Эйдриен прибыла в больницу на следующее утро почти на полчаса раньше назначенного времени. Она прекрасно выспалась и надеялась, что сумет повидаться с Макбрайдом до прихода Шоу. Однако сестра в приемной наотрез отказалась ее пропустить:
— В сектор «А-4» посетители не допускаются. Это относится ко всем без исключений.
Впрочем, посетительница оказалась очень настойчивой, и ей разрешили подождать.
В десять утра из лифта вышел доктор Шоу. От былого радушия психиатра не осталось и следа: он выглядел мрачно и решительно. Без долгих прелюдий Шоу оборвал на полуслове попытавшуюся возражать дежурную, и они вместе с Эйдриен проникли за тяжелые металлические двери сектора «А». На пункте охраны светились телевизионные экраны, показывая с десяток белых одноместных комнатушек, обитатели которых вели себя крайне пассивно.
— Вы знаете правила, доктор, — торопливо проговорила сестра.
— Вот именно. Я знаю правила и, уверяю вас, перевел бы пациента в другой сектор, будь у меня хоть немного времени. Дело не терпит отлагательств, простите, — ответил Шоу.
Эйдриен поразилась его словам: «Не терпит отлагательств?»
— Что ж, если вы нарушите протокол, — не сдавалась сестра, — я буду вынуждена…
— Почему бы вам просто не написать докладную? — посоветовал Шоу, удаляясь прочь. — Я в любом случае срочно выписываю этого пациента.
— То есть как это выписываете? Этот человек не в том состоянии, чтобы…
Впрочем, окончания фразы психиатр уже не услышал: он шел так быстро, что Эйдриен приходилось почти бежать за ним.
Они двигались по коридору вдоль больших окон с проволочной сеткой, за которыми лежали пациенты. Очень скоро Шоу и Эйдриен оказались у нужной палаты; врач открыл дверь и шагнул внутрь. Обстановка здесь была довольно скудная: в стену встроен небольшой шкаф с выдвижными ящиками, а у другой стены стояла железная кровать, напротив которой висел телевизор. На потолке крепилась видеокамера внутреннего слежения, а в углу приютился компактный санузел.
Пациент лежал, облокотившись на пару подушек, смотрел какую-то «мыльную оперу» и при виде посетителей не шелохнулся. Впрочем, скоро стало ясно, почему он и не мог этого сделать: его запястья пристегнули к кровати ремнями. Эйдриен стремительно повернулась к психиатру и строго потребовала:
— Освободите его сейчас же!
— Потерпите, скоро я сниму эти ремни, — заверил Шоу, мягко отстраняя спутницу. По-отечески положив ладонь на плечо пациента, он проговорил: — Льюис, я должен сказать вам кое-что очень важное. Пожалуйста, выслушайте.
Реакции не последовало, но психиатр не сдавался:
— Льюис, у нас совсем мало времени. Скажите, вы меня слышите или нет?
Тишина. Эйдриен поразилась, насколько постарел Льюис с тех пор, как она последний раз его видела. Лет на десять, не меньше. Лицо осунулось, скулы покрылись щетиной, а запавшие глаза избегали ее взгляда. Не в силах терпеть это дальше, девушка схватила пульт и выключила телевизор. На это Макбрайд отреагировал самым неожиданным образом: он повернулся к ней и поблагодарил:
— Спасибо, а то мне это кривлянье уже на нервы действует.
Эйдриен хихикнула, обрадовавшись, что добилась от него хоть какой-то реакции.
— Послушайте, Льюис, — властно обратился к пациенту Шоу.
Тот покачал головой и закрыл глаза.
— Доктор, оставьте меня. — Голос звучал глухо, точно сквозь каменную стену.
— Я вас выписываю, — объявил психиатр.
Слова не сразу проникли в капсулу отрешенности, которой окружил себя Макбрайд. Его глаза приоткрылись, и он искоса посмотрел на врача.
— Только сначала вам придется внимательно меня выслушать, — проговорил Шоу.
Пациент затаил дыхание. Его собеседник откашлялся, словно собираясь сообщить нечто важное, как вдруг в разговор вмешалась Эйдриен.
— Ты не виновен! — выпалила она, не в силах оттягивать важное объяснение. — Ты никого не убивал.
— Позвольте мне самому… — прервал ее Шоу.
Эйдриен коснулась ладонью щеки Макбрайда, повернула к себе его лицо и заглянула в глаза:
— Я проверила по архивам. Ни убийства, ни полицейского расследования — все это ложь.
Льюис покачал головой:
— Нет, я знаю, что случилось. Такого не придумаешь.
— Ты ошибаешься. У тебя даже жены не было, не говоря уж о ребенке. — Эйдриен замолчала и некоторое время колебалась: сказать ли, что его среди живых тоже формально нет? — Это так же, как у Никки — тебя каким-то образом заставили поверить в несуществующее.
— Кто заставил? — скептично проговорил Макбрайд, даже не рассчитывая на ответ, поставивший Эйдриен в тупик. Та промолчала, и он повторил: — Кто?
Не находя ответа, девушка посмотрела на Шоу. Тот тоже молчал. Тогда Эйдриен пожала плечами и призналась:
— Не знаю. Кто-то.
Макбрайд отвернулся и глухо проговорил:
— Не надо, впустую это. Я все прекрасно помню — мне до сих пор кажется, что у меня бита в руках.
— Лью, — начал Шоу, но тот перебил его и заговорил с Эйдриен:
— То есть ты хочешь сказать, что я просто экран для чьего-то проектора?
Собеседница подумала, пожала плечами и ответила:
— Ну, в некотором смысле да.
Льюис обратился к психиатру:
— Ладно, предположим, вы правы. Только я не вижу в этом смысла. С чего вдруг кому-то понадобилось, чтобы я считал себя убийцей? — Шоу молча нахмурился, и Макбрайд с отчаянием обратился к Эйдриен: — Какой смысл?
Вопрос повис в воздухе, и в пустой, стерильной комнате наступила сверхъестественная тишина. Трудный вопрос, на который так сразу и не ответишь. Эйдриен отчаянно пыталась найти объяснение тому, что случилось с Лью. И вдруг нашла. Оно оказалось таким простым. Она откашлялась и сказала:
— Чтобы ты покончил с собой. Как Никки.
Когда с Макбрайда сняли ремни, он смог прочесть вырезку из «Икземинера». Затем Шоу сказал ему:
— Лью, а теперь я хотел бы вас загипнотизировать.
— Нет уж, док, увольте: плавали — знаем. Если не возражаете…
— Я не смогу вас отпустить, — объяснил Шоу, — пока не удостоверюсь, что вы не находитесь под влиянием постгипнотического внушения. Откуда бы оно ни происходило.
Пациент задумался и обратил на доктора непокорный взгляд.
— Буду с вами откровенен, — продолжил психиатр. — После того, что вам довелось пережить, на скорую поправку рассчитывать не приходится. При любых обстоятельствах я бы порекомендовал консультации психиатра и гипнотерапию. Причем в больших дозах. — Он ненадолго замолчал и вздохнул: — К сожалению, пока мы такой роскоши позволить себе не можем. Эйдриен подтвердит, что меня уже навещали — кое-кто из правительственных органов. Эти люди намекнули, что в деле замешаны серьезные лица. Не знаю, насколько они говорили правду, но одно я осознал четко: ваши интересы в учет не ставятся. Более того, у меня сложилось недвусмысленное впечатление, что им вообще безразлична ваша судьба.
Макбрайд погрузился в задумчивость и через некоторое время проговорил:
— Насколько я понял, по-вашему, кто-то закодировал меня на особую программу?
— Совершенно верно! Вот почему так чертовски сложно было до вас достучаться. Как только мы приближались к настоящему прошлому, тут же всплывал этот страшный эпизод — беспощадная выдумка, синдром. Чувствуя его приближение, ваша психика начинала паниковать и защищаться. Гениально. Они искусственно создали настолько ядовитое воспоминание, что в вас намертво угнездилось твердое неприятие самого себя.
И хотя руки Льюиса уже не стягивали ремни, он по-прежнему находился в глубокой депрессии.
— Допустим, вы правы, — сказал Макбрайд не без доли скептицизма. — Тогда, может, оставить все как есть?
— Нет! — воскликнула Эйдриен дрожащим от злости голосом. — Нет! Кто-то грязно поиграл с твоим рассудком. А ты хочешь все так и оставить? Проснись! Ты не убивал Эдди, не взрывал дом и не переворачивал все вверх дном в моей квартире.
— Кто такой Эдди? — спросил Шоу хриплым от тревоги голосом.
— Поверьте, это очень неприятная история, — сказала Эйдриен, даже не взглянув на психиатра. Тут ей в голову пришла неожиданная мысль: — Обождите. А ведь мне всегда казалось, что гипноз безвреден и с его помощью невозможно закодировать пациента на разрушение. Я слышала, что нельзя под гипнозом заставить человека причинить боль другому. Не говоря уже о самоубийстве.
— Это сказки, — отмахнулся Шоу. — Пропаганда специалистов, работа с общественным мнением. Льюис вам об этом расскажет: это он на собственной шкуре испытал.
— Почему сказки? — спросила Эйдриен.
Шоу взглянул на часы и запустил пятерню в волосы.
— Все зависит от контекста, — объяснил он.
— Какого контекста? — не поняла собеседница.
— Ну, к примеру, если некто считает, что он на войне и борется за справедливость, то его вполне возможно заставить убить того, кого гипнотизер назовет врагом. Или если гипнотизер внушит клиенту, что его преследуют и он действует в пределах самообороны.
— Хорошо, я поняла, — сказала Эйдриен. — Но это только в теории.
— Вот здесь вы не правы, — ответил психиатр и обратился к Лью:
— Как звали того парня из Дании?
— Пал Хардрап, — ответил Льюис. — Ограбил в пятидесятых банк и убил охранника.
Эйдриен заметила, что Макбрайд явно оживился: дискуссия вывела его из состояния апатии.
— Верно! — сказал Шоу, поощрительно улыбнувшись. — У вас превосходная память.
Секунда — и все заулыбались. Затем Эйдриен перевела взгляд с одного собеседника на другого:
— Его звали Хард-ап[40]? И он ограбил банк? Это что, какая-то психиатрическая шутка?
Льюис улыбнулся.
— Хаардраап, — поправил он. — Его арестовали после ограбления. Он выстрелил в охранника, и тот скончался на месте. Полиция была озадачена: человек не испытывал острой нужды в деньгах и не считался агрессивным. Довольно обычный, законопослушный гражданин. Все задавались вопросом: с чего же он учудил такое? — Макбрайд взглянул на Шоу, и тот кивком попросил его продолжать. — Подобное поведение казалось для него совсем нехарактерным. Вскоре выяснилось, что он действовал под гипнозом: психотерапевт, занимавшийся его лечением, приказал Хаардраапу ограбить банк и застрелить охранника.
— И судья купился на этот бред? — спросила Эйдриен полным сарказма тоном хорошего прокурора.
— Да, потому что психиатр сознался. Сказал, что задумал это преступление для проверки своих сил.
— Ишь ты, — заметила девушка, еще не решив — поверить в историю или нет.
— Дело получило широкую огласку, — пояснил Шоу, — разбиралось в суде высшей инстанции.
— Почему? — поинтересовалась Эйдриен.
— Потому что в момент совершения преступления психотерапевта не было рядом — и все-таки преступник находился под полным контролем.
— Так как же он это устроил? — спросила она. — Я имею в виду психиатра.
— Не напомните, Лью? — попросил доктор.
Макбрайд кивнул.
— Он создал «маску» — внешнюю сторону личности, некоего сверхъестественного человека, и назвал его «Икс», Этот Икс играл роль Бога. И он говорил Хаардраапу, что делать.
— И тот все исполнил? — удивилась собеседница. — Взял и застрелил человека?
— Конечно, — ответил психиатр. — Этот человек был очень религиозен.
Эйдриен задумалась.
— И это подразумевается под словом «контекст»? — уточнила она.
— Да. В нашем примере преступник считал себя исполнителем божественной воли.
— Думаете, с самоубийством тот же номер прошел бы?
— А почему бы нет? — ответил Шоу. — Люди постоянно кончают с собой. При соответствующих обстоятельствах и при верной трактовке самоубийство может показаться достойным и даже разумным. — Он взглянул на часы и обратился к пациенту: — Вы надумали?
Макбрайд пребывал в нерешительности.
— У нас очень немного времени, Лью.
Тот взглянул на Эйдриен и вздохнул:
— Что ж, почему бы и нет?
Шоу улыбнулся и проводил посетительницу к двери:
— Если не возражаете, подождите в кафетерии. Сейчас здесь начнется изгнание бесов.
Она сидела за квадратным столиком в кафетерии и листала финансовые страницы «Таймс», когда заметила направляющегося к ней Шоу — прошел почти час после их последней встречи. Продвижение врача по залу сопровождалось некоторым всплеском интереса. Несколько сестер и докторов поприветствовали доктора. У чайного столика психиатр остановился и сказал что-то невысокому рыжеволосому человеку. В остальных же случаях он махал в ответ рукой, улыбался, выразительно глядя на часы, но так ни разу и не остановился. По реакции публики Эйдриен составила мнение о Шоу как о человеке известном и уважаемом.
— Где Лью? — спросила она.
Доктор занял место напротив.
— Льюис выйдет через несколько минут. Бумаги на выписку уже оформлены, осталось соблюсти кое-какие формальности. — Шоу сделал паузу и продолжил, подвигая к собеседнице какую-то папку: — Кстати говоря, это вам.
— Что это? — удивилась Эйдриен.
— Медкарта нашего друга. Видите ли, слишком много желающих прибрать ее к рукам, а так — на нет и суда нет.
Собеседница нахмурилась:
— Доктор, а вы точно уверены, что его можно выписывать? Что, если он опять что-нибудь отчудит?
— Послушайте, — ответил психиатр, — у нас нет иного выхода. Надеюсь, теперь Лью пойдет на поправку. Очень надеюсь. — Шоу выдавил из себя улыбку. — Нет смысла держать его здесь, и каким бы интересным ни выглядел этот случай, мое участие все равно когда-нибудь должно прекратиться. — Он сидел и разглядывал ногти. — На меня чертовски давят по «соответствующим каналам»… — Психиатр поежился. — Поймите, я зависимый человек, — добавил он и неудачно попытался улыбнуться.
В словах Шоу присутствовал здравый смысл, и все же говорил он как-то не так. Психиатру хотелось, чтобы Эйдриен согласилась и сказала, что все понимает, однако девушка оказалась не в настроении играть.
— Иначе говоря, вы умываете руки.
Собеседник вздрогнул.
— Прошу вас меня понять: на мне лежит ответственность за людей. — Шоу взглянул на потолок и вздохнул.
— Вы правы, я слишком многого хочу, — улыбнулась Эйдриен. — Вы нам очень помогли, спасибо. Единственное, я не знаю, что теперь делать. — Она убрала волосы со лба.
— Не отчаивайтесь, я хотел вам кое-кого посоветовать, — сказал психиатр и похлопал себя по карманам. Наконец извлек из нагрудного кармана рубашки листок бумаги и протянул его собеседнице. Под отпечатанными словами «Источник здоровья» рукой Шоу были нацарапаны имя и фамилия какого-то человека.
— Сидней Шапиро. — Эйдриен перевела взгляд на врача. — Кто это?
Психиатр задумался.
— Это человек, который знает об этом все.
— О памяти?
На лице Шоу мелькнуло странное выражение, и он пояснил:
— Нет. О том, что случилось с вашей сестрой и Льюисом.
— Он в курсе, что с ними произошло?
Психиатр покачал головой и встал из-за стола.
— Сидней Шапиро неплохо знаком с имплантатами и с их использованием во благо и зло. Готов поручиться, он знает о них больше, чем кто-либо в мире. — Психиатр на миг заколебался — его посетила неожиданная мысль. — Хотя, может, и нет.
Эйдриен продолжала изучать надпись.
— А кто он?
Врач задумался.
— Шапиро — бывший государственный служащий; сейчас он на пенсии. — Психиатр горько усмехнулся.
— Думаете, он станет с нами разговаривать?
Шоу покачал головой:
— Не знаю, но, если покажете ему медкарту, может, и согласится.
— Ладно, попробуем. А у вас есть его номер?
И снова отрицательный ответ.
— Он живет в Западной Виргинии, неподалеку от Харперс-Ферри. Его фамилия наверняка есть в справочнике.
— Хорошо, — ответила Эйдриен. — Сид Шапиро. Попробуем.
Она встала и протянула доктору руку на прощание. Тот взял ее руку в свою, накрыл ладонью и проговорил:
— Если он спросит, откуда вы о нем знаете…
— Что сказать?
Психиатр скованно улыбнулся:
— В общем, не упоминайте обо мне. Просто скажите, что видели его в одной документальной передаче.
— В какой? — спросила Эйдриен.
— Думаю, что-то на тему «управление психикой».
Макбрайд дожидался их в вестибюле, и, судя по всему, с доктором они уже успели попрощаться. Шоу лишь вскинул руку в кратком приветствии и торопливо зашагал прочь.
Может, Эйдриен только показалось, но теперь Лью Макбрайд стал каким-то другим. Он словно вырос, и в его поступи появилась расслабленность хорошего атлета. Льюис встретил направлявшуюся к нему Эйдриен улыбкой. И улыбка Макбрайда тоже изменилась. Исчез барьер подозрительности, появилась радость в глазах и что-то еще, и она подумала, что теперь, наверное, с ним все в порядке.
— Не пригласить ли тебя на ленч? — предложил Макбрайд. — Пора обсудить планы на будущее.
Они вышли из больницы — в холодном осеннем небе светило яркое солнце, и Эйдриен, поборов неловкость, спросила:
— У тебя есть деньги? Я совсем на мели.
— Если честно, да. При выписке мне выдали кое-какую сумму — официально я участвовал в исследовательском проекте. Пришлось оформить кучу расписок. Рей Шоу, наверное, хотел подстраховаться на случай суда.
На тротуарах было полно народу: люди торопливо шагали по своим делам. Макбрайд взял Эйдриен за руку, когда они подошли к бордюру, и не отпускал до тех пор, пока они не перешли перекресток.
— Я его понимаю, — продолжил он. — В больнице уже все знают, что я ни на минуту не разлучаюсь со своим личным адвокатом.
— Со своим безработным адвокатом, — поправила девушка.
— Мы оба безработные, — сказал Льюис. — Это у нас общее.
Эйдриен взглянула на него: да, Макбрайд действительно сильно изменился. И разговор их отличался от тех, что они вели раньше. «Наверное, — подумала она, — если человек не знает толком, кто он, то перестает видеть жизнь с ее смешными сторонами. Он не улавливает иронии и сам не в состоянии шутить».
— Куда идем?
— Я знаю неплохую забегаловку напротив Нидл-парка, только дорогу перейти, — на углу Семьдесят шестой улицы и Бродвея.
— Замечательно, — одобрила Эйдриен. — И до отеля недалеко — всего два квартала.
— Хот-доги у них натуральные, в хрустящей оболочке.
— Не вареные, как везде, а обжаренные!
— Точно! И политы настоящей горчицей, а не этой желтой мерзостью.
— А ты, как я погляжу, неплохо знаешь Нью-Йорк?
Льюис пожал плечами и ответил:
— Во всяком случае, я знаю, где купить хороший хот-дог.
Они шли дальше, по пути высматривая свободное такси. Немного погодя Эйдриен сказала:
— Ты кое в чем прав.
— Да? И в чем же?
— Не знаю, наведывался ли кто в больницу, но вот к Шоу точно приходили «гости».
— Я тоже это подозревал. Учитывая то, что он отвечает за целое отделение, Шоу сделал все, что было в его силах.
— Да уж. Если бы ты выбросился в окно… — Она не стала продолжать мысль — о таких вещах способны разглагольствовать только психопаты. К тому же рядом с ней шел человек, который всего несколько часов назад лежал в палате для душевнобольных прикрученный ремнями к кровати.
— Эти мысли остались в прошлом, — заверил ее Макбрайд. — Вместе с бейсбольной битой и лужами крови. Как я мог поверить в подобный бред? Невероятно! Я даже чувствовал, каково это сжимать в руках биту — мне до сих пор не по себе. Купился как дурак.
— Это сейчас легко рассуждать, а тогда все выглядело по-другому.
Остановились на еще одном перекрестке. Льюис очень своевременно придержал спутницу под руку — мимо на красный свет пронесся автофургон. Они сошли с тротуара, и Эйдриен уловила, что Макбрайд встревожен — он крепко стиснул ее руку.
— Тебя что-то беспокоит? — поинтересовалась девушка.
— Знаешь, я доберусь до того, кто сотворил со мной такое. Обязательно.
Глава 33
Эйдриен листала телефонный справочник, отыскивая фамилию человека, к которому посоветовал обратиться Шоу. Записка лежала в медкарте, и девушка, доставая ее, случайно обронила какой-то снимок, сделанный «полароидом». Макбрайд возился на кухне — готовил чечевичный суп из консервов. Эйдриен нагнулась, чтобы поднять фотографию — и замерла. Что это? Девушка взяла снимок, положила его на стол и склонила набок голову: что-то очень знакомое. Где же она видела эту вещицу? Секунда и — вот оно: такая же штуковина лежала на полу ее квартиры, в кучке праха, просыпанного незваным гостем, который перевернул все в доме вверх дном. В прахе Никки была та же самая прозрачная стекляшка. Тогда Эйдриен приняла предмет за какой-то мусор, побочный продукт кремации. И вдруг у доктора Шоу появилась его фотография. Как? Откуда?
Эйдриен перевернула карточку, и на обороте под штемпелем с датой прочла сделанную от руки надпись:
«Объект „Икс“. 64 мм x 6 мм
Извлечен из мозга Дж. Дюрана
Хирург — доктор Н. Аллалин».
В груди похолодело, когда Эйдриен поняла, что в квартире и на снимке два разных объекта. Да, они очень похожи: прозрачные трубочки из стекла, прошитые насквозь золотыми и серебряными нитями. По форме и размерам напоминают рисовое зернышко и явно принадлежат к одному виду. Значит, Никки тоже вставили имплантат — с ней сотворили то же, что и с Лью Макбрайдом. Комок в горле разлился горячим металлом, в груди закипела злоба и тут же сменилась отчаянием.
— Господи! — Эйдриен зарыдала.
Макбрайд отвлекся от супа и взглянул на нее:
— Что с тобой?
Девушка безмолвно качала головой, размазывая по щекам слезы.
Увидев ее такой, Лью поспешил на помощь и заметил в руках Эйдриен фотографию имплантата.
— Что ты, — сказал Макбрайд, слегка стиснув ее плечо, — успокойся, его уже удалили. Теперь все прошло.
— Он лежит на полу в моей квартире!
Этот неожиданный всплеск эмоций застиг его врасплох.
— Что?
— Такой же! В прахе Никки! Один в один!
Макбрайд хотел спросить, как имплантат туда попал, но вовремя спохватился.
— Мне выдали его в похоронном зале вместе с прахом, — объяснила Эйдриен, отирая рукавом слезы, и вдруг горестно засмеялась. — Так, значит, все это чушь собачья! Про Риддлов. И про передозировку! И про компенсацию, которую ей выплатили. Понятно, почему Эдди так ничего и не нашел: потому искать нечего — все вранье. С Никки сделали то же, что с тобой.
Неожиданно Эйдриен захотелось кого-нибудь убить. Например, того человека, который превратил ее сестру сначала в робота, а затем в труп, лежащий в ванне.
— Я этого гада живьем распну! — поклялась девушка.
Макбрайд кивнул, пожал плечами и удалился на кухню.
— Попробуй позвонить, — сказал он оттуда.
Как и предполагал доктор Шоу, номер Сиднея Шапиро значился в телефонном справочнике округа Джефферсон. Усевшись по-турецки на кровать и попивая пиво «Гиннесс», Эйдриен набиралась отваги, чтобы позвонить. По крайней мере пыталась.
— А может, лучше ты позвонишь? — выкрикнула она.
— Ох, черт! — Привычное словцо сорвалось с губ Макбрайда, когда он обжегся о ручку дешевой алюминиевой кастрюльки.
Эйдриен наблюдала, как он, приспособив рукав свитера вместо прихватки, замысловатыми движениями передвигает кастрюльку на холодную конфорку.
— Нет уж, — промолвил Льюис и вышел из кухни. Отнес суп в общую комнату и наполнил две белые пиалы на столе. Рядом лежали пара квадратных пластмассовых коробочек с готовым развесным салатом, батон хлеба и завернутые в фольгу ломтики масла. В пустой баночке от кока-колы красовалась роза — подарок Макбрайда.
— Думаю, надо просто наведаться к этому человеку, — сказал он и жестом пригласил Эйдриен к столу. — Все готово.
Она легко соскочила с кровати и прошлепала босыми ногами в комнату.
— Взять и прийти к нему без всяких звонков?
— Ну, позвонить, конечно, вежливее и соответствует правилам хорошего тона. Только сама подумай, что мы скажем по телефону? Что желаем поговорить о контроле над сознанием? Не думаю, что Шапиро это оценит. Давай-ка нагрянем к нему без предупреждения.
Эйдриен пожала плечами:
— Почему бы и нет?
Макбрайд поднял бутылку пива.
— За тебя. Спасибо, что… — Он искоса посмотрел на нее и улыбнулся с хитрецой. — Ну, не знаю. Просто спасибо.
Они чокнулись бутылками.
— Всегда пожалуйста, — ответила Эйдриен и вспыхнула, потому что фраза прозвучала невероятно глупо. Как это понимать — «всегда пожалуйста»? «Всегда пожалуйста» что? Девушка улыбнулась. Макбрайд долго не спускал глаз с ее лица, а Эйдриен не могла избавиться от улыбки. Да, Льюис стал совсем другим. Эта улыбка уже начинала на нее действовать. Эйдриен и раньше испытывала к нему нечто вроде влечения — так, временами, — а теперь только взглянешь на него, и будто все звенеть внутри начинает. Только этого не хватало. Любовь при данных обстоятельствах скорее ненужное осложнение, от которого будут одни проблемы. «Мало того, что кто-то пытается нас убить, — размышляла Эйдриен. — Я еще потеряла работу, и денег почти не осталось. И о чем я думаю? Чтобы нам с этим приятелем… сойтись? Так держать, Скаут».
Она склонилась над тарелкой, опустила ложку в суп, наполнила ее движением «от себя», как учили в книге по этикету, а затем поднесла ко рту. Суп оказался настолько обжигающим, что Эйдриен едва не поперхнулась. Поборов непреодолимое желание освободить рот, она схватила банку пива и залила жгучее варево несколькими жадными глотками.
— Что-то не так? — спросил Лью.
— Горячо, — ответила Эйдриен, захлебываясь пивом. — Чуть язык не обожгла.
Макбрайд склонился над столом.
— Знаю одно народное средство, — сказал он.
Эйдриен заподозрила, что это народное средство — поцелуй, и снова ощутила резкий прилив желания. Однако объект ее вожделения всего-навсего встал со стула и, явно не собираясь никого целовать, направился в тесную кухоньку за стаканом молока. «Возьми себя в руки, — подумала Эйдриен и сделала глоточек, глядя на улыбающегося Льюиса. — Это стокгольмский синдром. Господи, ну пусть это будет стокгольмский синдром!»
С утра Макбрайд сам сел за руль. По пути Эйдриен ввела его в курс дела, поведав подробности биографии Сиднея Шапиро.
Днем раньше — сразу после памятного обеда с розой и горячим супом — она пошла прогуляться. Макбрайд устал и прилег — давало о себе знать пребывание в палате с усиленной охраной, а Эйдриен не была уверена в себе настолько, чтобы остаться с ним в одной комнате. Поэтому она решила пройтись до библиотеки, где просидела несколько часов перед стопкой книг о ЦРУ.
Литература не изобиловала информацией о Шапиро: тот руководил слишком секретными — и, по мнению Эйдриен, преступными — программами. Практически вся отчетность и документация, связанные с его деятельностью, оказались уничтожены после сенатских слушаний о нарушении прав человека американскими спецслужбами.
Эйдриен кропотливо выписывала обрывки информации, обнаруженные в различных изданиях, и скоро умудрилась составить краткое, но вполне объективное досье на Шапиро.
— Он окончил Кембридж, — рассказывала девушка Макбрайду, сверяясь с заметками. — Как и ты, получил докторскую степень в психологии, а после уехал в Корею. Чем он там занимался, никто не знает, но считался гражданским сотрудником в армии. Это было в пятьдесят третьем. Затем вернулся в Штаты и учредил в Нью-Йорке общество под названием «Фонд экологии человека».
— А дальше? — поинтересовался Льюис.
— Подожди, это еще не все. Юридически фонд считался частной организацией, но все финансирование велось через ЦРУ. Иначе говоря, он являлся учреждением прикрытия.
— Чем-чем?
— Учреждением прикрытия.
Макбрайд мельком взглянул на нее:
— Ты где такого набралась?
— В библиотеке, пока ты спал.
— Ого!
— Так вот, организация Шапиро находилась под крылышком ЦРУ и занималась засекреченными исследованиями. Всем, связанным с поведенческими моделями и контролем над сознанием: «МК-ультра», «Артишок», «Синяя птица» — и прочее в том же духе.
— И Шапиро принимал в этом участие?
— Он руководил этими исследованиями почти десять лет. Затем контору прикрыли, и Шапиро возглавил Управление науки и технологий при ЦРУ. Там изучали интересные вещи: психотропные препараты, гипноз, телепатию, технологии идеологической обработки и управления психикой человека.
— А, помню, — перебил Макбрайд. — На канале кабельного телевидения год назад показывали об этом передачу. Там еще утверждали, что спецслужбы проверяли действие галлюциногенных препаратов на заключенных, душевнобольных и задержанных по политическим мотивам. То есть на тех, кого подозревали в причастности к коммунистической пропаганде.
— И что с ними делали? Накачивали наркотиками?
— Да, только по-умному. Так, что подопытные ничего не подозревали. Они вроде как просто ложились в клинику, и в открытую над ними экспериментов не проводили. Большинство этих несчастных верили, что они больны или сходят с ума.
— Точь-в-точь как ты.
— Многие потеряли рассудок, и как минимум один лишился жизни.
— Кто?
— Некий ученый по фамилии Ольсен. Так называемые коллеги тайно подсунули ему ЛСД — и его понесло. Он стал совершенно невменяемым. По крайней мере так в передаче рассказывали. Побесновался, а несколько дней спустя выбросился из окна своего номера в отеле.
— О Боже…
— Авторы фильма подозревают, что ему помогли.
— Помогли?
— Да. Есть основания полагать, что бедолагу попросту вытолкнули наружу.
— Ничего себе.
В этот момент Макбрайд и Эйдриен переезжали реку Делавэр по двойному мемориальному мосту. Внизу медленно текла темная, отливающая металлом вода, а впереди растянулась рубиново-красная цепочка задних фонарей. Плотный поток автомобилей медленно просачивался сквозь будки контрольного пункта оплаты за проезд.
— Похоже, ты прав, — заметила Эйдриен.
— Насчет чего?
— Чтобы заявиться к Шапиро без приглашения. По телефону он и разговаривать с нами не стал бы.
На пункте оплаты Льюис вложил купюру в протянутую женскую руку. Ее ладонь оказалась такой теплой в морозном воздухе осеннего утра, а момент соприкосновения выглядел до странного четким.