Песня (№6) - Сердце колдуньи

— Ты, ублюдок с черным сердцем, оставь его в покое! Брешия!

Сердце едва не разорвалось в груди принца.

Наконец-то!

Он улыбался так широко, что любой призрак мог бы влететь к нему в рот, но тут на вершине холма внезапно появилась деревянная крепость. Узкие деревянные шесты не менее восьми футов вышиной были связаны веревками. Кончики шестов заострены. За оградой стояла деревянная башня высотой футов в сорок, а может, и больше.

Чертова башня, до чего же высока! Дело рук ведьмы, очень сильной ведьмы. Где Брешия?

Принцу все это не понравилось. Он привык властвовать над всем, что его окружало. Он видел холм, рукотворный или созданный магией, ничего больше. И вдруг откуда-то взялась крепость!

Его пронзил первобытный страх, что случалось крайне редко.

Почему раньше крепости не было? Или Каллас прав и он потерял силы здесь, в дубовой роще?

Где та чертова ведьма, которая назвала его ублюдком? Его чертова ведьма!

Он уронил руку Калласа, и старик пошатнулся. Но принц уже не обращал на него внимания, ошеломленно оглядывая десятки лиц, глазевших на него с деревьев, окружавших поляну.

— Не смейте убивать его! — крикнула откуда-то Брешия. Этого принц вынести уже не мог.

Он развернулся, но крепость выглядела неприступной. Возможно, это иллюзия, созданная ведьмой, и никакой крепости в действительности не существует? ; Но крепость никуда не подевалась.

Принц судорожно вздохнул. Это бессмыслица! Он волшебник, и раньше такого с ним никогда не случалось. Что же творится сейчас?

— Брешия! — крикнул он, откинув голову. — Ты, проклятая ведьма, немедленно выходи, иначе я раздавлю эту старую вонючку! — Но, тут же улыбнувшись, добавил: — Нет, я этого не сделаю. Зато сотворю пруд, специально для него, большой, чистый и глубокий, и силой искупаю его, прямо в засаленной одежде. Немедленно покажись! Я не шучу.

Ничего.

Принц вытащил из рукава волшебную палочку и нацелился на Калласа.

— Не смей унижать его, ты, жалкое подобие человека! Принц, молча улыбаясь, наблюдал, как удирает жрец.

Куда проворнее, чем полагалось бы почтенному старику.

Ворота крепости медленно открылись. Принц сунул палочку в рукав, почувствовал ее тепло и направился к воротам, оказавшимся куда шире, чем он посчитал минутой раньше.

Позади раздались голоса: очевидно, призраки спорили, что с ним делать.

— Каллас! Успокой своих людей, — велел он, не оборачиваясь. — Скажи, что мне нужна только ведьма. Я не уничтожу их, если они оставят меня в покое.

С этим предупреждением он вошел в крепость. Сзади со скрипом захлопнулись гигантские деревянные ворота. Во дворе горели десятки небольших костров. Сам двор оказался куда больше, чем ему казалось за оградой.

Опять ее делишки!

Но где-то в душе он ценил ее усилия показать ему столь очаровательную и убедительную иллюзию. Да, обладая таким тонким искусством, она вполне сумеет стать прекрасной подругой принцу.

Приглядевшись, он заметил не менее пятидесяти призраков, маячивших в нескольких дюймах над землей, бледных, почти прозрачных. Он видел, как болтаются их босые ноги чуть плотнее всего остального тела.

Они абсолютно не производили шума, и он не чувствовал их присутствия, что было очень странно. Но все равно они были тут, и он никак не мог отвести взгляда от их чертовых босых ног с узкими ступнями и неестественно длинными пальцами.

Может, это Брешия не дает ему почувствовать их? Нет. Он слишком могуч для нее. И хотя знал, что это духи, все равно не мог ощутить их. А что, если это тени из других миров, тени, которых Брешия специально созвала, чтобы напугать его?

Ах, какое это имеет значение?

Принц покачал головой.

Она способна создать бешеных собак, с рычанием бегающих за ним, и все же это его не волновало. Так или иначе, призраки — неплохая выдумка.

До этой минуты он никогда не был в заповедном святилище Брешии. И сейчас позволил себе освоиться в нем, ощущая, как ее сила пульсирует вокруг него. Все это было смутно знакомо, как губы любовницы, легкие, нежные, зовущие. Любовницы, которой у него еще не было.

Он был готов поклясться, что эта сила находится совсем рядом с ним, почти опускается на его плечо и тут же осторожно уплывает. Сила, которую он не узнал. Которая была для него совершенно нова. Что случится, если эта сила коснется его? Войдет в рот, глаза, ноздри, станет самим воздухом, который он вдыхает?

Волшебная палочка становилась все теплее и сильно грела руку.

Он вдруг осознал, что оранжевые нити огней соединялись, переплетались, танцевали друг с другом, взлетали выше и выше.

Принц улыбнулся, вытащил палочку и взмахнул в направлении одного из костров. Пламя взвилось в небо, рассыпав искры футов на пятьдесят в вышину. Призраки взмыли вверх, сталкиваясь, растворяясь, поднимая головы, чтобы получше рассмотреть снопы искр. Он мог бы поклясться, что их ноги стали немного прозрачнее. Что же, он объявил о своем прибытии и сумел предупредить Брешию. Ах, как он хочет видеть ведьму!

Принц положил палочку на место и зашагал к башне. Черт побери, она стала еще больше, чем минуту назад! Куда там сорок футов! Все пятьдесят!

— Брешия! — прогремел он. — Ты где?!

— Я здесь, принц, — ответила она, и он на секунду удивился, как ее голос может быть таким отчетливым, если она находится в башне? Умная ведьма!

Он увидел расположенные на разных уровнях маленькие окна геометрических форм: окружности, треугольники, ромбы, — и каждое окно сияло в ночной темноте.

Искусная магия могущественной ведьмы, не более того. Мелочи в сравнении с тем, на что способен он. Нельзя это забывать.

Принц толкнул дверь и вошел в башню. Пол представлял собой деревянные, гладко оструганные плашки, простиравшиеся в бесконечность. Пахло лавандой и другими, незнакомыми ему душистыми травами, стебли которых были разбросаны по полу. В середине большой комнаты горел гигантский костер, языки которого поднимались к потолку и исчезали в прорезанной там дыре. Дымный, воздух казался голубоватым.

И тут он увидел ее.

Брешию.

Три года прошло с тех пор, как он впервые встретил ее в древнем заповедном месте собраний, на британской равнине, куда приезжали представители всех племен, чтобы потолковать в громадном каменном кругу и посмотреть, как восходящее солнце несколько драгоценных мгновений балансирует на вершине могучего, косо стесанного камня-великана. Все знали, что это и есть момент летнего равноденствия.

Тогда она была так прекрасна, что при взгляде на нее у него пересыхало во рту. Теперь, стоя на широком возвышении и глядя на него, она казалась еще прекраснее. И вид этой женщины завораживал принца.

Он судорожно сглотнул. Проклятая ведьма, она сбежала от него, едва не уничтожила, но наконец он победил. Сумел найти ее. Беда в том, что он по-прежнему не понимал, каким образом умудрился так близко подобраться к ее священной роще, почему лежал один на земле и как его нашел старик Каллас. Ведь и тогда Каллас стоял рядом с ней в каменном круге, под одной из массивных перемычек, глядя на него, и в подслеповатых глазах старика светились знакомые страх И ненависть.

Подобно Калласу и мерзким призракам она носила белое шерстяное одеяние, такое чистое, что казалось, от него исходило сияние. Он мог бы читать в этом свете древние пер-гаменты! Вместо грязной веревки талию обвивала тонкая золотая цепочка, связанная изящным узлом и свисавшая почти до колен.

Кроме нее, в комнате, похоже, никого не было.

Где же ее призраки?

Он подошел ближе.

Все те же поразительные волосы, ставшие, возможно, еще длиннее. Рыжие, почти красные, как пламя, питаемое магией. Раскинулись по плечам и едва касаются бедер. И глаза, таинственные зеленые глаза, которые скрывают секреты более опасные, чем проклятие, пропитанное жаждой мести.

Бледная гладкая кожа…

Она улыбнулась, показав очень белые зубы.

Эта улыбка… улыбка торжества… подсказавшая, что она перехитрила его и наслаждается сознанием этого.

У него руки чесались выхватить волшебную палочку и принудить ее рухнуть перед ним на колени, подползти ближе и целовать его ноги! Да, ему нравилась эта воображаемая картина! Потом она сбросит белое одеяние и останется голой перед ним, а он…

— Итак, принц, почему, во имя всех демонов зла, которые, несомненно, создали тебя, ты явился сюда? И как меня нашел?

Глава 15

Сердце принца забилось часто и громко. Он не испытывал ничего подобного с тех пор, как она ускользнула от него, эта чертова ведьма, взбешенная известием о его скорой свадьбе с Лилиан. Он пытался удержать ее, пытался объяснить, но она все равно сбежала. Тогда он выл от ярости, бился головой о стену, отчаянно старался забыть ее, но не смог.

— Меня привел Каллас, — беспечно бросил он, не в силах на нее наглядеться-.

— Он никогда бы и близко не подпустил тебя ко мне, да еще в моей священной роще!

Волшебная палочка, теплая и гладкая, прижалась к его руке. Он ощущал, как она слабо пульсирует, согревая его сильнее, чем секунду назад. Придется действовать как можно осторожнее. Не дать ей удушить магию, его магию. Не позволить ей снова низвести его до простой похоти обычного смертного, не имеющего разума, ощущения себя и того, кто и что он есть. Низвести до безумного, страстного желания, единственного желания войти в нее.

— Каллас действительно привел меня, — подтвердил он. — Даже для ведьмы должно служить достаточным доказательством мое появление здесь.

— Ты, должно быть, пригрозил убить его, если откажется вести тебя сюда.

— Нет. Я вызвал зуд во всем его теле.

Брешия молча уставилась на него. Он видел, что она едва удерживается от смеха. Едва, но все же удерживается.

Она медленно сошла с возвышения и ленивой походкой направилась к нему. Белая ткань вилась вокруг ее ног, словно легкий бриз колыхал ее, открывая позолоченные сандалии. Но воздух был каменно-неподвижен. Где все ее жрецы?

Все ее слуги? Те бескровные, висящие над полом призраки с их босыми ногами?

Она остановилась в добрых шести футах от него. Теперь она казалась выше, чем три года назад. Высокой и неумолимо гордой. Надменной. Сознающей собственную силу.

Ничего, скоро он все изменит. А может, она уже боится его. Боится, что теперь, когда он ее нашел, появился в ее священной роще, доказал этим самым, что и ее можно сломить.

Ах, достаточно лишь взглянуть на нее!

Он молча смотрел, как она поднимает левую руку в широком, развевающемся рукаве. В пальцах откуда-то появилась волшебная палочка. Она совсем не была похожа на посохи, принадлежавшие Калласу и остальным друидским жрецам. Эта была элегантной, покрытой тонкой резьбой, совсем как его собственная: не более десяти дюймов в длину, сверкающая камнями, такими старыми, что казалось, до сих пор носили отпечатки пальцев тех богов, которые сбросили их на землю с начала времен.

И все же где остальные жрецы? Почему она решила встретиться с ним одна?

— Ты здесь, принц. Так чего же хочешь?

Он пытался по ее лицу понять, о чем она думает. Ничего. Как всегда, она успела надежно укрыться невидимым щитом. Принц не мог проникнуть за щит, и это бесило его.

Она шагнула ближе и направила палочку прямо ему в грудь.

— Не смей тыкать в меня этим смехотворным прутиком, женщина!

— Прутиком? Ты спесивый мерзавец с черным сердцем!

— Ну какой же я ублюдок, если рожден в священном союзе? А вот ты! Можешь вспомнить хотя бы ближайших предков?

— У меня нет начала и не будет конца.

— Вздор, и ты прекрасно это знаешь! — рассмеялся он. — Ты, как и я, происходишь из достаточно известного племени волшебников, только иного, чем мое. Твоя священная роща, все эти дубы, которые шелестят на ночном ветерке, крепость, которую ты создала своим волшебством… все это для меня ничего не значит. Не более чем эти дурацкие призраки, висящие в воздухе у костров.

— Призраки? Почему ты считаешь их призраками?

— Не издевайся надо мной, женщина! Они совершенно прозрачны!

— А, ты имеешь в виду, что не чувствуешь их присутствия. Как ни противно было сдаваться, принц все же кивнул.

— Да. Они призраки. Их очень трудно почувствовать тем, кто не живет в этой роще. Каллас когда-нибудь тоже станет призраком. И все они живут и дышат, поклоняются богам и выполняют свои обязанности. Но рано или поздно стареют до такой степени, что начинают таять. Последними исчезают ноги. И наконец, они врастают в корни дубов, становясь с ними единым целым. Это древняя, почитаемая гармония.

— Но я слышал, что призраки существуют вечно.

— Да. Они мои люди: бывшие, настоящие и будущие. Мои ближайшие последователи.

— И все твои последователи такие древние? Почти исчезнувшие?

— Нет. Многие живут в лесу. Но самые старые, то есть призраки, чувствуют себя в лесу неуютно. Мерзнут, всего боятся. Им нравится оставаться поближе ко мне, и я зажигаю костры от волшебного пламени. И несмотря на старость, их силы превышают все, что мы способны себе представить. Остальные же мои люди, живущие в лесу, будут прятаться, пока я не скажу им, что опасности нет.

— Похоже, твои последователи так же бестелесны, как созданная тобой крепость.

— Не высмеивай то, чего не понимаешь, принц. Это глупость, которую не могут позволить себе даже волшебники.

— Они поклоняются тебе, Брешия?

— Конечно! Еще бы не поклоняться! Я даю им еду, воду и приют. А также гармонию, порядок и равновесие, с тем чтобы они могли стать кем хотят, без помех и препятствий.

— Эта крепость настоящая или создана специально для моих глаз?

— Она достаточно реальна для тех, кто ее видит.

И поскольку он сам не раз твердил нечто подобное, пришлось спустить ей эту дерзость.

— А когда Каллас начнет таять?

— Примерно через сто лет или около того. Точнее трудно сказать. Потому что я не знаю его истинного возраста.

— А кому будут поклоняться жрецы и скрывающиеся призраки, когда умрешь ты?

— Тут ты прав. И мне когда-нибудь придет конец. Тогда они станут поклоняться моему наследнику.

— А кто твой наследник?

— Я еще очень молода, принц. И пока у меня нет нужды в наследнике.

— Добрая, чистая колдовская кровь для твоего наследника?

Она грациозно наклонила голову, послав копну рыжих волос по плечам. Во имя всех древних сил, кипевших в его жилах, он страстно хотел коснуться этих волос. Наматывать на руку снова и снова, пока ее лицо не будет совсем близко. И тогда он сделает последний виток, чтобы притянуть ее к своей груди.

Он моргнул, пытаясь избавиться от непрошеных образов.

— Да, как ты сказал, добрая, чистая колдовская кровь.

— Тебе понадобится могущественный волшебник, чтобы родить достойного наследника. Укрепить твою ослабленную кровь.

— Мне еще предстоит найти волшебника, достойного слить свою кровь с моей. Волшебники слишком несговорчивы. Негибки. Слишком презирают все, что не совпадает с их верованиями и деяниями. Возможно, я отправлюсь в Испанию. Там, в Карелии, находятся поразительные святилища, скрытые от глаз смертных. Да, именно там я найду испанского колдуна, сила которого будет равна моей. Который не будет пытаться довлеть надо мной. Сделать своей рабыней.

— А мне сказали, что тамошние колдуны ловят людей, сажают в деревянные клетки и по ночам жгут их вместо хвороста.

— Этого я не слышала и не смогу с таким смириться. — Она зябко передернулась. — Запах. Должно быть, совершенно омерзительно.

— Поэтому я считаю их слабыми и жестокими. Кому требуется сжигать смертных в клетках, когда для того, чтобы согреться, достаточно взмахнуть палочкой!

Он вытряхнул из рукава палочку, взмахнул, и слабый голубой дымок превратился в узкую трубку, , стремящуюся к дыре в потолке.

— Теперь твои глаза не будет щипать, верно?

— Мои глаза и так не щиплет. Ловкий трюк, принц, но… Она взмахнула своей палочкой и, улыбнувшись, что-то прошептала. Принц неожиданно оказался в деревянной клетке, подвешенной к потолку на длинной железной цепи. Клетка мерно раскачивалась взад-вперед.

Принц ничего не сказал. Ему было до ужаса тесно, а левая нога, казалось, вот-вот сломается. Он тихо свистнул и провел пальцем по деревянным планкам. Клетка исчезла, и он снова оказался на полу. Улыбнулся и направил на нее палочку. Теперь уже она лежала перед ним на алтаре из синего камня, с которого свисали концы ее белого одеяния.

— Синий камень, — пробормотала она, медленно садясь. — Ты украл синий камень из священного круга камней в Британии.

— Да, это достойный камень, красивый и большой. Самое подходящее ложе для ведьмы.

Брешия молниеносно подняла палочку, но принц в то же мгновение откинул голову, выговаривая незнакомые слова, и палочка вдруг оказалась в его левой руке. Он взмахнул своей палочкой, и ее тело обвили красивые тонкие кожаные ремешки, которые не смог бы порвать даже волшебник. Теперь она в его руках и не сможет стереть улыбку-с красивого лица.

Он поднял обе палочки: ее, изящную и тонкую, и свою, твердую и почти без украшений.

— Видишь, Брешия? Если скрестить палочки, вполне возможно, настанет конец мира.

Она пыталась освободиться от пут, но не смогла. Устало подняла голову, воззрилась на палочки… тихо охнула.

— Не делай этого, глупец! Ты понятия не имеешь, что может случиться!

И поскольку он не имел представления о том, что вообще может случиться, немедленно развел палочки.

— Есть ли у тебя какая-то сила без твоей палочки?

— Конечно.

— Тогда попробуй освободиться, Брешия.

Она произнесла какое-то заклятие, и он закрыл глаза, чтобы понять и противодействовать ему.

Она посылает его в ад. Нет… не совсем. Она с ним, в чаще дубовой рощи, и он привязан к древнему дубу, содрогающемуся, как от сильного ветра. Но в старых дубовых рощах не бывает сильного ветра.

Принц подошел к алтарю и, утонув в зеленых глазах, ощутил ее силу и собственную беспомощность. Бессилие человека, привязанного к древесному стволу.

Он встал над ней и легонько, совсем легонько коснулся пальцем кончика ее носа, оборвав цепь заклинания. Она подняла глаза, и понял, что, будь у нее хоть малейший шанс, лежать ему бездыханным. Или сидеть в деревянной клетке карельских жрецов, которые непременно его сожгут.

Принц снова коснулся кончика ее носа. И усмехнулся:

— Слушай меня, Брешия. Может, заставить тебя чесаться, как Калласа?

— Черный ублюдок!

— Я уже говорил, что вовсе не ублюдок. И разве моя магия черная? Тебе просто нравится воображать себя неким ангелом, облаченным в белоснежные одежды.

— Ты глупец. Освободи меня.

— Пока еще рано. Значит, я глупец? Три года назад я усвоил урок после того, как ты ухитрилась исчезнуть. Ты отказалась понять, что мой брак был вынужденным. У меня просто не было выбора. Когда я очнулся от бесконечного кошмара, в котором духи приковали меня к скалам на морском берегу, в меня вселилось знание. Я понял, как взять над тобой верх. Отныне ты не сможешь победить меня, Брешия. Тебе не совладать с моей силой.

Ее губы не шевельнулись, но принц знал, что она произносит очередное заклятие, созданное специально для него.

Тогда он просто провел палочкой над Брешией. От макушки до босых ног.

Белая одежда не исчезла. Она не осталась обнаженной. Что это?

Он больше не воспользовался палочкой. Просто сосредоточился и представил ее голой, но чертово одеяние осталось на месте. Значит, она наскоро сочиняет заклятия, противодействующие его собственным.

Принц наклонился над ней.

— Ты отдашься мне, Брешия. Можешь сколько угодно пытаться разорвать путы, но они будут держать тебя. Отныне и вовеки.

Она молчала, глядя на него. Долго молчала, прежде чем проклясть его красочными словами, призывавшими все черные силы от сатаны до первых друидов, живших в пещерах и красивших волосы в зеленый цвет, и обитателей грубой варварской Карелии, специально заострявших зубы, чтобы рвать ими мясо с костей жертв.

— Твои проклятия всего лишь вызовут у меня смех, и не более того, — бросил он, прежде чем поцеловать ее. Но ощутил не ее губы, а что-то скользкое и влажное. Принц отпрянул и увидел не нагую Брешию, а моток спутанных, похожих на свернувшихся змей веревок, залитых свежей кровью, медленно капавшей на грязный пол.

Брешия исчезла.

В следующее мгновение алтарь из синего камня растаял в воздухе. На полу осталось только белое одеяние.

Принц так растерялся, что не двинулся с места. Значит, он все-таки снял одеяние, но она сумела отвести ему глаза. Как ей удалось это проделать?

Окончательно выйдя из себя, он выкрикнул единственную фразу, которую она не сможет игнорировать.

— Если немедленно не вернешься, я уйду и захвачу с собой твою палочку.

Она мгновенно появилась перед ним. Белое одеяние взметнулось с пола и оказалось на ней, аккуратно подпоясанное тонкой золотой цепочкой. Только ноги оставались босыми.

Теперь он поймал ее. Она принадлежит ему, и будет неплохо, если вовремя это поймет.

— Итак, — начал он, — если ты настолько могущественна даже без своей палочки, прочти заклятие, чтобы обеспечить всех своих призраков, жрецов и последователей водой, едой и убежищем на тысячу лет.

— Но зачем все это, принц?

— Затем, что я увожу тебя с собой. Вместе мы родим сына, который превзойдет могуществом любого колдуна в прошлом, настоящем и будущем.

— Я не желаю иметь с тобой ничего общего. Ты лгал мне. Женился на другой. Я могла бы убить тебя, если бы попыталась по-настоящему.

— Брак… с ним покончено. Я свободен и пришел к тебе. А ты заявляешь, будто не хочешь иметь со мной ничего общего, только потому, что я сильнее. И теперь ты боишься, потому что знаешь: я всегда способен тебя одолеть. Да, Брешия. Я увожу тебя, и мы соединимся.

Брешия молчала, но он видел, что она мысленно перебирает каждое его слово, даже представляет, как производит на свет прекрасных наследников, по одному для каждого из них. Для волшебника и ведьмы.

Поэтому он уже мягче добавил:

— Помню, как впервые увидел тебя в священном круге, за каменным алтарем. Ты положила на него ладони и что-то шептала. Желание? Проклятие? Потом ты повернулась и увидела меня.

— Да. Я повернулась и увидела тебя. Ты выглядел мрачным и могучим и бесконечно коварным. Я вообразила, будто могу доверять тебе, но ошибалась. Ты всего лишь хотел взять надо мной верх, покорить, завладеть.

— Все сразу? — задумчиво протянул он. — Помню, как подумал, что ты признала во мне своего супруга. В тот момент и я распознал в тебе свою вторую половину. Теперь ничто не препятствует нашему соединению.

— Нет-нет, — рассмеялась она, — я никого не признала в тебе, о принц! Просто смотрела на тебя и думала о прабабке, волосы которой были такими рыжими, что многие клялись, будто из них вырываются языки пламени.

Принц нетерпеливо отмахнулся:

— Довольно! Настало время нашего слияния. Ты знаешь, что можешь мне довериться.

Брешия пожала плечами, глянула ему в глаза… неужели пытается проникнуть и в мысли? Не сможет. Он для нее закрыт.

Но она щелкнула пальцами у негр перед носом, громко выдохнула…

И снова исчезла.

Только вот выручить палочку ей не удалось. Она по-прежнему лежала в его ладони, каменно-холодная. Камни стали плоскими и непрозрачными, словно потеряв все сияние, всю силу, все значение.

Принц в отчаянии поднял глаза к небу. Ну почему все так непросто?!

Глава 16

— Бишоп, проснись! — кричала Меррим, теребя его за плечо. — Что ты видишь? Почему так странно смеешься? Немедленно открой глаза и расскажи, что ты видишь. Неужели меня? Это мой ум и хитрость так тебя насмешили?

Он стоял в гигантской башне перед чем-то вроде каменного алтаря. Кругом никого. Ему хотелось выть. Прикончить ее. Брешию. Брешию с роскошными рыжими волосами. Он жаждал стиснуть ее шею и в то же время умирал от желания подмять ее под себя и широко развести ее ноги.

Но вместо этого рассмеялся и покачал головой, восхищенный ее умом.

Он пришел в себя оттого, что Меррим безжалостно трясла его, несильно била по лицу, а он все смеялся, хотя смех вовсе не был веселым. Он смеялся просто от сознания собственного бессилия.

Очнувшись наконец, он тяжело вздохнул:

— Я начинаю верить, что в этой двойной жизни для смертных не уготовано ничего, кроме неприятностей. — И, немного помедлив, нахмурился. — Впрочем, и волшебникам, тем, кто жил не в наше время, тоже приходилось несладко.

— Объясни, — медленно произнесла она, — какие тут неприятности? И о каких волшебниках ты ведешь речь? И почему ты смеялся во все горло? Кто они, те, что не из нашего времени?

— Не знаю, — покачал он головой. Что случилось? Что здесь происходит?

Он резко сел и ударился лбом о шест шЈтра. Теперь ему было не до смеха! Нет, он испытывал неотвязный страх, вызванный бурлением крови, все еще гнездившимися в мозгу образами, которые постепенно таяли, уходили, оставляя за собой эхо его безумного хохота. Брешия тоже растворилась в воздухе.

Нужно немедленно покинуть Корнуолл и отправляться на дальние острова, к северу, где находились поселения викингов. Забиться в каменную хижину с очагом, в котором горит огонь. Ему не нужны тайны, то, что нельзя схватить обеими руками, объять разумом. Он желал только одного: смотреть, как ледяные волны моря разбиваются о каменистые берега островов, как вода обрушивается на его босые ноги… на мгновение он увидел десятки босых прозрачных ног, парящих над землей.

Нет!

Он выбросил неуместные мысли из головы. Проклятие, он всего лишь мечтал ощутить прохладные брызги на босых ступнях! Все его желания были реальными и имели под собой твердую основу.

— У тебя очень странный вид. Что тебе приснилось?

— Не знаю, но что-то совсем не смешное, — заверил он.

— Так это хорошо! — бодро воскликнула она. Вот только шуточек ему сейчас не хватало!

Он строго посмотрел на нее и выполз из шатра. В лицо ударил свежий ветер. Он поднял голову. Солнце не поднялось над горизонтом. Значит, еще совсем рано!

Почему же он едет в Тинтажель?

Это название только сейчас пришло в голову, и он понял. Просто понял, что направляется туда. Что ждет его там?

Бишоп снова покачал головой и глубоко вздохнул. Что бы там ни было, он не сомневался, что в Тинтажеле все станет ясно.

Обернувшись, он увидел, что Меррим стоит на коленях, стараясь разжечь костер. Он молча наблюдал за ней. За руками, аккуратно складывавшими хворостинки. За склоненной к крохотному огоньку фигуркой.

Наконец она уселась и довольно кивнула, глядя, как пламя жадно пожирает приготовленную для него пищу. Ее платье измялось, волосы выбились из кос, длинные рыжие пряди падали на щеки, завивались на затылке. Она вдруг вскинула голову и улыбнулась милой улыбкой, предназначенной только для него. Улыбкой, отражение которой светилось в ее глазах.

Теперь она видела в нем мужчину. Воскрешала в памяти все, что они делали прошлой ночью, когда она ласкала его. Держала в ладони. И он знал, что это ей понравилось. Очень понравилось. До того, что она постоянно перебирает все события вчерашней ночи.

А он не мог придумать, что сказать ей. Ни единой фразы, кроме: «Не хочешь, чтобы я поднял твой подол и припал к тебе губами?» Но разве можно выложить такое девушке?.

Улыбка Меррим померкла.

— Бишоп, я волнуюсь за тебя, — призналась она. — Неужели ты совсем не запомнил свой сон?

Он присел на корточки рядом с ней и взял протянутый ему кусок сыра. Прожевал, отломил кусок от каравая, который Филиппа завернула в толстую белую шерстяную тряпочку, и перед глазами возникло белое шерстяное одеяние. Одеяние Брешии. Возникло и пропало.

— Проснувшись в первый раз, — начал он, глядя в пламя, — я увидел себя, только это был не совсем я. И я смеялся, не в силах поверить происходящему.

— О чем это ты?

— Представь, что стоишь посреди огромного зала, битком набитого людьми, и твоя одежда неожиданно исчезает. Все разговоры мигом прекращаются, и окружающие таращатся на тебя. — Он пожал плечами. — Ты засмеялась бы просто потому, что не знаешь, как дальше быть?

Она непонимающе уставилась на него.

— Да, наверное, так поступил бы мужчина, но не женщина, — засмеялся он. — Женщинам необходимо прикрывать куда более интересные части тела, чем мужчинам.

— Думаю, твои части тела гораздо интереснее моих. Я — всего лишь я, но ты…

— Что?

Меррим вздохнула и принялась за сыр.

— Твои части тела, несомненно, куда интереснее, чем у бедняги Криспина. Я видела его голым, и это не слишком приятное зрелище. Но тебя я ощупала. И самая выступающая часть показалась мне наиболее привлекательной.

Бишоп надолго потерял дар речи. Боль в вышеупомянутой части тела была почти нестерпимой.

— Ты сбила меня с мысли, — изрек он наконец, глядя в огонь. Боясь посмотреть на нее, потому что голова кружилась от желания повалить ее на землю и избавить от девственности.

— Как это, стоять голой в зале перед всеми людьми и смеяться?! — недоуменно повторила она.

— Как бы ты поступила, Меррим? Стала бы сыпать проклятиями, зная, что это не поможет?

Меррим, хихикнув, согласно кивнула:

— Конечно, нет. И не убежала бы, потому что это будет выглядеть еще более глупо.

— Верно. Конец моего сна примерно таков: ничего не остается, кроме как смеяться.

Меррим протянула ему мех с элем, терпким, свежим, мгновенно согревшим внутренности и решительно вернувшим его на место, в собственную шкуру, туда, где и полагалось находиться, что было само по себе огромным облегчением.

Поняв, что он не собирается ничего больше рассказывать, Меррим пожала плечами. Сон есть сон и к этому времени должен почти забыться.

Она смотрела на его руки, сильные, загорелые, и представляла, как они гладят ее плечи, а может, и ноги, и… даже грудь. Кто знает, что вздумается мужчине делать этими самыми руками?