Восьмой день

Кейли красила ногти бесцветным лаком, который пах ацетоном. Подумав о ней, Дэнни совсем приуныл. «Как ее вернуть? Прежде всего попытаться выжить. Но как это сделать? Дождаться темноты, угнать автомобиль и поехать… к границе? Так всегда поступают в кино храбрые парни. Им, чтобы спастись, нужно только пересечь границу. А мне? Даже если у меня будет машина и я буду знать дорогу. Ведь паспорт и бумажник остались в доме».

Он вспомнил Реми Барзана. Как он дернулся несколько раз и упал на стол. Полетевшую на пол вазу с розами. Солдата, удивленно глядящего на него, потом выстрел.

«Нет, ехать к границе нельзя. Если я даже миную блокпосты, то на границе с Сирией или Ираком спросят визу, а у меня нет даже паспорта. И вообще ничего нет, ни водительских прав, ни денег. Значит, следует добираться до посольства в Анкаре. Тоже проблема, но все-таки границу пересекать не надо. Всего восемьсот миль по горам и степям».

Из сена, подрагивая маленьким язычком, выползла толстая коричневая змея с безобразной головой. Ее привлек запах крови. Дэнни оцепенел. Змея замерла, зафиксировав взгляд на мокрой от крови брючине. Дэнни казалось, что он читает ее мысли. Она думала о том, как хорошо пристроиться возле такой привлекательной раны. Ему захотелось спрыгнуть с сеновала. «Ну, сломаю себе шею, зато…»

В амбар тихо вошли солдаты с автоматами наготове. Пошныряли глазами направо, налево. Негромко переговариваясь друг с другом, они начали обходить помещение. Странно, но змея подняла голову и стала вроде как прислушиваться. А потом лениво подползла ближе к ноге.

В этот момент к горлу Дэнни что-то подступило. Он не сразу понял, что это крик, который он проглотил.

Подступил еще один, однако его проглотить, как он сделал с первым, было невозможно. Дэнни почудилось, что он уже слышит пронзительное шипение. Солдаты должны были его почуять так же легко, как змея чует кровь.

Ситуация чудесным образом изменилась в самое последнее мгновение, когда Дэнни осознал, что больше не в силах сдерживаться. Один солдат крикнул что-то остальным. Те засмеялись и потопали к выходу. И почти одновременно с ними змея вдруг развернулась и скрылась в сене.

В этот миг, как сказано в Писании, Иисус прослезился.

Что касается Дэнни, то тут и говорить нечего.

Глава 18

Он проснулся в кромешной тьме. Где находится, долго вспоминать не пришлось — помог мерзкий запах ацетона. Удивился, что удалось заснуть. Видимо, из-за потери крови и сгоревшего адреналина. Долго нащупывал лестницу, наконец нашел и опустил. Слез, выставив перед собой руки, как монстр Франкенштейна, делающий первые шаги по лаборатории. Проковылял по амбару к двери.

Пятно луны в черном небе то и дело закрывали стремительно проносящиеся облака, но все же кое-что разглядеть удалось. Дэнни остановился в дверях, прислушиваясь. Откуда-то издалека доносилось бормотание радиоприемника или телевизора. И больше никаких звуков. Ни голосов. Ни шагов. Ни шума машин. Можно идти. Но он не знал, в какой стороне дорога. Когда в очередной раз из облаков выползла луна, Дэнни различил серебристые ивовые листочки и вспомнил, что ивами обсажена подъездная дорожка к вилле. А дальше должна идти дорога, по ней его вез к стоматологу высокий добродушный парень. Который теперь был мертв.

Дэнни направился к ивам, отыскал дорожку и пошел вдоль нее по утоптанной грязи. Он бы побежал, да не мог. Увенчанные шарами каменные столбы он принял за часовых, замер, но догадался, что их раскачивание — игра света. Теперь нужно было решить, в какую сторону идти. Асфальт простирался в темноту направо и налево. Он поднял глаза к небу, нашел Большую Медведицу. Кажется, ручка ковша указывает на север. Или на юг? На восток или запад? Он двинулся налево, по обочине.

Шум автомобиля возник минут через сорок. Машина была еще далеко. Когда же шум стал громче, Дэнни запаниковал. А если там военные? Или люди Зебека? Он спрятался за кусты и стал ждать. Когда машина подъехала совсем близко и он увидел, что это «БМВ», то останавливать ее было уже поздно. Машина промчалась мимо, прорезая фарами темноту. Дэнни ужасно разозлился на себя. Выбора нет. Пешком до Анкары все равно не доберешься, нужно, чтобы кто-нибудь подвез. Без риска не обойтись.

Конечно, если его задержат солдаты, то тюрьмы не миновать, ведь он без документов. Какие в Турции тюрьмы, Дэнни видел в «Полуночном экспрессе»[101], и ему очень не хотелось туда попасть.

Что касается Зебека, то этот злодей вряд ли подозревает о его присутствии на вилле. Его люди искали Барзана. Кто они такие? Солдаты турецкой армии? Но форма ничего не доказывает. О Дэнни же знали всего несколько человек, которые уже мертвы. Чем больше он об этом думал, тем меньше ему представлялась вероятность погони. Конечно, они могут обнаружить его паспорт, но для этого потребуется время.

Прошел час или два, и снова возник шум приближающейся машины. Судя по звуку двигателя, это был грузовик, с трудом взбирающийся в гору. Теперь Дэнни уже не прятался, а наоборот, с нетерпением ждал. И вот грузовик появился. Горела только одна фара — значит, машина не военная.

Он вышел на середину дороги и поднял руки.

Грузовик с грохотом остановился примерно в десяти метрах. Из кабины раздавались завывания турецкой музыки. Сердце Дэнни отчаянно заколотилось. Порыв ветра донес до него сладкий запах дыни. Он подошел ближе. Кузов грузовика с высокими бортами был доверху наполнен дынями. Из кабины вылез парень в джинсах, футболке и бейсбольной кепке козырьком назад. Он снял ее, обнаружив копну черных волос, и крикнул что-то по-турецки.

— Мне нужна помощь, — ответил Дэнни по-английски. — Я попал в беду. — Он попытался изобразить несчастную улыбку.

Парень окинул его взглядом, нахмурился и снова нахлобучил кепку.

— Что случилось?

— Понимаете, я… — Дэнни вдруг осознал, что даже не удосужился придумать какую-нибудь историю о том, как он сюда попал и что с ним приключилось. Правду не расскажешь. А то, что парень из грузовика говорит по-английски, вообще лишило его дара речи. Он тупо смотрел на него, покачиваясь из стороны в сторону.

— Как ты сюда попал? Где твоя машина? Разбил?

— Ты говоришь по-английски? — выдавил Дэнни.

— Немного. А ты немец, да? Что с тобой случилось?

Дэнни засмеялся и подошел к парню.

— Да вот, попал в переделку.

— Тебя не предупредили, что здесь опасно? Как ты вообще сюда добрался? — Парень безуспешно поискал взглядом машину или мотоцикл.

— Я… — начал Дэнни. Вдалеке, со стороны виллы, засветились автомобильные фары. — Можно сесть в кабину?

* * *

Он перевел дух, когда стало ясно, что автомобиль поехал в другую сторону, а грузовика сзади нет. Небо светлело, когда Дэнни закончил рассказ о том, как оказался в этих краях с порезанной ногой и без документов. Историю он прочитал в какой-то газете. В поезде парень познакомился с двумя симпатичными ребятами. Они поболтали немного и отправились в вагон-ресторан выпить пива. А затем провал памяти. В себя он пришел где-то на обочине дороги. Без бумажника, паспорта и чемодана.

Водитель серьезно выслушал и произнес:

— Типичная история о приключениях иностранца в Турции. Я слышал такие много раз. Но чаще всего так влипают женщины. Обычно их потом насилуют. Тебя изнасиловали?

— Нет. Только обобрали.

Салим засмеялся.

— Иногда они применяют газ. Тебе повезло, что остался жив.

Дэнни кивнул. Врать этому доброму парню было очень неприятно. Но что делать? Нельзя же поведать ему о Реми Барзане и о том, какую бойню устроили люди Зебека на вилле.

— Сюда только в прошлом году начали пускать туристов. — Салим указал на холмы за окном. Он говорил по-английски совершенно свободно, лишь гласные произносил как-то по-особому. — Здесь опасно.

— И ты рассказываешь это мне?

— Что значит «рассказываешь»? Не понимаю.

Дэнни улыбнулся.

— Ну, это из старого анекдота. Человек упал со скалы, зацепился рукой за что-то и висит. А другой проходит мимо, смотрит и говорит: «Ты попал в затруднительное положение». А тот, что висит, отвечает… «И ты рассказываешь это мне?»

Салим засмеялся. Повторил фразу несколько раз, видимо, желая получше запомнить, и серьезно добавил:

— Значит, они забрали твой паспорт, деньги…

— Все.

— Дело дрянь.

— Помочь могут в посольстве. В Анкаре.

— Да.

— А эти дыни ты везешь…

Салим засмеялся.

— Нет, не в Анкару. Они едут в Догубейязит.

— Куда?

— Туристы, когда они сюда приезжали, называли этот город Собачий бисквит[102]. Он расположен прямо у подножия Арарата, рядом с иранской границей.

— Вот оно что.

— Это мой родной город. Но я попытаюсь найти кого-нибудь, кто подвезет тебя в Анкару.

Дэнни повеселел.

— Думаешь, удастся?

Салим пожал плечами:

— Посмотрим.

— Я… — Дэнни не знал, как выразить благодарность. Хотел пообещать прислать деньги, но побоялся, что Салим обидится. — Я навеки буду твоим должником.

— Когда-нибудь, возможно, и мне придется обратиться к тебе за помощью, — сказал Салим.

Мерно гудел двигатель, грузовик подскакивал на редких ухабах. Под этот аккомпанемент Дэнни слушал грустную историю Салима. Он был инструктором по туризму, водил группы на Арарат, но после мятежа РПК в восточную Турцию перестали приезжать не только туристы, но и спортсмены. Он занялся оптовой продажей мобильных телефонов, однако недавний экономический кризис разорил и этот бизнес. Женат, имеет двоих детей и вот теперь работает у тестя, водит грузовики.

— Да, скверно, — промолвил Дэнни.

Салим улыбнулся:

— И ты рассказываешь это мне? — Он поправил бейсбольную кепку. — Надеюсь, вскоре ситуация улучшится.

Когда рассвело, открылся изумительный вид на Арарат. Великолепные конические склоны напоминали Фудзияму, но Арарат был значительно выше. Увенчанная снеговой шапкой вершина терялась в облаках. Гора поразила Дэнни. Салим сказал, что высота Арарата пять тысяч метров, но он кажется выше, поскольку отсутствуют предгорья. Гора вздымается к небу прямо из равнины.

* * *

При въезде в Догубейязит они миновали два блокпоста, и Салим предписывал Дэнни притвориться спящим. Он напряженно прислушивался к непонятным фразам, какими водитель обменивался с постовыми, но никто его не потревожил.

Ранним утром Салим умело завел грузовик на разгрузочную платформу, где бригада грузчиков начала раскладывать дыни по большим корзинам. Дэнни поплелся за Салимом к неказистому зданию конторы, где ему нужно было подписать какие-то бумаги. Затем они прошли несколько кварталов до остановки долмуса.

Салим жил в однокомнатной квартире на верхнем этаже. Окна плотно зашторены, чтобы не впускать в дом жару, потому что в семь утра на улице уже двадцать пять градусов. Миловидная жена Салима поклонилась Дэнни, подала яблочный чай и о чем-то быстро заговорила с мужем. Она заметила кровь на брюках Дэнни.

— Айала права, — произнес Салим. — Надо перевязать рану.

Мгновенно появился тазик с водой, ножницы и салфетка. Айала отмочила брючину, осторожно отлепила от кожи и тщательно промыла рану перекисью водорода. Разрез был длиной примерно сантиметров семь, но, к счастью, не нагноился. Айала перевязала рану, принесла еще чаю и удалилась.

Пока Дэнни с Салимом пили чай, из соседней комнаты доносился ее ровный голос, уговаривающий плачущего младенца, который прерывался высоким фальцетом ребенка постарше. Потом она вышла с двумя сыновьями. Салим принялся играть со старшим в какую-то сложную игру, известную только им двоим, а жена с полугодовалым младенцем на руках наблюдала за ними с нескрываемым обожанием. Старший сынок быстро говорил что-то Салиму, показывая на Дэнни, затем подергал свой зуб.

— Ему нравится твой серебряный зуб.

Дэнни смутился.

— У меня пародонтоз, понимаешь? Болезнь десен, когда зубы шатаются и выпадают. Эта неприятность случилась с мной еще в Стамбуле. Пришлось поставить временную коронку. — Он улыбнулся. — Выглядит здорово?

— Мой сын в восторге, — сказал Салим. — Уже придумал название — Суперзуб.

Дэнни засмеялся, а вместе с ним и все остальные. Айала поцеловала Салима и поклонилась Дэнни.

— Я должен поспать, — объяснил Салим, — поэтому они идут к ее родителям. Собственно, и тебе необходимо выспаться. Пока сходи в ванную комнату. У нас есть горячая вода. И кондиционер тоже.

К сожалению, из-за перебинтованной ноги принять ванну не удалось, но все равно помылся он славно. Правда, сразу же дали знать многочисленные ссадины, что даже несколько приглушило боль в ступнях, которые были красновато-лилового цвета и только-только начали бледнеть. Смотреть на них Дэнни очень не нравилось. Он грустно улыбнулся. Любимый пиджак Кейли имел такой же оттенок. «Сейчас в Штатах полночь, значит, она спит. Что ей снится? Как я лежу в постели с Паулиной?»

Дэнни пустил в тазик детскую лодочку и долго наблюдал, как она покачивается рядом с его изуродованными ступнями.

* * *

— Давай, ложись, — сказал Салим, когда Дэнни вышел из ванной комнаты, переодетый в его брюки, которые не доходили ему до лодыжек, и футболку с надписью на груди «Я на стороне дураков».

Салим отправился в спальню, а Дэнни буквально рухнул на застеленный чистыми простынями диван и закрыл глаза. Его окружали звуки, которые он слышал неотчетливо, словно сквозь толстый слой ваты. Приглушенные голоса, восточная музыка, рокот машин, негромкое гудение клаксонов. Последнее, что он запомнил, были первые такты увертюры к опере «Вильгельм Телль», — кто-то позвонил Салиму по мобильному.

* * *

— Пора просыпаться.

Дэнни открыл глаза. В дверях гостиной стоял улыбающийся Салим. Наступил вечер, но жара если и спала, то незначительно.

— Выспался?

— Кажется, да, — ответил Дэнни, вставая.

— Тогда пошли искать того, кто едет в Анкару.

Салим сразу взял высокий темп, Дэнни едва за ним поспевал. Полностью переносить вес тела на ногу по-прежнему было нельзя, и приходилось идти то на цыпочках, то на краях ступни. Минут через десять они вошли в кафе. Посетители, разумеется, только мужчины, пили чай, играли в карты, читали газеты, беседовали. С телевизионного экрана что-то вещала Кристин Аманпур[103], но внимания на нее никто не обращал.

Салим начал обходить столики. Здоровался, перекидывался шутками, кивая на Дэнни. Тот смущенно улыбался и пожимал плечами.

— Ты уже, наверное, пожалел, что подобрал меня, — сказал Дэнни, когда они приблизились к пятому столику.

Салим обиженно хмыкнул.

— Я обязан тебе помочь. Ведь Аллах просто так, без причины, не поставил бы тебя на моем пути. Там, на дороге.

Все знакомые Салима светились дружелюбием, улыбались, но, когда он грустно покачивал головой и воздевал руки к потолку, что означало «у него совсем нет денег», они тоже грустно качали головами.

Наконец Салим и Дэнни присели за столик выпить по чашке яблочного чая. Дело казалось совершенно безнадежным. Но после второй чашки произошло чудо. К их столику шагнул пожилой мужчина и негромко сказал что-то Салиму. Тот просиял.

— Минут через тридцать на запад должен выехать Хакан Гултепе с грузом фисташек. Я попрошу его хозяина, чтобы он разрешил подвезти тебя.

Они свернули за угол и вошли в другое кафе, где Салим поспешно направился к столику в самом конце зала. Наклонился к одному посетителю и начал быстро говорить. Тот слушал, не перебивая, с мрачным выражением лица. Все должно было закончиться как обычно, но, к удивлению Дэнни, они заулыбались и пожали друг другу руки.

— Ты поедешь, — объявил Салим, — но следует поторопиться.

Они поспешили к рынку, куда утром Салим привез дыни. Здесь он познакомил Дэнни с Хаканом Гултепе, крупным парнем с густыми черными усами и ртом, полным золотых зубов. Хакан заулыбался и дружески похлопал Дэнни по плечу.

— Он не понимает по-английски, — сообщил Салим. — Но это не важно. Главное, ты с ним доедешь до Бингёля. Дальше пересядешь в автобус. Хакан высадит тебя у отогара, так что не заблудишься. Денег я тебе дам — нет, нет, это обязательно, тем более что сумма не такая уж большая, — и ты сядешь в автобус до Кайсери, а оттуда есть прямое сообщение с Анкарой. — Он написал все подробно на обороте визитной карточки и протянул Дэнни вместе с купюрой в десять миллионов лир.

Дэнни не знал, что сказать.

— Я верну…

Салим пожал плечами:

— Вовсе не обязательно. Помогать страждущим велит ислам. Кроме того, я хочу, чтобы ты знал: в Турции живут не только плохие люди.

— Салим…

— У тебя есть мой адрес. Доберешься до дома, пришли сообщение по электронной почте. Хорошо?

— Обязательно.

— Тогда счастливо. — Они пожали друг другу руки.

Салим зашагал прочь и вскоре скрылся за фургонами. Дэнни проводил его взглядом и влез в кабину грузовика, который оказался близнецом салимовского, только кузов был заполнен с верхом мешками с фисташками. Хакан Гултепе осветился золотозубой улыбкой, двигатель закашлял, и под звуки восточной мелодии, льющейся из приемника, грузовик двинулся в ночь.

Глава 19

До бульвара Ататюрка, где находилось посольство США, было далеко, но добраться туда Дэнни мог лишь пешком. От щедрот Салима остался примерно миллион. Этого хватало на сандвич, но уж не на такси. Он ел на ходу, покачиваясь в такт призывным выкрикам муэдзина.

Через полтора часа наконец показался родной флаг, и Дэнни встрепенулся: «Неужели я дома?» Как выяснилось, пока еще нет.

Он всегда думал, что служащие американских посольств для того и существуют, чтобы помогать американцам. Своим гражданам, которые встретились на чужбине с трудностями. Черта с два.

Дэнни принял чиновник, молодой человек примерно его возраста. Однако на этом их сходство заканчивалось. На Дэнни были подаренные Салимом брюки хаки и поношенная футболка, а чиновник — в безупречном темно-синем костюме, белоснежной рубашке и красновато-коричневом галстуке. На столе лежала принстонская газета «Тори».

Дэнни усмехнулся, обнажив зуб. Конечно, осуждать парня за то, что он так одет, у него нет права, но все же… принстонская «Тори». Это уж слишком.

Чиновник слушал рассказ Дэнни, откинувшись на спинку кресла, даже не пытаясь скрыть скуку и презрение.

— Разумеется, прежде чем сюда отправиться, вы читали путеводители, — со вздохом произнес он. — Рыскали по Интернету. Зачем нужно было лезть в район озера Ван?

— Но…

— Захотелось неприятностей?

— Никаких неприятностей я не искал, — возразил Дэнни. — Так получилось.

— Я вижу. — Чиновник усмехнулся и покачал головой. — Но непонятно только, почему я должен по этому поводу суетиться.

Дэнни был поражен.

— А я думал, что вы вроде должны суетиться. Разве посольство не обязано помогать американцам?

Чиновник снова вздохнул.

— Поверьте, у нас есть более важные дела.

— Неужели?

— Да.

Дэнни мечтал съездить ему по морде, но очень нужно было добраться до дома, и желательно не в наручниках. Пришлось стерпеть хамство.

— Но все же подскажите, что мне делать. Как попасть домой? — Ему хотелось добавить «ведь это из моих налогов вам платят жалованье», но он промолчал.

Чиновник бросил на него усталый взгляд и свинтил колпачок с перьевой ручки «Монблан».

— Ну что, давайте запишем. Вы потеряли паспорт…

— Его украли.

— Украли. Когда?

— Три дня назад.

— И где это случилось?

— В Догубейязите.

— Понятно, понятно. — Чиновник записал название города и уточнил: — А вещи?

— У меня был только рюкзак, — ответил Дэнни. — И его тоже украли.

— Вместе с деньгами?

— Да, — буркнул Дэнни. — Бумажник они забрали тоже.

— Значит, у вас нет даже водительского удостоверения.

Дэнни кивнул.

— И что вам сказали в полиции?

— Я туда не обращался, — ответил Дэнни.

— Почему?

Он пожал плечами:

— Сам не знаю. Наверное, потому, что находился в шоке.

Чиновник отложил ручку. Откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди и долго рассматривал Дэнни. Потом бросил взгляд на стенные часы, которые показывали двенадцать двадцать шесть, тяжело вздохнул и встал.

— Заполните этот бланк. Мы сделаем запрос в Штаты и, если все будет нормально, выпишем вам временный паспорт и купим билет до Вашингтона.

— Спасибо.

— А вот благодарностей не надо, — промолвил чиновник. — Вам это обойдется недешево. Мы не турагентство, и у нас нет специальных льготных тарифов. Вы получите то, что положено по закону, и в течение месяца возместите расходы. Если вы этого не сделаете, вас вызовут в суд и вычтут сумму из жалованья. — Он ехидно улыбнулся. — Вы где-нибудь работаете?

— Нет. — Дэнни тоже позволил себе ехидно улыбнуться. — Я художник.

* * *

Через три часа у него в руках был новый хрустящий паспорт и небольшой конверт, в котором лежал билет на самолет до аэропорта Даллеса вместе с четырьмя двадцатидолларовыми купюрами. Чиновник потребовал подписать обязательство в течение месяца вернуть в казну Соединенных Штатов $1751,40. На фотографии в паспорте Дэнни был похож на одну из моделей на рекламе одежды Кельвина Кляйна. Взгляд отрешенный, вид изможденный.

На ночь он устроился в отеле «Спар», что обошлось ему в восемь с чем-то долларов. Номер простой, не очень чистый, но Дэнни он показался сущим раем. Он лежал на тонком твердом матраце, глядя в потолок. Перед мысленным взором проносились кровавые события вчерашнего дня. Господи, неужели это случилось вчера? Или уже позавчера?

Лайла, Реми Барзан. Прачка. Собаки. Падающий на пол солдат с простреленной головой. Дэнни вспомнил, куда девал пистолет. Он положил его рядом с телом Реми, словно вернул взятую почитать книгу. Наконец он заснул.

А утром сел в такси, доехал до аэропорта, где провел полчаса, отвечая на вопросы пограничников. Это его не удивило. Багажа нет, билет в одну сторону, оплачен наличными. Одежда явно с чужого плеча, брюки чересчур короткие, рубашка тоже. Все турецкое. Волосы только начали отрастать. На руках и лице царапины и ссадины. И еще зуб. Если бы он был копом, то наверняка сам бы себя арестовал.

И все же нет худа без добра. В салоне у него было место в среднем ряду рядом с мальчиком восьми лет и его мамой. Стоило ему устроиться, как мамаша нажала кнопку вызова стюарда. В результате через несколько минут в распоряжении Дэнни были целых три кресла. Он остался наедине со своими мыслями.

Кейли… Что делать? Может, просто купить букет цветов и заявиться таким вот измотанным и несчастным? Бить на жалость? Нет, не получится. Тут потребуется длительная осада с весьма проблематичным исходом.

До тех пор, пока Дэнни не появился в посольстве, у Зебека не было возможности узнать о его местонахождении. Хотя он, вероятно, догадывался, что объект все еще в Турции. Как широко раскинуты его сети? Есть ли у него доступ к документам таможенной и иммиграционной службы? В любом случае рано или поздно Зебек узнает, что Дэнни вернулся в Штаты. Что делать? Ведь невозможно вечно находиться в бегах. Этого не выдержит никто. Выход один: необходимо изобличить Зебека как мошенника и убийцу. Но как?

Далеко внизу плескался Атлантический океан. Стюардесса разносила напитки, среди которых оказался джин «Танкери». Дэнни выпил и вскоре погрузился в состояние, больше похожее на кому, чем на сон. Стюардесса разбудила его, когда самолет начал снижаться. Внизу сквозь туман просвечивали огни Вашингтона.

* * *

Родители жили в зеленом пригороде в пятнадцати минутах езды от аэропорта. Дэнни вырос в этом доме на берегу Потомака с участком в четверть акра. Здесь все было знакомо, однако, когда он опустился на колени рядом с цветочной кадкой и начал нащупывать ключ от входной двери, вдруг упал мощный луч света. Дэнни замер, ожидая, когда завоет сигнализация, но, к счастью, папа еще не успел ее установить. После ухода на пенсию отец активно занялся хозяйством. Раньше на это времени не хватало. Он принялся все чинить и налаживать и всегда был при деле.

Дэнни вставил ключ в замочную скважину, вошел в кухню, включил кондиционер, вытащил из холодильника банку пива. Неспешно двигаясь по дому, добрался до ванной комнаты на втором этаже и сбросил одежду. Осторожно снял повязку. Рана почти зарубцевалась — значит, можно принять душ. Он встал под воду и закрыл глаза. Так и хотелось воскликнуть: «Жизнь прекрасна!» — если бы не…

Обвязав вокруг талии полотенце, он поднялся к себе в комнату на третьем этаже. Как самому младшему в семье ему положена самая маленькая комната. В мансарде с наклонными стенами и несколькими слуховыми окнами.

В комоде лежала старая одежда Дэнни. Мама держала ее там выстиранной и выглаженной на такой случай, как сейчас. Он надел свежее белье, носки, джинсы и красную трикотажную рубашку, блаженствуя от ощущения, когда надеваешь свою собственную чистую одежду. Окинул взглядом комнату. В груди защемило. Мебель, плед на постели. На одной стене плакат группы «Пиш», на другой — «ранний Крей». В углу на небольшой книжной полке футбольные награды и жетон за второе место в беге на восемьсот метров на соревнованиях в Вудбридже.

На столе стопка писем. Вся несрочная корреспонденция приходила сюда, на адрес родителей. Обычно он приезжал каждые две недели и просматривал. Обращение к бывшим питомцам колледжа, каталоги художественных принадлежностей, предложения кредитных карточек. А вот и кое-что существенное. Дэнни взвесил на ладони конверт. Там оказалась платиновая карта «Виза». Он уже забыл, что подал заявку на возобновление счета, а вот прислали карту. Очень кстати. Срок годности до конца 2004 года, лимит десять тысяч долларов. Настоящий дар богов.

На пакетике указано, что ее необходимо активировать с домашнего телефона, то есть отсюда. Дэнни прошел по коридору в комнату Кевина и набрал номер, одновременно просматривая остальную почту. Пачка открыток из галерей (они, видимо, никогда не обновляют список почтовой рассылки), включая галерею «Неон». На открытке Лавиния решила поместить репродукцию одной из его лучших картин, а на обороте значилось:

Пятница

5 октября в 7 часов

Выставка работ Дэниела Крея

Выставка. Замечательно, но… прежде надо постараться до нее дожить.

Наконец к телефону подошли. Дэнни активировал карту, вежливо отклонил предложение «застраховать кредиты», положил трубку. Вытащил карту из пакета. Подержал в руке и вдруг вспомнил о других деньгах, которые…

Он вернулся к себе в комнату. Открыл стенной шкаф, старый и очень тесный. Папа его расширил — это был один из его первых хозяйственных проектов, — в результате чего сзади образовалась просторная ниша, куда Дэнни прятал свои сокровища. Сначала простые игрушки, потом электронные, хоккейные щитки, электрогитара, ласты. Внизу Дэнни оборудовал тайник глубиной примерно в два с половиной сантиметра, где держал журналы «Плейбой» и «Пентхаус», пачки «Мальборо», папиросную бумагу для закруток и пластиковую коробку от сандвичей с марихуаной.

В этом же тайнике и по сей день хранились сбережения братьев. «НЗ», как называл заначку Кевин. В конце каждого дня они собирали лишние деньги, что у кого оставалось, и складывали сюда. У них была цель — купить скаковую лошадь. И не просто лошадь, а арабского скакуна, причем обязательно черного.

Руководил всем Кевин, отчаянный энтузиаст. Это продолжалось несколько лет. Первое время им удавалось вкладывать не более пятнадцати долларов в неделю. Они зарабатывали тем, что косили лужайки, выполняли другую подобную работу, не гнушались и тем, что шарили по диванам и между сиденьями автомобиля в поисках потерянной мелочи. Все отправлялось в «энзе». Каждую неделю мелочь менялась на купюры. Это была обязанность Дэнни. Он носил монеты в местный супермаркет, где был специальный автомат, который считал мелочь и выдавал купюры, вычитая комиссионные. Вскоре Дэнни стал приходить туда раз в две недели, затем раз месяц, раз в два месяца.

Наконец Кевин удосужился сделать расчеты. Оказалось, для того чтобы собрать достаточную сумму на покупку жеребца (они уже придумали ему имя — Янки-Паша), потребуется примерно триста лет. Основную сумму они сразу истратили на какие-то насущные нужды, а остаток до сих пор лежал в тайнике.

Дэнни встал на колени и запустил туда руку. Вытащил деньги. Принес на кровать, сосчитал: сто восемьдесят два доллара в мелких купюрах. Ходить с такими деньгами очень неудобно. В бумажник они не помещались, пришлось свернуть в рулон. Получился толстый, но что поделаешь.

Дэнни побродил по дому. Зашел в спальню родителей, подумал о том, чтобы там устроиться на ночлег, но отправился к себе и завалился в старую милую постель.

* * *

Он проснулся в шесть часов из-за птиц. Мама прикармливала их и даже заплатила соседскому мальчишке, чтобы он продолжал это делать, пока она в отъезде. В общем, за окном был настоящий птичий базар. Дэнни спустился в кухню, сварил кофе, сел у окна и стал писать на листе бумаги.

Нужно позвонить. Больше всего хотелось, конечно, Кейли, но Дэнни прекрасно знал, какой она бывает, когда чувствует себя обиженной.

«Люди Зебека наверняка продолжают прослушивать ее телефон. Пусть думают, что у нас все кончено. Если не произойдет чуда, то скорее всего так и случится. Позвонить братьям? Родителям? Тоже нельзя. Они встревожатся, а что-либо определенное сообщить я им сейчас все равно не могу».

Дэнни посмотрел на листок, покрытый черточками и точками, и записал:

1) Дью

2) Дело Патела

Потянулся к телефону и набрал номер «Ассоциации Феллнер», который знал наизусть. По сигналу набрал добавочный Мамаду.

— Буазо, — ответил мягкий, немного взволнованный голос.