Гильотина в подарок

«А если эта добыча – труп Василины?» – кольнула мысль-игла.

Знакомая многоэтажка выглядела приветливее. Наступало утро нового дня. Жильцы просыпались. В окне на двенадцатом этаже уже горел свет. «Проснулся Танцор! Или не ложился спать. Творил новое черное дело. Или только замышлял. Недолго тебе осталось!..»

Константин решительным шагом направился к подъезду. Осматривать двор не потребовалось. «Форд» с нужным номером стоял прямо у подъезда.

Он поднялся на лифте и сделал два длинных звонка. Внутри кто-то скрипел половицами, но дверь открывать не торопился.

«Бог любит троицу!»

Третий звонок был продолжительней первых двух.

«Смотрит на меня в глазок, падло! Узнал? Как не узнать, родимый? Пришел твой час! Пятнадцать лет ты гулял на свободе. Пора и честь знать».

Следователь зря сжимал в кармане брюк рукоять пистолета. Ему и не думали открывать. Несолоно хлебавши он спустился вниз. Теперь в окне на двенадцатом было темно. «Наблюдает из окна, сволочь! Ну, сейчас я ему устрою показательные выступления!»

Не торопясь, он осмотрел со всех сторон «форд». Посветил фонариком внутрь салона. Вынул из кармана блокнот и переписал туда номер машины. Попинал между делом все четыре колеса, проверил, не спущены ли. Сработала сигнализация. Под ее какофоническую мелодию спокойно выкурил сигарету. Сел за руль своей «шкоды» и медленно выехал со двора.

Показательное выступление было оценено по достоинству. Остановившись у первого светофора, Еремин увидел преследователя. «Клюнула рыбка!»

Не дожидаясь зеленого света, он рванул с места и резко свернул вправо. «Форд» повторил его маневр. Теперь сомнений не оставалось.

Ему часто приходилось преследовать преступников, но быть преследуемым довелось впервые. Его видавшая виды «шкода» во всем уступала «форду», но следователя это не смущало. Он выбирал широкие магистрали с многочисленными постами ГАИ, чтобы Танцор не вздумал устраивать танцы на проезжей части. И тот пока вел себя мирно.

Еремину ничего не стоило связаться с помощником, и Женя поднял бы на ноги тимуровцев, но у сыщика накопилось слишком много вопросов к Роберту Игнатьевичу, и ответы на них он хотел выслушать без свидетелей. Поэтому и заманивал убийцу к себе домой.

Небо светлело. Бульвары шумели еще не пожелтевшей листвой. Уже были различимы силуэты бродяг на скамейках. Кто-то выгуливал псов неизвестной породы. Две молоденькие спортсменки, красивые и наивные, как антилопы, стремились обогнать железных вонючих чудовищ.

На Гоголевском он вздохнул с облегчением. Они минули целую эскадру машин ГАИ на Новом Арбате, и те, кажется, не обратили внимания на объявленный в розыск «форд». А до дома рукой подать.

Свернув в переулки, Константин прибавил скорости. Преследователь не отставал, плавно вписываясь в повороты. Маневрируя, Еремин не пытался скрыться, а делал это лишь во избежание несчастного случая. И, остановившись наконец возле подъезда своего дома, не выходил из машины до тех пор, пока «форд» не приблизился и не встал вплотную.

Сыщик резко хлопнул дверцей и сделал два решительных шага навстречу.

– Доброе утро, Роберт Игнатьевич! Отчего вам не спится в такую рань? Может, зайдете в гости? Утренний кофе бодрит.

Тот, кряхтя, покинул иномарку.

На красном мясистом лице застыла презрительная ухмылка, а сальные глазки бегали не останавливаясь.

– Отчего же не попить кофе с хорошим человеком! – И тут он сделал резкий выпад, но Еремин успел отскочить в сторону и выхватить пистолет.

– Только без шуток, Феоктистов! – процедил он.

Танцор, казавшийся неуклюжим тюленем, вдруг начал выделывать сногсшибательные балетные па. Еремин не успел опомниться, как лишился оружия, и в ушах у него зазвенело, и рассветное небо перевернулось, прикинулось закатом.

Когда он очнулся, над ним зияла ухмылка Танцора, а к груди неотвратимо приближалось дуло пистолета…

– Феоктистов, бросьте оружие! – Голос, казалось, прозвучал откуда-то с неба.

Уголовник зверем покосился в сторону. Ноздри его раздувались. На бычьей шее натянулись фиолетовые жилы.

Еремин видел только ноги людей, окружавших поле брани.

«Значит, братцы-гаишники не подкачали!» – понял он.

– Феоктистов, бросьте оружие! – гремело в воздухе. – Иначе откроем огонь на поражение!

– Бросай, дурак! – вырвалось из груди следователя.

Он видел, что творится с Танцором. Зверь был в панике. Его взгляд метался от стены к стене, от окна к окну, от одной подворотни к другой. Наконец он решился и бросился к подъезду, втайне надеясь, что он сквозной.

– Куда ты, идиот? – крикнул Еремин, поднимаясь.

Он хотел бежать за ним. Пусть не догонит, зато прикроет. Но засвистевшие в тот же миг пули вынудили его снова припасть к земле.

– Не стреля-а-ать! – что есть мочи завопил Константин.

Он не видел, он слышал, как жирное тело Танцора рухнуло в десяти шагах от него.

А в салоне машины следователя пиликал телефон.

Еремина хлопали по плечу, трепали по волосам, поздравляли с удачной охотой. Были среди них знакомые и было много незнакомых, но все они принимали участие в его спасении.

Еремин уже сидел в машине с открытой дверцей, поставив ноги на асфальт, сгорбившись под невидимой тяжестью.

А телефон не умолкал.

– Да? – спросил он тихо, вкрадчиво.

– Константин Николаевич! Константин Николаевич! – орал возбужденный Женя. – Василина вернулась домой! Я только что с ней разговаривал! По-моему, она того, пьяная вроде! Просто лыка не вяжет! Где была – не помнит! Как у вас дела?

– Хорошо. Отдыхай, парень.

Еремин закрыл машину и пошел спать.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

4 сентября, четверг

– Жаль, что лавры достались не мне! – горевал старик Елизарыч, утопая в белой подушке. – Вот ведь как бывает в жизни! Гонялись мы, гонялись за этим удавом, а молодой пришел и сразу снял отпечатки! Перешустрил Престарелого!

– Тебе ли жаловаться, Родитель? – Константин время от времени трогал припухшую щеку. – Банда преступников уже была у нас в кармане…

– Сам виноват, Костя, – строго рассудил больной, – пожадничал! Кофе захотел распить со зверьем? На красивые темы разговоры разговаривать? Молодец! Не ожидал от тебя! Вроде не первый год занимаешься сыском, а ума не набрался! Никакой психологии! Никакого индивидуального, понимаешь, подхода к преступнику!

Иван Елизарович не на шутку разошелся. Распекаемый сидел с опущенной головой. Ни от кого бы не потерпел такого, но у старика ночью случился сердечный приступ, вызывали «скорую», даже священник приходил. От всего было муторно на душе у Еремина.

– Ладно, Престарелый, кончай! – вставил он как можно мягче и добавил расхожее: – Никто не застрахован от ошибок. Я хотел с ним по-хорошему. Ведь ясно, что Феоктистов – не главное действующее лицо, он лишь орудие.

– Это тебе ясно. Ты можешь рассуждать, а ему, как ни крути, вышка светила. Значит, не до рассуждений.

– Глупо, конечно, – сдался окончательно следователь.

– Глупо, – согласился старик. – В МУРе наверняка закроют дело. Убийца найден. Обезврежен. Ликвидирован. Что еще надо? Мотивы никого не интересуют. Мотивы – это для романов! Как, кстати, Антоша?

– Жив-здоров, не кашляет.

– Пусть опишет меня как-нибудь, – попросил Елизарыч, – посмертно…

– Да ну тебя, Престарелый! – в сердцах воскликнул Костя.

– Хочется дожить до московского юбилея, – признался больной. – Два дня осталось. Обидно умирать. Я же в Москве родился. На Покровке. Тебе этого не понять, наверно. Я не из гордости так говорю. Просто понять и осмыслить свою жизнь можешь только сам. Что такое мое чистое детство на Чистых прудах? Это не перескажешь. Это надо пережить. Мне повезло. Мой отец был чекистом. Ему выделили комнату в центре Москвы. И там родила меня мама. Правда, везло мне недолго. Папу в тридцать седьмом расстреляли. Маму отправили по этапу, меня – в детдом. И прощай, комната на Покровке, и прощайте, Чистые пруды! Такие вот дела… – Он помолчал немного, улыбнулся. – Прошлый юбилей Москвы я в Карлаге справлял. Меня туда упекли как сына врага народа. Кажется, что совсем недавно это было, а ведь полвека прошло! Все изменилось.

– Некоторые до сих пор Батю как святого чтут. Дай им волю – воскресили бы!

– Убогие люди, Костя, убогие.

Престарелый закрыл глаза. Задумался. И вдруг оживился. Даже подмигнул Еремину.

– Ну, а зацепки у тебя какие-нибудь остались по этому делу? – почти без перехода спросил Иван Елизарович.

– Да так, ерунда, – не стал вдаваться в подробности следователь.

– Плохо.

– Да ты не расстраивайся. Для успеха дела мне всегда надо хорошенько разозлиться. А я теперь зол как никогда!

На прощанье он пожал стариковское запястье.

Престарелый вместо бодрящего напутствия пожаловался:

– А ведь меня сегодня в стационар упекут. Вновь не попраздновать… Прощайте, Чистые пруды!..

* * *

Он набрался наглости и ворвался к Полежаеву без предварительного звонка. Тот едва успел натянуть штаны.

– Доброе утречко! Правда, на часах уже три!

– Мог бы позвонить, – недовольно пробурчал Антон.

– Боялся разбудить. Ставь чайник! Есть о чем покалякать!

– Я не один… – перешел на шепот писатель.

– Да неужели? – заговорщицки подмигнул Константин и тоже шепотом: – Маленькая француженка?

– Ну да.

– Вот и прекрасно! Вместе позавтракаем. Обещаю развлечь вас страшной историей из жизни частного детектива!

Еремин сам взялся за дело. Пока молодые приводили себя в порядок, вскипятил воду, заварил чай, наготовил бутербродов из всего, что имелось в холодильнике.

– О-ля-ля! – оценила кулинарные способности следователя Патя.

– Что это у тебя? – разглядев хорошенько друга, поинтересовался Антон.

– Где?

– На щеке.

– Ах, это! Не буду врать, что след от поцелуя.

Они весело принялись за еду, а сыщик начал свой грустный рассказ.

– Мы закрываем дело, – прежде всего объявил он, и слушатели едва не подавились.

– А кто же убийца? – не утерпела девушка.

– За убийцей я сегодня гонялся всю ночь, и он даже имел честь до меня дотронуться, – вновь напомнил о своем синяке следователь.

– Его арестовали? – всполошилась Патя.

– Увы! Несчастный случай на охоте…

Он подробно рассказал о гонке с преследованием по ночной Москве и о своей неудачной попытке поговорить с убийцей.

– А как вы узнали, что именно Танцор совершил все эти убийства? – Патя осторожно помешивала ложечкой чай.

– Отпечатки пальцев – великая вещь в нашем деле! – не без апломба произнес следователь.

Помешивание чая внезапно прекратилось, и Еремин с интересом посмотрел на ложку, положенную возле блюдца.

– Как же так? – продолжала любопытствовать девушка. – Антон говорил, что на месте преступления не были обнаружены отпечатки.

– Верно, – подтвердил сыщик. – Все решило сопоставление фактов. Квартиру Леониду Шведенко сдавал его приятель-фотограф. Констанция Лазарчук в день гибели ждала фотографа, чтобы сделать снимки для порнографического журнала. Отпечатки пальцев приятеля-фотографа совпали с отпечатками рецидивиста-мокрушника. Вот и вся цепочка, дорогая Патрисия. Случайности тут исключены.

– Ну и слава Богу! – улыбнулась она. – Хорошо то, что хорошо кончается.

– Да, дело придется закрыть, – повторил Костя.

– А знаешь, – обратился к Пате Антон, – эти загадочные синопсисы составлялись для новой книги Артура Бадункова.

– Да? – снова удивилась девушка.

– Угу. Ты читала его романы?

– Боже упаси! – замахала она руками.

– Почему бы нет? – возразил писатель. – Все имеет право на жизнь. Меня только удивляет, почему на двадцатом романе он решил так круто поменять жанр. Перешел от боевиков к триллеру, да еще с ужасами. В коммерческом плане это невыгодно, хотя раскрученному Бадункову, наверно, уже ничто не угрожает.

– Ты думаешь, он сам разрабатывает сюжеты своих романов? – усмехнулась Патрисия.

– Не знаю.

– А я, между прочим, не байки травить к тебе приехал, – перевел разговор в другое русло Еремин. – Мне требуется твоя помощь.

– Ну а мне пора, – засобиралась Патя. – Спасибо за увлекательный рассказ, – поблагодарила она сыщика.

– Правда всегда увлекательней, – заметил тот. – Антон все переврет в своем романе!

– Тоже мне Белинский нашелся! – обиделся Полежаев.

Он вышел вместе с девушкой в коридор. Костя слышал через дверь, как они нежно щебечут, договариваясь о свидании. И в то же время его неотвратимо притягивала к себе чайная ложка, аккуратно положенная возле блюдца…

* * *

– Куда мы едем? – только в машине поинтересовался писатель.

– Проведать твою больную подружку.

– К Василине? Она больна?

– Перепила маленько. Или напоили.

– А в чем заключается моя помощь?

– Неужели непонятно? Ты помогаешь мне проведать твою больную подружку.

– Иди в баню, Костян! Я совсем не хочу ее проведывать! И вообще, после вчерашнего я хочу немного отдохнуть! Посидеть в кафе, как все нормальные люди! Пообщаться с коллегами по перу!

– Еще не время отдыхать, товарищ! – сострил Еремин.

– Я пас. Тем более ты все равно закрываешь дело.

– Значит, купился? – засмеялся следователь. – Это хорошо! Нет, милый мой, я не люблю закрывать нераскрытые дела. Главная схватка еще впереди. Что ты будешь делать в праздники?

– В какие праздники? – не понял Антон.

– Сразу видно, что недавно стал москвичом.

– Ах вот ты о чем! Понятия не имею! А что?

– Не будешь против, если шестого вечером, часов в одиннадцать, мы соберемся у тебя?

– Кто это «мы»?

– Состав прежний. Тот же, что и в «Иллюзионе». Помнишь «Деда Мороза – ублюдка» с расчлененным трупом? Нашим девочкам фильм не очень понравился. Воротили свои миленькие носики!

– Ты хочешь устроить обсуждение фильма?

– Вроде того. Свою невесту, надеюсь, возьмешь на себя?

– Заметано! Шестого в одиннадцать, – согласился Полежаев. – А сейчас высадишь у метро?

– Василину оставляешь полностью на мое попечение?

– Из меня плохой врач.

Еремин остановил машину. Вместо того чтобы выйти и проститься, Антон вдруг спросил:

– Ты уверен, что нам будет весело в таком составе?

– Еще как!

– Я не знаю, на что намекаешь, но Патрисия тут ни при чем. Она, конечно, немало темнит, но к делу это не имеет отношения. Смотри, не ошибись!

– Спасибо, дорогой. Кстати, я располагаю кое-какой информацией об Артуре Бадункове. Тебе интересно?

Полежаев уже приоткрыл дверцу и на вопрос приятеля безразлично пожал плечами.

– Маститый автор провел несколько лет на зоне. И у него была странная кличка. Очень странная. Его почему-то прозвали Принцем Уэльским.

Антон хлопнул дверцей, оставшись в салоне.

– Я знал, что это тебя заинтересует.

Следователь достал из портмоне клочок бумаги и передал его Антону. Тот сразу узнал копию письма с угрозами из Патиного почтового ящика.

– Откуда ты взял?

– Значит, с текстом знаком? – сделал вывод Еремин. – Почему мне ничего не сказал?

– Она убедила меня, что это писал сумасшедший.

– Ведь ты ей не поверил?

– Нет, но хотел разобраться сам.

– Понятно. А пряталась она все эти дни у тебя?

– Только вчера объявилась.

– А матери сказала, что живет у тебя.

– Ты разговаривал с Катрин?

– Я ведь еще веду дело о коллекции ее отца. Забыл? Надеюсь, о гильотине ты ничего не рассказал невесте?

– Она сделала вид, что это выдумка, что хотела меня разыграть.

– Пусть думает, что ты поверил. А теперь можешь отдыхать. До шестого. Мне даже будет легче, если ты никуда не станешь соваться!

– Постой-ка! – До Антона наконец дошло. – Зачем ее ищет Бадунков? Так это – Патя?..

– Ну вот. Ты ведь собрался отдыхать? Дыши глубже, Антоша, и предоставь финальную часть мне. В конце концов кто из нас герой романов Антона Полежаева?

* * *

Ей позвонили, когда она потчевала чаем молоденького эксперта. Ждала старика, а явился пацан. Старику бы, наверно, призналась, хотя та баба по телефону предупредила: никому!

– Это Василина Шведенко? – строго спросила та. – Если хочешь получить тело мужа, приезжай сегодня на ту квартиру, где он проживал. Не вздумай беспокоить своих друзей! Мы прослушиваем телефон и следим за тобой! Один неверный шаг – и ты пойдешь вслед за муженьком!

В первый миг она никак не могла собраться с мыслями. То, что это ловушка, понятно. Квартира принадлежит Роберту. Он вчера был у нее. Она сетовала, что не может даже похоронить Леню. Очень-очень расстраивалась по этому поводу. Решил облагодетельствовать? Так не бывает! Стал бы он его обратно переть на двенадцатый этаж! А она как должна забрать? Ловить такси: «Помогите мне перевезти останки своего мужа!..»? Нет, дело не в останках. Дело в ней! Он даже не пытается скрыть свое участие в убийстве, приглашая на ту квартиру! Держит ее за дуру! За выжившую из ума истеричку!

Если бы пришел снимать отпечатки старик, она, наверное, призналась бы. Пацанам никогда не доверяла! Всегда привлекали мужчины посолидней.

Парень наконец ушел. Она опустилась в кресло и заплакала.

Проплакала час. Свет не включала. За окнами – тьма. Вдалеке горят высотки и Останкинская башня, словно елочные игрушки! Залюбовалась. Приникла лицом к стеклу. В доме напротив кто-то стоит в проеме темного окна и смотрит в бинокль! Куда он смотрит?

Первая мысль – бежать! Бежать куда глаза глядят! Дура! Почему ничего не передала Еремину? Ведь человек был от него! Сидел у нее на кухне! А что может Еремин? Он не Бог!

А может, помолиться? Может, встать на колени и помолиться? Вся жизнь в грехе, но ни разу не молилась! Ничего не просила у Него! А сейчас чего просить? Чтобы защитил? Вышла на балкон. Зябко. Посмотрела на звезды. В том окне – никого. Может, показалось? Все равно кто-то должен следить! Кто-то постоянно следит!

«Послушай, что Тебе скажу! Никогда я с Тобой не говорила! Никогда ни о чем не просила! Если честно, не верила в то, что Ты есть! Я хочу предложить Тебе сделку! Не смейся! Не смейся, ради Бога! Мне не до смеха! Ведь не я первая! Каждый надеется, что сделка состоится! Вот и я предлагаю сделку! Дай пережить сегодняшнюю ночь! И тогда наутро я пойду в церковь! Честное слово, пойду!..»

Хлопнула балконной дверью так, что стекла задребезжали. Глупо! Считала себя умной! Красивой! Доброй! Нет, не добрая! Леню надо похоронить! А кто виноват, что он оказался в той злосчастной квартире? Кто боялся с ним жить в одном доме после взрыва в машине, будто он прокаженный? Вот ты во всем и виновата. Теперь отвечай…

Хватит бояться! Они хотят ее видеть? Они ее увидят!

В темпе натянула колготки. Причесалась. С лицом пришлось повозиться. Накладывать два слоя пудры. Чтобы никто не догадался о ее страхе! Ресницы никак не давались. Тушь подсохла, а новую покупать есть ли смысл? Густой румянец. Яркие губы. Туфли на шпильках. Белые. Надетые второй раз. Все. Готово.

Она вышла во двор с высоко поднятой головой, пружиня шаг. Минут пять ждала троллейбус на людной остановке. Она не даст себя убить из-за угла! Будет выбирать такие места, где народ кишмя кишит!

В метро перескакивала с одной станции на другую, будто хотела кого-то запутать или сама заплутать.

Иногда теряла нить сознания. Погружалась в пустоту. А потом вдруг удивлялась, когда сквозь пустоту прорывались скрежет колес электропоезда, голоса пассажиров.

После одного из таких провалов она обнаружила, что стоит во дворе многоэтажного дома и, задрав голову, смотрит то ли на звезды, то ли на окно на двенадцатом этаже. В окне горел свет. Ее ждали.

«Вот видишь. Я просила у Тебя защиты. А ты ведешь меня к последней черте! И не даешь передышки! Ты не хочешь иметь со мной дела? Правильно. Не стоит мараться!»

Она шагнула в подъезд. В кабине стоял работяга с гаечным ключом. Лицо его было перепачкано мазутом.

«Обращалась к одному, а нарвалась на другого!»

Представитель подземного царства кричал кому-то невидимому

– Миша! Еще раз! Я закрываю!

– Лифт не работает, девушка! – успел он бросить ей.

– Как же я перевезу труп? Как? – спрашивала она в узкую щель и била кулачком в сомкнувшиеся двери, пока не поняла, что кабина лифта ушла под землю. А она осталась.

Бежала со всех ног, не обращая внимания на шпильки. Пару раз спотыкалась. Улицы уже совсем обезлюдели, но за ней никто не гнался.

Потом уже сообразила, что пробежала целых две трамвайных остановки. А трамваи-то бегали как заведенные!

Посидела на скамейке в каком-то незнакомом скверике. Выкурила сигарету. Из-за кустов вынырнул некто усатый с горящим взором. Уселся рядом и начал приставать.

– Ай, какая девушка! Почему такая грустная? Чем помочь?

– Помогите мне перевезти труп моего мужа, – попросила она искренне.

Некто усатый тотчас испарился. А по небу плыли облака. Голубые облака по темно-фиолетовому небу.

В полночь спустилась в метро. Она уже не боялась преследования. Она вообще ничего не боялась.

Вспомнилось, как месяц назад один молодой журналист, явно к ней неравнодушный, предлагал пойти с ним в ночной клуб. Что, мол, ей терять, муж живет отдельно, врасплох не застанет!

– Или он названивает каждую ночь? Проверяет? – захохотал этот тип.

Она покраснела и ответила отказом. Она избегала подобных людей. Ее пугали ночные клубы. Она представляла себе вертеп с рулеткой, за которой рушатся человеческие судьбы, а в камине полыхают деньги. Короче, что-то из Достоевского.

Теперь ей захотелось видеть этого человека. Говорить с ним! Издеваться над ним! Смеяться ему в лицо!

Он хвастал, что проводит там чуть ли ни каждую ночь! Прекрасно! Сейчас она его застукает! Возьмет за жабры! Ведь приглашал! Значит, не отвертится! Вот только название клуба совсем вылетело из головы! Где-то в центре! Кажется, рядом с «Макдональдсом».

Она больше не раздумывала. Сегодня должны исчезнуть все страхи!

Удивительно, но как только у нее появилась цель – непременно попасть в ночной клуб, – исчезли туман и пустота, провалы в сознании.

Она нашла клуб довольно быстро.

Входной билет стоил десять долларов, а у нее осталось не больше сорока до получки.

Внутри не оказалось ни рулетки, ни бильярда, ни даже карточного столика. Завсегдатаи, развалившись в креслах, потягивали коктейли и наслаждались музыкой. Рыжебородый джазмен на крохотной эстрадке насиловал саксофон, и тот хрипло, надрывно взывал о помощи.

Она остановилась посреди зала, не зная, куда ей приткнуться. Ее разглядывали с интересом, как зеленую мартышку, по рассеянности забежавшую в стадо павианов.

– Василина! – раздалось где-то впереди.

К ней направлялся молодой человек, в котором она сразу признала своего знакомого журналиста-циника.

– Вот так сюрприз! Могла бы позвонить, я бы провел бесплатно.

У него были смешные светлые усики над толстой губой и неприятная бородавка на щеке. Выглядел ее знакомый невзрачно, серо, обыденно. Для ночного клуба мог бы одеться поприличней! Хотя этот ночной мир только ей в диковинку!

– У меня разве есть твой телефон? – удивилась она.

– Я тебе давал!

– Это еще не значит, что он у меня есть!

Она кокетничала. Появилось неодолимое желание соблазнить. Влюбиться он не влюбится. Циникам это неведомо. Но возбудить в нем похоть в ее силах. Пусть только возжелает, и она возьмет его в оборот! Она будет тверда и неприступна, как мраморное изваяние! Но за что же так мстить ему? Есть за что. За те слова о муже, за те грязные намеки!

– Что мы стоим? – спохватился молодой человек.

Она взяла на заметку, что он выбрал новый столик, а не вернулся за тот, где сидел раньше в веселой компании. Деликатность? Не хочет вводить в круг подвыпивших балагуров женщину, только что потерявшую мужа? Или – проявление особого интереса к ней?

Официант чиркнул зажигалкой, и на их столике заиграла пламенем интимная лампадка.

– Я тебе закажу обалденный коктейль! – загорелся ее приятель.

– У меня совсем нет денег, – бесстрашно призналась она.

– Обижаешь! Два коктейля! – приказал он ожидавшему официанту. – «Голубые Гавайи» и «Текиловый рассвет».

– Только не текилу! – взмолилась она.

– Это я для себя, – успокоил парень. Тебе – «Гавайи»! Обалденная смесь: ром, гренадин, кюрасао, ананасный сок и молоко! Ты пила что-нибудь подобное?

– Я вообще-то плохо переношу смеси, – предупредила она.

– Ничего не будет! – заверил он.

Им подали два пол-литровых стакана, один с напитком нежно-голубого цвета, другой – ярко-оранжевый. Каждый был снабжен соломинкой и каким-то экзотическим цветком, прикрепленным к стенке стакана.

– Пробуй! – скомандовал молодой человек. – Только понемножку, по капельке! Это надо почувствовать! Понять душой! Коктейль – это музыка. Полифония!

Она сделала несколько глотков и чуть не закричала от восторга. Что-то прекрасное и таинственное, похожее на забытые детские ощущения, нахлынуло на нее. И она засмеялась весело и громко, как в детстве.

– Ты правильно сделала, что пришла сюда. – Парень поедал ее взглядом, ну прямо закусывал ею свой текиловый напиток. – Тебе необходимо расслабиться. Оторваться, говоря по-современному! Я тебе еще вчера хотел предложить, да подумал – не ко времени. Обидишься.

– Ты вчера был в редакции? Что-то не припомню…

– Просто не обратила внимания. Ты шла по коридору, а я с ребятами курил.

– Может быть.

– Знаешь, Василина… – начал он не таким бодрым тоном, как прежде. – Я виноват перед тобой. Не знаю, что на меня тогда нашло. По-жлобски получилось. Ходили слухи, что вы разбежались с Леней. А ты мне всегда нравилась. Вот я… одним словом…

– Одним словом, давай не будем о грустном! Коктейль – просто чудо! – вновь засмеялась она.

– Ты не злишься? Ты простила меня?

– Кто старое помянет…

Циник на глазах превратился в совестливого, искреннего человека. И даже с бородавкой на его щеке смирилась.

– Я тебе должен рассказать кое-что…

Таким серьезным она его никогда еще не видела. И это в тот момент, когда ей хочется веселья!

– Может, не здесь? Не сейчас?

– Боюсь, что в другой раз не решусь. А сказать должен. Обязан. Это касается Лени.

– Хорошо, – покорилась она.

Он залпом прикончил «Текиловый рассвет».

– Его убила не мафия, как подает наш главный и как повторяют за ним все подпевалы.

– Ты хочешь сказать, что кого-то подозреваешь?

– Не подозреваю, а знаю наверняка. Тебя не удивило, что Роб так скоро уволился от нас?

– Удивило.

– Это он.

Она была поражена его уверенностью даже больше, чем самой страшной сутью сообщения.

– У тебя есть доказательства?

– Есть. Ты ведь знаешь, что Леня любил заниматься разного рода расследованиями. Разоблачение – это было у него в крови! Однажды совершенно случайно ему попал в руки интересный материал об одном из лагерей. Его интересовали бежавшие рецидивисты, до сих пор не пойманные.

– Я помню. Это было совсем недавно. То ли в мае, то ли в июне.

– Вот-вот. Он тщательно изучал папки с делами и, представь себе, в одном из беглых узнал нашего Роберта Игнатьевича.

– Боже мой! – застонала она. – Неужели он ему открылся?

– Сама знаешь, у Лени характер был не сахарный. В обмен на молчание тот не брал с него денег за квартиру.

– Все-таки не брал? Но ведь это… шантаж?

– И я Лене так и сказал. Незадолго до гибели мы с ним просидели здесь целую ночь. Изрядно выпили, и он разоткровенничался. «Дурак ты! – ответил он мне тогда. – Кто не рискует, тот не пьет коктейль „Голубые Гавайи"!»

– Он тоже его пил?

– Конечно. И самое неприятное… – Молодой человек запнулся, а потом решительно произнес: – Я должен это тоже сказать. Может, тебе станет легче? А может, наоборот…

– Говори!

– Роберт, кроме всего прочего, поставлял ему девиц. Это было одно из Лениных условий.

Она закрыла глаза и просидела так довольно долго, потягивая при этом коктейль. Со стороны могло показаться, что в стакан подсыпали наркотик и женщина вот-вот выйдет в открытый –космос.

– Хорошо, что ты не скрыл от меня, – наконец сказала она.

– А я теперь пожалел.

– Почему?

– Удар по самолюбию не каждый способен вынести.

– Я вынесу, – пообещала она. – А почему ты до сих пор молчал? Мог бы помочь следствию.

– Так ведь главный всем заморочил голову с мафией! И только после того как Роб уволился, я понял, где собака зарыта.

Рыжебородого саксофониста сменил джаз-банд. Они начали с веселой, бодрящей музычки.

Ее первоначальное желание пококетничать, соблазнить и отплатить страшной местью теперь казалось смешным.

– Поехали к тебе! – предложила она.

– Ты с ума сошла! У меня дома жена и дочка!

– Знакомый вариант! – усмехнулась Василина. – А здесь ты по заданию редакции?

– Вроде того.

– Тогда закажи мне еще коктейль!

Свойства коктейлей таковы, что они дают о себе знать в самый последний момент, который может стать критическим.

И поэтому женщина на рассвете вышла из такси и сделала таксисту ручкой, а потом долго не могла вписаться в проем парадной двери. Дверь перемещалась, как какая-то виртуальная зараза!

Еще хуже дело обстояло с лифтом. Он закрывался всякий раз, как только она собиралась в него войти. Пока добрые люди не внесли ее в кабину.

И в замочную скважину, хоть и била прицельно ключом, никак не попадала. После каждой попытки громко смеялась и выставляла себе баллы. Так что в конце концов перебудила соседей, и те, объединив усилия, выиграли схватку с английским замком.

Завалилась в туфлях на постель, но проспала недолго – начал досаждать телефон.

– А-а! Всполошились, гады! – кричала Василина. – Я вам сейчас устрою!

Но устроить ничего не могла, потому что телефон стоял на кухне. Она скатилась на пол и поползла к нему на четвереньках. Первым делом икнула в трубку, а потом спросила: