Гильотина в подарок

– Они перекрыли нам путь к машине! – запаниковал Старцев.

– Ключи! – протянул ему ладонь следователь.

– Что вы собираетесь делать? Они ведь сейчас вернутся!

– Им еще предстоит обшарить подвал, они непременно туда заглянут! А с их телосложением там будет нелегко! Не стоит терять время! Я подъеду к крыльцу. Будь готов!

– Но там же…– хотел возразить Элвис.

– Ключи! Быстро! – скомандовал Константин.

Он прошел к детской площадке и, не обращая внимания на здоровяка, открыл дверцу автомобиля.

– Эй! – возмутился тот. – Это не твоя машина!

Он приблизился к следователю вплотную.

– Неужели? Вот незадача! – покачал головой Еремин и в тот же момент нанес ему сокрушительный удар в солнечное сплетение.

Парень застонал, упал сначала на колени, а потом уткнулся в асфальт.

Машина завелась с полуоборота.

Он рванул к крыльцу, дав задний ход.

Краем глаза заметил, что шофер вылезает из «мерседеса», но не торопясь, осмотрительно. Кому охота подставлять голову под пулю?

Элвис плюхнулся на заднее сиденье, пробормотав:

– Здорово вы Угольца завалили!

Вместо того чтобы поскорее покинуть раскаленный двор, Еремин снова дал задний ход, резко наехав на багажник «мерседеса».

– Что вы делаете? – прошептал-прокричал напуганный авторитет.

Ошеломленный шофер «мерседеса» прыгнул в салон. Там за бронированными стеклами он чувствовал себя в полной безопасности.

Но Константин и не собирался стрелять по стеклам. В двух метрах от «мерседеса» он резко затормозил. Хватило одной пули, чтобы продырявить заднее колесо иномарки. Следующие два выстрела были направлены под козырек подъезда, из которого пытались выскочить обескураженные братья Угольцы. Стрельба задержала их на какое-то время, это позволило «Москвичу» набрать скорость и вынырнуть из двора.

– Туго придется братишкам! – усмехнулся следователь.

Навстречу неслись машины с руоповцами, вызванные подругой Старцева.

Несмотря на явный успех операции, Еремин не снижал скорость до самого универмага. Там они благополучно пересели в его «шкоду» и взяли курс на центр города.

– Куда мы едем? – Старцев перестал что-либо понимать.

– Ко мне домой!

– Вы очень рискуете!

– Я привык, – был ответ.

Неудача с Танцором его многому научила, и все же следователь продолжал вынашивать мысль об откровенном разговоре с преступником в домашней обстановке. Тем более что собеседнику некуда было деться.

– Они вам этого не простят! – прошептал авторитет.

– Я сумею за себя постоять. Лучше думай о себе, парень. Я могу предоставить ночлег, а завтра разумнее будет перекочевать в другое место. И желательно за пределами столицы.

– Я подумаю.

Они долго молчали на кухне, которую Костя окрестил «писательской кухней», курили, пили крепкий кофе с коньяком, отходили от утреннего приключения, казавшегося теперь киношным трюком.

– У вас мило! – похвалил Элвис. – Но, судя по всему, сыскное бюро – дело не прибыльное.

Видно было, как юный авторитет повзрослел, даже постарел за последние дни. Он потерял внешний лоск, и глаза, все такие же холодные, потускнели.

– Мои клиенты – люди неблагонадежные. Частенько обманывают. Или отправляются на край света, не предупредив и не выплатив всей суммы, или их самих отправляют еще дальше.

– Я оправдал ваши надежды? – впервые улыбнулся Старцев.

– Вполне, – ответил улыбкой следователь. – Правда, я тоже приложил для этого кое-какие усилия.

– Вы вели себя прямо как супергерой!

– Должен тебя разочаровать, Элвис. Ты выложил деньги зря.

– Но ведь вы нашли гильотину?

– Нашел.

– В чем же тогда дело?

– Дело в том, что она не принадлежит тебе, так же как и остальная коллекция мсье Фабра.

Выдержав паузу, Старцев сознался:

– Я вас недооценил. Ручки от комода вы открутили?

– Да. Я их отвез мадам Фабр, которой по закону принадлежит вся коллекция.

– Жива еще старушка? – ухмыльнулся авторитет.

– Жива, несмотря на все твои старания.

– Что вы хотите сказать?

– Ничего особенного, кроме того, что ты сделал инвалидом бывшую любовницу. Не понимаю только, зачем? Она тебя так любила, что наверняка сама бы подарила часть коллекции, если не всю.

– Какое ваше дело! – вспылил Вадим. – Вы не представляете, что такое Катрин! Это она толкнула меня на грабеж! Я уважал старика Мориса! Он ведь дал мне убежище! Она мне подала идею: хорошо бы перевезти коллекцию в Москву!

– Она имела в виду – после смерти отца, зная, что тот завещал коллекцию ей. Она не собиралась жить в Париже, и желание ее было естественным. Не надо, Элвис, оговаривать несчастную женщину. У Катрин много грехов, но отца своего она любила и никогда не желала ему смерти. Старика Мориса убил ты!

– Он умер от сердечного приступа, – уточнил Старцев.

– Так же, как бабушка, – напомнил Константин.

– Какая связь?

– Прямая.

– Вы знаете имя преступника?

– Конечно.

– Что же вы медлите?

– Не сейчас.

– Боитесь, что в моем положении я брошусь его разыскивать?

– Нет. Хочу сначала понять, кто из вас грязнее.

– Что тут понимать? Грязнее Элвиса никто быть не может! Так ведь?

Следователю в его практике часто приходилось сталкиваться с показным самобичеванием.

– Я не суд присяжных и не Господь Бог, – поморщившись, ответил он. – Я не хочу называть имя преступника из принципа. Потому что этого желаешь ты!

– Замечательно! – похлопал в ладоши Элвис. – Только мне теперь все равно. Гильотина оказалась в доме Катрин?

– Нет. В антикварном магазине.

– Вот как! Ее что же, там продавали?

– В некотором роде.

– Не понял.

– Краденое вообще опасно продавать. А тем более дважды краденое.

– Но ведь я не заявлял в милицию!

– Чем тебе так дорога гильотина, Элвис? И почему у тебя украли именно ее?

– Это самая дорогая вещь в коллекции. И самая уникальная. Думаю, что вор в этом тоже разбирался, в отличие от Катрин. Ей было все дорого! Ни черта бы она мне не подарила!

– Ну зачем же так! Нельзя судить людей по себе. Не проще ли честно сознаться, что Катрин тебе надоела и ты решил от нее избавиться. Ведь все, что могла, она уже дала. Любовь, убежище. А вот насчет коллекции ты сомневался.

– Что вам надо от меня, Еремин? Вы спасли мне жизнь, чтобы перевоспитать? Не получится. Поздно…

– А как же перстень с сапфиром? Насколько я разбираюсь, он тоже недешевый?

– Это подарок Катрин.

– Неужели?

– Еще до моего отъезда во Францию. Что-то вроде талисмана на счастье. Ее отец, кстати, не очень был доволен, что дочь разбазаривает коллекцию.

– Помог талисман? Принес счастье?

– Как видите, – развел руками Старцев.

Перстень на пальце отсутствовал.

– Не вижу.

– Остался в Косине вместе с остальным барахлом. Вы мне не дали времени на сборы.

– Не я, а твои друзья, – уточнил Костя. – Кстати, о друзьях. На меня в последнее время работал один человек. Он добывал ценные сведения о некоторых организациях. Он и вышел на тебя, когда это мне понадобилось. А на другой день его не стало. Чья работа?

– Могли бы и догадаться с вашей-то проницательностью.

– Твоя?

– Этот человек был связан с теми, кто сейчас охотится за мной. На меня нарвался случайно. И, конечно, узнал. Не мог не узнать, потому что несколько лет назад присутствовал во время нашей стычки со стариками.

– О твоем боевом прошлом я достаточно наслышан. Старина Кацман – твоих рук дело?

– Нам надо было утверждаться! – твердо заявил Элвис. – За Жорика мне и хотели сегодня впаять! Здорово вы расправились с Угольцами! Долго будут помнить!

– Ну и как, утвердились?

– Вернувшись из Франции, я нашел нашу организацию боевой, мобильной. И не на последнем счету в городе! – не без гордости признался Элвис.

– Но сам пришелся уже не ко двору. И братва решила тебя просто-напросто списать за ненадобностью, продать старикам, чтобы меньше было хлопот. Будут они подставлять свою задницу из-за какого-то дохлого Жорика! Кто теперь помнит о том, что когда-то им требовалось утверждаться? У старых авторитетов такое было бы невозможно, но вы ведь сами выбрали игру без правил.

Старцев ничего на это не ответил. Только сунул в рот новую сигарету. И отвернулся к окну.

– А Катрин знает, что я жив? – спросил он, по-прежнему глядя в окно.

– Знает и очень хочет увидеть.

– Чтобы выцарапать мне глаза?

– По-моему, она любит тебя до сих пор. Удивительная женщина!

– Я обезумел тогда! Обезумел! Что-то накатило! Не знаю что! Мог бы и по сей день жить припеваючи! Кататься из Марселя в Париж! И обратно! Да обрыдла мне такая жизнь! Катрин надоела! Папашу ее с вечной темой якобинской диктатуры уже видеть не мог! Думал, увезу коллекцию в Москву, продам постепенно и буду жить, как все нормальные люди! Не тут-то было, гражданин начальник! Коллекция оказалась пустышкой! Антикварный ширпотреб. Тоже, конечно, деньги, но не те, на какие я рассчитывал! Одна только гильотина имела ценность, но с ней я не торопился расставаться. Какой смысл из-за одной-единственной вещички рисковать? Так что вся операция с якобинским хламом гроша ломаного не стоила!

– И в итоге один человек умер, а один остался калекой, – еще раз напомнил Еремин. – Постой-ка, ты говоришь, коллекция оказалась пустышкой? Значит, ты ее кому-то показывал? Специалисту? А утверждал, что никто про нее не знает. Где же теперь этот специалист?

– Там, где ему и следует быть!

– Понятно.

– Что вам понятно? Что вам понятно? Он сказал, что в его магазине все это будет стоять года два-три и вряд ли уйдет! А знаете, что говорил Морис, папаша Катрин? Что этому цены нет! Что антиквары у него с руками оторвут, если узнают! Вот как я лопухнулся! Смешно?

– Не очень.

День казался Еремину на редкость тягучим. Квартира, казалось, превратилась в камеру приговоренного к смертной казни, а он – в телохранителя обреченного.

Больше всего Константина мучило бездействие. Правда, он отдавал распоряжения по телефону.

– Ты решил, куда поедешь завтра? – спросил он Элвиса в уже сгустившихся сумерках.

Тот без конца курил на кухне, не зажигая света.

– У меня есть дальние родственники в Киеве, – сообщил Старцев.

– Не лучшее место, но все же. Тебе надо созвониться со своими родственниками

– Зачем?

– Как зачем? Чтобы не свалиться как снег на голову. У людей могут быть свои планы. Да и в конце концов, чтобы тебя там встретили.

Парень вдруг ни с того ни с сего расхохотался неприятным истеричным смехом.

– Чтобы меня встретили? Встретили, да? Мальчик едет в пионерский лагерь! Один! Без папы! Без мамы! Ничего страшного, малыш, тебя там встретят! Неужели вы так наивны, Еремин? Выгляните в окно! Сколько добровольных провожатых у малыша!

Следователь бросился к темному окну. Парень был прав. Он насчитал во дворе пять иномарок с праздно болтающими людьми внутри освещенных салонов.

– Стая ворон слетелась на падаль, – прокомментировал Элвис

– И все-таки я закажу билет на Киев!

Авторитет не слышал оптимистической фразы следователя, потому что безутешно рыдал, уронив голову на стол, всхлипывая, как ребенок. Может, впервые в жизни в нем всколыхнулась, прорвалась наружу невыносимая жалость. Жалость к себе.

Самолет улетал ночью.

– Мы выйдем из дома за четыре часа. Помотаем их по городу. Как только оторвемся, прямиком в Шереметьево! – выложил свой план действий Костя.

– Вам-то зачем все это? Они пришьют нас из «узи», едва мы покажемся в дверях подъезда.

– Почему же до сих пор ничего не предприняли? – возразил следователь. – Охота им ждать, пока мы выйдем?

– Не знаю.

– А я знаю. Их боссу год назад я помог в одном деле, – признался он.

– Ерунда!

– Не ерунда! Старики играют по правилам. Правда, среди них тоже попадаются… – С его уст едва не слетело грубое слово, но он пощадил парня.

Перед выходом Вадим попросил бумагу, ручку, конверт.

Он написал два письма. Одно запечатал в конверт, другое просто сложил вчетверо.

– Если вам удастся выкарабкаться, не поленитесь, съездите в Косино к той самой девушке, у которой я прятался. Передайте ей записку от меня. Она отдаст вам часть коллекции Мориса. Там же в моем чемодане найдете ключи от подмосковной квартиры, где жила бабушка. В подвале – мебель. Вы видели ее. Поднять ее будет хлопотно. Если Катрин это надо, она оплатит расходы.

Элвис сделал паузу. Видно было, как нелегко ему даются слова.

– А это, – он указал на конверт, – вскроете, когда убедитесь, что меня больше нет.

– Катрин что-нибудь передать?

– Пусть не поминает лихом, как говорили раньше.

Старцев спускался по лестнице медленно, шаг за шагом – так, наверно, восходят на эшафот. Еремин его не подбадривал: сам сомневался в успехе задуманного.

Он первый открыл парадную дверь. Во дворе все замерло. Парни стояли возле своих иномарок и смотрели на следователя.

«Хорошо, что я поставил свою развалюху прямо у крыльца!» – подумал он.

Открыв заднюю дверцу, позвал Элвиса.

При появлении юного авторитета не последовало очереди из «узи». Парни не двигались с места.

Только когда следователь и Элвис уселись, один из них крикнул:

– Эй, начальник! Оставил бы здесь паренька!

– А ху-ху не хо-хо? – ответил сыщик и завел мотор.

Гонка по ночному городу продолжалась около двух часов. Преследователи действовали осторожно. На обгон не шли. Аварийных ситуаций не создавали.

– А вы оказались правы, – признал Элвис.

– Вот видишь! Они выжидают.

Москва за окнами автомобиля была сказочно красива в эту предпраздничную ночь. Отцы города не пожалели денег на иллюминацию, и высотные башни еще и в третьем часу ночи горели, как гигантские новогодние елки. Свет никогда не был на руку тем, кто желает скрыться. Еремин пытался выбирать улицы потемней, но, как назло, одна выглядела нарядней другой, будто модницы-кокетки хотели перещеголять друг дружку.

Им повезло в районе Сухаревки, когда сыщик резко свернул на перекопанную вдоль и поперек улицу Гиляровского. Он на днях здесь проезжал и основательно застрял уже при въезде. Теперь он сразу сделал еще один крутой поворот и оказался в каком-то ведомственном дворе с охраной. Шофер преследовавшего «опеля» на какое-то время потерял его из виду и рванул вперед по Гиляровского, но не справился с управлением и врезался в ограждения, зависнув передними колесами над вырытой ямой. Это позволило Еремину избавиться от хвоста. Он дал задний ход. Развернулся. Выехал по пешеходной дорожке на проспект Мира и снова нырнул в ближайшую подворотню.

– Отдохни немного! – бросил он перепуганному Элвису и вышел из машины.

– Куда вы?

– До ветру!

– Я с вами! – схватил его за рукав Вадим.

– Сиди, где сидел! – презрительно процедил Еремин. – При первой нашей встрече ты мне больше нравился. Не теряй достоинства, черт возьми! Даже если это конец!

Тот разжал руку и захлопнул дверь.

Константин понимал: раз ни одна из иномарок не последовала за ним в подворотню, значит, его маневр остался незамеченным. Но понимал он также, что те в застрявшем «опеле» уже связались по мобильному телефону с остальной братвой и указали им направление поиска. Поэтому необходимо было до конца прояснить ситуацию.

Он вышел на проспект Мира и спрятался в нише дверей какого-то учреждения.

«Опель» стоял в нерешительности при въезде на проспект.

«У него не горит одна фара, – отметил Еремин. – Попадется на крючок первому же гаишнику! Можно его сбросить со счетов!»

«Опель» поджидал остальных, и вскоре те объявились. Пятеро парней, делегированных от каждой иномарки, провели короткое совещание и бросились по машинам. Две из них тут же рванули в сторону Рижского вокзала. Две других разминулись на Сухаревской площади. «Опель» помчался к Сретенке.

– П…е, ребята! – напутствовал их следователь, дав наконец волю чувствам.

Выждав еще какое-то время, он вернулся к своей развалюхе. И взял курс на Шереметьево.

Домой вернулся обессиленный, но довольный. Все же спас жизнь человеку. Плохому, правда, человеку. Загубившему много душ. Честнее было бы предать его правосудию. Но кто бы дал ему дожить до суда?

Чайник свистел на плите. В комнате не унимался телефон.

– Зря ты так, – услышал он в трубке знакомый голос с хрипотцой. – Я понимаю, что Элвис тебе нужен был для какого-то дела. Потому и приказал братве не трогать, пока он с тобой.

– Я это оценил.

– А какого хрена ты с ним нянчился?

– Он мой клиент.

– Ясно. Как ты сумел улизнуть от моих раздолбаев?

– Расскажу как-нибудь при встрече. Надеюсь, из них никто не пострадал?

– Я это оценил, – передразнил следователя голос в трубке. – Правда, Угольцы загремели в РУОП. Это уж шлюха Элвиса постаралась! Что возьмешь с дуры?

А потом добавил:

– А с Элвисом ты все-таки напрасно возился. У меня ведь в каждом аэропорту свои люди. В Шереметьеве тоже.

И на прощанье:

– Если понадобится помощь – не стесняйся!

– Есть маленькая просьба.

– Валяй!

– Не трогайте подругу Элвиса!..

Уже после праздников Еремин обнаружит в своем почтовом ящике украинскую газету с подчеркнутым специально для него абзацем криминальной хроники, в котором будет говориться, что субботним утром в центре Киева, на бульваре Шевченко, расстрелян из автомата «узи» известный российский авторитет по кличке Элвис, только что прилетевший из Москвы.

Как раз в это время, позавтракав, следователь принял таблетку снотворного: необходимо было уснуть. Чтобы вечером быть в форме.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

6 сентября, суббота

По Тверской праздно шатался народ. И не только по Тверской. И не только народ. Встречались люди прямо замечательные. А также кошки и собаки, которым немало перепало от всеобщего пиршества. Любит московский люд животинку! У каждого прилавочка свой нахлебник! А когда народ сыт, то и животинке хорошо!

И монументы в этот день тоже сиротами не остались. Особое почтение, как всегда, оказали Пушкину. Веселые петербуржцы поставили ему две бутылки «Балтики» ростом с самого гиганта. А напротив – статую Петра на лошади! Пей, мол, Александр Сергеевич, за здоровье царя-батюшки! А то знаем, какие у тебя в голове мыслишки были насчет самодержавия!

И с распростертыми объятьями Высоцкий, зеленый, как утопленник, навек лишенный постамента, не остался без внимания. Галдели песни. Надрывали глотки подражатели.

И недавно возведенному Есенину, сильно смахивающему на Володю Ульянова в студенческие годы, кто-то возложил веночек. То ли почтительные старушки, то ли казенные писатели.

Вот только горемыке Достоевскому опять не повезло. Надели на голову холщовый мешок. Может, в знак того, что совесть человеческая до сих пор – у позорного столба?

Э. Хиль на Пушкинской площади пел свое привычное:

Человек из дома вышел,

Посмотреть на мир поближе…

На Воробьевых горах чужеземец Жарр наяривал на лазерном клавесине.

У храма Христа Спасителя собрали двести хоров, дабы восславить Господа. Чтобы услышал. Чтобы не забыл.

Русь живет, Русь поет.. —

выводил гудящий бас, и хоры подхватывали навзрыд:

Господи, помилуй!..

«Иногда шепот одинокой, страждущей души до Него доходит быстрей, чем отрепетированное многоголосие! Вот Ида, например, молилась в ту ночь на трех языках – русском, польском, латинском. Много молитв знала. А что толку?..»

– Алло! Где ты? – дернула его за рукав пиджака Патя. – Ты стал в последнее время слишком задумчивым.

– Это значит, что пора садиться за новый роман.

Они ехали в переполненном вагончике метро, возвращаясь с прогулки по праздничному городу. Свою машину она еще днем поставила возле его дома, решив, что в такой день благоразумней обойтись без нее.

В метро было весело. Шумные компании, в основном молодых людей, возвращавшиеся с Воробьевых гор, резвились, как стада гиббонов, перебегая с одной станции на другую, приветствуя знакомых радостными воплями и оставляя после себя кучи мусора.

На таком фоне писатель казался угрюмым человеком, лишенным всякой радости в жизни.

– Может, выйдем на Революции? – предложила девушка. – На Никольской есть отличный кабак!

– Я устал.

– Хорошо, – сделала она недовольную мину, – тогда, как приедем, ты ляжешь спать!

– А ты?

– А я поеду веселиться!

– Очередная тусовка?

– Почему бы нет? Я свободный человек!

Раньше он не замечал этих злых огоньков в ее взгляде. Он считал, что у Пати глаза ангела. Светло-серые, немного наивные, сияющие.

Сегодня она была одета, как в первый раз, в той очереди в кассе «Иллюзиона». Рыжие джинсы, зеленая футболка с французской надписью «Как рыба в воде» и этот трогательный рюкзачок, содержание которого он знает наизусть. Сотовый телефон, носовой платок, расческа, кошелек, пачка сигарет «Голуаз», связка ключей, помада «Живанши», пудра «Кларин» и какая-нибудь книжка, покетбук, чаще всего детектив. Не могла подолгу что-то искать и в нетерпении вытряхивала все содержимое рюкзачка на журнальный столик, а он с удовольствием рассматривал каждую вещь.

– Ну что ты все молчишь? – негодовала Патя.

– Путь к храму был утомителен, – признался Антон.

– Ты сам повел меня туда! Тоже мне развлечение! Это для старых и убогих!

– Наверно, – не стал спорить Полежаев.

«Сходи со мной в костел», – услышал он вдруг жалобный голос Иды, и сердце сжалось от боли. «Я некрещеный». – «Не имеет значения». – «Не хочу».

– Ты обиделась, что я повел тебя к православному храму?

– Мне без разницы! – пожала плечами Патя. – Везде одинаково! Что ты смотришь, как на чудо?

– Так, вспомнилось кое-что.

– Поделись воспоминаниями!

– Тогда, в квартире Констанции Лазарчук, ты шептала молитву.

– И что?

– Я подумал…

– Ты мог бы хоть сегодня не думать? Расслабься! – Она раздражалась все больше.

– Не думать вообще?

– Не можешь?

– А ты?

Она отвернулась, не желая продолжать этот бессмысленный разговор.

Планам Патрисии не суждено было осуществиться.

Возле подъезда стояла знакомая парочка. Широкоплечий брюнет и высокая женщина с копной рыжих волос. Еремин был в строгом костюме, а Ольга в кожаных брюках и полосатом свитере.

– Я же сказал, они сейчас придут! – громко обратился к своей партнерше Константин.

– Какая встреча! – воскликнул Антон. – Давно ждете?

– Минут пятнадцать.

– Мы очень устали, – недвусмысленно зло вставила Патя.

– Но не настолько, чтобы не выпить по чашечке кофе! – искренне радовался гостеприимный хозяин.

Они поднялись наверх.

На кухне во время приготовления сандвичей Патрисия прошипела:

– Я не выношу этого фараона!

Несмотря на то, что Антон был занят кофемолкой, фразу он расслышал.

– Не надо так расстраиваться, дорогая, – попытался утешить ее писатель. – Костя – хороший человек. И ты ему очень симпатична.

– Все они хорошие! – нервничала она.

– Зачем мы пришли сюда? – недоумевала Ольга, присев на краешек кресла. – Я послезавтра улетаю. Могли бы куда разумнее распорядиться нашим временем.

– Обещаю тебе, ты развлечешься! – настаивал следователь.

Ему стоило невероятных усилий привезти гувернантку в Измайлово. Он позвонил ей в пять вечера и предложил встретиться в метро, потому что был не на колесах по случаю праздника. Ольга сослалась на головную боль и на что-то еще в своем слабом организме. И тогда он примчался сам. На крыльях любви! И уж, конечно, постарался привести любимую в чувство!

Потом он заявил, что ей просто необходимо подышать свежим воздухом. Она согласилась на прогулку на катере.

– Только что же мне надеть? – задалась вечным женским вопросом.

– Кожаные штаны, – посоветовал Костя. – В них теплее.

– На улице тепло!

– На катере продует! И обязательно свитер! Есть у тебя свитер?

– У меня их несколько. Какой тебе больше нравится?

– Вот этот, зелененький, в полосочку.

Попасть на катер в праздничный день – всегда проблема. Но не для такого парня, как Еремин!

Они проплыли от Котельнической набережной до Киевского вокзала, радуясь легкому бризу, всеобщему веселью и красотам вечернего города. Правда, берега Москвы-реки – не самые красивые берега в мире, но и на том спасибо.

– А что дальше? – поинтересовалась Ольга, сиротливо оглядываясь на привокзальной площади.

– Сядем в поезд и поедем все прямо и прямо!

– На Украину, что ли?

– Я имел в виду метро.

– Значит, в Измайлово? – сделала она большие глаза.

– Как ты догадалась? У меня там живет друг Антон. Ты с ним знакома.

– Уже поздно, Костя. Я хочу уехать.

– Успеешь. Посиди полчаса, а то неудобно.

– Но только полчаса!

Пирамида из сандвичей заняла половину стеклянного столика.

– Как здорово, что в твоем холодильнике оказалось так много еды! – издевался Еремин.

– Не хами, Костян!

– Ты прав, на ночь обжираться вредно! Но если бы ты прокатился, как мы с Оленькой, на катере и отведал тамошних чипсов с изжогой и запил бы их тамошним пивом с икотой, ты бы не был так категоричен!

– Может, это согреет тебе душу? – Полежаев торжественно, как знамя, водрузил бутылку армянского коньяка.

– Обязательно согреет! – успокоил следователь. – В такой день грех не выпить. А? – подмигнул он Ольге.

– Ты же знаешь, я не пью крепких напитков!

– А я за рулем, товарищ милиционер! – отрапортовала Патя. – И через полчаса тронусь в путь.

– Да ладно вам! – обиженно произнес Костя. – Поддержите компанию. Есть повод. Я закрываю дело, измотавшее меня. Да и Антона тоже.

– Нет-нет! – протестовала Патрисия, прикрыв ладошкой поставленную перед ней рюмку.

– Как знаете. А мы с Антошей выпьем!

Они выпили и закусили, но это не оживило обстановку. Дамы держались отчужденно. Ольга смотрела в пол. Патя все время поглядывала на часы.

– Сегодня вы куда хуже притворяетесь, чем на днях в «Иллюзионе», – неожиданно заметил следователь.

– Что? – подняла голову гувернантка.

Патрисия уставилась на детектива с презрительной ухмылкой.

– Я говорю, что в кинотеатре вы правдоподобней притворялись. А сейчас нервничаете, наверно.

– Знаешь, дорогая, – обратился к девушке Антон, – у Кости прекрасная память. Даже на иностранные слова, смысла которых он не понимает. Ему удалось восстановить твои слова, адресованные Ольге за столиком в кафе, когда я вас покинул. Та сказала: «Делай вид, что мы незнакомы. Этот фараон ничего не понимает».

– Я, пожалуй, поеду! – соскочила со своего места Патрисия, но Полежаев поймал ее руку и крепко сжал.

– Никуда вы не поедете! Я ведь сказал, что закрываю дело.

– Какое мне дело до вашего дела! – скаламбурила девушка. – Я не имею к этому никакого отношения!

– Неправда, – ласково, даже, пожалуй, чересчур ласково улыбнулся ей Константин. – Это я вам могу доказать научно. Позавчера я приехал к Антону без предупреждения с единственной целью разделить с вами завтрак. Я так был вами очарован, мадемуазель Фабр, что унес с собой ложечку, которой вы помешивали чай. Прямо маньяк-фетишист какой-то! – При этих словах он достал из кармана пиджака чайную ложку и положил ее перед собой. – Вот она, родимая! Прости, Антоша, за вероломство. – Он полез в другой карман и вынул оттуда дактилоскопические снимки. – А вот ваши пальчики, дорогая Патрисия, с этой самой ложечки, – начал он раскладывать на столе снимки, словно пасьянс. – А вот опять же ваши пальчики. И это тоже ваши. Рассказать, где мы их сняли?

– Не стоит, – вздохнула она.

– Садитесь, мадемуазель Фабр. Разговор будет долгим и утомительным. И выпейте коньячку. Ей-богу, станет легче.

Она упала в кресло и залпом опрокинула рюмку.

– И ты, Оленька, тоже выпей. Не надо кукситься!

– Ты ошибаешься. Костя, – захлопала она кукольными ресницами. – Я тут ни при чем!

– Есть несколько свидетелей, которые видели тебя именно в этом наряде – в кожаных штанах и зелено-полосатом свитере – на одной вечеринке. Ты, кстати, и тогда не изменяла своим привычкам, пила исключительно белое вино и курила сигареты «Данхилл» без ментола. Я могу устроить очную ставку. Но захочешь ли ты сама встречаться с братвой? Не лучше ли во всем сознаться без очной ставки?

– Это все она! Она! – истерично закричала гувернантка, указывая на Патрисию. – Я не виновата! Меня заставили!

– Заткнись, дура! – взорвалась Патрисия.

Ольга закрыла лицо руками и заревела.

– Вечные проблемы с вами, женщинами! Как что – сразу слезы! Мы, Оленька, разберемся, кто виноват, а кто нет. Здесь ведь не зал суда. Нет ни присяжных, ни обвинителей. Мы просто по-дружески беседуем. Так ведь, Антон?

– Разумеется, – подтвердил друг. – Вы нас так долго водили за нос, что пора бы нам знать всю правду.

– Всей правды не бывает! – бросила ему Патя.

– Не будем отвлекаться на философию, – предложил следователь, – начнем с подарочка.

Он подмигнул Антону. Тот убрал со стола блюдо с бутербродами, а затем принес из другой комнаты «подарочек», завернутый в красную тряпку, и поставил его на середину стола. Костя помог снять золотой футляр, и диковинная чернильница восемнадцатого века предстала перед ними, переливаясь бриллиантами.

– Ее вы хотели получить в подарок на свадьбу?

Патрисия молчала. Видно было, что явление гильотины здесь, в квартире, произвело на нее ошеломляющее впечатление.

– Дьявол! – прошептала наконец она.

– Дьявол тут ни при чем, – продолжал Еремин. – История довольно запутанная. Но вы мне поможете…

– Не надейтесь!

– Ладно. Попробую сам. Все началось с того, что вы не поверили в гибель Вадима, любовника вашей матери.