Дэверри (№2) - Заклятье тьмы

Гвенивер вернулась пешком на дорогу и осталась охранять. Где-то далеко на горизонте, в той стороне, откуда они бежали, небо озарилось золотистым светом, словно восходила крошечная луна. Это, по всей вероятности, пылала их крепость. Глядя на зарево, она нащупала свой меч и взялась за рукоятку. Вдруг раздался стук копыт, и она увидела на дороге приближающегося всадника. В ольховой рощице, позади Гвенивер, раздалось ржание; животные приветствовали друг друга – глупенькие предатели.

– Седлайте коней! – закричала она. – Будьте готовы бежать.

Всадник подъехал ближе, спешился и обнажил меч. Когда он подошел, Гвенивер увидела на плаще бронзовый значок, сверкавший в лунном свете: человек из клана Кабана.

– Парень, кто ты такой? – спросил он.

Гвенивер пригнулась и приготовилась к бою.

– Судя по молчанию, ты – паж Волка. Кого же ты так преданно стережешь? Мне ужасно не хочется убивать такого худенького парнишку как ты, но приказ есть приказ. Пойди-ка и приведи сюда женщин.

В полном отчаянии Гвенивер бросилась вперед и нанесла удар. В растерянности человек Кабана промахнулся, меч яростно просвистел мимо. Она ударила еще и сильно раскроила ему шею с одной стороны, затем добавила с другой, как учил ее старший брат Беноик. Человек Кабана со стоном упал на колени и испустил дух у ее ног. Гвенивер чуть не вырвало. В лунном свете лезвие меча было темным, испачканным в крови, оно не блестело так, как после упражнений в былые времена. Крик ужаса, который издала мать, привел ее в чувства. Гвенивер побежала за лошадью убитого, схватила поводья как раз в тот миг, когда та собиралась понести и привела животное в рощицу.

– Чтобы когда-нибудь такое случилось! – причитала Маб. – Чтобы девушке, о которой я так заботилась, пришлось стать воином с большой дороги! О, все святые, когда вы будете милосердны к нашему королевству?

– Когда это будет им выгодно, и не минутой раньше, – сказала Гвенивер. – А теперь на коней! Нам нельзя здесь оставаться.

Глубоко за полночь они добрались до Храма Луны, который стоял на вершине холма, окруженный прочной каменной стеной. Отец Гвенивер вместе с друзьями и вассалами в свое время финансировал строительство стены. Благодаря такой предусмотрительной щедрости, его жена и дочери сейчас спасали себе жизнь за этой каменной толщей. Если какой-нибудь пьяный вояка бывал настолько не в себе, что нарушал запрет и, рискуя разгневать богинь, требовал войти, стены держали его снаружи до тех пор, пока он не образумится. Гвенивер продолжала кричать и вопить, пока, наконец, она не услышала испуганный голос, означавший, что кто-то шел к воротам. Жрица чуть приоткрыла ворота, затем, увидев Долиен, распахнула их шире.

– О, моя госпожа! Не иначе как ваш род постигло самое худшее!

– Да. Вы дадите нам приют?

– С радостью, но я не знаю, как быть с этим парнем.

– Так это же я, Гвен, в одежде брата, – вмешалась Гвенивер. – Я подумала, в дороге лучше было притвориться, что среди нас есть мужчина.

– Ах вот оно что, – сказала жрица с нервным смехом. – Давайте, заходите все побыстрее.

Освещенная лунным светом, огромная огороженная стеной, территория храма заключала в себе много построек; некоторые из них были сложены из камня, другие наскоро сработаны из дерева. Жрицы в плащах поверх ночных рубашек столпились вокруг беженцев и помогали пожилым женщинам спуститься с коней, нашептывая что-то успокаивающее. Одни повели лошадей в конюшню, другие проводили Гвенивер и ее спутниц в длинный деревянный дом для гостей. Некогда прекрасное место для встреч знати, сейчас дом был заставлен койками и сундуками. Здесь нашли себе приют женщины различных званий. Кровавая междоусобица, которая сократила клан Волка до трех женщин, была только одной нитью в отвратительной ткани гражданской войны.

При свете свечного фонаря жрицы нашли для вновь прибывших свободные койки в углу. Под беспокойный шепот Гвенивер улеглась на ближнюю и уснула в ботинках, с мечом на поясе и в одежде.

Она проснулась и обнаружила, что спальня пуста. Свет заливал помещение сквозь узкие окошки под самым потолком. Раньше она очень часто посещала храм и теперь на мгновение оказалась в недоумении: была ли она здесь, чтобы помолиться о своем призвании, или представляла клан на церемонии урожая? Внезапно память вернулась к ней, острая, как вонзенный меч.

– Авоик, – прошептала она. – О, Авоик!

Все же она не проронила ни слезинки, но вскоре она почувствовала себя голодной. В мучительном напряжении Гвенивер встала с постели и побрела через дверь в конце спальни в трапезную – узкую комнату, заставленную столами для отчаявшихся беженцев. Одна из новообращенных в белом платье c юбкой зеленого цвета испуганно вскрикнула, увидев ее.

– Мои извинения, Гвен, – сказала она смеясь. – С первого взгляда я думала, что ты – парень. Садись, я схожу и принесу тебе овсянку.

Гвенивер расстегнула ремень, на котором носила меч, и положила оружие на стол рядом с собой. Она провела пальцем по старым ножнам, окованным потускневшим серебром, инкрустированным вьющимися и переплетающимися изображениями волков. Согласно закону она сейчас с полным правом считалась главой клана Волка, но глубоко сомневалась, что сможет когда-нибудь предъявить претензию на эти права. Чтобы наследовать по женской линии, ей пришлось бы преодолеть больше трудностей, чем тиэрину Баркану из рода Кабана.

Через несколько минут вошла Арда, верховная жрица храма, и села возле нее. Хотя ее возраст приближался к шестидесяти, а голову покрывали седые волосы и от глаз расходились морщины, ее поступь была мягкой, стан – гибким, как у молодой девушки.

– Послушай, Гвен, – сказала она. – Ты всегда говорила мне, что хочешь быть жрицей. Не пришло ли время, как ты думаешь?

– Право, я не знаю, госпожа. Вы же знаете, что я всегда сомневалась по поводу моего призвания… но если бы у меня сейчас был выбор.

– Не забывай, что в качестве приданого у тебя есть земли Волка. Когда новость распространится, держу пари, многие из союзников твоего отца захотят приехать за тобой.

– О, боги! Но я никогда еще не думала о замужестве!

Слегка вздохнув, Арда бессознательно протянула руку и коснулась своей правой щеки, на которой была татуировка в виде растущей луны. Любой мужчина, кто коснулся бы в плотской похоти женщины с таким знаком, был бы предан смерти. Не только знатный лорд, но и любой свободный от рождения человек, убил бы развратника, потому что если бы богиня разгневалась, то пропал бы весь урожай, и ни один мужчина впредь не зачал бы сына.

– Чтобы управлять землями Волка, тебе придется выйти замуж, – заметила Арда.

– Земли – это не то, чего я хочу. Я хочу, чтобы мой клан оставался живым. Но у меня есть сестра. Если я стану служить Богине, то наследное право перейдет к Макки. У нее всегда было множество поклонников, даже когда ее приданое было небольшим.

– Но сможет ли она управлять кланом?

– Нет конечно. Но если я найду ей хорошего мужа… О, послушайте! Как же я собираюсь пойти к королю с петицией? Держу пари, люди Кабана скачут сейчас сюда, чтобы убедиться, что мы сидим здесь загнанные, как свиньи в хлев.

Не прошло и часа, как ее предсказание сбылось. Гвенивер беспокойно бродила по территории, как вдруг услышала шум приближающихся людей и коней, скачущих по дороге. Когда она подбежала к воротам, жрицы присоединились к ней и стали кричать сторожу, чтобы тот закрывал их. Гвенивер как раз помогала вставлять железный засов в скобу, когда к воротам подъехал всадник, сопровождаемый топотом копыт и звоном кольчуги. Арда уже была на площадке над воротами. Дрожа от ярости, Гвенивер забралась наверх и составила ей компанию.

Внизу под ними, растянувшись на двадцать ярдов, находились семьдесят человек войска Кабана. Сам Баркан отделился на своей лошади от толпы и нахально подъехал прямо к воротам. Мужчине было далеко за тридцать, он имел огромные усы и волосы цвета вороньего крыла с густой проседью. Гвенивер нагнулась к крепостной стене; она ненавидела его, человека, который убил всю ее семью.

– Что вы хотите? – закричала Арда. – Приблизиться к храму Святой Луны и быть готовым к войне значит оскорбить Богиню.

– У меня нет такого намерения, ваше святейшество, – ответил он низким, неприятным голосом. – Просто я очень спешу. Я вижу, что госпожа Гвенивер находится у вас в безопасности.

– Она и впредь останется в безопасности, если ты не хочешь, чтобы Богиня прокляла твои земли и твое потомство.

– Вы думаете, я такой человек, который может осквернить святилище? Я пришел, чтобы сделать госпоже мирное предложение. – Он повернулся в седле и посмотрел на Гвенивер. – Кровной вражде будет положен конец после заключения брака. Возьми себе в мужья моего второго сына и управляй землями Волка от имени Кабана.

– Я никогда не позволю кому-либо из твоих родственников прикоснуться ко мне своим грязным пальцем, ублюдок! – прокричала Гвенивер на пределе дыхания. – Ты ждешь, что я буду поддерживать того короля-самозванца, которому служишь ты?

Широкое лицо Баркана побагровело от ярости.

– Клянусь тебе, – прорычал он. – Если не мой сын, то никто другой не будет обладать тобой, то же относится к твоей сестре. И, черт возьми, если мне удастся, я получу твою землю в кровавой междоусобице.

– Вы забываетесь, мой господин! – резко сказала Арда. – Я запрещаю вам находиться на земле храма сколь-нибудь долее. Заберите своих людей, и чтобы я больше не слышала угроз в адрес тех, кто поклоняется Богине.

С минуту он колебался, затем пожал плечами и повернул коня обратно. Прокричав приказ, он собрал войско и отступил к дороге у подножия холма. Гвенивер до боли сжала кулаки, когда увидела, что войско расположилось на лугу по обе стороны дороги, фактически за пределами владений замка, но так, чтобы можно было его контролировать.

– Они не могут оставаться здесь вечно, – сказала Арда. – Скоро им понадобится быть в Форте Дэвери, чтобы выполнить обязательства перед своим королем.

– Это верно. Но я уверена, что они будут сидеть здесь так долго, как только можно.

Арда прислонилась к крепостной стене и вздохнула. Вдруг она почувствовала себя очень старой и очень усталой.

Гражданская война происходила следующим образом. Двадцать четыре года назад умер его величество король, не оставив наследника мужского пола. Его дочь, болезненная молодая девушка, скончалась вскоре после этого. Однако у каждой из трех сестер покойного были сыновья от их именитых мужей: гвербрета Кермора, гвербрета Кантрэя и его высочества принца Элдифа. По закону трон должен был перейти к сыну старшей сестры, бывшей замужем за Кантрэем. Но на гвербрете лежало тяжкое подозрение в том, что он отравил короля и принцессу, чтобы завладеть троном. Это подозрение было состряпано гвербретом Кермора, дабы заявить о претензии на престол для своего сына. Затем принц Элдифа также выдвинул свои требования на том основании, что у его сына была королевская кровь как по материнской, так и по отцовской линии. Так как отец Гвенивер никогда бы не признал чужеземца из Элдифа, выбор клана Волка был сделан, когда ненавистные Кабаны заявили о поддержке требования Кантрэя.

Год за годом битва разгоралась вокруг желанной добычи – города Форт Дэвери, который как-то осенью был захвачен одной из сторон противоборствующих сил, затем, через несколько лет перешел к другой. После такого количества осад Гвенивер сомневалась, что от Святого Города осталось что-нибудь стоящее притязаний, но владеть им означало владеть королевством. Всю зиму он находился в руках Кантрэя, но сейчас была весна. В каждой провинции разодранного на кусочки королевства претенденты на трон собирали своих вассалов и заключали союзы. Гвенивер была уверена, что в настоящее время союзники ее отца находятся в Керморе.

– Послушай, Макки, – сказала она. – Может быть нам и придется торчать здесь все лето, но в конце концов, я надеюсь, кто-нибудь приведет свое войско и вызволит нас.

Макла печально кивнула. Они сидели в саду храма на маленькой скамеечке среди грядок моркови и капусты. Макла, которой было шестнадцать, обычно выглядела хорошенькой девушкой, но в тот день ее светлые волосы были стянуты сзади в неаккуратный узел, глаза были красными и опухшими от слез.

– Я очень надеюсь, что ты права, – сказала Макла наконец. – А что, если никто не посчитает наши земли стоящими, чтобы владеть ими? Даже если кто-то женится на тебе, ему придется воевать с отвратительным, старым Кабаном. А ты не можешь позволить себе дать мне сейчас хоть какое-то приданое; и я, вероятно, буду гнить в этом ужасном, старом храме до конца моих дней.

– Не ворчи на меня! Если я дам святой обет, тогда ты получишь в приданое все земли. Что еще может пожелать женщина?

– О! – В глазах Маклы блеснул огонек надежды. – Ты всегда говорила о том, что хочешь быть жрицей.

– Именно так. Но не беспокойся. Мы еще найдем тебе мужа.

Макла улыбнулась, но поток ее жалоб посеял сомнения в сознании сестры. Что если действительно никто не захочет владеть землями Волка, потому что они несут с собой вражду и междоусобицы? Так как всю свою жизнь Гвенивер слышала постоянные разговоры о войне, она знала нечто такое, чего не знала более невинная Макла: земли клана Волка лежали в плохом в стратегическом отношении районе. Находящиеся прямо возле границы Кантрэя и далеко на восток от Кермора, эти владения было трудно оборонять. А что если король Кермора решит укрепить границы?

Она оставила Маклу в саду, ей захотелось пройтись. Ах, если бы она только могла добраться в Кермор и говорить с королем! Несомненно, он был честным человеком и мог бы выслушать ее. Если бы ей можно было туда добраться… Она взобралась на площадку над воротами и посмотрела вокруг. Прошло уже три дня, а Баркан со своими людьми все еще стоял лагерем на лугу.

– Долго еще вы собираетесь там оставаться, ублюдки? – процедила она сквозь зубы.

Скоро она получила ответ на этот вопрос. На следующее утро, с восходом солнца она поднялась на крепостную стену и увидела, как воины седлали коней и грузили фургоны с продовольствием. Скоро они уехали, но оставили четверых и один фургон – охрану, обеспеченную всем необходимым, чтобы оставаться здесь месяцами. Задыхаясь от злости, Гвенивер проговорила самые непристойные ругательства, которые когда-либо слышала. Наконец она сказала сама себе, что большего и не ожидала. Вдруг она почувствовала, что ее охватывает отчаяние. Даже если Баркан увел бы с собой всех своих людей, она никогда не отважилась бы предпринять путешествие за сто восемьдесят миль в одиночку.

– Разве что, если я поехала бы как жрица, – заметила она вслух.

Будь у нее на щеке татуировка, она была бы неприкосновенной и чувствовала бы себя на дорогах в полной безопасности, как армия. Она пошла бы к королю со своим священным обетом, дающим ей силу, и просила бы сохранить ее клану жизнь. Она нашла бы мужчину, который взял бы в жены Маклу, и имя Волка было бы спасено. Затем она могла бы вернуться сюда и продолжала бы жить в храме. Повернувшись, она прислонилась к крепостной стене и посмотрела вниз на строения. Новообращенные и жрицы рангом пониже уже принялись за работу в саду или носили дрова в поварни. Несколько женщин прохаживались под стенами самого храма, о чем-то размышляя. И все же, несмотря на всю жизнедеятельность, здесь под весенним солнцем царила тишина. Никто не разговаривал, если в этом не было необходимости, но даже тогда только в полголоса. Внезапно у нее возникло ужасное чувство, как будто бы у нее перехватило горло, когда она подумала, что придется жить в этом душном месте.

Вдруг она почувствовала слепую, необъяснимую злобу. Она была в ловушке, как волк, попавший в клетку, грызущий прутья и рычащий на решетку. Ее ненависть к Баркану усилилась, превратившись в страсть, и, затем, излилась на короля Кермора. Она была зажата с обеих сторон, умоляя одного дать ей то, что причиталось ей по праву, умоляя другого отомстить за нее. Как сумасшедшая, она задрожала и начала качать головой из стороны в сторону как будто говоря «нет» целой вселенной. Она была объята чувством, которое было выше ее понимания, ибо корни его лежали глубоко в прошлом, в другой жизни, когда она на самом деле стала желанной целью для двух мужчин безо всякой ее в том вины. Воспоминания, конечно же, стерлись из ее памяти, но чувство осталось, такое же невыносимое и мучительное, как осколок стекла в горле.

Постепенно она снова успокоилась. Поддаваясь чувству безумной ярости, она прчиняла себе вред.

«Тебе надо подумать, – сказала она сама себе, – и просить Богиню о помощи».

– Основная часть войска ушла, – сказал Дагвин, – но осталось четыре человека.

– Ублюдки! – выругался Рикин. – Обращаться с нашей госпожой так, будто она дареная лошадь или еще что-то подобное.

Камлун мрачно кивнул. Эти трое мужчин были последними оставшимися в живых из войска Волка. Вот уже несколько дней они стояли лагерем на лесистых холмах, окружавших Храм Луны; таким образом они могли оберегать женщину, которую считали своимм господином. Все трое служили клану Волка с отроческих лет; они были готовы продолжать служить и теперь.

– Насколько хорошо они ее стерегут? – спросил Рикин. – Вооружены и готовы к стычке?

– Ничего подобного. – Дагвин остановился и зловеще улыбнулся. – Когда я бродил и наткнулся на них, я видел, что они сидели на траве кружком – такие счастливые – и играли в кости с засученными рукавами.

– О, это правда? Давайте надеяться, что боги сделают их игру приятной и очень долгой.

Свободные крестьяне, которые обрабатывали земли храма, были предельно преданы верховной жрице, частично из-за того, что она забирала у них гораздо меньше урожая в качестве пошлины, чем забирал бы лорд, но главным образом потому, что они почитали за честь для себя и своих семей служить Богине. Арда была уверена, или по крайней мере она так сказала Гвенивер, что один из этих людей ради нее готов отправится в долгую поездку в Форт Дэвери и доставить сообщение.

– Этому нужно положить конец! Я не могу приказывать тем людям, которые находятся на земле, не принадлежащей храму, но будь я проклята, если я позволю им сидеть здесь все лето. Ты не преступница, ты нашла здесь убежище, но мы понимаем, что они убили бы тебя, если бы могли. Посмотрим, сможет ли этот король, которому служит Баркан, заставить его отозвать своих людей.

– Вы думаете, король выслушает ваше прошение? – спросила Гвенивер. – Держу пари, он хочет, чтобы нашими землями владел какой-нибудь из его вассалов.

– Для него лучше бы было выслушать! Я попрошу верховную жрицу Форта Дэвери ходатайствовать лично.

Гвенивер придержала верховую лошадь Арды, пока жрица усаживалась, укладывая длинное платье поверх дамского седла. Затем она прошлась рядом с лошадью. Арда подъехала к воротам. Поскольку те четверо воинов Кабана не демонстрировали желания попробовать войти в храм, ворота оставались открытыми. Гвенивер и Липилла, дежурившая в тот день у ворот, стояли вдвоем и наблюдали, как Арда, сидя в седле прямо и вызывающе, проезжала через ворота. Когда она выехала на дорогу, люди Кабана вскочили на ноги и отвесили ей глубокие, полные уважения поклоны.

– Ублюдки, – тихо сказала Гвенивер. – Придерживаются каждой буквы закона, тем временем искажая суть.

– Ты права. Неужели они действительно убили бы тебя?

– Скорее отдали бы меня Баркану. Но прежде я бы умерла!

Они обменялись озабоченными взглядами. Гвенивер уже знала Липиллу, которой было чуть больше сорока, всю свою жизнь, так же как знала и Арду. Они были такими близкими ей людьми, как тетушки или старшие сестры. Но в сердце своем Гвенивер сомневалась, сможет ли она разделить с ними такую строгую жизнь. Арда обогнула холм и скрылась из виду, направляя коня на север. Люди Кабана снова сели и вернулись к своей игре в кости. Гвенивер вспомнила того мужчину, которого она убила на дороге, и пожалела, что не может сейчас поступить так же с теми четырьмя.

Хотя она могла бы вернуться в храм и быть полезной на кухне, Гвенивер немного задержалась у ворот, неторопливо беседуя с Липиллой и глядя вдаль на вольные луга и холмы, такие недоступные для нее. Вдруг вдалеке они услышали стук копыт, быстро приближающийся с юга.

– Наверное Баркан направляет к своим людям посыльных или кого-то еще, – заметила Липилла.

Казалось, люди Кабана на лугу думали так же. Они поднялись, лениво потягиваясь, и повернулись на звук. Внезапно из лесопосадки выскочили три всадника в доспехах, с мечами наготове. Солдаты Кабана на миг опешили, затем с дикими криками обнажили мечи: всадники скакали прямо на них. Гвенивер слышала как вскрикнула Липилла, когда один из солдат Кабана упал наземь с наполовину отрубленной головой. Лошадь стала на дыбы, зашаталась, и Гвенивер увидела знак на щите у одного из всадников.

– Волки!

Не раздумывая, с мечом в руках она побежала вниз, к подножию холма, Липилла тем временем кричала и умоляла ее вернуться. Второй из Кабанов пал, когда она подбежала; третьего окружили двое всадников; четвертый вырвался и побежал вверх по склону холма, словно в ужасе он пытался добраться до святыни храма, которую оскверняло само его присутствие. Когда он увидел, что Гвенивер гонится прямо за ним, то заколебался в нерешительности, затем скользнул в сторону, будто желая обойти вокруг нее. С воем и неземным хохотом, который самопроизвольно вырвался у нее, она размахнулась, ударила и, прежде чем он успел отразить удар, рассекла ему правое плечо. Когда меч выскользнул из его обессиливших пальцев, Гвенивер захохотала снова и пронзила ему горло. Ее смех перешел в крик баньши, когда брызнула алая кровь, и воин упал.

– Моя госпожа! – голос принадлежал Рикину и был едва слышен на фоне ее смеха. – О, ради владыки преисподней!

Смех оборвался. Усталая и безучастная, она уставилась на труп у ее ног. Словно в тумане она видела, как Рикин спешился и медленно подошел к ней.

– Моя госпожа! Госпожа Гвенивер! Вы меня узнаете?

– Что? – Она озадаченно подняла глаза. – Конечно узнаю, Рико. Разве я не знаю тебя добрых полжизни?

– Но, госпожа, нехорошо, даже когда мужчина становится таким неистовым, какой были сейчас вы.

Она почувствовала себя так, будто бы он вылил на нее ушат ледяной воды. С минуту она глядела на него, как слабоумная, в то время как он рассматривал ее со смущенным интересом. Рикин был, как и она сама, девятнадцати лет, широколицым, как солнышко, блондином. Вместе с ее братьями, его считали одним из самых надежных мужчин во всей армии, если не во всем королевстве. Было странно, что он смотрел сейчас на нее так, как будто она представляла собой опасность.

– Видите ли, госпожа, так оно и было, – сказал он. – У меня в жилах кровь застыла, когда я услышал ваш смех.

– Думаешь, у меня не застыла? Неистовой! Клянусь самой Богиней, именно такой я и была.

Дагвин, стройный, постоянно ухмыляющийся брюнет, подошел к ним с лошадью на поводе и поклонился.

– Как плохо, что они оставили четверых, госпожа, – заметил он. – С двумя вы могли бы справиться сами.

– Может быть даже с тремя, – добавил Рикин. – А где же Кам?

– Избавляет своего коня от страданий. Один из тех мерзавцев действительно рубанул мечом в нужную сторону.

– Ничего, у нас сейчас их лошади, а также весь провиант. – Рикин взглянул на Гвенивер. – Мы находились здесь в лесах, госпожа, ожидая, когда будет можно нанести удар. Мы подумали, что Кабан не может сидеть здесь все лето. – Он сделал паузу. – А крепость сметена с лица земли.

– Я была в этом уверена. А как Блейдбир?

– Он еще стоит. Тамошний народ давал нам еду. – Рикин посмотрел в сторону, его рот исказился. – Кабан настиг наше войско на дороге. Это было как раз на заре, мы были только наполовину одеты, когда эти ублюдки овладели холмом без всякого предупреждения и даже без звука трубы. Их было в два раза больше, чем нас, поэтому господин Авоик закричал, что мы должны отступать, чтобы спасти себе жизнь. Но мы не успели сделать это достаточно быстро. Простите, госпожа. Мне следовало бы умереть там с ним, но я подумал о вас, я хочу сказать, о вас и обо всех женщинах, я подумал, что было бы лучше мне погибнуть во дворе замка, защищая вас.

– И мы тоже, – вступил в разговор Дагвин. – Но мы слишком опоздали. Кабаны не давали нам покоя всю дорогу, и, когда мы достигли крепости, она пылала. Мы едва не сошли с ума, думая, что вас убили, но Рико сказал, вы могли уйти в храм.

– Тогда мы поехали сюда, – подхватил Рикин. – И когда увидели, что проклятые Кабаны расположились лагерем у ворот, то поняли, что вы, должно быть, находитесь внутри.

– А мы здесь и были, – сказала Гвенивер. – Ну что же, отведите лошадей и фургон с содержимым наверх. Там есть несколько домиков для мужчин, чьи жены пришли сюда всего на один или два дня. Вы можете оставаться там, пока я решу, что нам делать дальше.

Хотя Дагвин поспешил исполнить приказ, Рикин не торопился, он почесал испачканное лицо тыльной стороной еще более грязной руки.

– Нам, госпожа, надо бы похоронить этих Кабанов. Не можем же мы оставить эту работу святым особам.

– Действительно. Я… Я думаю: что скажет об этом верховная жрица? Ладно, это мои заботы. Большое спасибо, что спасли меня.

Рикин улыбнулся, что было едва заметно по его губам, затем поспешил за остальными.

Хотя Арда была недовольна, узнав, что у ворот храма были убиты четыре человека, постепенно она смирилась, даже заметила, что, возможно, Богиня таким образом наказывала Кабана за непочтительность.

– Это несомненно, – сказала Гвенивер, – потому что это Она сразила одного из них. Я была ничем иным, как мечом в Ее руках.

Арда внимательно посмотрела на нее. Они сидели в ее кабинете, в скромной комнате с каменными стенами, книжной полкой с шестью священными книгами у одной стены и столом, заваленным счетами храма, с другой. Даже сейчас, когда Гвенивер уже твердо решила, она не переставала об этом думать. Когда-то ее высшей целью было стать верховной жрицей и сделать этот кабинет своим собственным.

– Весь вечер я молилась Ей, – продолжала Гвенивер. – Я собираюсь вас покинуть, госпожа. Я хочу присягнуть Луне и передать право управлять кланом Макле. Затем я возьму моих людей и поеду в Кермор к королю с петицией от клана Волка. Раз у меня будет татуировка, Кабану не захочется причинять мне вред.

– Так-то оно так, но все же это опасно. Меня все время будет терзать мысль о том, что ты где-то на дороге в сопровождении всего трех всадников. Кто знает, что сейчас у людей на уме, даже если ты жрица?

– Не только трех, госпожа. Я – четвертая.

Арда замерла, словно приросла к стулу, когда начала понимать, что имеет в виду Гвенивер.

– Разве вы не помните, что вы говорили мне о четвертом лице Богини? – продолжала Гвенивер. – О Ее темной стороне, когда луна становится черной и кровавой, о матери, которая поедает собственных детей.

– Гвен. Это не то.

– То. – Гвенивер подняла голову, встала и начала ходить по комнате. – Я собираюсь вступить со своими людьми в войну. Она продолжается уже слишком долго, так как в Дэвери сражаются давшие обет Луне воины.

– Тебя убьют. – Арда поднялась со стула. – Я тебе этого не позволю.

– Разве это в нашей власти позволить или не позволить, если Богиня зовет меня? Сегодня я ощутила на себе Ее руку.

Их взгляды встретились, и, когда Арда первой отвела глаза в сторону, Гвенивер поняла, что она больше не ребенок, а женщина.

– Есть способы проверить, вдохновение ли это, – сказала наконец Арда. – Приходи сегодня ночью в храм. Если Богиня даст тебе знамение, то не мне говорить тебе «нет». Но если Она не одобрит…

– Меня защитит ваша мудрость.

– Прекрасно. А что, Если Она даст знамение, но не то, о котором ты думаешь?

– Тогда я все равно присягну Ей. Время пришло, моя госпожа. Я хочу услышать тайное имя Богини и дать обет.

Готовясь к обряду, в тот вечер Гвенивер постилась. Пока обитатели храма сидели за ужином, она принесла воды из колодца, нагрела себе ванну у кухонного очага. Затем, одеваясь, она остановилась, рассматривая рубашку своего брата, которую она же вышила для него год назад. На кокетке с обеих сторон был вышит красными нитками бегущий волк их клана, окруженный замысловатым переплетением. Рисунок соединялся сам с собой так мудрено, что казался цепочкой узелков, сплетенных из многих нитей, но на самом деле там была только лишь одна линия, и каждый узелок следовал непосредственно за предыдущим. «Моя судьба такая же запутанная», – сказала она сама себе.

И вместе с мыслью пришло леденящее чувство того, что она говорила лучше, чем могла подумать. Закончив одеваться, она была перепугана. Не из-за того, что она может погибнуть в битве; она знала, что ее убьют, может быть скоро, может быть спустя много лет. Это было во власти Черной Богини потребовать от своих жриц принести последнюю жертву, когда Она считала, что время подошло. Когда Гвенивер взяла в руки пояс для меча, она остановилась в нерешительности, одолеваемая искушением бросить его на пол; затем пристегнула его и одобрительно кивнула.

Круглый деревянный храм стоял в центре огороженной крепостными стенами территории. По обе стороны от двери росли скрученные, похожие на пламя кипарисы, завезенные из Бардека и оберегаемые в холодные зимы. Когда Гвенивер проходила между ними, она почувствовала большую волну энергии, будто бы она прошла через ворота в другой мир. Она девять раз постучала в дубовую дверь и дождалась пока ей ответили изнутри девятью приглушенными ударами. Тогда она отворила дверь и вошла в переднюю, слабо освещенную единственной свечой. Ее ожидала жрица, облаченная в черное.

– Оденешь это в храме. Возьми также свой меч. Так распорядилась верховная жрица.

Во внутреннем святилище полированные деревянные стены отражали тусклый свет, излучаемый девятью масляными светильниками, пол был выстлан свежим тростником. У дальней стены стоял жертвенник. Это был валун, необработанный по сторонам кроме верхней, которая была ровной, как стол. Над ним висело огромное круглое зеркало – единственный образ Богини, который Она принимает в своих храмах. Слева стояла Арда, одетая в черное.

– Вынь свой меч из ножен и положи на жертвенник.

Гвенивер присела в реверансе перед зеркалом, затем сделала так, как ей сказала верховная жрица. Через боковую дверь вошли три старшие жрицы и молча встали справа. Они должны были стать свидетелями ее клятвы.