Невин посмотрел на него загадочным взглядом, который выражал что-то среднее между раздражением и восхищением.

– Не сомневаюсь, Богиня поймет это, – сказал Невин. – В известном смысле Ей не нужен храм, потому что ночь – Ее дом, тьма – Ее жертвенник.

– Вы когда-то были жрецом, добрый человек?

– Нет, жрецом я не был, но читал много священных книг.

– Ну что ж, хорошо. Следует ли мне принести Ей что-нибудь в жертву? Похоже, богам это нравится.

– Да, они любят это. – С минуту Невин поразмышлял с очень важным выражением лица. – Я дам тебе кусочек корня мандрагоры. Он похож на человека и, к тому же, наделен Двуумером. Глубокой ночью спустишься к реке, бросишь его в воду и помолишься, чтобы Она приняла его вместо тебя и простила.

– Большое спасибо, добрый человек, покорнейше благодарю вас. Я заплачу вам за корень.

– В этом нет никакой нужды. Я не хочу видеть, что ты совершил ошибку и был убит, потому что ты веришь, что Богиня ожесточилась против тебя.

Рикин завернул драгоценную мандрагору в кусок ткани и спрятал в рубашке, затем вернулся к казармам. Он лежал на своей койке и думал, что же скажет Богине, ведь он хотел выбрать самые нужные слова. Сознание того, что он тоже может поклоняться Ей, наполнило его торжественным спокойствием. «Тьма – Ее жертвенник»; ему понравилось, как старый Невин сказал это. В один прекрасный день, когда придет его время, он опустится в Ее руки и будет мирно и спокойно лежать во тьме, страдания и боль этой бесконечной войны останутся по ту сторону.

– Дагвин? – спросила Гвенивер. – А где Рикин?

Дагвин обернулся и быстро окинул взглядом конюшню.

– Черт бы меня побрал, если я знаю, госпожа, – ответил он. – Минуту назад был здесь.

Гвенивер поспешила наружу, где светило яркое утреннее солнце, и обошла вокруг конюшен. «Он намеренно избегает меня», – подумала Гвенивер, и предположение подтвердилось, когда она наконец поймала его. Он быстро посмотрел на нее, затем потупил взгляд.

– Идем со мной, Рико.

– Если моя госпожа приказывает.

– Черт возьми! Перестань красться, поджавши хвост, как пес, отведавший кнута! Я совсем на тебя не сержусь. Но если мне пришлось поставить Даннина на место, я должна была быть справедливой, так ведь?

Рикин посмотрел на нее и улыбнулся, лицо мгновенно повеселело. Ей нравилось, когда он так улыбался.

– Вы правы, – сказал он. – Все равно, я так страдал из-за этого.

– Все позади, я так думаю.

Они миновали складские помещения, несколько порожних фургонов и вышли за конюшни. Здесь они нашли спокойное солнечное место возле крепостной стены. Они сидели спиной к сараю и смотрели на возвышавшуюся громаду из серого камня, которая скрывала их внутри и держала врага снаружи.

– Вот что я хочу сказать, – начала Гвенивер. – Тебе нужно найти в крепости девушку. Мы останемся здесь до конца жизни.

Рикин вздрогнул, будто она дала ему пощечину.

– Что с тобой? – спросила она.

– Ничего.

– Не обманывай! Что случилось?

Рикин вздохнул и почесал затылок, как будто это помогало ему думать.

– Ну, допустим, я найду девушку. Как вы к этому отнесетесь? Мне кажется, что вы… Черт, будь оно все проклято!

– Кажется, что я буду завидовать ей? Буду, но это мое бремя, не твое. Я выбрала Богиню.

Он улыбнулся, глядя в землю.

– Вы действительно стали бы ей завидовать?

– Стала бы.

Он опустил голову и уставился на брусчатку, словно считая булыжники.

– Я думал об этом, – сказал он наконец. – Здесь есть девушка или две, которые мне как будто нравятся, а одна из них ужасно влюблена в меня. Вот вчера мы гуляли с ней, и я был уверен, что запросто могу уложить ее в постель, если не буду против поделиться удовольствием с еще двумя-тремя парнями. Прежде я никогда перед этим не останавливался. Но вдруг я понял, что она мне глубоко безразлична, и ушел.

Несколько минут он молчал.

– Я никогда не буду счастлив с другой девушкой. Я слишком сильно люблю вас. И любил все эти годы.

– Но ты просто еще не нашел подходящую девушку.

– Зачем вы смеетесь надо мною, Гвен? По правде говоря, мне не хочется жить. Вы не боитесь смерти, так ведь? Об этом говорят ваши глаза, когда вы бросаетесь в атаку. Так вот, я не намерен жить ни минутой дольше вас. Я молился Богине и обещал Ей это.

Наконец он посмотрел на нее и продолжал:

– И я подумал, что могу поклясться так же, как вы.

– Не вздумай! Это совершенно ни к чему, и если ты нарушишь клятву…

– Не думаете ли вы, что у меня меньше, чем у вас, выдержки?

– Я хотела сказать не об этом. Просто в этом нет никакой необходимости.

– Есть. Что большинство мужчин дают любимым девушкам? Дом, вдоволь еды и, время от времени, новое платье. Но, так как у меня никогда не будет возможности дать вам что-нибудь из этого, я дам вам то, что могу.

Он одарил ее легкой, светлой улыбкой, которая ей всегда так нравилась.

– Хотите вы того или нет, Гвен, вы никогда не увидите меня с другой женщиной, и не услышите о ней.

Она почувствовала себя хозяйкой, которая держала на кухне старый горшок, чтобы в один прекрасный день почистить его и обнаружить, что он сделан из чистого серебра.

– Рико, я никогда не нарушу мою клятву. Ты это понимаешь?

– А если и я не нарушу, почему бы мне не поклясться?

Она схватила его за руку и почувствовала, как Богиня заставляет ее говорить.

– Но если когда-нибудь я и нарушу, им будешь ты, а не Даннин. Ты стоишь двух таких как он, не смотря на его титул.

Он плакал, на его щеках были видны две тонкие полоски от высохших слез.

– О, боже мой, – прошептал он. – Я последую за вами на тот свет.

– Если ты вообще последуешь за мной.

– Рано или поздно все мы окажемся в руках у Богини. Почему меня должен волновать вопрос: когда?

– Ну что мне остается сказать? Я люблю тебя.

Он взял ее руку, их пальцы сплелись. Так они просидели долгое время, не произнося ни слова; затем он тяжело вздохнул.

– Как жаль, что я не могу собрать достаточно денег и купить какое-нибудь украшение, – сказал он, – чтобы подарить его вам в знак нашей любви.

– У меня та же проблема. Подожди, я знаю. Мы с тобой поклянемся кровью, как делали в Начале Времен.

Он улыбнулся и кивнул в знак согласия. Она дала ему кинжал, он сделал небольшой разрез на ее запястье, затем разрезал таким же образом свою руку, и они приложили друг к другу кровоточащие раны, чтобы дать крови смешаться. Она готова была заплакать, когда взглянула ему в глаза, потому что у него был очень серьезный вид, и еще потому что это было единственное, так сказать, венчание, которое они могли себе позволить. Затем она ощутила присутствие Богини. Она знала, Госпожа Тьмы была довольна, что ее любовь оказалась такой непорочной и такой суровой, как еще один меч, который положили на Ее жертвенник. Рикин наклонился и поцеловал Гвенивер, всего лишь один раз, затем они разошлись.

Немногим позже, в то же утро, бесцельно бродя по крепости, они зашли к Невину в сад, где старик, стоя на коленях, суетился над своими растениями. Когда они его окликнули, он поднялся, вытирая о штаны грязные руки.

– Утро доброе, – сказал он. – До меня дошел слух о том, что вы оба собираетесь вернуться во владения Волка.

– Собираемся, – ответила Гвенивер. – А еще мы собираемся очистить наши земли от паразитов.

Невин наклонил голову, попеременно рассматривая то Гвенивер, то Рикина. В глазах застыло холодное выражение.

– Что это у тебя на руке, Рико? – спросил он. – Похоже, у твоей госпожи такой же разрез.

Усмехнувшись, она протянула ему руку, и показала пятно запекшейся крови.

– Рикин и я вместе дали обет. Мы с ним никогда не разделим ложе, но у нас будет одна могила.

– Глупые юные создания, – прошептал Невин.

– Как вы думаете, – спросил Рикин, – мы сможем сдержать клятву?

– О, непременно. Не сомневаюсь, вы с честью выполните данное обещание и получите именно то вознаграждение, которое так хотите – скорую смерть в сражении. И, несомненно, менестрели много лет будут воспевать ваш подвиг.

– В таком случае, чем вы так обеспокоены? – вмешалась Гвенивер. – Ничего лучшего нам и не надо.

– Понимаю. – Старик отвернулся. – Именно это и тревожит мое сердце. Ладно, это ваша судьба, не моя.

Не сказав им больше ни слова, он снова встал на колени и продолжил прополку.

Этим вечером у Невина не было желания появляться в большом зале, где он увидел бы Гвенивер. Он поднялся к себе в комнату, зажег свечу и долго ходил взад и вперед, размышляя: что происходит с его нацией, что заставляет людей находить удовольствие в страданиях, что заставляет их любить смерть, в то время как остальные народы предпочитают покой и богатство? Да еще эти Гвенивер и Рикин, которые думают, что любят друг друга, в то время как на самом деле они любят мрачную наклонность деверийской души.

– Но боже мой, – говорил сам себе Невин. – Теперь это не мое дело.

Свеча оплыла, золотистый огонек едва мерцал. Это было его дело. Либо он сможет помочь им в этой жизни, либо ему придется ждать их следующую жизнь, и с этого дня не только жизнь Гвенивер, но и жизнь Рикина стали его делом. Нарушат они клятву или нет, они связывали себя цепью судьбы, распутать которую могла лишь мудрость короля Брана, разорвать – сила Веркингеторика. Мысль об этих двух героях давних времен еще более омрачила настроение Невина. Чертов кровавый обет, прямо как из старинных сказаний! Ему хотелось все объяснить им, заставить убедиться воочию, что всегда легче падать, чем взбираться, что падение влечет за собой сладостное чувство покоя и силы. Но она бы и слушать не стала. Вероятно, было слишком поздно.

Невин сел на стул и уставился в пустой очаг. Он чувствовал, что все королевство катится назад по мере того, как гражданские войны крушат и растаптывают достижения цивилизации – культуру, науку, изысканное благородство, заботу о бедняках, все то, на что многие люди потратили долгие годы, пытаясь вложить в деверийские души. «И как много времени должно пройти, прежде чем они снова возьмутся за ум?» – горестно вопрошал Невин. В первый раз за всю свою необыкновенно долгую жизнь он задавал себе вопрос: есть ли какой-нибудь толк от его служения Свету, и есть ли вообще этот Свет, которому он служит, ведь вещи так легко соскальзывали во тьму? Никогда прежде он не сознавал, как же хрупка цивилизация, как она похожа на каплю масла, плавающую в безбрежном черном океане человеческих душ.

Относительно Гвенивер у Невина была последняя отчаянная надежда. Если бы он только смог заставить ее увидеть, что Двуумер предоставляет больше силы, чем что-либо еще на земле – а она любит силу – он, возможно, мог бы увезти ее подальше от двора. Ее и Рикина тоже, потому что она никогда бы его не оставила. Они бы удалились в дикие северные земли или даже в Бардек. Там он помог бы ей сбросить бремя, которое она на себя взвалила, и снова посмотреть на вещи трезво. Этой же ночью он зашел к ней в комнату поговорить.

Гвенивер налила ему фужер меда и усадила на лучший стул. Ее глаза сверкали в свете фонаря, лицо украшала яркая неподвижная улыбка, словно вырезанная ножом из дерева.

– Я догадываюсь, зачем вы здесь, – начала она. – Почему ваше сердце так озабочено клятвой, которую дали мы с Рикином?

– Главным образом, потому что это недальновидно. Не лучше ли хорошенько подумать, прежде чем встать на какой-то определенный путь? Есть дороги, которые проходят через много разных земель и открывают перед путником различные виды.

– А есть и другие – прямые и короткие. Я это знаю, но моя Богиня выбрала мне дорогу, и сейчас я не могу повернуть назад.

– О, конечно же нет. Но Ей можно служить не только с мечом в руках.

– Это не для меня. Меня и вправду, добрый Невин, абсолютно не волнует, что моя дорога обещает быть короткой. Это… о, это как костер. Некоторые люди подкладывают в огонь по одной палочке, и их маленький, тощий костер горит всю ночь. Другие бросают в огонь сразу всю кучу дров, а затем любуются ярким бушующим пламенем, пока оно не потухнет.

– А потом они замерзают.

Она нахмурилась и посмотрела в свой фужер.

– Да, – сказала она наконец. – Это не совсем удачный пример. Впрочем, не так уж он и плох. Они не замерзают. Потом они сами бросаются в огонь.

Когда она засмеялась над собственной шуткой, Невину наконец открылось то, что он так долго отказывался замечать: она была сумасшедшей. Много лет назад ее столкнули за грань здравого ума, и сейчас безумие сверкало в ее глазах и ухмылялось в непроницаемой улыбке. Безумие заполнило собой все; в этом сумасшедшем мире она считалась восхитительной, ее осыпали почестями и славой мужчины, которые были только чуть менее сумасшедшими, чем она. Невину никогда в жизни не приходилось делать ничего более трудного, чем сидеть здесь и продолжать разговор. Хотя она рассказывала о своих планах поездки в Блейдбир и о клане Волка, он знал, она шла к самоуничтожению.

Наконец Невин вежливо попрощался и вернулся в свою комнату. Теперь он никогда не сможет посвятить ее в Двуумер, потому что изучение искусства магии требует такого здравого рассудка, который только возможен. Те, кто чувствуют себя хоть немного неуравновешенными, как только начинают изучение Двуумера, оказываются разорванными на части силами и энергией, которые они призывают. Он знал, что в этой жизни она так и не найдет свою настоящую судьбу. Меряя шагами комнату, Невин вдруг почувствовал дрожь. Он опустился на стул и подумал, что заболел. Наконец он осознал, что плачет.

Летние дожди превратили крепость клана Волка в море грязи. Опустошенный огнем, лишенный крыши брок возвышался посреди черных комков земли, пепла и обуглившихся бревен, заваливших булыжную мостовую, засоривших колодец и издающих тошнотворное сладковатое зловоние гари и гнили. В затененных местах стены были покрыты скользким слоем плесени, похожим на талый снег. Гвенивер и Гветмар сидели на лошадях в проеме, который раньше был воротами, и смотрели на удручающий пейзаж.

– Итак, – сказала Гвенивер, – вы теперь и в самом деле великий лорд.

– Надеюсь, ваше святейшество воспользуется гостеприимством моего роскошного дома? – Гветмар в шутку поклонился. – Мы могли бы проехать дальше и посмотреть на деревню.

– Действительно. У вас не будет времени перестроить Форт Блейд до зимы.

Они спустились с холма, где их ждала армия. Кроме их собственного войска, всего около семидесяти человек, с ними было двести воинов королевской армии под предводительством Даннина. Щедрость Глина выражалась также в длинном обозе продуктов и штате квалифицированных ремесленников для укрепления домов, которые еще стояли. Они ехали по землям Волка, и Гвенивер задавала себе вопрос: можно ли спасти владение, так как вилланы, которые работали на полях, покинули свои жилища? Дважды они проезжали мимо места, где когда-то находилась деревня, и дважды видели сгоревшие крестьянские избы, как будто жители, спасаясь, решили показать свое презрение к бывшим хозяевам. Однако деревня, где жили свободные крестьяне, все еще стояла, хотя все население покинуло ее, движимое в данном случае не столько презрением к Волку, сколько страхом к Кабану. Деревенский колодец и тропинку окружали буйные заросли сорной травы. Под яблонями гнили несобранные плоды, похожие на сгустки запекшейся крови. Казалось, дома в страхе прижались друг к другу и грустно смотрели на дорогу закрытыми ставнями, как бы упрекая тех, кто их бросил.

– Да уж, хороший я буду господин без подданных, – заметил Гветмар с плохо скрытой горечью в голосе.

– Крестьяне со временем вернутся. Нужно отправить курьера на юг и на восток, где живут их родственники. Что касается ваших собственных земель, друг мой, думаю, вам придется довольствоваться рентой со свободных крестьян, конечно, если вы найдете желающих поселиться здесь.

Гветмар бесцеремонно взломал замок на доме кузнеца и провозгласил его своим собственным, только потому, что он был самым большим. Так как строить добротную каменную стену не позволяло время, каменщик и плотник решили выкопать ров и насыпать земляное укрепление, которое бы окружало частокол из бревен. Пока работа медленно продвигалась, армия небольшими группами регулярно патрулировала границу между землями Кабана и Волка. Через две недели спокойной жизни пришел конец. Гвенивер шла с отрядом через пустынный луг, как вдруг заметила вдали на дороге облако пыли, свидетельствующее о том, что к ним скачут всадники. Она отослала к Даннину курьера за основными силами, затем перестроила войско в боевой порядок поперек дороги.

Вскоре пыль рассеялась, и на дороге показались десять конных воинов, приближавшихся медленным шагом. Они увидели отряд, остановились и изобразили подобие строя. Они находились на своей территории; Волки на своей; обстановка накалилась до предела, когда их предводитель отделился на коне от группы и двинулся навстречу Гвенивер. Он прошел половину разделявшего их с Гвенивер расстояния и остановился.

– Волки, я не ошибаюсь? – спросил он.

– Волки. А что вам нужно?

Предводитель быстро окинул взглядом ее двадцать четыре воина и мысленно подсчитал превосходство сил. Пожав плечами, он повернул коня и приказал своим людям отступить. Когда всадники разворачивались, Гвенивер увидела у одного из них щит с эмблемой в виде зеленого крылатого дракона – символ Святого Города.

– Теперь мне понятно, зачем Глин послал с нами своих людей, – сказала она Рикину.

– Вы правы, моя госпожа. Слумар Кантрэй не допустит, чтобы такие большие земли ушли у него из-под носа без боя.

– Нам лучше вернуться и рассказать остальным.

В Блэйсбире ров уже был выкопан, вал насыпан, хотя еще не утрамбован и не укреплен. Бревна для частокола лежали на земле неровным кругом, как зубы акулы. Гвенивер нашла Гветмара и Даннина, которые беседовали с плотником, и отвела их в сторону, чтобы сообщить новость.

– Итак, держу пари, до захода солнца Баркан уже будет знать, что мы вернулись, – подытожила она.

– Бесспорно, – сказал Даннин. – Они понимают, что мы не можем находиться в разрушенной крепости, бьюсь о заклад, они поедут прямо сюда. Нам лучше встретить их на дороге. Если на их стороне будет значительный численный перевес, мы отступим в деревню, и земляной вал послужит нам крепостью.

– Если мы будем вынуждены отходить, – вступил в разговор Гветмар, – нам лучше сделать это сразу, как только увидим необходимость. Не хотим же мы сложить головы.

– Конечно, – сказал Даннин. – Но вы остаетесь здесь, в деревне.

– Одну минуточку! Я намерен защищать свои собственные земли.

– Намерение заслуживает похвалы, мой господин, но идея никуда не годится. Я и мои люди находимся здесь с единственной целью сохранить вам жизнь.

Гветмар побагровел от ярости, но тут вмешалась Гвенивер.

– Не будьте таким болваном! – резко сказала она. – Откуда вы знаете, кого носит Макки, мальчика или девочку? Если вы погибните в сражении, а дитя не родится, или случится еще что-нибудь, существование клана Волка опять будет под вопросом, пока Макки снова не выйдет замуж. И нам придется еще раз пройти через все трудности.

– Совершенно верно. – Даннин улыбнулся Гветмару, что означало примирение. – Вы производите на свет наследников, мой господин, а мы добываем для них земли.

Наутро Даннин поднял своих людей чуть свет, и они выступили, когда заря только начинала золотить небосвод, потому что, если бы Баркан ехал достаточно быстро, он во второй половине дня был бы в деревне. Часа через три они перешли границу, разделявшую два владения и продолжали двигаться мимо деревень, обезлюдивших из-за постоянной вражды между двумя кланами. К полудню они находились на большом лугу, который с одной стороны окаймляла полоска густого леса. Даннин отправил разведчиков, дал людям и коням немного отдохнуть, затем построил армию в боевой порядок. Две трети войска растянулись поперек дороги; остальные спрятались в лесополосе, где они должны были выжидать, пока основные силы не вступят в бой, чтобы затем атаковать противника с фланга.

Они ждали под палящими лучами солнца. Наконец вернулись разведчики и сообщили, что встретили разведчиков Кабана. Гвенивер повернулась к Рикину и улыбнулась.

– Ну что ж, они идут сюда. Не забудь оставить Баркана для меня.

– Не забуду, моя госпожа. И, если сегодня вечером мне не суждено будет увидеть вас в живых, встретимся на том свете.

Она обнажила копье, воины последовали ее примеру; острия сверкали на солнце, как полоса огня, преграждавшая путь. Снова им приходилось ждать, лошади нетерпеливо били копытами, люди замолчали. Вдруг Гвенивер почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она посмотрела вокруг и увидела отца, братьев, дядюшек, сидящих на призрачных лошадях, таких же бестелесных, как они сами. Они печально смотрели на нее и молчали, как и все живые воины. Скоро они должны увидеть или победу, или смерть своего клана.

– Что случилось? – спросил Рикин.

– Разве ты их не видишь? Смотри. Вон там.

В крайнем недоумении Рикин внимательно посмотрел туда, куда показывала Гвенивер. Призраки улыбнулись, как бы желая показать, что добрый Рикин почти не изменился с тех пор, как они виделись в последний раз. В этот самый миг кто-то закричал. На дороге показалось облако пыли – люди Кабана скакали в бой. Не доезжая каких-то пятьдесят ярдов они остановились и образовали неровный клин. Их было около двухсот человек, и они думали, что имеют дело с войском только из ста пятидесяти. Даннин двинулся на коне вперед, Баркан сделал то же.

– Люди из Кермора? – закричал Кабан. – Но я вижу среди вас эмблемы Волка.

– Видишь, потому что Волки обратились к истинному королю, чтобы он защитил их родовые земли.

– Ха! Истинный король находится в Форте Дэвери, и он присудил эти земли мне по праву кровной мести.

– Это – то, что заставляет одного короля идти против другого, не так ли? – Даннин весело засмеялся. – Ты – жалкий потомок знатной свиньи.

С диким воплем Баркан метнул прямо в него копье, Даннин спокойно поставил щит, и оно упало в грязь. Крича и ругаясь, люди Кабана бросились в атаку, копья со свистом описывали дуги в лучах солнца. Гвенивер пришпорила коня и обнажила меч. Ей был нужен сам Баркан, будь он проклят, и будь проклят Даннин, который сражался с Кабаном посреди поля. Два войска встретились, засверкали мечи, всадники наносили удары, кружа друг вокруг друга в бушующей, кричащей толпе. Когда Гвенивер начала прорубать себе дорогу сквозь людское столпотворение, ее охватил дикий смех. Она добралась до Даннина, и тут спрятанное между деревьев войско покинуло свое убежище и вклинилось в тыл Кабану. Поднялся страшный крик, но люди Баркана уже никак не могли вырваться из ловушки.

– Гвен! – закричал Даннин. – Он ваш!

Прикрываясь щитом, Даннин развернул коня и дал ей вплотную подойти к Баркану. Она слышала, как ненависть хлынула потоком у нее изо рта, выражаясь в долгом, пронзительном смехе. Гвенивер приняла его удар на щит, затем нанесла свой, только чтобы проверить, как отразит его Баркан. На миг их мечи скрестились, она посмотрела ему в лицо и засмеялась. Она видела, что противник побледнел от страха, и, как всегда, вид чужой трусости породил в ней ярость. Она освободила меч, ударила еще раз и вдруг осознала, что все стало происходить очень медленно. Медленно она повернула меч, чтобы ударить снизу; медленно меч Баркана отразил ее удар. Было похоже, что они движутся в танце, изысканном, степенном кружении, где был неестественно отточен каждый жест.

Над ними пронесся шум, похожий на ветер – ветер темной ночи, который завывал, заглушая звук битвы.

Когда он сделал неуклюжий выпад, который она отразила щитом, Гвенивер поняла: он танцевал не в такт. Все так же медленно его лошадь повернула голову и помешала своему хозяину нанести точный удар. Сжав бока лошади коленями, она наклонилась и подкралась к противнику с фланга. Пока он не успел еще окончательно развернуться, она нанесла неожиданный удар. Лезвие ее меча опустилось на руку, в которой он держал щит, так медленно, так легко, что казалось неправдоподобным, когда он дико взвизгнул, зашатался в седле и выронил щит. Ветер завывал и жалобно стонал. Гвенивер, держа меч в вытянутой руке так, что все вместе это напоминало сплошное копье, пронзила ему бок. Со сдавленным криком он повернул голову своей лошади, будто собирался спастись бегством, но снова не успел попасть в такт танца.

Она преградила ему путь к отступлению. Согнувшись в седле, сжимая копье обеими руками, он посмотрел на нее; кровь все так же медленно сочилась из колотой раны.

– Пощады! – прошептал он. – Я отказываюсь от своей претензии.

Гвенивер колебалась, но вдруг она увидела своего отца, который был рядом и смотрел на нее глазами, преисполненными печали. Со всего маху она ударила Баркана мечом между глаз, услышала истошный вопль и добавила с другой стороны. Он скорчился, выскользнул из седла и тяжело упал на землю. Лошади заржали и стали на дыбы, чтобы не растоптать тело. Отец Гвенивер приветственно помахал ей призрачным мечом и исчез. В этот момент окружающий мир обрел прежние формы, ветер превратился в крики сражающихся воинов и звон оружия.

– Гвенивер! – звучал голос Рикина. – Гвенивер!

В этот миг подоспели ее бойцы. Они кричали, усердно размахивали мечами и разгоняли Кабанов, которые вот-вот готовы были окружить ее. Затем серебряный рожок возвестил о том, что ряды противника сокрушены, враг спасается в беспорядочном бегстве, а люди Даннина преследуют его.

– Неплохо сработано, госпожа! – радостно воскликнул Рикин. – Потрудились на славу!

И вот все свершилось. Ненависть, не дававшая покоя все лето, сейчас лежала перед ней, на поле брани, в виде растоптанного тела Баркана. Ошеломленная, будто ее ударили по голове, Гвенивер опустила меч и удивилась, почему она не плачет от радости. Но тут она поняла, что больше никогда не заплачет, потому что Богиня окончательно завладела ей.

Дав армии немного отдохнуть, Даннин оставил Гветмару пятьдесят человек подкрепления и вернулся с остальными в Кермор. Они шли по серым, блестящим от луж улицам города, и Даннин чувствовал, что глубокая меланхолия обступила его со всех сторон и прилипала, как мокрая накидка. Если новый глава клана Кабана не наделает особых глупостей, то летняя военная кампания на этом заканчивается. Когда они вошли в крепость, он отчитался перед королем, затем поднялся к себе в комнату и принял ванну. Даннин заканчивал одеваться, когда ему доложили, что явился советник Саддар и просит принять его.

– Пусть войдет, – сказал он пажу. – Посмотрим, что собирается рассказать нам этот старый зануда.

Улыбнувшись до ушей, парень сделал так, как было приказано, но Саддар попросил его побыть в коридоре, пока он разговаривает с капитаном.

– Почему вы попросили моего пажа выйти? – сердито спросил Даннин.

– Потому что то, о чем я собираюсь рассказать – слишком серьезная для юных ушей вещь. – Советник без приглашения уселся на стул и расправил свою черную мантию. – Думаю, что могу положиться на благоразумие лорда Даннина в данном вопросе. Действительно, я пришел сюда в надежде, что вы развеете мои подозрения и скажете, что я глубоко ошибаюсь.

Если он говорит правду, подумал Даннин, тогда это будет первый раз в его жизни, когда он хочет услышать, что ошибается.

– Какие подозрения? – спросил он.

– О! Все настолько отвратительно, что я боюсь сказать об этом вслух. – Саддар и в самом деле выглядел довольно обеспокоенным. – Речь идет о святотатстве, или лучше сказать, о возможном святотатстве. Мне очень не хочется оскорблять госпожу, которая, может быть, совершенно невиновна.

Он посмотрел на Даннина, как будто ожидал, что тот прекрасно понимает, о ком идет речь.

– Какую госпожу? – спросил Даннин.

– Госпожу Гвенивер, разумеется. Вижу, мне лучше рассказать обо всем прямо, хотя это причиняет мне огромные страдания. Итак, мой господин, вы были в ее компании многие месяцы. Вы замечали, как она… ну, в общем, в каких близких отношениях она, похоже, состоит со своим капитаном? Было бы ужасно, если бы она нарушила свой священный обет. Уверен, если Богиня Тьмы разгневается, всех нас ждет неминуемая гибель. Пожалуйста, умоляю вас, скажите мне, что их дружба – не более, чем тесная привязанность, так часто встречающаяся между воинами.

– Насколько я знаю, так оно и есть. Ведь, черт возьми, держу пари, воины непременно убили бы ее, если бы узнали, что она совершает такой грех. Они понимают, что от нее зависит их жизнь.

– О, как хорошо. Какой тяжелый камень вы сняли с моего сердца. – Он вздохнул с облегчением. – Видите ли, причиной была кровная клятва, которой…

– Что? Что вы имеете в виду?

– Но ведь госпожа Гвенивер поклялась кровью со своим капитаном, с Рикином, то бишь. Разве вы не знали?

Даннин почувствовал, что в нем вспыхнула ярость, как масло, подлитое в огонь.

– Я об этом совершенно ничего не знал, – зарычал он.

– Да, конечно. Я совсем забыл, что его светлость с головой ушел в военные вопросы. Теперь вы понимаете, чем вызвано мое беспокойство.

С невнятным бормотанием, Даннин подошел к окну, оперся обеими руками о подоконник и уставился куда-то вдаль, дрожа от гнева. Неважно, что он ответил советнику, теперь он был уверен, что она нарушила обет целомудрия, что она и Рикин осквернили себя и, вероятно, не один раз. Он даже не видел, как вышел советник, а жаль, потому что на лице Саддара играла веселая улыбка.

Позже, когда Даннин немного успокоился, ему в голову пришла мысль, которая явилась безумным звеном в цепи его рассуждений. Раз Гвенивер уже нарушила свой обет, почему бы, черт возьми, и ему не разделить с ней ложе?

Через несколько дней Невину случилось проходить по двору в то время, когда Гвенивер собирала свое войско у ворот. Он остановился и посмотрел, как она и Рикин седлали коней. Они, пожалуй, были красивой парой, оба молодые, с золотистыми волосами. «И оба обреченные», – подумал Невин. О, боже мой, долго я еще буду оставаться здесь и видеть их удел? Он пошел дальше, его сердце было настолько переполнено тяжелыми думами, что он чуть не сбил с ног Даннина.

– Прошу прощения, – извинился Невин. – Просто я о чем-то задумался.

Даннин посмотрел на него широкими глазами, полными благоговейного трепета.

– Конечно, не о могущественных чарах, мой господин, – добавил старик.

– Ничего страшного, – ответил Даннин и попытался изобразить приятную улыбку; глядя на нее, Невин почему-то представил волка, который выпрашивает объедки со стола. – Вы не знаете, куда это собирается госпожа Гвенивер?