Дэверри (№2) - Заклятье тьмы

– После этого, Родри, спрашивай меня, прежде чем совать свой нос в незнакомые места, – сказал старик.

– Могу вам в этом поклясться.

Все же, самое ужасное ожидало его впереди. Сквозь проход Невин вошел в последнюю комнату и отдернул одеяло, за которым скрывалось крошечное помещение без окон. На изогнутой стене висел кусок черного бархата с вышитой на нем перевернутой пятиконечной звездой и другими знаками, которых Родри не знал. В помещении стоял запах фимиама и как будто немного отдавало рыбой.

Посреди комнаты, на полу, раскинув руки, лежало тело полного мужчины с седыми волосами. Он выглядел, как обычный житель Кермора, но, должно быть, кто-то его сильно ненавидел, ибо грудь его была сплошь исколота кинжалом и было такое количество ран, что он, по-видимому, был уже мертв, когда рука убийцы опустилась в последний раз. Хотя зрелище трупа вовсе не пугало Родри, глядя внутрь комнаты он почувствовал такой ужас, что, когда Невин ступил за порог, он готов был закричать, чтобы остановить старика. Все же он заставил себя войти туда следом за Невином, но только потому как был уверен, что тот нуждается в его охране. В тусклом свете казалось, что вещи двигаются, прячась от постороннего взгляда в гробовой тишине. Невин слегка толкнул труп носком ботинка.

– Ну вот, Аластир, – сказал он, – наконец я встретил тебя в теле. Ты оказался ужасно хитер, ибо я не припоминаю, чтобы когда-нибудь видел тебя. – Он бросил взгляд на Родри. – Вот он, тот человек, который хотел твоей смерти; он же стоял за спиной Лослейна в той войне.

Родри посмотрел на своего давнего врага скорее с недоумением, чем с яростью. Он всегда рисовал в своем воображении черного мастера, как эдакого дьявола в человеческой плоти, и сейчас Родри был даже немного огорчен, видя перед собой тело обыкновенного человека. Но сама комната имела дьявольский вид. Его все больше охватывал какой-то необъяснимый страх, пока Невин, заметив это, не положил ему на плечо руку.

– Здесь уже нечего опасаться, – сказал волшебник. – В твоих венах течет эльфийская кровь, это она делает тебя таким чувствительным.

– Правда?

– Правда. Видишь ли, в этой комнате Аластир отправлял свои омерзительные обряды, искажая пути Двуумера. О, боги, несчастный Камдел!

– И он все это видел?

– Видел? Ха! Они использовали его для своих ритуалов. Здесь они периодически насиловали его.

– О, черт побери! – Родри не хотел верить своим ушам. – Но как можно изнасиловать мужчину?

– Не прикидывайся таким наивным; вам, воспитанным при дворе, это ни к чему. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Кроме того, совершая это, они делали ему на теле надрезы, чтобы пролить кровь для своих отвратительных духов.

Если бы у Родри оставалось что-нибудь в желудке, его вырвало бы снова. Невин задумчиво посмотрел на него.

– Мы с Блейном решили доложить королю, что Камдел мертв, – сказал старик. – Твоя честь позволит тебе хранить это в тайне?

Родри окинул взглядом комнату и представил, какой она показалась бы человеку, брошенному на пол.

– Может быть Камдел и вор, – сказал он наконец, – но что касается меня, то я не скажу ни слова.

Невин помог Блейну посадить Камдела на одну из тех лошадей, которых они нашли оставленными в конюшне. Хотя молодой лорд раскачивался в седле, как пьяный, он был в состоянии ехать верхом. Невин снимет с него чары, позже, когда у него будет помощник, владеющий Двуумером, тот, кто начнет исцеление сознания Камдела.

– Послушай, добрый волшебник, ты уверен, что, оставшись один, ты будешь здесь в безопасности? – спросил Блейн.

– Совершенно уверен. То, что я хочу сделать, не займет много времени. Я думаю, что вернусь в крепость к обеду.

– Что ж, тебе лучше знать. Это твои дела, а в них я не хочу соваться.

Когда войско уже сидело на конях, Невин улучил момент, чтобы сказать несколько слов Джилл, которая зевала в седле.

– Камдел будет спать несколько часов после того как вы вернетесь. Я попросил бы тебя посидеть с ним, когда он проснется.

– Хорошо. Действительно, не нужно оставлять его одного, вдруг он вспомнит что-нибудь из того, что с ним произошло.

У Невина защемило сердце. «Если бы только маленькая глупышка могла это понять, – подумал Невин, – из нее получился бы такой замечательный целитель!» Нет, он не должен был торопить ее судьбу, и он это знал. Зевая под утренними лучами солнца, он подождал пока войско не скрылось из виду. Всему был предел, даже его сверхъестественным жизненным силам. Щурясь от яркого света, Невин подумал, что сегодня в первый раз за последние пятьдесят с лишним лет он будет спокойно спать всю ночь. Затем он снова вошел в дом.

Люди Блейна уже успели похоронить Аластира и то, что осталось от фермера, на лугу между холмами. Невин зашел в комнату, где отправлялись ритуалы, сорвал кусок бархата и бросил его в очаг, предоставляя дикому народцу Огня. Пока материя потрескивала и дымила, он пошарил по дому и обнаружил небольшой глиняный горшок с фермерским запасом драгоценной соли и пару тонких деревянных лучинок, какими пользовались, чтобы зажечь свечу от пламени очага. Так как у него не было с собой фимиама, приходилось пользоваться обыкновенным дымом.

Когда он вернулся в комнату для ритуалов, атмосфера там, казалось, была уже немного светлее, может быть от того, что на стене больше не висела скатерть с богохульными символами. Хотя ему хотелось произвести изгнание немедленно, помещение могло поведать ему кое-какие тайны, а начни он делать это сейчас, такая возможность была бы потеряна навсегда. Он сел, скрестив ноги, напротив коричневого пятна, оставшегося на полу от крови Аластира, отложил в сторону соль и лучины, замедлил дыхание и полностью сконцентрировал свой рассудок. Он создал образ шестиконечной звезды, и тот засверкал двумя переплетенными треугольниками, красным и синим. Медленно он переместил образ из сознания в пространство и поставил прямо его перед собой.

В центре шестиугольника он мысленно представил мертвое тело Аластира таким, каким он увидел его на рассвете, затем переместил сознание назад во времени, сначала лишь представляя комнату такой, как она выглядела при свете свечей. Так как убийство было совершено не так давно, мысленный образ сменился настоящей картиной буквально через несколько секунд. Он увидел светловолосого ученика, который, опустившись на колени у изголовья учителя, охранял его тело. Его рот искривила легкая, вселяющая ужас улыбка, когда Аластир начал корчиться и дергаться в состоянии транса. Вдруг рука ученика потянулась к ножнам, сверкнуло лезвие кинжала. На какой-то миг он остановился, как бы смакуя прелесть этой минуты, потом замахнулся и вогнал лезвие в сердце беззащитного человека, затем снова и снова. Невину вовсе не хотелось видеть удары, поэтому он прервал видение и убрал звезду.

– Так вот кто оказался моим неожиданным помощником. Должно быть, он же забрал с собой книги Аластира и другие предметы ритуала. Если, конечно, предположить, что они у него были.

Дикий народец, притаившийся во всех углах, разом кивнул, показывая тем самым, что действительно Аластир путешествовал со всем обычным реквизитом черного мастера. Духи представляли собой жалкое зрелище искалеченных и обезображенных вмешательством Аластира.

– Но ведь он оставил скатерть. Он торопился, зная о нашем приближении?

Они кивнули снова.

– И поэтому он не убил Камдела?

Они отрицательно покачали головами. Черный гном с торчащими клыками лег на пол и притворился, что дрожит от страха, а другой в это время встал рядом и занес над ним когтистую руку, словно сжимая в ней нож. Затем он изобразил, что опускается на колени, кладет лезвие в ножны, и нежно похлопал лежащего гнома по плечу.

– Проклятье! Вы хотите сказать, что он пожалел Камдела?

Они с серьезным видом кивнули.

– Да, никогда бы не подумал! Ха. Что ж, друзья, не ваше это дело. Скоро вы освободитесь от этих уродливых оболочек. Помогите мне произвести изгнание, и потом можете идти к своим королям.

Они запрыгали от радости, и Невин почувствовал, как на него выливаются их эмоции, такие же осязаемые, как вода.

– Он проснулся? – спросил Родри.

– Похоже, что да. – Голос Джилл звучал неуверенно. – Трудно сказать.

Родри вошел в комнату и заставил себя посмотреть на Камдела, который лежал без рубашки на неразобранной кровати. Он был грязный, весь в синяках, на теле во многих местах виднелись тонкие порезы и ссадины. Наконец он открыл глаза и с опаской посмотрел на Родри, словно ожидая, что тот добавит ему еще несколько шрамов.

– Ты хочешь что-нибудь поесть? – спросила Джилл.

– Нет, – прошептал Камдел. – Воды.

Пока Джилл наполняла из кувшина его чашку, он смотрел на Родри широко открытыми от страха глазами.

– Послушай, разве ты не помнишь меня по двору? Я – Родри Мэйлвейд, младший сын Абервина.

Тут губы Камдела искривились в слабой улыбке, он приподнялся и сел, чтобы принять у Джилл чашку с водой. Держа ее обеими руками, он пил воду маленькими глотками и окидывал взглядом комнату. Сквозь окна в комнату заглядывали косые лучи вечернего солнца, и было видно, как в их золотистом сиянии танцуют пылинки. Созерцая эту картину, Камдел улыбнулся, как малое дитя. Это просто потрясло Родри, и, почувствовав отвращение, он отвернулся. А вдруг черные злодеи схватили бы его Джилл? Они сделали бы с ней что-нибудь подобное? Он от всего сердца поклялся, что если когда-нибудь окажется в силах избавить мир от черных колдунов, он в случае необходимости поставит на карту свою жизнь, чтобы только раздавить этих негодяев, как ползучих гадов.

– Родо, будь добр, позови пажа, – попросила Джилл. – Я хочу, чтобы они принесли воду. Ему нужно принять ванну.

– Ванну? – пролепетал будто захмелевший Камдел. – Было бы неплохо.

Благодаря в душе Джилл, он вышел из комнаты. Хотя Родри ни в чем не винил Камдела, ему было просто невыносимо на него смотреть.

Передав пажам поручение Джилл, Родри подсел за стол к Блейну и составил ему компанию. Блейн, конечно же, пил мед, и впервые в жизни Родри решил от него не отставать. Пока кузен наблюдал за ним с легкой улыбкой, Родри, поднатужился и сделал такой большой глоток, как только мог.

– Полезная все-таки вещь, – заметил Блейн. – Помогает человеку забыть плохое.

– Здесь я с тобой согласен. Ты слышал, что…

– …произошло с Камделом? Слышал.

Родри сделал еще один глоток меда. И в течение долгих часов они не сказали друг другу ни слова.

Саркин вел уставшего коня по узкой тропинке, петляющей в сосновых рощах у подножия холмов с западной стороны Дальней Долины. Он слепо бежал на запад в поисках какого-нибудь уединенного места, где он мог бы укрыться на несколько дней, но сейчас он подумал, что ему лучше было бы не останавливаться. Люди гвербрета и, что еще хуже, Магистр Эйси, могли начать на него охоту. Все же, утомленный длительным переходом, он задавал себе вопрос: не лучше ли было бы болтаться на виселице Форта Хирэйф, чем попасть в лапы Черного Братства? У них его ждала мучительная, растянувшаяся на долгие недели смерть.

– Но у меня есть книги, – прошептал он. – Когда-нибудь во мне будет достаточно сил, чтобы противостоять им.

Ближе к закату Саркин нашел долину, в которой протекал ручей и для его лошади было достаточно травы. Здесь он остановился, на лесистом склоне насобирал сухих дров и с помощью кремня и огнива развел маленький костерок. Хотя в животе у него уже урчало, он не обращал внимание на голод. В тот день он уже однажды поел, а скудные запасы еды нужно было экономить. Некоторое время он сидел, уставившись на огонь, и обдумывал свои планы. В королевстве нашлось бы немало людей, которые могли бы предоставить ему убежище хотя бы на несколько дней, а оставаться на одном месте дольше он просто не мог себе позволить, хотя для изучения книг Аластира требовалось гораздо большее время. Внезапно он почувствовал себя слишком усталым, чтобы о чем-либо думать; это была какая-то особенная усталость, как он поймет позже, что-то похожее на помутнение рассудка.

Свернувшись на накидке калачиком, как ребенок, он уснул у костра. Вдруг Саркин почувствовал прикосновение чьей-то руки и сразу проснулся. Он закричал, стал бороться, пинаясь и извиваясь всем телом, но кожаный шнур обхватил его запястья и туго затянулся; затем кто-то сел ему на ноги и лишил его возможности сопротивляться. В свете гаснущего костра он увидел нападавших – двух светлокожих парней из Бардека в деверийской одежде. Один крепко связывал ему руки, другой – ноги. Саркин дергался из стороны в сторону, как рыба, но наконец они закончили и поднялись на ноги. Задыхаясь, он лежал на земле, связанный по рукам и ногам.

– Вот и все, малыш, – сказал один из них. – Ты убил своего учителя, не так ли?

Саркин замер от ужаса. Он почувствовал, как вверх от основания позвоночника поднимается холод.

– Думаю, ты знаешь, кто мы такие, – продолжал наемный убийца. – Ты не ошибаешься, перед тобой Ястребы Братства. Старик послал нас повсюду следовать за Аластиром и не спускать с него глаз. Все это время мы наблюдали за тобой, малыш, в магическом кристалле, но уж никак не ожидали увидеть убийство.

– Держу пари, Старик подозревал что-то подобное, – сказал второй. – Но он никогда никому не высказывает все свои мысли.

– Вполне возможно. – Он сильно ударил Саркина ногой по затылку. – Ты за все заплатишь, малыш, медленно, в муках, но лишь после того, как расскажешь хозяину все, что знаешь.

Хотя от жестокого удара мир ходуном заходил перед глазами, Саркин сильно прикусил губу и удержался, чтобы не закричать. Хотя страх заставлял дрожать его тело, он дал клятву: он ничего им не скажет, каким бы изощренным пыткам они его не подвергли, ибо не ждать ему теперь от них пощады, даже если он им покорится. Ястребы пошли привести своих лошадей, которые были спрятаны за деревьями, а Саркин тем временем ушел в себя, призвав всю свою волю. Способность сосредоточивать волю и с ее помощью руководить собой – вот все, что у него осталось. Он отогнал прочь страх, заставил дрожь покинуть тело, замер, как загнанный в тенета олень, и остался лежать на земле, пристально глядя на огонь.

Хотя Невин вернулся в крепость около полудня, лишь к заходу солнца у Джилл появилась возможность с ним поговорить, потому что после обеда старик все время занимался с Камделом, промывал и лечил его многочисленные раны, а также приводил в нормальное состояние его рассудок. После ужина, когда в окно заглядывали последние лучи заходящего солнца, он послал за ней пажа. Джилл вошла и села на сундук, в то время как он беспокойно ходил по комнате взад и вперед.

– Как там Камдел? – спросила она.

– Крепко спит, спасибо богам. Я заставил его рассказать кое-что из того, что с ним произошло, но, уверен, он сразу же об этом забыл. Он еще слишком слаб, чтобы смотреть в лицо своим воспоминаниям.

– Несомненно. Но зачем они… в общем, зачем им понадобилось использовать его таким образом?

Невин слегка наклонил голову и посмотрел на нее лукавым взглядом.

– Я не имею права тебе об этом говорить, – ответил он наконец. – Кроме того, я думал, что все эти разговоры о Двуумере ранят тебя в самое сердце.

– О, Невин, не издевайтесь надо мной! Вы же прекрасно знаете, что сейчас меня ранит в самое сердце обыкновенное любопытство.

– Понимаю. – Он сделал паузу и улыбнулся. – Ну что ж, хорошо. Когда двое ложатся вместе в постель, выделяется определенное количество некой субстанции, называемой магнитным потоком. Конечно, я понимаю, что ты не знаешь, что это такое, и я не буду объяснять это дальше человеку, который не обладает достаточными познаниями. Так что прими то, о чем я говорю, на веру. У этого потока много особенных свойств, но в основном это своего рода эликсир жизни. Он также содержится в крови. И вот, мастера черного Двуумера знают способы всасывать этот поток, если он есть где-то поблизости, и использовать его для восстановления своих жизненных сил. В то время как его ученик занимался с Камделом, Аластир по существу кормился их вожделением, их страстью.

Джилл почувствовала тошноту.

– Отвратительно, не правда ли? – заметил Невин. – Но, послушай, вот о чем я вспомнил. Ученик – его зовут Саркин, по крайней мере это имя назвал мне Камдел – сумел скрыться. И вам с Родри нужно быть очень осторожными, когда будете отсюда возвращаться.

– Я размышляла об этом весь день.

– Так вот, я думаю поймать его и настоятельно советовал бы вам двоим задержаться у Блейна, хотя Родри чувствует себя здесь очень неловко. Должно быть, Саркин очень слаб, и в конце концов у него найдутся враги похуже нас. Когда в их мерзком братстве станет известно об убийстве Аластира, они подошлют к Саркину наемных убийц. И тогда, я полагаю, ему будет некогда изливать на вас свою месть. Все же, будьте настороже. Главный удар он приготовил для меня, к тому же, я не могу увидеть его в магическом кристалле. Он никогда не попадался мне на глаза собственной персоной.

И тогда Джилл в голову пришла одна мысль, ей все показалось таким очевидным, за исключением того, откуда ей все это было известно. Она сидела не шелохнувшись, обдумывала свою идею и чувствовала, как в ней нарастает чувство страха. Она боялась не только Саркина, ее пугало то, что она собиралась намеренно, хладнокровно воспользоваться Двуумером. Джилл знала, что если выразит свои мысли вслух, это станет ее первым шагом по совершенно неизведанной дороге. А было ли это в самом деле только первым шагом? Невин смотрел на нее с несколько озадаченным видом, пока наконец она не приняла решение.

– Я видела его собственной персоной, – сказала она. Вы можете понаблюдать за ним в магическом кристалле с моей помощью, не так ли? Не знаю, почему я в этом так уверена, но думаю, что вы можете воспользоваться мной, как парой глаз.

– Черт возьми! Ты совершенно права, но подумай, ты уверена, что позволишь мне это сделать? Это будет означать, что я подчиняю себе твою волю.

– Конечно же позволю. Знайте, я доверила бы вам свою жизнь.

Невин был готов разрыдаться. Он быстро отвернулся и вытер грязным рукавом подступившие слезы, а она тем временем задавала себе вопрос: неужели ее хорошее расположение может так много значить для человека, наделенного такими силами?

– Благодарю тебя, – сказал он наконец. – Пойду-ка возьму у слуг немного дров, и мы разведем огонь.

Когда в очаге весело запрыгали языки пламени, вечерний небосвод уже окутывала густая тьма. Невин посадил Джилл на стул напротив очага, а сам встал у нее за спиной. Она боялась; это был страх переходящий в восторг, подобный тому, какой она испытывала всякий раз перед сражением. Он положил свою руку ей на шею, примерно туда, где позвоночник соединяется с черепной коробкой. Сначала его пальцы казались просто теплыми, затем они стали излучать все больше и больше тепла, которое, казалось, втекает ей в самые вены и через них распространяется по лицу и доходит до ее мозга. Наконец тепло сконцентрировалось где-то между глаз, как своеобразное сплетение ощущений.

– Смотри в огонь, дитя, и думай о Саркине.

И когда Джилл сделала это, она увидела его спящим у бивачного костра в какой-то холмистой местности. Сначала образ был небольшим; затем стал увеличиваться, заполняя собой сначала очаг, а потом и все ее сознание, и вот она уже парила над тем местом, как это обычно бывало с ней в вещих снах. Проплывая над долиной, она увидела двух человек, показавшихся из рощи у холма, которые стали подкрадываться к спящему. Они двигались медленно и осторожно, будто скользили низко прижавшись к земле, как хорьки. Хотя еще минуту назад Джилл ненавидела Саркина, ей вдруг стало страшно за него.

Пребывая в состоянии транса, она попыталась закричать и разбудить его, но не смогла выдавить из себя ни звука. Она устремилась вниз и схватила его за плечо, но ее бестелесное прикосновение не могло разбудить его. Когда двое набросились на Саркина, она отскочила в сторону, встала по другую сторону костра и стала наблюдать, как Ястребы связывают жертву, издеваясь над ним по ходу дела. Вдруг в ее сознании прозвучал голос Невина:

– Возвращайся! Они могут увидеть тебя, если посмотрят в твою сторону и воспользуются ясновидением. Думай обо мне, дитя. Возвращайся в комнату.

Джилл представила себе его лицо, комнату; внезапно ее глаза открылись, теперь она смотрела на огонь. Невин больше не касался ее рукой. Она встала и приятно потянулась.

– Никогда не думал, что они будут так долго следовать за Аластиром, – сказал Невин. – Мне нужно спешить, если я собираюсь успеть вытащить нашего Саркина из этой непростой западни.

– Как? После всех его омерзительных поступков вы еще хотите его спасти?

– Он ответит за свои преступления, не сомневайся, но только перед законом.

– Но ведь он – самая отвратительная свинья из всех, которых я…

Невин поднес ко рту Джилл свою ладонь, и она замолчала.

– Почему бы тебе не спуститься в большой зал к своему Родри? Мне нужно кое над чем хорошенько поразмыслить.

Когда Джилл покинула комнату, Невин снова стал беспокойно ходить из угла в угол, размышляя над тем, что следовало бы предпринять. Он решил спасти Саркина от Ястребов скорее для блага королевства, чем ради него самого. Если он умрет от пыток, выкрикивая проклятия, его ненависть и боль вольются в его следующую жизнь, и потом он будет источником постоянной угрозы для окружающих.

– Если бы мы могли хоть как-нибудь вытащить его оттуда, – заметил Невин, обращаясь к толстому желтому гному, который грелся у очага. – Наверняка они направляются в Бардек. Интересно, как они собираются провезти его на корабле? Вероятно в этом им поможет большой сундук или что-то подобное.

Гном задумчиво почесал живот. Невин подумал обратиться к Блейну, чтобы тот послал им вслед войско, но Ястребы действовали очень продуманно. Кроме того, владея Двуумером, они могли надежно укрыться едва заметив погоню. «Я сам мог бы поехать с войском, – говорил Невин сам себе, – если бы нам удалось догнать их. В конце концов, они не смогут ехать быстро, если выберут путь через горы».

Горы. Вдруг лицо Невина озарила улыбка. Он подошел к очагу и опустился на колени. Ему нужно было связаться с одним конкретным человеком, владеющим Двуумером, чья помощь была ему сейчас необходима.

Позаботившись о лошадях, Ястребы вернулись к костру. Саркин лежал не шелохнувшись и прислушивался к их разговору, пока, наконец, не выяснил их имена. Тот, кого звали Деканни, был повыше ростом, с желто-коричневыми глазами, свидетельствовавшими, что в его венах течет немало крови анамурцев. Другого, который, похоже, был среди них за старшего, звали Карлупо. Они поели, Деканни опустился возле Саркина на колени, схватил его за запястья и заломил ему руки вверх, так что они оказались над головой, затем задрал ему рубашку, закрывая Саркину лицо, чтобы он ничего не видел. Саркин лежал неподвижно, собрав в кулак всю свою волю, и слышал, как Ястреб, мурлыча себе под нос, стал возиться у костра. Наконец он вернулся.

– У меня в руке кинжал. Я его раскалил.

Саркин призвал на помощь всю свою собранную по крупицам волю. Деканни захихикал, как девочка, и положил раскаленную сталь на правый сосок Саркина. Хотя боль, казалось, прожгла его до самого сердца, он не издал ни звука.

– Теперь я его переворачиваю, малыш.

Боль пронзила левый сосок. Он отчаянно пытался подавить крик, который, клокоча, поднимался откуда-то из горла. Внезапно Саркин почувствовал, как сам собою опорожнился его кишечник.

– Ну и вонь! За это я тебя переверну и помечу твои щечки, те что ниже спины.

– Нет, ты не будешь этого делать! – где-то рядом прозвучал голос Карлупо. – Для первого вечера достаточно. Когда мы приедем домой, он должен иметь приличный вид, потому что хозяева пожелают, чтобы он продержался как можно дольше.

– Брось ты! На корабле он немного оклимается.

– Я сказал: достаточно!

Тут все закружилось у него перед глазами, и Саркин потерял сознание. Среди ночи он проснулся и обнаружил, что все еще лежит в собственных экскрементах. Они опустили его рубашку, и грубая ткань царапала ожоги, из которых сочилась какая-то жидкость. Прежде чем снова впасть в забытье, он долго лежал с открытыми глазами, прикладывая все усилия, чтобы не застонать. Утром они пинками прогнали его сон и заставили Саркина принять сидячее положение. Карлупо уже приготовил в небольшом котелке ячменную кашу и подошел к нему с полной миской.

– Я развяжу тебе руки, чтобы ты смог поесть, – сказал он. – Но малейшая твоя неосторожность, и Деканни доставит тебе несколько приятных минут, прежде чем мы снова тронемся в путь.

Саркин отвернул голову. Он твердо решил заморить себя голодом, ослабив таким образом свой организм, чтобы потом быстрее умереть под пытками.

– Ты у меня будешь есть, будешь! – заревел Карлупо.

Так как он продолжал отказываться, Ястребы опустились на колени по обе стороны от него, Деканни разжал Саркину челюсти, а Карлупо запихал ему в рот ложку каши. Пища залепила горло, и ему пришлось непроизвольно проглотить ее – сработал обыкновенный рефлекс; так они скормили ему всю миску. Это унижение было для Саркина таким же болезненным, как ожоги.

Все же, когда они сели на лошадей, боль снова возобладала. От мерной поступи лошади рубашка скользила по телу и царапала свежие ожоги; кроме того, от жаркого солнца у него на коже выступил соленый пот, который, заливаясь в раны, вызывал еще большее мучение. Саркин уже мечтал лишь о смерти, чтобы избавиться таким образом от боли. Вскоре его связанные запястья стали распухать, и в отекшее тело начали врезаться ремни. К тому времени, когда они остановились на обед, Саркина, кроме всего прочего, стала тревожить нижняя губа. Он понял, что превозмогая боль, он разжевал ее в кровь.

– Ты будешь есть, малыш? – спросил Карлупо. – Или хочешь, чтобы мы тебя снова покормили?

– Буду есть.

Карлупо развязал ему руки, встал рядом с обнаженным мечом в руках и смотрел, как Саркин ел вяленую говядину и сухари. Затем они снова сели на коней, и начались новые, еще большие страдания.

К тому времени они уже зашли далеко в горы и двигались по узкой тропинке, петляющей между огромными валунами. Время от времени они переходили вброд какой-нибудь быстрый ручей или ехали возле потрескавшейся, грозящей обвалом скалы. Саркин почти не замечал, где они проезжают. К его боли прибавилось еще одно страдание: находясь весь день на лошади в мокрых, грязных бриджах, он в кровь растер себе бедра и ягодицы. В это время Деканни немного задержал свою лошадь и поравнялся с ним.

– Скоро мы остановимся на ночлег, и у меня снова найдется несколько минут, чтобы немного развлечься с тобой. Хочу, чтобы ты сделал выбор. Я могу приложить раскаленное лезвие либо тебе под мышки, либо к пояснице, но конечно же, дважды. Как стемнеет, скажешь, чего бы ты больше хотел.

С этими словами он отстал и поехал сзади, оставляя Карлупо возглавлять колонну. Никаким усилием воли Саркин не мог остановить дрожь. Он прекрасно понимал, чего добивается этим Деканни. Если Саркин не воспользуется предоставленным выбором, он подвергнется обеим пыткам; но если он выберет, то сделает первый шаг навстречу своему истязателю. Они хотят, чтобы его воля начала мало-помалу сокрушаться и отступать, чтобы он сам сделался соучастником своих истязаний, и в конце концов между ними возник бы ужасный, отвратительный, почти что вожделенческий альянс того, кто боль причиняет, и того, кто ее терпит.

– Деканни! – решительно произнес он. – Я не буду делать выбор.

Сзади раздался лишь возбужденный смех. Они вошли в каменистое, покрытое низкорослым кустарником ущелье. Внезапно, когда Саркин оторвал от земли взгляд, один из кустов показался ему человеческим лицом. Он быстро отвернулся. Если у него начнется бред, он лишится остатков воли и уже не сможет сопротивляться. Он сосредоточился на дыхании и попытался забыть о своем изнывающем от боли, бьющемся в лихорадке теле. Тени становились все гуще, неумолимо приближалась ночь.

За два часа до захода солнца они остановились в очень узкой, похожей на расселину меж двух холмов долине. Сидя на голой земле, Саркин следил за каждым движением Деканни, в то время как двое Ястребов разбивали стоянку и давали лошадям дополнительную порцию овса, чтобы компенсировать нехватку травы. Скоро, очень скоро раскаленное лезвие прикоснется к нему четыре раза.

– Дай ему сперва поесть, – сказал наконец Карлупо. – Ему ведь кусок в горло не полезет после того, как ты поиграешь с ним.

– Хорошо. Дам ему отдохнуть и после каждой метки.

Саркин прикусил кровоточащую губу и уставился в землю, как будто этот крохотный участок скалистой местности мог вобрать в себя целый мир. Вдруг он услышал пронзительный вопль Деканни. Он поднял взгляд и увидел, как Ястреб стоит, шатаясь на ногах, со стрелой в левом плече, а в долину устремилась толпа людей. Они были невысокого роста, от силы пять футов, но крепко сложены и вооружены, как воины. Запущенные умелой рукой, мимо просвистели два топора, затем еще один, и Карлупо упал замертво, обезглавленный, с отрубленными у колен ногами. Деканни попробовал спастись бегством, но его настиг запущенный снизу топор и глубоко вошел ему в промежность. Издав истошный крик, он упал, и тогда невесть откуда взявшееся голое лезвие перерезало ему горло. Воины улыбнулись друг другу и собрались в кружок, чтобы полюбоваться своей работой. И только тогда Саркин понял, что во время неравной битвы никто из них не издал ни единого звука.

Снимая с головы свой круглый шлем, один из воинов подошел к Саркину. У него было изборожденное морщинами, загорелое лицо, густая, пепельного цвета борода и густые черные брови.

– Ты говоришь так, как говорят в Дэвери?

– Да.

– Хорошо. И я говорю так, как говорят в Дэвери. Не так хорошо, чтобы очень хорошо, но говорю. Другие, там внутри, говорят хорошо. Поговорим тогда. Я – Джол. Ты встанешь?

– Не знаю, смогу ли. Послушай, добрый Джол. Я ничего не понимаю. Кто вы такие?

– Люди гор. Человек, не волнуйся. Мы спасаем. Ты в безопасности.

Саркин тяжело опустил голову и зарыдал, не сдерживая слез как ребенок, тем временем как Джол, орудуя крохотным кинжалом, освободил ему руки.

Несколько карликов общими усилиями посадили Саркина в седло. Затем они забрали оставшихся лошадей и пошли пешком, ведя под уздцы коня, на котором сидел Саркин. Роясь в туманных потемках своего сознания, он пытался понять, зачем они его спасли, но большая часть внимания и воли уходила на то, чтобы удержаться в седле. Наконец, когда стало смеркаться, они вошли в узкую долину и направились прямо к скале. По мере того, как они приближались к каменной громаде, до ушей Саркина стал доноситься скрежет.