были похожи на таинственных духов, сошедших в мир людей.
      К Священному Столбу Войны приближались колонны воинов, закутанных в плащи, украшенные священными символами. Это были лучшие воины, выбранные от каждого рода. Они взялись за руки и начали медленно кружиться. Голос барабанов становился громче, ритм учащался.
      Вдруг барабаны смолкли. Танцующие мгновенно сели на землю. Тут же в танец вступили жрецы. Разгоряченные необузданными движениями они, входя в экстаз, где теряется грань между миром людей и миром духов, насыщались Силой. Невиданной Силой, данной им Великим Маниту.
      Подбегая к сидящим воинам и дотрагиваясь до них жезлами, жрецы зажигали всех огнем страсти. Вскоре вновь все воины в большом круге, а жрецы внутри круга предавались пляске. Темп движений возрос до предела. Танцующие срывали с себя плащи со священными символами и, размахивая ими, отгоняли злых духов. Круг огласила боевая песня, зажигательные слова прерывались пронзительным криком.
      Полные грозного смысла движения ввели всех в полубессознательное состояние. Некоторые воины, обессилев, готовы были в изнеможении рухнуть на землю. Но жрецы подбегали к ним и, дотрагиваясь жезлами, вселяли Силу. Танец продолжался.
      Когда и жрецы и воины вошли в глубокий экстаз, жрецы стали быстро проводить жезлами по телам танцующих. Воины тут же падали ничком на землю. Вскоре вся площадь покрылась находящимися в глубоком трансе телами. Но дух каждого воина возносился в небеса. Там его ждали духи предков и сам Великий и Незримый.
      Барабаты смолкли. Жрецы вновь возвращали воинов к жизни. Вдруг неожиданно подул резкий, порывистый западный ветер, разгоняя тучи и унося их косматые обрывки вдаль. В прозрачном, лазоревом небе нестерпимо ярко засияло солнце, ослепляя осеннее спокойствие увядающей природы. Восторгу алдонтинов не было предела. Гичи-Маниту ответил на их призыв.
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
      ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
      За пятьсот лет до описываемых событий алдонтины и шауни были единым народом. Они жили в Скалистых Горах. После ряда изнурительных войн с майянами и страшной многолетней засухи, их общие предки разделились на два потока и покинули прародину. Ушедшие на юг, основали великую цивилизацию, посвященную кровавым ненасытным богам. Государство это будто карточный домик рухнуло под первыми же ударами спейнов.
      Другая часть народа двинулась на восток. Впереди лежали бескрайние безводные пространства, покрытые густыми травами и редкими рощицами кустарников. Бесчисленные стада бизонов были единственными полноправными хозяевами этой земли. Но краснокожие не могли жить на этих плодородных равнинах. Не имея лощадей, они продолжали ютиться вдоль берегов Извилистой Реки, медленно, в течении долгих десятилетий, продвигаясь на восход солнца. Дойдя до Отца Рек, они поселились вдоль великой водной артерии, с севера на юг разрезающей весь Континент.
      А затем появились мустанги. Убегающие от нерадивых хозяев, лошади спейнов сбивались в табуны, дичали и, плодясь, постепенно теснили на Великих Равнинах бизонов.
      Природа западного и восточного берегов Отца Рек очень отличалась. Жители лесов стали рыболовами и охотниками. Они называли себя алдонтинами и использовали мустангов лишь для набегов на дальние лесные народы.
      Оставшиеся на западном берегу племена ловили мустангов, приручали их, охотились на бизонов. Постепенно они теряли интерес к реке. Движение Черного Орла почти не коснулось шауни. Но и среди них нашлись герои, ставшие под тотем вождя далекого чужого племени.
      После разгрома объединенных сил краснокожих, среди шауни стали преобладать настроения изоляционизма. Они никогда не забывали, что их предки прошли долгий путь через Великие Равнины. И вся эта громадная территория рассматривалась ими как своя. И хотя многие племена, теснимые с трех сторон бледнолицыми, уходили вглубь Континента на равнины, бизонов в избытке хватало на всех.
      Шауни совсем отвернулись от реки. Отношения с алдонтинами, ставшие дружескими во время войны Черного Орла, вновь ухудшились. Воевать народам было не за что, но ничто и не объединяло их.
      Трое воинов-смертников, лучшие, выбранные из лучших, стояли на берегу Великой реки, насыщаясь очистительной Силой ритуального костра. Сумерки сгустились, ночь вошла в свои права. Жрецы, пританцовывая вокруг костра, готовили дух и плоть посланников. Ведь от них зависела судьба всего народа.
      Они шли к шауни, они знали что ждет их. Как объяснить шауни то, что сейчас ясно уже каждому алдонтину? Смогут ли они понять это? И здесь мало отчаянной храбрости и безмерной отваги.
      Костер догорал, огонь затухал и темнота межденно поглошала людей: сначала лица, затем плечи и, наконец, ноги. Познавший Древо властным движением указал на запад. Его суровое лицо выражало непоколебимую решимость. Крепко обняв каждого воина за плечи, он проницательно смотрел в их глаза.
      - Вы не должны ошибиться, Великий Дух с вами, - тихо сказал жрец и, слегка подтолкнув воинов, добавил, - идите!
      Тихая осенняя ночь была необычайно теплой. В прозрачном, безоблачном небе ярко светили звезды, луна огромным красным шаром висела над горизонтом, почти касаясь вершин могучих платанов. Сильные, бесшумные удары весел несли челнок в неизвестность. Западный берег быстро приближался.
      Войдя в устье Извилистой реки, воины, борясь с течением, преодолели примерно еще тысячу шагов и лишь затем вышли из воды. В четырех десятках шагов от берега, под стволом поваленного дуба они спрятали челнок, забросав его хворостом и прошлогодними листьями.
      Посланники не имели оружия, кроме ножей. В небольших кожаных сумах был запас сушеного тертого мяса и муки из кореньев всего на трое суток. Главное селение шауни располагалось в двух дневных переходах от Отца Рек, на берегу Извилистой реки.
      С весны до осени шауни на равнинах охотятся на бизонов. Когда на зиму бизоны уходят на юг, шауни перемещаются ближе к лесам. Всадники на резвых мустангах всегда добывали много пищи. Зима не пугала бескормицей, сушеного мяса хватало всем. Народ шауни множился, набирал силу.
      Но зимой на равнинах дуют беспрерывные холодные ветра, в лесах же всегда свежая дичь, а в реках рыба.
      Алдонтины никогда не заходили на западный берег, как и шауни на восточный. Шауни почти не имели дозоров на восточной окраине своих владений. С этой стороны удара ни не ждали.
      Алдонтинские псланники должны были среди бела дня совершенно неожиданно оказаться в самом центре селения шауни, рядом с вигвамом Верховного Вождя. Доблесть везде ценится высоко. Войдя же в селение плениками, трудно вообще доказывать что-либо. Плен - это позор.
      Длинная ноябрьская ночь медленно отступала на закат. Рассвет приближался как-то неуверенно, с трудом пробираясь через багряные листья увядающих крон деревьев. То там, то здесь вдалеке показывались редкие, почти бездымные костры охотников или рыболовов. С огромной осторожностью посланники продвигались вперед.
      Ближе к ночи путь им преградила неглубокая, но бурная речушка. Зажатая между отвесными, близко сходящимися берегами, река, с шумом ускоряя ход, низвергалась небольшим водопадом. Сквозь пенящуюся воду зоркие глаза воинов увидели небольшое отверстие. Это был вход в пещеру.
      Пол пещеры был выстлан толстым слоем сухих веток и листьев, видно шауни не однажды останавливались в ней. Места для троих вполне хватило. Костер разводить не стали , съев по щепотке сушеного мяса, и выпив по глотку речной воды, выставив дозор, тут же заснули.
      Последний в дозоре был Зеркий Сокол. В те дни, когда Черный Орел звал народы к священной войне, многие алдонтины встали под его тотек. Одним из них был отец Зоркого Сокола. Он погиб в первом же бою с энглишами. Сын родился уже после смерти отца. Ему пришлось рано стать мужчиной, чтобы прокормить мать, сестер.
      Не только бессрашие и отчаянная смелость отличали его. Он был явным лидером, и выделялся даже среди таких молодых воинов, как Быстрый Ястреб, Сильный Удар, Ястребиный Коготь. Именно он во время ночного побоища возглавил прорыв через взорванную скалу, что в корне изменило ситуацию. И он же смог убедить вождей в том, что у энглишей нет ни сил ни желания вести большую войну с алдонтинами и еще есть время подготовиться к этой войне и первыми начать ее. В том, что посланников к шауни должен вести за собой Зоркий Сокол, не сомневался никто.
      Зоркий Сокол чувствовал дыхание времени: прерывистое, болезненное. Время никогда не изменяло свой бег. Оно медленно двигалось по кругу, никуда не спеша и не замедляя ход. Всегда чего-то не хватало - еды, оружия, тепла в вигваме. Времени же было в избытке. Его не меряли, не ощущали. Оно было и одновременно как бы не существовало. Оно почти ничего не значило в жизни алдонтинов. То, что не успевали сделать сегодня, можно было довести до конца завтра или когда-либо.
      Но после ночного побоища все изменилось. Легко можно было посчитать сколько Лун или даже Малых Солнц осталось до срока переселения, назначенного энглишами. И за это время надо успеть объединиться с шауни, достать оружие белых людей, организовать воинов и разгромить врагов. Иначе всех алдонтинов ожидает . . .
      Мысль неожиданно оборвалась. Воин почувствовал, что за ним следят. Разглядеть что-либо за стеной водопала невозможно, и затаившийся охотник не видит его. Но следы . . .
      Не двигаясь с места, вождь голосом разбудил остальных. Сильный Удар выскользнул из пещеры и, еще прячась за падающей водой, громко прокричал.
      - Я пришел с миром, оружия нет. Алдонтины и шауни - братья.
      Необходимо было быстро выяснить сколько воинов прячется в засаде и каковы их намерения. Он встал в полный рост и выставив вперед открытые ладони, вышел из укрытия.
      Шауни был один. Он спрятался за поваленным дубом, держа на готове топорик. Молодой воин Антилопа был вполне осведомлен о событиях, развернувшихся на восточном берегу Отца Рек и быстро сообразил, с какой целью появились трое алдонтинов в этих лесах. При других обстоятельствах он бы вовсе не стал препятствовать им, только бы отследил их путь и сообщил дозорам.
      Но Антилопа был плохим воином. В последнее время его преследовали неудачи. Он проиграл поединок в борьбе за невесту и пока был еще холост. В набеге на племя зиу он не проявил храбрости, если не сказать больше. И даже на стрельбах из лука показал результат, вызывающий лишь усмешку.
      Антилопа решил, что трое безоружных алдонтинов станут легкой добычей. А когда он убьет их, нетрудно будет объяснить, что вышла ошибка. В последний момент шауни понял, что два воина засевшие в пещере, даже без оружия смогут сопротивляться. И он не стал спешить убивать человека, идущего к нему с открытыми руками.
      Когда расстояние оказалось достаточным, он мгновенно выпрыгнул из укрытия и резко выбросил вперед аркан. Выпущенная опытной сильной рукой, ременная петля со свистом промелькнула в воздухе. Но ловец мустангов, охотник на бизонов ошибся. Сильный Удар мгновенно упал на спину и уже в полете схватил аркан руками, потянув его на себя. Выведенный из равновесия, шауни, пытаясь удержаться на ногах и, в то же время, не выпустить аркан из рук, стал беспорядочно балансировать, извиваясь всем телом.
      Этих мгновений алдонтину хватило. Упругим напряжением спины он подбросил свое тело вверх. Оказавшись на ногах, воин сделал несколько длинных шагов навстречу противнику и неуловимым движением нанес удар кулаком в голову. Сбитый с ног, шауни сразу обмяк. Скрутив руки противника за спиной, Сильный Удар тут же туго связан их арканом и, посмотрев прямо в глаза шауни, ровным, мягким голосом произнес.
      - Мой брат должен знать, я не хотел этого. Я пришел с миром.
      Отчаянию Антилопы не было предела. Какими глазами придется взглянуть ему в глаза шауни, когда вскроется вся подоплека развернувшихся событий? Он понял, что для него единственный выход - смерть. Пугало только одно - вдруг алдонтин откажется убить его. Стараясь всеми силами сохранить достоинство, он гордо чеканя каждое слово, обратился к склонившемуся над ним победителю.
      - Ты оказался сильнее алдонтин. Скальп Антилопы еще на голове, возьми его.
      Примерно в тысяче шагов от места схватки возвышался невысокий каменистый холм, покрытый травой и редким кустарником. Окинув местность взглядом, алдонтин, обратился к пленнику.
      - Я не хочу твоей смерти. Алдонтины и шауни - братья. Бледнолицые - вот кто наш враг. На вершине холма я сложу твое оружие. Я должен успеть уйти.
      Он связал ноги Антилопы ремнем длиною в одну стопу, подал незаметный знак Зоркому Соколу и Ястребиному Когтю и стал быстро удаляться в сторону, противоположную входу в пещеру. Уже растворившись в лесу, он видел, как шауни, делая маленькие шажки, едва не падая брел к холму, где его должен был ждать спасительный нож.
      Омывая возвышение, Извилистая река делала крутой изгиб, лес расступался и большая, поросшая высокой травой поляна спускалась к широкому мелкому броду. Совсем недалеко от места, где река делала поворот на север, у подножия возвышения росло несколько могучих планатов.
      Приближающиеся алодонтины издалека заметили великолепного мустанга, скачущего кругами и взмывающего на дыбы. Жеребец был чем-то взволнован. Занузданный по обычаям шауни, скакун нес на хребте волчью шкуру. Всадника нигде не было. Опасность могла исходить отовсюду и алдонтины тут же проникли в заросли ивняка. Продираясь сквозь густые ветви, они незаметно приблизились к месту разворачивающихся событий.
      Звон ударов лошадиных копыт заглушался воем койотов. Окруженный хущниками, жеребец не убегал. Почему? Он приготовился защищать лежащего рядом окровавленного человека. В нескольких шагах от воина находился убитый кугуар.
      Гроза лесов, равнин и гор, дикая кошка пума на этот раз не смогла победить своего врага. Даже мертвая, она была великолепна. Длинное, поджарое тело, толстый хвост, сильные ноги. На груди, возле передней левой ноги, зияла рана кровавый след смертельной борьбы с человеком. Вся желтовато-бурая шкура была забрызгана кровью.
      Буланый жеребец приготовился защищать своего хозяина. Он был необыкновенно красиво сложен, во всех движениях чувствовалась сила и ловкость. Он кружился на месте, щелкал челюстями, был копытами по земле. Затем вдруг взмыл на дыбы и замазах передними ногами в воздухе. Длинный хвост стелился по земле, грива развевалась. Кругой изгиб шеи, оскаленные зубы, могучее тело - все выражало мощь и неудержимую решительность.
      Койоты не спешили. Сначала самые смелые из них подкрались к пуме. Большое пятно еще не высохшей крови манило к себе. Сладковатый запах заставляя забывать о страхе. Трусливо озираясь, они уже начинали лизать загустевшую, потемневшую жидкость.
      Появление людей испугало койотов. Они отбежали далеко в сторону, забравшись на холм. Хищники вовсе не собирались отдавать свою добычу людям, но они хорошо знали закон - уступи место сильному. Находясь на безопасном расстоянии, звери решили выждать.
      Ястребиный Коготь склонился над воином. Шауни потерял много крови и был без сознания. Алдонтин поднес к носу раненого легкую пушинку и она шевельнулась. Воин дышал!
      Мустанг отбежал далеко в сторону и поймать осторожного жеребца было невозможно. Оставить воина на равнине нельзя даже под охраной. Сырая земля в ноябре - не мягкая постель. Северный ветер с собою тепла не несет. Алдонтины решили сплести ивовые носился и нести воина в селение шауни.
      Окрестность огласил боевой клич шауни и не менее трех десятков воинов галопом понеслись к платановой роще. Скрываться было поздно, да и негде. Встреча с шауни произошла совсем не так, как хотелось.
      Всадники взяли алдонтинов в кольцо, на всем скаку осаживая скакунов.
      Вперед выдвинулся старший. Выражение его лица не говорило о дружелюбии. Окинув воинов суровым взглядом, он произнес.
      - Я вождь Могучий Утес. Это земля шауни. Вы - пленники! Кто из вас вождь?
      - Я - Зоркий Сокол. Наши вожди послали нас. Мы должны видеть Сидыщего Быка.
      - Хау! Едем в селение.
      Алдонтинов посадили на лошадей за спины воинов. Всадники тут же заарканили буланого мустанга, быстро изготовили из двух жердей волокушу, натянув между ними кожаные одеяла и бережно положили на нее раненого. Неспеша вся группа тронулась в сторону заката солнца.
      Огненный Глаз был могучим воином. Настой отвара трав и глубокий сон быстро вернули силы. Утром он уже мог рассказать, что же произошло с ним.
      После великой облавной охоты весь наод шауни на зиму вернулся в леса. В каждом жилище было много сушеного бизоньего мяса. Но какая семья откажется от свежего медвежьего окорока или сырой оленьей печенки?
      На заре Огненный Глаз выехал поохотиться. Беспрерывная морось сменилась сухими солнечными днями и в первых утренних лучах солнца искрилась всеми цветами радуги лежащая на траве роса. Воин направил Буланого строго на юг. Расчет был прост: путь лежал по длинной дуге и вечером солнце не ослепит возвращающегося с запада всадника.
      А вообщем-то Огненный Глаз не очень и огорчался. После стольких дней беспрерывной слякоти и холода он просто наслаждался ездой по бескрайней равнине. Легкий ветерок трепал гриву скакуна, в высоком, безоблачном небе парили орлы, лениво высматривая добычу. Сентиментальная, как у всякого краснокожего, натура ликовала.
      - Как прекрасен мир, - подумал охотник и уже собрался со всей искренностью поблагодарить Великого Духа, но вдруг путь ему перегородили четкие, совсем свежие следы.
      Сомнений не было - это благородный олень вапити. Равнина еще не просохла и было видно, что самец прошел совсем недавно. Встретить вапити в этих местах в такое время - большая редкость и всадник тут же пустил пустанга рысью. Охотник еще не видел оленя, но чувствовал - он близко. Каждый шаг сокращал расстояние.
      В тот момент, когда вапити появился в поле зрения, ветер резко сменил направление. Зверь почуял запах врага. Он побежал. Догонять оленя на равнине пустое занятие. Но на крутом изгибе реки, густо поросшим ивняком, достаточно прижать его к воде. И он обязательно пойдет в заросли, ища спасения. Огненный Глаз был опытным охотником.
      Совсем еще молодая пума давно уже выслеживала этого оленя. Она чувствовала в себе силы напасть на такого сильного врага. Ее желтовато-бурое тело совершенно растворялось в разнообразии оттенков еще не до конца опавшей листвы. Зверь притаился на дереве на высоте не менее двадцати пяти локтей, поджидая свою жертву.
      Олень вдруг неожиданно свернул к реке, уходя в сторону от платановой рощи. За ним на всем скаку несся всадник. Он хотел отнять у пумы добычу. Выбора не было, она прыгнула.
      Разгоряченный жеребец все же успел учуять опасность и, в самый последний миг, резко дернулся в сторону. Длинное, обтекаемое тело, будто выпущенная опытной рукой могучего воина стрела, с неимоверной скоростью неслось вниз. Зверь промахнулся, он не смог изменить свой полет.
      Удар лапы пришелся по краю плеча. Кожаная куртка смягчила его. Из разорванных мышц хлынула кровь. Но кость была не задета. Теряя равновесие, всадник вынужден был спрыгнуть с коня. Рука сразу ощутила успокаивающее тепло роговой рукоятки ножа. Зверю потребовалось время, чтобы развернуть тело для новой атаки. Но человек оказался быстрее.
      Огненный Глаз успел увидеть страшный оскал зубов на маленькой круглой голове, белое пятно вокруг рта - будто кто-то нанес краску на морду хищника. Охотник опередил своего врага; он бил прямо в сердце. Скользнув по меху, острое лезвие ножа вонзилось в мякоть мышц. Кугуар еще смог, собрав последние силы, нанести удар. Когти разорвали куртку, полосуя спину и плечо. Зверь пытался подтянуть задние ноги, чтобы вспороть живот врага, но воин сумел перебросить свое тело в воздухе. Придавив хищника собою, он судорожно сжал его шею, все дальше и дальше углубляя нож.
      Он кромсал и кромсал кровоточащее мясо, пробиваясь к сердцу. Движения пумы слабели, рев и рычание переходили в хрипы и тихие стоны. Наконец, в последний раз вонсультивно дернувшись, она смолкла навсегда.
      Отбросив мертвое тело в сторону, Огненный Глаз шатаясь от бессилия пошел к Буланому. Верный друг стремился навстречу. Неожиданно перед глазами поплыли зеленые круги, сменившиеся многочисленными пятнами всех цветов радуги. В ушах зашумело, затошнило, закружилась голова. Дальше воин не помнил ничего.
      Сидящий Бык, Верховный Вождь шауни по зову сердца еще юношей стражался с энглишами под тотемом Черного Орла. В те дни форпосты бледнолицых были далеко на востоке.
      Вождь верил, хотел верить, что они никогда не придут в землю шауни. Не потому, что будут разбиты и уничтожены другими краснокожими народами. На это он даже не надеялся. Просто белым людям не надо для жизни так много земли, как краснокожим. Там, где может прокормиться один охотник, безбедно живут многие десятки земледельцев или скотоводов. Для шауни Континент был бескрайним. Он не мог даже вообразить, как велико число белых людей.
      Узнав о кровавой ночной резне, Сидящий Бык понял, что неизбежное случилось. Длинные Ножи стояли на восточном берегу великой реки, держа заложниками алдонтинов. То, о чем шауни боялись даже думать, было рядом. У них оставался выбор. Но какой пусть верный? Только Совет Большого Костра мог решить это.
      Первым после вождя поднялся Верховный Жрец. Открытая Дверь говорил наполненные ядом презрения слова.
      - Алдонтины - трусы! Где их стрелы и копья? Топоры и ножи? Почему они не нападут на бледнолицых ночью? Если мы отдадим им наших бизонов, то что будут есть женщины и дети шауни? Энглиши никогда не перейдут на наш берег Отца Рек. Они знают - здесь воины. Мы перебьем их всех. Нас не испугают пушки и ружья.
      Жрец выступал долго и с воодушевлением. Многие, очень многие одобрительными возгласами поддерживали его. Речь лилась как журчащий весенний поток. Чувствуя нарастающую поддержку, он все больше распалялся. Обвинения и оскорбления чаще и чаще заглушали смысл слов.
      Сидящий Бык отрешенно смотрел сквозь жреца. Он вспомнил великую битву с энглишами, где краснокожие потерпели страшное поражение. Тогда они все были братья: шауни, мэкигэны, эрагезы, гуролы, целинолы, алдонтины. Открытая Дверь был тяжело ранен и Твердая Скала вынес его из боя, почему же жрец забыл это?!
      Великий Черный Орел, посланник Маниту, знал слова, зажигающие сердца краснокожих. И они, отбросив свой страх, шли за ним. Сидящий Бык таких слов не знал. Он понимал, что жрец ошибается. Но все или почти все воины были согласны с ним. Не может же заблуждаться весь народ?
      Открытую Дверь поддержал Могучий Утес. Он хвалил мужество и отвагу шауни, обвинял алдонтинов.
      - Солдаты на равнинах, - утверждал вождь, - будут беспомощны против всадников, а кавалерия энглишей на безводных просторах не сравнится по быстроте и выносливости с неуловимыми отрядами шауни. В стычках с конницей бледнолицых преимущество огнестрельного оружия не столь велико. Длинные Ножи встремят удар топоров и копий, и воины будут беспощадны.
      Сидящий Бык понимал, что могучий Утес говорит правду. Но не всю. Воин не знал всей правды. Великий Вождь знал ее. Вдруг перед глазами поплыл густой туман, типи, в котором шел совет, исчез и из небытия прямо на вождя поползли тысячи и тысячи повозок, запряженных крепкими, откормленными волами. Они двигались медленно, но неотступно, сметая все на своем пути.
      В повозках бледнолицые. Огромные, сильные, бородатые. Рядом дети, очень много детей. Заботливые женщины нежно оберегают их. Сзади бесчисленные табуны лошадей и стада коров. На телегах домашняя утварь, инструменты. Белых людей очень, очень много.
      Они строят большие, крепкие дома из камней и толстых бревен. Своими огромными плугами они режут Мать-Землю: на части, на куски полей. Кругом горят леса, безжалостные лесорубы топорами убивают деревья.
      Кругом могучие крепости, с бастионами, с пушками. В них целые армии солдат, у всех ружья. В огромных городах тысячи больших домов. Везде много детей. Они растут и становятся солдатами. Им не хватает земли, им тесно! Они вновь на повозках. Эта страшная лавина из тел белых людей неудержимо несется на закат солнца. Что может остановить ее?!
      Это видение сменилось другим. Лучшие воины шауни приготовились нанести удар. По реке плывут лодки, плоты, на них алдонтины. Воины, женщины, дети. Сзади пушки, солдаты, кавалерия; обратной дороги нет. Там смерть. За рекой тоже смерть. За спиной пушки, впереди стрелы. Алдонтины идут вперед. Тысячи стрел выпущены из засад. Воинов не видно, они спрятались. Будет много скальпов.