Глава 46

— Вы избрали не то графство, — покачивая головой, сказал адвокат. — Здешние места заселены крутыми яппи, не желающими терпеть в своей округе разного рода подозрительные элементы. А огнестрельное оружие они просто не выносят. Таким образом, освобождение сына под залог обойдётся родителю в кругленькую сумму.

— Вы считаете, что они примут залог?

— О да. Если судье Апшоу не выдалась особо трудная ночь. Закон вы нарушили в первый раз. Ваши друзья встали за вас горой. Мне пришлось разбудить их среди ночи, но они, тем не менее, дали показания в вашу пользу. И кроме того, само ваше положение свидетельствует за вас. Кто-то похитил ваших детей. На вашем месте и я бы повесил кобуру под мышку. Возникает единственный вопрос, почему вы не оформили оружие?

В ответ я лишь беспомощно покачал головой.

— Ваш револьвер — единственная непредсказуемая вещь. Вы купили его в парке у нелегального иммигранта, не так ли? Кто знает, чем это может кончиться, — недовольно поморщился он.

В десять пятнадцать было зачитано моё обвинение.

— Ваша честь, — начал адвокат, — я думаю, что наш штат будет в полной безопасности, если мистера Каллахана освободят без каких-либо условий.

— Наши представления о безопасности несколько различаются, мистер Донкастер. Как справедливо заметил мистер Хауерс, — судья указал на помощника окружного прокурора, — мистер Каллахан никоим образом не связан с нашим округом. Он здесь не работает, не имеет знакомых, и это резко повышает шансы мистера Каллахана скрыться от правосудия.

— Мистер Каллахан впервые нарушил закон. Он является образцовым гражданином. И прошу вас, ваша честь, принять во внимание те страдания, которые ему в недавнем времени пришлось претерпеть. Отцовское горе и более чем справедливый гнев мистера Каллахана могли толкнуть его на приобретение…

— Прежде чем вы продолжите, мистер Донкастер, я должен сообщить вам, что, по имеющейся у меня информации, револьвер вашего клиента может иметь отношение к убийству, совершенному в графстве Сан-Диего.

— Когда произошло это преступление?

Судья взглянул поверх очков на свои записи и ответил:

— В прошлый вторник. Третьего августа.

Донкастер обратил на меня вопросительный взгляд.

— Думаю, что третьего я находился в Лас-Вегасе… а может быть, в Новом Орлеане, — негромко сказал я.

— Мой клиент, ваша честь, в момент совершения преступления в графстве Сан-Диего не находился.

— Мы обсудим этот вопрос во время суда, советник. А пока я освобождаю мистера Каллахана под залог в сто тысяч долларов.

— Но, ваша честь…

— Слушается следующее дело…

Пока решался вопрос с поручителем и внесением залога, прошло полтора часа. Получив назад свой мобильный телефон и бумажник, я вышел из здания суда графства Санта-Роза более или менее свободным человеком. Арендованную мной машину отправили на принудительную стоянку в город Гуернвиль, находящийся в тридцати милях от городка Гуалала. Я стоял перед зданием суда, не зная, как поступить — взять такси и ехать в Гуернвиль или арендовать новую машину здесь, в Санта-Розе.

Но прежде всего следовало сделать то, что мне делать совершенно не хотелось, — позвонить родителям, поблагодарить за помощь и сказать, что со мной всё в порядке. Я набрал нужный номер и, услышав автоответчик, ощутил огромное облегчение.

Вместо того, чтобы ехать на побережье, я подошёл к справочному окну суда, и весьма дружелюбная женщина направила меня по нужному адресу. Через десять минут я уже сидел за компьютером и внимательно изучал интересующий меня участок береговой линии. Площадь принадлежащего фирме «Секвойя солюшн» владения составляла пятьсот двадцать один акр, а протяжённость береговой полосы — без малого милю. Один большой квадрат и несколько маленьких обозначали главное здание и флигели. Я обратил внимание, что все дома располагались довольно далеко от океана.

Принадлежащий «Морскому ранчо» огромный кусок земли примыкал к северной границе владений Мертца. А к югу от него, от моря до скоростной дороги, территория была разбита на сравнительно небольшие участки, принадлежавшие самым разным людям.

Я поинтересовался у женщины-клерка, есть ли в городе магазин, торгующий туристическими принадлежностями, и она рекомендовала мне торговые ряды неподалёку от города. После этого я попросил её вызвать мне такси.

Водитель ждал, пока я делал покупки. Через восемь минут я вышел из магазина с альпинистскими ботинками, рюкзаком, курткой из грубой шерсти и работающим на пяти батарейках фонарём. Фонарь был тяжёлым, и, как мне сказал однажды опытный коп, полиция любит эти фонари, поскольку они действуют эффективнее обычных полицейских дубинок. Я вспомнил его слова, поскольку у меня больше не было револьвера.

Водитель такси сказал мне, где можно арендовать машину, и уже через двадцать минут я сидел за рулём серебристого «БМВ».

Между Санта-Розой и Гуалалой было всего семьдесят миль, но дорога изобиловала подъёмами, спусками, резкими поворотами и соответственно ограничивающими скорость знаками. Путь, несмотря на то, что я постоянно превышал скорость, занял у меня более двух часов. Сначала я хотел вернуться в «Брейкерс-инн», чтобы прихватить свой чемодан и особенно ноутбук. Но уже в пути передумал и заехал в «Морское ранчо», чтобы арендовать на короткий срок помещение.

Блондинка за столом, не замечая моего нетерпения, упорно предлагала мне различные варианты, хотя я сразу согласился занять кондоминиум на южной границе «Ранчо».

— Нет, нет, — отказывался я. — «Лилейная хижина» мне идеально подходит.

— Она обойдётся вам в триста двадцать пять долларов за ночь. Минимальный срок — две ночи. Вообще-то, — она постучала по клавиатуре компьютера, — «Хижина» с понедельника зарезервирована, поэтому я могу предоставить её лишь…

— Две ночи — как раз то, что мне надо.

Я расплатился по карточке «Виза», и блондинка снабдила меня подробной картой территории, наклейкой на машину, программой развлекательных мероприятий и лишь в последнюю очередь — ключами.

В пять двадцать я поставил машину за домом и на минуту заскочил в здание. Но и этого времени мне хватило, чтобы взять из поставленной для гостей корзины пару бутылок воды и два упакованных в целлофан бисквита. Затем я сложил воду, бисквиты, бумажник, фонарь, сотовый телефон и шерстяную куртку в рюкзак. В последний момент, порывшись в ящиках кухонного шкафа и обнаружив там пачку герметичных пластиковых пакетов, сунул в один из них бумажник, а в другой — телефон. Немного поколебавшись, я прихватил и кухонный нож.

После этого я направился к берегу, граничившему с владениями Люка Мертца. По пути я обогнал какую-то седовласую парочку. И он, и она находились в такой отличной физической форме, что выглядели лет на девятнадцать. У женщины была прекрасная улыбка. Они помахали мне рукой и продолжили прогулку.

Окружающий меня ландшафт оказался просто первобытным. Многие тысячи лет прибой разбивался о скалы, создавая архипелаг пиков, формы которых зависели лишь от твёрдости образующих их пород. Они походили на минареты или купола русских храмов, воздвигнутых зодчим, имя которому — Вода. Среди этих вершин попадались отшлифованные гигантские валуны, окружённые россыпью каменных сфер, похожих на шары для игры в кегли. Меж этих творений природы бешеным водоворотом кружил прибой, в котором колыхались гигантские сплетения бурых водорослей. Шум стоял невообразимый. Когда же волны бились о скалы, удар был такой силы, что гейзеры брызг вздымались в небеса по меньшей мере на полсотни футов.

Верхнюю точку прилива можно было легко определить по неровной линии водорослей, кусков дерева и иных обломков, оставленных водой при отступлении. Я осмотрел сушу за пределами этой линии, вплоть до обрыва и понял, что ближайшие к берегу скалы тоже порой страдают от удара волн. Живописные утёсы тянулись вверх примерно на две сотни футов, заканчиваясь слоем песчанистого мергеля, чуть выше которого начиналась вечнозелёная луговина.

Я заметил блеск металла и понял, что по лугу и скалам тянется колючая проволока, обозначая границу между «Морским ранчо» и владениями Люка Мертца. Был отлив, и я шёл крайне осторожно, чтобы оставаться вне зоны камер слежения. Как я и предполагал, колючая проволока, пройдя по скалам, заканчивалась в нескольких футах от высшей точки прилива. Жители Калифорнии, как и обитатели большинства штатов нашей свободной страны, имеют полное право гулять по берегу, поскольку земля между высшими и низшими точками прилива считается общественным достоянием. Проблема состоит лишь в том, как до этой общественной земли добраться. Мы недавно готовили материал о конфликте между обществом и собственниками, в ходе которого так называемые пляжники организовали великое сидение на побережье в Малибу. Сторонники свободного доступа к морю, прибыв на моторных лодках, высадили на частных пляжах десант из многих сотен любителей загара. Масса простых людей рассыпалась по пляжам и торчала под окнами «богатых и знаменитых» всё время от отлива до прилива.

Должен признаться, что, увидев на карте «Морского ранчо» слово «пляж», я подумал о песке, а вовсе не о скалах. На мне были брюки цвета хаки, и я, чтобы максимально снизить видимость, купил бежевую шерстяную куртку. Это была ошибка. Песок здесь практически отсутствовал, а мокрые скалы казались чёрными.

Я разработал два варианта действий. Можно было, дождавшись ночи, попытаться проникнуть в «Мистер». Но пробираться туда придётся со стороны океана, карабкаясь по скалам. Взять штурмом крутую стену ночью было практически невозможно. В восхождении могла помочь луна, но небо затянули низкие, плотные облака. Второй вариант состоял в том, чтобы влезть в воду и, перебираясь с камня на камень, выбраться из зоны наблюдения — я знал, что камеры слежения такого типа обычно имеют довольно низкую разрешающую способность. После этого я смогу пройти к берегу. Мертц, конечно, мог установить камеры и вдоль берега, но я в этом очень сомневался. Никто не мог подплыть к берегу на моторной лодке или байдарке, не рискуя разбиться в мощном прибое. Что же касается дома, то Мертц наверняка обеспечил для него максимальную безопасность.

Стрелки часов показывали шесть тридцать пять. Интересно, когда здесь темнеет? В половине девятого? Итак, в моём распоряжении оставалось лишь два часа. В лучшем случае.

Я не мог идти вблизи от обрыва, не рискуя попасть в зону обзора, и это означало, что мне придётся шагать там, где разбиваются волны. Предвидеть удар очередного вала было невозможно, поскольку его появление зависело от размера и конфигурации прибрежных скал. Вторая сложность состояла в том, что кое-где между выступающими из воды камнями имелись большие промежутки.

Я понимал, что мне придётся промокнуть. Вода казалась страшно холодной. Я погрузил в неё руку, пытаясь примерно определить температуру. Десять градусов по Цельсию… максимум тринадцать. Одним словом, достаточно холодно, чтобы уже через тридцать секунд рука онемела. Жаль, что я не сообразил купить гидрокостюм. А также — перчатки, крючья и верёвки.

Я пытался наметить такой путь от скалы к скале, который позволил бы мне остаться незамеченным. Определив примерный маршрут, я опустил капюшон, затянул шнур, заправил брюки в носки, наклонил голову и двинулся в путь.

Поначалу дорога была сложной, но не чрезмерно. Мои горные ботинки были массивными, но неровности скал позволяли без труда найти опору для ног. В некоторых местах спастись от брызг мне не удавалось, и я слегка вымок. Однако довольно скоро я добрался до участка, где продолжать путь посуху было невозможно. Я мог, конечно, вернуться назад и избрать новый маршрут, но потерял бы на этом по меньшей мере полчаса.

Итак, выбора у меня не оставалось. Я шагнул в воду и погрузился чуть ли не до пояса, прижав рюкзак к груди. Шагать в холодной воде было неимоверно трудно. Напор волн оказался таким сильным, что мне приходилось тащиться боком наподобие краба.

Когда я добрался до очередной скалы, ноги мои совершенно одеревенели. Температура воздуха не превышала пятнадцати градусов по Цельсию, дул прохладный ветер, и, выбравшись из воды на камень, особого облегчения я не испытал. Я продолжил путь, и физические усилия помогли мне согреться.

По мере того, как солнце опускалось к горизонту, становилось всё холоднее, и следовало соблюдать чрезвычайную осторожность, чтобы не свалиться со скалы в воду.

До рождения близнецов я активно занимался скалолазанием. Мне нравилось, что это занятие требует серьёзных затрат энергии и точности движений. Но больше всего мне нравилось ощущать, что, взбираясь на скалы, я закаляю характер, подвергая себя риску в тщательно отмеренных дозах.

Надо сказать, что это коренным образом отличалось от моих переживаний во время работы. Находясь в зоне военных действий, следовало делать все, чтобы свести любой риск к минимуму. Но это, увы, не всегда удавалось. На войне вы не в состоянии контролировать ситуацию, опасность грозит вам откуда-то извне и при этом вовсе не в строго отмеренных дозах.

В скалолазании всё обстоит совсем не так. Вы сами выбираете, куда поместить руку или поставить ногу. Только вы знаете, хватит ли вам сил или гибкости для очередного шага. От вас, конечно, может отвернуться удача, и вы понадеетесь не на тот камень, но в большинстве случаев вы действуете в границах собственных возможностей. Мне это, как я уже сказал, очень нравилось.

Сейчас я находился в совершенно иной ситуации. Начать с того, что мне ни разу не доводилось взбираться по мокрым скалам. Кроме этого, мне не надо было добираться до вершины. Я шёл по траверсу[5], и мне не следовало торопиться. Сейчас же я должен был спешить и не имел возможности отдохнуть, ощутив боль в мышцах или усталость. На моих ногах вместо мягких каучуковых туфель для скалолазания были тяжеленные альпинистские башмаки, требовавшие широких выемок или полок. Башмаки, конечно, можно было снять, но я понимал, что уже через пару минут ступни превратятся в кровавую кашу и ноги окончательно замёрзнут. Я и так их уже почти не чувствовал.

Тем не менее, я добрался до нужного места. Выходя из «Морского ранчо», я наметил в качестве конечной цели путешествия по вражеской территории пару самых высоких скальных образований. Я не был до конца уверен, но мне казалось, что два стоящих рядом утёса указывают, что пора поворачивать к берегу.

Я постоял на скале пару минут, решая, как преодолеть прибой. В отличие от песчаных пляжей линия прибоя из-за обилия скал и неровностей дна была хаотичной и широкой. Там, где волны кипели, разбиваясь о каменные колонны и гигантские валуны, войти в воду было невозможно. Следовало отыскать скалу, примыкающую к берегу.

Я прыгнул с камня на камень. Моя нога заскользила по мокрой, осклизлой поверхности, и в следующий миг я оказался в воде.

Сказать, что у меня перехватило дыхание, значит, не сказать ничего. Ледяная вода не только вытеснила воздух из лёгких, но и сами лёгкие вдруг отказались работать. Падение пришлось на момент затишья, перед тем, как на скалы должен был обрушиться очередной вал. Это было чистое везение, казалось, всё обойдётся сравнительно легко и я сумею выбраться. Я начал взбираться на скалу, но не успел закрепиться, как на меня обрушился холодный вал. Волна оторвала меня от утёса и закружила в смертельном водовороте. Казалось, всё происходит в замедленной съёмке. Шум стоял оглушающий.

Я царапал ногтями скользкую поверхность, искал опору для ног, отчаянно пытаясь взобраться на утёс. Мне удалось зацепиться, когда вода начала спадать. Я услышал громкий засасывающий звук, шорох гальки и… через мгновение немыслимая сила оторвала меня от скалы, развернула и швырнула спиной на утёс.

Вот тогда я впервые понял, что события выходят из-под контроля. Я по-прежнему не мог дышать, и мне показалось, что я распорол икроножную мышцу на левой ноге. Боли я не почувствовал — вода была слишком холодной, но мне почудилось, будто ногу обожгло огнём.

Я понимал, что если не выберусь из воды до того, как нахлынет следующий вал, то не сумею выбраться уже никогда.

Но какая-то неведомая сила вдруг вытолкнула меня на поверхность. Возможно, это была мысль, что Кевин и Шон могут так и не дождаться моей помощи. А может, я увидел свой изуродованный труп, колотящийся о камни в волнах прибоя. Мы все запрограммированы на сверхусилия, проявляющиеся лишь в момент смертельной опасности. Как бы то ни было, но мощный выброс адреналина в кровь помог мне выбраться из воды. Я, словно человек-паук, полз вверх по утёсу к выступу, на котором могли уместиться ноги. Волны, пытаясь стянуть меня вниз, хватали за лодыжки, но теперь мне казалось, что даже взрыв бомбы не сможет оторвать меня от скалы.

До берега я добрался в отвратительном состоянии. Начинало темнеть, становилось всё холоднее, лодыжка и колено страшно болели, а все тело била неукротимая дрожь. Рюкзак казался мне неподъёмным, и даже возникла мысль выбросить тяжеленный фонарь — тем более, что солёная вода наверняка погубила батареи. И я бы от него избавился, но жаль было терять время. Так и не сняв рюкзак, я потащился подальше от моря, передвигаясь от одной скалы к другой и внимательно высматривая в наступающей темноте красные глаза камер слежения.

Найдя временное укрытие, я открыл рюкзак, достал бутылку и выпил воды. Затем снял ботинки, вылил из них солёную воду и отжал шерстяные носки. Лодыжка распухла и стала похожа на небольшой грейпфрут. Я обулся, как можно туже зашнуровав ботинки, и осмотрел икроножную мышцу. Края раны расползлись, обнажив мясо, от соприкосновения с холодным воздухом разрез пощипывало, но всё было не так уж страшно. Соль моря, видимо, пошла ране на пользу.

Затем я стащил с себя шерстяную куртку, свитер и майку, хорошенько их отжал и снова надел. Меня по-прежнему била дрожь.

Кухонный нож куда-то подевался — видимо, выпал из рюкзака, когда я барахтался в воде. Фонарь, естественно, не работал, но я решил его оставить, поскольку теперь он был моим единственным оружием. Я взглянул на сотовый телефон, но увы — в герметичный пластиковый пакет каким-то образом налилась вода, и мобильник перестал функционировать.

Мне казалось, что оторвать меня от земли можно лишь при помощи гидравлического подъёмника. Но ощущение оказалось ложным. Я ухитрился встать и продолжить путь. Солнце уже опустилось за горизонт, наступили сумерки, а мне ещё предстояло найти место представления. Как это сделать, я не знал и снова засомневался. Может, всё же стоит сразу двинуться к дому?

И вдруг я увидел это место.

Не знаю, на что я рассчитывал, но при виде театра у меня перехватило дыхание. Граница засыпанной гравием сцены обозначалась бетонными вазами, соединёнными между собой гирляндами цветов. Перед сценой со стороны моря находился небольшой, состоящий из трёх гранитных ступеней амфитеатр. Полированный гранит амфитеатра плавно переходил в природное скальное возвышение.

Маленький театр был так красив, что то ужасное представление, которое должно было состояться утром, выглядело на его фоне ещё более чудовищным. Справа от сцены находился решётчатый экран, сплошь увитый виноградными лозами и цветами. Экран скрывал несколько больших сундуков и огромную, накрытую брезентом корзину.

Мне хотелось получше осмотреть прилегающую к театру территорию и, в частности, идущую от дома тропу. Но делать этого я не стал, поскольку отказался от идеи перехватить Бодро по пути к театру. Я теперь очень много знал о «трюке с канатом» и не сомневался, что утром, до начала представления, Байрон явится в театр, чтобы всё приготовить. Но я также знал, что его будет сопровождать ассистент, а то и два. Даже с помощью тяжёлого фонаря мне с ними не совладать.

Лишь неожиданная атака из засады давала мне некоторый шанс на успех. Поскольку уже почти стемнело, у меня осталось время лишь на то, чтобы вскарабкаться на один из высившихся рядом со сценой утёсов. Утёсы были довольно высокими — не ниже шестидесяти футов. Эти естественные возвышения походили друг на друга, но назвать их идентичными я не мог. Массивные у основания, они сужались к вершинам, которые даже сейчас скрывались в тумане.

В обычных условиях подобные утёсы не представляют сложности даже для посредственного скалолаза, но я так устал, что восхождение оказалось очень трудным. Темнота ещё сильнее осложняла подъем. Свет луны, едва просачиваясь сквозь толщу облаков, практически не улучшал положения.

Ноги, срываясь с опор, скользили, а мышцы рук настолько устали, что я лишь ценой огромных усилий удерживался на скале. Примерно на полпути я полностью исчерпал силы и чуть не сорвался вниз. Это меня напугало, и, оказавшись на очередном выступе, я позволил себе несколько минут отдыха. Затем снова начал подъем, отдыхая каждые две минуты. Наконец я увидел то, что и ожидал. Деревянную платформу.

Я вполз на неё и едва не потерял сознание от перенапряжения. Платформа не превышала четырёх квадратных футов, но мне она показалась настоящим дворцом. Во всяком случае, больше не надо было подтягиваться на руках и искать опоры для ног. Немного передохнув, я извлёк из рюкзака последнюю бутылку и наполовину её опустошил.

Было совсем темно, но мои глаза давно приспособились к недостатку освещения. Я увидел пару тянущихся к противоположному пику канатов. Но платформы там не было — во всяком случае, я её не видел. Я возблагодарил небеса за то, что помогли мне выбрать нужное место. Второго такого подъёма я бы не одолел.

Один из канатов тянулся из-под платформы, второй проходил в нескольких футах над моей головой. Нижний канат крепился к маховику, а тот, что шёл поверху, был снабжён какими-то рычагами. На выступе скалы чуть выше меня находился небольшой электрический генератор. С нижнего каната свисало несколько петель большого диаметра, а на верхнем я увидел трёхгранные зубья, похожие на крепления для сверла дрели. Только в этом случае дрель должна была бы быть поистине гигантской. Чтобы понять, как работает этот механизм, мне потребовалось несколько минут. Маг подбрасывает вверх канат, позволяя ему для вящего эффекта несколько раз падать, и тот в конце концов попадает в одну из свободно висящих петель. После этого засевший наверху ассистент — а может быть, и хитрый, управляемый по радио механизм — приводит в действие верхний канат. Он доводит его до нужной точки и опускает до тех пор, пока трёхгранные зубья не захватят брошенный иллюзионистом конец. После этого верхний канат поднимается, а соответствующий механизм туго натягивает рабочую верёвку.

Вначале я с ужасом подумал, что Кевину или Шону, чтобы добраться до платформы, придётся, рискуя жизнью, идти по канату. Однако потом сообразил, что это вовсе не обязательно. Тот из моих сыновей, которому выпадет доля лезть к небу, сможет просунуть ногу в свисающую с верхнего каната широкую петлю и самостоятельно подтянуться к платформе. Я сидел на деревянном помосте, размышляя, поднимается ли на него во время представления ассистент или механизм управляется дистанционно. Ответа на этот вопрос у меня не было. Оставалось лишь ждать.

Одежда ещё не просохла. От испаряющейся влаги мне становилось всё холоднее, и я, как мог, старался сохранить тепло. Мне казалось, что уснуть в подобном положении невозможно, но на всякий случай я поставил будильник наручных часов на пять утра. Подтянул колени к груди, обнял себя за плечи и настроился на долгое ожидание.

Глава 47

Это была семейная прогулка. Река Потомак. Все мы — Лиз, я и мальчишки — дрейфуем вниз по течению на взятой в аренду огромной автомобильной камере. За раскидистыми кронами деревьев чуть виднеется абсолютно синее небо. Вода в реке очень тёплая, а река достаточно глубокая, чтобы наше плавательное средство не цеплялось за каменистое дно. Затянутые в спасательные жилеты близнецы пытаются грести, но камера так велика, что весла не достают до воды.

— А что, если под нами окажутся здоровенные рыбы? — интересуется Шон. — И одна из них вдруг…

— …укусит тебя за зад, — подхватывает Кевин.

— Не думаю, что в Потомаке водятся плотоядные рыбы, — вмешивается в диалог Лиз.

— Что значит «плотоядные»?

— Те, которые едят мясо.

— Я — вовсе не мясо, — возмущается Шон. — Это уж слишком!

— Насчёт рыб не знаю, — продолжает Лиз, — но мне известно, что ниже по реке пропал человек. Не исключено, что его всё-таки слопали рыбы.

— Па-а-ап!

Мы здесь не одни. Перед нами плывёт какая-то парочка, а позади вниз по реке сплавляется банда подростков. Ребята, пытаясь вытолкнуть друг друга из резиновых баллонов, страшно галдят. На их вопли я не реагирую — молодёжь имеет право повеселиться. Но меня выводит из себя нахальный сигнал чьего-то мобильного телефона.