Лишь в редчайших случаях пользовались помощью предсказателя. Зачем попусту беспокоить духов? Если Высшие Силы захотят сообщить что-либо людям, они сделают это.
      Но большая война с энглишами не была заурядным явлением. И вряд ли стоит рисковать в этом деле. По крайней мере, всегда было принято считать так.
      Направив жезл вперед, жрец тихо, почти не открывая рта, произнес.
      - Воины идут на битву, барабаны зовут их. Враг полон сил и беспощаден. Для многих бой станет последним. Но есть ли среди нас те, кто не верит в победу?!
      Воины молчали. Но их грозный вид был ответом. Разве может что-то остановить презревших смерть?
      Неожиданно, легким движением отбросив волосы назад и устремив глаза к небу, жрец вдруг заговорил быстро и внятно.
      - Вот уже много ночей я провожу возле священного алтаря, призывая духов дать Знак. Я зову Гичи-Маниту, моля его о помощи. Но впереди лишь чистое синее небо. Что это? Духи отвернулись от нас? Они не хотят помочь нам? Нет! Духи говорят: ""Чистое небо, свободный путь, пусть воина к славе". Величайший из духов, Бог Белых, сегодня не сильнее Гичи-Маниту. И он не сможет помочь бледнолицым. Мы будем сражаться с людьми. Они из костей и мяса, как и мы. Кто боится их?
      Не прерывая слов, старик направил жезл к волку и прокричал на одном вдохе.
      - Волку нечего сказать нам. Пусть он уходит.
      Как близки, как понятны были слова жреца. Гул одобрения пронессы над площадью. Окрестность будто бы сотряслась от этого крика. Волку нечего сказать, пусть он уходит. Будущее в их руках. Руках, крепко сжимающих ружья. Будущее в их сердцах. Сердцах переполненных отвагой.
      До армии был доведен приказ: каждой сотне быть готовой в любое мгновение выступить и держать оружие, лошадей, провиант в полной боевой готовности. Никто не знал, когда последует сигнал атаки. Во избежание срыва, в глубочайшей тайне хранились и план операции и срок начала боевых действий.
      Незаметно, но с неукоснительной последовательностью затягивало Платона Громова в водоворот событий. Он лежал в засаде в нескольких сотнях шагов от стен форта Стронг Джампинг, по мере возможности пытаясь привести в порядок беспрерывно роящиеся в голове мысли и все-таки выяснить, зачем он оказался здесь.
      Зачисленный, по его просьбе, во вспомогательную сотню, Платон был удостоен чести находиться в линии прикрытия. Лишь при самом неудачном повороте событий ему пришлось бы вступить в бой.
      В составе выдвинувшихся отрядов было немало энглишей из бывших военнопленных, франков, бежавших из резерваций и примкнувших мэкигэнов, эрагезов, гуронов и других краснокожих. Никто и никогда не интересовался их мыслями. Ценили по делам. Но из соображений безопасности общий план операции знал только Штаб Армии.
      Завороженный магической силой взаимозависимости исторических дат, Зоркий Сокол предложил напасть на форт в ночь на 30 октября, на пятую годовщину побоища. В течении двух суток отряды в челноках по Извилистой реке и пешком вдоль берега выдвинулись на западный берег Отца Рек.
      Разведчики прочесали местность на многие километры вниз и вверх по течению и на западном и на восточном берегу. Форт нападения не ждал.
      Платон быстро уловил, несмотря на тщательную конспирацию, что вся операция по захвату крепости с точки зрения военного искусства скорее похожа на аферу. Таким способом могла бы действовать разбойничья шайка в два-три десятся человек. Но здесь были тысячи воинов.
      Вся тактика краснокожих была рассчитана на полную внезапность. Имея великолепную кавалерию и вполне приличную артиллерию, они полностью отказались от советов франкских эмиссаров. Все действия армии напоминали поведение кучки молодых воиновя, собравшихс ночью украсть десяток лошадей у соседнего племени. Удар по форту был очень похож на ночной бросок пумы, прыгнувшей на загривок могучего лос.
      Платон был в линии прикрытия, которая широким кольцом окружила форт. Две волны воинов подошли вплотную к стенам и залегли. В предутренние часы сон особенно крепок, в это время и надо бить.
      Рожденный в далекой северной стране, волей судьбы попавший на другой конец света, Громов так и не мог понять, что же все-таки толкнуло его встать под тотем туземного вождя и идти сражаться с энглишами. Серьезных причин не было. Его страна напрямую никогда не воевала с энглишами, а закулисными интригами переполнен весь Старый Свет. И лично сам он тоже не испытывал к ним антипатии. Энглиши ничем не лучше и не хуже, чем франки, спейны или любой другой народ белой расы.
      Проникся ли он идеей борьбы краснокожих за правое дело? Симпати, конечно была. Но тем не менее он прекрасно понимал, какая огромная дистанция разделяет его и этих людей с медным оттенком кожи.
      Энглиши и франки ему были намного ближе и понятней. Платон улавливал, что он находится в эпицентре какого-то огромного взрыва, и ему хотелось верить, что вовсе не склонность к риску и авантюрам, а фатальная, неотвратимая закономерность движения жизни как щепку несет его по волнам событий. И он стал их невольным свидетелем и участником.
      На ум пришла старая пословица, которую он тут же перефразировал: "Что для краснокожего хорошо, для энглиша смертельно". Волна колонизации нарастала. Миллионы поселенцев рвались на новые земли. "Допустим, - рассуждал Громов, краснокожие оденут холщовые штаны и рубахи, возьмут косы и топоры, запрягут лошадей. То есть, вольются в число колонистов. Начнут ходить по воскресеньям в храм, платить королю налоги и снимать шляпу при встрече с окружным судьей.
      Ткая мысль его позабавила, до того она показалась абсурдной. Но ведь триста, от силы четыреста тысяч туземцев, разбросанных на огромных территориях Великих Равнин могли бы каплей влиться в море колонистов. Стоит им потерять язык, религию, культуру и уже во втором поколении метисы будут своими.
      Всего десять лет назад Новый Ормеал и прилегающие земли, заселенные франками, отошли к энглишам, как и огромные территории на северо-востоке Континента. Но оставшиеся на них франкские поселенцы прекрасно уживаются с новой администрацией и их вовсе не пугает перспектива ассимиляции.
      А совсем маленький по численности шауни-алдонтинский народ готов вступить в единоборство с самой могучей империей планеты, только лишь для того. чтобы говорить на языке предков, молиться своим богам и есть жареный бизоний горб, а не овсяную кашу.
      Что они не хотят влиться в число колонистов и стать цивилизованными людьми? Скорее всего не могут. Ведь ни один из краснокожих народов от восточного побережья до Отца Рек не смог ответить на вызов истории. Велика, безмерна пропасть расовых и этнических различий. Похоже, краснокожие в большей степени готовы умереть, чем сменить образ жизни.
      А ведь поселенцы везут с собой массу чернокожих рабов. Оторванные от родных земель, они теряют все то, что делало их частью какого-либо рода или племени. Лишенные духовных связей, чернокожие становятся неспособны на организованную борьбу. А ведь число их огромно.
      С другой стороны белые поселенцы, среди которых хватает не только энглишей, весьма часто едут в колонии от проблем и противоречий, замучивших их в Старом Свете. На Континенте они мгновенно забывают все старые распри и дружно объединяются. Единым целым они противостоят аборигенам, везде и всюду уничтожая их, и чернокожим.
      Платон вспомнил большой праздник, устроенный в честь покупки первой партии пушек. Да, желание показать себя во всей красе послеживалось явно. Грандиозен был Танец Цветов. Обаяние пластики женских тел просто зачаровывало. Жители Старого Света танцуют парами, дамы с кавалерами. Эротически элемент соприкосновения играет в танце главную роль. Здесь же все по другому. Полный простор для импровизации. Красота танца определяется не разнообразными "па", выделываемыми ногами, а гибкостью, пластичностью корпуса и рук. Танец является своего рода состязанием в ловкости, гибкости, ритмической дисциплине тела.
      Воины показали свою удаль в верховой езде, умение владеть холодным и огнестрельным оружием. Полным откровением стала рукопашная борьба краснокожих.
      Для Платона открылся целый мир, о существовании которого он даже не подозревал. В Старом Свете отношения выяснялись в основном кулаками и силовой борьбой. Нанести удар ногой или ударить лежащего противника считалось недостойным.
      Приемы борьбы краснокожих отображали их духовную сущность, соответствовали характеру, являлись одним из важнейших средств воспитания молодежи.
      В основе рукопашной борьбы лежит понятие "магического круга". Он символизирует вселенную, землю, жизнь, включает в себя четыре священных направления. Запад - земля, сила. Приемы без оружия - удары, захваты, броски. Север - ветер, ум. Выбор времени, расстояния, угла атаки. Восток - огонь, дух. Юг - вода, чувства. Применение холодного оружия. Центр - свобода, выбор.
      Основные приемы борьбы имеют также духовное значение. Защита вниз связана в "матерью землей". Защита вверх открывает путь к солнцу - "отцу огня". Защита внутрь - это чувства человека, все, что находится внутри него. Внешняя Защита - это ветер преследования, преодоление. "Огонь" внутри воина дает ему способность перешагнуть через границы невозможного.
      Все движения рассчитаны не на грубый натиск, а на умение использовать силу противника против него же.
      Это разнообразнецшие удары руками и ногами, подножки, подсечки, броски, замки, захваты, удержания. Удары ногами в прыжках с разбега, с места, с разворотом тела, двумя ногами одновременно. Приемы с использованием палки, топора, ножа.
      Рукопашная борьба краснокожих учит воинов уважать окружающий мир, быть в равновесии с силами разрушения и созидания. Духовной основой борьбы стал девиз - "сегодня хороший день, чтобы умереть". Вмерть дает начало новой жизни. Воины познавали приемы врачевания, традиционные церемониалы, готовясь достойно пройти круг жизни.
      Да, слишком много у краснокожих было очень отличным от того, к чему привык Платон, что считалось естественым и нормальным. И как опасно, если не глупо, видеть во всем этом лишь дикость и неразвитость.
      Великий император, вздыбивший его родную страну, готов был срыть колокола в храмах, делая из них пушки. Ему нужна была победа в войне. Это дикость?! Нет это проявление огромной духовной силы, рвущейся через заслоны старых законов. А это совсем непонятная история с золотом зиу. Огромный конный отряд сделал бросок на север на сотни километров. Зиу не стали воевать с шауни-алдонтинами. Они отдали золото своих священных пещер на покупку у франков пушек. Трусы? Отнюдь. Здесь на равнинах идут огромные, необъяснимые изменения прямо на глазах. Конечно, их можно не замечать. Но завтра это будет уже не возможно. Зиу также легко предали старых богов, как и алдонтины. Зиу стали под тотем Великого Вождя. Они называют его вождем всех краснокожих. Зиу не шауни. По языку и даже облику они далеки от алдонтинов. Почему же они бросают своих богов и вождей и идут воевать с энглишами под началом вождя из другого племени? Да, это серьезно.
      Вдруг раздался взрыв четырех фейерверков напротив бастионов, загорелась сотня костров. Стало светло как днем. Воины поли в атаку.
      В операции по захвату форта было задействовано пять тысяч воинов. Это дало пятикратное превосходство в живой силе. Юркие челноки из клееной коры, вмещающие по три воина, всего за полчаса успевали достичь восточного берега и возвратиться назад. К полночи переправа закончилась.
      Для овладения лесопилкой, поташным цехом, сахароварней и немногочисленными фермами выдвинулись отдельные отряды.
      Группа атаки, численностью в три с половиной тысячи воинов, вооруженных ножами, топорами и пистолетами, залегла в десяти шагах от стен, чуть поодаль расположились снайперы, еще дальше линия прикрытия. Ее задача - не дать солдатам просочиться при бегстве, а в случае неудачи поддержать отступление.
      Сигналом атаки послужили четыре одновременно прозвучавших оглушительных взрыва. Сухой валежник многочисленных костров горел как порох. В ослепленных, растерянных часовых вонзились десятки стрел. Сотни воинов, мгновенно накинув на стены арканы, ворвались в форт. В распахнутые ворота с леденящими душу воплями будто лавина ринулись в крепость тысячи вооруженных людей. Они просто заполнили собою все свободное пространство внутри форта. Пакгаузы, оружейные комнаты, офицерские квартиры - все быстро перешло под контроль краснокожих.
      Спящих офицеров брали врасплох прямо в постели. И если кому и удавалось схватиться за пистолет, беспощадный топор тут же с треском проламывал череп. Каждый, кто пытался оказывать хотя бы малейшее сопротивление, немедленно уничтожался.
      Отрезанные от оружия мало что-либо соображающие солдаты спросонья, с огромным трудом понимали, что враг в крепости и идет война. Лишенные управления, видя перед собой значительно превосходящего численностью и прекрасно вооруженного противника, осознав всю безнадежность сопротивления, они сдавались целыми ротами.
      Полная неожиданность нападения, ночная темнота, безумные, непереносимые вопли краснокожих, огромное, казалось неисчислимое количество ворвавшихся в крепость дикарей - все это сделало свое дело. Вскоре последние очаги сопротивления погасли.
      Пленных разоружили, связали и согнали на площадь. Потери краснокожих, включая раненых можно было посчитать на пальцах одной руки. Немного погибло и энглишей.
      Первоклассный, отлично вооруженный форт целым и невредимым со всем оружием и боеприпасами достался победителям. С наступлением рассвета был тщательно проверен каждый уголок в крепости, оценены трофеи. Нападавшие с трудом сдерживали восторг. Было от чего ликовать.
      Зоркий Сокол вышел к пленникам. Тысяча солдат, их жены, дети. Он будет говорить с ними. Победитель с побежденными. Как хочет сказать он этим наглым, самолюбивым людям, что их самоуверенность, их полное презрение к краснокожим, которых они считают скорее животными, чем людьми, вызывает в нем ненависть и желание мстить.
      Как хочет сказать он, что вели они себя как беззаботный пьяный белый охотник, сладко посапывающий во сне на охваченной огнем равнине.
      Как хочет говорить он обидные слова и унижать этих находящихся в его власти людей.
      Их всех надо убить и выбросить в реку!
      Где лучшие воины, которыми гордится народ алдонтин? Быстрый Ястреб, Меткая Стрела, сотни других имен. Они погибли героями. Они не дали энглишам уничтожить народ. Где великий вождь Сидящий Бык? Гичи-Маниту, Бог Краснокожих, позаботится о них. Они мертвы. Но их пепел стучит в сердцах живых. Их кровь бьется в жилах живых. Их Сила не ушла. Она среди живых.
      Ради них, он, Зоркий Сокол, не отдаст приказа убить пленных и ради них он сдержит слова. Энглиши считают краснокожих животными, тупыми дикарями. Пусть они убедятся, что это ложь.
      Белые люди несут погибель, но только в них и спасение. Вождь поднял вверх руку, повернув ее открытой ладонью к пленникам и на языке энглишей громко закричал.
      - Слушайте вы!
      Мгновенно установилась мертвая тишина. Пленные быстро поняли, что этот высокий крепкий туземец в дорогой красочной одежде самый главный. Мало кто надеялся остаться в живых. Но жить хотелось каждому.
      Зоркий Сокол, немного подождав, продолжил, четко выверяя каждый звук чужого языка.
      - Вы пришли на эту землю убивать и насиловать. Кто дал вам на это право? Вы знаете только одно право - право сильного. Слезы матери и жалобный плач детей не доходят до ваших ушей. Ваши глаза не хотят видеть наших страданий. Вы никогда не считали нас за людей, и поступаете как с хищными зверями.
      Но мы люди и мы хотим жить. Эту войну мы выиграли. Гордыня и презрение не дают вам взглянуть на краснокожих, как на достойных противников.
      Так смотрите же вокруг себя. Эти воины победили вас. Вы - военнопленные. По нашим обычаям мы должны убить вас всех. Но мы не сделаем этого. Вина энглишей перед краснокожими огромна. Смерти мало, чтобы искупить ее. Вы останетесь жить и будете работать на благо нашего народа. Путь в мир белых людей закрыт навсегда. Забудьте о нем. Я все сказал. Хау!
      Зоркий Сокол очень устал. Лоб покрыла испарина, ладони стали липкими. Даже самые близкие люди не знают, скольких сил стоит ему выглядеть внешне спокойным, уверенным в себе. Важнее было даже не то, что ты сказал, а то что не сказал. Он не стал говорить пленным врагам о том, что для каждого из них есть путь духовного очищения. Нет, пусть это они увидят сами. Пусть они поразятся этому, познав грандиозность и величие достигнутого краснокожими..
      По сигналу Командующего Армией из глубины рядов выдвинулось несколько десятков воинов, представляющих все рода войск. Здесь были и разведчики, и строители, и пехота. Все воины были одеты в военную форму, соответствующую роду войск.
      Ни боевая раскраска, ни украшения не могли скрыть: все эти воины по крови были белыми людьми. И ярким контрастом к черным гладким волосам шауни-алдонтинов бросались их рыжие, пепельные, каштановые, часто вьющиеся волосы, запретеные в тугие косы по обычаем краснокожих.
      Воины выстроились в сводную сотню. Вперед выдвинулся Биг Айрэнхенд. Две золотистого цвета поперечных нашивки на левом рукаве выдавали в нем сотника. Он был пока единственным бледнолицым, дослужившимся до столь высокого офицерского звания.
      В отличии от большинства воинов, выкрасивших лицо в дарующий Силу Земли зеленый цвет, сотник раскрасил его в черный цвет - цвет победы, убитых врагов, потухших вражеских костров. Он должен был или победить или умереть.
      Зоркий Сокол с гордостью посмотрел на сотника. "Пожалуй, - подумал он, этому эринцу можно уже доверить и пять сотен воинов. Преданный человек". Вождь не сомневался, что эринец самым первым принял образ жизни краснокожих во многом из-за ненависти к энглишам. Вождь прекрасно знал и судьбу Бига и историю взаимоотношений энглишей и эринцев.
      Но так искренно полюбить краснокожих братьев, принять Великую Тайну, изгнав из души Бога Белых, дано не каждому. Эринец стал в большей степени шауни-алдонтином, чем некоторых из краснокожих.
      Биг был одет в простую кожаную рубаху без лишних украшений. Лишь два магических круга на груди и спине защищали воина от вражеских пуль. Вся рубаха была красно-коричневого цвета войны. Лишь узкие полосы на плечах были сине-зеленого оттенка. Они говорили о миролюбии воина.
      Коричневые свободные легины и мягкие бесшумные мокасины были очень удобны и надежны в бою.
      Поверх черной раскраски сотник нанес на лицо две желтые молнии - символ мощи и неукротимости.
      Когда воины выстроились, сотник, направив взгляд широко открытых нежно-голубых глаз прямо в толпу военнопленных, громко прокричал.
      - Гичи-Маниту, Великий Бог Краснокожих, подаривший своим детям победу, хвала тебе!
      - Хвала тебе, Гичи-Маниту, - на едином дыхании выкрикнули заклинания на чистейшем английском языке десятки белых людей.
      Страх и отчаяние охватили военнопленных. Осознание масштаба катастрофы шокировало. Когда еще дикари будут разбиты? Удасться ли дожить до этого времени?
      ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
      - Черт побери! Ах ты краснокожая бестия. Сколько раз я говорил тебе, где должны лежать чулки, а где ботинки. Порядочный человек собирается в Храм, а это маленькое насекомое будто и не слышит. Ух, я тебя.
      Мсье Шобиньи беззлобно замахнулся рукой, но тут же возмольно опустил ее. Голова раскалывалась, во рту пересохло, руки мелко дрожали. Молодой слуга подал кувшим с малиновым соком и спокойным, уверенным голосом тихо произнес:
      - Господин инженер, выпейте. Вам это всегда помогает.
      Фраза развеселила Шобиньи. В языке алдонтинов нет звука "ж". У юноши всегда выходило скорее "инзенер" и это каждый раз приводило Шобиньи в восторг.
      Да, слуги из этих головорезов выходили скверные. Скальпы снимать у них получается куда как ловчее. Вот бы хотя бы завалявшегося черномазого. Эти слуги так слуги. И поклонится, и прогнется.
      На неделе был торжественный пуск доменной печи. Ямайский ром никто не считал. Сколько раз зарекался Шобиньи, что не станет без меры пить ром. Но постоянно вновь и вновь забывал о своем зароке.
      Да, домна вышла на славу. И в этом прежде всего заслуга его, инженера Шобиньи. Это хорошо. А вот он опять без меры перебрал. Болит голова и желудок. И это очень скверно.
      Он крепко обхватил липкими ладонями кувшин и долго не отрываясь с наслаждением пил маленькими глотками. Затем поставил кувшин на столик, поднялся с постели. Его уже дало зеркало. Лучше бы его не было.
      Инженер был еще весьма молод, но лысина неумолимо разрасталась, завоевывая все новые и новые участки головы, совсем еще недавно покрытые густой шевелюрой. Могло показаться, что инженер уже оскальпирован. Рука инстинктивно потянулась к парику. На полпути инженер остановил движение. Разве этим что-то исправишь?
      Из зеркала на него смотрело отекшее, опухшее, обрюзгшее лицо. Огромный красный, покрытый густой капилярной сеткой нос как нечно инородное, лишнее выделялся на оне толстых небритых щек.
      Под глазами расположились пугающие своим непередаваемым землисто-фиолетовым оттенком надувшиеся до неимоверных размеров мешки.
      Инженеру с трудом удалось наполовину раскрыть закисшие, гноящиеся глаза. Белки глаз налились кровью. Неотъемлемой частью этой физиономии был изборожденный глубочайшими морщинами лоб и большие опухшие уши.
      - Надо обязательно исповедаться у священника, прости меня, Господи, - с чувством подумал инженер.
      Он быстро отвел взгляд, потому что если бы он продолжил и далее изучать отражение в зеркале, то неминуемо пришел бы к выводу, что с каждым днем разрастающееся брюшко, толстая короткая шея, узкие плечи, тоненькие короткие ручки и ножки делают его весьма и весьма похожим на жука.
      Инженер Шобиньи спешил в храм. Веротерпимость краснокожих его поражала. Для франков они соорудили небольшой храмик на одном пригорке, а на другом, совсем недалеко, для энглишей. Путь от жилья инженера лежал мимо энглишеской церквушки. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что его никто не видит, Шобиньи смачно выругался и отправил увесистый плевок в энглишескую сторону.
      - Прости меня, Господи, - подкрепил он фразой свои действия и тут же подумал, - надо обязательно исповедаться.
      Крепящийся в истинном поклонении Богу, месье Шобиньи никак не мог понять, сколько же сил надо Господу, чтобы терпеть этих еретиков энглишей. А ведь от них ну просто воротит.
      Крепящийся в истинном поклонении Богу, месье Шобиньи никак не мог понять, сколько же сил надо Господу, чтобы терпеть этих еретиков энглишей. А ведь от них ну просто воротит.
      Сто лет полыхала страшная война в Старом Свете, потому что энглишам как и другим северянам не нравилось истинное поклонение. Но франкам с Божьей помощью удалось задавить протестантов. А вот на севере победили еретики.
      - Господи, на все твоя воля, - подумал инженер, надеясь успокоить себя, что сложившееся весьма незадачливое положение вещей и должно быть таковым, каковым оно является.
      Ну если взаимоотношения двух направлений одной религии хотя и не удовлетворяли инженера, но все-таки в той или иной степени были доступны пониманию, то все, что было связано с Великой Тайной, просто шокировало его.
      Отсутствие Бога-Творца в религии туземцев полностью путало мысли мсье Шобиньи. Никем не созданный, вечно существующий мир в котором Бог Краснокожих, Гичи-Маниту, в большей степени похож на удачливого боевого вождя, чем на Небесного Отца, строгого и заботливого, был совсем непонятен инженеру. Эта религия вызывала страстный протест в его душе.
      Священники франков и энглишей соревнуясь друг с другом описывали краснокожим огромные преимущества райской жизни. Но инженер не видел еще ни одного туземца, который бы поверил в это.
      В тоже время все больше и больше белых людей отдавали предпочтение Гичи-Маниту.
      - Как же можно истинного бога променять на такого чужого, непонятного, шобиньи не мог сразу подобрать слова. Чем же божество дикарей привлекает цивилизованных людей? Он не хотел, совсем не хотел познать ответ на этот вопрос.
      - Надо обязательно исповедаться, - гнал от себя дурные мысли Шобиньи. А то черт знае что лезер в голову.
      Инженеру многое нравилось на вольных равнинах, среди бескрайних лугов.
      Километрах в ста пятидесяти западнее Отца Рек руками краснокожих и военнопленных энглишей под руководством франкских специалистов создавался целый промышленный городок. Туземцы намеривались освоить производство металла, пороха, ружей, пушек, холодного оружия и многих других вещей, необходимых в быту.
      Лидеры объединенного народа не сомневались, что энглиши, особенно после захвата форта Стронг Джампинг, пошлют большую карательную экспедицию. Началось строительство первокласной крепости, внутри которой и должны были расположиться цеха и заводы.
      Но вожди мало сомневались, что удасться обескровить врага в приграничных боях в труднопроходимых лесах и на равнинах.
      Главное селение науни находилось значительнее восточнее, на границе леса и лугов. Там должны были разгореться основные сражения.
      Конечно, Шобиньи не мог не понимать что маховик, который пытаются закрутить туземцы руками белых людей, достаточно запустить всего лишь один раз. Они платили много, платили золотом. Все инженерные и административные должности занимали франки. Большая часть рабочих была из энглишей. Но с каждым днем туземцы все настойчивее и настойчивее вытесняли белых людей с производственных мест.
      Шобиньи знал, что через десять-пятнадцать лет краснокожие смогут полностью управлять всеми заводами. И что тогда?
      Эти так называемые слуги, из юношей и девушек относились к своей работе как к военной службе. Они все были в младших офицерских званиях. Их работа считалась сложнейшей и приравнивалась к деятельности разведчиков. Был строжайший отбор, выбирались лучшие. Они знают за что сносят унижения и обиды. Интересы народа, великие цели тотальной войны с империей энглишей - что стоит в сравнении с этим судьба и даже жизнь отдельного человека?
      Среди шауни-алдонтинской молодежи было немало людей мыслящих именно так.
      Размах грандиозного строительства захватил вооружение не только инженера Шобиньи. На самой окраине планеты, вдали от центров цивилизации в кратчайшие сроки создавалось то, что в Старом Свете строилось десятилетиями и даже столетиями.
      Чем все это могло закончиться? Создав государство и армию, туземцы могут направить свои взоры куда угодно. А ведь колонии франков намного ближе, чем далекий Бигтаун или Новый Ормеал.
      Но среди фанков не было людей, готовых мыслить глобально. "После нас хоть потоп" - этот лозунг выдвинутый фавориткой короля был у всех на устах. Мир цивилизации для них заканчивался Старым Светом. Проблемы Континента были для них далекими и чуждыми. Континент представлялся им бездонной бочкой, из которой можно непрерывно черпать богатства.
      Никто не хотел думать, что же случится завтра. Заработав деньги, большинство из них собиралось уехать. Ведь у каждого человека жизнь всего лишь одна.
      После разгрома форта никто не сомневался, что ответный удар будет нанесен в ближайшее время. Анализируя план блестящей операции, Платон Громов пытался найти аналогии в мировой истории. Таковых было весьма немного.
      Прорыв персов в Вавилоне по осушенной реке, спуск отряда Спартака по отвесной скале Везувия, победа монголов на Калке после великолепно организованного многодневного ложного бегства. Вспомнить что-либо еще было нелегко.
      Но в тех ситуациях победители всегда были в меньшинстве, что в принципе определяло их действия. Здесь же нападающая сторона имела преимущество и в числе воинов и в вооружении. Но краснокожие полностью отказались от общепринятой у цивилизованных народов тактики.
      Проще всего было бы объяснить это недомыслием, недопониманием, может быть, склонностью к привычным действиям.
      Но Платон уже достаточно разобрался в краснокожих, чтобы отождествлять понятия "абориген", туземец и "дикарь".
      Как только Черный Орел принял правила игры бледнолицых, он сразу потерпел поражение. Новые лидеры движения краснокожих таких ошибок не допускают. Осознают ли они это или лишь чувствуют, не столь важно. Трудно понять, что есть национальное, скорее даже этническое сознание. Но, без всяких сомнений, оно существует.
      Выход каждого народа на широкий простор исторических деяний всегда явление оригинальное и, по сути, уникальное. Любой народ живет в окружении соседей. И если какой-либо народ, чувствуя прилив сил, начинает активизироваться, это тут же вызывает ответную реакцию окружения. Весь вопрос в том, хватит ли сил у поднимающейся нации, чтобы решить задачи, которые она перед собой ставит?
      Как диалектик, Громов понимал, что история госудаств, как и история народов не вечна. До появления легенды о волчице, вскормившей братьев, никаких римлян не было. К этому времени уже существовали древние цивилизации по всему побережью Средиземного моря, процветала торговля, развивалась культура, укреплялось хозяйство. Но все это относилось к другим народам.
      Малочисленная группа людей появилась неожиданно, что отмечалось даже современниками, выделившись из родовых общин и противопоставив себя им. Они объединили вокруг себя сначала латинян, затем, путем многочисленных войн, различные народы Аппенинского полуострова, и, наконец, их потомки покорили все Средиземноморье. Огромная держава просуществовала примерно двенадцать веков, а потом развалилась и исчезла. Остался Вечный Город, письменность, культурные традиции, но римский народ исчез. Он навсегда растворился среди других племен и народов.
      Сразу же после прихода в мир Спасителя на восточной окраине Римской Империи появились люди, противопоставившиеся себя всему миру. На фоне царившего вокруг разврата, духовной деградации, лжи, подлости, предательства они выделялись целенаправленностью и способностью к сверхнапряжениям.
      Их учение находило все новых и новых приверженцев, которые и стали основоположниками Византийской Империи. Пройдя периоды величия, империя также рухнула под собственным весом, став жертвой хищного соседа. Просуществовала она также примерно двенадцать веков. Религия византийцев, их культура, научные достижения широко распространились по планете. Но сам народ исчез, ассимилированный турками и славянами.