Восьмой день

Джон Кейз

Восьмой день

Посвящается Элейн

Глава 1

Телефон в полицейском участке зазвонил, когда до конца дежурства Делейни оставалось всего полчаса.

— Я почтальон, — взволнованно проговорил мужской голос. — Его пикап… ну, мистера Терио… стоит у дома, в окнах свет, в общем, все вроде нормально, в доме должен кто-то быть. Но прошло уже много дней, и он не открывает, сколько я ни стучал. Почтовый ящик переполнен. Ну, значит, я и подумал — наверное, с мистером Терио что-то случилось.

Они сразу же выехали, Делейни и его напарник Пирс. Как не вовремя позвонил этот почтальон! Делейни поморщился. На часах пять минут шестого, а в шесть у Брента игра, причем решающая. Хелен обидится. «Джек, ты просто обязан его поддержать, — с мольбой говорила она утром. — Это ведь не кто-нибудь, а твой собственный сын. Прошу тебя, сегодня не задерживайся». Да его и уговаривать не нужно было, он всегда с удовольствием ходил на матчи с участием сына. Сейчас Брент в отличной форме, и так приятно немного погреться в лучах славы своего ребенка. Правда, когда у Брента все хорошо, присутствие отца ему не очень-то нужно. Хуже, когда напортачит. Он ведь такой впечатлительный, тяжело переживает промахи. А о Хелен лучше не вспоминать. Она даже плачет иногда. Делейни с трудом выдерживал ее причитания. «Зачем ты так убиваешься! Это всего лишь игра». В общем, сегодня на этом матче ему очень хотелось побывать. Но куда там! Они уже заехали к черту на рога.

Сидящий за рулем Пирс покосился на Делейни и усмехнулся:

— Не беспокойся, может, еще успеешь. Хочешь, включим сирену?

— Не надо, мы уже почти прибыли.

— Он наверняка куда-нибудь срочно смотался, — продолжил Пирс. — Забыл выключить свет, не предупредил почтальона. Такое случается. Мы сейчас осмотрим все как следует, и отваливай. А я останусь, составлю протокол. Нет проблем.

Делейни посмотрел в окно. Неподвижный, тяжелый воздух наводил еще большее уныние.

— Кажется, собирается гроза, — заметил он.

Пирс кивнул:

— Правильно. Думай о приятном.

Неожиданно полицейский джип въехал в совершенно безлюдную местность, хотя всего в миле отсюда находился довольно оживленный жилой массив. Участки густого леса сменяли засеянные поля, и ни единой души, ни единого дома, лишь полуразвалившиеся сараи.

— Ты здесь бывал? — спросил Пирс.

— Не помню, — отозвался Делейни и вгляделся в покореженный указатель: ПРИЧЕРМАН-ЛЕЙН. — Нам сюда. Сворачивай.

Джип запрыгал по ухабам. С обеих сторон к узкой дороге подступал густой лес.

— Даже не думал, — пробормотал Пирс, — что в округе Фэрфакс существуют такие места.

Джип поднялся на небольшой холм, и напарники увидели желтый фермерский дом.

— Не сомневайся, — сказал Делейни, — через год-два город доберется и сюда.

Почтовый ящик — обшарпанный алюминиевый цилиндр — был прибит к небольшому бетонному столбику, врытому в землю в конце подъездной дорожки.

Он действительно был переполнен. В щель между задней стенкой и столбиком почтальон всунул несколько номеров «Вашингтон пост». Другие издания, не меньше десятка, он сложил аккуратной стопкой на землю. Верхние уже успели пожелтеть.

Блюстители порядка вышли из джипа и постояли с минуту, прислушиваясь к шуму машин, доносящемуся со скоростного шоссе. Время от времени его перекрывали раскаты грома. На юге уже бушевала гроза.

— И вот яви-ились мы-ы… Спасти положение-е… — затянул Пирс хриплым баритоном начало знаменитой песни «Битлз», переиначивая на свой лад.

— Ну давай разбираться, — проворчал Делейни и направился к дому.

Они миновали старую «тойоту», стоявшую к дому задом, будто хозяин недавно выгружал из нее что-то, и подошли к входной двери. Дверное кольцо оказалось необычным: в форме стрекозы.

Пирс дернул за него и громко произнес:

— В доме есть кто-нибудь?

В ответ тишина.

Пирс повторил вопрос и прислушался. И на сей раз никакого отклика не последовало. Он подергал дверь, убедился, что она заперта, и пожал плечами.

— Пошли, посмотрим, что там сзади.

Полицейские начали обходить дом, заглядывая в окна.

— Надо же, повсюду горит свет, — удивился Делейни.

За домом находился небольшой огород — помидоры, перец, кабачки, фасоль, — заросший сорняками. Дверь на кухню предваряла еще одна, легкая, с проволочной сеткой для защиты от насекомых. Пирс настойчиво постучал по деревянному наличнику.

— Есть кто в доме? Мистер Терио, откройте!

Из-за двери не доносилось ни звука, вернее — так поначалу показалось, потому что сквозь треск цикад, жужжание других насекомых и прочие шумы пробивалось еще что-то. Какие-то странные звуки. Делейни настороженно вскинул голову и прислушался. Это был… смех. Женский смех. Через пару секунд он сообразил, в чем дело.

— Там работает телевизор.

Пирс кивнул.

Делейни с грустью констатировал, что теперь уже на бейсбольный матч с участием сына он определенно не попадает. Не стоит даже и надеяться.

Двери дома были заперты, а ломать без ордера полицейским не позволялось. Для оказания хозяину скорой медицинской помощи также достаточных оснований не было, а следы какого-либо преступления полностью отсутствовали. Однако подозрения были налицо, и напарникам надлежало тщательно осмотреть территорию.

Пирс вернулся к почтовому ящику. Присел на корточки и принялся разбирать газеты. Самая ранняя — от девятнадцатого июля, то есть прошло уже более двух недель.

Делейни занялся осмотром «тойоты». На переднем сиденье обнаружился сморщенный, пожелтевший товарный чек из магазина строительных и отделочных материалов для дома «Хоум дипо», также датированный девятнадцатым июля. Мистер Терио тогда приобрел десять мешков цемента, сто тридцать блоков из шлакобетона, растворосмеситель и пластиковый чан.

— Похоже, он замышлял серьезный ремонт. — Делейни показал Пирсу товарный чек и направился к джипу за блокнотом.

— А я пойду порыскаю вокруг дома, — сказал Пирс.

Делейни начал писать. Запись получилась короткая.

3 августа

К. Терио

2602, Причерман-лейн

Самая ранняя газета — от 19 июля

Товарный чек из «Хоум дипо» от того же числа

Он взглянул на часы и отметил время — 17.29. Но все это не имело никакого значения. За десять лет службы в полиции Делейни выезжал по таким делам раз двести, не меньше, и в девяти случаях из десяти в доме оказывались старики, чаше всего в подпитии. Порой их заставали мертвыми. Кто-то лежал, распростершись на полу в ванной комнате, кто-то сидел в кресле. Работа, какую выполняли полицейские в подобных случаях, была сродни услугам по уборке помещений.

— Джек!

Делейни поднял голову. Пирс стоял у правого торца дома, махал рукой. Видимо, обнаружил что-нибудь интересное. Делейни бросил блокнот на переднее сиденье джипа, посмотрел на небо, которое с южной стороны было обложено грозовыми тучами — что давало надежду на отмену матча из-за дождя, — и направился к напарнику.

Там оказался вход в подвал. Широко распахнутая стальная дверь открывала ведущие вниз бетонные ступени.

— Что будем делать? — спросил Пирс.

Делейни хмуро оглядел дверь, пощупал ржавые петли.

— В каком положении ты ее обнаружил?

Пирс усмехнулся.

— А в таком и обнаружил. Раскрытой.

Делейни пожал плечами.

— Не исключено ограбление. Давай быстро слазим туда.

— Мистер Терио! — выкрикнул Пирс и начал спускаться по ступенькам.

Делейни последовал за ним, повторяя про себя заклинание: «Боже, сделай так, чтобы там ничего не оказалось, иначе нам придется провести здесь всю ночь».

Подвал был довольно просторный, прямоугольной формы, потолок чуть выше двух метров, стены сложены из шлакоблоков, пол бетонный. Помещение освещала единственная лампа дневного света, мигающая и гудящая, висевшая над верстаком в углу. Арматура лампы вся засижена мухами.

Делейни с тревогой оглядел помещение, поскольку не любил подвалов. Он боялся их с детства, хотя ни в одном с ним никогда ничего плохого не случилось. Здесь все было, как в любом другом подвале. Полки, уставленные банками с краской, коробками с гвоздями, винтами и прочим крепежом, разные инструменты. Но все равно во всем этом ему чудилось нечто зловещее.

Пирс принюхался.

— Что, — спросил Делейни, шаря глазами по потолку, — тоже почуял запах?

— Да, — ответил напарник, — мне кажется, откуда-то чем-то разит.

Под верстаком на полке Делейни увидел красную пластиковую канистру с надписью: ГОРЮЧЕЕ ДЛЯ ДВИГАТЕЛЯ.

— Наверное, бензин.

Пирс пожал плечами.

— Да какая нам разница! Все равно здесь никого нет.

Он двинулся к выходу, поднялся на несколько ступенек и остановился, увидев, что Пирс остался в подвале.

— Что там? — спросил он, оглянувшись на напарника, который держал фонарь на уровне плеча, освещая дальний угол подвала.

— Вон там, — пробормотал Пирс, медленно направляясь в ту сторону. — По-моему, это странно.

Делейни вгляделся. Да, действительно странно. Угол в конце подвала был отгорожен двумя шлакоблочными стенами, которые возвели совсем недавно. Расположенные под углом друг к другу, каждая примерно метр двадцать в ширину, высотой от пола до потолка, они образовывали своеобразный чулан. Чулан без двери. Кладка была выполнена непрофессионально. Из-под шлакоблоков выпирал раствор, сами они положены кое-как, наспех, неровно.

— Это из тех материалов, что он купил в «Хоум дипо», — заметил Делейни. — Должно быть…

— Ты чувствуешь вонь? — спросил Пирс.

Делейни, конечно, чувствовал. Два года он прослужил на военно-воздушной базе в Довере, и ему в том числе пришлось познакомиться и с запахом смерти.

— Наверное, крыса, — предположил Пирс. — Случайно оказалась в чулане и…

Делейни отрицательно покачал головой и начал внимательно осматривать сооружение.

Наиболее небрежно были положены шлакоблоки ближе к потолку. Он отломил кусочек засохшего раствора и растер между пальцами.

— Ты не думаешь, что это… — Пирс не успел закончить фразу, поскольку Делейни бросился к верстаку и вернулся с молотком и отверткой. — Может, нам лучше позвонить и сообщить?

— Сейчас, — сказал Делейни и с помощью принесенных инструментов стал откапывать раствор. В воздухе образовалось небольшое облачко пыли.

— Разве ты не знаешь, что на месте происшествия ничего трогать нельзя? — проворчал Пирс.

— Нам с тобой положено произвести тщательный осмотр, — пробормотал Делейни, продолжая работать. — Вот мы и его и производим.

Через минуту шлакоблок зашатался, и зловоние усилилось настолько, что стало едва переносимым. Делейни несколько раз ударил по блоку молотком, положил инструменты на пол и повернулся к Пирсу.

— Давай вместе.

Они несколько раз качнули блок и вынули из стены. Теперь полицейские уже не сомневались в том, что ждет их в чулане, но увидеть пока еще ничего не могли, ведь дыра располагалась слишком высоко. Делейни снова взял инструменты и с остервенением принялся за нижний шлакоблок. Работать пришлось, задерживая дыхание. Вскоре второй шлакоблок был тоже вынут, и они наконец смогли заглянуть внутрь чулана.

Делейни сбегал к верстаку за стулом, взобрался на него и посветил фонариком в дыру. Откуда-то сверху из дома доносились взрывы хохота. Наверное, по телевизору шла юмористическая программа.

— Ну и что там? — спросил Пирс. — Чего ты молчишь?

Делейни покачнулся.

— Погоди… меня сейчас стошнит.

* * *

Через сорок минут прибыли медэксперт, детектив по расследованию убийств, трое помощников, судебный представитель и санитарный автомобиль. Медэксперт Икабод Крейн — пожилой человек, тощий, длинный (рост под два метра, вес килограмм семьдесят), судя по желтоватым пятнам на пальцах, заядлый курильщик.

Через несколько минут после их приезда началась гроза. Молнии, гром, все как положено. Помощники детектива быстро распределили обязанности. Один организовал освещение места, которое теперь называли «склепом», второй принялся снимать отпечатки пальцев со всех поверхностей, а третий фотографировал, устраивая маленькие молнии в подвале в дополнение к тем, что мелькали снаружи. Затем медэксперт попросил частично разобрать стены, чтобы осмотреть тело.

Пока он не вынесет заключения, гибель хозяина дома будет считаться убийством. И не только в этом случае, а всегда, даже если налицо несчастный случай, до заключения медэксперта, а потом и окончательного, сделанного коронером, смерть считается насильственной. Таковы правила.

— Поразительно, — пробормотал медэксперт.

Делейни набросал отчет о своих и Пирса действиях на месте происшествия до прибытия группы и передал детективу. Там были перечислены места, к которым они прикасались — входная и задняя двери, одно из окон, почтовый ящик, дверца «тойоты», а также молоток, отвертка, шлакоблоки и выключатель. К отчету приложил товарный чек из «Хоум дипо».

— Какие изверги! — громко возмутился Делейни. — Надо же сотворить такое с человеком!

Медэксперт прикурил сигарету от спички и взглянул на него:

— Что вы имеете в виду?

Делейни пожал плечами.

— Что я имею в виду? А то, черт возьми, что его похоронили заживо!

— Кто?

Делейни помрачнел. Какой идиот этот медэксперт!

— Откуда мне знать? Преступники.

— Скорее всего он сделал это сам.

Делейни ошеломленно уставился на тощего верзилу.

В разговор вмешался детектив:

— Да, пока здесь все указывает на самоубийство. Довольно своеобразное. Посмотрите, — он кивнул в сторону «склепа», — внутри все заляпано раствором. Там же чан, мастерок, мешки из-под цемента.

— Вы думаете, что он сам себе соорудил могилу? — усмехнулся Делейни.

— Похоже на то.

Делейни вгляделся в «склеп», который был теперь почти открыт. Мертвец сидел на полу, опершись спиной о стену. Ноги раскинуты, глаза выпучены.

— Не понимаю, — проговорил Делейни. — Зачем ему понадобилось городить такое?

С его точки зрения, это было немыслимо. Даже мастерок, лежащий на полу у ног мертвеца, ничего не доказывал. Кто сказал, что не было второго мастерка, второго чана, еще одного мешка с цементом?

Медэксперт молча протиснулся в «склеп», на ходу надевая хирургические перчатки. Начав осматривать карманы мертвеца, задумчиво произнес:

— Существует множество причин, почему люди решают расстаться с жизнью. Немало таких, кто делает это из ненависти к себе. — Он раскрыл бумажник и вытащил водительское удостоверение. — Терио. Диктую по буквам. Кто записывает?

— Я, — отозвался один из помощников детектива.

— Имя: Кристиан; второе имя Энтони. Дата рождения: шестое ноября тысяча девятьсот пятьдесят третьего года. — Медэксперт положил бумажник в прозрачный полиэтиленовый пакет, подписал, осветил фонариком-ручкой глаза мертвеца. — Два года назад у меня было дело. Человек сам себя обезглавил… отрезал себе голову!

— Ничего себе! — воскликнул Пирс. — Разве такое возможно?

— Оказалось, что да, — промолвил медэксперт, обращаясь ко всем. — Он сделал это следующим образом: один конец веревки привязал к дереву, а другим обвил себе шею. Затем сел в машину и дал полный газ. У него был «камаро», все получилось чисто.

— Но… зачем? — удивился Делейни.

— Депрессия, — буркнул медэксперт и продолжил осмотр тела.

— Вот это да! — Пирс нервно всхохотнул.

Делейни снова почувствовал дурноту и покинул подвал. Пробежал под дождем к машине, откинулся на спинку сиденья и попытался не думать о подвале, наблюдая струи, стекающие по ветровому стеклу. Но это оказалось невозможно. Увиденное ошеломило его. Он замечал у себя некоторые признаки клаустрофобии, и представить кошмар, когда несчастный сидит в темноте, в тесном, наспех сооруженном «склепе», ожидая смерти, было совершенно невыносимо. Даже если медэксперт прав и это действительно самоубийство, то тогда все получалось еще хуже. Потому что Терио, очевидно, передумал. Делейни был в этом уверен. Первое, что он увидел, осветив фонариком мертвеца, были его руки. Вернее, то, что от них осталось. Они представляли собой сплошное кровавое месиво.

Он пытался выбраться наружу, решил Делейни. Хотел выбить хотя бы один шлакоблок. Не получилось…

Глава 2

Равнодушно взирая на простирающуюся по обе стороны дороги унылую равнину, Дэнни уже в который раз отметил достоинства машины Кейли. Они славно провели пять дней в курортном местечке Нагс-Хэд и сейчас возвращались домой в Вашингтон. Скорость была шестьдесят две мили в час, и ни малейшей тряски. Полная тишина. Да, да, именно полная. В том смысле, что сидящая за рулем подруга хранила многозначительное молчание.

«И зря, — подумал Дэнни. — Мы прекрасно провели время в этом милом коттедже. До моря всего квартал. Отлично покатались на новых досках „буги“, благо что волны были высокие. Понежились на солнце. Танцевали до двух ночи в дискотеке. А мини-гольф, а ужины при свечах, а прогулки по берегу на закате… А какой потрясающий секс! — Дэнни вздохнул. — И вот теперь от нее исходит арктический холод». А все потому, что он опять не сделал ей предложение и это ее задело.

Они были вместе уже целых три года, любили друг друга, но Дэнни до сих пор не мог решиться. Основная проблема состояла в том, что Кейли, только что окончившая школу бизнеса, получала восемьдесят тысяч в год, а он, выпускник института искусств, спустя четыре года зарабатывал восемьдесят баксов в день.

Кейли работала в фонде Джона Голта в отделе контроля и управления портфелем активов, безропотно вкалывая по шестьдесят часов в неделю. Таких трудоголиков нужно поискать. Даже на отдыхе Кейли вставала в семь утра, чтобы поспеть в единственный в городке газетный киоск и перехватить один из четырех экземпляров «Уолл-стрит джорнал». Дважды в день она посещала местную библиотеку и проверяла свою электронную почту. Дэнни неоднократно заставал ее за просмотром новостного сайта Эн-би-си с выключенным звуком.

Для Кейли зарабатывать деньги было все равно что заниматься искусством. Одновременно она усматривала в этом элементы какой-то игры и предавалась ей с вдохновением, как профессиональная балерина танцу. А Дэнни нравилось шутливо повторять, что он «художник и деньги для него ничего не значат».

Разумеется, это было не так. Большую часть скудного заработка давало вовсе не занятие искусством, а работа на стороне. В галерее, где плата была мизерной, но зато имелась возможность время от времени выставляться, и в солидном частном детективном агентстве «Ассоциация Феллнер», где Дэнни добывал основные деньги (от двадцати пяти долларов в час). Работа там легкая, но неинтересная, рутинная, в основном сбор различных третьестепенных материалов, связанных с судебными тяжбами. Дэнни уже давно понял, что «Ассоциация Феллнер» почти всегда обслуживает неправую сторону, чем и гордилась. Ведь у неправой стороны имеются деньги, то, ради чего «Ассоциация Феллнер» существует.

Худо-бедно, но подработки позволяли оплачивать счета, хотя в мире существовали вещи, о которых Дэнни лишь мечтал. Не последнее место в этом списке занимал нелинейный видеоредактор — с его помощью открывались невиданные возможности в творчестве.

Устройство стоило двадцать тысяч долларов — примерно в двадцать раз больше суммы, какая была у него на счете, что делало мечту практически неосуществимой. Столько скопить, работая в «Ассоциации Феллнер», никогда не удастся, а что касается искусства, то тут и говорить нечего. С тех пор как банк «Латино» купил его бронзовую композицию (а прошло уже несколько месяцев), Дэнни не удалось продать ни одной своей работы.

Приемник Кейли был настроен на утренний выпуск новостей национального государственного радио. Эта дурацкая болтовня ей нравилась, а ему нет. Дэнни выключил радио, прислонил голову к слегка подрагивающему окну и закрыл глаза.

Кейли вдруг вздумалось прервать многозначительное молчание.

— Ну… и о чем ты сейчас думаешь?

Притворяясь дремлющим, Дэнни недоуменно пожал плечами. «Да о том, что не продаю свои работы, у меня нет денег и поэтому не могу жениться. Я думаю обо всех этих болевых точках моей жизни».

— Дэнни!

Он приоткрыл веки. Надо же, какая упорная.

— Что?

— О чем ты думаешь?

В их отношениях существовала какая-то загадка, потому что они, вроде бы не имея ничего общего, тем не менее были созданы друг для друга. После первой же встречи с Кейли у Дэнни внутри что-то вспыхнуло, и он верил, что это никогда не погаснет. Стоило им разлучиться на несколько дней, как он начинал тосковать, буквально не находя себе места. То же самое происходило и с Кейли — во всяком случае, так она говорила. А вместе им было замечательно, просто волшебно. Они словно подпитывали друг друга энергией. Несмотря на совершенно различный род занятий и воспитание, между ними существовала такая гармония, что они могли читать мысли друг друга. «Наверное, у нас с тобой общий мозг», — повторял Дэнни. И Кейли с ним соглашалась.

«Ясное дело, в конце концов мы поженимся, — подумал Дэнни. — Вот встану на ноги, найду наконец настоящую работу и…»

— Дэнни, — снова прервала его размышления Кейли, — полиция контроля мозгов требует отчета.

Он открыл глаза. Прищурился.

— Я обгорел.

— Бедный ребенок!

— И на зубах скрипит песок.

— Вот это уже хуже.

— Еще я думал о том… что пора кончать с «Дэнни» и становиться «Дэниелом».

Кейли задумалась.

— Зачем?

— Завтра мне исполняется двадцать шесть лет.

— Неужели? Но день рождения еще не повод для смены имени.

— Наверное, ты, как всегда, права. — Дэнни потянулся за ее рукой и поднес к губам. На вкус пальцы Кейли были чуть солоноватые. — Хватит обо мне. Давай поговорим о тебе.

Кейли улыбнулась.

— Уверен, ты мечтаешь поскорее добраться до дома. Соскучилась по компьютеру, своей духовной пище. К тому же надо кое-куда позвонить.

— А тебе не нужно кое-куда позвонить?

— Мне тоже…

Кейли вздохнула и щелкнула выключателем приемника.

— Я знаю, это тебе кажется скучным…

— Нет же, — проговорил он. — Заниматься бизнесом даже интереснее, чем искусством… но, понимаешь, обстановка, все, что бизнес окружает…

Кейли рассмеялась.

— Ты вспомнил об этом, потому что надо идти на открытие выставки Джейка и подхалимничать перед владельцами галерей.

Дэнни поморщился. Впрочем, все равно хорошо, что лед наконец-то растаял.

— Пойдешь со мной?

Кейли загадочно улыбнулась.

— Или вымоешь голову и сядешь смотреть обозрение «Уолл-стрит джорнал» за неделю?

— С чего ты взял?

— А вот с того.

— Опять прочитал мои мысли.

— Может, мне тоже остаться дома? — мечтательно промолвил Дэнни. — Вымою голову… там столько песка.

— Тебе никак нельзя, — возразила Кейли.

— Почему?

— Мы не имеем права подводить Джейка. Он на нас рассчитывает. К тому же там будет не так уж плохо.

— Да, — согласился Дэнни и снова прислонил голову к окну.

* * *

Выставка Джейка открывалась в галерее «Петрус» в Джорджтауне.

Вся галерея состояла из единственного ярко освещенного зала с высоким потолком и розовыми кирпичными стенами и, как ни странно, в негритянском районе — шесть кварталов вдоль реки Потомак рядом со сваями скоростного шоссе, — хотя в полумиле на восток эти кварталы вливались в каньон, образованный вздымающимися ввысь великолепными современными зданиями, где размещались адвокатские фирмы и различные неправительственные учреждения вроде Всеамериканской организации здравоохранения.

Дэнни откровенно маялся. Он дал себе зарок, что если хотя бы еще раз услышит, что «нынешний июль — самый прохладный в истории Вашингтона», то непременно уйдет, рискуя сократить и без того скудное количество присутствующих. Всего их было около двадцати пяти, и развешанные по стенам мрачные полотна вроде никого не интересовали. В основном гости налегали на бесплатную выпивку, ради которой они, видимо, сюда и пришли. В мусорных урнах росли горы порожних банок.

Слева кто-то снова начал настаивать, что «поскольку до 1918 года никакой регистрации погоды в регионе не вели, то нынешний июль, несомненно, следует признать самым холодным за всю историю».

Ну что ж, сказал себе Дэнни, ничего не поделаешь, пора сматываться.

Кейли не отпускала от себя мама Джейка. Они уже разговаривали пятнадцать минут, и подруга бросала на Дэнни выразительные взгляды. Дескать, выручай. Он уже перекинулся парой слов со всеми нужными людьми, в том числе с влиятельным критиком из «Пост» и обозревателем из «Современного искусства», так что причин задерживаться не было.

Примерно на полпути к Кейли его окликнули.

— Дэнни Крей, это вы?

Лавиния. Необыкновенная женщина. Никто не знал точно, сколько ей лет, но существовали фотографии, где она была запечатлена рядом с Джоном Кеннеди, Энди Уорхолом, Пегги Гуггенхайм[1] и Лу Ридом[2]. Она владела двумя галереями — «Неон» в Вашингтоне и «Кунстблитц» в Берлине — и была заметной фигурой в вашингтонских художественных кругах.

— Вы не ошиблись, — ответил Дэнни, приглаживая ладонью свои короткие волосы ежиком, а затем после ритуального объятия добавил: — По крайней мере мне так кажется.

Она захохотала, будто он сказал что-то невероятно остроумное, и внимательно посмотрела на него сквозь сильно подведенные тушью ресницы. Чуть ли не флиртовала. Кейли, увидев его рядом с Лавинией, вскинула брови и послала ободряющую улыбку.

— Мне тоже кажется, что это вы, — произнесла Лавиния. — И это очень кстати, ведь именно вас я ищу. — Она протянула Дэнни пустой бокал. — Принесите, пожалуйста, «плонк», только белый… а потом поговорим.

Они вышли в небольшой садик за галереей, и Лавиния закурила. Воздух был столь тяжел и напитан влагой, что дым от сигареты не поднимался, а стелился, как туман. Дэнни, чтобы поддержать друга, спросил у Лавинии, что она думает о выставке Джейка.

Она пренебрежительно тряхнула своими пышными волосами.

— Это не в моем вкусе.

— Почему? Разве его работы не хороши?

Лавиния усмехнулась.

— Нет, палитра мутная. К тому же все вторично. Но я хотела поговорить с вами не об этой выставке. — Она кокетливо взглянула на Дэнни и неожиданно ткнула его в грудь ярко-красным ногтем. — А о… вас!

Лавиния рассказала, что видела его скульптуру в «Банко Сальвадор» и работа произвела на нее сильное впечатление, такое, что она стала искать возможность познакомиться с другими его произведениями. Ей удалось посмотреть литографии, которые он дал во временное пользование ресторатору в Джорджтауне, картину, купленную Кафритцами (она висит у них в музыкальной гостиной), а также инсталляцию в «Торпедо фактори» в Александрии.

— Мне понравилось.

— Какая из работ? — спросил Дэнни.

— Да все понравились!

— Замечательно.

— А теперь слушайте самое главное, — сказала Лавиния. — В расписании выставок галереи «Неон» образовалось «окно». И очень даже широкое. Две недели в октябре. Я могу открыть вашу выставку в пятницу, пятого октября. Вас это интересует?

— Так ведь…

— На монтаж два дня, среда и четверг, то есть третьего и четвертого. — Неожиданно она что-то вспомнила. — А работ у вас достаточно?

— Конечно, — ответил Дэнни не задумываясь. — Но… как получилось, что…

Лавиния драматически устремила взор в небо.

— Выпал один из моих художников. Яркое дарование, молодой… но совершенно неуправляемый. Теперь вот он в депрессии, валяется в постели, ничего не делает. И это продлится до Рождества. А я ждать не могу. У меня бизнес, а не клиника. — Она вопросительно посмотрела на Дэнни. — Так что?

— Прекрасно, — промолвил он, глупо улыбаясь.

После этого разговора Дэнни решил, что должен остаться. Ему казалось неприличным уходить прежде Лавинии.

Через минуту появилась Кейли вместе с Джейком и его мамой.

— Это была та самая Лавиния Тревор? — воскликнула она с восторженными нотками в голосе. — Поведала что-нибудь интересное?

Дэнни пожал плечами. При Джейке рассказывать не хотелось, поскольку галерея «Неон» была солиднее «Петруса».

— Кто-то же должен был принести ей вина и составить компанию, пока она курит.

— Но она что-нибудь сказала? — спросил Джейк. — Насчет выставки? Свое мнение?

— Извини, я очень старался, но склонить к обсуждению твоих работ галерейщицу не удалось. Один из ее любимцев не вылезает из депрессии. Она все время распространялась об этом.

Кейли скосила глаза на часы. По понедельникам ей нужно было вставать в пять тридцать, чтобы успеть прочитать утренние газеты и до открытия рынка ценных бумаг написать в Интернете колонку.

Дэнни сжал ее руку.

— Тебе пора двигать домой. А меня кто-нибудь подвезет.

Кейли улыбалась. Она была уверена: Лавиния что-то замыслила.

Галерейщица собралась уходить только через полтора часа после Кейли. Направляясь к двери, она бросила на Дэнни заговорщицкий взгляд и кивнула. А он понял, что ему придется остаться до конца. Джейк был очень пьян и вести машину не мог.

Даже по пути домой он продолжал потягивать мерло из наполовину опустошенной бутылки.

Дэнни пытался его успокоить.

— Все прошло замечательно.

— Правда? — с надеждой произнес Джейк.

— Конечно. Большой успех.

— Но ничего не продано. — Джейк отвернулся к окну.

— Разве в этом дело? — с жаром проговорил Дэнни, хотя друг был прав. — Вначале выставляешься, а продаешь потом. Между этими двумя фазами должно пройти время.

— Ты так считаешь?

— Разумеется.

Неожиданно Джейк вскинул голову и с подозрением посмотрел на Дэнни.

— А чего это ты сегодня такой веселый?

— Веселый? — усмехнулся Дэнни. — С чего ты взял? В последнее время я не вылезаю из депрессии.

Друг сосредоточенно задумался, удовлетворенно кивнул, закрыл глаза и через секунду громко захрапел.

А у Дэнни после того, как он отвез Джейка, настроение начало портиться. Наверное, не надо было поминать депрессию.