Глава 17

Макгафферти сдержала слово. Эмма Сандлинг, урождённая Уэйлен, жила во Флориде, и в семь часов утра следующего дня я уже сидел в салоне авиалайнера компании «Дельта», державшего курс на Дайтон-Бич.

Из аэропорта в город я вначале катил по грандиозной скоростной дороге «Дайтон интернэшнл», а затем поехал вдоль побережья по шоссе А-1-А. Это была выжженная солнцем полоса, по обеим сторонам которой располагались разнообразные забегаловки, мотели, площадки для мини-гольфа и залы для боулинга. Все пространство вдоль дороги было заасфальтировано. Единственными представителями царства флоры, если не считать чудесных зелёных оазисов, где играли в мини-гольф, оставались редкие пальмы с потрёпанными ветром листьями. Время от времени в просветах между гигантскими отелями и кондоминиумами мелькало то, ради чего создавалась вся эта роскошь, — белый песок и блеск Атлантики.

Проехав несколько миль, я увидел огромную глыбу отеля «Адамз марк». Гостиница «Брось якорь», где мне был забронирован номер, находилась в квартале отсюда на противоположной от «Адамз» и гораздо менее престижной стороне дороги. Гигантский рекламный щит в форме якоря возвещал о «СВОБОДНЫХ НОМЕРАХ» и «СПЕЦИАЛЬНЫХ СКИДКАХ ДЛЯ СТУДЕНТОВ И ПОЖИЛЫХ ГРАЖДАН». Если верить информации Метеоканала, то температура и влажность в Вашингтоне и Дайтон-Бич должны были заметно отличаться в пользу последнего. Однако, выйдя из арендованной в аэропорту «хонды-сонаты», я этого совершенно не заметил. Плотный и влажный жар, источаемый раскалённым покрытием дороги, мог ошеломить кого угодно, а дувший с берега лёгкий бриз походил скорее на поток горячего воздуха из гигантского фена для сушки волос.

Номер за тридцать два бакса в сутки оказался точно таким, как я и ожидал. Все мало-мальски плоские поверхности пестрели ожогами от сигарет, телевизор и лампы были наглухо привинчены к тумбам, за пульт дистанционного управления мне пришлось выложить залог в двадцать долларов, а освежитель воздуха не справлялся с застоялым духом табачного дыма. Но комната была довольно большой и оснащённой кондиционером, который в отличие от освежителя со своей задачей успешно справлялся. Кроме того, в номере стоял телефон, и я мог пользоваться своим ноутбуком.

Эмма Сандлинг — урождённая Сьюзи Уэйлен — работала неподалёку на одном из самых знаменитых в мире пляжей. Она арендовала лёгкий павильон в паре сотен ярдов от «Адамз». Павильон именовался «Пляжный зайчик». Кроме того, она посещала по вечерам так называемый Колледж пляжного сообщества Дайтона и уже успела одолеть половину курса под названием «Лечебное дыхание». Её мальчишки ходили в пятый класс летней Библейской школы, действующей под эгидой церкви «Слово Божье». Уэйлен водила внедорожник «субару» выпуска 1984 года, на номерном знаке которого имелся слоган «Спасём ламантинов!». Женщина снимала крохотную квартирку в Порт-Орандже, получая скидку с квартплаты за то, что мыла в доме коридоры и лестницы и содержала в порядке помещение коллективной прачечной. Все эти сведения я получил по электронной почте от Макгафферти вместе со счётом за два часа работы и припиской: «Да здравствует наш информационный век!»

Я присел на кровать, потянулся и уставился в потолок. Получив сообщение от Макгафферти, я начал размышлять о том, как найти подход к Эмме Сандлинг.

Я планировал отправиться в «Пляжный зайчик», арендовать шезлонг и зонтик, купить тюбик крема от загара и попытаться её разговорить. Обычно мне это удавалось. Ведь я как-никак считался приличным репортёром.

Я купил пропуск на день, выложил его на приборную доску и свернул на пляж вслед за черным джипом «эксплорер». Мы катили вдоль песчаной полосы с предписанной скоростью десять миль в час. Справа бесконечной шеренгой высились дома, стояли автомобили и поблёскивала водная поверхность бассейнов, принадлежавших гостиницам и кондоминиумам. Слева я видел белый песок, лес пляжных зонтов, море полотенец, скопление людей, бесконечный простор океана и синее небо.

Найти место, где трудилась Эмма, было совсем просто. Женщина вела торговлю под громадным надувным зайцем в бикини. Рядом с павильоном стоял её внедорожник. Дул довольно сильный бриз, и заяц подпрыгивал и раскачивался на металлических вантах. У служебного окна выстроилась небольшая очередь, состоящая в основном из почтенных полноватых пенсионеров и тощих подростков в бесформенных шортах. От окна отклеилась загорелая девица с бумажной корзинкой картофеля фри в руках. В этот момент я в первый раз и увидел Эмму Сандлинг. Женщина отсчитывала сдачу. Выехав с пляжа у «Адамз», я проехал назад по дороге А-1-А и вернулся через тот же въезд, которым пользовался в первый раз. Теперь Сандлинг выдавала паре подростков широкие тёмно-зелёные лежаки. Эмма оказалась невысокой женщиной с волосами цвета меди, собранными на затылке в свободный пучок. На ней были шорты, короткий топ и сандалии. На этот раз я успел заметить её улыбку и веснушки на лице.

Дежуривший на въезде парень меня узнал и знаком предложил проезжать без остановки. Не доехав до «Пляжного зайца» ярдов сто, я приткнул «сонату» между белоснежным пикапом и ржавым «блейзером».

— Чем могу вам помочь? — с обворожительной улыбкой спросила она, и на её щеках появились ямочки.

— Всего лишь бутылкой воды.

— Без проблем. Вам маленькую или литровую?

— Литровую.

— Ну и правильно, — сказала она, доставая бутылку «Дейзани» из стоящего за её спиной холодильника. — Стоит страшная жара, и надо бороться с обезвоживанием.

Эмма положила сдачу на стойку и перевела взгляд на стоящую за мной женщину. Однако я не тронулся с места, настолько поразил меня её беззаботный вид и какая-то незащищённость.

— Что-нибудь ещё, сэр? — чуть нахмурилась она.

— Нет-нет. Всё в порядке, — поспешил ответить я.

Найдя сравнительно безлюдное место, я постелил полотенце на твёрдый песок и, улёгшись, стал следить, как на берег накатывают и тут же отступают волны. Дети бегали наперегонки с белой пеной, строили песчаные замки и дарили своим мамам найденные ракушки. Кричали чайки, над головой кружили самолёты с развевающимися рекламными транспарантами. Мечтающие о роскошном загаре представительницы прекрасного пола недвижно возлежали на полотенцах, напоминая наслаждающихся теплом морских львов. Девчонки в бикини, повизгивая, входили на цыпочках в воду. А за моей спиной непрерывной чередой со скоростью похоронного кортежа ползли машины.

Солнце нещадно жгло спину, а перед мысленным взором стоял образ Эммы Сандлинг. Моя кожа горела огнём, а закрывая глаза, я слышал в голове какой-то стук. Как будто кто-то непрерывно хлопал дверью. Когда я вернулся к машине, стук прекратился и его место заняла невесёлая мысль: Ничего из этого не выйдет.

Видимо, я с самого начала себя обманывал, предполагая, что это сработает. Я, конечно, мог сблизиться с Эммой Сандлинг и даже стать её другом. Но что произойдёт, когда я перейду к интересующему меня предмету? Как она поведёт себя, если новоиспечённый приятель вдруг заведёт разговор о похищении её сыновей — событии, которое она хотела навсегда похоронить в прошлом?

В машине было так жарко, что на сиденье мне пришлось положить испачканное песком пляжное полотенце. Рулевое колесо обжигало руки. Вернувшись в отель, я открыл записную книжку, чтобы освежить в памяти полученный от Макгафферти распорядок дня Эммы Сандлинг. Затем я записал несколько дополнительных вопросов, которые следовало ей задать. После этого долго пялился в потолок, размышляя о том, как разговорить Эмму Сандлинг.

Наконец я влез в шорты, натянул футболку и отправился бегать по тротуару вдоль дороги А-1-А. Ритмичное движение и жара привели меня в транс, который, как я надеялся, мог вызвать новые, свежие идеи. Я бежал полчаса прочь от отеля и столько же времени обратно. Оказавшись снова в прохладном номере, я принял душ.

Самые разные идеи рождались и тут же умирали. Я думал, что мог бы заставить Эмму говорить, надавив на неё. Она скрывается, и я теперь знаю где. Я могу пригрозить ей разоблачением, и она пойдёт на сделку, чтобы не ломать свою жизнь и не пускаться снова в бега.

Но этот шантаж не тянул даже на план «Б». Пойти на него я не мог. Оставалось одно — целиком отдаться на милость Эммы Сандлинг.

Благодаря Макгафферти я прекрасно знал распорядок дня Эммы Сандлинг. Она закрывала «Пляжный зайчик» в пять и ехала в Ормонд-Бич, чтобы забрать детей из летней Библейской школы. Наскоро перекусив в забегаловке, Эмма везла парней в Орландо к няньке, едва успевая на занятия в колледж, начинавшиеся в семь вечера. Учёба кончалась в половине десятого, и Эмма, забрав близнецов, ехала домой.

Очень длинный день.

Я, конечно, мог бы сразу явиться к ней домой, но мне казалось, что лучше поговорить с Эммой без детей. Тогда она будет чувствовать себя более уверенной. Если бы мне хватило терпения выждать до утра и встретить её у «Пляжного зайчика» ещё до открытия! Но у меня не было на это сил. Если мне удастся найти её машину рядом с колледжем, я подожду Эмму там.

У меня оставалось достаточно времени, чтобы проверить электронную почту. В компьютере оказалось сообщение от Петрич. К письму были приложены полицейские документы, касающиеся монет и бумажного кролика. Я прочитал оба досье, но вся новая для меня информация содержалась лишь в одном абзаце, где эксперт по оригами говорил о найденной в моём доме фигуре:

«Я не могу изучить технику изготовления фигуры, не разрушая образец. Однако в результате визуального осмотра можно предположить, что мы имеем дело с модифицированной версией „кролика Ланга“. Эта фигура средней трудности является производной одного из множества кроликов, созданных известным мастером оригами доктором Джозефом Лангом».

Я попытался смотреть телевизор, но непрерывная реклама, идиотский хохот и краткие сводки новостей сводили меня с ума — действовали на нервы, как скрежет ногтей по грифельной доске. Я вырубил ящик, но стало ещё хуже: я остался один на один с переизбытком адреналина в крови и медленно текущим временем. Тогда я пошёл на пляж, чтобы немного успокоиться под мерный шум прибоя. Однако, расхаживая по песку, я каждые несколько минут поглядывал на часы.

В девять вечера, когда небо с высокими перистыми облаками стало розовым, я катил по бульвару Клайда Морриса. Свернув на скоростную дорогу, я почти сразу же съехал с неё на громадную парковку колледжа. Площадка наполовину опустела, но в то время, когда сюда приехала Эмма, она наверняка была заполнена, поскольку я обнаружил её «субару» на самом краю. В том, что это её машина, сомнений быть не могло. На номерном знаке красовался призыв «Спасём ламантинов!». Тем не менее я сверил цифры номера с теми, что прислала мне Макгафферти. Цифры совпадали.

Часы показывали четверть десятого. Я поставил машину неподалёку от «субару» и немного послушал радио. Однако через несколько минут, снедаемый нетерпением, вылез из автомобиля. Одинокая фигура у машины могла вызвать подозрение, поэтому я двинулся к узкой зелёной полосе, отделяющей парковку от подъездной дороги. Остановившись в камышах под тенью пальм, я под шорох листвы забормотал себе под нос.

Я не сразу понял, что репетирую роль, как делал это, готовясь к выходу в прямой эфир. Я понимал, что это глупо, поскольку гладко сказать то, что я собирался, было невозможно. Однако продолжал подбирать слова и искать варианты:

— Эмма, меня зовут Алекс Каллахан, и со мной произошла такая же трагедия, как и с вами…

— Эмма Сандлинг, мне нужна ваша помощь…

— Эмма…

Стемнело. Зажглись фонари, и в лучах света роилась мошкара. Со стоянки уехали ещё несколько машин, и в нашем секторе их осталось не более десятка.

И вот вдали замаячила фигура, по я почти сразу понял, что это не Эмма. Ко мне приближался подросток в мешковатых штанах и с наушниками на голове. Парень забрался в ржавую «тойоту» и укатил прочь.

Через пять минут я увидел её. Эмма торопливо шагала к своей машине. Я, сообразив, что выступившая из тени фигура способна напугать кого угодно, двинулся к автомобилю. Вначале, чтобы оправдать своё присутствие рядом с машиной, я хотел открыть багажник, но передумал и поднял капот. Похоже, это была ошибка.

Эмма достала ключи и, прежде чем открыть дверцу, бросила в мою сторону усталый взгляд.

Я замер, словно меня разбил паралич.

Она села в машину, опустила стекло и включила зажигание. Двигатель был неважно отрегулирован, делая на холостом ходу слишком много оборотов. К тому времени, когда я, взяв себя в руки, смог двигаться, она уже застёгивала ремень безопасности. Я подошёл к ней и произнёс, подняв руку:

— Простите…

— Извините, но я очень тороплюсь.

— Подождите, — сказал я и тоном профессионального репортёра выпалил: — У нас с вами одна и та же трагедия!

Эта заранее отрепетированная фраза звучала нелепо даже для моего уха. Эмма сдвинула брови с таким видом, словно пыталась в уме перевести слова с плохо знакомого ей иностранного языка.

— Меня зовут Алекс Каллахан… — Теперь я говорил так быстро, что проглатывал слова. — Вы, наверное, видели это в новостях. Моих детей, Кевина и Шона, похитили. Ваша трагедия, Эмма, закончилась, а моя продолжается. Мне нужна ваша помощь. Мне нужен…

Я думаю, что решающую роль сыграло упоминание её имени. Всё, что я говорил до этого, не произвело на неё ровным счётом никакого впечатления. Но прозвучало имя, которым она ныне не пользовалась.

До Эммы вдруг дошло, о чём идёт речь, и в её глазах я увидел ужас. Машина рванулась с места, выбросив из-под задних колёс фонтаны гравия.

Все! Я провалил дело.

Но паники я не испытывал, поскольку она в любом случае не могла от меня скрыться. Однако в этот момент я был не в силах ни двигаться, ни даже дышать. Казалось, меня придавливала к земле сама атмосфера — плотная и тяжёлая. И, когда она вернулась, я стоял на том же месте.

Эмма остановила машину и открыла дверцу. В салоне автомобиля вспыхнул свет, и в этой иллюминации она была мне хорошо видна.

— Простите меня, — сказала она. — Я очень перед вами виновата. В этом деле так много негатива, что я — единственный человек, который мог вас по-настоящему понять и посочувствовать, — делала все, чтобы остаться в стороне…

Конец фразы повис в воздухе, и она некоторое время молчала. Шум на скоростной дороге становился громче. Движение набирало силу.

— А когда я по телевизору увидела… ваших мальчиков… о Боже, — судорожно вздохнула Эмма, — я сразу поняла, что это — он. Я знала это. И я подумала… Знаете, что я подумала?.. — Её голос снова сорвался. Эмма вздохнула и с трудом выдавила: — Я подумала: «Как хорошо, Господи, теперь он к нам не вернётся». — Подавив готовое вырваться рыдание, она прошептала: — Простите меня.

— Послушайте, — начал я, — всё о'кей, я пони…

— Нет, — оборвала меня Эмма, — совсем не о'кей. Мне так стыдно! Дело в том, что, когда мальчики объявились в Юрике, все, как я думала, должны были страшно обрадоваться. Но на деле всё оказалось не так. Конечно, было много шума о чуде и всем таком прочем, но для них этого было мало. Сказки со счастливым концом хватило… лишь на сорок восемь часов, после чего они вновь начали обсасывать нашу трагедию, соревнуясь в том, кто изложит её отвратительнее и грязнее. Мне было так трудно. Дети вернулись, а их у меня снова отняли.