Два месяца назад

Ничто не предвещало трагедии. В таких случаях потом говорят о предчувствиях, о предзнаменованиях, о сердце, которое не на месте. Чушь собачья! Я ни хрена не чувствовал сегодня утром! Слышите? Ни хрена!

Все шло как обычно. Будильник меня разбудил в девять. Сына обычно будит гувернантка или нянька – называйте как угодно. Она приезжает на электричке к десяти часам. А кухарка – к восьми, чтоб успеть приготовить мне завтрак. Ах да! Вы ведь не в курсе. Моя жена – балерина, и сейчас она на гастролях за границей. Удивляетесь, что у балерины ребенок? Бывает и такое. (Что я ей скажу, когда она вернется? Боже мой! Не могу себе представить…)

Так вот. Я, как правило, не дожидаюсь приезда гувернантки. В одиннадцать мне надо быть уже в фирме. Хоть я, конечно, и хозяин сам себе, но во всем люблю точность. А до города ехать час с небольшим. Знаю, о чем собираетесь спросить. Попрощался ли с мальчиком перед тем как уехать? Заходил к нему в детскую или нет? Не заходил. Для чего мне его будить? А что касается телячьих нежностей, поцелуев в лобик и прочего, то я противник такого воспитания! Мальчик должен стать прежде всего мужчиной!.. (Господи, что я говорю? Кем стать? Простите, никак не могу привыкнуть…)

Я позавтракал на кухне. Не люблю церемоний. Зинаида Ивановна (это кухарка) все время была рядом. Мыла посуду и все такое. Вас интересует, о чем я с ней говорил? О чем с ней можно говорить? Не о Древнем Риме, во всяком случае. Политикой, правда, она интересуется. Президента каждое утро чихвостит. А на что ей жаловаться-то? Она таких денег, какие у меня получает, сроду не видывала! Сегодня утром она не оригинальничала. Опять завела свою волынку. «Нет, – говорит, – ему дела до людей, а люди дохнут словно мухи!» Ей-богу, надоело!.. Наверх, в детскую, она при мне не поднималась. С мальчиком, кажется, вообще мало общалась. Только звала его к завтраку или к обеду. Хотя нельзя утверждать определенно. Я ведь целыми днями отсутствовал. Возвращался поздно. Часто ее уже не заставал. Она оставляет на кухне ужин и дает деру, чтобы не опоздать на электричку в восемь вечера. Иначе придется минут сорок околачиваться на станции.

Возможно, как-то и контактировала с ним в мое отсутствие, но мне казалось, что мальчик побаивается ее. Без повода никогда не заглянет на кухню.

Так вот. Когда я выехал за ворота, на часах было без пятнадцати десять. Я сказал пару слов охране. Уже не помню, что именно. Что-то обыденное. У меня на воротах стоят два оболтуса. Им постоянно приходится втолковывать прописные истины. Правда, через сутки их сменяют двое других, но ума от дежурства к дежурству не прибавляется. Да, чуть не забыл! Пересменка тоже в десять часов, одновременно с приходом гувернантки. Так что сейчас на воротах стоят новые охранники, а не те, с которыми я говорил утром. Думаю, это важно.

Несколько слов о гувернантке моего сына. Ее нанимала жена, поэтому я мало что о ней знаю. Жена непременно хотела, чтобы наш мальчик свободно изъяснялся по-французски. Каждый по-своему сходит с ума. Она постоянно покупала газету на французском, выходящую в Москве, и перечитывала объявления. Женщина, которую она нашла, жила несколько лет в Бельгии, работала там гувернанткой, хотя имеет музыкальное образование. Вернувшись на родину, дала объявление во французскую газету, надеясь устроиться в какую-нибудь дипломатическую семью. Мы ее перехватили. Она немного поупрямилась, пока не поняла, что эти жмоты французы никогда не дадут ей столько! В общем, жена осталась довольна выбором.

Эта самая гувернантка и позвонила мне на работу, как только я вошел в кабинет. И даже в тот момент, в момент звонка, я ничего не почувствовал.

Так вот, только когда я понял, кто звонит, тогда-то и прошиб меня холодный пот, но это уже нельзя назвать предчувствием. Она долго не могла объяснить, что произошло, только всхлипывала и твердила, как попугай: «Сергей Анатольевич! Сергей Анатольевич!»

Я в конце концов не вытерпел и закричал: «Да говори же, дура!» А может, что и покрепче. Уж и не помню.

Тогда эта овца бельгийская проблеяла: «Саше-еньку убили!»

Вам, молодой человек, не приходилось в жизни ничего подобного испытывать? Тогда вряд ли вы поймете мое состояние.

«Сейчас приеду», – казалось, не я сам, а кто-то ответил за меня.

Она еще успела спросить: «Милицию вызвать?»

Я категорически был против. Вы меня понимаете? Мой сын мог оказаться жертвой мафиозных игр. И милиции здесь делать нечего. К тому же присутствие милиционеров на моей загородной вилле не понравилось бы кое-кому из нашего круга.

Охранники тряслись, как в лихорадке, когда открывали мне ворота. Обе женщины – и кухарка, и гувернантка – вышли навстречу зареванные, с красными рожами. Я не стал их слушать, а сразу бросился наверх, в детскую.

Мой мальчик лежал тихо, как ангелочек. Я говорю банальности, потому что не нахожу слов. А кто может похвастаться красноречием в такие минуты? Личико у него было синее, язык высунут. На горле след от удавки… Простите, мне плохо… Просто х…во, если говорить по-русски. Можно, я закурю?

Мужчина лет сорока пяти, седеющий блондин с красивыми серыми глазами, холеный, гладко выбритый, достал из кармана пиджака пачку американских сигарет. Пальцы дрожали. Огонь из зажигалки никак не высекался. Наконец он закурил и поднял глаза на своего собеседника, которого упорно называл молодым человеком, хотя тому давно перевалило за тридцать.

Широкоплечий брюнет в белой рубахе с короткими рукавами, больше походивший на биржевого маклера, чем на частного детектива, ни разу не перебил убитого горем отца. Он слушал, наблюдал и анализировал свои наблюдения.

– Впрочем, вы сами все видели, – продолжал бизнесмен, глава солидной фирмы. – Вас мне рекомендовали как отличного сыщика, и я надеюсь…

– Милиции нам не избежать, Сергей Анатольевич, – ошарашил тот, – дело слишком серьезное. Это не кража со взломом, о которой вы могли бы не заявлять.

– Ну, знаете… – Он забыл имя, отчество детектива и просто махнул рукой. – Тот, кто мне вас рекомендовал…

– Не будем терять времени. Я позвоню своему другу, бывшему коллеге…

– Не надо никуда звонить, – выделяя каждое слово, произнес хозяин дома. – С милицией мы без вас разберемся.

Сыщик безразлично пожал плечами, давая понять, что это не его проблемы.

– Тогда разрешите мне допросить ваших женщин, а моему помощнику осмотреть дом?

– Конечно, конечно. – Сергей Анатольевич нервно загасил в пепельнице окурок. – Кроме того, сейчас подвезут моих охранников. Тех, что были с утра. Их вы тоже сможете допросить.

Широкоплечий брюнет-детектив недовольно прищурил глаза…

– Я вам полностью доверяю, – заключил бизнесмен. – Тот, кто мне вас рекомендовал, не может ошибаться.

Он поднялся из-за стола и направился к двери, но на полпути обернулся:

– Я буду у себя в кабинете, на втором этаже. Необходимо побыть одному. Если что-нибудь обнаружите – не стесняйтесь, входите без стука.

…Тот, кто рекомендовал частного сыщика Константина Еремина главе известной фирмы Грызунову Сергею Анатольевичу, ждал отчета. Он позвонил в сыскное бюро в обед, когда Еремин дожевывал бутерброд с ветчиной, закинув по-американски ноги на стол, и слушал радио «Ностальжи». Пел Адамо.

– Я не буду называться, – сказал Тот.

С тех пор как Еремин ушел из органов и открыл частное бюро, он в основном имел дело с «инкогнито»: ему доверяли распутывать сложные, «семейные» клубки. И не кто-нибудь, а чаще всего сами «папаши семейств». Со временем было уже непонятно, кто кого приручил: он их или они его? Во всяком случае на вознаграждение «папаши» не скупились, и Константин охотно брался за новые «семейные дрязги».

Здесь же, на загородной вилле Грызунова, профессиональное чутье подсказывало ему, что убийство мальчика выходит за рамки мафиозной вендетты. Это подтвердил сам бизнесмен, отвечая на первые вопросы следователя:

– Мне никто не угрожал. Никто меня не шантажировал. Никому я не должен. И на своих должников особо не нажимаю. Я, знаете ли, достиг в бизнесе того уровня, когда уже не пользуются дурными методами. И некому было так жестоко мстить мне.

Это походило на правду. Безымянный наниматель, помешавший Еремину насладиться бутербродом с ветчиной и песней Адамо, достаточно информирован на этот счет. Грызунов слыл покладистым человеком, никому не перебегал дорогу и в «семейных баталиях» не участвовал. Правда, у таких крупных дельцов всегда имеются враги и завистники. Но каковы должны быть ненависть и зависть, чтобы удушить пятилетнего малыша? Конечно, всякое бывает…

И все-таки Еремин отодвинул эту версию на задний план…

Как только Грызунов покинул гостиную, где он давал показания, Константин обратился к своему помощнику:

– Скверная история, Елизарыч. Он боится милиции как огня, а нас, видать, держит за недоумков.

– Обычное дело, Костя, – усмехнулся тот.

Иван Елизарович, щупленький старичок с добрыми глазами, обожавший носить косоворотки и для проформы опираться на палочку, разменял седьмой десяток. Он был старейшим экспертом МУРа, с ним Еремин когда-то начинал карьеру. Выйдя на заслуженный отдых, не пристрастился ни к рыбалке, ни к домино. Хобби всей его жизни была и осталась экспертиза. К нему часто обращались за консультациями молодые преемники. Помогал чем мог.

В отличие от органов Еремин хорошо платил старику, и Елизарыч являлся по первому зову.

– Меня особенно интересует кухня, – заявил Константин. – Не осталось ли там объедков какого-нибудь пиршества?

– Думаешь, у отца были гости?

– Не исключаю.

В первую очередь он допросил кухарку.

– Во сколько вы вчера ушли?

– Без пятнадцати восемь. Я всегда ухожу в одно и то же время, чтобы не опоздать на электричку.

– Кто остался дома?

– Оля-гувернантка, два охранника и, разумеется, мальчик.

– Что вы приготовили на ужин?

– Это так важно?

Ей было под шестьдесят. На желтоватом лице – ни тени доброжелательства. Поджатые губы и колючий взгляд говорили о крутом нраве кухарки.

«Что-то Грызунов в своем рассказе напутал насчет зареванного лица. Эта дама напрочь лишена сантиментов, – подумал следователь. – Теперь понятно, почему маленький Саша побаивался заглядывать на кухню. Такая вполне могла бы удавить!»

– Я им нажарила пирожков целую кучу. С мясом, с капустой, с рыбой. К тому же с обеда оставались куриные котлеты. Так что с голода никто бы не помер! – произнесла она почему-то тоном обвинителя.

– Утром вы ничего странного не заметили?

– Что это значит?

– Ну-у… какого-нибудь беспорядка на кухне?

– От них всегда беспорядок! – махнула она рукой. – Вот то, что не оставили ни одного пирожка, все подчистили, – это странно. Я надеялась прийти утром, подогреть. Пришлось делать яичницу с беконом.

– Не значит ли это, что в гостях у хозяина кто-то был?

– Почем я знаю? Если вы судите по съеденным пирожкам и котлетам, то это не показатель! Отец с сыном такие обжоры! Я уже давно ничему не удивляюсь! Вот Наденька – другое дело! Та совсем ничего не ест. Держит форму.

– Это кто?

– Жена Сергея Анатольевича, балерина. Отплясывает сейчас в Австрии и ничегошеньки не знает! – В голосе кухарки послышалось злорадство. – Сами виноваты! Зачем рожать, если времени на ребенка нет? Она после спектаклей возвращается поздно. Он в своей фирме вечно допоздна. Сначала с мальчиком нянька возилась. Теперь вот вздумали его языку обучать. Старуху рассчитали, наняли гувернантку. Эта с ним с утра до вечера по-французски шпарила. А что толку? Ребенку материнская ласка нужна. Так им разве это втолкуешь?

– Вы пробовали?

– Что я, ненормальная? Они люди образованные. Станут они меня слушать? Тем более у Сергея Анатольевича за плечами кой-какой опыт. Чай, не первая жена и ребенок не первый. Мог бы сказать своей балерине: «Хватит, милая, оттанцевалась! Денег у нас куры не клюют. Посиди-ка дома с малышом». Может быть, ничего бы тогда и не случилось?..

Еремин перебил ее разглагольствования, вернувшись к интересующему его вопросу.

– Какие гости? Ничего не знаю! Спросите его самого! Или охранников, если не верите хозяину! После гостей здесь знаете что бывает?..

Он вздохнул с облегчением, когда она вышла из гостиной. В открытую дверь прокрался большой сибирский кот редкого голубого окраса. Он замер посреди комнаты, увидев незнакомца. Потом осторожно приблизился и обнюхал брюки сыщика. Видно, удовлетворившись исследованием, запрыгнул к Еремину на колени.

– Жаль, что ты не умеешь говорить, приятель, – почесал его за ухом Константин.

– Тоже мне нашел свидетеля, – промурлыкал неслышно вошедший Иван Елизарович. Он поставил саквояж со своей лабораторией на полированный стол и забарабанил по столу подагрическими пальцами.

– Есть новости?

– Кое-что, – проскрипел пенсионер. – Я смерил малышу температуру. Убийство произошло в районе шести часов утра. Так что причастность кухарки и гувернантки можно смело отметать. У них алиби. В доме находились только два охранника и папаша.

– Возможно, не только они.

– Я помню о твоем предположении. На кухне ничего интересного нет. В спальне мальчика много отпечатков. В основном женские.

– Надо снять все.

– Уже. Что еще прикажете, комиссар? – с улыбкой спросил помощник.

– Ты не очень устал, Престарелый Родитель?

Эта кличка давно закрепилась за экспертом. Какой-то страстный почитатель Диккенса так однажды назвал его в шутку, и пошло-поехало.

– Отдохни немного, а потом пошуруешь в супружеской спальне.

– Шерше ля фам?

– Пуркуа па? – отпарировал такой же расхожей французской фразой Еремин.

Гувернантка по имени Оля оказалась более ранимой, чем кухарка. Она без конца утирала слезы и сморкалась в платок. Ей было под тридцать, а производила она впечатление кроткой девственницы. У Константина мелькнула мысль, что впечатление, наверно, обманчиво, потому что женщина недурна собой. В его вкусе. Худенькая, но с большой грудью. Пышные рыжие волосы волной ложатся на плечи. Лицо с тонкими чертами, как на рисунке в девичьем альбоме, брови дугой, круглые зеленые глаза, по-кукольному загнутые ресницы и, конечно, веснушки.

«Не может быть, чтобы на такую никто до сих пор не позарился!» – заключил свой осмотр опытный детектив.

– В котором часу вы вчера покинули дом?

– В десять вечера.

– Это рано или поздно?

– Трудно сказать. Иногда Сергей Анатольевич приезжает в девять. А если у Надежды Леонидовны нет спектакля, а только репетиция, то я уже в семь уезжаю домой.

– Давно Надежда Леонидовна на гастролях?

– Две недели.

– За эти две недели что-нибудь изменилось? Во сколько обычно вас освобождал хозяин?

– Как всегда, я его жду с девяти до одиннадцати. Он предупреждает, если задерживается.

– И задерживался?

– Один раз, на прошлой неделе.

– До которого часа?

Она потупилась и покраснела, как школьница, не вызубрившая урок.

– До утра.

– И вы остались ночевать?

– Да. Я спала вместе с мальчиком. На той самой кровати.

Женщина вновь залилась слезами. Еремин уверовал, что она глубоко переживает гибель своего подопечного, и проникся к гувернантке уважением.

– Ну-ну, успокойтесь, – похлопал он ее по руке. Успокаивать Еремин не умел, а примитивный стакан воды помогал лишь от икоты. – Возьмите себя в руки.

Слезы прекратились моментально. Этот штрих к портрету гувернантки чрезвычайно заинтересовал Константина. «Или хорошо владеет собой, или разыгрывает передо мной спектакль», – смекнул он.

– За эти две недели гости часто бывали в доме?

– Какие гости? – Она неправдоподобно широко раскрыла глаза.

«Спектакль!» – заключил Еремин, отметив попутно, что от таких глаз можно сойти с ума.

– И вчера тоже никого не было?

– Да вы что! – упрекнула она. – Сергей Анатольевич без жены не развлекается.

– Надевает схиму, так? – подмигнул он гувернантке, но та опустила глаза, давая понять, что подобные намеки здесь неуместны.

Разговор с охранниками, дежурившими ночью, получился кратким и неинтересным. Они твердили как по заученному: «нет», «не знаем», «никого не видели». Соображали они действительно туго да еще без конца зевали. Так что Грызунов не зря суетился, предоставив ему таких свидетелей. Впрочем, они же являлись и подозреваемыми. Охранники могут прекрасно вписаться, например, в версию заказного убийства.

– Пока ничего, – объявил он хозяину загородной виллы. – Подождем результатов экспертизы. Я вечером позвоню.

Елизарыч ждал уже в машине. Бывавшая в переделках «шкода» цвета «белая ночь» вполне устраивала частного детектива. Престижные модели автомобилей его отпугивали, как красавицы на подиуме, с которыми Косте никогда не хотелось переспать.

– Есть новости, Престарелый?

– Кое-что, – по обыкновению ответил тот. – В супружеской спальне я снял женские отпечатки.

– Браво! Это зацепка.

– Еще не все, – предупредил пенсионер. – Под окнами спальни, в кустах, я нашел бутылку из-под шотландского виски. Судя по всему, ее выбросили из окна сегодня ночью. Я прихватил ее с собой.

Экспертиза подтвердила догадку Еремина. Обнаруженные в детской отпечатки пальцев принадлежали Грызунову, гувернантке и неизвестной женщине. Отпечатки, снятые в супружеской спальне, – Грызунову и той же незнакомке. Те же дамские пальчики засветились на бутылке из-под виски.

Следователь позвонил бизнесмену и предложил решить эту простейшую задачку с одним неизвестным.

Тот оказался на высоте.

– Очень просто, молодой человек. Там наследила горничная. Она приходит убираться два раза в неделю, и как раз была накануне. Думаю, что ее пальчики вы найдете в каждой комнате.

– И с ней же вы распили виски?

– Неостроумно. Виски я пил в одиночестве. Иногда, знаете, необходимо расслабиться. А горничная выбросила бутылку, только и всего.

– Странное место для складирования стеклотары, вы не находите?

– Я ведь не могу уследить за всем. Получит расчет, только и всего.

– Но до этого мне хотелось бы переговорить с ней.

– Зачем? Разве не понятно, что она тут ни при чем?

– Ну, увидеться с ней хотя бы для того, чтобы снять отпечатки пальцев.

– Вы мне не верите?

На этот вопрос у Еремина был готовый ответ:

– Просто лишний раз хочу убедиться в вашей правоте.

На другом конце провода возникло недолгое замешательство. Константин предположил, что Грызунов прикрыл ладонью трубку и советуется с кем-то, присутствующим в это время в гостиной.

Следователь до мельчайших подробностей изучил комнату, в которой несколько часов назад вел допрос. Он представил гостя Сергея Анатольевича, сидящего в старинном кресле. Это кресло для избранных. Еремин это сразу понял, как только очутился в гостиной. Он не посмел в него сесть, только стер пыль с подлокотника. Вернее, провел пальцем, образовав темную дорожку…

«Вот как? – спросил он сам себя. – На подлокотнике слой пыли. Так была ли в тот день горничная? Или ей строжайше запрещено прикасаться к антиквариату?»

– Алло! Вы меня слушаете? – раздался в трубке надтреснутый голос Грызунова. – Я совсем забыл. Она попросила у меня двухнедельный отпуск, чтобы проведать больную мать.

– Где живет больная мать? – Еремин не давал ему собраться с мыслями.

– Точно не знаю… То ли в Актюбинске, то ли в Самарканде. Короче, в Средней Азии.

Еремин был по натуре не задирист. Он мог бы просветить бизнесмена, что Актюбинск – это не в Средней Азии и что врать вообще нехорошо, но умел вовремя почувствовать опасность, скрывавшуюся за самой невинной, казалось, фразой. Он понял, что горничную ему не желают показывать. То ли она участвует в какой-то игре, то ли он, частный детектив Еремин, вторгся туда, куда его не собирались допускать.

– Что ж, очень жаль, Сергей Анатольевич, она могла бы помочь следствию.

– Мне тоже жаль, – вздохнул тот с явным облегчением.

– Может, дадите мне ее домашний телефон? На всякий случай. Вдруг она еще не уехала к больной матери.

– У меня нет ее телефона. Горничную нанимала жена, и телефон у нее в записной книжке, а книжку она увезла с собой.

Еремина подмывало спросить, сообщил ли он жене о смерти сына, но счел этот вопрос нетактичным.

Внешне они вполне сердечно распрощались.

Так была ли горничная? Эта мысль начинала ему досаждать. Горничная завладела им, словно какая-то телезвезда чересчур впечатлительным юношей.

«Нет ничего проще», – сказал он себе и открыл свою записную книжку, куда теперь были вписаны не только телефон Грызунова, но и домашние телефоны его прислуги: кухарки, гувернантки, охранников. Всех тех, кого он сегодня допрашивал. Ему, не привыкшему к роскоши, штат и без того показался солидным. И у него ни разу не мелькнуло в голове, что есть еще кто-то.

Кухарка произвела на него неприятное впечатление. Ей решил не звонить. Зеленоглазая гувернантка по имени Оля понравилась куда больше, хоть у нее и были проблемы с юмором.

Она не подходила к телефону. Константин уже собирался вешать трубку, когда услышал раздраженный хрипловатый голос, который сразу не узнал:

– Да? Слушаю вас.

Он представился.

– До утра вы не могли подождать?

Куда исчезла ее давешняя кротость?

– Впрочем, теперь уже все равно не уснуть! Что вы хотели?

Еремин с удивлением обнаружил, что время – за полночь, и принялся извиняться.

– Да ладно вам! – немного смягчилась она.

Он почему-то представил ее стоящей босиком. «А ноги у нее красивые!» Дело, по которому он звонил, не позволяло фантазии разыграться дальше.

– Мне необходимо выяснить одну деталь. В доме у Грызунова служит горничная?

– Да. Она приходит убираться два раза в неделю.

– Как ее зовут?

– Понятия не имею. Мы с ней никогда не общались.

– Почему?

– Не знаю даже… – Гувернантка задумалась. – Она приходит к четырем часам. Сашенька как раз в это время просыпался после обеда, и мы с ним шли на речку, чтобы не мешать ей хозяйничать.

– Накануне убийства она приходила?

– Да-да, это был ее день.

– Во сколько она ушла?

– Как обычно, в седьмом часу.

– Значит, с Сергеем Анатольевичем она не встречалась?

– Да что вы! Она никогда с ним не встречается. Он, наверное, даже не знает, как она выглядит.

– Он утверждает, что она попросила у него отпуск.

– Ну-у… – Девушка снова задумалась. – Могла позвонить вечером по телефону.

– А у вас нет ее телефона?

– Откуда?

Он хотел уже попрощаться, повторив свои извинения, но Ольга неожиданно спросила:

– Неужели вы подозреваете горничную?

– А вы?

– Я? – испугалась девушка. – Я никого не подозреваю…

– А все-таки?

– Не знаю.

– Мне кажется, нам надо еще раз увидеться. – В этот миг он думал о ее ногах.

Еремин назначил встречу на час дня, в обеденный перерыв. Должен ведь он компенсировать испорченный накануне бутерброд с ветчиной и прерванную песню Адамо. Подробно описав, как добраться до его конторы, пожелал гувернантке сладких снов.

Сам же уснул только под утро, подробно разыграв несколько комбинаций убийства на загородной вилле, ломая голову в поисках мотивов.

Новый день принес избавление от всего. Раньше будильника его разбудил телефон.

– Спишь еще? Ну извини!

Костю неприятно кольнуло, что Тому известен его домашний номер. Он приготовился к подробному отчету о проделанной работе, но этого не потребовалось.

– Дело ясное, – заключил громовым голосом Тот. – Убийца – один из охранников. Эта сука сдалась сегодня милиции. Пришел с повинной. Чистосердечно раскаялся.

– Милицию все-таки вызывали?

– Как же без нее, без родимой? Все честь по чести. Провели экспертизу. Допросили свидетелей…

– И что экспертиза?

– В детской нашли отпечатки пальцев одного из охранников.

– Вот как? Что ж они так долго думали?

– Этот паскуда опередил результаты экспертизы. Сам пришел.

– А мотив?

– Сумасшедший он – вот тебе и мотив! Лечился уже кое-где, а когда его принимали в охрану, сумел все скрыть!

«За кого он меня держит? – возмутился в душе Еремин. – Уж я-то знаю, как они проверяют своих людей!»

– А что же другой охранник? Спокойно смотрел, как душат мальчика?

– Ты, главное, не горячись, парень! – предостерег Тот. – Я понимаю, что тебе обидно. Это как в волейболе. Сделаешь лишний пас – и уже переход подачи. Другая команда подает. Обидно. Но тебе обижаться не стоит. Сумму аванса я вчера перечислил на твой счет. Это твои деньги. И деньги немалые за один день работы. Так что бывай.

Казалось, он не торопился класть трубку. И действительно, после короткой паузы добавил:

– Забудь об этом деле…

Еремин меньше всего нуждался в чьих-либо советах, но в данной ситуации не мог не согласиться со своим нанимателем. Он привык, что каждый шаг кем-нибудь оплачивается, а на нет и суда нет.

– Дело ясное, – повторил он, после того как любезно распрощался с Тем. – Это еще раз доказывает, что убийство не заказное. – Будучи холостяком, Константин привык рассуждать вслух. – Грызунов напугал Того прежде всего перспективой войны. И Тот обратился за помощью ко мне, чтобы выяснить, кто из ему подобных посягнул на жизнь видного бизнесмена. Но вчера вечером Тот окончательно успокоился, выяснив, что дело носит иной характер (какой?!), а значит – не стоит выеденного яйца. Я, по его мнению, сделал лишний шаг. Что это значит? Может, он имел в виду отпечатки пальцев незнакомки, найденные Елизарычем, которые Грызунов, не задумываясь, приписал горничной? А ведь я напугал вчера бизнесмена этим открытием! Видно, Сергей Анатольевич знал больше, чем рассказал мне, и после моего звонка решил поделиться своим знанием с Тем. А вместе они уже постарались найти оптимальный вариант для всех. Не «повезло» лишь «сумасшедшему» охраннику. Так или иначе, я умываю руки. И пусть они все катятся к чертовой бабушке!

Он действительно пошел в ванную и хорошенько умылся.

Только ближе к вечеру, сидя за компьютером в своей конторе, Константин вспомнил о гувернантке Грызунова – настолько расслабился и выкинул из головы все, что было связано с чертовым бизнесменом. Однако девушка по имени Оля не только не пришла в обеденный перерыв, как они условились, но и не предупредила его по телефону о том, что не придет.

Он позвонил ей, но никто не ответил.

Он позвонил ей на другой день – тот же результат.

Лишь по прошествии недели грубый женский голос недовольно отрезал: «Никакая Оля тут не проживает!» Когда он представился сотрудником милиции, грубиянка мигом исправилась и пустилась в долгие разъяснения, смысл которых сводился к тому, что она только вчера сняла эту квартиру, а кто тут проживал до нее, понятия не имеет.

Еремин даже не спросил телефон квартировладельца.

– Наплевать! – сказал он себе. Образ рыжеволосой гувернантки бледнел с каждым днем, пока вовсе не померк.

Вскоре Константина захватили другие дела, за которые он брался с неослабевающим интересом, потому что каждое такое дело увеличивало его счет в банке.

Однажды, перечитывая в обеденный перерыв центральную прессу, удобно устроившись, закинув ноги на стол и жуя неизменный бутерброд с ветчиной, он натолкнулся на некролог. В нем сообщалось, что известная балерина погибла в автокатастрофе в одном из городов Западной Германии, где она в это время находилась на гастролях.

Он скомкал газету и бросил ее в мусорное ведро.

– Какая дрянь! – воскликнул в сердцах Еремин, сам не понимая, к кому это относится.

Коллеги всегда ценили в нем умение сдерживать эмоции. Железный Еремин – когда-то прозвали его. А тут!

Он долго не решался на один, по его мнению, опрометчивый шаг, уговаривая себя не делать глупостей. Но после некролога в газете все же рискнул и разузнал через своих знакомых в органах о судьбе охранника, явившегося с повинной. Парень не дожил до суда. Он был найден мертвым в палате психлечебницы, куда его отправили для проведения судебной экспертизы. Умер от большой дозы снотворного, неизвестно каким образом оказавшегося в палате подследственного.

Профессиональное любопытство подтолкнуло Еремина и к следующему шагу. Он позвонил домой второму охраннику, дежурившему в ту роковую ночь на загородной вилле Грызунова. Мать парня путано, со слезами рассказала ему, что сын исчез неделю назад. После убийства мальчика Грызунов отказался от его услуг, из охранного агентства его тоже уволили как скомпрометировавшего фирму. Он с утра отправлялся на поиски работы и в один из дней не вернулся домой.

– Зачем создавать себе столько проблем? – спросил Константин невидимого собеседника. – Ради чего преуспевающий бизнесмен идет на такие жертвы: избавляется от малолетнего сына, любимой жены, устраняет свидетелей? Что им движет?

И снова его мучили мысли о возможных мотивах убийства. Они часто становились причиной бессонных ночей.

Константин задумчиво смотрел в окно своего офиса. Неожиданно обрушился ливень, замутив стекло. Откуда-то снизу доносились крики людей, застигнутых врасплох.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Антон Полежаев долго не мог прийти в себя и произнести хоть слово. Он стоял как вкопанный и не верил собственным глазам. Если бы полчаса назад, когда он загорал на лужайке Измайловского парка, жадно ловя капризные лучи уходящего лета, какой-нибудь кудесник или на худой конец астролог предсказал ему эту встречу, он бы рассмеялся тому в лицо. Он бы поднял на смех любого, потому что это невозможно. Никогда.

Она тоже молчала, забившись в угол лестничной клетки. Маленький звереныш с неизменной челкой светлых волос и вечным укором в круглых черных глазах. Она попыталась улыбнуться, но вместо этого расплакалась.

– Ва-ася? – чуть ли не пропел он от удивления, но тут же спохватился: ведь прошло много лет с тех пор, как он ее так называл. – Василина? Ты – в Москве? Откуда? Как нашла меня?