Мистерия убийства

— Не могу поверить.

Она покачала головой, постучала ногой по полу, достала сигарету, зажгла её и сказала:

— Стараюсь бросить. Во всяком случае, никогда не дымлю при мальчиках.

— И правильно делаете.

— Вы должны меня понять, — продолжала она. — Я до сих пор боюсь, что они найдут способ отнять у меня мальчиков. Вы мне верите?

— Я вас прекрасно понимаю.

— А вот они до сих пор не верят в мою невиновность. Они не поверили в то, что Далт уехал только потому, что испугался, когда я позвонила ему из полицейского участка и сказала, что случилось. У него было не очень простое прошлое, и он даже побывал в тюрьме. Мне это было известно, но я не знала, что он освобождён условно. После того как копы не смогли его найти, они зациклились на версии, что мы на пару инсценировали похищение. Никто не хотел поверить в простую истину, что парень испугался. Они всё время думали, что найдут детей где-нибудь в земле. Некоторые, правда, считали, что мы с Далтом продали мальчишек в сексуальное рабство или что-то в том же роде. Эти ждали, что Далт явится с повинной и во всём признается.

— Неужели?

— Точно. А когда дети появились, эти типы, как мне казалось, сожалели, что мальчиков никто не трахал. По правде говоря, парни вернулись в хорошем состоянии — более или менее хорошем. Какое разочарование! И вся эта банда просто не могла оставить ребятишек в покое. Они продолжали их терзать. Думаю, и мне они по-прежнему не верили.

— Я вам сочувствую и понимаю, как никто иной. Но я в отчаянии и поэтому обратился к вам. Я думаю, что мои близнецы сейчас в руках того мерзавца, который похитил и ваших детей.

Эмма отвернулась, а когда снова обратилась в мою сторону, я увидел, что она плачет.

— Знаю, — прошептала Эмма, закрыв лицо ладонями.

— Значит…

— Честно говоря, не думаю, что смогу вам чем-то помочь. Отчасти потому, что полиция сосредоточила все своё внимание на Далте и мне, и отчасти в силу того, что у копов не было никаких улик. Камера наружного наблюдения на заправочной станции запечатлела трейлер, но номерной знак в кадр не попал. Водителя видела куча народу, но на нём было что-то вроде униформы — синий комбинезон и бейсболка. Как у ремонтных рабочих. В видеополе камеры наблюдения парень не попал.

— Вы согласитесь со мной поговорить? Поделиться всем, что вам известно?

Эмма внимательно на меня посмотрела.

— Да, если моя жизнь не станет сюжетом статьи в «Нэшнл инкуайер». Не знаю, что смогу открыть для вас полезного, но… — пожала она плечами.

— Огромное вам спасибо.

Эмма подавила вздох и взглянула на часы.

— Нянька, наверное, уже сходит с ума. Не говоря уж о том, что мальчишек пора укладывать спать. Может, заглянете утром в «Зайчик»?

Не знаю почему, но я вдруг решил сыграть в невинность:

— Зайчик?

— Да я же там вас видела. Вы купили у меня бутылку воды. — Эмма постучала кончиком пальца по виску и добавила: — Как жаль, что я не видела парня, укравшего ребятишек. У меня абсолютная память на лица. Я их никогда не забываю.

Глава 18

Когда у «Пляжного зайчика» скапливалось много посетителей, я помогал Эмме, подавая банки с освежающими напитками, пополняя запасы в холодильнике или наблюдая за раздаточным окном, пока хозяйка заведения оформляла аренду пляжного лежака, доски для сёрфинга или зонта. Когда же наступало затишье, мы беседовали. Беседу вряд ли можно было назвать спокойной. Грохот прибоя, крик чаек, рёв электрогенератора, шипение холодильного оборудования и гудение кондиционера вынуждали нас чуть ли не кричать.

К середине утра мы успели поведать друг другу свои истории. У меня не было сомнений в том, что детей Эммы похитил человек, которого я продолжал называть Дудочником. Однако Шоффлер был прав. Сходство двух событий имело весьма поверхностный характер. Нам очень не хватало деталей и свидетельских показаний, которые позволили бы связать напрямую оба дела.

Мы поведали друг другу о том, какие чувства испытывали, когда нас стали подозревать в похищении собственных детей.

— Со мной, если смотреть со стороны, могло случиться нечто подобное, — сказала Эмма. — Ведь все знали, что я — наркоманка. А что я завязала с этим делом три года назад? Так от возврата к прошлому нас всех отделяет вот такое расстояние, — показала она большой и указательный пальцы, оставив между ними крошечное пространство. — Чтобы подобное не случилось, этот промежуток надо залить расплавленным титаном. Что я, собственно, и пытаюсь сделать.

— Мне кажется, у вас хорошо получается.

— В нашем случае, — пожала она плечами, — за пропажей детей, по их мнению, стояло моё желание вытрясти бабки. Но с какой стати они подозревают вас? Не понимаю.

— Да потому что мы с женой разъехались. Кроме того, Дудочник постарался навести на меня подозрения — он подкинул в стенной шкаф окровавленную футболку, и по крайней мере несколько дней они были уверены, что детей убил я.

— Ах да. Теперь я помню. Куриная кровь.

— Сосуд с водой также послужил уликой против меня. Полиция, видимо, решила, что я держал их под замком в шкафу.

— Что за сосуд?

— На полке стенного шкафа в комнате ребятишек обнаружили наполненный водой сосуд. Понятия не имею, как он там оказался. В этом же шкафу нашли и футболку.

Эмма вдруг судорожно вздохнула, а после, как мне показалось, и вовсе перестала дышать. Она была явно потрясена.

— В чём дело?

— Это действительно он, — прошептала женщина.

— Что вы хотите этим сказать?

— А как насчёт десяти центов? Вы нашли ряд монет?

— Да. Они лежали на раковине в ванной. Но как?..

— В спальном мешке Коннора я нашла выложенные в ряд монеты достоинством десять центов, — сказала Эмма, положив ладонь мне на запястье. — Вначале я подумала, что это сделал сам Кон, но когда Амалия — эта женщина жила в соседней со мной палатке — увидела эти монеты, она едва не умерла от страха. Амалия просто побелела, хотя кожа у неё тёмная. Кроме того, она нашла воду. На полке в самом углу палатки.

— Чего она так испугалась? Что должны означать эти находки?

— Именно это я и хотела узнать. Но Амалия, велев мне ни к чему не прикасаться, впала в истерику и толком так ничего и не смогла объяснить. «Только не трогай воду и не передвигай монеты!» — твердила она. Амалия говорила таким тоном, словно это был вопрос жизни и смерти. Но я так и не поняла, в чём дело. Она пыталась мне объяснить, но её английский, мягко говоря… не очень хорош. Я поняла только, что это имеет какое-то отношение к вуду и мне следует держаться от всего этого как можно дальше. Я разве не сказала вам, что Амалия — гаитянка? Нет? Я так и подумала. Подождите…

Эмма занялась компанией подростков, желавших немедленно получить кока-колу, чипсы, тюбик солнцезащитного крема и футболку с эмблемой спасателей. Девчонки, радостно хихикая, пищали: «Хватит, Кевин, хватит! Стоп! Ты разоришься!» Кевин. Это имя, произнесённое вслух, ввергло меня в ступор. Кевин. Шон. Где вы сейчас?

То, что я услышал от Эммы, только усилило чувство тревоги, которое я постоянно испытывал. Полиция изъяла воду и монеты как вещественные доказательства, и я не мог отрешиться от мысли, что это действие способно принести моим мальчикам дополнительный вред и, возможно, уже принесло.

Эмма закрыла раздаточное окно, села на табурет и откинула со лба завитки волос. Кондиционер, даже работая на всю мощь, не мог справиться с жарой, и мы оба сильно вспотели.

— Вернёмся к Амалии, — сказал я. — У вас сохранилась связь с ней?

— С тех пор я её не видела, — покачала головой Эмма. — А если быть точной, с того момента, когда полиция установила кордон вокруг моей палатки. Я хотела остаться там, поскольку надеялась, что мальчики вернутся, но меня увезли в полицейское управление. Кроме того, копы, приступив к допросу всех обитателей парка, блокировали выход. Амалия и её дружок Бертран жили в стране нелегально. Вы знаете, как это бывает. Амалия убирала в гостинице «Комфорт-инн», а парень был кровельщиком. Множество таких, как они, живут в парках. Работающие бедняки. Кемпинг обходится им значительно дешевле, чем даже самое скромное городское жильё. Одним словом, Берти и Амалия ни при каких условиях не желали разговаривать с полицией. Амалия просто закрыла рот на замок. Ничего не видела и не слышала. Когда копы спустя неделю пришли к ней потолковать о монетах — я сказала о них на допросе, — след Амалии и Берти уже простыл.

— Выходит, вам так и не удалось выяснить, что это значит?

— Я узнала, что это своего рода проклятие. Впрочем, я сообразила это сразу, глядя на то, как ведёт себя Амалия. Но почему вас это так тревожит?

— Она велела вам не передвигать их и даже к ним не прикасаться?

— Да.

— Полицейские взяли их у меня как вещественное доказательство.

— То же случилось и со мной. Вообще-то, разыскивая следы крови, полиция уничтожила массу находящихся в палатке вещей, да и палатку тоже. Вы и представить не можете, в каком состоянии мне вернули мои пожитки. Когда они забирали вещи, был составлен список. Мне сказали, что таков порядок.

— Да, это называется «Перечень предметов, изъятых в ходе обыска».

— Да-да. Так они и говорили. Но некоторые вещи мне не вернули. На перечне рядом с такими пунктами имелись пометки «Уничтожено при тестировании». — Эмма изобразила рукой в воздухе вопросительный знак и покачала головой. — Десятицентовые монеты находились в маленьком мешочке. Когда мальчики нашлись, я выбросила монеты в океан — одну за другой.

Я встал у раздаточного окна, когда она вышла наружу, чтобы выдать клиентам пару пляжных зонтов. За это время мне удалось продать два мороженых и хлопушку в виде ракеты.

— Я не вижу связи с вуду, — сказал я, когда Эмма вернулась. — Парень, укравший моих детей, был белым.

— И мои парни заявили, что похититель не был темнокожим. Я тоже не могу ничего понять. Один из детективов сказал, что здесь может действовать преступная группировка, специализирующаяся на похищении детей.

— Эмма…

— Прошу вас, постарайтесь называть меня Сьюзи.

— Простите, Сьюзи.

Она сидела на табурете, закинув ногу на ногу. Я обратил внимание, что ногти на ногах выкрашены в пять различных пастельных тонов и похожи на конфеты «цветной горошек».

— Вы позволите мне поговорить с ребятишками?

— О Боже, — вздохнула она, — я так и знала, что дело закончится этим.

— Может, им известно что-то для меня важное. Не знаю, правда, что именно.

— Мне страшно не хочется вновь возвращаться к этому делу. Ведь они могут сказать вам нечто такое, что вы захотите сообщить полиции. Полиция их допросит, и сведения об этом просочатся в прессу. Я не хочу, чтобы всё началось заново, — со вздохом добавила она, устремив взгляд в потолок.

Ветер на пляже, усилившись, бросал на стены павильона пригоршни песка, перекрывая шум генератора. Надувной заяц над нами рвался из своих железных постромок, пытаясь умчаться в небеса. Когда Эмма снова взглянула на меня, в её глазах блестели слёзы.

— Наверное, мне не стоило вас просить, — сказал я.

— Но разве вы могли иначе? — Она, словно ребёнок, протёрла глаза костяшками сложенных в кулачки пальцев, набрала полную грудь воздуха и надула щеки, став похожей на северный ветер в детских комиксах. Её резкий выдох напоминал миниатюрный взрыв. Сочувствие к собрату по несчастью сумело в конце концов одолеть инстинкт самосохранения. — О'кей, — сказала она и закрыла глаза, словно не желая видеть собственную капитуляцию.

* * *

Эмма установила свои правила и заставила меня «поклясться детьми», что я эти правила не нарушу. Во-первых, я обещал обращаться к мальчикам по их новым именам — Кай и Брэндон. Во-вторых, не давить на парней, если им вдруг почему-то не захочется отвечать на мои вопросы. Беседа должна продолжаться не более пятнадцати минут, и всё, что они скажут, предназначалось только для моих ушей. И так далее и тому подобное. Больше всего меня поразило, что после случившегося она всё ещё продолжает верить в честное слово.

Мы встретились следующим вечером. Увидев впервые Кая и Брэндона, я чуть не задохнулся от нахлынувших на меня чувств. И вовсе не потому, что они были похожи на моих парней. Нет, никакого внешнего сходства. Но эти близнецы вели себя точно как и мои. Они так же смотрели друг на друга, так же вместе играли, прерывали один другого, заканчивая начатую братом фразу, и в разговоре искали взглядом поддержку.

Я приготовился выслушать историю ужасов, но их слова вселили в меня некоторую надежду.

— Где вы находились? — спросил я, переводя взгляд с одного на другого. — Как это место выглядело?

— Это был большой дом, — сказал Брэндон, взглянул на брата, и тот, ответив ему едва заметным кивком, добавил:

— Просто здоровущий.

— С громадной лужайкой.

— Куча деревьев. Совсем как лес.

Кай посмотрел на брата и, пожав плечами, уточнил:

— Кажется, это были ёлки.

— Да, — согласился Брэндон, глянул на мать и добавил: — Совсем как в парке «Гранд-Тетонс».

— Мы жили там пару месяцев, — уточнила Эмма. — Я работала в Джексоне, в ресторане.

— Мы там ели бифштексы из бизонов, — сморщился от отвращения Кай.

— А другие люди у вас бывали? Я говорю о большом доме. Те, кто стриг газон, например? Или выполнял другую работу? Или там был только человек, который увёз вас в машине из «Макдоналдса»?

— Только он. Там иногда появлялись другие люди, но мы их не видели. В это время мы оставались в большой комнате. Так велел нам док.

Док. Словечко мне не понравилось, и я тотчас вспомнил доктора Менгеле, Папу Дока и Бейби Дока.

— Но он не велел нам сидеть тихо и все эдакое.

— И всё такое, — поправила Эмма.

— И всё такое. Мы даже могли играть в разные электронные игры.

— Но почему вы ни с кем не встречались?

— Потому что этот человек мог проговориться, и тогда мамочке, — бросил он взгляд на Эмму, — будет плохо и мы никогда её больше не увидим.

— Подойдя к ним в «Макдоналдсе», — пояснила Эмма, — этот человек назвался моим другом, сказал, что я должна вернуться в клинику и мне не хватило духу сказать моим дорогим мальчикам…

— Док сказал нам, что у неё, как это… рецидив.

— Он сказал также, что моё сердце не выдержит прощания с ними, — вмешалась Эмма, — и я не выйду из дамской комнаты до тех пор, пока они не уедут. Он заверил мальчиков, что я вернусь к ним, как только мне станет лучше. Но поскольку у него нет разрешения на то, чтобы забрать их к себе, их передадут под опеку в другие семьи, как только станет известно, где они находятся. И после этого уже никогда не позволят жить вместе со мной.

— Никогда впредь, — мрачно произнёс Кай. — Именно так сказал док.

— Теперь у нас есть пароль, — вступил в разговор Брэндон, — и мы будем точно знать, правду говорят о мамочке или нет.

— Только не говори ему! — оборвал брата Кай.

Брэндон ожёг его взглядом, повернулся ко мне и произнёс с извиняющейся улыбкой:

— Мы не должны никому говорить это слово, потому что один человек может сказать другому, и тот сумеет нас обхитрить.

— Прекрасный план! — восхитился я, чувствуя, как истекают пятнадцать отпущенных мне минут. — И чем же вы занимались целый день? Играли в электронные игры? Смотрели телевизор?

— Не-е… Телика там не было. Мы много играли в «Нинтендо». И в пинг-понг.

— И в другие игры тоже.

— Но больше всего мы тренировались.

— Тренировались? — Я посмотрел вначале на одного, затем на другого и спросил: — Каким же образом?

— Упражнения, — ответил Кай и перечислил, отгибая пальцы: — Отжимы, подъёмы, растяжки, гимнастика…

Перед моим мысленным взором возник доктор Менгеле, а в памяти вспыхнули слова: биопсия мышечной ткани, развитие дыхательного аппарата, кардиологические исследования.

— Он проводил какие-нибудь проверки? На машинах или аппаратах?

— Не-е…

— Но зато он иногда устраивал соревнования, — вставил Кай. — Больше побеждал я.

— Но не каждый же раз! — возмутился Брэндон.

— Мы ещё занимались гимнастикой, — сказал Кай. — Мёртвые сальто и всё такое. Ну, вы, наверное, знаете…

— Задние сальто тоже, — вмешался Брэндон. — Хотите посмотреть?

— У Алекса нет на это времени, — остановила их Эмма и добавила: — Похоже, они занимались этими делами по нескольку часов каждый день. Гимнастическое бревно, опорные прыжки. Я даже подумала, не является ли док бывшим спортивным тренером, у которого поехала крыша?

— Мы и по верёвкам лазали, — радостно произнёс Кай. — До самого потолка. Мы очень много этим занимались. Трудное дело. Лазанье делает вас сильным.

— По каким верёвкам?

Кай и Брэндон посмотрели друг на друга, пожали плечами, и Кай пояснил:

— Верёвки как верёвки. Только очень толстые. Они свешивались с крюков на потолке.

— С узлами лазать легче.

— Да. По простым вначале было очень трудно залезать. Помнишь, Брэн, мы с трудом карабкались лишь на пару футов?

— Да нет. Повыше.

— А… где это происходило? В спортивном зале? В большом доме?

— В подвале большого дома. В здоровенной комнате.

В подтверждение этих слов оба кивнули с весьма серьёзным видом.

— Какой длины были эти верёвки?

— Очень длинные. — Они снова посмотрели друг на друга.

— Думаю, что до этого потолка или…

Потолки в комнате Эммы имели в высоту примерно два с половиной метра.

— Нет, — запротестовал Брэндон, — гораздо длиннее… Верёвки были жутко длинными.

— Хм… Делал ли… этот человек… что-нибудь с вами?

— Что, например?

Я не знал, как это лучше выразить, но в разговор вступила Эмма:

— Нет. Ничего подобного.

— Чего подобного? — заинтересовался Кай.

Теперь Эмма не знала, что ответить. После небольшой паузы она сказала:

— Вы мне говорили, что он вас не обижал.

— Нет, он нас совсем не обижал, — покачал головой Кай. — Он нас любил.

— Он вас любил. Означает ли это… что он вёл себя, как ваш друг?

Эмма стрельнула в меня взглядом, но оставила вопрос в силе. Мальчишки отрицательно закрутили головами. Они уже устали и с трудом сидели на месте.

— Не-а, — сказал Кай. — Он был… он был… — мальчик вопросительно посмотрел на брата, но тот лишь пожал плечами, — он был… правильный парень. По большей части док оставлял нас одних. С нами он был только во время тренировок.

— В таком случае почему вы перестали ему верить? — спросил я у Кая. — В торговом центре, например, когда вы хотели позвонить маминому другу.

— Не знаю, — нахмурился мальчик. — Он просто… Нет, не знаю.

— У Кая отличная интуиция, и он ко многому относится с подозрением, — улыбнулась Эмма. — Что касается Брэндона, то он по натуре больше оптимист.

— Что это значит, мамочка? — спросил Брэндон.

— Это значит, что ты всегда надеешься на лучшее, детка, — ответила Эмма.

— А… туиция — это хорошо? — поинтересовался Кай.

— Интуиция. Это означает, что у тебя есть голова на плечах и ты веришь не тому, что говорят люди, а тому, что чувствуешь.

— Им часто приходилось жить в чужих семьях, а в системе патронажа довольно много прорех. Не все так гладко. Брэндон в этом отношении — исключение.

— О-о-о, — протянул Брэндон, — мамочка сказала «прорех».

Узнав, что похититель не мучил мальчиков, я испытал огромное облегчение. Однако меня смущало, что я не мог определить цели похищения. Зачем ему понадобились близнецы? Может, он зациклился на создании семьи? Или ему хотелось иметь сыновей? Какого рода отношения существовали между близнецами и похитителями?

— Этот парень… я хочу сказать док, питался вместе с вами?

— Не-а… На завтрак мы получали кукурузные хлопья и всё такое прочее, на ленч сами делали себе сандвичи, а ужин готовил он. Это была всякая еда в пластиковых коробках. Док разогревал их в микроволновой печи.

— Еда была хорошей, — сказал Кай. — Только здоровая пища. Никаких вредных продуктов.

— И кроме дока, вы так никого и не видели?

— Никого, — кивнул Брэндон.

Я думал, о чём бы ещё спросить, но Кай по собственной инициативе выступил с новой информацией:

— А иногда он показывал нам фокусы. Помнишь, Брэн? Вначале.

— Фокусы? — удивилась Эмма. Для неё это, видимо, тоже оказалось новостью. — Какие ещё фокусы?

— С картами и другими вещами. Ну, ты же знаешь: это называется магия.

— И с монетами.

Монеты.

— Он что… выстраивал монеты в ряд? — спросила Эмма.

— Нет, — скривил рожицу Брэндон. — Он доставал их из воздуха, а потом они исчезали.

— Вот так, — хлопнул в ладоши Кай.

Эмма постучала пальцем по циферблату своих часов, и это заставило меня задать вопрос, который я бы никогда не задал, будучи репортёром. В ответ на подобные, очень общие вопросы обычно пожимают плечами.

— Может, вы вспомните ещё что-нибудь… о доме… о доке или… не знаю… о чем-нибудь, что произошло, пока вы там находились?

— Мы обо всём рассказали в полиции, — ответил Брэндон, которому мои вопросы явно надоели. — Мы повторяли одно и то же снова и снова.

— Да, но если вы знаете что-то такое, что поможет мне найти этого человека, то не могли бы поделиться со мной?

— Он врал, — сказал Кай. — Мамочка никогда не просила нас увезти. Она просто стояла в очереди.

— И это я знаю. Но если вы всё же…

— О'кей, — вздохнул Кай. — Концентрируемся, Брэн.

Мальчишки зажмурили глаза и скорчили серьёзные рожицы, что должно было означать высшую степень концентрации.

Кай первым открыл глаза и пожал плечами:

— Думаю, что этого достаточно.

Брэндон тоже открыл глаза и спросил у брата:

— А мы говорили кому-нибудь о собаках?

Кай в ответ снова пожал плечами.

— Собаках? — переспросил я.

— Очень тощих, — пояснил Брэндон. — Таких тощих, что можно видеть ребра. Но собаки не были голодными. Док сказал, что им положено быть такими.

Уходя, я так тепло поблагодарил Эмму, что та засмущалась.

— Честно говоря, не знаю, чем это может вам помочь, — сказала она, прикусив нижнюю губу. — Но надеюсь, что поможет. Верю, что вы их найдёте.

Из комнаты до меня долетали ребячьи голоса, и мной снова овладело чувство потери. Я не мог заставить себя двинуться, и в прихожей повисло неловкое молчание. Эмма негромко откашлялась. Ей явно не хотелось прогонять меня из дома, но у неё была куча дел и, кроме того, следовало уложить мальчишек в постель.

— Что ж, — решилась она, — желаю удачи.

— Им повезло с такой мамой, — произнёс я наконец.

Она поскребла мизинцем бровь и бросила на меня не очень весёлый взгляд.

— Благодарю вас, но они родились, когда я пристрастилась к наркоте, так что мне надо очень постараться, чтобы загладить свою вину.

— Готов держать пари, что вам это удастся.

Эти банальные слова, как мне показалось, только усилили её смущение. Ей явно хотелось, чтобы я ушёл. Но сама мысль о возвращении в «Якорь» вгоняла меня в уныние.

— Итак… — сказала Эмма.

Моё бессмысленное топтание у её порога, видимо, придало ей решительности.

Собрав силы, я махнул на прощание рукой и двинулся прочь. Моё предположение, что близнецов Сандлинг и моих сыновей похитил один и тот же человек, подтвердилось как нельзя лучше. Но что это мне даёт? Я ни на йоту не приблизился к тому, чтобы их найти.

Глава 19

Вернувшись в родной округ Колумбия, я перечитал свои записи и с головой ушёл в проработку новых «сведений».

Во-первых, монеты. Если подруга Эммы Амалия была права и монеты связаны с вуду, я знал, с чего следует начать. Скотт, один из продюсеров нашей студии, сделал в прошлом году интересный материал об этом культе. Он готовил его в тех местах Флориды, где обитает большое число выходцев с Гаити.

— Привет, Алекс! Нам тебя очень не хватает. Как дела?

— Более или менее.

— Если я могу тебе чем-то помочь…

— Именно поэтому я и звоню. Помнишь тот материал о вуду? У меня есть вопросы, и я думаю, ты сможешь подсказать, к кому с ними обратиться.

— Вопрос о вуду? Выкладывай. Если я не смогу ответить, то рекомендую людей, которые тебе точно помогут.

— Человек, похитивший ребят, оставил в моём доме кое-какие сувениры.

— Постой-постой! Разве их не увели от тебя на какой-то ярмарке?

— Похититель привёз детей домой и оставил там некоторые предметы.

— Имеющие отношение к вуду?

— Пожалуй, да. Во всяком случае, я так думаю.

— Боже! Неужели куклы?

— Нет. Монеты. Ряд монет и сосуд с водой, который он поставил очень высоко.

— Знаешь, это мне напоминает события в доме престарелых в Какао-Бич. Власти хотели помочь управлению приютами в этом районе, и в одном из них администрация ответила на заботу тем, что разбросала по всему зданию разные предметы… Или, если хочешь, символы вуду. Обслуживающий персонал дома — уборщицы и все прочие — в основном состоял из гаитян. Эти сигналы или предупреждения — называй их как хочешь — являли собой фигуры из монет или сосуды с водой, размещённые в самых неожиданных местах. Дело кончилось тем, что администрацию обвинили в незаконном давлении на персонал! В сознательном запугивании рабочей силы. Потому что монеты — знак проклятия. А сосуды с водой предназначались для утоления жажды злых духов, что подразумевало присутствие в доме этих исчадий тьмы. Страдающих от жажды, естественно.

— Шутишь?

— В твоём доме были десятицентовые монеты?

— Да.

— Так называемая «Крылатая Свобода»? Голова Свободы, снабжённая крыльями?

— Точно. Откуда ты знаешь?

— Эти монеты являются знаком Царства вуду. Это все захватывающе интересно, и очень жаль, что кусок с монетами я не смог втиснуть в программу. Из-за этих маленьких крыльев большинство людей называют их «Меркуриями», и нельзя исключать, что все эти предрассудки базируются на простом недоразумении. Голова на десятицентовике официально принадлежит «Леди Свобода». Меркурий же, как тебе известно, был у древних римлян богом торговли и обмана, посланником богов, покровителем азартных игр и всего связанного с ловкостью рук. Меркурий покровительствовал магам и магии. А гаитяне верят, что некоторые из хунганов вуду обладают сверхъестественным могуществом или, говоря иными словами, являются колдунами и магами.

— Кто такие хунганы?

— Это жрецы. Жрецы вуду. Если вернуться к нашим монетам, то у вуду имеется аналог Меркурию, и называется он Легба.

— Аналог Меркурию? Неужели у них есть аналоги римским богам?

— Вуду являет собой синкретический религиозный культ, сочетающий в себе множество понятий, почерпнутых из других верований. Именно поэтому, во всяком случае, так мне кажется, он продолжает процветать. Этого Легбу соотносят и со святым Петром — стражем райских врат. Одним словом, три фигуры — Меркурий, Легба и святой Пётр — ассоциируются с пропуском куда-либо и с преодолением препятствий.

— А как же эти монеты стали знаком проклятия?

— Этого я не знаю. Но мне известно, что служащие дома престарелых были так напуганы, что отказывались входить в некоторые комнаты.

— Хм…

— Однако часть людей считает, что «меркурии» способны приносить удачу. Некоторые жители Флориды и Луизианы носят их как медальон на цепочках на шее и верят, что монеты обладают свойством притягивать к себе деньги.

— Интересно.

— Кроме того, «меркурии» используют в так называемых мешочках мохо.

— Мешочках чего?!

— Только не смейся. Когда я готовил свой материал, мне сделали такой мешочек. Возможно, это простое совпадение, но спустя какое-то время в моей жизни начали происходить неожиданные события. Итак, для «мешочка мохо» нужен один «меркурий» и пара корней. От каких именно растений, решает хунган. В моём мешочке использовали корень какого-то «святого Иоанна Завоевателя». Я это помню, поскольку мне понравилось название.

— Забавно.

— Как бы то ни было, но хунганам известно, какого рода корневища тебе нужны. Итак, берётся «меркурий», корни и немного сахара. Все это заворачивается в двухдолларовую банкноту и помещается в мешочек из красной фланели. Затем мешочек туго перевязывается бечёвкой. Чтобы привести мешочек в рабочее состояние, его следует окропить менструальной кровью или мочой любимой женщины. Должен признаться, что мне с трудом удалось убедить Кристину пойти мне навстречу в этой последней фазе операции.

— Ещё бы.

Мы потолковали ещё немного, затем я его поблагодарил, а он назвал мне имя профессора университета штата Флорида на тот случай, если возникнет потребность в дополнительной информации о вуду.

* * *

Я составил перечень всех связанных со средневековьем празднеств и ярмарок. По прежнему опыту я знал, что подобных событий в стране случается гораздо больше, чем можно предположить.

Мне повезло, и на первый же свой запрос я получил «Указатель ярмарок», оказавшийся для меня весьма полезным. Щёлкнув мышью, я получил доступ к весьма впечатляющему списку ярмарок, фестивалей, игрищ, празднеств, карнавалов, турниров и так далее и тому подобное. Перечисленные в хронологическом порядке, они оказались подлинным кладезем информации. При описании каждой ярмарки или празднества указывался год их учреждения (1567, 1601 и т.д.) и детально рассказывалось о происходивших в те времена событиях. Здесь же сообщалось о количестве сцен, арен, павильонов и ларьков, времени открытия и закрытия, давался прогноз погоды и цены на входные билеты приводились контактные телефоны и фамилии администраторов. Присутствовал и такой пункт, как «Правило ношения оружия», в котором говорилось, должно ли оружие находиться в «мирном варианте» или нет (что это означает, не уточнялось).