Над судьбой

      Платон осознавал, а скорее даже чувствовал, что он находится у истоков грандиозного движения. И этот взлет физической и духовной силы у объединенного шауни-алдонтинского народа есть явление глобального масштаба. Быстрота происходящих на глазах изменений завораживала, поражала его. Шауни и алдонтины сами не замечали насколько быстро исчезают различия между ними в мыслении и поведении, языке, способах ведения хозяйства, и как военнопленные энглиши становятся, даже не осознавая того, неотъемлемой частью вновь образующегося народа.
      Огромное влияние эта новая общность оказывает и на проживающих на землях шауни-алдонтинов франков, которые, хотели бы они того или нет, теперь уже далеко не те, что были несколько лет назад.
      Громов все реже вспоминал о Городе Солнца, но все чаще думал о том, что движение краснокожих, очевидцем и участником которого он является, пока не имеет четкой направленности. И в его, Громова, силах помочь им пойти по пути добра.
      Платон улавливал, что в момент зарождения новой цивилизации невозможно предвидеть хода развития событий. И здесь вовсе нет никакой фатальности.
      Византийский народ зародился в момент появления новой религии. И почти все силы молодости ушли в богоискательство. Выясение вопроса о том сколько лиц у Бога или уточнение того была ли у сына божьего в момент пребывания на земле физическая сущность или только духовная, для них было жизненно важным. А вот почему далеко не все соседи придерживаются самой правильной религии, они так и не спросили себя.
      Византийцы убеждали другие народы в необходимости забыть ложных богов. Но им и в голову не могла прийти мысль силой оружия заставить людей поверить в истинного Бога.
      Такая идея появилась у арабов. Укрепившись в вере в еще более истинного Бога, последователи пророка смогли заметить, что далеко не все стремятся за ними. Усиление пропагандистской деятельности часто не приносило адекватных успехов. Но когда стали объяснять основные принципы нового учения при помощи меча, от желающих признать его единственно верным не стало отбоя.
      А что если бы последователи пророка не пошли на применение силы для распространения своих идей? От неожиданности Платон ухмыльнулся. Ведь далеко не сразу, а лишь потерпев ряд серьезных неудач, пророк дал добро на ведение религиозных войн. Да, превратности судьбы. Но в одну и ту же воду два раза войти невозможно.
      Зарождение монгольской цивилизации было еще более оригинальным. У монголов была своя племенная религия, штат жрецов. Когда начался подъем сил народа, шло и укрепление религии. Во многом благодаря огромному влиянию волхва Кокэчу смог объяснить монголам, что в этом есть воля Вечного Синего Неба.
      Когда влияние Кокэчу усилилось и стало грозить ослаблением авторитета светской власти, великий хан принципиально подошел к этому. Великий волхв, поражавший своими оккультными дарованиями не только народ, но и аристократию, был ликвидирован.
      Национальная религия не заняла в духовной жизни монголов места, какое она занимала у византийцев, арабов. Как один из основных принципов жизни кочевников, была провозглашена веротерпимость. Каждый выбирал себе Бога по душе.
      А дисциплина была на всех одна. И спаянные ею в монолит, орды всадников пронеслись над планетой.
      Платон Громов страстно желал, чтобы шауни-алдонтины в своем развитии пошли по пути добра. Белые люди загнали их в тупик. Им непросто осознать что не все в этой жизни сводится к войне. Нелегко победить энглишей. Но разве легче, ощущая свою силу, не ворваться на плечах отступающих врагов в их города и селения, упиваясь местью, жаждая легкодоступных благ? Нет, краснокожие не должны уподобляться своим врагам - жестоким и алчным. Пусть Город Солнца будет хотя бы в их душах. И Платон всеми силами станет помогать им учиться различать добро и зло.
      ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
      Короткий удар эластичной дубинки мгновенно разбудил Уинстона Гудмэна. Над ним склонилось свирепое скуластое лицо. В это время другой краснокожий с огромной силой закрутил ему руки за спину и тут же туго связал их сыромятным ремнем.
      В свете факелов было видно, что весь барак наполнен воинами. Несмотря на темноту, бегающие тени, ноющую боль в суставах, Гудмэн сразу понял, что арестовывают только участников готовящегося побега. Это был полный провал. Опять кто-то предал их.
      В тесной душной тюремной камере Уинстон вновь и вновь пытался проанализировать ход развернувшихся событий. У него уже не было оснований верить, что и на этот раз туземцы будут снисходительны. Но надежда остаться живым все еще оставалась.
      Воля участников заговора была парализована столь неожиданным провалом. Все сидели уткнув лица в колени, с полным безучастием направив взгляды в пустоту. Над тюрьмой висела глубокая тишина. Отчаяние и щемящая тоска разрывали души. Как же так? Уже в который раз дикари опять переиграли их.
      Уинстон вновь и вновь прокручивал в памяти лица участников побега. Честные, надежные люди. Неужели среди них затесался предатель? Кому же тогда можно верить? Если дикари оставят меня в живых, бежать надо только в одиночку". - с отчаянием подумал он.
      Перед глазами, заполнив собою все пространство вокруг, стояло суровое, будто из гранита высеченное лицо Зоркого Сокола.
      Всего лишь за сутки до начала восстания дикари арестовали всех. Они вывели далеко за селение офицеров, сержантов, чиновников, их жен, заставили вырыть глубокую траншею. Затем поставили людей на краю. Все вокруг было оцеплено всадниками, ружья снайперов смотрели прямо в глаза. Последовала команда: в ружье! Никогда еще Гудмэн не был так близко от смерти. Нестерпимо хотелось жить. Линия стрелков находилась не более, чем в тридцати шагах.
      Воздух был напоен ароматами сухих луговых трав, где-то рядом, всего лишь в нескольких шагах несмело журчал ручеек, высоко в небе благородно парили орлы. "Назавтра должно быть Рождество", - неожиданно подумал Уинстон. "Господи, спаси", - губы сами непроизвольно шептали заклинание. Под ногами он увидел тоненькую, такую слабую беззащитную травку. Ему вдруг нестерпимо захотелось защитить уберечь это чудо природы.
      Он почувствовал взгляд на себе. Сомнений не было. Именно этот дикарь целился в него. Сузившиеся глаза пристально вглядывались в мишень. Чутьем опытного стрелка Гудмэн уловил - краснокожий направил ствол в лоб. Подул северный ветер. Но было непереносимо душно и жарко. Все тело обдавало жаром, оно становилось липким и мокрым. Он вдруг как-то сразу захотел, чтобы наступила развязка. Все вокруг заполнилось полным безразличием. Не было ни мыслей, ни ощущения времени и пространства.
      Но спасительной команды "огонь" так и не было. Кто-то из женщин забился в истерике, кто-то обезумев кинулся бежать. От нервного перенапряжения многие в бессилии падали на землю, исступленно моля о пощаде.
      Уинстон быстро понял, что их решили оставить в живых. Он вглядывался в лица тех, кто смог не потерять голову. Эти люди не сломлены. С ними можно готовить побег.
      Краснокожие дали высказаться коменданту крепости. Он предложил туземцам отпустить пленников, а за это со своей стороны обещал просить у правительства вечного мира с шауни-алдонтинами и взаимовыгодной торговли.
      - О каком мире говорит бледнолицый?! - грубо прервал его вождь.
      Вы истребили многие народы, отняли у них землю. С ними вы уже не воюете. Перебив краснокожих, вы завозите на их земли черных рабов, заставляя работать на себя. Такого мира вы хотите и с нами. Бледнолицые жестоко просчитались.
      Нам не нужен мир. Мы хотим войны. До полной победы. И не пугайте нас огромными армиями и страшным оружием. Мы победим белых людей их же руками. Вы будете работать на нашу победу за право жить. А кто не согласен - умрет. Я все сказал. Хау!
      Страшный взгляд Зоркого Сокола пожирал Уинстона. Глаза горели ненавистью, лицо пылало. Гудмэн физически ощущал мысли вождя. Он видел этот туман воспоминаний, захлестнувший память. Никто не жалел ни женщин ни детей в том ночном побоище. Тысячи убитых за одну ночь. Ради них живет вождь. Вот уже шестой год идет эта война. Далеко не жажда мести движет лидером краснокожих. Их воля непреклонна. И сломить их одним кавалерийским наскоком не удасться.
      Гудмэн монял, что только он сможет бежать и донести лично до короля сообщение о тех громадных проблемах, что встали перед империей. Он затаился, стал выжидать.
      Уинстон работал в цеху по производству луков и стрел. Это была первокласная мануфактура, где трудились многие десятки рабочих. Общий контроль за производством осуществляли всего лишь несколько франкских специалистов; мастерами и старшими рабочими были военнопленные, а подмастерья набирались из туземной молодежи.
      По договоренности с краснокожими франками не общались с энглишами, лишь по производственной необходимости. Они прекрасно усвоили мысль, что в политику лучше не лезть. И за это им платили. Очень хорошо платили.
      Краснокожие заполучили громадную домну, открыли великолепный кузнечный цех, размеры которого поразили даже Гудмэна. Заканчивалось строительство порохового завода, ускоренно сооружались мастерские по изготовлению пушек и ружей, различного холодного оружия. Все эти производства находились на небольшой территории внутри крепости. Уничтожить цех можно лишь только после полного разгрома армии туземцев.
      Шауни-алдонтины - народ-войско. При наступательной войне они могут выставить не менее четверти всего населения, при оборонительной - до половины. Как в колониях, так и в метрополии армия по численности составляет не более одной сотой части от населения. При оборонительной войне ее численность сможет возрасти не более чем в десять раз. Не только женщины, но и большинство фермеров воевать не будут ни за какие идеалы.
      Гудмэн прекрасно понимал, что через несколько лет народ-войско будет иметь столько современного оружия и боеприпасов, что его хватит для любой войны. И тогда военные и духовные лидеры придумают новые лозунги. Им будет мало вернуться на "священную землю предков". Аппетит приходит во время еды. И горькие слезы потекут из глаз воинов. И жалко станет им далеких братьев, томящихся в резервациях. Братьев, о которых еще недавно они имели весьма смутное представление. Будет ли король готов напрячь все силы империи, чтобы сохранить колонии? Ведь франки отдали энглишам весь север Континента.
      Мало ли еще на планете безхозных земель? Рвется всегда там, где тонко. И что станет с теми, чьи семьи живут в колониях уже полторы сотни лет?
      Ход мыслей краснокожих постоянно ставил Гудмэна в тупик. Ну зачем они в громадных количествах производят луки и стрелы, боевые топоры, имея столько огнестрельного оружия. Он уже смог заставить себя отказаться объяснять непонятное поведение аборигенов их неспособностью мыслить правильно.
      Цепким умом он сумел разгадать и эту загадку. Цивилизованные страны отказались от луков и арбалетов еще триста лет назад. Стрела не пробивала стальных рыцарских доспехов, что легко делала пуля. Хотя ружье стреляло медленно, стрелок-пехотинец выходил победителем из поединка с рыцарем, вооружение и экипировка которого стоили баснословно дорого.
      Когда рыцари исчезли, забыли и про луки. Но невезде. Башкирские и калмыцкие части, которые Елизавета послала на войну с Фридрихом II, кроме ружей имели и луки. Кочевники никогда не носили непробиваемых лат. В маневренной войне они не нужны. Кавалерист перед рубкой успевает выстрелить из мушкетона, из пистолета, если имеет его. Кочевник к тому же посылает во врагов до десяти стрел. Ни уланы, ни драгуны, ни гусары не имеют защиты от стрел. Защищенный панцирем кирасир всегда рискует потерять лошадь.
      Да, туземцы готовы использовать стрелы в боях и они построили целый завод. Во время облавной осенней охоты все рога горных баранов и лосей поступали на склад, где как стратегическое сырье охранялись вооруженной охрано. В специальных чанах, содержащих кислотный раствор, сырец выдерживается определенное время, пока не достигнет необходимой пластичности. Гордостью цеха был пресс. Он имел пять легко заменяемых форм. Луки изготавливались пяти калибров, в зависимости от роста стрелка. Соответствующими делали и стрелы.
      Вышедшие из-под пресса, пары заготовок склеивались между собой. Клей готовился из бизоньих или оленьих копыт в чугунном чане. На этой операции был занят Уинстон Гудмэн. Он раздувал меха, чтобы обогащать воздухом раствор, другой работник следил за огнем, поддерживая необходимую температуру.
      Склеенный и просушеный лук обматывался сыромятной кожей. Оружие офицеров, как чулком, покрывалось шкурой гремучей змеи.
      Тетивы производились из сухожилий, взятых с бизоньего позвоночника. Количество выпускаемого оружия поражало Гудмэна. Кого собирались вооружать вожди народа? Примкнувшие племена? А если дикарей в резервациях?
      Он вспомнил поход шауни-алдонтинов в земли зиу. Прекрасно вооруженный отряд выдвинулся далеко на север и фактически в ультимативной форме шауни-алдонтины потребовали от зиу присоединиться к боевому союзу. Большинство молодых воинов зиу бросили своих вождей и встали под чужие тотемы. Они собрали золото с алтарей и отдали его на покупку оборудования для заводов. Зиу с невиданной легкостью расстались со своей племенной религией. А ведь в Старом Свете многие десятки лет шла война между протестантами и ортодоксами. Да и успехи приобщения туземцев в резервациях к истинной вере нельзя назвать впечатляющими. А здесь мгновенная смена поведенческих мотивов. Что все-таки происходит здесь на равнинах, в самой глубине Континента?!
      В ту ночь Уинстону совсем не спалось. Он будто предчувствовал недоброе. Как удалось краснокожим переправить несколько тысяч воинов через стену совершенно незаметно? Уму непостижимо! Конные разъезды, пикеты, наконец часовые. Никто не обнаружил врага.
      Взрывы, огонь костров и толпы дикарей, рвущихся в крепость. Они прекрасно знали план форта, они шли наверняка.
      Гудмэн в упор разрядил оба пистолета. Не попасть во врагов было почти невозможно. Затем в окно влетело сразу несколько топоров. В рукопашной в темноте, в неразберихе краснокожие метали топоры даже просто на звук. Штыки и шпаги были лишь оружием защиты. Они убивали солдат с расстояния в несколько шагов не неся потерь. Каждый воин имел сразу несколько топоров.
      Уже потом, в плену, Уинстон узнал, что кузнечный цех туземцев работает без остановок. Когда всех пленников расселили в охраняемых поселках и распределили по рабочим местам, офицеры сразу стали готовить вооруженное восстание.
      Несмотря на поражения, непрерывно следующие одно за другим, энглиши так и не смогли понять, что перед ними достойный противник, во многом их превосходящий. Краснокожие опять нанесли удар там, где его никто не ждал. Они навязали непрерывной спор о боге, регилии, человеке.
      Уинстон всегда имел под рукой Священное Писание. Но ему и в голову не приходило, что эта тяжелая книга в крепном черном переплете состоит из страниц, на которых записано много слов. Нет, в принципе, краткое содержание с правильными выводами, он понечно, знал.
      У него не было необходимости познавать в этой книге что-либо самостоятельно. На все имеющиеся и даже не успевшие созреть вопросы заранее отвечали священники. А они были куда ближе к Богу, чем остальные.
      Да если бы и попытался Уинстон углубиться в текст, то он просто не смог бы вырваться из рамок навязанных в младенчестве догм. Но он всегда считал что "богу богово, а кесарю кесарево" и вовсе не старался делать заранее обреченных на неудачу попыток.
      Туземные жрецы, быстро освоив энглишеский язык, в первую очередь взялись за книгу книг. Именно в ней они видели источник Силы бледнолицых. Одним из главных спорщиков был Паленый Тростник. Его поддерживало немалое число других энглишей, живущих среди краснокожих еще с весны шестьдесят девятого года.
      Получалось, что белые люди спорят между собой за право Гичи-Маниту владеть их душами. Вначале Уинстону это все казалось какой-то чепухой, даже бредом. Но когда солдаты сперва по одному, а потом уже толпами стали переходить на сторону дикарей, он понял, что это не ерунда.
      Краснокожие были прекрасно осведомлены обо всем, что делалось среди пленных. После ареста и иммитации расстрела мысль о востании отпала сама собой. Готовился побег. Узкий круг надежнейших людей.
      С каждым днем Уинстон проникался все большим уважением к своим врагам. Он понимал, что война с ними будет долгой и изнурительной. Как губка он впитывал в себя знания о шауни-алдонтинах. Кто же еще сможет предостеречь нацию от трагических ошибок? Ведь незнание противника страшнее самого противника.
      Что позволило полководцу спейнов Кордобе перебить всю армию франков на холмах у Сериньлолы? Он создал невиданную плотность огня аркебуз. В последующие годы оружие совершенствовалось, но таких страшных потерь уже не имел никто.
      Как мог Франсиско Писарро имея две сотни солдат вооруженных мечами и копьями, три ружья-аркебузы и двадцать арбалетов, напасть на личную гвардию императора инков Атагуальпы и не потеряв ни одного человека всего за полсача перебить всех врагов? Он был убежден, что никогда не видевшие лошадей и огнестрельного оружия инки дрогнут. Не менее четырех тысяч гвардейцев охраняло императора. Панический страх парализовал их. Они почти все погибли.
      Уинстон понимал, что самой страшной ошибкой будет переход армии на западный берег. Необходимо примениться к войне с краснокожими, организовать опорные базы на восточном берегу и мобильными небольшими летучими отрядами создавать постоянное напряжение в рядах врагов. Единственная реальная задача уничтожение живой силы противника, включая женщин, детей, стариков. Неся потери, они отступят. И лишь тогда, выдвинув на запад новую линию опорных баз, можно начать колонизацию завоеванных территорий.
      Любая другая тактика заранее обречена. Ибо какой численности не будет армия, она проиграет в главном - в подвижности. А шауни-алдонтины смогут отступать вплоть до Скалистых Гор, а если надо, то и на север на тысячи километров. И ничего не помешает им демонтировать свои заводы и перевезти в любую точку Континента. Сегодня они вполне смогут использовать их и без помощи франков.
      Если в делах земных так или иначе Гудмэн все-таки разобрался, то все, что касалось жизни духовной, вызывало в нем растерянность и смятение.
      Ориентируясь только на тексты Священного Писания, туземные жрецы легко доказывали, что в первых книгах речь идет по крайней мере о вух группах духов, пытающихся доказать людям свое превосходство.
      Одна группа, именуемая словом бог и боги, и другая, называемая господь бог. Сотворение земли, растений, животных, мужчины и женщины трактуется ими с противоположных позиций.
      Некий из духов, называет себя Богом Единым, и, боясь разоблачения запретил первым людям есть плоды с дерева познания Добра и Зла. Он пытался доказать, что лишь он один сотворил мир и имеет право управлять им. Непризнаваемый большинством людей, он избрал себе некий малочисленный народ, оказывая ему определенную помощь. Его деятельность - всемирный потоп, уничтоживший почти все живое, сожженные города, массовое избиение многочисленных противников преданной ему группы людей - говорит о том, что движет этим духом.
      Чтобы заранее отвести от себя гнев людей, он выдвинул идею о существовании злого и могучего Анти-Бога главного врага человечества. Но всем ясно зачем он придумал это.
      Вселенная, - утверждали жрецы, - не имеет ни начала ни конца ни во времени ни в пространстве. Она вечна в своих постоянных изменениях. Мир духов также огромен, как и мир растений, животных, людей. Никто не создавал вселенную, никто не может погубить ее. Она - Великая Тайна, Высшее Божество.
      Духи добра и зла борются между собой. Они то слабеют, то набираются силы. Умирая, они рождаются вновь. Иногда им удается попасть на землю. Наиболее могучие духи становятся богами, более слабые - пророками. Если народ идет за своим богом или пророком, он обретает могущество. Если нет, теряет последние силы.
      Великая Тайна послала людям сына Человеческого, чтобы он повел их по пути добра. Но злой дух смог обмануть их. Они убили Спасителя. А потом он убедил людей, что Бог, устроивший потом, и мессия, посланный Высшим Божеством, есть две ипостаси одного Бога. Чтобы совсем запутать людей, злой дух придумал третье лицо Бога - его Святой Дух и даже четвертое - Богиню-Мать, родившую мессию.
      В противовес этому они говорили о новом рождении Гичи-Маниту, прямо связывая дату с великим побоищем устроенном энглишами 30 октября 1768 года. Послав Камень Спасения, и неоднократно явившись в видениях, Бог Краснокожих показал, что настало новое время для его детей. Нет сомнения, что он пошлет мессию, Великого вождя. Он не делит людей по цвету кожи. Каждый, кто поверит в него, имеет право на благодать.
      Простота этой новой религии подкупала. А сила ее заключалась в убийственной критике религии белых людей. Гичи-Маниту не брал на себя ответственности судить людей за грехи. Земная жизнь людей шла по земным законам. Великий и Незримый не пугал своих детей адом и вечными муками. Живущих достойно он звал на Заоблачные Поляны Охоты, к вечному блаженству. Человек, ничего не сумевший сказать в земной жизни, умирал навсегда и физически и духовно. Он исчезал без следа, превращаясь в ничто.
      Владыка жизни вел своих детей по тернистой дороге жизни, но он не хотел, да и не мог распоряжаться судьбами людей. Ведь жизнь - это часть Великой Тайны.
      Великий и Таинственный был Богом Добра в самом широком плане. А отсутствие ада и даже понятия греха как такового массами влекло к Богу Краснокожих все новых и новых поклонников.
      Размышления Уинстона были грубо прерваны. Едва рассвет стал пробиваться сквозь маленькое окошко тюремной камеры, лязгнула дверь и огромный детина начал выкрикивать имена арестованных.
      Всех участников заговора вывели на центральную площадь городка, уже до краев заполненную толпами народа. Явно, вожди готовились устроить грандиозное представление с далеко идущими целями.
      На расстоянии семи шагов один напротив другого парами с интервалом также в семь шагов были вкопаны ритуальные столбы. Арестованных подводили к столбам, ставили на колени и туго привязывали.
      Уинстон встретился глазами с сержантом Сипортом. Он выглядел как затравленный зверек. Маленькие глазки трусливо бегали по сторонам. На бледном безжизненном лице как предвестники близкой смерти выступали кроваво-красные пятна. Он был готов забиться в истерике, но один из воинов широким кожаным ремнем зафиксировал голову. Сержант плакал навзрыд и горячие слезы отчаяния текли по не бритым щекам.
      - Как нелегко жить достойно, - друг подумал Уинстон, - но еще труднее достойно умереть. Он уже не сомневался, что огромная толпа собралась не для того, чтобы новь попугать их. На этот раз краснокожие доведут дело до конца. Нестерпимо зачесалось темечко.
      - О, Боже, ну скорее бы, - эта мысль все настойчивее вытесняла из головы остальные. Однако, организаторы представления не спешили.
      Гудмэну вдруг стало по-человечески жаль Сипорта. Ведь тот уже присмотрел себе не столь уж не молодую дородную вдовушку, которая тоже явно не была против. Уинстон не раз замечал каким равнодушным и отсутствующим был взгляд сержанта при посещении храма и каким живым интересом проникался тот, вслушиваясь в слова жрецов чужого бога. Сипорт стал случайным человеком среди участников побега но не он был предателем.
      Среди обреченных на смертную казнь отсутствовал лейтенант Олдокс. Разве мог хоть кто-то подумать на него. Но был ли он предателем? Нет, это вражеский разведчик! Краснокожие переиграли их во всем.
      На востоке, за горизонтом вдруг неожиданно показался край солнечного диска. Небо было совсем безоблачным и поднимающееся в небесной лазури неимоверно огромное багровое Солнце привело толпу в неистовство. Люди падали на колени простирая руки к небу, устремляя к Солнцу глаза. Это был Знак. Великий Дух одобряет их.
      Верховный жрец всего объединенного народа Познавший Древо медленно обошел строй обреченных, особенно долго задержав взгляд на Гудмэне. Затем он подошел к группе главных вождей, расположившихся в специальной ложе. Они довольно-таки долго совещались. Утренняя прохлада быстро сменилась жарой. Небо было неестественно глубым и казалось будто бы нарисованным. Уинстон также предался общему отчаянию. Он жаждал смерти. Он хотел умереть быстро, тихо. Пусть это будет пуля. Неважно в лоб или в затылок. На худой конец удар топора. Резкий, отрывистый. Он умрет сразу и не будет ощущать непереносимой боли. Только не пытки! Ни один белый человек не сможет перенести их. Корчиться в муках часами, потерять человеческий облик? Нет! Они не смеют сделать этого. Негодяи, ведь он военнопленный.
      Забили барабаны и вся площадь огласилась словами боевой песни. Краснокожие распаляли себя, готовясь к экзекуции.
      Гудмэн с отчаянием понимал, что пытки не избежать. Тело трясло мелкой дрожью. Его то прошибал пот, то брал озноб. Уинстон усилием воли пытался заставить тело не дрожать. Но оно предательски не слушалось.
      Затем выступил Расщепленный Дуб. Гудмэн прекрасно понимал, что уже давно не вождь-старик делал погоду среди шауни-алдонтинов. Везде чувствовалась твердая рука Зоркого Сокола. Но для придания всему мероприятию законности и солидности было решено соблюсти все тонкости ритуалов.
      Речь вождя сводилась в основном к тому что само существование объединенного народа зависит от того, смогут ли краснокожие ответить на вызов энглишей. В этой войне нет правил. Ты должен убить, чтобы не быть убитым. Если ты простишь врага, он тебя не пожалеет. Эту войну начали не краснокожие. Но ничто не в силах остановить их. И враг должен знать это.
      Слова старика были всречены долго не прекращающимся гулом одобрения. Затем говорили вожди рангом пониже. Все выступления сводились к одному - смерть врагам.
      Солнце поднялось выше и его палящие лучи били Уинстону прямо в глаза. Нестерпимо хотелось пить. Губы пересохли, он с трудом шевелил ими, пытаясь проглотить спасительную слюну но не смог сделать даже этого. Пот затекал в глаза, огромные жирные мухи ползали по лицу. Но он уже не ощущал укусов. Туго привязанное к столбу тело затекло, он чувствовал, что скоро потеряет сознание. Быстрее бы.
      Краснокожие тщательно готовили представление. Убить человека - не проблема. Намного сложнее доказать народу, что другого выхода нет. А ведь в состав этого народа неотъемлемой частью входили несколько сотен человек с белой кожей. Прежде всего их надо было убедить, что вина обреченных на казнь безмерна.
      Последним выступил Биг Айренхэнд. Вождь пяти сотен воинов, один из важнейших лидеров объединенного народа. Он говорил что слабость не прощает никто. Силу понимают везде и с нею считаются. Он напомнил о ночной резне, учиненной энглишами пять лет назад и потребовал, чтобы в казни участвовали только белые люди. Этим они еще раз докажут свою преданность новой родине.
      Сквозь пелену на глазах Уинстон видел как эринец выхватил топор и подняв его над головой, пустился в необузданную пляску. Из рядов тут же выскочило несколько десятков белокожих воинов и следуя один за другим они стали кружиться вокруг столбов с обреченными.
      Уинстон был поражен. Как удалось туземцам за какие-нибудь пять лет полностью изменить этих людей. Конечно, от безысходности они живут среди краснокожих. Но кто заставляет их убивать людей своей расы!
      Пляска закончилась. Наступала развязка. Возле каждого приговоренного к смерти встал воин.
      Эринец подошел к крайнему столбу, где был привязан сержант Сипорт, куском ткани завязал ему глаза. Забили барабаны. Грохот заглушал все. Биг медленно поднял над головой топор и издав леденящий кровь, душераздирающий боевой клич шауни-алдонинов с ужасающей силой нанес удар по голове. Жизнь мгновенно покинула тело. Предсмертный крик утонул в барабанном бое. Туго привязанный к столбу, труп тут же обмяк.
      Схватив врага за волосы, воин мгновенно достал нож для снятия скальпов, резким круговым движением надрезал кожу на голове и мгновенно дернул рукой. Высоко подняв дымящийся кровавый скальп, он долго держал его на вытянутой вверх руке. Толпа бесновалась, ликованию и восторгу не было пределах.
      Уинстон Гудмэн почувствовал как горячая, липкая струя стекла между ног. Неужели это случилось с ним! Предательское тело. Он презирал себя. Инстинктивно Уинстон дернулся. Он хотел бежать от этого позора. Бежать, чтобы спрятать свой стыд. Но ремни не давали даже шелохнуться.
      Быстро добили и остальных приговоренных к смерти. Остался один Уинстон. К нему подошел жрец и перерезал путы. Двое воинов взяли его под руки и тут же увели с площади.
      Зачем они оставили его в живых? Он не знал. Единственной целью для Гудмэна стал побег. Он должен предупредить лично короля. Если в ближайшие несколько лет не уничтожить основы того, что задумали краснокожие, то потом это сделать будет невозможно.
      ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
      ГЛАВА ПЕРВАЯ
      Генерал Вэнс сидел на походном стуле посредине пепелища, подперев подбородок тыльной стороной кисти правой руки, устремив взгляд на запад вдоль водной глади. Подходили транспортные суда, шла выгрузка армии.
      Форт Стронг Джампинг исчез с лица земли, как по мановению волшебной палочки. На его месте лежали лишь размытые дождем кучи пепла, во многих местах густо поросшие травой.
      Не так часто Вэнса одолевало меланхоличное настроение. В такое время он всегда предпочитал остаться один, чтобы никто не мог помешать собраться с мыслями.
      В самом центре пепелища стоял ярко разукрашенный Столб Войны с вонзенным в него по основание рукоятки топором. К топору на шнурке была привязана богато украшенная шкатулка, искусно вырезанная из комля дуба. В ней находился небольшой свиток из хорошей белой бумаги. Ровным красивым почерком дорогими чернилами была написана всего лишь одна фраза.
      - Война - это смерть. Трепещите!
      Вокруг столба было вонзено четыре копья. Это значило, что все четыре стороны света готовы сражаться против энглишей.
      Кого они пугают? Конечно, дикари склонны к мистике. В их мозгах практически не разделяется реальная жизнь и те фантасмагории, что громоздят они вокруг этой жизни. Но кого они пугают, его, Вэнса!