Песня (№6) - Сердце колдуньи

— Модор и демоны там, внутри. А золотой меч сжимает шею Модора.

— Интересно, — протянул принц, кивнул, и сундучок тут же оказался у него в руках. — Как это было?

— Демоны и Модор сплелись в один клубок. Со стороны все это походило на смерч, летящий прямо к сундучку. Он так быстро исчез, что я и оглянуться не успела…

— …но все же захлопнула крышку и заперла сундучок.

Брешия кивнула.

Принц прижал к себе сундучок и нахмурился.

— Все это очень любопытно. Я знаю, что они здесь, но не чувствую их. Никого.

Она устремила взор на сундучок, все еще опасаясь, что он откроется и вырвавшиеся оттуда демоны разорвут принца, а Модор заставит Брешию наблюдать кровавую сцену. Она была напряжена и готова в любую секунду унести их обоих в Испанию, хотя бы ненадолго. Может, придется немного поохотиться, пока все не уляжется. Брешия яростно ненавидела и сундучок, и заключенных в нем тварей.

— Вот что, Брешия, — решил принц, — мы должны что-то сделать с этим сундучком.

Брешия тоже так считала, но не могла себя заставить этим заняться. Она оглянулась на Майду, все еще лежавшую на земле и безуспешно пытавшуюся что-то выговорить. Старики были неподвижны, как сама крепость.

Опасности, похоже, не было.

Брешия закрыла глаза; произнесла древние слова, которых, кроме нее, никто больше не понимал. Земля возобновила свой обычный ход. Старики тем не менее не особенно оживились, наверное, были слишком испуганы. Зато куры хлопотливо закудахтали. Майда, наконец обретшая дар речи, истерически завизжала:

— Что ты сделала с Модором, проклятая ведьма?

— Модора больше нет, — сообщила Брешия. — И теперь все будет хорошо.

Майда поднялась, отряхнулась и направилась к ним. Несмотря на испуг, храбрости ей было не занимать.

— Ты волшебник, совсем как мой господин.

— Верно, — согласился принц. — Мы оба волшебники. А Модор больше не будет поганить эту землю.

Брешия оглядела рыжеволосую зеленоглазую Майду и зловеще сощурила свои зеленые глаза:

— Ты оскорбила меня, глупая женщина, посмела грозить кулаком…

— Да, но разве не ты швырнула меня на землю? Хорошо еще ногу не сломала!

— …но, думаю, из тебя выйдет прекрасная хозяйка Пенуита.

— Да я вообще хороша во всем, за что ни берусь, — злорадно ухмыльнулась Майда, — и позволь сказать, жалкая ведьма, что я недолго оставалась бы наложницей Модора. Он удушил бы тебя, и я стала бы его женой.

— Нет, глупая женщина. Я не имела в виду, что из тебя выйдет прекрасная наложница. Но считаю, что ты вполне можешь управлять всем здешним хозяйством.

Майда разинула рот от неожиданности, но тут же кое-что сообразила:

— И как мне защитить эту землю? Что ты скажешь на это, уродина?

— Я не уродина. Наоборот, я настоящая красавица, спроси кого хочешь. Кроме того… как ни неприятно мне признавать это, ты чем-то похожа на меня: те же рыжие волосы и зеленые глаза.

— Ну… да… но рыжее и зеленое идут мне больше!

Принц громко откашлялся.

— Итак, Майда, для того чтобы защитить эту землю, нужно первым делом избавиться от этой черной крепости.

Он сжал палочку, осторожно провел ею по рукаву, и на месте крепости вырос обычный дом из дерева, глины и камня. Даже свинарник из зловеще-черного превратился в обычное сооружение из выцветших досок, связанных толстыми веревками. Люди стали перешептываться. Животные всполошенно визжали.

— Но на что мне жить и кормить этих злосчастных стариков? — не унималась Майда.

Принц слегка улыбнулся и описал рукой широкий круг.

— Очень долгая жизнь больше не будет считаться здесь наказанием. Она будет даваться только тем, кто бесконечно предан Пенуиту. Возвращаю старикам их молодость!

— Молодость, вернись к старикам! — вторила Брешия.

И бедняги приобрели свой прежний вид. Они отряхивались, чесали головы, на которых выросли густые волосы, потирали локти и колени, которые больше не болели. Три девушки затеяли веселый танец, высоко взбрасывая ноги. Мальчишки орали и ругались. Молодые голоса заполнили двор, и эти звуки казались поистине чудесными. Некоторые до сих пор не могли прийти в себя.

— Модора больше нет! — крикнула Брешия. — Ваши жизни снова принадлежат вам!

Майда огляделась и довольно потерла ладони.

— Посмотрите-ка! Похоже, вон тот красавчик с удивленным и довольным лицом еще недавно был старым Доромом. Хм… что за славная у него улыбка!

— И зубы все свои, — добавила Брешия.

— Пойду проверю, свежее ли у него дыхание, — решила Майда, направляясь к молодому Дорому.

— Знаешь, Брешия, я в некоторой растерянности, — признался принц. — Слишком многое придется сделать, и прежде всего защитить Пенуит и всех потомков Майды.

— Судя по всему, что я успела о ней узнать, думаю, ее наследники будут править Пенуитом еще очень долго. И что, принц? Ты хочешь наложить на Пенуит заклятие?

— Нет. Скорее проклятие.

Он подумал еще немного и с довольным видом высоко поднял сундучок на всеобщее обозрение.

— Слушайте все! Если кто-то когда-то возьмет эту землю силой, он умрет! — И, улыбнувшись Брешии, добавил: — Ну вот. Все сделано.

— Для такого великого умника, — фыркнула Майда, откидывая пышные рыжие волосы, — вы потратили не слишком много слов.

Принц едва не швырнул в нее сундучком и уже готов был взять назад свое проклятие, когда Брешия громко объявила:

— Если дева из Пенуита будет рыжеволосой и зеленоглазой, она спасется.

— И этот жалкий дар намного лучше моего прямого, честного проклятия? — презрительно скривился принц. — Ты просто защищаешь всех, кто похож на тебя и Майду!

Брешия яростно погрозила ему кулачком.

— Ты сердишься, потому что сам до этого не додумался!

Она помолчала, наблюдая, как Майда отдает приказания молодым людям.

— Знаешь, из нее вышла бы великая ведьма. Пенуит под надежной защитой. У Майды появились помощники, а теперь… теперь нужно разделаться с сундучком. — При одном виде проклятого сундучка ее передернуло, но она мужественно спросила: — Как нам поступить?

— Я должен вернуться в пещеру. Но сначала, Брешия, ты должна понять, что настанет день, когда проклятие потеряет силу. Кстати, мне пришла в голову поразительная мысль!

Он схватил ее. Брешия так растерялась, что уронила сундучок. Но принц успел подхватить его и чмокнуть ее в ушко.

— Да. Когда-нибудь, через много лет, проклятие будет снято. И поэтому я решил увязать с ним Модора.

— Модора? Ты сошел с ума?

— Нет, послушай, я свяжу проклятие с сундучком, и, поскольку Модор находится внутри, он станет его частью. Доверься мне. Знаешь, Модор не заслужил такой участи: вечно оставаться в золотой темнице, да еще в обществе демонов. Он хоть и подлец, но не настолько же! Это уж слишком.

Принц приблизил губы к сундучку и сказал достаточно громко, чтобы демоны услышали каждое слово:

— Модор, теперь у тебя только одно ухо, потому что я отсек второе, так что слушай внимательно. В будущем ты сможешь освободиться, сняв мое проклятие и дав слово оставить демонов в их царстве. И ты должен поклясться, что станешь волшебником, который будет делать только одни добрые дела.

Сундучок задрожал в его руках. Принц наклонился поближе, кивнул, выпрямился и улыбнулся.

— Он очень-очень зол, но сколько это продлится? Да, теперь я все вижу ясно. Придет время, когда проклятие будет снято. Придет человек, человек большого ума, а может, обладающий капелькой магии. Я сам стану направлять его, и все закончится хорошо. — Он прикрыл глаза, что-то пробормотал и улыбнулся. — Все сделано.

— Но этот человек потеряет свои магические способности и станет смертным? — встревожилась Брешия.

— Не знаю, — покачал головой принц, — так далеко мои способности предвидения не распространяются. — И, щелкнув пальцами, добавил: — Не забудь, капелька магии. Этот человек найдет сундучок.

— Смертные обычно способны отыскать любую вещь, как бы хорошо ты ее ни запрятал. Обладающий искусством магии человек просто отшвырнет сундучок подальше. А он будет похож на тебя, принц?

— Поскольку я великолепный образец мужественности, что еще может просить человек?

Она коснулась палочкой его носа, и он ощутил поцелуй.

— Тогда пусть он возымеет нужду в женщине, которая будет наставлять его, смешить, любить и бесчисленное количество раз спасать жизнь.

Брешия могла бы поклясться, что принц гордо выпятил грудь.

— И она будет похожа на тебя? — спросил он.

— Почему нет? Тогда из них выйдет прекрасная пара. Знаешь, я тоже кое-что ему подскажу. Будем надеяться, он справится с Модором!

— Он будет моим человеком и справится с чем угодно. Хотя женщина, возможно, доставит ему немало хлопот, особенно если будет похожа на тебя. Но он завоюет ее. Покорит. И она будет его боготворить.

— Ах уж эта твоя спесь, — вздохнула Брешия, целуя его в подбородок. — Правда, для меня она неотразима.

Она хотела сказать еще что-то, но увидела, что люди вокруг тихо переговариваются, боясь подойти ближе.

— Давай оставим их со сказкой, которую они будут рассказывать у своих зимних костров, — предложила она, и взяв его за руку, вскричала: — Домой!

И они исчезли.

До людей, потрясение глазеющих в небо, донесся женский голос:

— Скорее, принц, покажи мне то, что Модор именовал извращениями. Неужели действительно попросишь часами стоять перед тобой на коленях?

Громовой хохот сотряс воздух.

Глава 33

Настоящее время

Услышав истошный вопль, Меррим испугалась, что сердце сейчас остановится, она рухнет на землю и умрет в этой проклятой дыре, вырытой в глубине пещеры.

Но Бишоп замер и не шевелясь смотрел в сундучок.

Душераздирающие вопли диких животных, грозивших их смести, постепенно стихли, превратившись в жужжание, успокаивающее разум и слух, как мерный шум прибоя.

— Там что-то есть, — шепнул он.

Меррим схватила его за руку.

— Только не трогай эту штуку. Мы не знаем, что случится.

— Верно. Но должны узнать.

Меррим сцепила зубы от страха. И хотела отвести глаза, но не смогла.

Его рука медленно погрузилась внутрь. Сундучок казался совсем узким. Не более шести дюймов в глубину, но рука ушла туда до локтя.

Бишоп встал на колени, наклонившись над сундучком и вытянув пальцы.

— Я ничего не чувствую. Мне ни горячо, ни холодно.

В ответ из сундучка раздался отчетливый голос:

— Я Модор, хранитель проклятия, пленник проклятого сундучка, и был им дольше, чем длится жизнь любого волшебника. Освободи меня, смертный.

— А ты поклянешься быть самым добрым волшебником в этом мире? — спросил Бишоп не колеблясь.

Послышался нарастающий рокот.

— Клянусь.

— И вернешь демонов в их царство?

— Клянусь.

— Когда?

— Немедленно. Освободи меня.

Бишоп уселся на корточки, продолжая смотреть на сундучок, и наконец медленно кивнул:

— Все сделано. — Подняв палочку, он направил ее на сундучок. — Проклятия больше не существует.

Последовало полное молчание, сменившееся пением. Множество голосов слились в стройном хоре, выводя ангельскую мелодию. Потом снова молчание.

Сундучок затрясся. Бишоп и Меррим отпрянули. И тут тьма взорвалась каскадом ярких цветов: красный, синий, оранжевый, зеленый. Искры рассыпались по пещере, мириады крошечных взрывов шума и красок. Шум становился все громче, пока оба не закрыли уши руками.

Внезапно и невероятный шум, и краски, и искры, и сундучок исчезли. Просто испарились.

Они остались одни.

— Знаешь, что, Меррим?

Меррим вопросительно склонила голову набок.

— До меня только сейчас дошло, что я очень хотел бы видеть тебя на коленях передо мной.

— Но зачем, Бишоп? — удивилась она. — Хочешь, чтобы я тебе поклонялась?

Он лишился дара речи. Дыхание перехватило. Перед глазами так ясно встала она, черт побери. Стоит на коленях… касается его… ласкает… берет губами…

Бишоп задрожал.

Подумать только! Они на дне дыры, не знают, как выбраться, и он, во имя всех блудных детей, вдруг захотел, чтобы она взяла его в рот?!

Нет, он действительно безумен!

И все случившееся тоже безумие. Они пытались игнорировать все это, сосредоточиться только на настоящем, на том, что было реально, на том, что можно увидеть и потрогать. Хорошая это штука — настоящее.

Бишоп понимал, что никто из них не желает думать о странном сундучке, демонах и волшебнике Модоре. Какое счастье, что они убрались! Столько событий! На его взгляд, чересчур много.

Но оказалось, это еще не все. Он вдруг услышал смех. Тот самый смех, который раздался, когда он впервые наклонился над дырой. Тот самый, которым сопровождались пощечины.

Смех становился все громче.

Он взглянул на Меррим. Та явно ожидала от него каких-то слов. Но язык его не слушался.

Бишоп понял, что она ничего не слышала.

— Нет, — неожиданно улыбнулся он, — это вовсе не для того, чтобы ты мне поклонялась. Я все объясню позже. А пока давай выбираться отсюда. Дай мне руку.

Она ни о чем не спросила. Просто подала ему руку.

Он сжал ее пальцы, притянул к себе и обнял. Тихий смех по-прежнему звучал в его ушах, наполняя сердце, и он знал, что на этот раз пощечин не будет.

«Это ты, принц? — спросил он мысленно. — Хочешь, чтобы я убрался из злосчастной дыры? А заодно и из пещеры?»

Он улыбнулся и закрыл глаза. А когда открыл, увидел веревочную лестницу, свисавшую сверху.

— Это еще откуда? — хмыкнула Меррим, и в голосе не было страха. Только удивление. — Я ее раньше не видела!

— Ты права, — коротко обронил он. Да и что он мог сказать? Что это принц сотворил веревочную лестницу? Наверное, они оба перешли границы страхов, границы непознанного, непонятного. — Наверное, лестница была здесь все время и мы просто ее не заметили, — предположил Бишоп.

Может, она в самом деле была невидимой? Правда ли это? Неизвестно. Но Бишоп знал, знал твердо, что она появится, как только он откроет глаза. Знал так же хорошо, как то, что больше никогда не услышит этого смеха. Кто бы ЭТО ни был, принц или даже Брешия, он снова исчез, правда, наяву никогда и не появлялся.

Очутившись в пещере, он заглянул в дыру и ничуть не удивился тому, что лестница словно растаяла в воздухе.

В самом ли деле это произошло? Или привиделось во сне? Или все это игра воображения его обезумевшего рассудка?

Неизвестно.

Главное, что проклятия больше не существует. А сундучок и Модор? Куда девались они? В прошлое? В будущее?

Неизвестно.

Может, сундучок и сейчас плавает где-то над их головами. Но кто знает? А вдруг он ждет, чтобы явился новый герой, который повторит и переживет древнюю историю?

— Проклятие развеяно по ветру, — сообщил он Меррим, пытавшейся привести в порядок грязное платье. И в голосе его звучала такая абсолютная убежденность, что она кивнула. Им обоим придется в это поверить!

— Да, — улыбнулась Меррим. — Думаю, ты прав. Оно каким-то образом было связано с золотым сундучком. Откуда он взялся? И почему становился глубже у меня на глазах? Очень уж это странно, Бишоп. Но кто спрятал его в дыре?

Она тараторила и тараторила, задавала десятки вопросов, но внезапно осеклась и замолчала. Потому что увидела в его лице нечто такое, отчего очередной вопрос застрял в горле. Ну что же, может, оно и к лучшему.

«Оставь все это в покое. Оставь все вопросы здесь, в пещере».

Приключение благополучно закончилось, они живы и избавились от проклятия.

— Едем домой? В Пенуит? — выдохнула она.

— Домой?

— Да. Теперь это наш общий дом. И мне не придется волноваться, что ты рухнешь лицом вниз в жареного фазана на нашем брачном пиру.

— Да. Мне тоже как-то не нравилось об этом думать. Но, Меррим, мы должны пожениться как можно скорее. Ты носишь мое дитя!

Руки Меррим мгновенно накрыли живот в инстинктивном жесте защиты.

— Может, ты и прав, — протянула она. — Наконец-то я принесу ребенка своему пятому мужу.

Бишоп расхохотался.

Завидев хозяина, Бесстрашный поднял голову и заржал. Меррим полной грудью вдыхала соленый воздух.

Бишоп же думал о том, что вместе с проклятием исчезли все: принц, Брешия, Модор. А что случилось с Майдой? Меррим, с ее рыжими волосами и зелеными глазами… чей она потомок? Майды или самой Брешии? Но кто может ему ответить? Да и не важно, узнает ли он это или нет.

Бишоп кивнул и тронул руку Меррим.

— Едем домой, милая. Едем домой.

Сент-Эрт два дня спустя.

— Мы знаем только, что молодой человек, некий Фиорал из Грандир-Глен, захватил Пенуит. Это произошло четыре-пять дней назад. Говорят, с ним было около двадцати человек. Теперь он ждет возвращения Меррим, чтобы жениться, — сообщил Дьенуолд, бросая Бишопу яблоко из садов Сент-Эрта.

— Мы надеялись на проклятие, но оно его не убило, — пожаловалась Филиппа.

— Потому что не на ком было жениться, — пояснила Меррим, вгрызаясь в свое яблоко. — Меня же там не было.

— Да и проклятия больше не существует, — добавил Бишоп.

— Мы так и думали, что ты его снимешь, — кивнул Дьенуолд, принимаясь за яблоко. — Мой чертов тесть — да, злосчастному королю просто необходимо постоянно напоминать о моем несовершенстве — послал гонца с требованием оказать тебе всяческую помощь, хотя он твердо уверен, что ты снимешь проклятие. Он написал, что в тебе есть нечто, позволяющее творить чудеса.

Дьенуолд бросил огрызок одному из волкодавов.

— Полагаю, когда мы с Филиппой в следующий раз посетим Виндзор, он и там будет расписывать твою проницательность, твою проклятую хитрость, способность проникнуть в суть вещей.

Дьенуолд со вздохом сложил руки на плоском животе.

— Ну а потом он примется громко жаловаться каждому встречному, что хотел бы видеть именно тебя мужем своей милой Филиппы, не меня, бедного глупца, имевшего наглость завести столько детей, что мои фермеры скоро зачахнут и перемрут от бесплодных попыток прокормить столь огромное семейство.

Филиппа поцеловала мужа, погладила по плечу и улыбнулась гостям:

— Он расстраивается.

— О нет, Филиппа. Он просто шутит, — заверила Меррим. — Никому в Сент-Эрте не грозит голод.

— Дело не в этом, — возразила Филиппа, запустив пальцы в волосы мужа. — Дьенуолд расстраивается, потому что недалеко от Сент-Эрта орудует шайка разбойников и он хотел разгромить их, но сыновья, хватаясь за его ноги, умоляли и заклинали не делать этого. Твердили, что король, их дед, будет недоволен.

— Эдуарду и Николасу всего восемь месяцев, — рассмеялся Бишоп, — и вряд ли они способны кого-то о чем-то молить, не говоря уж о том, чтобы удерживать!

— Собственно говоря, от их имени выступил Круки, верно, дурак?

Шут выпрямился во весь свой невеликий рост, едва доставая макушкой до подмышки Меррим, и пронзительно запел. Резкие звуки летели в высокий потолок зала.

Король сказал — его воля закон.

Больше милорд не ловит воров!

Он устал, он пришел отдохнуть,

Но до того, как мирно уснуть…

Не докончив, Круки повалился на спину, замолотил кулаками по голове и взвыл:

— Я все испортил! Хотел сложить песню о том, как господин заставляет госпожу кричать во все горло, когда ее ублажает. Я все испортил, потому что не нашел рифмы! Но теперь, когда вы знаете, как следовало бы спеть, скажите, ведь это было не слишком плохо?

— Нет, Круки, — заверила Филиппа, — не слишком. И я не кричу во все горло, болван ты этакий!

— Ха, — фыркнул Дьенуолд, — ты так вопишь, что бедный привратник Принн каждый раз поднимает тревогу, в полной уверенности, что на замок напали. То, что ты спел, Круки, никому не нужная правда, которая никого не должна интересовать. Лучше поскреби свою вшивую голову и придумай что-то получше. В конце концов, у нас гости, достойные гости!

С этими словами Дьенуолд поднялся, пнул шута, и тот кубарем покатился по тростниковым подстилкам.

Глава 34

— Мои люди волнуются, — объявил Дьенуолд Бишопу. — Потрясают оружием, хвастаются своей силой. Мы целых две недели не видели ни одного разбойника! Они готовы искрошить в капусту солдат, занявших Пенуит. Надеюсь, у тебя хороший план?

— Да, — кивнул Бишоп, глядя на возвышавшийся вдали Пенуит. — План у меня есть.

Дьенуолд не стал допытываться. Бишоп сам расскажет, когда захочет.

А Бишоп думал о том, как странно, что вокруг все зеленое: поля, кусты, деревья. Земля, темная и жирная, была готова к рождению нового урожая. Яркие полевые цветы усеяли луга. Больше в Пенуите не было засухи. Но почему она вообще началась? Принц ничего не говорил.

Бишоп задумчиво покачал головой.

И все же это наверняка связано с проклятием, а может, и с его появлением здесь.

Он вспомнил облако отчаяния, окутавшее гибнущую землю, и огромное облегчение наполнило его душу.

Бишоп и Дьенуолд ехали во главе отряда. Позади, рядом с Меррим, скакал Горкел, человек, который мог одновременно раздавить головы трех воинов, как яичную скорлупу.

— Не стоило брать Меррим с собой, — заметил Дьенуолд, оглянувшись. — Уж очень это опасно.

— Дело в том, что без нее мой план ничего не стоит. Она просто необходима. У меня не было выхода. Я позабочусь, чтобы ей ничто не угрожало. Но знаешь, Дьенуолд, мне все же хотелось бы понять, как ты умудрился удержать Филиппу дома.

— Честно говоря, пришлось подкупить мою девочку, — признался Дьенуолд, забавно поморщившись.

Бишоп вскинул черную бровь.

— Пообещал, что поговорю с Грейлемом насчет брачного контракта между малышом Гарри и моей Элинор.

— Превосходная партия, — одобрил Бишоп, — но я по-прежнему не в силах поверить, что Филиппа согласилась остаться в Сент-Эрте за столь жалкую взятку, тем более что, как я полагаю, ты в любом случае породнился бы с де Мортоном.

— Тут ты прав. Но, поскольку ты скоро женишься на Меррим, позволь дать тебе совет, как обращаться с упрямой женой: никогда не стесняйся лгать, чтобы добиться цели. Я битый час рвал и метал, клянясь, что в жизни близко не подойду к семейке де Мортонов. И уж поверь, был весьма убедителен, — ухмыльнулся Дьенуолд. — Ну а потом позволил ей донимать меня, сколько ее душеньке угодно. Орать, утверждать, что я последний идиот. И теперь моя дорогая девочка гордится своей замечательной победой.

Он был так доволен собой, что принялся весело насвистывать. Позади послышался смех Горкела Безобразного. Звуки, нужно сказать, были поистине ужасающими.

Дьенуолд обернулся.

— Меррим опять рассмешила Горкела. Поразительно, как только девочке удалось ему понравиться! Ты счастливчик, Бишоп! Но довольно о будущих браках. Лучше объясни свой план и что от меня требуется.

А в это время двадцатидвухлетний Фиорал из Грандир-Глен, твердо убежденный в собственной непобедимости и непревзойденном уме, поднялся с кресла лорда Веллана, которое занимал последние два вечера в знак власти, а также ради удобств, и объявил своему лейтенанту Долану:

— Ожидание мне прискучило. Не помешало бы развлечься. Притащи кого-нибудь из старых развалин.

Долан привел старого Криспина просто потому, что последний так велел. Криспин не желал, чтобы безумный ублюдок терзал его людей. Он был над ними старшим… столько лет, что уже никто не помнил, как все это началось. Долан же едва переставлял ноги, потому что постоянно волновался… нет, был смертельно напуган. Он знал, чувствовал: случится что-то неладное. Вот он в отличие от господина был достаточно умен и прекрасно понимал, что, если проклятие пока не сгубило юнца и тот скачет молодым козликом, в полной уверенности, что победил, это еще ничего не значит. Правда, Долан впервые видел Фиорала столь счастливым и довольным, но скоро это кончится. Обязательно кончится.

Долан тихо выругался. Что он задумал сотворить с Криспином, безвредным старичком, почти ставшим другом До-лана? Хотя это не помешало бы Криспину вонзить нож в сердце Фиорала при первой же возможности.

Долану было очевидно, что проклятие не действует до тех пор, пока захватчик не женится на внучке лорда Веллана. Лично он считал, что, если ему и его мужчинам удастся выбраться из этого места живыми и невредимыми, это будет огромным счастьем и благословением Господним. Втайне Долан надеялся, что Фиорал окажется достаточно глуп, чтобы жениться на Меррим де Гай. Ну а потом он сдохнет, и туда ему и дорога. В последние дни Долану стало ясно, что молодой хозяин далеко не так проницателен, как ему самому кажется.

Криспин же прекрасно видел, что молодой человек скучает и скорее всего собирается пытать его ради забавы. А может, и убьет. Кто знает? Подобно лорду Веллану и леди Маделайн, он очень тревожится о Меррим и сэре Бишопе. Где они? Что с ними? О Господи, ничего не известно, кроме того, что юный болван восседает в кресле господина, отдавая приказания. А теперь еще и захотел развлечений, и Криспин знал, что именно он и станет этим развлечением. Хорошо еще, Фиорал сдержал обещание и никого не убил. Пока.

Долан осторожно подтолкнул Криспина вперед. Что может взбрести в голову Фиоралу?! Скучающий воин способен причинить не меньше бед, чем любое проклятие! Ах, это чертово проклятие! Фиорал был убежден, что все проклятия — сплошная ложь, несмотря на бесконечные истории лорда Веллана, рассказанные во всех устрашающих подробностях. Истории о гибели первых четырех мужей, одна мрачнее другой.

Потирая затылок, Фиорал вспоминал смерть третьего мужа. Чирей наливался жаром и горел все сильнее. Мало того, кажется, вырос еще больше.

Фиорал заставил себя отнять руку. И оглядел старика, стоявшего рядом с Доланом.

— Твое имя Криспин, и ты начальник гарнизона лорда Веллана.

— Да. Вот уже много лет. Куда больше лет, чем ты топчешь эту землю, молодой вор.

Фиорал молча встал, шагнул к старику, поднял кулак и всадил его в челюсть Криспина.

Старик стал оседать на подстилки, однако Долан подхватил его и удержал. Но, сообразив, что сейчас, вероятнее всего, последует второй удар, уложил старика на подстилки и надавил на плечо рукой, мешая подняться.

Фиорал встал над Криспином, нетерпеливо постукивая ногой и сложив руки на груди.

— И сколько же лет прошло, старик?

В теле Криспина, казалось, сместилась каждая косточка. Тростниковые подстилки вдруг показались очень уютными. Он и не собирался вставать.

— Я был начальником гарнизона в Пенуите еще до рождения твоего отца.

— И ты веришь в проклятие?

— Разумеется. Только последний глупец может не поверить в смерть четырех человек.

Фиорал было наклонился, чтобы снова ударить Криспина, но Долан схватил его за руку.

— Нет, милорд, оставь в покое старика. Будь выше его оскорблений. Пойми, все обитатели Пенуита крайне суеверны и с годами стали еще более упрямы в своих заблуждениях.

— Ты так считаешь, Долан?

Долан, которому совсем не понравились мягкие интонации господина, неловко кивнул. В животе у него похолодело.

Фиорал застыл. Чирей на затылке пульсировал болью, вгрызавшейся, похоже, в самый мозг. Очень хотелось снова прижать его ладонью.

— Ты посмел схватить меня за руку, Долан? Боже, каким он был глупцом!

Долан почувствовал, как рука смерти приближается к нему. В этой руке скорее всего будет кинжал, любимое оружие хозяина. И этот кинжал так легко войдет ему в грудь!

Он боялся пошевелиться.

— Я не хотел оскорбить вас. Просто все старики такие. Выживают из ума и поэтому не представляют для нас никакой угрозы. Убивать их нет причин.

— Он прав, молодой глупец. Оставь Криспина в покое! Он хороший солдат, надежный друг и ничего тебе не сделал.

Фиорал резко обернулся. В парадный зал входил лорд Веллан, пусть не такой энергичной походкой, как прежде, но все же вид у хозяина Пенуита был достаточно впечатляющим, особенно в новой, красивой, отделанной горностаем тунике, только что сшитой, по словам слуг, леди Маделайн. Трудно поверить, что старая карга с ее скрюченными костлявыми пальцами способна на такое искусство! Туника достойна короля, а не этого слюнявого старого дурня, которого давно пора бы послать в ад!

— Так ты ответишь за неучтивость своего человека, господин?

— О да, обязательно. Скажи, Фиорал, чем так прогневал тебя Криспин? Напал на тебя? Угрожал пронзить мечом?

Фиорал плюнул, едва не попав Криспину в голову.

— Предпочел бы прикончить тебя, старик, и тогда все будет кончено!

— О нет, юный болван, все только начнется, — возразил Веллан. — Сэр Бишоп скоро вернется и вырвет все ногти из твоих пальцев. По одному. А я буду смеяться, когда твой вой отдастся эхом от стен замка!

Фиорал, не выдержав, поспешно опустил глаза на свои ногти, крепкие, квадратные, короткие и грязные.

— Бишоп Лит, вероятнее всего, мертв, господин, и ты знаешь это не хуже меня. Он покинул замок и взял с собой леди Меррим. И что, по-твоему, с ними случилось? Может, они отправились в Лондон, к королю? Я так не думаю, да и ты тоже. Они мертвы. Убиты разбойниками. Я сам расправился бы с ними, если бы встретил до того, как прибыл в Пенуит.

Никто ничего не ответил, поскольку умирать никому не хотелось. Только лорд Веллан продолжал смотреть на него, как на гусеницу, которую надо бы раздавить сапогом.

Помедлив минуту, Фиорал продолжал:

— Ну так вот, на Пенуит действительно наложено проклятие. Этот сэр Бишоп увез леди Меррим и вынудил выйти за него в полной уверенности, что проклятие его не коснется. Однако коснулось. Ну, что ты об этом думаешь, господин? Бишоп Лит мертв, потому что это ваше проклятие действует где угодно и на кого угодно.

— Ладно, — кивнул Веллан, — если проклятие убило Бишопа, где же моя внучка?

— Возвращается в Пенуит, чтобы выйти за меня, своего законного супруга.

— У тебя нет никаких прав ни на нее, ни на Пенуит, — объявил лорд Веллан. — И за свою наглость ты умрешь. Зря только хвастаешься!

Фиорал подскочил к старику, размахнулся и хотел свалить его с ног ударом кулака, но в этот момент чирей на затылке, казалось, взорвался. Он почувствовал, как лопается кожа, как вытекает гной, как разливается по телу болезнь, пожирающая его заживо. Во имя всех святых, что с ним творится?