Дэверри (№2) - Заклятье тьмы

– Только что я понял одну вещь, – продолжал Аластир. – Готов биться о заклад, что Тингир Мэйлвейд – такой же отец Родри, как и я. Клянусь, что этот парень наполовину Элкион Лакар.

– Правда? Тогда вовсе не удивительно, что предсказания Старика и вся его астрология оказались неверными.

– Вот именно. Ему наверняка было бы интересно об этом узнать.

– Если мы не погибнем раньше, чем сможем рассказать ему об этом.

Аластир начал что-то отвечать, но потом только пожал плечами. И снова у него появилась мысль убить Камдела и бежать, спасая жизнь. Но как быть с Камнем? Если бы только Великий Камень Запада оказался у него, он мог бы подчинить себе духов и получить неограниченную власть, которую он использовал бы в своих целях, а также для осуществления дальнейших замыслов темных сил. За годы ученья он узнал, что Великий Камень связан непосредственно с сознанием короля, и эту связь можно было бы использовать для того, чтобы постепенно сделать его величество безумным и ввергнуть королевство в пучину хаоса. И тогда мастера черного Двуумера смогут творить в Дэвери все, что им заблагорассудится. Саркин смотрел на него темными глазами, в которых нельзя было ничего прочитать.

– Не думаешь ли ты случайно драпануть от меня, дружище? – проворчал Аластир. – Если ты попытаешься, я тебя потом из-под земли достану.

– И в мыслях нет ничего подобного, учитель.

Двуумер давал Аластиру понять, что ученик говорит правду, но все же в его подсознании возникала какая-то другая мысль. Он решил, что пришло время немного припугнуть ученика.

– Присмотри за лошадьми и за своим любимцем, – сказал он, – а мне нужно немного поработать одному.

Саркин вышел в конюшню, расположенную во дворе уединенной фермы, которую они захватили, попросту убив фермера, владевшего хозяйством. В пустом стойле, зарывшись в солому, затаился батрак, которого они оставили в живых, потому что он показался им весьма полезным. Крепкий мужчина лет сорока, он был так старательно заколдован, что послушно вскакивал на ноги, стоило Саркину лишь щелкнуть пальцами.

– Накорми и напои лошадей, – приказал ему Саркин, – затем приходи на кухню, там получишь следующее задание.

Тот кивнул, шатаясь, как пьяный.

Кухня представляла собой большую комнату, занимавшую четверть дома и отделенную от остальных помещений плетеной перегородкой. Это был дом старой постройки, с единственным очагом посередине под дымовым отверстием в крытой соломой крыше. Камдел лежал на соломе, свернувшись калачиком, как дитя. Рыща по ферме, Саркин нашел железную цепь с замком, которую раньше по видимому использовали для стреноживания быков. Теперь ею были привязаны ноги Камдела к металлическому кольцу над очагом, на которое подвешивался котелок. Когда Саркин открыл замок, Камдел застонал и сел.

– Хочешь позавтракать, малыш? Есть неплохая ячменная каша.

Небритый и грязный лорд кивнул. Саркин решил, что позже он даст своему любимчику возможность принять ванну. Одной рукой он взъерошил Камделу волосы и улыбнулся.

– Самое худшее позади, – сказал он с показным оптимизмом, которого сам не разделял. – Когда прибудем в Бардек, будем жить в прекрасном месте и оденем тебя поприличнее.

Камдел заставил себя улыбнуться дрожащей улыбкой. «Странно, – думал Саркин, – какие все-таки разные бывают люди. Одни сопротивляются до последней минуты; другие находят определенный вкус в незнакомых прежде сексуальных наслаждениях, в мир которых он их вводит. К превеликому удовольствию, Камдел принадлежал к числу последних». Наблюдая, как лорд уплетает свой завтрак, Саркин понял, что ему пришлись по душе наклонности Камдела. Саркина терзало и снедало странное чувство, такое неведомое, что ему понадобилось достаточно много времени, прежде чем он выяснил: это чувство вины. Ему сразу вспомнилось, как, будучи маленьким мальчиком, он рыдал от того, что его изнасиловал Аластир. «Но мои страдания оправдались, – говорил он сам себе, – потому что Аластир сделал из меня воина». Но это оправдание звучало фальшиво даже для него.

– Скажи мне, – заговорил Камдел, – ты скорбишь о своем брате?

– Ты слышал, как я изливал Аластиру свои чувства?

– Слышал, но все же, ты скорбишь?

Саркин резко отвернулся.

– Скорбишь, ведь правда? – продолжал Камдел. – Я так и думал.

Саркин ударил его по лицу, затем встал и направился к двери. К нему подошел батрак и, шатаясь, упал перед ним на колени. Саркин послал ему нить света и опутал ею его ауру, затем заставил ее вращаться.

– Ты привезешь нам что-нибудь поесть. Ты никому ничего не будешь говорить, кроме того, что мы тебе рассказали. Смотри на меня.

Батрак поднял взгляд и посмотрел ему в глаза.

– Я поеду и привезу кроликов, – прошептал он, – я не скажу ничего, кроме того, что вы мне говорили.

– Хорошо. В таком случае, отправляйся в путь.

Батрак встал и, шаркая ногами, поплелся в конюшню. Когда Саркин вернулся в дом, Камдел ел свою кашу. Не обращая на него внимание, Саркин прошел через маленькие комнатки, расположенные веером вокруг очага, и направился в кладовую. Тут он замер на месте и что-то промычал от неожиданности. У окна стоял Аластир, а рядом с ним тоже стоял труп фермера; бледно-серый, обескровленный, он тем не менее двигался, неуклюже шатаясь на ногах. Аластир посмотрел на ученика и одарил его сердитой, но торжествующей улыбкой.

– Я заключил в него дикий народец. Благодаря им, некоторое время он будет жить и выполнять наши приказания. Скажи мне, жалкий пес, можешь ли ты со мной в этом посостязаться?

– Не могу, учитель.

– Тогда, прежде чем сказать мне что-нибудь, хорошенько подумай, не то в один прекрасный день с тобой будет то же самое.

Саркину вдруг захотелось повернуться и выбежать из комнаты, но он заставил себя спокойно смотреть на это исчадие ада, в то время как Аластир буквально пожирал свое детище глазами. У него промелькнула мысль взять Камдела и попытаться бежать, но он сознавал, что погряз во всем этом дерьме так глубоко, что теперь уже не выбраться.

Невин настоял на том, чтобы Джилл и Родри завтракали с ним в его комнате, поэтому, когда пришел паж и сказал, что гвербрет хочет видеть своего двоюродного брата рядом с собой за столом, Невин передал ответ, что серебряного клинка уже пригласили. Хотя он сомневался, что Аластир может сформировать нить связи с каким-нибудь всадником из войска Блейна или с кем-то еще в крепости, ситуация была достаточно опасной и не стоило лишний раз рисковать. Единственным человеком на сознание которого мог воздействовать Аластир, была одна сумасшедшая кухарка с большим ножом мясника в руках и необыкновенной восприимчивостью к гипнозу, и тогда для всех планов Невина наступал неожиданный конец. Думая об этом, он находил странным то, что черному мастеру удалось добраться до сознания спящего Родри. У Невина возникла мысль, что враг, с которым он сейчас столкнулся, был тем самым человеком, с чьей легкой руки прошлым летом в Элдифе разгорелась война, и кто уже однажды видел Родри и имел возможность его изучить.

Немногим позже, в тот же день, Невин получил еще одно свидетельство, которое укрепило его подозрения. Взобравшись на подоконник, он наблюдал за тем, как Джилл и Родри играли в кости на кучу медяков. Когда один из них побеждал, они делили кучу монет пополам и снова начинали игру. Чтобы немного развлечься, Невин, используя свою способность ясновидения, стал определять, кто победит в следующей игре. В тот момент, когда он подумал, что сейчас Родри улыбнется удача, в комнату вошел сам Блейн.

– Только что с перевала Дальняя Долина вернулся Комин, – объявил он. – Они наголову разбили разбойников и привезли с собой пленного. Может быть, он знает что-нибудь интересное.

– Быть может, – ответил Невин. – Думаю, было бы рискованным оставлять вас здесь одних, чтобы самому присутствовать при допросе. Идемте со мной, серебряные клинки. Я хочу, чтобы вы были постоянно у меня на виду.

Во дворе, возле караульного помещения находилась маленькая, приземистая башня, служившая тюрьмой для местных преступников, которые содержались там в ожидании суда или наказания. Войдя в небольшую комнатку, в которую сквозь крохотное оконце едва просачивался свет, они увидели, что все стражи были заняты делом. К каменному столбу был привязан раздетый по пояс мужчина. Возле него на столе были разложены всевозможные клещи, щипцы, железные прутья. Палач, полный мужчина с мускулистыми как у кузнеца руками, подкладывал в жаровню и раздувал уголья.

– Сейчас, ваша светлость, как следует нагреется, – сказал он.

– Отлично. Значит он и есть та самая крыса, которую притащили мои боевые псы? Родри, ты его когда-нибудь видел?

– Видел. Он был одним из тех, которые на нас напали.

Разбойник прислонился головой к столбу и с таким отчаянием посмотрел в потолок, что Невин мог угадать его мысли: он очень сожалел, что не погиб с остальными из своей банды. Хотя Невин принципиально осуждал пытки, он знал, что ни за что не сможет уговорить гвербрета отказаться от них. Блейн подошел к разбойнику и ударил его по лицу.

– Смотри на меня, свинья! У тебя есть выбор. Ты можешь умереть легко и быстро, а можешь долго подыхать в тяжких муках.

Разбойник крепко сжал губы. Когда палач положил в жаровню тонкий железный прут, чтобы он раскалился, уголья зашипели, и по комнате распространился запах горелого мяса. Разбойник стал выть и корчиться, пока Блейн не успокоил его ударами.

– Нам известно, что вас кто-то нанял, чтобы вы атаковали караван. Кто он?

Палач взял прут и плюнул на него. Слюна зашипела.

– Мне известно совсем немного, – заикаясь сказал разбойник. – Я расскажу вам все, что знаю.

– Хорошо, – сказал Блейн и мягко улыбнулся. – Будь любезен, продолжай.

– Наш главарь по имени Волк был в Макмуре, он ездил туда узнать что-нибудь насчет караванов. И вот он возвращается и говорит, что нашел для нас дело. Один купец хочет, чтобы мы схватили девушку, которая следует с караваном. Дело пустяковое, говорит Волк, а за это старый хрыч хорошо нам заплатит. У него был план. Мы атакуем караван, а Волк и еще несколько удальцов хватают девушку, затем мы уходим, пока не потеряли много бойцов. Но мы не знали, что она сражается, как сам владыка преисподней. А он еще говорит: «Не раньте ее». Дерьмо! Как будто кто-то из нас мог бы с ней справиться.

Он сделал паузу и посмотрел на Джилл ядовитым взглядом.

– А еще нужно было, чтобы и серебряный клинок не пострадал, как будто мы были в состоянии с ним вообще что-нибудь сделать, – он посмотрел на Родри. – Ему было известно твое имя. Не трогайте Родри, говорит он, разве что, если вам придется спасать свою жизнь. Для нас он не так важен, как девушка, но я не хотел бы видеть его убитым. А после того, как вы, ублюдки, убили Волка, мы совсем забыли, что говорил нам старый купец.

Родри лишь улыбнулся. «Ого, в самом деле! – подумал Невин. – В таком случае, должно быть, это тот самый черный мастер! Но зачем ему понадобилось оставлять Родри в живых? Скорее всего, ему была нужна Джилл, чтобы потом выторговать у Невина возможность безнаказанно уйти. Но причем тут Родри?»

– Так или иначе, ваша светлость, – продолжал разбойник, – нам не удалось схватить ее. Тогда мы выбрали нового атамана и вернулись к тому старику. Мы хотели его растерзать, понимаете, в качестве мести, но он отвалил нам такую кучу денег, что мы оставили его в покое.

– Как он выглядел? – спросил Невин и сделал шаг вперед. – Он из Бардека?

– Нет, он как будто из Дэвери. Одет, как купец, и было очень похоже, что он из Кермора. У него такой вкрадчивый голос, что задевал меня, словно по живым нервам. Один из тех, кто были с ним, называл его Аластиром. Его сопровождали двое с мечами, при виде одного из них у меня мурашки по телу пробегали. Он так смотрел на нас, будто хотел перерезать нам глотки, чтобы только увидеть, как мы будем умирать.

– Вероятно, он получил бы при этом удовольствие. С ними был пленник?

– Был. Парень с каштановыми волосами, привязанный к лошади. У него было ужасно избито лицо, и он все время отворачивался в сторону. Довольно стройный парнишка, чем-то напоминал девушку.

– Как пить дать, Камдел, – вставил Блейн.

– Боюсь, что да, – сказал Невин. – Очень хорошо, ваша светлость. Похоже, из этой репки мы больше соку не выжмем.

– Завтра после полудня повесишь этого паразита публично, – сказал Блейн, повернувшись к палачу. – Но позаботься, чтобы он не мучился.

Разбойник потерял сознание, и в комнате вдруг запахло мочой.

Когда они вышли из башни, Невин стал размышлять над вновь полученной информацией. Он вспомнил владельца судна, арестованного в Керморе и рассказавшего, что у пассажира, которого он отвез в Бардек, тоже был вкрадчивый голос, и выглядел он, как типичный житель Кермора. Казалось невероятным, что на свете живут два человека, владеющих черным Двуумером, которые так похожи друг на друга. И у этого Аластира было всего двое учеников, то есть на сей момент в живых остался лишь один. Перевес сил все больше и больше перемещался на сторону Невина.

Невин подумал, что, возможно, знает, кто его соперник, но, быть может, он ошибался. У него имелся давний враг, мастер черного Двуумера, с которым за последние сто лет ему не раз приходилось скрещивать мечи. Это был житель Бардека, очень искусный в чтении предсказаний о грядущих событиях. Прошлогодняя война в Элдифе, попытка завладеть наделенным Двуумером опалом, даже эксперимент с Родри, ради которого он хотел оставить парня в живых – все это было очень похоже на Тондало. Конечно, Тондало мог стоять за всем этим, находясь где-нибудь далеко. На сегодняшний день этому жителю Бардека должно быть около ста пятидесяти лет, и, скорее всего, он слишком слаб, чтобы пускаться в дальние поездки. Хотя мастера черного Двуумера могут необычными средствами поддерживать в себе жизнь, они еще не открыли способ оставаться здоровыми, особенно под старость. Их не терпит сама природа, потому что они идут наперекор ее законам, как вода, которая пытается течь вверх по холму.

Белый с коричневыми пятнами кролик отчаянно бился в сильных руках Аластира, работая задними лапами в надежде освободиться. Но человек оказался сильнее, он несколько раз ударил беднягу головой о кухонный стол, и животное больше не сопротивлялось. Учитель перерезал ножом кролику горло и, наклонившись, стал высасывать горячую кровь прямо из раны. Хотя он продолжал делать это вот уже многие годы, процедура казалась ему отвратительной, но, к сожалению, это был единственный способ, при котором он получал весь, вытекающий с кровью, магнитный поток. Он никак не мог понять, почему другие мастера черного ремесла не убивают свою жертву сами, а оставляют это для своих слуг. Он чувствовал, как в него втекают магнитные силы, немного омолаживая его организм. Напившись, он старательно вытер тряпкой рот, затем приступил к обдиранию шкуры и разделке тушки.

В процессе работы он почувствовал, как в его венах вместе с кровью пульсирует страх. Аластир хотел бежать, но его пугала перспектива возвращения в Братство с еще одним поражением. Возможно, Старик простит его, ведь он узнал, что эльфийская кровь Родри явилась тем фактором, который обратил в ничто все его вычисления. Но остальные мастера, шагающие темными тропами, будут считать его слабаком. А когда человек слабел, на него обычно нападали, разрывали на части и высасывали оставшиеся у него силы. По сравнению с этим, самоубийство казалось лучшим уделом. При мысли о смерти он задрожал всем телом. В конце концов, лишь боязнь умереть заставила его заниматься черным ремеслом много лет назад. Скоро ему придется выбирать: бегство или борьба. Скоро, очень скоро. Хотя Двуумер не предупреждал об опасности тех, кто ходил темными тропами, простая логика подсказывала ему, что ждать оставалось совсем недолго.

Оторвавшись от мрачных мыслей, он поднял взгляд и увидел, что на него смотрит Саркин.

– Что тебе нужно? – резко спросил Аластир.

– Я только хотел зарезать для вас кролика, учитель. Это моя обязанность по отношению к вам.

Аластир протянул ему нож, затем сполоснул в ведре воды запачканные кровью руки. Рядом на соломе притих Камдел.

– Если нам придется бежать, – сказал Аластир. – Камдел должен будет умереть. Иначе он лишь замедлит наше бегство.

Юный лорд захныкал и попятился назад. Саркин с ножом в руке посмотрел на Аластира, в его глазах застыла смертельная ненависть.

– Я не позволю вам убить его.

– Да что ты говоришь? Кто ты такой, чтобы разрешать или запрещать мне делать, что я хочу?

Аластир послал волну ненависти по нити, связывающей его ауру с аурой Саркина, сопровождая ее потоком ярости. Достигнув цели, эти эмоции трансформировались в обыкновенную физическую боль; жадно хватая ртом воздух, Саркин выронил нож. Корчась от боли, он упал на колени и, лежа на полу с перекошенным лицом, попытался не выдавать своих мучений. Аластир оставил его в покое.

– Впредь молчи, пока тебя не спросят, – рявкнул учитель. – Мне нужно подумать.

Аластир подошел к окну и посмотрел на улицу, его взгляд уходил в никуда, он чувствовал, как страх закрадывается ему в душу и заставляет его трепетать. Оглянувшись, он увидел Саркина и Камдела, заключивших друг друга в объятия. «Идиоты! – подумал он. – Возможно, я убью их обоих!»

Когда пришло время вечерней трапезы, Джилл осталась ужинать в комнате Невина в компании Родри и самого старика. У нее не было аппетита, в то время как Родри уплетал за обе щеки мясо, жаренное с луком. Он был похож на настоящего воина пред битвой, который ест много, потому как знает, что, может быть, это последняя в его жизни трапеза. «А я тогда кто? – подумала она. – Трусиха, кто же еще». Джилл ненавидела это слово, хотя вынуждена была признать, что просто содрогается от ужаса при мысли о том, что силы черного Двуумера хотят схватить ее и использовать в каких-то своих интересах. Наконец она больше не могла смотреть на то, как они едят, и отошла к окну.

Глядя на золотистое сияние летнего вечернего солнца, Джилл убедилась, что реальный, не тронутый Двуумером, материальный мир все еще находится здесь, у нее под ногами; все же она знала, что больше никогда не увидит этот мир таким же. У нее часто возникал вопрос, почти такой же пугающий, как и сам черный Двуумер: «Откуда я обо всем этом так хорошо знаю?» Хотя она была втянута в события, которые сбили бы с толку многих людей, очень многое она узнавала инстинктивно: что драгоценный камень может менять форму; что незнакомец владел черным Двуумером и, пользуясь им, определял, правду ли она говорит; что она могла связаться с Невином посредством огня. Медленно, неохотно, с большим трудом Джилл давали понять, что в ней заложены способности к Двуумеру, причем очень большие.

Оперевшись руками на подоконник, она выглянула в окно и успокоилась, услышав внизу обычный гомон дворовых слуг. Но тут она заметила Цаплю, который прятался у главных ворот крепости и подозрительно смотрел вокруг. «Должно быть, он хочет со мной поговорить, – подумала она. – Но что заставило меня подойти к окну в самый нужный момент, чтобы его увидеть?»

– Что случилось, дитя? – спросил Невин. – Ты немного побледнела.

– О, ничего страшного, но там у ворот стоит Цапля, и, думаю, нам стоило бы с ним поговорить.

По настоянию Невина они отправили слугу, чтобы тот пригласил Цаплю и их комнату, вместо того чтобы спустится во двор самим. Оказавшись в броке гвербрета, бедный малый так нервничал, что даже не присел на предложенный ему стул. Он беспокойно ходил взад и вперед, сжимая в руках бокал эля, которым угостила его Джилл.

– Послушайте, добрый знахарь, – произнес он. – Вы действительно уверены, что здесь нас не подслушают?

– Клянусь тебе. Если мне придется тебя защищать, я готов соврать в лицо самому гвербрету.

– Хорошо, – сказал он и сделал глоток эля. – Похоже, мы нашли человека, который пытался отравить Огверна.

Джилл сразу же вспомнила небылицу, которую Невин сочинил для воров, но сам старик аж подскочил на стуле и тут же улыбнулся.

– В самом деле? Ну-ка, рассказывай мне все по порядку.

– Видите ли, после того, как вы нас предупредили, мы очень долго думали. Этот олеофурти… как он там, должно быть подсунул Огверну в эль кто-то чужой, потому что Огверн до того порядочный, до того честный, когда речь идет о дележе награбленного или взимании налога, что никто из наших парней не стал бы пытаться от него избавиться. Тогда мы подумали, что на нас пробует надавить другая артель. Поэтому мы развернули нашу сеть, взяли на заметку всех чужих, которые попадались нам на глаза, и стали за ними следить. Кроме того, чтобы собрать необходимые сведения, нам даже пришлось немного раскошелиться. И вот, около полудня, мне ужасно повезло, когда в город пришел этот парень, чтобы что-то купить на базаре. Кто-то мне сказал, что он – батрак на ферме, но вдруг этот батрак покупает целую клеть с кроликами. Вот и спрашивается, зачем фермеру тратить деньги на кроликов, тогда как его поля кишат ими?

– Очень хороший вопрос, дружище.

– Тогда я взял одну из наших лошадей и поехал за этим человеком. Сначала я вел себя очень осторожно, но тот даже ни разу не оглянулся. По тому, как он сидел на лошади – будто контуженный, можно было подумать, что он нездоров или что-то вроде этого; и я мог ехать за ним на небольшом расстоянии. Значит, приезжает он и в самом деле на ферму; тогда я начал думать, что пошел по ложному следу. Но, так или иначе, я оказался там, и за несколько монет в близлежащей деревне мне рассказали удивительную историю. Эта ферма принадлежит одному старому вдовцу, у которого с годами стали проявляться небольшие странности. Его соседи думали, что на всей земле у него не осталось ни одного родственника, но вдруг оказывается, что к нему приехали гости. Один из деревенских парней искал в тех местах заблудившуюся корову и видел, как во дворе фермы какой-то человек седлал очень дорогого коня. К счастью, парню нужно было отыскать корову, поэтому он не стал подходить к незнакомцу с вопросами.

– Действительно, к счастью, – тихо произнес Невин.

– Вот и я так подумал, – кивая сказал Цапля. – Потому что, держу пари, эти гости принадлежат какой-то другой артели, и бедный старый фермер уже разговаривает на том свете со своею женой.

– У меня дурное предчувствие, что ты не ошибаешься, – сказал Невин, встал со стула и стал, подобно Цапле, мерить шагами комнату. – Скажи мне точно, где эта ферма находится, и все, что ты можешь о ней вспомнить.

Оказалось, он помнил многое. Очевидно, что Цапля мог как бы окинуть взглядом ферму, воссоздавая в памяти ее отчетливый образ. Рассказывая, он смотрел в пространство, а его глаза двигались, словно он рассматривал картину, которую кроме него никто не видел. Ферма располагалась на холмах и была совершенно уединенной; приблизительно раз в месяц туда наведывался кто-нибудь из соседей, чтобы справиться о здоровье старого фермера, а вообще жители деревни видели его очень редко.

– Для людей, которые замыслили убийство, лучше места не придумаешь, – сказал Невин, когда тот закончил. – Значит так, скажешь своей артели, чтобы они оставили это дело мне. Я не могу сейчас объяснить почему, но лишь скажу, что эти люди намного опаснее, чем вы думаете.

– Раз так, то конечно. Послушайте, добрый господин, Огверн клянется, что вы владеете Двуумером.

– В самом деле? А разве Двуумер не украшение сказок менестрелей?

– О, работая в артели, насмотришься столько странных вещей. Я знаю господ, купцов и прочих тех, кто много и вкусно ест, но они не бывают на улицах и не знают, что творится там.

– Пожалуй, ты прав. Вижу, Огверн весьма не глуп, хотя и слишком толст, и я вам это докажу. Ты хотел бы уйти отсюда никем незамеченный, не правда ли?

Цапля простонал, вспомнив, где он находится.

– Ну что ж, – продолжал Невин, – если ты мне поклянешься, что не стащишь что-нибудь, пока действуют чары, я сделаю тебя почти невидимым на несколько минут.

Хотя Цапля поклялся совершенно искренне, Джилл была в шоке. Никогда она еще не видела, чтобы Невин так открыто рассказывал о своих способностях, если в этом не было крайней нужды. Старик вывел Цаплю в коридор, поставил его в тень, и вор внезапно превратился в пятно с неясными очертаниями. Пробежав всего несколько шагов, он, казалось, исчез совсем. Родри выругался вслух. Невин, улыбаясь во весь рот, закрыл дверь.

– Охота началась, – объявил Невин. – Известно, что мастера черного Двуумера едят сырое мясо, но, оказывается, они не умеют отлавливать кроликов. Держу пари, этот батрак тоже заколдован.

– Они сидят у нас под самым носом! – резко сказала Джилл. – Надменные ублюдки.

Родри смотрел на дверь с крепко сжатыми губами и немного искривленным ртом, как будто он съел что-то горькое.

– Что случилось, моя любовь? – спросила Джилл.

– Этот человек – вор, вот что случилось, и Огверн тоже.

– Да неужели, мой невинный мальчик? Можно подумать, ты только сейчас об этом узнал.

– Не паясничай! Он нам помог, и мне следовало бы его вознаградить, но, черт возьми, я просто обязан предать его в руки Блейна.

– Что? Ты не можешь этого сделать!

– Послушай, дружище, – вмешался Невин, – я сам презираю воров, но, зная об Огверне вот уже много лет, я до сих пор не выдал его. А знаешь почему? Потому что по сравнению с остальными ворами он – просто ангел. Он не дает своим парням распуститься и делает все, что в его силах, чтобы прекратить убийства на своей территории. Если его не станет, кто знает, вдруг у власти окажется какой-нибудь отпетый негодяй.

– Все это хорошо, – ответил Родри, – но сейчас я сижу здесь, в гостях у моего двоюродного брата, тогда как он мог бы по праву выгнать меня на дорогу. Я не могу молчать и насмехаться над его правосудием.

– Болван, вот ты кто! – вспылила Джилл; ей захотелось схватить его и хорошенько тряхнуть. – Зачем ты поднимаешь по этому поводу шум сейчас, когда нам угрожает черный Двуумер?

– Одно другого не касается. Это дело чести.

– Ну, ну. – Невин по-отцовски положил руку на плечо Родри. – Я тебя понимаю, дружище. Всегда нелегко выбирать меньшее из двух зол. Посмотри-ка на меня. Хорошо, спасибо. Ты не будешь ничего говорить Блейну об этих ворах. Ты уже обо всем позабыл, верно? Цапля вовсе не вор, и Огверн тоже. Просто они ответили мне услугой за услугу; вот почему они нам помогли. Запомнил, дружище?

Когда Невин убрал руку, Родри заморгал и сощурил глаза, как человек, который вышел из темной комнаты на свет.

– Кто был этот парень? Он прислуживает в гостинице Огверна?

– Да, да, – ответил Невин. – Ты же знаешь, я всегда бесплатно лечу бедняков.

– Конечно. Он сослужил нам большую службу, подвергаясь такой опасности. Я позабочусь, чтобы Блейн вознаградил его.

Джилл пришлось напрячь всю свою волю, чтобы сохранить нормальное выражение лица.

– Родри, не мог бы ты сходить и пригласить сюда Блейна? – продолжал Невин. – Я думаю, пришла пора принять его предложение и воспользоваться его войском.

Когда дверь за Родри закрылась, Джилл обратилась к Невину:

– Послушайте! – заговорила она. – Вы говорили мне, что нехорошо заколдовывать человека.

– Нехорошо. Но только не тогда, когда это может спасти чью-то жизнь. Как ты думаешь, сколько проживет твой любимый, после того как станет известно, что он выдал гвербрету «короля» и «принца» артели Дальней Долины?

– Думаю, недолго. Я тоже собиралась воспользоваться этим доводом. Воры не поняли бы, что значит для него дело чести.

– Совершенно верно. Для них он был бы всего лишь «стукачем» с серебряным клинком. Знаешь, дитя, как все-таки хорошо, что я не давал клятвы никогда не врать. Многие мастера Двуумера клянутся и заслуживают этим благосклонность Властителей Судьбы, но я предпочитаю в этих вопросах более гибкий подход.

У него был такой лукавый вид, что Джилл не выдержала и рассмеялась.

– Мне больше нравится, когда у тебя такое настроение, – сказал он. – Пожалуйста, покарауль у двери. Мне нужно посмотреть в магический кристалл.

Когда дикий народец зажег дрова в очаге, Невин опустился на колени и стал смотреть на скачущие языки пламени. Он неплохо знал обжитые части Дальней Долины и по описанию Цапли узнал ферму, о которой шла речь. Дело в том, что когда-то, много лет назад, он ездил туда лечить заболевшего ребенка. Когда Невин вызвал из сознания воспоминания о том, как он в солнечный полдень скакал по залитой светом тропе, образ пламени внезапно превратился в ту самую тропу, какой она была сейчас в тусклом свете вечерней зари. В своем видении он поднялся по дороге к тому месту, где должна была бы стоять ферма. Но, кроме дикого луга, он ничего не увидел, ни дома, ни стены, ни даже пасущейся поблизости коровы. Следовательно, над всем этим Аластир воздвиг астральный защитный слой. Щелкнув пальцами, он погасил огонь.

– Вы их видели? – спросила Джилл.

– Нет. А это значит, они там. О, Аластир действительно может спрятаться от меня, но он забыл, что значит приобрести врагов в лице людей, которые доверяют своим глазам, а не глазам Двуумера, – сказал Невин и мягко улыбнулся. – Ничего, он вспомнит.

Решив наконец, что делать, Аластир почувствовал себя намного спокойнее. Широкими шагами он вошел в кухню и увидел сидящих за столом Саркина и Камдела. Саркин посмотрел на него с неподдельной покорностью.

– На рассвете трогаем в путь, – объявил он. – Лучше я буду иметь дело с Братством, чем с Магистром Эйси.

– Хорошо, учитель. Ночью я соберу кое-что из вещей.

– Прекрасно, – сказал он и посмотрел на Камдела. – Что касается тебя, если ты присоединишься к нам, можешь остаться живым. Мы поедем очень быстро, и, если будешь создавать нам хоть малейшие трудности, ты умрешь. Понял?

Камдел испуганно кивнул. Аластир повернулся на каблуках и снова направился в комнату, где они свершали ритуалы. Он должен был стоять на страже.

План был рискованный, Невин это знал, но ему нужно было действовать быстро. Рано или поздно Аластир осознает, что опасно оставаться так близко от Форта Хирэйф, и захочет уйти. Сидя на лошади посреди освещенного факелами двора рядом с Джилл и Родри, Невин почувствовал дрожь. Предстоящая битва обещала быть тяжелой, если ученик окажется способным сражаться рядом со своим учителем. Вокруг седлали коней двадцать пять отборных воинов Блейна, а сам гвербрет, проходя сквозь толпу бойцов, разговаривал то с одним из них, то с другим. Хотя Невин долго прикидывал, брать или не брать в поход его светлость, ему был нужен кто-нибудь, кто мог бы отвлечь противника.

– Теперь запомните, что я вам скажу, – прошептал он двум серебряным клинкам. – В определенном месте мы незаметно отделяемся от войска.