Аластир почувствовал внезапное облегчение.

– Прекрасно! Я рад, что ты, наконец, научился трезво смотреть на вещи. Скажи мне, твоя лошадь сильно устала? Если мы-таки хотим вытащить из огня этот каштан, нам нужно найти подходящее место и на некоторое время укрыться там. Нам нельзя больше стоять здесь лагерем, мы же не разбойники с большой дороги. Сегодня утром я выходил на уровне эфирика и внимательно осмотрел окрестности. И, как мне кажется, я нашел удобное место.

– Хорошо. Я могу ехать на лошади Эви и вести мою под уздцы.

– Тогда собирай вещи. Я сам оседлаю моего коня. Нам нужно спешить.

Аластир поспешил к своей лошади, а Саркин еще некоторое время стоял и смотрел на широкую спину своего учителя. «Что ж, хорошо, – сказал он сам себе. – Этот старый дурак и вправду думает, что я его простил».

Ни одного менестреля, ни одного гертфина не слушали так внимательно, как слушали в тот вечер Невина, и он успешно справлялся с ролью. Джилл, Родри и сам Блейн сидели в личных апартаментах гвербрета, представлявших собой маленькую комнату, в которой не было ничего, кроме очага, пяти стульев и щита Блейна, и смотрели на Невина, который стоял у очага, облокотившись на каминную доску. После того, как паж принес мед и тихо удалился, Блейн взял свой фужер и обратился к старику.

– Послушай, добрый волшебник, ты собирался объяснить мне, что все это значит.

– Я не забыл, ваша светлость. Вам нужно об этом знать. Джилл, дай мне ту драгоценную вещицу, что лежит у тебя в мешочке.

Когда Джилл дала ему маленькое дешевое кольцо, старик положил его на ладонь и протянул, чтобы все на него посмотрели, затем мысленно дал краткие наставления духам, населявшим вещь.

– Эта вещь, ваша светлость, называется Великим Камнем Запада.

– Эта безобразная вещица? – удивился Блейн.

И в тот самый момент Камень изменил форму, засверкал, задрожал, казалось, собираясь растаять. В руке Невина уже лежал огромный опал, размером с грецкий орех. Он был великолепно отполирован, его поверхность светилась, забирая идущий от окна свет и превращая его в своих глубоких прожилках в огонь. Над ним, переливаясь, играла радуга. Когда, увидев это превращение, присутствующие издали громкий возглас удивления, Невин почувствовал, до чего же самодовольными были населяющие Камень духи. Эти духи составляли более высокую иерархию, чем дикий народец, и обычно назывались духами планет, хотя были связаны не с самими планетами, а с силами, которые эти планеты олицетворяли.

– О, боги! – воскликнула Джилл. – Неужели это и есть то, что я с собой носила?

– Это его настоящая форма. Видите ли, есть духи, которые его охраняют. Они могут изменять его форму, когда видят в этом необходимость, а так же могут его перемещать, конечно не слишком далеко, но вполне достаточно, чтобы спрятать его в случае опасности. Наши заклятые враги не учли две эти вещи, и именно поэтому нам удалось нарушить их замыслы.

Пока присутствующие переваривали услышанную информацию, Невин положил Камень в мешочек, который он носил на шее. Духи вздохнули с облегчением от того, что снова были рядом с Невином, и он в своем сознании мог слышать этот вздох. Несколько раз Блейн начинал что-то говорить, но тут же замолкал, обдумывая как лучше сказать. Наконец мастер Двуумера вежливо кивнул в его сторону, как бы разрешая гвербрету говорить в его собственной крепости.

– И кто же эти враги, добрый волшебник?

– Люди, которые занимаются черным Двуумером, конечно же. Заметьте, ваша светлость, что я говорю «наши» враги. Видите ли, этот драгоценный камень принадлежит самому королю, а силы черного Двуумера хотят навредить ему и всему королевству.

Блейн и Родри сердито выругались вслух. Хотя один из них был знатным господином, а другой – опозоренным изгнанником, они оба присягнули на верность своему сеньору. Невину было очень приятно видеть, что они оставались верными своей клятве.

– Король живет внутри самой лучшей крепости в Дэвери. Как можно было его обокрасть? – удивился Блейн.

– Сделать это было очень трудно. Я полагаю, что им пришлось очень долго над этим потрудиться. Этот опал – один из самых великих на свете камней, что наделены Двуумером. Примерно сто лет тому назад некий человек, хорошо владеющий Двуумером, придал камню форму и попросил духов, чтобы те вселились в него, затем он передал эту драгоценность королевской династии.

Невин чуть слышно вздохнул, вспоминая долгие часы, потраченные им на то, чтобы отполировать камень и придать ему форму правильной сферы.

– Надеюсь, вы понимаете, что мне запрещено рассказывать вам обо всех качествах, которыми наделен Камень, – продолжал он. – Чтобы он всегда находился в безопасности, из среды владеющих Двуумером назначаются хранители. Когда один умирает, на его место приходит другой. Сейчас настал мой черед занимать этот пост.

Он чуть не оговорился и не сказал «снова настал мой черед».

– Тайна этого самоцвета переходит от короля к наследному принцу, таким образом, короли понимают лежащую на них ответственность и хорошо охраняют Камень. Он хранится в их апартаментах, а не в королевской сокровищнице. И, конечно же, никто не смог бы подкупить преданных людей, имеющих доступ в апартаменты короля. Но, кроме золота, существует много других способов повлиять на человеческое сознание. Я обращаюсь к его светлости, и к Родри тоже. Встречали вы когда-нибудь при дворе короля человека по имени Камдел?

– Я знаю его, – ответил Блейн. – Ответственный за королевскую купальню, ты имеешь в виду его? Насколько я его помню – тощий молодой человек. Но к нему, кажется, проявляет благосклонность сама королева. Ей нравятся его изысканные манеры говорить.

– Да он просто надменный ублюдок, – перебил его Родри. – Однажды я победил его на турнире, и он потом весь день на меня обижался.

– Это он, – сказал Невин, – младший сын гвербрета Блейдбира. К сожалению, надменность – лишь один из многих его пороков. Но все же, я не думаю, что он заслужил такую участь, которая его постигла. Он попал в руки людей, владеющих черным Двуумером; они завладели его душой и сознанием и стали пользоваться им так, как фермер пользуется мотыгой, то есть чтобы добыть камень.

– Что ты говоришь! – удивился Блейн. – Я просто представить себе не могу, чтобы Камдел ограбил своего сеньора!

– Конечно, ваша светлость, он никогда не сделал бы этого по своей воле. Я до сих пор не могу понять, как этим злодеям удалось с ним связаться. В Форте Дэвери сейчас находится один из моих друзей, который пытается что-нибудь разузнать. Но коль они таки схватили Камдела, он сейчас абсолютно не контролирует свои действия. Держу пари, последние несколько месяцев он чувствовал себя словно во сне, длинном бессвязном сне наяву, который закончился кошмаром.

– В таком случае, мой меч и мое войско в твоем распоряжении, добрый волшебник, – сказал Блейн суровым голосом. – Ты знаешь, где находятся эти люди?

– В том-то и дело, что не знаю. Вы должны понять, что возможности Двуумера не безграничны. Я могу сделать так, чтобы эти злодеи не сумели увидеть меня в магическом кристалле, но, увы, они могут сделать то же самое по отношению ко мне.

Слушая эти разговоры о магическом кристалле и Двуумере, Блейну стало как-то не по себе. Хотя Невину ужасно не хотелось раскрывать так много тайн, у него не оставалось иного выбора. Ему могла понадобиться военная помощь Блейна.

– Сегодня утром, – продолжал Невин, – они находились не дальше, чем в дне езды на лошади от Форта Хирэйф. Но вполне вероятно, что сейчас они спасаются бегством. Если я их поймаю, от них мокрого места не останется.

– Послушайте, – немного подумав сказал Блейн. – Если мы разобьем войско на отряды, то можем начать прочесывать окрестности. Наверняка фермер или кто-нибудь еще заметил бы, если бы по провинции скакали верхом странные незнакомцы.

– Может быть так и придется сделать, ваша светлость, но я предпочел бы немного повременить. Из-за Камдела, конечно. Если этот черный мастер увидит в магическом кристалле, что к нему приближаются ваши воины – ведь последний дурак догадался бы принять такую меру предосторожности, – он просто-напросто перережет Камделу горло и понесется прочь во весь опор. Если было бы возможно, я хотел бы вытащить нашего молодого лорда из этой переделки живым. К тому же, в моем распоряжении есть еще несколько хитрых приемов.

Блейн понимающе кивнул, принимая на веру услышанное. Сам Невин был серьезно обеспокоен, но не хотел подавать виду. Конечно, он мог бы обратиться за помощью к дикому народцу, чтобы те отыскали мастера черного Двуумера, но при этом они бы подвергли себя большой опасности. Кроме того, он мог бы выйти в эфирик в виде световой субстанции, но, делая это, он рисковал вступить в открытое сражение со своими врагами. Суммируя полученные от Джилл сведения, Невин мог догадаться, что рядом с этим черным мастером находятся ученики; только он не знал, сколько их всего. И если его убьют в битве на астральном уровне, то Джилл и Родри останутся беззащитными перед злодеями, и злодеи непременно отомстят им самым ужасным образом. Хотя Невин позвал на помощь других, владеющих Двуумером людей, даже те из них, что находились ближе всех, не могли прибыть на место раньше, чем через несколько дней. К этому времени Камдела могли попросту убить.

– Ладно, – наконец произнес Невин. – Вся эта чертова кутерьма очень напоминает игру, ваша светлость. У них есть Камдел – игрушка для их короля, и, пока мы расставляем наших людей и пытаемся остановить негодяев, те пытаются переправить его за границу. К сожалению я не знаю, чей будет следующий ход, их или наш. Джилл, мне нужно потолковать с тобой с глазу на глаз. Я хочу узнать все подробности того, что с тобой происходило все эти дни, пока ты оставалась одна. Думаю, нет нужды надоедать этими разговорами его светлости и Родри.

Джилл послушно поднялась и посмотрела на старика с отчаянной надеждой, что с ним она будет в безопасности. А он молился в глубине души, чтобы ее надежда оправдалась.

Когда дверь палаты закрылась за Невином и Джилл, Блейн одним большим глотком осушил свой фужер, в котором еще оставался мед; Родри тоже сделал хороший глоток. Некоторое время они смотрели друг на друга, понимая один другого без слов. Родри прекрасно отдавал себе отчет в том, что они оба были напуганы. Наконец он услышал вздох Блейна.

– Ты, наверное, хочешь помыться, серебряный клинок. Сейчас паж приготовит ванну. А я, пожалуй, выпил бы еще немного меда.

– Ты уже выпил достаточно на сегодня.

Блейн бросил на него свирепый взгляд, затем пожал плечами.

– Ты прав. Идем, будешь принимать ванну.

Пока Родри мылся в элегантной комнате, которую ему предстояло разделить с Джилл, Блейн, взобравшись на спинку кровати, подавал ему мыло, как паж. Плескаясь в деревянной бадье, Родри сожалел, что не может вымыть из головы мысли о Двуумере так же легко, как он смывает с тела дорожную грязь.

– Наверное ты думаешь, что у меня ужасно странный вкус по поводу женщин? – наконец спросил Родри.

– Ты всю жизнь был таким. Но, по правде говоря, Джилл хорошо тебе подходит, учитывая твой образ жизни. Клянусь преисподней, у меня сердце кровью обливается, когда я вижу на твоем поясе этот серебряный клинок.

– Это лучше, чем голодать где-то на дороге. Что мне по-твоему оставалось делать?

– Понимаю. Я разговаривал с твоей почтенной матушкой, когда в последний раз видел ее при дворе. Она просила меня, чтобы я убедил Рииса призвать тебя обратно. Но и так понятно, что он и слушать бы меня не стал.

– Да что там говорить. Он всегда мечтал отделаться от меня, а я, как последний болван, сам предоставил ему такую возможность.

Родри вылез из бадьи и взял полотенце, которое держал для него Блейн.

– У меня нет официального союза с Абервином, – сказал Блейн. – Я могу предложить тебе место здесь, у меня. Ты бы женился на Джилл и был бы моим конюшим или кем-нибудь еще. Даже если Риису это пришлось бы не по душе, что он мог бы поделать? Слишком далеко он находится, чтобы начать против меня войну.

– Благодарю тебя, но, когда я взял в руки этот кинжал, то поклялся, что буду с честью носить его. Я могу быть изгнанником, но будь я проклят, если стану клятвопреступником.

Блейн с лукавым видом поднял одну бровь.

– Видишь, ли, – вздохнул Родри, – по правде говоря, я просто не хочу сидеть у тебя на шее и смотреть, как твои титулованные гости будут высмеивать покрытого позором брата абервинского гвербрета. Уж лучше я буду пылить по большой дороге.

Блейн подал ему бриджи.

– Я тебя понимаю, – сказал он. – Но, клянусь черным волосатым ослом владыки преисподней, здесь ты всегда будешь желанным гостем.

Родри ничего не ответил, он боялся разрыдаться и таким образом подмочить свою репутацию. Пока он одевался, Блейн вытащил из ножен и начал вертеть в руках кинжал Родри, прикидывая его вес, водя большим пальцем по острому лезвию.

– Черт возьми, острая штука, – заметил он.

– Позорит он меня или нет, но это лучший кинжал из тех, которые у меня были. Будь я проклят, если знаю, как кузнецы готовят такой металл; он никогда не тускнеет.

Блейн метнул кинжал в поленницу дров, сложенных у очага; лезвие со свистом попало прямо в цель и глубоко вошло в дерево.

– Действительно, прекрасный клинок. Всем известно, что серебряный кинжал несет своему хозяину позор, но никогда я не думал, что он несет с собой и Двуумер.

Хотя Родри знал, что Блейн лишь шутит, эта мысль запала ему в сознание. Теперь он начинал понимать, как странно складывались события. Сперва, благодаря Двуумеру, он получил серебряный кинжал, затем, первое же лето, проведенное на большой дороге, поставило его лицом к лицу с Двуумером.

– Что случилось? – спросил Блейн.

– Да вроде ничего.

Все же он чувствовал, как из проносящегося со свистом ветра к нему взывает его судьба.

Хотя Саламандер уже несколько раз бывал в Форте Дэвери, он редко задерживался здесь надолго, потому что у любого гертфина на людных улицах столицы всегда находилось множество конкурентов. В те времена Форт Дэвери представлял собой лабиринт извивающихся улиц, наполовину окружающий озеро Гверконед, и был самым большим городом королевства с населением около трех тысяч человек. Чтобы усладить их изысканный вкус, требовались более мудреные развлечения, чем фокусы с шарфами. В многочисленных скверах и на рыночных площадях, разбросанных по всему городу, можно было увидеть гертфинов и акробатов, менестрелей из Бардека, людей с дрессированными медведями и учеными свиньями, жонглеров и бродячих бардов, всерьез надеющихся, что прохожие поделятся с ними содержимым своих карманов. В такой толпе никто не обратил бы внимания на еще одного гертфина, даже на такого, который время от времени задает вопросы о торговле опиумом.

Стараясь не привлекать к себе излишнее внимание, Саламандер поступился своими принципами и остановился в гостинице среднего класса, расположенной в старой части города, что растянулась вдоль реки Лаф, в районе, где проживали мелкие ремесленники и преуспевающие торговцы. «Сноп пшеницы», так называлась гостиница, имел еще одно преимущество: здесь обычно останавливались странствующие мастера развлечений, и от них он мог узнать все последние новости. Услышать рассказ о преступлении лорда Камдела было совсем не трудно; хотя со времени кражи уже прошло несколько недель, в городе эта новость была еще у всех на устах.

– Говорят, что король разослал курьеров к каждому гвербрету королевства, – говорил вечером Элик, хозяин гостиницы. – Хотел бы я знать, как одному человеку удалось ускользнуть от всей стражи и от войска?

– Должно быть, его уже нет в живых, – заметил Саламандер. – Так как эта весть разлетелась повсюду, все воры королевства наверняка не спускали с него глаз.

– Это ты правильно сказал.

Элик немного подумал, покусывая кончики своих длинных усов, и добавил:

– Быть может, его убили.

В «Снопе пшеницы» жил один постоялец и держался довольно обособленно по одной простой причине: будучи уроженцем Бардека, он плохо говорил по-деверийски. Энопо был чернокожим молодым человеком около двадцати пяти лет и не красил свое лицо, а это означало, что по какой-то причине семья и весь клан выставили его за порог. Он путешествовал по дорогам Дэвери с вела-вела – бардекским музыкальным инструментом, имеющим около тридцати струн, на котором исполнитель играл, положив его на колени и защипывая струны тонким перышком, служившим медиатором. Саламандер неплохо знал бардекский язык и поэтому старался поддерживать знакомство с менестрелем, который был очень растроган, встретив человека, говорящего на его родном языке. Днем каждый из них давал представления, а вечером они встречались в общем зале гостиницы, чтобы сравнить дневную выручку и пожаловаться на скупость народа, населяющего самый богатый город королевства.

В тот день Саламандер неплохо заработал и по такому случаю поставил им бутыль хорошего бардекского вина. Удобно устроившись за столом у стены, Энопо смаковал каждый глоток.

– Хорошее вино, – сказал он, – но оно переполняет меня горькими воспоминаниями о доме.

– Понимаю. Конечно, ты можешь не отвечать, если не хочешь, но…

– Я знаю, о чем ты хочешь спросить, – он ухмыльнулся Саламандеру. – Твое беспокойное сердце сгорает от любопытства по поводу моего изгнания. Хорошо, я не хочу вдаваться в подробности, а скажу лишь, что причиной была одна замужняя женщина благороднейшего происхождения, слишком прекрасная для того уродливого старого богача, который взял ее в жены.

– Ах! Обычная история.

– О, нет. Совсем не так, – он глубоко вздохнул. – Каким бы уродливым он ни был, он имел большое влияние в муниципалитете нашего полиса.

Некоторое время они продолжали пить молча, Энопо смотрел в никуда, словно вспоминая прелесть своей запретной любви. Саламандер решил, что, раз Энопо поведал ему о причине своего изгнания, значит он доверяет ему; поэтому можно было делать следующий шаг.

– Знаешь, вино – не единственная хорошая вещь из тех, что делают в Бардеке, – как бы между прочим заметил гертфин. – Посещая твою прекрасную, сказочную страну, я имел удовольствие выкурить пару трубок опиума.

– Смотри, – менестрель с серьезным видом наклонился к нему, – ты должен быть очень осторожным с этим белым дымом. Я видел людей, которые опустились до такой степени, что продали себя в рабство, чтобы обеспечить себе регулярную дозу.

– Правда? О, боги, я этого не знал! Неужели, время от времени выкуривая трубку, человек может дойти до такого состояния?

– О, нет. Но я говорю, что нужно быть предельно осторожным. Это как алкоголь. Одни могут пить, могут и воздержаться. Другие превращаются в пьяниц. Но белый дым действует сильнее, чем все известные мне крепкие напитки.

Саламандер прикинулся ужасно озабоченным, а Энопо тем временем смотрел на него с легкой улыбкой.

– Я знаю, гертфин, о чем ты думал, спрашивая меня об этом, – сказал он. – Но я не знаю никого, кто продавал бы опиум.

– Хорошо, раз ты говоришь, что он так опасен, это к лучшему. Но я просто интересовался.

– Насколько я понимаю, в этом городе только знатные особы курят опиум.

– В самом деле? – воскликнул Саламандер и неожиданно выпрямился. – Откуда тебе это известно?

– От одного человека из моей родни, купца. Он был здесь проездом… ах да, кажется это было месяц тому назад, и заходил навестить меня по просьбе моего отца. Он поинтересовался, как я живу, и привез мне немного денег, которые передали мои братья. Мы прекрасно пообедали и выпили много вина.

Похоже, ему было грустно вспоминать.

– Сидели мы со стариком Лалано и разговаривали, и тут он упомянул белый дым. Он сказал, что там у нас некоторые купцы стали время от времени продавать его в Дэвери здешним людям. Он был очень обеспокоен, потому что у нас на родине эта торговля считается недостойным делом, к тому же, он знал, что это противоречит вашим законам. И по ходу разговора у нас возник вопрос: у кого найдется столько денег, чтобы купить контрабандный товар?

– И в самом деле, у кого же, как ни у знатных особ.

– Или у случайно разбогатевшего купца. Но эти ваши так называемые лорды наловчились не давать купцам особенно разбогатеть.

«Это интересно, – подумал Саламандер. – Если Камдел курил опиум, тогда понятно, как мастерам черного Двуумера удалось вонзить в него когти». Он решил в ближайшие несколько дней походить по городу и осторожно поспрашивать людей, как будто он сам хочет купить эту дрянь. В это время он почувствовал в сознании легкое тянущее усилие, которое означало, что с ним хочет связаться некто, владеющий Двуумером. Он поднялся не подавая вида.

– Извини, я сейчас приду. Мне нужно выйти по личной надобности.

Менестрель лишь махнул рукой ему в ответ. Саламандер быстро вышел на улицу, обогнул угол и оказался у конюшен. Здесь он нашел наполненное водой корыто, в котором отражалось послеполуденное солнце. Он стал вглядываться в покрытую пятнами поверхность воды, и открыл свое сознание, ожидая увидеть Невина. Но вместо этого на него смотрело красивое, но строгое лицо Валандарио. Он был слишком напуган, и не мог первым передать ей мысль.

– Наконец-то ты здесь, – сказала она. – Меня попросил связаться с тобой твой отец. Он хочет, чтобы ты немедленно ехал домой.

– Но я не могу. Я выполняю поручение Магистра Эйси.

Она посмотрела на него серыми широко открытыми глазами.

– Я не могу точно сказать, с чем это связано, – продолжал он, – но здесь происходят темные и очень опасные вещи, и дела…

– Меньше болтай, сорока-стрекотунья! Я скажу твоему отцу, что ты задерживаешься, но, как освободишься, сразу отправляйся домой. Он будет ждать тебя у границы Элдифа, возле Канобэйна. Но пожалуйста, послушайся его хоть в этот раз.

Ее лицо исчезло. Как всегда после общения со своей старой наставницей, он чувствовал себя виноватым, хотя на этот раз он не сделал ничего плохого.

Вечером за ужином по настоянию Блейна его двоюродный брат сидел за столом, как почетный гость. Всякий раз, когда паж обращался к нему «мой господин», Родри вздрагивал, а слыша, как какой-нибудь слуга называет его старым титулом «господин Канобэйна», на глазах Родри выступали слезы. Но эта, вызванная благими намерениями обходительность, лишь заставила его вспомнить дорогой сердцу Элдиф, его дикие морские побережья, его огромные дубовые леса, где с незапамятных времен не ступала нога человека. Поэтому Родри очень обрадовался, когда он и Джилл смогли наконец выйти из-за стола гвербрета и направились в отведенную им комнату.

Было уже довольно поздно, да и Родри был более, чем навеселе, к тому же он устал намного сильнее, чем хотел показать. Тем временем, как он пытался снять с себя ботинки, Джилл открыла ставни и высунулась в окно посмотреть на звезды. Пляшущий свет свечей отбрасывал вокруг нее тени и расцвечивал ее волосы, как тонкое золотое плетение.

– Клянусь всеми богами и богинями, – сказал он, – как жаль, что ты не оставила эту проклятую драгоценность лежать в траве сразу же, как только ее увидела.

– Как бы это выглядело с моей стороны? Чего доброго, ее нашел бы тот мастер черного Двуумера.

– Сознаюсь, что ты права.

– Знаешь, любимый, – сказала Джилл и отошла от окна, – мне тоже не по душе все эти разговоры о черном Двуумере.

– В самом деле?

– Конечно. Но что мне делать, как ты думаешь? Оставить тебя одного брести путями Двуумера?

– Ну знаешь…

Внезапно Родри осознал, что именно этого он и боялся.

– Проклятье, как глупо слышать это от тебя.

Она посмотрела на него с открытым ртом, будто обдумывала, что же ему ответить, но тут внезапно улыбнулась. Она наклонилась и куда-то протянула руки, затем взяла на руки то, что по предположению Родри могло быть ее серым гномом, и покачала его, как младенца.

– Что-нибудь случилось? – спросила она. – Нет? Хорошо. Значит ты пришел просто проведать нас? Очень приятно, мое маленькое создание.

Было немного жутковато видеть, как она разговаривает с тем, кого он, Родри, не видит, хотя знает, что он-таки существует. Родри стало как-то не по себе. Продолжая смотреть на нее в свете свечей, Родри вспомнил время, когда он был совсем еще ребенком, и думал, что, может быть, дикий народец и в самом деле существует, и он может их увидеть. Иногда, когда маленький Родри бродил по охотничьим угодьям отца, ему казалось, что где-то рядом находились странные существа, которые глядели на него из-под куста или с высокого дерева. Все же, даже будучи маленьким ребенком, Родри не верил в дикий народец и думал, что няня рассказывает о сказочных созданиях, чтобы только доставить ему удовольствие. Его простодушный отец постарался, чтобы его сын не имел никаких странностей.

Но теперь он не сомневался в их существовании, и улыбнулся, представляя себе, как у Тингира Мэйлвейда от удивления отвисла бы его квадратная челюсть, узнай он правду. Джилл поставила гнома на кровать и села рядом сама.

– Послушай, Родо, скажи ему «добрый вечер», – попросила она.

– Добрый вечер, – произнес он, улыбаясь. – Как у нашего гнома идут дела?

И в этот момент Родри стал видеть его, серого, как пыль, с длинными руками и ногами и бородавкой на носу. Он ухмылялся Родри, показывая ему свой тонкий острый пальчик. Родри от волнения затаил дыхание.

– Ты его видишь? – прошептала Джилл.

– Вижу. О, боги!

Джилл и гном обменялись торжествующими улыбками; затем существо исчезло. Родри смотрел на нее, открыв рот.

– Сегодня вечером я поинтересовалась у Невина, почему ты не видишь дикий народец, – говорила Джилл таким спокойным тоном, будто спрашивала у мужа, что приготовить на обед. – И он мне ответил, что ты скорее всего мог бы их видеть, ведь в твоих венах течет эльфийская кровь. Но раз ты не веришь, что можешь их видеть, ты их и не видишь. Вот я и подумала, если мне удастся доказать тебе, что они есть на самом деле, ты обретешь эту способность.

– Ты была права. Но, дорогая, клянусь преисподней, я даже не знаю, что сказать.

– Ого! Было бы и в самом деле очень странно, если бы ты онемел!

– Прикуси свой язык! Скажи, почему для тебя так важно, чтобы я мог их видеть?

– О, это может очень пригодиться, – она тревожно посмотрела вокруг. – Если нам снова придется расстаться, они будут передавать весточки или что-нибудь еще.

И снова черный Двуумер подкрадывался к ним, хотя он никак не хотел смотреть правде в глаза. Родри заключил Джилл в крепкие объятия и страстно поцеловал, чтобы отогнать от нее страх.

После любовных игр с Джилл, большую часть ночи Родри проспал крепким сном, но ближе к рассвету ему приснился такой зловещий сон, что, внезапно проснувшись, он обнаружил, что сидит на кровати. Серый свет зари начал прорезать мрак комнаты, рядом безмятежным сном спала Джилл. Он встал, надел бриджи и подошел к окну посмотреть на улицу, чтобы прогнать воспоминания о кошмаре. В дверь постучали, и Родри вскрикнул от испуга, но это был Невин. Он тихо вошел в комнату.

– Скажи мне, дружище, не видел ли ты этой ночью каких-нибудь странных снов?

– Клянусь самим великим богом Таном, видел!

Сонно зевая, Джилл села на кровати и посмотрела на них мутным взглядом.

– Расскажи мне свой сон, – попросил Невин.

– Хорошо. Была ночь, я стоял на посту, у ворот какой-то маленькой крепости. Внутри находилась Джилл, и мне нужно было ее охранять. Затем к воротам подошел человек с мечом, и, когда я спросил у него пароль, он не ответил мне. Он насмехался надо мной, называя самыми скверными на свете словами, и говорил мне в лицо о моем изгнании. Никогда в жизни я не был так разъярен. Тогда я выступил вперед и собрался сделать вызов этому ублюдку, но вдруг я вспомнил, что нахожусь на посту, и остался на своем месте у ворот. Наконец я решил позвать капитана. Но вот что самое странное. Когда прибежал капитан, я увидел, что это были вы с мечом в руке.

– Да, это был я.

– Но послушайте! – зазвучал голос Джилл. – Неужели Родри видел вещий сон?

– В высшей степени вещий, – ответил Невин. – Знаешь, Родри, твое сердце преисполнено чести, раз ты не можешь ей поступиться даже во сне. Сон показал тебе реальные события, используя вымышленные образы, какие бывают в песнях менестреля. Крепостью было твое тело, твоя плоть, а стражник, которого ты представлял самим собой, был твоей душой. Человек с мечом – это один из наших врагов. Он пытался выманить твою душу из тела, потому что, когда человек спит, его душа может легко перейти во Внутренний Мир. Но если бы ты последовал за ним, тебе пришлось бы сражаться с ним на его территории, а это очень странное, загадочное место. Он непременно бы одержал победу.

– И что тогда? Я бы умер?

– Сомневаюсь, – ответил Невин и, немного подумав, продолжил. – Скорее всего, он заманил бы твою душу в ловушку, а сам воспользовался бы твоим телом. Видишь ли, находясь в его власти, ты чувствовал бы, будто ты спишь. Гм, интересно, кого он хотел убить, меня или Джилл? Возможно, нас обоих. В любом случае, рано или поздно ты бы проснулся с окровавленным мечом в руках и увидел бы у своих ног мертвое тело одного из нас.

Родри почувствовал тошноту, будто он наелся тухлого мяса.

– К счастью я подоспел вовремя, – продолжал волшебник. – Но с этого момента, если во время сна или даже дневной дремоты вас будет что-нибудь беспокоить, сразу же говорите об этом мне. И никогда не стесняйтесь.

– Так и сделаем.

– Хорошо, – сказал старик и начал мерить шагами комнату. – Я узнал сейчас нечто важное. Наши враги не думают отступать. Родри, этим сном они бросили вызов. Они собираются сразиться со мной.

После не удавшейся попытки овладеть телом Родри, Аластир сильно устал и, кроме того, был весьма озадачен. Никогда он не предполагал, что у этого серебряного клинка такая могучая сила воли, хотя, как он думал, опытному воину необходимо развивать в себе определенное умение сосредоточиться, чтобы выходить живым из сражения. Однако самым непонятным было чувство порядочности в душе Родри и то, как он выглядел на астральном уровне во время сна. Какой бы нетренированной ни была его сила духа, его проекция во сне была, должно быть, очень крепкой, но она постоянно колыхалась, и иногда больше походила на пламя, напоминающее по форме человека, чем на тленное тело. Где-то в багаже знаний Аластира хранился ответ на этот вопрос. Он сидел молча, позволив душе бродить по темным закоулкам сознания, переходя по тончайшим соединениям от одной мысли к другой.

– Клянусь темными силами! – внезапно воскликнул он.

Испугавшись, Саркин повернулся и посмотрел на него.