Никки тронула кнопку на часах и отключила сигнал. С постукиванием разъехались двери лифта, молодые люди зашли, подъемник неторопливо пополз вверх и, дрогнув, остановился на восьмом этаже. Пара поворотов по коридору на открытом воздухе — и они оказались у двери номера 806-Е. Сопровождающий вставил ключ-карту в замок и, дождавшись, когда на панели загорится зеленый, толкнул дверь рукой. Он придержал ее, пропуская в номер Никки.

— Ух ты! — выдохнула Нико, вбегая в гостиную и осматриваясь. — Здорово!

И впрямь номер был хорош: большой, просторный, обстановка в нежно-голубых и розовых тонах, длинная лоджия с ротанговой мебелью и впечатляющий вид на залив. Нико открыла балконные двери и вышла на солнце.

— Хотите, пройдемся, покажу местные достопримечательности, — предложил коридорный, складывая багаж на откидную полку возле двери.

— Спасибо, не беспокойтесь, — ответила Нико, возвращаясь в номер. — Я разберусь.

Коридорный пожал плечами и осветил ее широкой мальчишеской улыбкой, в которой чувствовалось чуть-чуть больше, чем нужно, практики.

— Как угодно.

Парень и не надеялся, что его предложение примут всерьез. Он хорошо знал, какая разновидность гостей любит ходить и любоваться красотами. Эта же постоялица, классная, как фруктовый лед на палочке в своем шербетово-зеленом открытом платье без рукавов, явно относилась к другому типу.

Нико улыбнулась, сунула коридорному в ладонь пятидолларовую купюру и проводила его к двери.

— Спасибо за помощь, — сказала она, закрывая за служащим отеля дверь, затем развернулась и подошла к футляру, где хранились компьютер и таблетки.

Порывшись в содержимом, Никки извлекла две оранжевые бутылочки из пластмассы. Та, в которой умещался месячный запас лития, оказалась почти пуста, и девушка с запоздалым сожалением вспомнила, что дома в аптечке остались еще три таких же, только целых.

Во втором пузырьке находилось лекарство, которому Нико присвоила шуточное название «Плацебо 1», надписав это слово под штампом фармацевта: «326 Николь Салливан. Принимать по предписанию врача». Препарат считался экспериментальным и даже не производился в Штатах. У него даже названия не было — только номер. Это лекарство не значилось в научном каталоге химсоединений «Мерк индекс» и не продавалось в аптеках. Поэтому его приходилось покупать за границей или выписывать по почте три-четыре раза в год, в зависимости от обстоятельств.

Пилюли словно отделяли Нико от самой себя, а тело становилось актером в пьесе, которую она наблюдала со стороны. Вероятно, в этом и заключался психотерапевтический эффект: увидеть себя такой, какой тебя видят другие. И не только — после приема «Плацебо 1» становились возможными самые удивительные вещи. Облегчался контроль над эмоциями, все реакции казались взвешенными и своевременными настолько, что при желании Нико могла бы пройти по стальному тросу от своего балкона до здания напротив. Никки с радостью принимала такое необычное состояние, благодарно ощущая свободу, не известную нормальным людям.

К тому же если от лития можно растолстеть, как только перестанешь следить за собой, то у нового лекарства побочных эффектов почти не было. Существовало лишь одно «но»: когда Николь принимала «Плацебо», что-то происходило с ее памятью. К примеру, она хорошо помнила, что случилось минуту или час назад, а вот с событиями прошлых дней возникали сложности. Впрочем, Никки так и не решила, чем считать подобное явление: отличительной особенностью препарата или простым техническим дефектом.

Открыв дверцу мини-бара, она достала бутылку воды с Эвианского водопада и открутила крышку. Вытряхнула из каждого пузырька по пилюле и, выпив лекарство, отправилась осмотреться в номере.

Все радовало глаз: большая чистая комната обставлена стильно и со вкусом. Никки нравилось окружающее — приветственная корзина фруктов, тяжелый белый махровый халат и прозрачное мыло в ванной, маленький набор для шитья и бутылочка шампанского на полпорции, лежавшая в холодильнике. Вино хоть и калифорнийское, но все равно хорошее — «Домене Карнерос». Приятный напиток.

Ознакомившись с жилищем, Нико распаковала одежду и разложила ее по шкафам. Потом разделась и стала примерять приобретенные накануне купальники, поворачиваясь перед высоким, во всю стену, зеркалом, укрепленным в нише возле ванной комнаты. Сначала ее выбор пал на черный классический купальный костюм с закрытым животом, скромный и не вызывающий, но после она передумала и предпочла ему лимонно-желтое бикини. «Вроде мне прятать нечего», — подумала девушка и потянулась за парой кожаных сандалий.

Выйдя на балкон, Нико встала у перил и залюбовалась видом на побережье. У самого корпуса гостиницы размещался плавательный комплекс с джакузи и баром у воды, чуть поодаль, между бассейном и заливом, на ветру шуршала листьями полоса пальм, а за ними радужными бликами искрилось море.

Пилюли начали действовать: Никки ощутила, что воздух у самой кожи точно растворился. Она перегнулась через перила и отпустила руки, смутно припоминая, что боится высоты. Вернее — боялась. Теперь же не осталось и намека на страх. Точно она стояла не на балконе высотки, а на полу в гостиной собственного номера.

Внизу, на пляже, смотрители методично складывали и ставили в ряд ярко-синие купальные кабинки — собственность курорта. Нико смотрела, не отводя глаз, на белую кружевную пену прибоя, с приглушенным ревом накатывающую на берег и отступающую. Снизу доносился визг купающихся в бассейне детей.

Вернувшись в номер, девушка вынула из кожаного футляра ноутбук и поставила его рядом с телефоном на столе в гостиной. С помощью кабеля подключилась к линии, затенила экран, спасаясь от бликов, и нажала кнопку выключателя. С минуту процессор проходил обычную рутину загрузки, и когда машинка приготовилась к работе, Нико щелкнула по значку интернет-провайдера «Америка онлайн». Послышались знакомый шорох и гудки — модем и сервер обменивались протоколами, — и вот она в сети.

«Так, письмо…»

По привычке Нико щелкнула на значке почтового ящика, чтобы узнать, от кого послание.

«Сестренка», — подумала Николь и, проигнорировав сообщение, задала адрес:

После недолгого ожидания в левом нижнем углу экрана мелькнули слова: «Узел найден».

«Почему так долго?»

И — почти пустой экран с такой знакомой, черным по белому, надписью:

Нико извлекла из кармана футляра прозрачный пластиковый лист, приложила его к экрану монитора — подошло один к одному. Трафарет-накладка на экран, походившая на некое подобие календаря, состояла из двух осей: вертикальной, разделенной на двенадцать равных долей, и горизонтальной, с градацией в тридцать одно деление. Вместе они образовывали решетку с 372 ячейками — на каждый день в году плюс семь лишних. Нико протащила курсор на ячейку, соответствующую текущей дате «7 октября», щелкнула мышкой, а затем пометила таким же образом другую, которая совпадала с датой ее рождения «11 февраля». На экране зависли маленькие песочные часы. Теперь трафарет только мешал, и Никки сняла его.

Сайт всегда загружался ровно минуту. Девушка следила за карабкающейся внизу страницы синей полоской, и вот — готово:

Под приветствием мигал курсор. Никки глубоко вздохнула, коснулась клавиш «Ctrl-F5», и тут началось: замелькали картинки, слова и… Присутствовало еще что-то — едва уловимый звук, который нельзя услышать, но можно почувствовать. Изображения прокручивались, сменяя друг друга с ошеломляющей скоростью, и казалось невероятным, что Никки успевает за ними следить. А ведь это удавалось ей без особого труда. Она неподвижно сидела в кресле и впитывала информацию, и лишь в глазах мелькали цветные искорки отражений.

Никки провела на курорте уже три ночи, а он так и не появился. Каждый вечер она спускалась на пляж и ждала его, но этого человека все не было. Лекарство уже начало утомлять: если принимать его слишком долго, начинаешь забывать себя.

По-иному, наверное, и не выразишься. В ее жизни уже существовали периоды, когда она ощущала свою личность, будто фантом потерянной конечности. Сложно представить, что крошечная пилюля может так воздействовать на человека, но факт оставался фактом.

«Не волнуйся. Тебе сказали, что он приедет, а они еще никогда не ошибались. Просто жди».

Никки взглянула на часы: 19.15 — и посмотрела в окно, туда, где небо только-только зарделось красным. Четвертый закат.

Подхватив полотенце, она спустилась на лифте на цокольный этаж и направилась, минуя зону отдыха с бассейнами, к небольшому деревянному мостику, ведущему на пляж.

Сезон еще не начался — всего-то начало октября, — и поэтому отдыхающих было немного. Парочка ребятишек в бассейне сражались друг с другом какими-то предметами, похожими на большие пенопластовые макаронины. В шезлонгах возлежали их мамаши с книжками в руках. Чуть поодаль две натертые маслом девчонки-подростки лежали на животах с развязанными тесемками топов. Нико подумала, что подружки заснули, потому что загорать под таким солнцем просто смехотворно.

Бассейн и прилегающую к нему зону накрыла тень, под водой засверкали таинственные огоньки, а по краям террасы начали зажигаться фонари. Продавец из обслуги деловито убирал с небольшого стенда шляпы, солнцезащитные очки, надувные игрушки и кремы для загара. Женщина лет под пятьдесят в бордовом купальнике осторожно спускалась в джакузи у бассейна — послышалось ее удовлетворенное «Уф-ф!».

Пляж оказался почти безлюдным. Видимо, отдыхающие либо уже ужинали, либо ушли переодеваться к вечерней трапезе.

И тут Нико увидела его…

На краю дощатых мостков в кресле-каталке сидел старик — там, где настил расширялся и образовывал платформу над ведущей к песку лестницей. Плечи его укутывала шаль, а глаза остановились на буреющем горизонте. Рядом стоял, облокотившись на перила, медбрат-ямаец, погруженный в музыку, которая раздавалась в наушниках его «Уолкмана». «Регги», — подумала Нико, уловив привычный ритм на фоне приглушенной плоской мелодии.

Берег был почти пуст. Кроме ямайца и старика, Никки заметила неторопливо бегущего вдоль линии прибоя человека да парочку, склонившую головы в поисках раковин.

И все. Нико осталась наедине с Нико, один на один. Ее полотенце упало на песок, и она вступила в теплые воды залива. Николь побрела навстречу заходящему солнцу, которое, казалось, балансировало на темном ободе горизонта, окрашивая небо цветом миллиона глянцевых новогодних открыток.

«Она на небесах», — подумала Никки, наблюдая, как девушка с ее фигурой и лицом входит в море. Отмель — здесь было не глубже чем по колено — тянулась на целую милю в океан. Нико отступала все дальше и дальше в море, видя, как ее отражение уменьшается в глазах старика. Наконец ее шаги замедлились, и вот она остановилась, опускаясь на колени. Откинулась на руки, нежась в теплых водах залива и слушая крики кружащих над головой чаек. Казалось, она надолго замерла в одной позе, обратив закрытые глаза к небу, затем развернулась на левой руке и одним движением встала на ноги — так быстро, что если бы кто-то взглянул на нее со стороны, то вздрогнул бы от неожиданности.

Тяжело переставляя ноги, Николь вернулась на берег, подхватила полотенце и поднялась по ступеням на мосток. Проходя мимо старика, девушка застенчиво улыбнулась и стеснительно поздоровалась. Ямаец ее даже не заметил — весь ушел в меланхоличную мелодию Боба Марли. Медбрат стоял на месте с закрытыми глазами и, покачивая плечами в такт музыке, тихо напевал: «Нет, женщина, не плачь…»

В ванне у калитки Нико ополоснула ноги, надела шлепанцы на ремешке и прошла по террасе к лифту.

Уже в номере она достала из холодильника бутылку шампанского, открыла ее с тихим хлопком и наполнила высокий фужер из тех, что стояли в застекленном шкафчике на кухне. Пригубила вино. Вкусное, даже очень.

Устроившись на диване, Никки поставила шампанское на журнальный столик и вынула из футляра ноутбук. Подсоединила его к телефону, подождала, пока загрузится центральный процессор, и с помощью пластикового трафарета направилась на секретный сайт, что посещала днем раньше. Как обычно, подвела курсор к прямоугольнику с датой, затем пометила число своего рождения, и…

Курсор беззвучно мигал, ожидая ответа.

Опустив пальцы на клавиатуру, она набрала: «Картинку, пожалуйста».

В тот же миг в центре монитора повисли, точно паук на конце невидимой нити, крошечные песочные часы. Через некоторое время экран полоса за полосой начал заполняться фотографией старика. Того самого, что сидел в инвалидном кресле восьмью этажами ниже.

Теперь, когда вероятность ошибки была исключена, Нико направилась к складной полке в шкафу. Здесь лежали ее вещи: потрепанный кожаный чемодан для одежды и водонепроницаемый, цвета зеленого лайма, футляр из армированного пластика с пенопластом внутри. Никки покрутила колесики на кодовом замке, язычки пружиной вышли из пазов, и футляр открылся.

Нико хозяйским взглядом окинула «инструмент».

Его части покоились в специально подогнанных пенопластовых отсеках и в сборе представляли собой самую совершенную снайперскую систему из тех, что можно купить за деньги. 24-миллиметровое дуло с цилиндрическим затвором, издав убедительный щелчок, соединилось с матово-черным стеклокевларовым стволом. Оптический прицел «Льюпольд» крепился на стволе с помощью колец и оснований в паре с биквадратным лазером. Упор обеспечивался раскладной харрисовской сошкой, а беззвучность выстрела гарантировал бельгийский геликоидальный глушитель, ввинчивавшийся в двадцатидюймовый ствол винтовки.

Нико с легкостью собрала систему — сказывалась практика, на все ушло около тридцати секунд — и испробовала спуск. Затем вставила в паз округлый патрон с тефлоновым покрытием и отправила его на место. В сборе — с глушителем, оптическим прицелом и лазером — винтовка весила почти одиннадцать фунтов, и поэтому для точности выстрела штатив был необходим.

Выйдя на балкон, Нико заметила, что солнце уже почти ушло под воду, а на фоне темнеющего, окрасившегося в синюшно-черный цвет неба тусклой полосой кровоточил горизонт. В вечернем бризе трепетала листва десятка подсвеченных снизу пальм.

Впрочем, старик оказался на прежнем месте: сидел в кресле, радуясь последнему вздоху уходящего дня.

Лежа на животе, Нико просунула дуло винтовки сквозь балюстраду на краю балкона и установила оружие на сошку, сняв вес с рук. Посмотрела в прицел и включила лазер: лучик кроваво-красного света замер между четвертым и шестым позвонками старика. От конца ствола до жертвы пулю отделяло менее двухсот ярдов, для Нико — легкая цель даже в сумерках, и все-таки алая точка дрогнула на спине мишени. Палец согнулся на курке, подтягивая его к Никки. Казалось, прошла вечность. Затем винтовка спазматично ударила в плечо девушки, и раздался звук — будто в соседнем номере кто-то откупорил бутылку шампанского. Старик дернулся вверх и замер, точно пронзенный разрядом электричества, но тут же обмяк, завалившись в кресло. В том, что его позвоночник перебит надвое, сомнений не оставалось.

Ни дыма, ни вспышки, которую мог бы заметить нечаянный свидетель. Нико стреляла субконичным патроном, и единственным звуком, который мог бы ее выдать, был звук хлопнувшейся в спину старика пули.

Хотя и это не имело значения. Все равно никто не обратил внимания — ни потерявшийся в песне Боба Марли ямаец, ни дети в бассейне, чей смех позвякивал в сумрачном небе, как музыка.

Нико села на пол и разобрала оружие. Шито-крыто. Поднялась на ноги и уложила части винтовки в футляр набора для подводного плавания, на их привычное место. Наконец покрутила латунные колесики кодового замка и пригубила шампанское. Теперь можно и расслабиться: с бокалом в руке она вышла на балкон, села в ротанговое кресло и стала ждать начала светопреставления.

Пока результаты ее действий оставались незамеченными: ямаец, прикрыв глаза, ритмично кивал в такт одинокому концерту «Уолкмана»; пара, искавшая раковины, и бегун давным-давно скрылись из виду; девчонки перестали загорать. Дама из джакузи, тяжело переставляя ноги, направлялась к лифтам. Ребятня все еще плескалась в бассейне, не обращая внимания на призывы матери, стоявшей над ними с полотенцем в руках и умолявшей вылезти из воды. Прошла минута, две, пять… Солнце зашло за горизонт, и в небе осталось лишь несколько тонких красных полос. Наконец, будто только теперь осознав, что почти наступила ночь, ямаец снял наушники, крепко схватил ручки кресла и покатил старика по мостку, так и не заметив, что его подопечный мертв.

Однако это не укрылось от глаз плещущихся в бассейне ребятишек. Нико увидела то же, что и дети: бездыханный старик тяжело обвис в кресле, глаза закатились, а на груди — там, где пуля, прорвав в шали дыру, выскочила и упала несчастному на колени, — расцвел кровавый бутон.

Какая-то маленькая девочка завизжала, и мать сделала ей замечание, решив, что дети балуются. Никки стояла на краю балкона, потягивая шампанское, и слушала, как женщина выговаривает дочери: «Ну все, Джесси, мое терпение лопнуло. Последний раз я тебя…» Тут голос оставил ее, дыхание пресеклось, и дама глотнула воздух. Затем последовал второй судорожный вдох, будто кто-то собирался с силами, готовясь закричать, — и ночь пронзил вопль ужаса.

Нико ушла с балкона, взяла пульт и включила телевизор. Удобно устроившись на диване, она принялась скользить по каналам, пока не нашла любимое шоу: канал 67, любительские состязания по серфингу с их весельем и морскими брызгами.

Десять минут спустя рев сирен огласил округу: примчались «скорая помощь» и три полицейские машины. Вскоре на террасу пробежала съемочная группа телевизионщиков в погоне за сенсационными кадрами: окровавленное кресло-каталка, старик, которого увозят на тележке, и медбрат-ямаец, сидящий на складном стуле, закрыв лицо руками.

Поблизости, перешептываясь и качая головами, стояли несколько постояльцев отеля с тропическими напитками в руках.

Прошло больше часа, прежде чем полицейский постучал в дверь Нико, чтобы поинтересоваться, не заметила ли она чего-нибудь подозрительного. Никки ответила, что не в курсе происходящего, и спросила, из-за чего весь сыр-бор.

— Стреляли в человека, — объяснил полицейский. — На променаде.

— Шутите!

— Нет.

— Но я ничего не слышала. Только когда «скорая» приехала, поняла: что-то стряслось.

— Никто не слышал, — подтвердил полицейский. — Пока, во всяком случае.

— Надеюсь, этому несчастному помогут.

Коп отрицательно покачал головой.

— Неужели он умер? — поразилась Нико.

— Боюсь, что да, — ответил полисмен. — Убит. Можно сказать, его пристрелили.

— Здесь, на курорте? О ужас!

Полицейский хохотнул, будто собеседница поделилась с ним чем-то забавным.

— «Ужас» — еще мягко сказано.

— То есть как?

Инспектор казался крайне растерянным.

— Не в моей компетенции распространяться о таких вещах, но это крайне глупый поступок.

— О чем вы?

— Нелепое убийство.

— Почему вы так считаете?

— Старика звали Крейн. Ему стукнуло восемьдесят два, он лечился от рака — да его все здесь знают, местная знаменитость.

— И что?

— А то, что, по словам медбрата, Крейну оставалось жить полгода — год от силы. Какой смысл? — С горестной ухмылкой коп покачал головой.