– Тонкая работа. Что правда, то правда, – немного задумчиво, как бы прицениваясь, произнес Константин. – Сколько стоит? – поинтересовался он у продавца, парня в строгом костюме, значительного и важного, как мебель, которой торговал.

Парень назвал восьмизначную цифру. Еремин покачал головой. Человек в джинсовой жилетке разогнулся и, не взглянув на сыщика, направился к выходу.

Это можно было понимать по-разному. Или осведомитель почувствовал за собой слежку, или просто хотел увести Константина в более укромное место.

Еремин видел, как тот повернул в сторону площади Восстания. Через пару минут он тоже покинул «магазин не для бедных».

Человек в жилетке прогуливался, демонстрируя полнейшее спокойствие. Еремин перешел на другую сторону улицы. Так легче вести наблюдение.

Тот неожиданно шмыгнул во двор. Константин замедлил шаг, внимательно изучая обстановку…

– К чему такие предосторожности? – говорил он человеку в жилетке через двадцать минут, сидя на скамейке во дворе, в тени раскидистого клена.

У того все лицо было в движении: ходили по скулам желваки, прыгал кадык от частого глотания слюны, бегали под кустистыми бровями черные глазки.

– Хорошо вам говорить. А за мной уже третий день кто-то ходит.

– А машина?

– В ремонте.

Еремина мало интересовали проблемы шестерки. Он не для того назначил ему встречу, чтобы вдаваться в подробности его существования. Существуешь – и слава Богу. А нет тебя – найдем другого. Следователь никогда не испытывал жалости к своим клиентам. Правда, и клиентура у него была специфическая. Он всегда помнил, что жертва и преступник в любую минуту могут поменяться ролями, и смотрел чаще всего на жертву с цинизмом.

– Ты слышал что-нибудь о журналисте Шведенко? – взял он в оборот осведомителя.

– Только то, что есть такой журн и что есть у него царапалки. Больше ничего. Я вообще журнами не интересуюсь.

– А они тобой? – усмехнулся Еремин.

Человек в жилетке насупился, как снегирь на морозе.

– Ладно, не обижайся, – похлопал его по колену следователь. – Этот Шведенко на днях исчез. Похоже, его убили. Я полистал сегодня газеты. Понимаешь, о чем я? Он, конечно, многих пытался достать своими, как ты выразился, царапками, да только не очень-то у него получалось. Он наезжал и на твою братву, и на чеченцев с азербайджанцами, но все это слишком мелко, чтобы им мстить. Единственно кого он по-хорошему зацепил, это малыши. И они отреагировали должным образом. Подложили ему в машину взрывчатку. Это было в феврале. Шведенко отделался легким ушибом. С тех пор он остепенился. Но прекратилась ли охота на него? Короче, мне нужно встретиться с кем-нибудь из малышей.

– Легко сказать! Эти суки никого к себе не подпускают!

– Подумай хорошенько. А я пока закурю.

Он знал, что поставит осведомителя в затруднительное положение, но никак не думал, что тот так горячо примется его отговаривать.

– Вряд ли это малыши. Они все делают открыто. У них задача – утвердиться…

– Я не нуждаюсь в твоих комментариях!

– Но это может стоить мне жизни! Если братва узнает, что я вхож к малышам! О чем угодно просите, только не об этом!

– Если ты не сделаешь этого для меня, то братва получит о тебе более интересные сведения.

Еремин заранее приготовился к шантажу, хотя и презирал подобные методы. Но слишком уж безнадежной была ситуация.

– Когда вы хотите встретиться? – опустив голову, пробурчал человек в жилетке.

– Сегодня.

– Это невозможно…

Он обхватил голову руками, безжалостно вцепившись в жидкие волосы.

Еремин только усмехнулся, сочтя позу осведомителя излишне трагической.

Авторитет малышей забил стрелку в половине восьмого в одном из центральных ресторанов города. Об этом следователю сообщил сладкий девичий голосок. Еремин даже поначалу растерялся от этого сообщения. Однако успел задать вопрос:

– Как мне его узнать?

– Не волнуйтесь. Вас проводят. – Она была чрезвычайно предупредительна и на прощанье прощебетала: – Чао!

После утреннего разговора с осведомителем Константин сомневался в успехе задуманного. Вообще-то Еремин не очень болел за это дело. В финансовую стабильность своего друга-писателя он не верил. К журналисту особой симпатии не испытывал. Правда, жена журналиста ему понравилась. Толковая женщина и недурна собой. Надо подготовить ее к тяжелому удару. Как-то смягчить его. Ему вчера показалось, что надежда в этой хрупкой женщине уже не теплится. И все-таки человек всегда надеется до последнего. И правильно делает. И Константину здорово запали в душу слова Василины, оброненные на прощанье. «Теперь я верю, – сказала она Полежаеву, – что герой твоих романов – не выдумка». Что ж, придется оправдывать доверие. Хотя дело почти тупиковое. Он уверен на все сто, что журналист мертв. Если убийство заказала мафия, то до правосудия вряд ли дойдет. Тогда его задача – отыскать труп, чтобы захоронить его по-христиански.

– Хорош за упокой! – сказал он себе. – Пора подумать о приятном!

Писатель, сам того не подозревая, преподнес вчера следователю царский подарок, найдя эту французскую газетенку! Кто бы мог подумать, что гувернантка Оля не только жива, да еще и нанимается снова в гувернантки! Теперь она хорошенько подумает, прежде чем устраиваться в дом к новому русскому.

Ему не терпелось позвонить ей уже вчера, хоть он и вернулся домой во втором часу ночи. По правде говоря, думая об этой мимолетной девице, «железный Еремин» давал сбой. Он редко на кого-то западал, но уж если случилось с ним такое несчастье, то девице суждено было надолго оставаться в заточении в его железном сердце. Гувернантка Оля провела там целых два месяца, и пора бы ей уже на свободу, да вот удружил Антон Борисович!

Рука потянулась к аппарату, и указательный палец утонул в омуте первой же цифры.

– Ее, наверно, нет дома, – оправдывался перед собой застенчивый детектив. – Газета была не вчерашняя. Она уже получила работу и возится сейчас с каким-нибудь малышом.

Сразу в памяти возник загородный дом Грызунова. Страшная детская с задушенным в постели мальчиком. Гостиная с антикварной мебелью.

Подумалось: «Не в том ли магазине отоваривается Сергей Анатольевич, где я рассматривал сегодня комод?»

Все это были уловки, попытки запутать самого себя. Нет, по ночам ему не снились задушенные мальчики. Но нераскрытое дело иногда начинало как бы вертеться в голове по новому кругу, занозить душу.

– Пусть из меня никудышный любовник, но свои профессиональные обязанности я знаю назубок!

Он бодро набрал пять цифр, а на шестой как-то сник.

– Позвоню после ресторана. Будет еще не поздно.

Презирал себя за малодушие, но ничего не мог поделать. Выпил на дорожку чаю и пожелал себе удачи.

К ресторану подъехал минута в минуту. Молоденький швейцар с подвешенной к лицу улыбкой расшаркался перед ним. Метрдотель провел через полупустой зал и усадил за столик для двоих.

«Неужели знают меня в лицо? А чему я удивляюсь? У них своя контрразведка. Имеются досье. Это у солидных. И у малышей? Вот так новости! Будем знать теперь».

Чтобы не ударить лицом в грязь, он заказал телятину в винном соусе, а из напитков – минералку («У чекиста должна быть холодная голова!»). Заранее прикинул, что финансы позволяют ему даже оставить чаевые официанту.

Еремин нервничал. На часах без двадцати восемь, а он до сих пор в одиночестве пьет минералку.

«Эти господа обычно не опаздывают. Уж не перепутал ли я заведеньице? А может, ихняя девка чего-то напортачила?»

Метрдотель, наверняка умевший читать по глазам, приблизился к его столику и ласково предупредил:

– Не волнуйтесь. Шеф будет с минуты на минуту.

Еремин приступил к телятине.

Шеф оказался невысоким юнцом в смокинге, с красивым, интеллигентным, немного даже девичьим лицом. И при этом – баки под Элвиса Пресли на смуглых щеках. Еремин в душе позавидовал его средиземноморскому загару.

– Извините, что заставил вас ждать. Срочные дела.

Он заказал официанту что-то из омара, скорее всего, для поддержания компании, и тоже обошелся без спиртного.

Пока юный авторитет делал заказ, Константин внимательно разглядывал его тонкие аристократические пальцы с единственным перстнем (золото, сапфир, бриллианты) и диву дался, какими редкими птицами пополняется фауна нашего преступного мира.

– Если честно, то меня удивило, что вы ищете встречи с нами, – начал парень.

– С вами предпочитают не встречаться? – улыбнулся ему Константин.

– Нас не любят, – подтвердил тот.

– Для меня это не имеет значения.

– Вот поэтому мы и сидим за одним столиком. Лично мне импонирует, что вы не делаете различия между славянами и не славянами.

Еремин только после этого панегирика в свой адрес заметил, что у парня совершенно не славянское лицо, несмотря на небесно-голубые очи.

– Немногим удается так спокойно лавировать на лезвии бритвы, – продолжал сыпать комплиментами тот.

– Спасибо за теплые слова, – отделался банальной фразой следователь и с ухмылкой добавил: – Думаю, что вы преувеличиваете мою роль в истории. В энциклопедию я не попаду.

– Зато про вас пишут детективные романы.

– А вы неплохо подготовились к нашей встрече, хотя времени у вас было немного.

– Все объясняется очень просто. Наши желания совпали.

Этот юнец обескураживал Еремина каждой своей фразой.

– Вы хотите сказать, что собирались встретиться со мной?

– Да. У меня есть к вам дело, – признался авторитет, – но сначала поговорим о ваших делах.

Следователь не заставил себя долю ждать и рассказал о журналисте.

– Пресса тоже нас не балует любовью, – усмехнулся парень, – но мы не ропщем. Мы не трогаем журналистов. Слишком мелкая рыбешка. Если кто и заслуживает справедливой кары, так это редакторы «желтой» прессы.

– И февральский взрыв в машине Шведенко тоже не ваша работа?

– Боже упаси! Больше нам делать нечего, как кидаться с терактами на бедных борзописцев!

Еремин не верил ему. «Послушать этого красавца, так они только и занимаются отращиванием баков и уходом за ногтями!»

– Неужели к нам ведут какие-то нити? – несколько манерно, размахивая кусочком омара на вилке, удивленно воскликнул юнец.

И он был прав. Нити никуда не вели. Разве что в кинотеатр «Иллюзион»?

– К тому же вы говорите, что журналиста похитили. Это вообще не в наших правилах. Похищают невест на Кавказе. Из вашего рассказа я заключил, что Шведенко – не женщина. Значит, кавказская версия отпадает.

Он издевался. Не злобно, но издевался со вкусом. Еремин ругал себя последними словами за то, что придумал эту встречу. Ведь дураку было понятно, что малыши не имеют ничего общего с теми старыми мафиозными кланами, которые могут признаться в том или ином преступлении, так сказать, взять на себя ответственность.

– Вас, наверно, нанял редактор газеты?

– Нет.

– Кому еще есть дело до журналиста?

– Это коммерческая тайна.

– Понятно. Мой вам совет – оставьте эту безнадегу. Журналисты редко возвращаются с того света. А судя по вашему рассказу – ваш именно там. Сколько вам платят в день за работу?

– Двести.

– Я заплачу в два раза больше, если возьметесь за мое дело.

Еремин не любил такие разговоры, когда лезут с советами, тем более сопляки, но набухающие почки волшебного дерева, грозившие в будущем превратиться в болезненную зелень долларовых купюр, не дали вырваться грубым словам. Он лишь изобразил на лице неподкупность и налег на телятину.

Собеседник по-мхатовски выдержал паузу, во время которой разглядывал немногочисленных посетителей, и, улыбнувшись неожиданно оголодавшему Еремину, сказал:

– У меня тоже просыпается зверский аппетит, когда я нервничаю. Так вы согласны мне помочь?

Этот вопрос внес существенные коррективы в сумятицу мыслей следователя. Он рисковал потерять с таким трудом завоеванный в преступном мире авторитет (а прознают непременно), если согласится поработать на малышей – на дерзкую, непокорную группировку, которая у всех стоит поперек горла. Молодой человек в смокинге не мог этого не понимать и не случайно поэтому выделил слово «мне», намекая на личную просьбу.

– Лично вам? – на всякий случай уточнил Константин.

– Я начинаю сомневаться в вашей профессиональной хватке, – ухмыльнулся тот. – Вам предлагают выгодное дело, а вы воротите нос, как от тухлого яйца!

«Еще какое тухлое!» – клокотало все внутри, но «железный Еремин» вновь сдержал эмоции.

– Я вас слушаю, – как ни в чем не бывало ответил он, промокнув салфеткой рот.

– Хорошо. Я не получил от вас стопроцентного согласия. Не ждите от меня подробностей. Выслушайте все, как анекдот или фаблио из какого-нибудь там Боккаччо.

«А юнец-то вполне грамотный!» – отметил про себя детектив.

– Так вот, – начал молодой человек, интеллигентно покашляв в кулачок, чтобы привлечь внимание собеседника. – Некий гражданин пристрастился к собиранию всяких безделушек. Открыл для себя прекрасное. Надо сказать, что безделушки эти стоили недешево и доставались гражданину с великими трудностями. Из-за одной такой вещицы ему пришлось здорово попотеть. Он провел несколько месяцев за границей, просрочив визу. Гонялся за безделушкой, а полиция гонялась за ним. В конце концов его вытурили из страны, но уехал он не с пустыми руками. Собранная гражданином коллекция была уникальна тем, что предметы, представленные в ней, принадлежали одной эпохе и одной стране. Наш герой просто заболел этой эпохой. Другого слова не подберешь. Но это было не единственное его увлечение. Он водил в свой дом много друзей и подруг. Одним словом, общительный малый. Обаяшка! Коллекцию он дома не держал. И никто из его друзей и подруг не догадывался о ее существовании. А фанатичное увлечение той эпохой все объясняли непомерной тягой гражданина к знаниям и любовью к истории. Вы хотите спросить, где же он прятал свои безделушки? В самой обыкновенной квартире в одном из пригородов Москвы. Там жила его старенькая бабушка. И вот однажды соседи бабушки позвонили нашему гражданину в Москву и сказали, что бабушка подозрительно давно не выходит из дома и не отвечает на звонки. Он сел в машину и помчался в пригород. Открыл дверь своим ключом. Бабушка не встретила внука, она неподвижно лежала в постели. Старушка умерла без чьей-либо помощи. Это установила экспертиза. И коллекция, к великой радости гражданина, оказалась на месте. Только он не сразу обнаружил (так как бы занят похоронами), что в ней чего-то не хватает. А не было как раз той самой вещицы, из-за которой он в свое время нарушил визовый режим одного солидного государства. Он не знал, что и думать, ведь ни одна живая душа, кроме бабушки (царство ей небесное!), не знала о существовании коллекции, а о существовании пригородной бабушки – очень ограниченный круг людей. Только самые близкие. Наш герой оказался в затруднительном положении…

Молодой человек прервал свой рассказ, чтобы закурить. Он долго в задумчивости выуживал из пачки сигарету, сверкая сапфирно-бриллиантовым перстнем так, что Еремин успел его хорошо рассмотреть. В золотом обрамлении красовался причудливо выгравированный орнамент: листки плюща, змеи, скрещенные стрелы.

«Не из той ли коллекции эта безделушка?» – спросил себя следователь.

– Вы, конечно, понимаете, – продолжал тот, – что выводить кого-то на чистую воду он не мог. Ему задали бы много нежелательных вопросов. Парень совершенно растерялся и не знает, как тут быть. Вот такой вот анекдотец.

Струи дыма не скрыли его напряжения от опытного сыщика.

– Надо полагать, что ваш герой не обратился сразу в милицию, потому что приобретал безделушки незаконным путем?

Собеседник был явно застигнут врасплох его вопросом.

– В общем-то гражданин не из числа законопослушных, – улыбнулся он куда-то в сторону, не выдержав холодного прищура следователя.

– Когда умерла бабушка?

– Неделю назад.

– У кого еще были ключи от квартиры?

– Ни у кого, только у нее и у меня. – Он вздрогнул, проговорившись, но тут же махнул рукой. И так все уже было ясно.

– А ключи от той подмосковной квартиры вы храните отдельно или в общей связке?

– Так вы согласны взяться за это дело? – ответил вопросом на вопрос молодой человек в смокинге.

Это уже было излишне: ведь дураку понятно, что следователь рисковал не доехать сегодня до дома после посвящения в тайну.

– Почему вы решили довериться мне?

– Всю неделю я лихорадочно наводил справки. Сами понимаете, меня интересовали только лица, занимающиеся частным сыском. У вас безукоризненная репутация. И все-таки я медлил. Сомневался. Но случай все решил за меня. Сегодня утром я узнал, что вы ищете встречи с кем-нибудь из нашей группировки. Если честно, никто не собирался с вами встречаться. Моя инициатива удивила многих.

– Толку-то от вашей инициативы! С журналистом вы не помогли, только геморроя добавили!

– Не всякий геморрой так хорошо оплачивается, – напомнил парень.

Еремин потер пальцами виски – пусть видит, что голова у него перегружена разного рода проблемами.

– Давно я не занимался кражами, – с усмешкой признался он, – в основном мне доверяют «мокрые» дела. Ну что ж, начнем с традиционного. Надо бы посмотреть вашу подмосковную квартиру.

– Вас устраивает завтра в десять утра?

– Вполне.

– Я вас буду ждать на Красной Пресне. Ночной клуб «Арлекино» знаете? Спросите меня на клубной автостоянке.

И он протянул Константину свою визитную карточку с двуглавым серебряным орлом.

Пришлось пожертвовать третьим отделением. Банда «Модо», не на шутку подогретая напитками из бара, наверно, вдоволь поиздевалась над Жаком Брелем и Адамо, над Джо Дассеном и Клодом Франсуа, но писатель этого уже не услышал.

Тоненькая девочка на массивных платформах, с рюкзачком на плече неведомым зверьком вынырнула из тяжелых дверей кинотеатра.

– Я узнала! – крикнула она с порога Полежаеву. – Это не так уж далеко. В Кузьминках. Но предупреждаю: мы можем попасть в смешную ситуацию.

– Думаю, что будет не до смеха.

Антон помнил, каким мрачным было лицо Еремина, когда тот сообщил ему результаты экспертизы после осмотра квартиры Шведенко.

– Тогда едем! – решительно заявила Патрисия. Похоже, ее приводило в восторг все, что исходило от Полежаева.

Он ринулся в сторону Таганки.

– Ты куда? – засмеялась она.

– На метро.

– Боже мой! – воздела она по-театральному руки к небу, а потом, ни слова не говоря, взяла его за мизинец и потащила к машинам, припаркованным возле кинотеатра.

Писатель не поверил своим глазам. Эта пигалица, эта шмакодявка направилась к шикарному, черному с розовым джипу «вранглер», стоявшему у самой дороги. Такие агрегаты под старину, отполированные до зеркального блеска, всегда поднимали ему настроение и ни в коем случае не возбуждали зависти. Он прекрасно понимал, что за такую игрушку надо отбывать каторгу, то есть несколько лет заниматься самоистязанием, немилосердно трудясь за пишущей машинкой. Теперь же Антон почувствовал, как все в нем протестует.

«Что такого сделала, выдумала, изобрела эта французская девчонка? Откуда привалило вдруг счастье? Не угнала же она ее, в самом деле?»

– Алло! Ты едешь или передумал?

Он как во сне опустился на мягкое сиденье и хлопнул дверцей.

– Ты плохо закрыл, – заметила она, выезжая на дорогу, – и пристегни ремень. Да что с тобой? Словно проглотил таракана!

– Не могу прийти в себя от твоей тачки, – честно признался Полежаев.

– Не бери в голову, – посоветовала Патя, – главное, приди в себя, когда мы ворвемся к этим голубчикам. Представляю, как нам обрадуется Констанция! Твой друг женат?

Он утвердительно кивнул.

– Так я и думала! И ты его разыскиваешь по поручению жены?

«А ведь она почти угадала! Неплохо кумекает для своих лет!»

– Ты, наверно, учишься на психолога?

– Нигде я не учусь! – гордо ответила она.

– Тебя содержат родители?

– Для тебя это важно?

– Ты, кажется, собиралась за меня замуж? – «к месту» вспомнил Антон.

– О-ля-ля! По-моему, ты не очень горел ответным чувством, пока не сел в мой джипчик!

– Я и сейчас не особо горю! – фыркнул Полежаев.

– Посмотрим, – самоуверенно подмигнула она.

«Она это серьезно? Так не бывает. Неужели не видит, что я староват для нее, да и бедноват? Восемнадцатилетняя девочка – это мы уже проходили! Ничего путного из этого не получается. У нее, видите ли, первая любовь, а потом она забудет, как тебя звали! Интересно, знает она, кто я такой, или нет?..»

– Как же так, Патя? Ты готова выскочить замуж за первого встречного после двух часов знакомства, не установив даже личность своего нового приятеля? А может, я бандит с большой дороги?

– Не смеши меня – я за рулем! Если хочешь знать, это любовь с первого взгляда. Джульетта тоже сразу не поняла, в кого втрескалась!

– Там все кончилось печально, – со вздохом напомнил Антон и не мог не признать очевидного факта – девочка здорово согрела ему душу своим немного грубоватым признанием.

Он посмотрел на нее по-новому.

«А хороша! Даже очень хороша! С такой, наверно, одно удовольствие барахтаться в постели! Гладкая смуглая кожа, острые грудки, грациозно откинутая попка. Даже за рулем не теряет своей балетной осанки! Что тебе еще, дураку, надо? Бери, пока дают! Ведь такие лапушки всегда были твоей слабостью!»

– Значит, поступим так, – сказала Патрисия, остановив машину. – Ты пойдешь туда один. Мне не очень-то охота светиться перед этой гнилой переводчицей. Заарканила женатого мужика – пусть сама выкручивается! Я подожду тебя в машине.

– Идет. Только дай мне адрес.

Она протянула смятый клочок бумаги, исписанный неровным детским почерком.

Она даже машину предусмотрительно остановила не во дворе, а на проезжей части. Ведь ее «вранглер» сразу бросался в глаза. Даже если та, другая, и не помнила Патю в лицо (но такую яркую внешность трудно не запомнить!), то, во всяком случае, джип сохранился в памяти навечно.

Констанция жила на третьем этаже девятиэтажного панельного дома.

«Интересно, это ее квартира или съемная?» Любопытство бывшего лимитчика время от времени давало себя знать.

Он позвонил смело, порывисто, как будто явилось запоздавшее Возмездие, но вместо ожидаемого набата звонок пролялякал сладенькую, когда-то намертво прилипшую к ушам ламбаду. Никто не открыл. Ламбада заиграла на «бис». Антон прислушался. Судя по всему, Констанция грешила часто, и он мог застать ее врасплох. Была нужда бросаться открывать сломя голову дверь, прикрывая на ходу голый зад, когда никого не ждешь в гости!

И в третий раз латиноамериканские позывные остались невостребованными.

«Не может человеку так долго везти в течение одного дня!» Уж так устроены писатели. Любая неудача заставляет их философствовать.

Опустив голову, Антон стал спускаться вниз, не воспользовавшись услугами лифта. Это был тот самый случай, когда прогресс бессилен.

«Удивительно! Почему я так расстроен? Потому что мне не открыли? Да, это всегда неприятно, когда тебе не открывают. Но если там никого нет? Не было ни звука. Ну и что? Чувство такое, что мне не открыли. И наплевать!»

Так, споря сам с собой, он добрел до лестничной площадки, между вторым и первым этажами. От цветовой несовместимости грязно-бурых стен и свежевыкрашенных серебристых почтовых ящиков на душе стало еще муторней. «Стоп! Это, кажется, идея!» Он нащупал глазами нужный ящик и с удовлетворением отметил, что на нем не висит замок.

«Что там может быть? Письмо, открытка, извещение, счет за телефон? Все сгодится. Но как же я посмею? В чужой ящик. В чужую жизнь. Эх, гнилушка ты, гнилушка, Полежаев! А разве ты не занимаешься тем же самым изо дня в день, когда сидишь за пишущей машинкой? Не дрейфь, паря! Значит, пришло время вскрывать ящики!»

С какой-то неподдельной решимостью он рванул на себя дверку почтового ящика.

Внутри была пустота. Ничего из предполагаемого там не было.

Он пошарил по дну ящика рукой – и вытащил на свет Божий связку ключей. То, что это ключи от квартиры с ламбадой, сомнений у него не вызвало.

«Вот тебе и ребус! Как это понимать прикажете? Девчонка снимала квартиру и срочно съехала, оставив хозяевам ключи. Теперь что? Пойти посоветоваться с Джульеттой? Глупо. Не надо быть таким размазней! Что бы сделал на моем месте Еремин? Он бы не размышлял долго. Пришло время вскрывать чужие квартиры? Ловко! Так можно дойти черт знает до чего! Ох уж мне эти интеллигентские терзания!»

Полежаев крепко сжал в кулаке связку ключей и опрометью бросился наверх.

Он решил обойтись без контрольного звонка, ведь и дураку понятно, что девчонка смылась, а латиноамериканская мура не наводила на приятные воспоминания: дочка любила танцевать ламбаду…

Верхний замок открылся легко, будто его специально смазали для такого случая.

…Гибкую голубую пластинку дочка вырезала из журнала «Кругозор». Был такой бестселлер, нашпигованный модными песенками. Она закрывалась у себя в комнате и могла целый день разрабатывать тазобедренные суставы. Он свирепствовал по этому поводу. Строгим был отцом…

С нижним замком пришлось повозиться, пока не сообразил, что надо нажать всем корпусом на дверь.

По количеству ключей Антон догадался, что в квартире две двери. Однако вторая оказалась не запертой, и он беспрепятственно вошел в прихожую.

Включил свет. Увидел себя в зеркале – взъерошенного, напуганного.

Сюрприз его ждал в прихожей. На полу стояли туфли на высоком каблуке. На вешалке висел дамский плащ.

Первой мыслью было: бежать! Версия с исчезнувшей квартиранткой летела к чертям! Никто и не думал исчезать! Зачем же тогда ключи в почтовом ящике?

«Может, у нее была договоренность с кем-то? Не исключено – с любовником, и он сейчас стоит дурак дураком перед пустым ящиком, а я здесь, на его месте. А где же она? Раз оставила ключи, значит, придет не скоро. А туфли? Не одна же у нее пара, в конце-то концов!»

Мысли бурлили в голове, а он не двигался с места. Антон не знал, как ему поступить теперь: в любую минуту его могут обнаружить и принять за вора.

Но сомнения рассеялись сами собой, когда скрипнула дверь ближней комнаты. Он вздрогнул и почувствовал, как по спине прошелся холодок непонятного происхождения: то ли повеяло ужасом, то ли сквозняк.

Конечно, сквозняк. На кухне было настежь распахнуто окно. Он почему-то заглянул сначала на кухню, а не в приоткрытую на треть дверь комнаты. Что-то внутри отвращало от неминуемого, нашептывало: «Не смотри туда! Не надо!»

Полежаев медленно, как во сне, переместил взгляд в амбразуре дверною проема. В комнате было темно, но свет из прихожей отчетливо выхватывал кусок кресла, голые женские ноги и пальцы руки, отчаянно впившиеся в деревянный подлокотник.

Он заставил себя толкнуть дверь, нащупать выключатель.

Девушка сидела лицом к окну, занавешенному ажурным тюлем. Черные волосы мелкими кудряшками струились по обнаженным плечам. Из одежды на ней были только белые шелковые трусики.

Антон подумал, что такая могла бы украсить любой порнографический журнал… Он даже разозлился на себя за кощунственные мысли.

Ее глаза выкатились из орбит, а лиловый язык вываливался изо рта. Казалось, она кого-то дразнит там, за окном. На тонкой шее покойницы отчетливо выделялся след от удавки, а грудь украшало серебряное распятие с Христом.

– Эй! – услышал он у себя за спиной – и встрепенулся, как напуганная птица.

В прихожей стояла Патрисия в своей пестрой нелепости, с трогательным рюкзачком на плече.

«Как хорошо, что ты пришла!» – чуть не вырвалось у него, но девчонка изобразила на своем лице ревность.

– Чем вы тут занимаетесь?

Он понял, что ей видны только голые ноги покойницы и о главном она не догадывается.

– Твоя знакомая мертва, – выдавил Антон. Ему было трудно говорить от волнения, и он не стал ничего объяснять.

Патя молча подошла к нему и заглянула через плечо.

– Святая дева Мария! – перекрестилась и прошептала несколько слов на латыни.

– Надо срочно позвонить, – сказал он, скорее себе, чем ей, и поискал глазами аппарат.

Она не шевелилась и молилась, опустив голову, но когда он сделал шаг в комнату, обнаружив наконец на письменном столе телефон, предупредила:

– Там могут быть отпечатки пальцев убийцы! У меня есть сотовый!

Сняла с плеча рюкзачок и начала рыться в нем.

…Еремин уже вернулся домой после неожиданного разговора в ресторане и лежал в горячей ванне, стараясь ни о чем не думать. Из состояния блаженства и душевного равновесия его вывел телефонный звонок.

Закутавшись в махровое полотенце, он забрался с ногами в кресло и, сорвав с рычагов трубку, злобно растянул:

– Да-а?!

Костя был готов дать отпор любому, посягнувшему на его покой, но дрожащий, взволнованный голос Полежаева изменил планы сыщика.

– Успокойся. Запри квартиру и жди меня возле подъезда, – посоветовал он. – Я попробую вызвонить Елизарыча. Если еще не пускает пузыри – заеду сначала за ним. Все.

Натягивая на мокрые ноги джинсы, Еремин с досадой признал, что писатель взял верный след. И еще подумал, что эта история с журналистом не принесет большой прибыли.

Патя, застегнув рюкзачок, спросила:

– Ты остаешься?

– Разумеется. Иначе как они попадут в квартиру?

– А как попал ты?

– Отпер ключом. Связку нашел в почтовом ящике.

– Странно.

– Что тебе кажется странным?

– Такое впечатление, что убийца специально для тебя оставил ключи. На, мол, посмотри, как у меня классно получилось!

– Не болтай чепухи. О моем существовании он не догадывался.

Она пристально посмотрела Антону в глаза, будто в чем-то подозревала, а потом вдруг засобиралась.

– Мне пора. Адье, мон шери! Провести вечер среди трупов и милиционеров – это мне не в кайф! К тому же у меня больная мамочка, и она не вынесет, если придет повестка из милиции. Надеюсь, ты проявишь максимум такта, чтобы не впутывать меня в эту историю?