Восьмой день

— Да, — ответил Дэнни, — но…

— Или на Зебека?

— Дело в том, что Зебек и…

Кто его ударил, Дэнни не видел, поскольку сразу отключился. Придя в себя, он обнаружил, что лежит на животе на койке, разглядывает муху, ползущую по бетонному полу. Скорей бы конец, с тоской подумал он, повернул голову и застыл от ужаса.

Мучители стояли у верстака, пытаясь зажечь газовую горелку. Кукоч извел одну спичку, вторую, третью. Ничего не получалось. Разозлившись, он отшвырнул горелку в сторону и сказал что-то Приятелю. Тот посмотрел на Дэнни.

— Тебе повезло. У нас кончился пропан.

Он стянул с Дэнни туфли и носки, связал лодыжки пленкой. Прохладный воздух приятно обдувал подошвы.

— Ч-ч-ч-то вы собираетесь делать? — прошептал Дэнни.

Подошел Кукоч с куском ржавой трубы в руке.

— Ты забыл, что вопросы здесь задаю я?

— Но…

Кукоч наклонился и проговорил доверительно:

— Послушай… дружище… я буду с тобой откровенен. Если это не поможет, то тебя ждет ацетоновая ванна. Мне очень не хочется прибегать к крайнему средству. Так что помоги мне… и себе. Хорошо?

Ацетон, вяло подумал Дэнни. Это растворитель. На его основе изготовлена жидкость для снятия лака с ногтей, которой пользовалась Кейли.

Приятель тем временем крепко сжал лодыжки Дэнни, а Кукоч размахнулся и ударил трубой по подошвам. Дэнни раскрыл рот, но крика не получилось, лишь глотнул воздух. За первым ударом последовали еще два. Стопы постепенно начали терять чувствительность.

— Такая процедура у нас называется фалакка, — объяснил Приятель тоном экскурсовода.

— Кто был этот еврей? — спросил Кукоч. — Отвечай!

Вот так началась пытка. И когда она закончится, его растворят в ацетоне.

* * *

Боль то стихала, то нарастала. Это было похоже на холмистую равнину. В прогалинах Дэнни пытался отдышаться в надежде, что пытка закончена. Но она продолжалась снова и снова. Казалось, организм ее не вынесет. Но к сожалению, сознание отказывалось покидать его надолго.

Действовал один Кукоч. Дэнни отметил, что Приятель в пытках участия не принимал. Он испуганно таращил глаза и болезненно морщился, словно били его.

Дэнни рассказал им все: про встречу в «Клубе адмиралов», про Терио, про отца Инцаги и про Цистерну. Информация извергалась из него порциями, вперемежку с криками. Вопросы Кукоча и его ответы напоминали диалог из какой-то абсурдистской пьесы. Кукоч был, несомненно, тупой, но и он после того, как Дэнни изложил все в шестой раз, наконец понял, что Джуд Белцер — это Зебек и Дэнни сбежал от него несколько дней назад и вот теперь ищет Реми Барзана в надежде спасти свою жизнь и его.

Дэнни потерял сознание, а когда пришел в себя, увидел, что Кукоч и Приятель стоят в углу и о чем-то спорят по-турецки, а возможно, по-курдски. Потом Кукоч уронил трубу на пол, и мучители ушли, оставив его одного, терзаемого болью.

Боль должна была сосредоточиться только в ногах, но она перемещалась по телу, отбивая чечетку в самых разнообразных местах. Ступни походили на перезрелые помидоры. Казалось, кожа вот-вот лопнет и сок хлынет наружу. Во рту было ощущение, будто пришлось долго жевать бритвы, а сердце работало импульсами.

Подняв голову, Дэнни увидел, что сквозь килим на стене сочится свет. Только сейчас он сообразил, что это занавешенное окно. Значит, уже утро.

Наконец боль чуть-чуть стихла, уступив место другим ощущением. Похитители, выслушав его отчет, ушли готовить ацетоновую ванну. Нашли подходящий чан, теперь заливают жидкость…

Видимо, Зебеку очень важно узнать, насколько Дэнни осведомлен в его делах. А теперь он уже окончательно превратился в отработанный материал.

Дэнни предпринял отчаянную попытку разорвать путы, которая неожиданно удалась. Руки были свободны. Тяжело дыша, он сел на койке и сорвал пленку с лодыжек. Выждал какое-то время, сбросил ноги на пол и… вскрикнул.

Ступни были каждая размером с небольшую подушку, наполненную желе. Жгучую боль причиняло даже самое легкое прикосновение. Он сдернул ноги с пола и упал на спину.

«Все. Выхода нет. Я мертвец».

* * *

Наверное, он заснул или потерял сознание, потому что в следующий момент увидел Приятеля, который нагнулся над ним с небольшим пластиковым кувшином в руке. Там кислота, безразлично подумал Дэнни, или ацетон.

Странно, но руки Приятеля перчатками защищены не были, а глаза очками. Он погрузил губку в кувшин, выжал. Затем, пробормотав: «Эх, прия-ятель, прия-ятель, зачем же ты был таким настырным?» — осторожно вытер с лица Дэнни кровь, вымыл ступни и насухо вытер. Разумеется, было больно, но не настолько, чтобы Дэнни перестал думать. По его мнению, это было каким-то ритуалом, который исполняют курды перед тем, как растворить приговоренного в ацетоне.

Приятель натянул ему на ступни носки. Хотел надеть кроссовки, но не получилось. Он исчез и вскоре вернулся с большими сандалиями на резиновой подошве, которые надел на Дэнни, аккуратно застегнув, как заботливый отец, собирающий на прогулку начинающего ходить ребенка. С ободряющей улыбкой помог ему встать и повел к двери. Морщась от боли, Дэнни медленными шажками побрел вперед.

За дверью сияло солнце. Когда глаза привыкли к свету, он увидел, что его темницей был каменный сарай рядом с загоном для скота. По другую сторону сарая стоял ярко-зеленый джип. Несмотря на боль, Дэнни усмехнулся. В таком же джипе ездил отец Кейли на своем ранчо в Южной Дакоте. Заметив его улыбку, Приятель страшно обрадовался, и Дэнни впервые допустил возможность, что его казнь по каким-то причинам откладывается.

Джип двинулся по гравиевой дорожке, окаймленной подстриженными ивами. Легкий ветерок ворошил серебристые листики, выворачивая их так, чтобы они сияли на солнце. Все это было бы мило, если бы каждый ухаб не заставлял Дэнни морщиться от боли. Подручный палача, ставший вдруг невероятно заботливым, посмотрел на него с сочувствием, но хода не замедлил.

Впрочем, дорога была недлинной. Вскоре машина подъехала к арочным воротам в длинной каменной стене, верх которой был усыпан битым стеклом. Из окна небольшой будки высунулся охранник, обменялся приветствием с Приятелем и исчез. Через несколько секунд автоматические ворота заскользили вбок, впуская джип в обширный двор, засаженный деревьями и цветами. Посередине возвышалась великолепная двухэтажная вилла из камня медового цвета с арочными проходами.

Дэнни с трудом вылез из джипа, разумеется, с помощью Приятеля. Еще труднее было взобраться по лестнице на второй этаж. Там сопровождающий нажал соответствующие кнопки на прикрепленной к стене панели, и резная деревянная дверь почти бесшумно распахнулась. Звуки фортепианной музыки перекрыло грозное рычание. Дэнни застыл на месте. Примерно в десяти сантиметрах, свирепо ощетинившись, стояли две крупные родезианские овчарки.

Приятель усмехнулся и погладил псов.

— Кастор… Полидевк[94]. Все в порядке, здесь свои.

Псы мгновенно потеряли интерес к Дэнни. Рычание сменилось зевотой. Один отошел, а другой лег у двери, не обращая на вошедших внимания.

Недавний мучитель завел Дэнни в гостиную. Такого помещения он еще не видел. Очень просторная комната с высоким, приблизительно семиметровым, сводчатым потолком. Две стены и потолок сложены из массивных блоков медового камня, другие две стеклянные. Одна выходила в сад, вторая — в живописный крытый портик в центре дома. Мраморный пол покрывали замечательные восточные ковры. Из динамиков звучала музыка Баха.

У одной стены стояла скамья с декоративными вышитыми подушками. Над ней висели картины и рисунки немецких экспрессионистов. Дэнни сразу узнал творения Отто Дикса, Эмиля Нольде и Оскара Кокошки. Вдоль другой стены располагался длинный откидной стол из полированного ореха, на котором стоял компьютер и очень дорогая стереосистема «Бозе». В стены были встроены четыре монитора с плоскими экранами. У компьютера в удобном кресле сидел мужчина с пистолетом сорок пятого калибра за поясом. Новейшая клавиатура «Майкрософт» и пистолет странно смотрелись рядом. Приятель тронул Дэнни за плечо, остановил и направился к человеку за компьютером. Скорее всего хозяину дома.

Дэнни посмотрел на мониторы. Они входили в систему наблюдения. На одном были видны ворота, на другом дорога, ведущая к вилле, но самое удивительное, что экран четвертого монитора показывал внутренность сарая, где его истязали. Он перевел взгляд на картины. Одна его особенно поразила. Самый интересный импрессионистский этюд, какие Матисс сделал во время путешествия по Марокко. Превосходно выбрано и место для картины. На нее можно любоваться, находясь в крытом портике. Дэнни настолько увлекся работой Матисса, что даже не заметил подошедшего хозяина. Впрочем, он был слишком измотан, чтобы как-то отреагировать.

Хозяин дома имел примерно такую же комплекцию, как Дэнни, и если был старше, то на несколько лет. Черные как смоль волосы нуждались в стрижке, щеки заросли щетиной. Он протянул руку для пожатия, блеснув золотым «Роллексом».

— Я Реми Барзан. Давайте присядем. — Хозяин указан на покрытый килимом диван. — Хотите чего-нибудь выпить?

Дэнни молча сел. «Значит, что же это получается? Он поставил на проигрыватель „Гольдберг-вариации“ Баха и наблюдал, как меня пытают? А рядом висит шедевр Матисса? Очень интересно».

Сосредоточиться удалось через минуту.

— Да, — ответил Дэнни, — но вначале неплохо бы вкатить мне порцию новокаина. А потом прикажите подать шампанского.

— Шампанского? — удивленно спросил Реми Барзан.

— У меня сегодня праздник, — объяснил Дэнни.

— Праздник? И по какому поводу?

— Я снова родился на свет. Мне чудом удалось избежать ацетоновой ванны.

Барзан смутился и вздохнул.

— Надеюсь, еще все поправимо.

Глава 16

Новокаина в домашней аптечке не оказалось, но Барзан отыскал гвоздичное масло. Дэнни смочил им ватный тампон, осторожно прижал к разбитым деснам. Боль вспыхнула, но вскоре почти стихла.

— Мне очень жаль, что так получилось, — произнес Барзан.

Дэнни промолчал. А что сказать? Его чуть не замучили до смерти, а теперь Барзан сожалеет о случившемся. Понаслаждался, наблюдая за мучениями несчастного, и извиняется. Но на данный момент хозяином положения был Барзан, а Дэнни едва передвигал ноги.

— Представляете, я ничего не знал о судьбе Кристиана. — Барзан снова тяжело вздохнул. — Хотя подозревал, что с ним что-то случилось.

— Вы были друзьями?

— Да. — Барзан пригладил волосы. — Послушайте, вам сейчас лучше отдохнуть. Я распоряжусь, чтобы приготовили постель, а поговорим мы позднее.

Очень своевременное предложение, тем более что к разговорам Дэнни совершенно не был расположен. Когда он произносил какое-нибудь слово, в левом ухе стреляло и сильно отдавало в нижнюю челюсть. Барзан отослал куда-то слугу, и тот вернулся, толкая перед собой антикварное кресло на колесиках. Дэнни предпочел бы идти сам, но ноги не слушались. Они действительно были как перезрелые помидоры, готовые лопнуть в любую секунду. Прерывисто вздохнув, он устроился в кресле, откинул голову на спинку.

— До ужина! — крикнул вслед Барзан.

* * *

Он заснул в кожаном кресле у окна. Разглядывал двор, опустив ноги в тазик с ледяной водой, и отключился. Глубокий сон без сновидений длился несколько часов, потом Дэнни вздрогнул и выпрямился, пытаясь сообразить, где находится. Вспомнил быстро. Солнце за окном уже стало розовым, а вода в тазике теплой. Из соседних комнат доносился голос Билли Холидей[95].

Дэнни медленно поднялся, постоял и поковылял по плиточному полу в ванную комнату. Открыл краны, отрегулировал температуру воды и с трудом влез в ванну. Во всем теле чувствовалась необыкновенная слабость, кружилась голова, поташнивало. Он заставил себя повернуться к зеркалу, посмотрел и застонал. Рубашка залита кровью, нижняя губа разорвана, щека распухла, правый глаз закрыт. Внизу на месте зуба зиял пробел.

Ванна его восстановила, но до нормального состояния было еще далеко. На столе в комнате Дэнни увидел серебряный поднос с бутылкой холодного пива «Сан-Паулу герл». Рядом лежала упаковка перкосета[96]. Вот это то, что надо. Он проглотил две таблетки, запив водой, и облачился в одежду, приготовленную для него по указанию Барзана: льняные темные слаксы, белую рубашку и большие кожаные босоножки.

Скорее бы начал действовать перкосет, подумал он, и поковылял вслед за слугой в гостиную, где его встретил Реми Барзан в кресле у затопленного камина.

Слуга принес пива. Барзан поднял бокал:

— Ваше здоровье! А теперь расскажите о своих отношениях с Зебеком.

Вначале произносить слова было трудно, но когда перкосет подействовал и боль стихла, Дэнни разговорился. За час ему удалось осветить большую часть событий: встреча с Зебеком в «Клубе адмиралов», поиски компьютера Терио, убийство Инцаги, бегство в Стамбул. Барзан внимательно слушал, задавая по ходу вопросы, как хороший журналист. Появился слуга с пиалами дымящегося чесночного супа и блюдом с сыром и хлебом. Дэнни с жадностью набросился на вкуснейшую еду, с удивлением обнаружив, что очень голоден. Наконец рассказ был закончен. Барзан попросил уточнить кое-какие детали, о которых Дэнни упомянул вскользь. О телефонных разговорах Терио с Пателом, о том, как люди Зебека постоянно находили его, о дискетах, оставшихся в рюкзаке.

— Итак, вы передали ему список людей, которым звонил Кристиан накануне гибели, — промолвил Барзан. — И сколько в нем было фамилий?

— Две, — ответил Дэнни. — Вернее, три.

— Пател…

— …Ролвааг…

— Норвежец. — Барзан задумался. — Как его зовут?

— Оле Гуннар, — сказал Дэнни.

Барзан кивнул.

— А третьим в списке были вы, — признался Дэнни.

— Вот, значит, откуда Зебеку стало известно о моем знакомстве с Кристианом.

— Если бы я знал, что такое случится! — сокрушенно проговорил Дэнни. — Ведь добыванием сведений о междугородных переговорах занимаются все частные детективы. Это обычная практика.

— Все понятно, — произнес Барзан. — Один из этого списка уже убит. Даже двое, если считать мою квартирную хозяйку. В тот день она взяла мой автомобиль…

— Мне об этом рассказали в Стамбуле. Доната, из вашего офиса.

— В полиции сообщили, что мощность заряда была эквивалентна килограмму тротила, — продолжил Барзан. — Взрыв произошел, когда она включила зажигание. Почти во всех домах квартала повылетали стекла, а ее тело пришлось собирать по частям. — Он посмотрел на Дэнни. — Знаете, почему Зебека интересовали файлы в компьютере Терио, который тот подарил Инцаги?

— Наверное, там были какие-нибудь технологические секреты. А у вас есть предположения?

— Я не предполагаю, а знаю точно.

— И что же было на этих файлах? — нетерпеливо спросил Дэнни.

— Сведения о годичных кольцах.

— Простите, не понял.

— Я сказал, что Зебека очень интересовали компьютерные файлы со сведениями о годичных кольцах.

«Неужели так действует перкосет?» — удивился Дэнни.

— Какие годичные кольца?

— Вот почему Кристиан звонил в Норвегию Ролваагу, — произнес Реми Барзан, будто не слышал вопроса. — Кстати, вы пытались с ним связаться?

— Пока нет.

— Может, пришло время. Где он живет?

— Институт, куда звонил Терио, находится в Осло.

— Его нужно предупредить. И получить отчет.

— Какой отчет?

Реми помрачнел.

— Боюсь, мы уже опоздали.

Он встал, прошел к телефону на антикварном письменном столе. Долго дозванивался до справочной службы в Норвегии, затем в институт. Дэнни задремал — сказалось действие лекарства, — и вдруг из динамика раздался женский голос. В институте включился автоответчик.

— Конечно, — сказал Барзан, — ведь сейчас в Норвегии ночь. — Он уже наклонился положить трубку, как другой женский голос на том конце линии быстро произнес:

— Hallo! Vaersa snill[97].

Барзан догадался, о чем идет речь, и подождал секунд двадцать.

— Hallo, — снова произнес женский голос. — Таак[98].

— Вы говорите по-английски? — спросил Реми.

— О да.

— Я хотел бы побеседовать с Оле… Оле Ролваагом.

— Оле? — переспросила женщина. — Мне очень жаль, но это невозможно.

— Тогда я оставлю для него сообщение.

— Не имеет смысла.

— Вы хотите сказать, что…

— Да… он умер. Одиннадцатого августа. Произошел несчастный случай, — пояснила женщина. — Оле ехал с работы на мотоцикле, а машина… сбила его и скрылась.

— Водитель сбежал с места происшествия? — уточнил Реми.

— Да. Оле умер на месте. А эту машину так и не нашли.

Реми Барзан откашлялся.

— Дело в том, что мистер Ролвааг…

— Доктор Ролвааг, — поправила его женщина.

— Он выполнял работу для моего друга, Кристиана Терио.

— Какую?

— Анализ образца. С кем я могу побеседовать по поводу получения экземпляра отчета?

— Со мной, — сказала женщина, растягивая слова на скандинавский манер. — Все отчеты хранятся в нашей базе данных. Разумеется, нужно будет оплатить.

Реми начал перечислять данные: фамилию заказчика (Кристиан Терио), примерную дату подачи заказа, но женщина его остановила.

— У нас в каталоге фамилии заказчиков расположены по алфавиту. Пожалуйста, произнесите фамилию по буквам.

Он произнес.

— Пре-е-екрасно, — сказала она. — Я посмотрю.

Примерно с минуту из динамика было слышно только, как щелкают клавиши компьютера.

— Нет, — наконец промолвила она. — Здесь я этого файла не нахожу. Правда, недавно у нас был сбой компьютерной системы. Надо посмотреть физические файлы, связанные с образцами. Вы будете ждать? Или перезвоните?

— Конечно, я подожду, — ответил Реми.

По его поведению Дэнни догадался, что сведения о годичных кольцах очень важны. Через некоторое время женщина снова взяла трубку.

— Очень жаль, но этот файл исчез. Нет даже образца, хотя я вижу, что он там был. Плексигласовый футляр остался, а его нет. И самое главное! — гневно воскликнула она. — Отсутствует запись в журнале о его выносе. Такого в нашем институте еще не случалось. Существует порядок, который…

— И что же теперь делать? — спросил Барзан.

— Завтра я подробно все выясню, а вы перезвоните.

— Спасибо. Я так и сделаю.

— Как ваша фамилия?

— Реми Барзан.

— Хорошо. Я оставлю для вас сообщение.

— Спасибо.

— До свидания.

Как только Реми положил трубку, Дэнни забросал его вопросами:

— Что за отчет? О каком образце вы с ней говорили?

Реми Барзан посмотрел на часы и встал.

— Мы обсудим это завтра, после того как вы посетите стоматолога. А сейчас отправляйтесь спать, а я позвоню кое-куда.

* * *

Утром Дэнни осмотрела молодая женщина, подруга Реми Барзана. Наложила на губу швы. Потом вывела его во двор к джипу, где сидел огромного роста парень с «М-16» и читал комиксы. Увидев Дэнни, он улыбнулся и бросил книжку на заднее сиденье. В молчании они проехали примерно тридцать миль до небольшого городка. Парень остановил джип у заведения с красноречивой вывеской. Гигантский коренной зуб излучал во все стороны флюиды радости. Вывеска напомнила Дэнни английский паб в Вашингтоне, «Счастливый зуб» кажется. Он немного заволновался, но доктор Цирлик работал очень профессионально и без боли. За час на месте отсутствующего зуба он приспособил коронку из нержавеющей стали. Поднес к Дэнни зеркало. Тот глянул и поморщился. Сверкающая металлическая коронка ему не понравилась. Пустое место выглядело красивее, но дело было сделано, и они поехали обратно.

На вилле его ждал Реми Барзан. Он сидел во дворе за длинным деревянным столом и читал газету. По обе стороны лежали собаки, словно заключив хозяина в бежевые круглые скобки. Барзан показал на стул напротив. Дэнни сел.

— У вас очень уютный дом.

Реми улыбнулся.

— Дом не мой. — Увидев на лице Дэнни удивление, он добавил: — Вилла принадлежит моему другу, депутату парламента, который живет в Анкаре. Если я остановлюсь у кого-либо из родственников, Зебек найдет меня через день-два. А так есть шанс продержаться дольше.

— Сейчас он получит бонус. В дополнение к вам еще и меня, — заметил Дэнни.

Реми Барзан усмехнулся.

— Вы в любой момент можете уйти.

Но Дэнни некуда было уходить. Он специально приехал в Узельюрт, чтобы встретиться с Реми Барзаном. Теперь же, когда выяснилось, что Оле Гуннар Ролвааг мертв, Реми остался его единственной надеждой.

— Здесь-то он, надеюсь, нас не отыщет.

Барзан отрицательно покачал головой.

— Отыщет, он ведь иезид. У меня на блокпостах свои люди, которые регулярно докладывают обстановку, но все равно это лишь вопрос времени.

— Неужели наши дела настолько плохи?

Реми улыбнулся.

— Не обязательно. Может, мы переедем куда-нибудь до того, как он нас обнаружит. Раскусим его раньше, чем он нас. Давайте верить в лучшее.

Дэнни посмотрел на Реми Барзана и тоже улыбнулся. Этот человек наблюдал, как его мучили. За это вроде бы следовало ненавидеть, а он, наоборот, проникался к нему все большей симпатией. Дэнни нравились его скромность, чувство юмора, неизменная доброжелательность.

— У вас есть братья, сестры? — спросил он.

— Конечно, — ответил Реми. — У моего отца шесть сыновей и три дочери. Кроме того, есть еще четыре дяди, пять теток, двадцать двоюродных братьев и сестер, бабушки и дедушки. Два моих брата служат в армии. Один в правительственной, другой в РПК. Охотятся друг за другом. Два занимаются бизнесом. Один легальным, другой не очень. Еще один брат занимается политикой. И наконец, я. Вначале пробовал заняться виноделием — у меня есть отличный виноградник в Капподакии, — а потом ушел в журналистику. Во французской прессе я занимаю отдельную нишу, освещаю курдские проблемы. — Он засмеялся и налил себе и Дэнни скотча без льда. — А у вас?

— Двое братьев и я. Ни генералов, ни сенаторов.

— Вам повезло, — пошутил Реми.

Прибыл слуга с кофе-эспрессо и блюдом фисташковой пахлавы.

— Вы обещали рассказать о годичных кольцах, — напомнил Дэнни.

— Этим мы займемся позднее. А пока расскажите, что вы знаете о нас.

— О ком?

— Об иезидах, — сказал Барзан. — Или вообще о курдах.

Дэнни вспомнил разговор со священником.

— Инцаги объяснил что-то, но… я был настолько зациклен на компьютере, что почти ничего не запомнил. Насчет иезидов знаю только, что они поклоняются дьяволу.

— Дело в том, что у курдов нет своего государства, как и у евреев до образования Израиля. Когда-то курды заселяли всю Месопотамию, где сейчас расположены Турция, Ирак, Сирия, Иран и Азербайджан. Нас тридцать миллионов, и сосредоточены мы в регионе площадью не более Техаса. Если бы у нас было собственное государство, Курдистан, численность его населения была бы больше, чем в любой арабской стране, кроме Египта. Вот почему этого никогда не случится. Да, у нас есть собственный язык, обычаи, но для формирования суверенного государства этого мало. Хотя в борьбе за создание такого государства сепаратисты отдали и продолжают отдавать жизни. Мешают этому, с одной стороны, племенная обособленность курдов, а с другой — желание стран сохранить свою территориальную целостность.

Иезиды — это одна из субэтинических курдских групп. Есть курды христиане, мусульмане, последователи Заратустры, иезиды и такие, которых вообще сложно классифицировать. Но все они многие столетия боролись с местными властями. Неудивительно, что их издавна считают мятежниками и жестоко с ними расправляются. Даже не в древности, а сравнительно недавно вырезали целые деревни, уничтожали язык и культуру курдов. В Ираке против них применяли биологическое и химическое оружие. В Турции они много десятилетий вели партизанскую войну. Она до сих пор продолжается, хотя не так интенсивно.

— Тяжелая вам выпала доля, — посочувствовал Дэнни.

— Мне-то еще повезло, — сказал Реми, — а вот Зебеку действительно пришлось пережить настоящий ужас. Его родителей убили, а сам он остался в подземном городе.

— В подземном городе? — переспросил Дэнни.

— Да. В местах проживания курдов много подземных городов. Вся западная Анатолия продырявлена ими. В одной только Капподакии их дюжина. Чтобы попасть туда, туристы выстраиваются в очередь. Правда, самые знаменитые подземные города находятся в Сирии.

— И как они устроены?

— Как муравейники. В туфе — это такой камень, который легко обрабатывать, — прорезаны ходы, помещения. Археологи считают, что первые такие города появились где-то в девятитысячном году до новой эры. Их возраст почти как у сфинкса.

— Они большие? Или вроде стамбульской Цистерны?

— О, много больше. Недалеко от Узельюрта есть подземный город Невазир. Он имеет километр в поперечнике и семь этажей в глубину. Там довольно сложная вентиляционная система, разные люки и складские помещения для пиши и воды. В этом городе несколько недель могут автономно жить тысячи человек.

— Но зачем? С какой целью построены города?

— Точно никто не знает. Вроде бы в древности в них можно было укрыться от всяких напастей. Когда завоеватели опустошали целые районы. Именно в Невазир увели Зебека после гибели родителей, поскольку там было самое безопасное место. Но людей, которые оставили его там одного и должны были на следующий день прийти, убили. И он, шестилетний, провел четыре или даже пять дней под землей на глубине тридцать метров. Причем в полной темноте, потому что свеча скоро выгорела.

— Да, ужасно.

— Когда его вывели на свет, первое время он вел себя как дефективный. Но Зебек все-таки выжил, а многих просто уничтожили. Ведь в этих краях часто проводили так называемые этнические чистки. Кто побогаче, тот закрывал свой дом и уезжал. Переждать где-нибудь, пока ситуация улучшится. Меня родители в пять лет увезли в Париж, а у Зебека нашлись родственники в Риме. Я вернулся сюда шесть лет назад.

— Уехала вся ваша семья?

— Кроме дедушки. Он остался присматривать за домом.

— Вы говорите о шейхе Мунире?

Реми кивнул.

— Вас не удивляет, что я его знаю? — спросил Дэнни.

— Нет. Мне сообщили, что вы с ним виделись. Кстати, эти двое, которые привезли вас сюда, даже не знаю, как их назвать… ну, что-то вроде гвардии. Но конечно, так обращаться с вами он им не поручал.

— Значит, Мунир у вас вроде… мэра?

Реми засмеялся.

— Он один из пяти старейшин. Это очень почетное звание, потому что именно совет старейшин пяти географических районов, где проживают иезиды, выбирает пожизненного верховного правителя, имама.

— Но если ваш дедушка иезид, значит, и вы тоже?

— Разумеется. Иезиды — очень древний народ. Миф о всемирном потопе был известен в Курдистане раньше, чем появился Ветхий Завет.

— Вы совершенно не похожи на человека, который поклоняется дьяволу, — признался Дэнни.

Реми Барзан улыбнулся:

— Я вообще вне религии.

— А шейх Мунир?

— Да, он исповедует культ ангела-павлина, или малак-тавуса. По-вашему — Люцифера. — Увидев недоумение на лице Дэнни, Реми добавил: — Если хотите, называйте это поклонением дьяволу, но суть в ином. Для иезидов малак-тавус — самый могущественный из всех ангелов, любимец Бога.

— Он же Люцифер, — заметил Дэнни.

— В верованиях иезидов, — объяснил Реми, — отсутствует понятие первородного греха и борьбы за людские души. В «Черном писании» сказано, что Бог создал землю за шесть дней, а на седьмой отдыхал. Когда же наступил восьмой день, он перенес свой интерес на другое, а за своим творением поручил надзирать ангелу-павлину. Рано или поздно должен наступить день, когда он сойдет к людям, и тогда миром станут править иезиды, единственный народ, который его почитает.

Дэнни этот разговор уже наскучил, поскольку не имел никакого отношения к тому, что случилось с ним, Терио и Пателом. Он попытался сменить тему:

— Вчера вы упомянули, что Терио послал вам какие-то файлы.

— Да, по электронной почте. Но они так и не прибыли.

— Еще вы сказали, будто они имели отношение к каким-то годичным кольцам, — напомнил Дэнни.

Барзан кивнул.

— С Кристианом мы познакомились в Стамбуле, где он занимался научной работой. Мы быстро подружились, и я познакомил его кое с кем в Диярбакыре. Он был там во время покушения на имама. — Реми посмотрел на Дэнни. — Духовному предводителю иезидов было восемьдесят семь лет, из которых пятьдесят он служил имамом.

— И как это случилось?

— Как в кино. Двое на мотоцикле. Один едет, другой стреляет.

— Они, конечно, скрылись?

— Да.

— Но зачем? Человеку было восемьдесят семь лет…

— Вы хотите спросить, кто это сделал? Полиция обвиняет в этом Рабочую партию Курдистана.

— А вы?

— Я просто знаю, что имама убили люди Зебека. После покушения Кристиан приехал в Узельюрт. Он готовил большую работу об иезидах и очень хотел увидеть санджак. Говорил, что такая возможность предоставляется раз в жизни. — Барзан бросил взгляд на Дэнни. — Это религиозная святыня, статуя, точнее, бюст. У каждого рода иезидов есть свой санджак, у некоторых даже два. Наш находится в Невазире, подземном городе, о котором я говорил. — Один из псов, лежащих рядом с хозяином вдруг поднял голову и негромко гавкнул, будто чему-то удивился. Реми погладил его и продолжил: — Кристиан просто бредил подземными городами. Говорил, будто это единственный пример в мире «истинного коллективизма».

— И как он собирался увидеть санджака?

Барзан усмехнулся.

— Это очень трудно сделать. Дело в том, что его уже пятьдесят лет вообще никто не видел. Но я нарушил законы, потому что… — он пожал плечами, — вам уже известно, что я человек нерелигиозный. Для меня санджак — просто предмет материальной культуры.

— Но почему его столько лет никто не видел?

— Во-первых, его прятали, чтобы спасти от уничтожения. Дело в том, что Турция даже после Ататюрка по-прежнему оставалась исламским обществом.