Дэверри (№2) - Заклятье тьмы

– Мы собрались, чтобы научить и принять ту, которая бы служила Богине Луны, – продолжала Арда. – Мы все хорошо знаем Гвенивер из клана Волка. Есть ли какие-нибудь возражения против ее кандидатуры?

– Никаких, – сказали все три хором. – Мы знаем ее, как одну из тех, кого благословила Наша Госпожа.

– Ну что же, хорошо. – Верховная жрица обратилась к Гвенивер. – Клянешься ли ты служить Богине все свои дни и ночи?

– Клянусь, моя госпожа.

– Клянешься ли ты никогда не познать мужчину?

– Клянусь, моя госпожа.

– Клянешься ли ты никогда не раскрыть тайну святого имени?

– Клянусь, моя госпожа.

Арда подняла руки и трижды хлопнула в ладоши, затем еще три раза и, наконец, еще три, отмеряя ударами святое число в его простой пропорции. Гвенивер почувствовала торжественное, благословенное спокойствие, сладость, словно мед протекал через все ее тело. Наконец решение было принято, клятва дана.

– Из всех богинь, – продолжала Арда, – только у Нашей Госпожи нет имени, известного простому народу. Мы слышим о Ипоне, мы слышим о Сироне, мы слышим об Аранродде, но Наша Госпожа всегда остается просто Богиней Луны. – Тут она обратилась к трем свидетельницам. – А почему же так получается?

– Ее имя – секрет.

– Это тайна.

– Это загадка.

– Но все же, – сказала Арда, когда выслушала ответы, – эту загадку легко разгадать. Как зовут Богиню?

– Ипона.

– Сирона.

– Аранродда.

– И все остальные, – было сказано в унисон.

– То, что вы сказали, верно. – Арда обратилась к Гвенивер. – И вот оно, решение этой загадки. Все богини – суть одна богиня. Она известна под всеми именами и без имени, потому что Она одна.

Гвенивер пронзил озноб неистовой радости.

– Не важно, каким именем Ее называют мужчины и женщины, Она – Единая, – продолжала Арда. – И существует лишь одно священство, которое служит Ей. Она – как чистый солнечный свет, когда он пронзает покрытое грозовыми тучами небо и обращается в радугу, многоцветную, но на самом деле одну.

– Я давно об этом думала, – прошептала Гвенивер. – Теперь я это знаю.

Верховная жрица снова хлопнула девять раз в ладоши, затем обратилась к свидетельницам.

– А теперь вопрос к Гвенивер, которая впредь не женщина, а жрица. Как она будет служить Богине? Пусть она преклонит колено в молитве у жертвенника.

Гвенивер встала на колени лицом к мечу. Она могла видеть в зеркале себя – призрачную фигуру в мерцающем свете. С трудом узнала она свое лицо, коротко обрезанные волосы, зловещую улыбку на губах, глаза, горящие жаждой мести.

– Помоги мне, о Небесная Госпожа, – молилась она. Я хочу крови и мести, а не слез и скорби.

– Смотри в зеркало, – прошептала Арда. – Проси Ее прийти к тебе.

Гвенивер распростерла руки над жертвенником и сосредоточилась. Сначала она не видела ничего, кроме самой себя и храма на заднем плане. Арда затянула высоким голосом заунывную песнь на древнем языке. Казалось, масляные светильники мерцали в такт с длинным, изломанным размером стиха, пение то усиливалось, то затихало, завывая в стенах храма, как холодный ветер. Свет в зеркале изменился, потускнел, превратился во тьму, дрожащую тьму, холодную, как небо без звезд. Пение продолжалось, голос жрицы, причитая, выговаривал древние слова. Гвенивер почувствовала, как волосы сзади кололи ей шею; во тьме зеркала появились звезды в кружении и танце бесконечного неба. Между ними возник Ее образ.

Она возвышалась над звездами, Ее лицо было неумолимым и беспощадным, опьяненным кровью. Она покачала головой, и огромная грива черных волос закрыла небо. Гвенивер едва могла вздохнуть, когда черные глаза посмотрели в ее сторону. Это была Богиня Темного Времени, чье сердце пронзил меч. Она требовала не меньшей жертвы от тех, кто Ей поклонялся.

– Моя госпожа, – прошептала Гвенивер. – Прими мою жертву: я буду служить тебе вечно.

Глаза рассматривали ее продолжительное время, свирепые, сверкающие, предельно холодные глаза. Гвенивер чувствовала Ее присутствие повсюду, как будто Богиня стояла рядом с ней, позади нее и перед ней.

– Прими меня, – сказала она. – Я буду мечом в твоей руке.

Лежавший на жертвеннике меч ярко вспыхнул и засверкал кровавым светом, отбрасывая отблески вверх, от чего зеркало стало красным. Пение прекратилось. Арда видела предзнаменование.

– Поклянись ей, – голос жрицы дрогнул, – что, служа ей, ты будешь жить… – Ее голос сломался замолк.

– Я клянусь всем сердцем.

Глаза Богини в зеркале излучали радость. Свет плясал на мече, как огонь, затем начал гаснуть. Когда он потух, зеркало стало черным небом со звездами, затем просто тьмой.

– Свершилось! – Арда хлопнула в ладоши, гулкое эхо раскатилось по храму.

В зеркале отражалось бледное, покрытое потом лицо Гвенивер.

– Она пришла к тебе, – сказала верховная жрица. – Она дала тебе благословение, которое многие назвали бы проклятьем. Ты выбрала, и ты дала клятву. Служи же Ей хорошо, иначе смерть станет твоим уделом.

– Я никогда не изменю Ей. Как я могу, ведь я смотрела в глаза Ночи?

Арда хлопнула в ладоши девять раз, отмеряя трижды по три. Все еще дрожа, Гвенивер поднялась и взяла свой меч.

– Никогда я не думала, что Она тебя примет. – Арда была готова заплакать. – Но теперь я могу только молиться за тебя.

– Я буду высоко ценить эти молитвы, как бы далеко я ни находилась.

В храм вошли еще две жрицы. Одна несла серебряную чашу с синим порошком, другая две тонких серебряных иголки. Когда они увидели меч в руке Гвенивер, то обменялись испуганными взглядами.

– Поставьте ей знак на левой щеке, – сказала Арда. – Она служит Нашей Госпоже Тьмы.

Благодаря провианту, который Рикин и другие захватили у людей Кабана, сейчас они наслаждались горячим завтраком в первый раз за последние дни, когда они вынуждены были довольствоваться кашей и солониной. Ели они медленно, смакуя каждый кусок и получая еще большее удовольствие от того, что временно чувствовали себя в безопасности. Когда трапеза была почти на исходе, Рикин услышал, что кто-то ведет коня к их домику. Он вскочил на ноги и поспешил наружу, обнажив меч на случай, если Кабан подослал шпиона. Но это была Гвенивер, одетая в одежду брата и ведущая под уздцы большого боевого коня. В свете утреннего солнца ее левая щека казалась обожженной, она была опухшая и красная; в середине красного пятна вырисовывался синий полумесяц. Все трое замерли не в силах вымолвить ни слова, а она как ни в чем не бывало улыбалась им.

– Госпожа! – наконец заговорил Дагвин. – Теперь вы остаетесь в храме?

– Нет. Сегодня мы собираем вещи и едем в Кермор. Грузите столько продуктов, сколько смогут увезти трофейные лошади.

Все трое послушно кивнули, не задавая лишних вопросов. Рикин не мог оторвать от нее взгляд. Хотя теперь никто не назвал бы Гвенивер прекрасной (лицо было слишком широким и из-за этого сильно выделялась челюсть), она была привлекательной, высокой и стройной с грацией дикого животного, особенно заметной в движениях. Вот уже много лет Рикин был безнадежно в нее влюблен. Каждую зиму он, бывало, сидел в одном конце комнаты ее брата и смотрел на нее, недоступную, сидящую в другом конце. Видя, что она дала клятву, он получал жестокое удовлетворение. Теперь она никогда не будет принадлежать другому мужчине.

– Что-нибудь не в порядке? – спросила она у него.

– Все нормально, госпожа. Если позволите, я хотел бы поинтересоваться насчет татуировки. Почему она находится у вас с левой стороны?

– Ты имеешь право знать. Она означает, что я – воин, поклявшийся Луне. – Когда Гвенивер улыбалась, казалось, она превращается в другую женщину, холодную, с жестокими глазами, свирепую. – А ты думал, что такие существуют только в песнях менестрелей, не так ли?

Рикин был так напуган, как будто она ударила его. От неожиданности у Дагвина перехватило дыхание.

– Госпожа Макла теперь глава Волчьего клана, – продолжала она. – Она сделала меня предводителем ее войска до тех пор, пока она не выйдет замуж, и ее муж не примет командование людьми. Если мы доживем до того дня, у вас будет выбор: присягнуть тому человеку или последовать за мной. Но сейчас мы направляемся в Кермор для летних боевых действий. Волк поклялся привести людей, и Волк никогда не нарушит слово.

– Ну что же, госпожа, – сказал Рикин, – может быть мы не такое большое войско, но если кто-нибудь посмеет сказать плохое слово о нашем предводителе, я сам перережу этому ублюдку глотку.

Они отправились в путь и двигались осторожно на случай, если на дороге скрывается в засаде кто-нибудь из людей Кабана. Дагвин и Камлун по очереди ехали впереди. Они двигались по боковым дорогам через холмы. Хотя Кермор находился в добрых десяти днях езды, безопасность была намного ближе, в фортах старых союзников Волка, на юге и на востоке. Два дня они огибали Волчьи владения, не позволяя себе ехать по собственным землям на тот случай, если люди Кабана патрулировали территорию. Утром третьего дня они пересекли реку Нер возле редко используемого брода и взяли курс больше на юго-восток, направляясь в земли Оленьего клана. Той же ночью они расположились на опушке леса, который Волки и Олени использовали совместно, как охотничьи угодья. При виде знакомых деревьев на глазах Гвенивер выступили слезы. Она вспомнила, как ее братья любили здесь охотится.

Пока мужчины привязывали коней и ставили палатки, Гвенивер беспокойно бродила вокруг. Ее начали одолевать тяжелые сомнения. Одно дело говорить о походе на войну самой, другое видеть свой крошечный отряд и сознавать, что их жизни зависят от того, как она будет ими руководить. Под предлогом поиска сухих веток она зашла в лес и долго бродила среди деревьев, пока не обнаружила маленький ручей, тихо бегущий по камням между покрытыми папоротником берегами. Вокруг нее старые дубы отбрасывали тени, которые, казалось, лежали там с сотворения мира.

– Богиня, – прошептала она. – Я выбрала правильный путь?

Она не увидела знамения на мерцающей поверхности воды. Она обнажила меч и посмотрела на лезвие, которое горело огнем на жертвеннике. Затем, казалось, она почувствовала, что вокруг нее собрались души умерших: Авоика, Мароика, Беноика, и последнего из них, ее отца, Каддрика, – тех сильных, высоких, беспощадных людей, чьи жизни повлияли на ее жизнь, чья гордость соединилась в ее собственной.

– Я никогда не оставлю вас лежать неотмщенными.

Она слышала, как они вздохнули о своей горькой судьбе, или, быть может, это ветер шумел в листве, ибо исчезли они так же тихо и быстро, как и появились. Но все же она знала, что Богиня дала ей знамение так же, как и в тот раз, когда Она благословила меч.

– Месть! Мы будем вершить ее ради Богини.

С мечом в руках Гвенивер пошла назад к мужчинам, но вдруг услышала позади себя хруст сухой ветки и звук шагов. Она обернулась и подняла меч.

– Выходи! – резко сказала она. – Кто беспокоит жрицу, присягнувшую Богине Темного Времени?

Из кустарника вышли с мечами наготове два человека в рваной, грязной одежде, с небритыми лицами и спутанными волосами. Когда они рассматривали Гвенивер прищуренными глазами, казалось, что Богиня находится рядом с ней; осязаемое присутствие, от которого волосы становятся дыбом. Она смерила их взглядом с улыбкой на лице, которая, казалось, возникала помимо ее воли.

– Вы не ответили мне, – сказала Гвенивер. – Кто вы такие и что здесь делаете?

Черноволосый стройный парень посмотрел на другого со следами улыбки; рыжий, однако, отрицательно покачал головой и сделал шаг вперед.

– Разве где-то поблизости есть храм, моя госпожа? – спросил он. – Или вы живете отшельницей в этом лесу?

– Я вожу мой храм с собой в дорожной сумке. Вы никогда еще не встречали жрицу моего обряда и маловероятно, что когда-нибудь встретите еще.

– Действительно, у нее на лице знак, – вмешался черноволосый. – Но я уверен, она…

– Придержи язык, Драус, – резко прервал рыжий. – Здесь что-то очень странное. Итак, госпожа, вы на самом деле совершенно одна в этом проклятом лесу?

– Какое вам до этого дело? Богиня видит святотатство, неважно, как далеко от людских глаз оно происходит.

Когда Драус начал говорить, Гвенивер шагнула вперед, потрясая мечом, словно бросая ему вызов. Она поймала его взгляд и, не отводя глаз, уставилась на него, чувствуя, что Богиня, как черная тень, стоит у нее за спиной; ее рот растянулся в улыбке. Драус резко отступил, его широкие глаза наполнял страх.

– Она сумасшедшая, – прошептал он.

– Я же говорил: попридержи язык! – огрызнулся рыжеволосый. – Здесь сумасшедшая, а там отмеченная богами, мерзкий ты ублюдок! Госпожа, приношу извинения за то, что мы вас побеспокоили. Не дадите ли нам благословение вашей Богини?

– О, с большой радостью! Но вы даже не знаете, о чем просите. – Вдруг она засмеялась, холодный всплеск радости, который она не могла подавить. – Идите за мной, а там мы посмотрим насчет благословения.

Гвенивер повернулась на каблуках и зашагала между деревьев. Хотя она слышала, что двое идут за ней, Драус что-то возражал шепотом, она ни разу не оглянулась, пока они не достигли лагеря. Когда Рикин увидел следовавших за ней мужчин, он закричал и подбежал с мечом в руках.

– Здесь нет никакой ошибки, – сказала Гвенивер. Возможно, я нашла двух человек пополнения.

С минуту мужчины смотрели друг на друга в полном недоумении.

– Драус! Абрин! – заорал Рикин. – Что, черт возьми, с вами случилось? Где остальное войско?

Только тогда Гвенивер увидела едва заметные эмблемы на их запачканных рубашках: Олени.

– Убиты, – произнес Абрин холодным, безжизненным голосом. – И лорд Мейер с ними. Многочисленная орава проклятых всадников Кантрэя разбила нас в прах дней пять назад. Крепость пала, и будь я проклят, если знаю, что случилось с нашей госпожой и с детьми.

– Мы пытались добраться до Волка, – вмешался Драус. Он сделал паузу и горько улыбнулся. – Я понимаю, что это не помогло бы нам ни на йоту.

– Ни на йоту, – повторила Гвенивер. – Наша крепость была также стерта с лица земли. Но вы наверное ужасно голодны? У нас есть еда.

Абрин и Драус с жадностью набросились на сухари и сыр, как будто это был пир, и в процессе еды рассказали о своих приключениях. Около ста пятидесяти людей короля-самозванца напали на Оленя как раз в тот момент, когда он покидал крепость, направляясь в Кермор. Так же как и Авоик, лорд Мейер приказал своим людям броситься врассыпную. Но, когда Абрин и Драус попытались отбиться, то потеряли коней. Люди Кантрэя не стали их преследовать; они направились прямо в крепость и ворвались внутрь без предупреждения, прежде чем успели закрыться ворота.

– Должно быть, все происходило именно так, – закончил Абрин. – Во всяком случае, он был захвачен, когда мы туда вернулись.

Гвенивер и ее спутники задумчиво кивнули.

– Итак, – сказала она наконец, – мне кажется, что они спланировали этот набег совместно с Кабаном. Я понимаю, что на уме у этих мокрохвостых шакалов: блокировать земли Волка, чтобы проклятому Кабану было легче с ними управиться.

– Нелегко будет этим свиньям захватить земли Оленя, – сказал Абрин. – У лорда Мейера на королевской службе два брата.

– Не думаю, что они достаточно безрассудны, чтобы попытаться взять земли вашего клана, – ответила Гвенивер. – Они расположены слишком далеко на юге. Но, уничтожив крепость и убив вашего господина, они лишили нас ближайшего союзника. Теперь они попытаются закрепиться во владении Волка и в дальнейшем оттуда будут покусывать Оленя.

– Совершенно верно. – Абрин смотрел на нее с откровенным восхищением. – Госпожа действительно хорошо разбирается в военных вопросах.

– А когда я знала что-нибудь еще, кроме войны? Итак, к делу. У нас есть свободные лошади. Если хотите, можете идти с нами, но предупреждаю, я служу богине тьмы и крови. Это я и имела в виду под Ее благословением. Хорошо подумайте, прежде чем согласитесь.

Они думали, все время глядя на нее; наконец Абрин ответил за двоих.

– Что еще нам остается, госпожа. Мы – всего лишь двое опозоренных мужчин без господина, который повел бы нас, без клана, к которому бы мы примкнули.

– Тогда решено. Вы поедете под моим начальством и, обещаю вам, у вас будет шанс отомстить.

Они улыбнулись ей с искренней благодарностью. В те дни воин, оставшийся живым в битве, в которой погиб его господин, считался опозоренным человеком. Ему отказывали в убежище и поднимали на смех везде, куда бы он ни приехал.

По мере того, как отряд продвигался на юг, к Кермору, они подбирали других людей, таких как Абрин и Драус, оставшихся в живых от войска Оленя. Все они упрямо молчали о своем прошлом, но были достаточно отчаявшимися, чтобы не изумляться при виде жрицы во главе войска. В конечном счете у Гвенивер стало тридцать семь человек, всего на три меньше, чем поклялся привести Авоик. И в самом деле, они присягали ей с такой радостью и принимали ее так легко, что она была удивлена. В последнюю ночь пути она подошла к бивачному костру, где сидел Рикин, и присела рядом. Тот ждал ее, как ординарец.

– Ответь мне вот что, – попросила она. – Ты думаешь, эти парни все еще будут слушаться меня, когда мы придем в Кермор?

– Конечно, госпожа. – Он удивился ее вопросу. – Вы для них та, которая подобрала их на дороге и дала возможность снова почувствовать себя людьми. Кроме того, вы – жрица.

– Разве для них это что-нибудь значит?

– О, вдвойне. И потом, все мы слышали сказания о воинах, поклявшихся Луне, не так ли? Но вдвойне чудесно увидеть одну из них собственной персоной. Большинство бойцов думают, что это знамение. Это все похоже на Двуумер, а вы – на ту, на кого он наложил печать. Все мы знаем, что это непременно принесет нам удачу.

– Удачу? Этого я вам не принесу, а принесу благосклонность Луны в ее Темное Время. Ты и вправду хочешь такой благосклонности, Рикин? Это – неприятная вещь, холодный ветер с того света.

Рикин содрогнулся, словно почувствовал дуновение такого ветра. Он долго смотрел в костер.

– Каким бы оно ни было, это – все, что мне осталось, – наконец произнес он. – Я пойду за вами, вы пойдете за Богиней, и посмотрим, что она нам принесет.

Кермор лежал в устье реки Белавер, водной артерии, которая была естественным хребтом королевства. Приливы и отливы вырезали в меловом утесе широкую гавань. Форт Дэвери лежал опустошенный, и Кермор, предоставив за своими высокими стенами убежище восьми тысячам человек, был на то время вторым по величине городом королевства. От береговой линии с пирсами и молами, город простирался вверх по реке множеством кривых улочек, как рябь от камня, брошенного в пруд. Все время, пока гвербрет держал город в безопасности, торговля с Бардеком делала его богатым. Крепость внутри крепости, Форт Кермор стоял на невысоком насыпном холме посреди города недалеко от реки. Внутри двойного кольца стен находилась приземистая каменная башня – брок, каменные прилегающие строения и казармы, все с шиферными крышами. Нигде не было ни одного кусочка дерева, который мог бы вспыхнуть от горящей стрелы. Снаружи главных ворот были навесные башни, сами ворота, обитые железом, открывались и закрывались лебедкой.

Когда Гвенивер вела войско по булыжной мостовой, звучали здравицы: «это Волк! Клянусь всеми богами, это Волк!» Люди высыпали из брока и казарм; пажи, одетые в королевские цвета, красный и серебристый, подбежали к ним с приветствиями.

– Боже мой! – закричал какой-то парень. – Мы слышали, что вы убиты!

– Мой брат убит, – сказала Гвенивер. – Иди и сообщи королю, что госпожа Гвенивер выполнила клятву лорда Авоика.

Паж вытаращил глаза на ее татуировку, затем умчался внутрь башни брока. Рикин подъехал к ней на коне и улыбнулся, показывая ряд красивых зубов.

– Госпожа, они думают, что вы – призрак с того света. Изволите приказать воинам спешиться?

– Именно. Итак, все эти дни ты действовал, как капитан. Пришло время сказать, что теперь ты стал им официально.

– Моя госпожа жалует меня слишком высоко.

– Она не жалует тебя, и ты это знаешь. Ты никогда не был застенчивым, Рико, не притворяйся им теперь.

Смеясь, он отвесил ей полупоклон, сидя в седле, и повернул коня назад к воинам.

Гвенивер стояла возле своего коня и нервно смотрела на брок, ожидая возвращения пажа. Хотя братья рассказывали ей о великолепии Кермора, она сама никогда прежде здесь не бывала. Все семь этажей в высоту, массивная башня соединялась с тремя меньшими. Темно-серое строение напоминало кулак великана, превращенный в камень силами Двуумера. Рядом находились конюшни и казармы, достаточно вместительные для сотен воинов. Над всем этим реял красный с серебристым флаг, с гордостью возвещая о том, что сам король находился в резиденции. Когда Гвенивер обвела взглядом увеличивающуюся толпу, она увидела, что все знатные господа смотрели на нее, но боялись заговорить, пока король не выскажет свое мнение по этому странному вопросу. Когда она уже начала проклинать медлительность пажа, окованная железом дверь отворилась, и на пороге показался сам король со свитой пажей, в сопровождении советников.

Глин, гвербрет Кермора, или его величество король Дэвери, как он предпочитал называться, был двадцати шести лет, высокий и грузный, с белыми волосами, вдобавок обесцвеченными известью по тогдашней королевской моде так, что они окаймляли его квадратное лицо, как львиная грива. Глубоко посаженные голубые глаза постоянно выражали озабоченность, ибо он взял на себя ответственность так же серьезно, как и права. Когда Гвенивер преклонила перед ним колено, она почувствовала благоговейный страх. Всю свою жизнь Гвенивер слышала об этом человеке, а сейчас он стоял перед ней, уперев руки в бока, и смотрел на нее с несколько смущенной улыбкой.

– Встаньте, госпожа Гвенивер, – сказал Глин. – Не хочу, чтобы вы сочли меня за невоспитанного человека, но никогда я не думал увидеть тот день, когда женщина приведет мне войско.

Гвенивер присела в реверансе ровно настолько, насколько позволяли ей бриджи.

– О, мой достопочтенный сеньор. Никогда еще клан Волка не нарушил клятвы, ни разу за все долгие годы войны.

– Я очень хорошо об этом помню. – Он медлил, подбирая слова. – Мне сказали, что у вас есть сестра. Позже, когда вы отдохнете, вы, несомненно, изъявите желание поговорить со мной о судьбе Волка.

– Да, я буду просить такой милости и надеюсь, что вы проявите заботу в этом вопросе.

– Конечно. Вы поживете у меня некоторое время в качестве почетной гостьи или вам нужно немедленно вернуться в храм?

Это был трудный вопрос, и Гвенивер всем сердцем воззвала к Богине.

– Мой сеньор, – ответила она. – На меня пал выбор святейшей Луны, как на присягнувшего ей воина. Я пришла, чтобы просить вашей милости и надеюсь, вы позволите мне занять место во главе моего войска и отправиться в путь в составе армии под вашим командованием.

– Что? – Он забыл полагающийся в таких случаях этикет. – Но вы, должно быть, насмехаетесь! Что может получить женщина в сражениях и походах?

– То же, что и мужчина, мой сеньор: честь, славу и возможность убивать врагов короля.

Глин колебался. Он посмотрел на ее татуировку, будто бы вспоминая древние сказания о тех, кто служил Богине Темного Времени, затем повернулся к войску.

– Итак, друзья, – обратился он. – Вы удостаиваете эту госпожу чести быть вашим капитаном?

Они ответили утвердительно. Дагвин дерзко вопил из последней шеренги, что Гвенивер была колдуньей.

– Тогда я воспринимаю как знамение, что присягнувший Луне воин появился при моем дворе, – сказал Глин. – Ну что же, госпожа, я удовлетворяю вашу просьбу.

По мановению руки короля слуги высыпали, как саранча. Прибежали конюхи и увели лошадей; всадники личного войска короля поспешили к Рикину проводить его и бойцов в казармы; двое помощников управляющего пришли, чтобы сопровождать Гвенивер в большой зал. Вид зала привел ее в замешательство. Достаточно просторный, чтобы вмещать сотню столов для войска, зал имел четыре огромных очага. На стенах среди прекрасных гобеленов висели красные с серебристым знамена, пол покрывала не солома, а разноцветная сланцевая плитка. Гвенивер стояла с глупым видом девушки из провинции и смотрела по сторонам. К ней подошел управляющий двором короля, лорд Оривэйн, и поклонился.

– Приветствую вас, госпожа, – сказал он. – Позвольте мне подыскать вам жилье в нашем скромном броке. Видите ли, ввиду того, что вы – особа благородного происхождения, а вдобавок еще и жрица, я действительно не знаю, к какому рангу вас относить. Возможно, это соответствует тиэрину?

– О, мой добрый господин. Если в комнате есть кровать и очаг, об остальном можете не беспокоиться. Жрица Темной Луны безразлична к рангу.

Оривэйн поцеловал ей руку с искренней признательностью, затем проводил в небольшую комнату в боковой башне и позвал пажей принести ее вещи. Снова она была одна и, беспокойно меряя шагами комнату, думала, сочтет ли король нужным удержать владения Волка теперь, когда Олень понес такую потерю. Через несколько минут в дверь постучали, и вошел тот, кто, возможно, мог бы стать оружием в ее руках в борьбе за спасение клана. Лорд Гветмар был долговязым молодым человеком с впалыми щеками и неаккуратной копной черных волос. Хотя он был знатного происхождения, его семья не владела большими земельными угодьями и не пользовалась особой репутацией среди великих кланов. Родные Гвенивер, однако, всегда обходились с ними, как с равными. Он взял обе ее руки в свои и крепко сжал.

– Гвен, клянусь всеми богами, какая радость для моего сердца видеть тебя в живых. Когда до нас дошла весть о гибели Авоика, я так переживал, как бы ничего не случилось с тобой и с твоей сестрой. Если бы наш сеньор позволил, я бы сразу поскакал на север.

– Несомненно, он не хотел потерять вас и ваше войско, как потерял наше. Макки сейчас в безопасности в храме, мама находится там же с ней.

Улыбнувшись во весь рот, Гветмар устроился на стуле, а Гвенивер уселась на подоконник и смотрела на него.

– Итак, вы действительно собираетесь ехать с нами? – спросил он.

– Собираюсь. Я хочу иметь возможность отомстить, даже если это будет стоить мне жизни.

– Я тебя понимаю и буду молиться всем богам, чтобы они позволили мне расправиться с убийцами Авоика. Послушай, если мы доживем до осени, я со своим войском соединюсь с твоими людьми и помогу в этой борьбе.

– Благодарю вас. Я надеялась, что вы скажете что-нибудь подобное, потому что я думала о землях Волка. Они принадлежат сейчас Макки, вернее, они будут принадлежать ей, если король удовлетворит мою просьбу, чтобы они наследовались по женской линии. Но я все же старшая сестра, и к тому же жрица, а ей ужасно хочется выйти замуж за человека, которого я ей найду.

– Я не сомневаюсь, что ты найдешь достойного. – Гветмар вдруг с грустью посмотрел в сторону. – Макки меньшего не заслуживает.

– Мой господин, вы – болван, ведь речь идет о вас. Я понимаю, Макки никогда не была особо благосклонна к вам, но сейчас она бы вышла замуж за самого Сатану, чтобы выбраться из храма. У меня нет никакого желания говорить какому-нибудь другому жадному до земель господину, где она сейчас находится. Так что у вас пока есть шанс послать ей весточку.

– Гвен! Я ведь искренне люблю твою сестру, а не просто ее земли.

– Я знаю. Почему, вы думаете, я вам ее предлагаю?

Он закинул голову назад и засмеялся так чисто, как солнце, прорвавшееся сквозь грозовые тучи.

– Никогда не думал, что мне выпадет счастье взять ее в жены, – сказал он наконец. – Кажется, что я плачу слишком дешево, принимая имя Волка и Волчий лен.

Гветмар проводил ее вниз в большой зал. По одну сторону возвышался помост, где обедали король и знать. Хотя Глина нигде не было видно, там сидело много господ, лениво попивая эль и слушая игру менестреля. Гвенивер и Гветмар сели рядом с лордом Меймиком, пожилым человеком, который хорошо знал отца Гвенивер. Он разгладил седые усы и печально посмотрел на нее. К ее облегчению он не сказал ни слова о той дороге, которую она себе выбрала. Теперь, когда король одобрил ее выбор, никто не мог себе позволить подвергнуть сомнению такое решение.

Разговор неизбежно коснулся предстоящего летнего сезона военных действий. Он обещал быть затяжным. После кровавых кампаний последних нескольких лет в Керморе просто не было достаточного количества людей, чтобы продолжать осаду Форта Дэвери. Кантрэй также не обладал достаточной численностью войска, чтобы нанести ощутимый удар по Кермору.

– Нас ждет впереди много мелких стычек, если вы хотите знать мое мнение, – произнес Меймик. – И, возможно, один хороший удар на север, чтобы отомстить за Оленя и Волка.

– Два молниеносных налета и еще что-нибудь, – согласился Гветмар. – Но не надо забывать, Элдиф причиняет нам много беспокойств на западной границе.

– Да, это так. – Меймик скользнул взглядом по Гвенивер. – Он становится все наглее и наглее; проникая вглубь, он пускает кровь и нам, и Кантрэй. Держу пари, он приберегает основные силы до тех пор, пока мы оба вконец не истощимся.

– Понимаю. Это и впрямь звучит убедительно.

Вдруг в дальнем конце помоста, возле маленькой двери, которая вела на личную лестницу короля, началась суматоха. Два пажа церемонно преклонили колено, в то время как третий широко распахнул дверь. Ожидая появление короля, Гвенивер приготовилась встать, но вошел другой человек и остановился, окидывая взглядом собравшихся. Блондин с синими глазами, он был очень похож на короля, но стройный, в то время как король был грузным. Его натруженные мечом руки были скрещены на груди, он рассматривал господ презрительным взглядом прищуренных глаз.

– Кто это? – прошептала Гвенивер. – Я думала, брат короля мертв.

– Мертв его настоящий брат, – ответил Гветмар. – А это – Даннин, один из побочных детей старого гвербрета, единственный отпрыск мужского пола. Король очень к нему благосклонен и сделал его капитаном личной охраны. Но когда ты его увидишь в сражении, ты не сможешь плохо отозваться о его происхождении. Он машет мечом, как бог, а не как простой смертный.

С заткнутыми за пояс большими пальцами Даннин прошелся, любезно кивнул Гветмару с почтительного расстояния, затем посмотрел на Гвенивер. На кокетке его рубашки был вышит герб Кермора в виде корабля, но ниже на рукавах красовалась эмблема: метящие в цель соколы.

– Итак, – сказал он наконец, – вы и есть та самая жрица, которая думает, что она – воин, не так ли?

– Да. А я полагаю, что вы – мужчина, который думает, что мог бы разговаривать со мной иначе.