Синдром

— С чего бы вдруг?

— Потому что так не делается: сегодня я подаю на тебя в суд, а завтра мы вместе прячемся в гостинице. Некрасиво. А кроме того, все далеко не так просто, как могло показаться сначала.

После недолгого размышления Джефф решился:

— Хорошо, согласен. Только тебе не обязательно знать имя и фамилию клиента.

Эйдриен склонила голову набок, а затем согласно кивнула.

— Мне просто надо услышать тебя за работой.

Говорил обладатель низкого, грудного голоса. Его английский выглядел почти безупречно, только слегка чувствовался резковатый бенилюксовский[28] акцент. Дюран небрежно развалился в кресле и задумчиво слушал, глядя в потолок.

— Вообще-то ты с ним встречалась.

— Я?

Джеффри кивнул:

— Когда впервые пришла ко мне.

Собеседница задумалась, припоминая.

— У нас был сеанс, — подсказал Дюран. — Помнишь здоровяка со светлыми волосами?

Эйдриен склонилась к магнитофону и прибавила громкость, хмурясь от безуспешных попыток вспомнить пациента доктора.

— Ты наорала на него, ну? Крикнула: «Проснись!»

— Ах да. Точно!

— И назвала меня…

Она кивнула.

— Я очень расстроилась. А теперь — тише, я хочу послушать. — Эйдриен чуть отмотала назад пленку и прибавила громкость.

Дюран: «Сосредоточься на дыхании. Во-о-от так. А сейчас дыши со мной вместе… Хорошо! Очень хорошо. Ты чувствуешь умиротворение, Хенрик? Оно пронизывает тебя насквозь. И когда мы выдыхаем, чувство покоя только усиливается. Вот так. Да. Вот так. Я хочу, чтобы ты ощутил воздух, как он входит и выходит. Ты знаешь, где мы, Хенрик?

Хенрик: В безопасном месте.

Дюран: Верно. Мы в безопасном месте. На скале. Я слышу, как ласкают камень волны. Прямо под нами. Легкий ветерок колышет водную гладь. Ты чувствуешь, как он ворошит волосы?

Хенрик: И чайка. Над головой.

Дюран: Верно. Там чайка, кружит в небе над нашими головами. Парит на ветру.

Хенрик: Как хорошо.

Дюран: А теперь я попрошу тебя вспомнить ту ночь, когда ты ехал… Ты ехал на машине в Уоткинс-Глен. Помнишь, Хенрик?

Пленка микрокассеты медленно отматывалась.

Хенрик: Было уже поздно, дело шло к вечеру — стоял ясный день, я шел мимо кондитерской.

Дюран: Нет, вряд ли. Не думаю, что ты шел. Может быть, ты ехал? Ты помнишь, что сидел в машине? Вечером?

Хенрик: Да.

Эйдриен взглянула на психотерапевта, который поставил ноги на пол и, сосредоточенно подавшись вперед, внимательно слушал.

Дюран: Кому принадлежала машина?

Хенрик: Я… не помню.

Дюран: Я полагаю, твоим родителям?

Хенрик: Да. Родителям.

Дюран: Отлично. А потом что случилось?

Хенрик: Я увидел огни.

Дюран: На что они похожи?

Хенрик: Я подумал, что это фары, но…

Дюран: Нет. Я уже говорил тебе, Хенрик: так подумал твой отец. Тебе было семь лет, ты растерялся. А потом огни окружили тебя. Ты купался в свете. Помнишь?

Хенрик: Да. Да, конечно.

Дюран: Казалось, будто… Ты можешь сказать мне, на что это было похоже, Хенрик?

Хенрик: Не знаю.

Дюран: Ты словно оказался в свете прожектора, правда?

Хенрик: Да! В моей груди. Как… прожектор в моей груди!

Эйдриен остановила запись и пристально посмотрела на Дюрана. Он сдвинулся на самый край сиденья и выглядел явно потрясенным.

— Ты рассказываешь за него, — сказала она.

Тот кивнул.

— Ведешь его по какому-то сценарию, — пояснила собеседница.

— Я и сам понял.

— И это называется терапией?

Джефф покачал головой:

— Нет. Это… не знаю что.

— И чем страдает твой пациент? Какие у него проблемы?

Психотерапевт откашлялся.

— У него галлюцинации. Считает, что его похитили инопланетяне. Он уверен, будто у него в сердце сидит червь, отдающий ему приказы.

Эйдриен внезапно зашлась пронзительным злым смехом и так же неожиданно смолкла.

— Что ты с ним делаешь?

Джеффри словно дар речи потерял. Наконец откашлялся и сказал:

— Ну, после того, что мы слышали, я, видимо, свожу его с ума.

— Как и Нико. Только другой байкой.

Бывший врач не находил слов.

Девушка склонилась над магнитофоном и снова нажала «Пуск». На пленке психотерапевт продолжал морочить клиента. Полчаса спустя, когда сеанс подошел к концу, Эйдриен шлепнула по кнопке «Стоп» и взглянула на Дюрана.

— Я одного не пойму, — сказала она. — Зачем ты забиваешь людям головы этим бредом?

— Не знаю.

— Будто готовишь их к передаче «За гранью непознанного»! Моя сестра думала, что в десять лет трахалась с Дьяволом, а этот человек — Генри…

— Хенрик.

— Да не важно! Он считает, что у него в голове поселился ленточный червь!

— В сердце.

— Хватит! Меня лечить не надо!

— Да, я понимаю, но…

— И что ты понимаешь?

Дюран покачал головой, не в силах подыскать правильные слова. Наконец он сказал:

— Не знаю. Только это не я.

— Что?!

— Нет, я, конечно. Только я сам бы никогда не стал так разговаривать с пациентом.

— Ты все слышал.

— Да, но…

— Что? Ну определись же наконец — это ты или нет?!

Джефф на миг умолк и отрешенно промолвил:

— Похоже. Очень похоже.

В тот вечер Дюран ненадолго отлучился, вернувшись через полчаса с курицей гриль, пластиковыми коробочками картофельного салата и бутылкой охлажденного «Шардонэ». Ели на кухне, молча, за столом из серого жаростойкого пластика с обитыми металлическими уголками краями, который напоминал обеденный стол в доме Дека и Марлены.

Наконец Эйдриен встала, резко скрипнув стулом по полу.

— Я ненадолго — прогуляюсь.

— Хочешь, составлю компанию? — предложил Дюран.

— Нет, мне надо подумать.

Стояла прохладная ночь, воздух был свеж, а в душе девушки кипело настоящее сражение. Эйдриен пыталась отогнать от себя мысли о том, как подло ее нынешний собрат по несчастью сводил с ума Никки и уловками заставлял поверить в собственное безумие голландца.

И это вскрылось теперь, когда Дюран только начал ей нравиться… Надо отдать должное его чувству юмора, к тому же у него неплохая привычка спасать ее от неприятностей. А если начистоту, Дюран и впрямь хорош собой: высокий, поджарый, с правильными чертами лица, глаза цвета кобальтовой сини… А вот теперь он все больше и больше напоминает этого русского. Как его…

Распутина.

Размышляя подобным образом, Эйдриен дошла до края променада и уже хотела вернуться, как вдруг передумала. Она спустилась по деревянным ступеням к воде. В туфли песок набьется — ну и пусть, не важно. Стояла чудесная ночь: звезды сияли так ярко, что казались мокрыми, а луна походила на холодную чистую сферу, бросавшую на поверхность моря ясную серебристую дорожку. Вода как раз сходила — отлив. Прибой с мягким шелестом накатывал на гальку и отступал, нежно перебирая камни,

«Дюран, — думала Эйдриен. — Что он сейчас делает?» В нем проявилась та же беззащитность, что и у Никки незадолго до смерти. Он был столь же потерян и отрешен. Эйдриен сняла туфли и понесла их в руке, медленно шагая вдоль кромки воды. Заигрывала ногой с мелкими волнами и удивлялась: «Откуда у него все эти фантазии? Даже не оригинально и не слишком занимательно: инопланетяне, сатанисты… Нелепость какая-то. В такие вещи давно никто не верит и всерьез их не воспринимает. А если кто-нибудь и интересовался подобным бредом, то давно разобрался, что здесь к чему. А этот червь в сердце? Вот уж увольте».

Вроде бы смешно до абсурда, да только слишком для многих эта игра оказалась последней. Бонилла погиб, мертвы Медведь и его напарник. Самой Эйдриен тоже уготовили эту участь, и она лишь чудом спаслась. Благодаря Дюрану…

Она что-то тихо пробормотала и покачала головой. Концы с концами не сходятся. Зачем сестре понадобилось оружие? Тем более такое… И что это было за оборудование в квартире Барберы? Что искали в ее доме? Эйдриен пыталась понять и не могла. Единственное, что имело хоть какое-то отношение к Никки, — ее прах. А если к ней наведывались за винтовкой, так она осталась в квартире сестрицы — стоит себе спокойненько в гардеробе. Ноутбук? Но она уже проверила там все содержимое, покопалась в папках и файлах и ничего необычного не обнаружила. В адресной книге десять строчек, ни одна из которых не представляет интереса: они с Дюраном, Рамон, банк, парочка «обедов с доставкой», ветеринар Джека… Никаких приятелей, которых можно хотя бы косвенно обвинить в ее самоубийстве; никаких списков, наводящих на мысль об участии Никки в добровольном патруле или женской ассоциации снайперов. И все-таки…

Когда Эйдриен вернулась домой, посуда была перемыта и на кухне царила чистота. Из соседней комнаты доносился звук работающего телевизора — восторженный голос удачно продекламировал какую-то реплику, и в ответ раздался взрыв смеха. Впрочем, Дюран уже вовсю храпел на диване. Эйдриен перенесла ноутбук сестры на кухню, поставила его на стол, подняла крышку и нажала кнопку «Пуск». Затем откинулась в кресле и безучастно смотрела на экран, пока компьютер загружался.

С минуту машинка проходила свою обычную рутину и скоро приготовилась к работе. Новая хозяйка подключилась к почтовому серверу, терпеливо подождала, когда закончится обмен паролями, и вскоре просматривала разделы в «почтовом центре»: новая почта, прочитанные сообщения, отправленные сообщения. Там не оказалось ничего стоящего: парочка новостей от страховой компании, специальные предложения с котировками ценных бумаг и парочка никому не нужных посланий с рекламой витаминов, косметики и пищевых добавок.

Эйдриен вышла из Интернета, вернулась на рабочий стол и щелкнула по иконке бухгалтерской программы, лелея слабую надежду отыскать пропавшие полмиллиона. И опять ее ожидания не оправдались: судя по всему, сестрица этой программой так ни разу и не воспользовалась.

Затем Эйдриен заглянула в календарь почты, который мог бы поведать многое, если бы жизнь сестры хоть отдаленно напоминала ее собственную. В отличие от ветреной Нико ее младшая сестренка заносила в компьютер время и место встреч, оставляла себе записочки на память; здесь же фиксировался ее вес и отмечалось, сколько она пробегала километров. Календарь напоминал ей о днях рождения, сроках сдачи самых разных работ и массе всего прочего. Календарь же Никки, как и ее жизнь, был раскрашен в черно-белую полоску: время от времени она отмечала встречи с Дюраном, походы в салон красоты, к парикмахеру, к ветеринару. Особенно порадовала лаконичная запись, появлявшаяся в календаре каждые две недели: «Сестр. — здесь в 19.00» или «Сестр. — у нее в 20.00». Напоминание об очередном месте семейного ужина… Календарь не выдал тайной принадлежности Никки ни к религиозной секте, ни к культу дьяволопоклонников; она не ходила в школу художественного мастерства, не посещала группы поддержки подвергшихся ритуальному насилию. И не брала уроков стрельбы.

Короче говоря, проверка компьютерных файлов принесла с собой одно разочарование, хотя ничего другого Эйдриен и не ожидала. Вернувшись из Европы, сестра стала вести на удивление замкнутую жизнь. Она каталась на роликах, выгуливала Джека и не заводила ни с кем близких отношений. Кроме всего перечисленного и визитов к Дюрану, ее почти ничего не интересовало. А потому скудость календаря нельзя назвать неожиданной.

Зато сам собой напрашивался вопрос: «Зачем Никки вообще понадобился компьютер?» Она с таким же успехом могла бы обойтись небольшим блокнотиком. Получается, что квартиру Эйдриен перевернули вверх дном вовсе не из-за ноутбука и, выходит, она проглядела что-то важное.

Подавив зевок, девушка принялась просматривать календарь месяц за месяцем, надеясь обнаружить что-нибудь необычное. Пусто: визит к стоматологу в июле, поездка в гостиницу для собак в октябре, заметка «Съездить в Вулфтреп на винный фестиваль».

Эйдриен нахмурилась: «Гостиница для собак? Это уже что-то новенькое». Она вернулась к октябрьским записям и щелкнула мышкой на девятнадцатом по счету файле:

«Сделать: Джека — в собачий питомник.

Место: Арлингтон.

Дата начала: 7 октября, воскресенье.

Дата завершения: 12 октября, пятница».

Эйдриен откинулась на спинку кресла и озадаченно посмотрела на экран. Никки никуда не выезжала — так чего ради ей понадобилось отвозить Джека в собачий питомник? Стала перебирать в памяти события месячной давности и припомнила, что как-то в октябре пыталась связаться с сестрой, но та не подходила к телефону. Так что же у нее стряслось? Эйдриен тогда обеспокоилась и отправила сообщение по электронной почте, которое Нико проигнорировала. Та же участь постигла и все оставленные на автоответчике послания. Она собиралась уже наведаться к сестре домой — проверить, все ли там в порядке, — как вдруг Никки объявилась и вела себя как ни в чем не бывало.

У них еще на эту тему произошел разговор: «Где ты была?» — «Нигде». — «То есть как нигде? Я тебя всюду искала». — «Не заводись, просто закрутилась и забыла перезвонить». После недолгих размышлений вспомнилось, что те события происходили как раз в начале октября. Эйдриен окатило волной некоего злорадного удовлетворения при мысли, что сестра ей солгала. Вот доказательства — прямо здесь, на компьютере, ее собственные слова: «Джека — в собачий питомник».

«Где ты была?» — «Нигде».

Девушка выключила компьютер, встала, потянулась и зевнула, подумав: «Никки вела тайную жизнь. Где-то».

Утро началось с шума дождя. По крыше сильно барабанило, где-то рядом яростно ревел прибой, а Эйдриен лежала на непривычно голом матрасе, кутаясь в колючее одеяло. Домик сдавался без постельного белья, а когда они с Дюраном ездили за покупками, это совсем вылетело из головы. Хорошо хоть, нашлась пара ветхих пляжных полотенец, так что душ можно было принимать без неприятных последствий. Голова болела, и девушка коснулась ушибленного места, осторожно ощупав припухлость над ухом. Кажется, со вчерашнего дня стало только хуже. Свесив ноги с кровати, страдалица взглянула на часы и удивленно захлопала ресницами: почти полдень!

Быстро оделась, натянула футболку и шорты для пробежек с явным намерением не отступать от заведенных правил, хотя и могло показаться, что планы на утро безнадежно испорчены из-за дождя. Дюран проснулся давно. Чистый и выбритый, он устроился на диване и, сжимая в руке пульт, смотрел телевизор. Эйдриен заглянула в комнату, и он выключил звук.

— Привет.

— А ты, как я погляжу, от голубого экрана ни на шаг?

Вопрос был риторическим, но Джефф не уловил иронии. Он задумался и после размышления ответил, словно это оказалось для него откровением:

— Да, видимо.

Нажал кнопку, и телевизор, вспыхнув, погас. Дюран небрежно отбросил пульт в сторону.

— Мог бы меня разбудить, — упрекнула Эйдриен.

Джефф пожал плечами:

— Зачем? На улице льет, как из ведра.

— Я хотела кое-что сделать перед отъездом.

— Что, например?

— Ну, для начала выпить кофе, — без долгих раздумий ответила Эйдриен и направилась на кухню ставить чайник. На стойке нашлись специальная пластмассовая воронка для заваривания кофе и коробочка фильтров. Девушка вложила фильтр в воронку, водрузила ее на чашку и щедро насыпала пару столовых ложек кофе.

— Ты не в курсе, Никки никуда не уезжала? — поинтересовалась она между делом.

— То есть? — не понял Джефф и зашел на кухню.

— Нико когда-нибудь выезжала из города?

Дюран нахмурился.

— Предположительно в начале октября, — продолжила собеседница. — Дней за десять до… — Но тут засвистел чайник, и фраза повисла в воздухе. Эйдриен молча залила кипятком молотый кофе.

— Да, она пропустила сеанс, — подтвердил Джеффри, — как раз тогда.

— Такое часто происходило? — поинтересовалась Эйдриен.

Психотерапевт покачал головой:

— Нет. Редчайший случай.

— А куда уезжала, не знаешь?

Дюран пожал плечами:

— Нет. Только она здорово загорела. Помню, я еще пошутил на этот счет и спросил, где она пропадала.

— И что она ответила?

— Сказала — на пляже.

— Очень интересно. А на каком?

— Она не стала распространяться, а я не настаивал.

— Что ж так?

— Пациентке не хотелось откровенничать, а меня это не так уж интересовало.

Ветер крепчал, дождь заметно усилился. Началась гроза: в небе вспыхивали молнии, гром гремел так, что стекла дребезжали. Казалось, небесный свод готов развалиться на части.

— Никки боялась грозы, — вспомнила Эйдриен.

— Никогда об этом не рассказывала.

— Серьезно? Еще маленькой, если начинало грохотать, она надевала теннисные туфли с резиновой подошвой и бежала прятаться в подвал.

За окном сорвало с петель ставню, и та стала хлопать на ветру, с грохотом ударяясь о стену дома. Снова и снова. Дюран бросился было на улицу, чтобы приладить ставню на место — Эйдриен едва успела схватить его за руку.

— Ты в своем уме? — крикнула девушка.

И они оба вдруг зашлись по-детски радостным смехом — так, что голова закружилась от хохота.

Ее ладонь лежала на его руке, и на какой-то миг показалось, что поцелуй неизбежен. Но тут за окнами грянуло — будто бомба взорвалась, — сверкнула молния, Эйдриен вздрогнула от неожиданности, а дом погрузился во мрак внезапно наступивших сумерек.

Когда девушка снова обрела способность дышать, она глотнула воздуха и сказала:

— Электричество отключили.

Дюран ухмыльнулся:

— А я-то решил, что началось светопреставление.

Они убивали время за шахматами — благо хорошего освещения для этого не требовалось. Дюран придумал, как заменить недостающие фигуры: крышки от бутылок превратились в пешки, солонки стали ладьями. Эйдриен не была сильна в шахматах, и противник обыграл ее за считанные минуты — с легкостью, почти не размышляя над ходами.

— Я смотрю, у тебя рука набита, — заметила девушка.

Джефф пожал плечами:

— Похоже на то.

— Дай отыграться, — попросила Эйдриен, расставляя фигуры на разлинованную от руки доску. — По сравнению с Гейбом игрок из меня никудышный… — Она замялась. — Один мой друг довольно серьезно занимался шахматами: числился в клубе или что-то вроде того. Короче, он пытался меня учить, так что не думай, будто я в шахматах ничего не понимаю.

Девушка погрузилась в легкую задумчивость, развернула доску и стала выставлять съеденные противником фигуры.

— Ну, берегись, сейчас я тебе задам. И не смей поддаваться. Посмотрим, сможешь ли ты меня теперь обыграть.

Дюран смог — и очень быстро. По правде говоря, все время, что шла игра, ходы обдумывала Эйдриен. Противник переставлял фигуры почти механически, словно знал наизусть каждую комбинацию. Ей же приходилось с трудом прокладывать себе путь на шахматной доске, минуя расставленные ловушки. На десятом ходу Дюран взглянул на соперницу и заявил:

— Мат.

Эйдриен уставилась на доску и в недоумении покачала головой:

— Не вижу. Где?

Тот пожал плечами:

— Здесь.

Она снова все проверила и нахмурилась:

— Ну, где?

— Прямо перед тобой.

Глаза метались от фигуры к фигуре. В итоге, отчаявшись что-либо обнаружить сама, Эйдриен недоверчиво посмотрела в лицо Дюрану:

— Покажи, я не понимаю.

Соперник невинно посмотрел на нее и проговорил:

— Смотри, шах.

Съев пешку на проходе, Дюран объявил шах королю. Еще два хода — и игра закончилась.

В середине четвертой партии ставню окончательно оторвало, и ветер швырнул в стекло мощную струю воды.

— Будь любезен, — попросила Эйдриен, откидываясь в кресле. — Закрой глаза и скажи, что тебе приходит в голову при мысли о шахматах.

Джефф решил не спорить, закрыл глаза и сосредоточился.

— Ну и?… — проговорила она.

— Доска, — с серьезным видом начал Джефф. — И фигуры.

— Поподробнее…

— Черные и белые. Красное и черное.

— Дальше.

Он задумался и неожиданно для самого себя проговорил:

— Ром.

Эйдриен открыла глаза от изумления:

— Ром?

— Да, такой резкий вкус… И букет. Коньячный, терпкий.

Собеседница не находила слов.

На миг Дюрану показалось, будто он держит в руке наполненный до краев бокал и рассматривает темную поверхность напитка с плавающим по ней одиноким кубиком льда, который становится все меньше и меньше…

— Что еще? — Голос доносился издалека, словно сквозь сон.

— Жара. Помню, там было жарко — рубашка к спине прилипла.

— А где ты находился?

— Не знаю. Все очень смутно. Это похоже на воспоминание… о воспоминании.

— Что еще?

— Музыка. — Дюран едва заметно склонил набок голову, будто прислушиваясь. Но от этого движения он потерял нить, образы рассеялись. Джефф открыл глаза и взглянул на Эйдриен.

— Задержись, — попросила она.

Дюран попытался, но впустую и скоро признал это.

К тому времени дождь порядком ослаб, и небо прояснилось, окрашиваясь в желтушечно-серый цвет.

— Необычное ощущение, — описывал недавние переживания Дюран. — Точно я под гипнозом.

Эйдриен откинулась в кресле и, поигрывая ладьей, задумчиво рассматривала его.

— Больше ничего не вспомнилось? Ром, зной и музыка?

Психотерапевт покачал головой:

— Я просто высказывался по спонтанной ассоциации. Мы же говорим скорее об ощущениях, чем о чем-либо другом. Но в общем, да, это все, что я вспомнил.

Девушка посерьезнела и с профессиональной строгостью спросила:

— Тебе не кажется странным, что вы с Никки оба страдали затяжной амнезией и вас одновременно посещали «липовые» воспоминания?

Джефф выглядел так, точно хотел ответить, но не решался. Наконец он проговорил:

— Мы с тобой смотрим на подобные вещи по-разному.

— Но ты же сам слышал на пленке, что творишь с пациентами.

— Слышал, только…

— Что — только?

Врач вздохнул:

— Думаешь, у меня провалы в памяти?

— Я очень надеюсь, что у тебя провалы в памяти.

Дюран нахмурился:

— Зачем ты так?

— Затем, что это меньшее из двух зол.

Вечерело, и Эйдриен уселась за компьютер. Через час замигал индикатор зарядки батареи, и ноутбук пришлось выключить.

— А ты выписки с кредитки не смотрела? — подкинул свежую идейку Дюран. — Ведь если в октябре Нико уезжала из города, то…

Ухватившись за эту мысль, Эйдриен позвонила в банк — успела перед самым закрытием — и запросила копии вычетов со счета за последние полгода. Клерк не продемонстрировал особой готовности сотрудничать, но в конечном итоге его начальник согласился переслать документы электронной почтой по «адресу регистрации» клиента.

Дюран принял в разговоре пассивное участие, выступая скорее наблюдателем, чем действующим лицом. Его немало впечатлило то, как твердо эта хрупкая представительница противоположного пола отказалась принять отрицательный ответ.

— Я смотрю, от тебя так запросто не отделаешься, — сказал он, когда девушка повесила трубку.

— Сам же говорил, я умею быть стервой. — Эйдриен улыбнулась и добавила: — Пошли прогуляемся?

После недавней грозы улицы и газоны усыпали прутья, оторванные от деревьев ветки и листва. На темных от влаги стволах белели светлые пятна свежей древесины — там, откуда ветром вырвало ветви. Где-то вдалеке выли сирены, а в воздухе висел запах свежевымытого леса, возникающий в городе только после сильного дождя.

Путники разулись и пошли босиком вдоль кромки воды по усыпанному всяким мусором песку. Грохочущий прибой вынес на берег какие-то обломки и древесный топляк, мотки веревки и лески. Повсюду валялись скелеты крабов, крупные куски пенопласта и рыба.

После прогулки Эйдриен все же отправилась пробежаться, а Дюран остался дома — когда была возможность, он не догадался обзавестись спортивной обувью. Теперь доктор в полном одиночестве сидел на кухне и пытался справиться с одолевавшим его чувством утраты. Джефф все никак не мог забыть того момента, когда, свернув за угол в полной уверенности, что перед ним предстанет милый сердцу домик его детства, он увидел совсем чужую и незнакомую лачугу. Словами не описать, что ему пришлось тогда пережить. Ощущение было сродни тому, как если бы он поднялся на лестничную площадку, венчавшую очередной пролет ступеней, и вдруг обнаружил, что под ним нет лестницы. Дюран словно оказался в невесомости и стремительно падал куда-то в бесконечность. Единственное, чему можно по-настоящему доверять, — это тому, что происходило здесь и сейчас. Джеффри перестал воспринимать мир в прошлом и будущем, веря только находящемуся перед глазами в данную минуту. Даже воспоминание о том, как они с Эйдриен играли в шахматы, показалось зыбким и ненадежным. В свое время «Пляжный рай» тоже представлялся ему во всех мельчайших деталях, а в результате оказался фикцией. Таким же вымыслом, как и сам «Джеффри Дюран». Может, и Эйдриен в один прекрасный момент окажется иллюзией. А также Нико и де Гроот, квартира в Башнях… Все вокруг — лишь игра его собственного воображения. Или — жестокая каверза Всевышнего.

Может быть…

— Как здорово! — появилась в дверях разрумянившаяся после пробежки и очень веселая Эйдриен. Она так и светилась радостью и энергией. На глазах у зависшего в невесомости собственных сомнений мужчины эта вполне реальная женщина налила из-под крана стакан воды и, прикрыв веки, с нескрываемым удовольствием выпила ее медленными долгими глотками. Дюран буквально смаковал ее взглядом, задерживаясь на краткий миг то тут, то там, и переходил к следующему «блюду», точно на банкете.

Стакан опустел, воплощенная греза поставила его на стойку и обратила на созерцателя вопросительный взгляд:

— Продай секрет за сто монет: о чем замечтался?

Джеффри открыл рот, собираясь ответить, но вовремя передумал.

— Ни за что на свете, — только и сказал он.

Эйдриен едва успела выйти из душа, как раздался звонок.

— Да-да, верно, — сказала она. — Конечно… Именно. Погас три-четыре часа назад. — Отвечая на недоуменный взгляд Дюрана, она прикрыла трубку рукой и шепнула: — Триш. Агент по недвижимости. — Затем снова заговорила в трубку: — Конечно… Нет. Да, легко. У меня в сумочке фонарик. — Взъерошила полотенцем волосы и засмеялась. — Да, я как раз и есть одна из них. Мое прозвище Скаут. — Эйдриен склонилась над столиком и что-то нацарапала на клочке бумаги. — Хорошо, если возникнут сложности, мы перезвоним. — И положила трубку.

— Что ей понадобилось? — поинтересовался Дюран.

— В подвале стоит насос, который прокачивает канализацию, — проговорила она. — Когда гаснет электричество, насос не работает — и подвал затопляется. Из-за этого возникают проблемы с отоплением. Там что-то вроде аварийного генератора, который должен включаться в таких случаях, но автоматика часто не срабатывает. Так что Триш предложила нам спуститься вниз и нажать на генераторе какую-то кнопку. — Эйдриен исчезла в спальне и вернулась с крошечным пластмассовым фонариком, который всегда носила в сумочке. Вместе с Дюраном они отправились в подвал.

Помещение, куда они попали, назвать подвалом можно было лишь с большой натяжкой. Оно больше походило на погреб с земляным, присыпанным гравием полом. Вход находился снаружи, и, открыв две металлические двери, спутники увидели ведущие вниз цементные ступеньки. Эйдриен с фонариком смело шагнула вперед, и из темноты очень скоро раздался ее голос.

— Жутковато, надо заметить, — пробормотала девушка. Тусклый оранжевый луч ее фонаря нехотя прорезал темноту.

— А вон и насос, — оживился Джеффри, указывая рукой в сторону какого-то хитрого приспособления возле южной стены. Эйдриен подошла к аппарату, протянула руку и щелкнула выключателем. Помпа застучала и с ревом принялась за дело.

В девять с небольшим дали свет. Эйдриен с Дюраном сидели за столом при свечах и ели нехитрый ужин: пиццу с пивом — как вдруг дом залило яркое сияние, точно рядом щелкнул вспышкой невидимый фотограф. От неожиданности оба оцепенели, телевизор зарычал и ожил, воспроизведя взрыв ненатурального хохота.

Дюран засмеялся, но тут же умолк, взглянув на лицо Эйдриен. Она смотрела прямо перед собой остановившимся взглядом, а глаза ее наполнились слезами.

— Что с тобой? — спросил Джефф.

Девушка покачала головой и уставилась в стену, пряча слезы.

— Что случилось?

Наконец Эйдриен вымолвила:

— Когда я искала Никки в ее квартире, света не было: из-за короткого замыкания вышибло пробки. Рамон починил распределитель, и… Я увидела ее так неожиданно. В ванной. — По щекам покатились слезы, и она отвернулась.

— Прости, — проговорил Дюран.

Ужин закончился, он отправился мыть посуду, а Эйдриен вернулась к компьютеру. Она нанесла точки старта и финиша на сайте с картой Нью-Йорка и тут же получила несколько способов, как добраться до офиса доктора Шоу. Затем Эйдриен принялась просматривать окрестные отели, ворчливо отмечая их дороговизну. При упоминании о деньгах Джефф, находившийся неподалеку, нахмурился. Эта проблема явно беспокоила Эйдриен, а пока она платила больше своей доли. Когда они в панике покидали квартиру, ему и в голову не пришло подумать о чековой книжке. Кредитной карточки у него вообще не оказалось, что Эйдриен сочла чушью.

— Ты бредишь. У всех есть карточки для банкомата.

— Пойми, в подвале Башен — в торговом центре — есть еще и банк, — объяснил Дюран. — И когда мне требовалась наличность, я просто спускался туда и снимал деньги.

Эйдриен набирала что-то на клавиатуре и щелкала мышкой, а Джефф незаметно удалился в гостиную. Он некоторое время боролся с искушением включить телевизор, зная, что его спутница этого не одобрила бы, но сдался. Психотерапевт настолько устал от угнездившейся в душе неопределенности, что хотелось просто отключиться от действительности и не думать. А в этом телевизор был лучшим помощником.

— Отдавать такие деньги за ночлег! Я себе этого позволить не могу, — пожаловалась Эйдриен, когда Джеффри проходил мимо. — Ладно, покопаюсь еще. Может, найду какие-нибудь варианты. Надеюсь, нам вообще не придется там останавливаться.

— Тебе виднее, — лениво проговорил Дюран и, повалившись на диван, подхватил пульт. Поблуждав по каналам, он остановил свой выбор на какой-то комедии, откинулся на подушки и ушел в себя.