В тот день, когда они добрались по середины острова, все, казалось, пошло не так. Вначале Джилл запуталась в словах ритуала и тем самым вызвала неудовольствие гертсина. Затем, когда попыталась работать с новой картинкой с пергамента, то смогла удержать в памяти только отдалённые части образа архонта Манатаро и, казалось, вся тяжёлая работа проделана зря. Когда Джилл пожаловалась Саламандру, то он улыбнулся таким образом, какой раздражал её больше всего.

– Знаешь ли, ты не смеешь от этого отказываться. Или ты хочешь медленно, но неизбежно сойти с ума?

– Конечно, не хочу! И я буду следовать указаниям, точно так же, как в те дни, когда папа учил меня обращаться с мечом. Я просто не понимаю, почему эти проклятые картинки так важны. Я имею в виду, что с папой я всегда могла понять – вот это упражнение усиливает руку, а это помогает увереннее держать рукоятку, но все, чем я занимаюсь с тобой, кажется мне странным.

– А-а. Ну, то, что ты делаешь сейчас, на самом деле подобно упражнениям твоего отца. Ты просто укрепляешь ментальные мышцы. Когда барды поют о двеомере, то всегда рассказывают о странных силах, не так ли? Как ты думаешь, откуда появляются эти силы? От богов?

– На самом деле не от богов. Как я предполагаю, ты их просто имеешь или не имеешь. Это же двеомер, не так ли? Именно это и делает его магическим. – Джилл внезапно поняла, что её слова звучат, как бред сумасшедшей. – Я имела в виду, что магические вещи просто происходят.

– Нет, не просто происходят, хотя именно так все и думают. Все эти могущественные способности и странные заговоры исходят из разума, или человеческого, или эльфийского, смотря, кто ими занимается. Двеомер – это дело ментальных способностей. Знаешь, какие они?

– Нет.

– Когда ты научишься читать – кстати, мне кажется, нам следует также начать уроки и по обучению тебя чтению – я найду тебе книгу, написанную одним из прославленных предков Родри, самим Мейлом Провидцем. Она называется «О рациональных категориях». В этой книге он определяет ментальные способности людей. Большинство также относятся и к эльфам – такие, как способность видеть, слышать и все остальные физические чувства, а также логическое мышление, интуиция и ещё очень много всего, включая способность делать обобщения и разделять на категории, что является способностью, к которой нельзя подходить легко или как к чему-то должному, моя маленькая куропатка. Эти, как он их называет, рациональные способности, открыты и хорошо известны среди эльфов и людей, хотя у эльфов есть ряд способностей, отсутствующих у людей, например, способность видеть Диких. Каждый ребёнок должен по мере взросления развивать их. Если кто-то слеп, например, или просто не запоминает вещи, то мы жалеем калеку и считаем, что он лишён чего-то, что положено получать при рождении.

Саламандр вздохнул и продолжал объяснять:

– Затем имеются похороненные, скрытые или оккультные способности, которые существуют, как цыплята в только что выложенных яйцах. В то время как каждый эльф и человек потенциально обладают их набором, лишь немногие рождаются с ними в уже развитом состоянии. Если хочешь, можешь называть эти способности «силами», хотя это, вероятно, звучит слишком громко для абсолютно естественных явлений. Ты понимаешь идею категории естественного? Как противоположную сверхъестественному?

– Э, что? Ну, э…

– Я вижу, что книга Майлвада становится необходимостью.

– Очень хорошо, но какое отношение скучные упражнения с картинками имеют ко всему этому великолепию?

– О! На самом деле я говорил немного несвязно и перескакивал с предмета на предмет. Если ты хочешь разбудить эти спящие силы, ты по большей части пользуешься картинками, названиями и именами, а иногда – музыкой, которой они сопровождаются. После того, как ты их разбудила, ты можешь использовать их снова и снова. Подумай – после того, как ты научилась быть логичной, разве ты не сможешь заново разбудить в себе эту полезную способность к логике, когда бы у тебя ни возникала проблема, которую нужно решить? Конечно, сможешь. Точно так же после того, как ты разовьёшь способность к дальновидению, ты, например, сможешь открывать её правильными образами и словами в любое время, когда захочешь. Великий мастер, вроде Невина, больше не нуждается в именах и образах для этого дела. Для него оккультные способности стали явными и очевидными.

Хотя понять эту маленькую лекцию было так трудно, что Джилл почувствовала себя слабоумной (что касается способности систематизировать, она у Саламандра была далека от идеала), все сказанное им, находило отклик у её в душе. Оно намекало и даже обещало отдать ей ключик к сундуку с сокровищами.

– Но вот что я тебе скажу, моя сладкоголосая малиновка. Ты можешь попробовать новое упражнение, если хочешь. Вместо того чтобы использовать пергамент, создай свой собственный образ и попытайся его реализовать у себя в сознании. Я не имею в виду – нарисуй или что-то в этом роде, в любом случае у нас нет чернил – просто выбери какую-то простую вещь и попытайся её увидеть. Например, гостиницу, в которой ты когда-либо останавливалась, или твоего коня по кличке Восход, который сейчас питается щедро раздаваемым королевским овсом, – что-то в этом роде.

– Ну, хорошо, я попробую. Если конечно можно так прыгать с одного на другое.

– О, боги! Эта ученическая работа – ещё даже не настоящий двеомер. Ты просто обучаешься кое-каким полезным навыкам. Я не могу представить, чтобы это принесло хоть какой-то вред.

В последнюю ночь в Вилинте Поммейо и Алейна поссорились. Поскольку Родри прислуживал за столом, то слышал все. Они не обращали на него ни малейшего внимания – как на предмет мебели. Родри расставил блюда и разлил вино и тут же удалился в кухню, где обнаружил Диену и Винсиму возле двери. Они прислушивались к отдалённым звукам разговора, который вёлся на повышенных тонах.

– Пока все идёт неплохо, – выпалил Родри. – Она отказывается дать ему какое-либо обещание, а он обвиняет её в том, что у неё есть другие поклонники. А они в самом деле есть?

– Только один и ему семьдесят с чем-то, – сообщила Диена. – Поэтому похоже, что все на самом деле очень хорошо.

– Я до сих пор не могу вздохнуть с облегчением, – призналась Винсима. – А что если они помирятся и обменяются множеством поцелуев? Ну, в любом случае пора подавать десерт, поэтому у тебя, парень, есть хороший повод туда вернуться.

Когда Родри внёс позолоченное блюдо с небольшими сахарными пирожными, они оказались единственными сладкими вещами в комнате. Алейна и Поммейо сидели прямо и напряжённо на своих подушках и гневно смотрели друг на друга.

– Убери пирожные! – рявкнула Алейна.

– Хорошо, хозяйка.

– Это, кстати, мой любимый сорт, – объявил Поммейо холодным тоном. – Неси их сюда.

Родри колебался.

– Я сказала: уходи!

– Да, хозяйка.

Родри поспешил прочь, когда Алейна информировала гостя о том, что он не имеет права отдавать приказы кому-либо из её рабов. Примерно полчаса спустя в кухню ворвался привратник, чтобы сообщить: Поммейо уехал в ярости. Тем не менее, первым делом поутру появился Мико с длинным письмом от своего хозяина, полным сладких извинений. По крайней мере так сказала Диена, потому что хозяйка читала письмо вслух, пока Диена расчёсывала ей волосы. К отвращению Диены, Алейна написала в ответ примирительную записку.

– А теперь я должна спешить в его мерзкую гостиницу и передать записку до того, как он уедет. О, хорошо, по крайней мере, что его не будет всю зиму. Он не станет путешествовать под дождём.

– Наша хозяйка умеет читать и писать? – Родри искренне поразился.

– Конечно, умеет, – глядя на него, Диена поморщилась. – Твоё варварское королевство должно быть ужасно примитивным, и это все, что я могу сказать. Тебя удивляют самые простые вещи.

– Ну, да, я такой. Надеюсь, ты не думаешь обо мне плохо.

Диена медленно улыбнулась ему, намекая на множество ответов, которые могла бы дать в ответ на эти слова, а затем поспешила выполнять поручение.

Во второй половине дня Алейна призвала Родри к себе. Она была одета в простую белую тунику и сидела, скрестив ноги, на подушке у низкого столика. Когда Родри вошёл, хозяйка хмурилась, глядя на свои предсказывающие судьбу плитки. При его появлении материализовались двое коричневых бородавчатых гномов и улыбнулись ему.

– Ну, вот и ты. Теперь, когда у меня есть время, мы займёмся твоим обучением, – она смела рукой плитки в сторону и подняла глаза и внимательно изучила его. – Ты неплохо справляешься, когда дело касается подачи еды, но тебе следует научиться правильно обращаться с моим опахалом и другим подобным вещам. И как ты говоришь! У тебя жуткий акцент и нам придётся потратить какое-то время, чтобы его исправить.

Хотя Родри надеялся, что Алейна вскоре устанет обучать его таким сомнительным навыкам, как правильно складывать шарфик и раскладывать подушки, она очень серьёзно подходила к каждой детали, и он вскоре понял, что ей просто наскучила её жизнь. Благодаря унаследованному богатству, ей не требовалось работать, хотя она прекрасно разбиралась в финансовых вопросах. Однако один из её многочисленных родственников выполнял всю фактическую работу, управляя её собственностью. Два раза в неделю этот Динварбало появлялся на обед. Во время долгой трапезы из многочисленных изысканных блюд они обсуждали вложения Алейны в земли или торговые предприятия. Она задавала точные вопросы, всегда по делу, и выступала с дельными предложениями, в то время как он записывал её пожелания на деревянной табличке, покрытой воском. После того, как родственник уходил, энергия и решительность медленно уходили из глаз Алейны, и она призывала Родри на один из уроков. Обычно она бывала в такие дни раздражена и отвешивала ему пощёчины за малейшие ошибки, а то даже отправляла прочь, сопровождая приказ потоками оскорблений. Тем не менее, когда в следующий раз она приглашала его, то снова вела себя мило, даже если и была строгой.

Порто с Дисной кое-что рассказали Родри из её истории. Алейна была вторым ребёнком из десяти в семье бедного торговца маслом в Ронатоне, и жили они в такой бедности, что её чуть не продали в рабство, чтобы прокормить семью. Однако девочку спасла красота. На неё обратил внимание богатый купец, который честно женился на девушке, а не просто купил её. Поскольку ему было пятьдесят два, а ей четырнадцать, брак оказался далеко не счастливым, хотя после страданий, перенесённых в детстве, у неё появилась навязчивая идея стать идеальной женой. В основном из-за его неспособности, а не по какой-либо другой причине, у них не было детей. Он умер в возрасте семидесяти четырех лет после долгой изнурительной болезни, во время которой Алейна преданно за ним ухаживала. Теперь, хотя она вовсе не горела желанием связать себя новым браком, Алейна знала: её красота уйдёт, причём довольно скоро. Она каждое утро принимала ванны с травами и пользовалась различными косметическими средствами. Хозяйка часто отправляла Родри на рынок, как только он открывался утром, чтобы купить розовых лепестков, свежих сливок и пчелиного воска, в то время как они с Дисной закрывались в ванной комнате, как алхимики.

К своему большому удивлению Родри начал испытывать к ней жалость. Хотя он желал бы ненавидеть хозяйку за то, что она лишает его свободы при помощи куска бумаги, запертого в её шкатулке с драгоценностями, он просто не мог относиться к ней дурно. Спустя некоторое время он осознал ещё более горькую правду о себе. Как-то раз, купив косметику хозяйке и специи поварихе, он бежал домой с рынка по свежему воздуху, напоённому запахом приближающегося дождя. Последние летние цветы ярко цвели над раскрашенными стенами. И тут Родри обнаружил, что поёт. Потрясённый, он понял, что на мгновение почувствовал себя счастливым и стал принимать свою новую жизнь. Весь день Родри обращал внимание на другие вещи – как он бывает доволен, когда его хвалит Порто, как он смеётся шуткам в кухне, как улыбается, когда Алейна вручает ему подарок – серебряную монету в знак своего расположения. Родри понял, что если когда-нибудь займёт место Порто и станет доверенным варреко, то это даст ему безопасность и уверенность, независимо от того, за кого выйдет замуж Алейна.

Вначале Родри размышлял, почему рабы не поднимают открытого восстания, но теперь начал это понимать. У раба в его положении жизнь была недостаточно тяжёлой, чтобы рисковать. Все рабы, вроде шахтёров, которые могли пойти на отчаянные меры, содержались в цепях и полуголодном состоянии; кроме того, их клеймили. Да и жили они слишком недолго, чтобы строить долгосрочные планы. Любой домашний раб, который обладал твёрдой коммерческой ценностью, имел все необходимое для приличной жизни, а также кое-какие утешающие излишки. Имелась и возможность, пусть даже смутная, когда-нибудь заработать себе свободу. Родри решил, что если бы помнил свою прошлую жизнь, то, несомненно, чувствовал бы себя по-другому, испытывал бы ностальгию по свободе, хирейд, или депрессию, свойственные человеку, рождённому свободным. Но сейчас Дэверри казалась ему некой туманной страной, от которой в памяти остались лишь какие-то обрывки. Родри не сомневался только в одном – он был серебряным кинжалом, презираемым, отверженным без клана и дома, опозоренным человеком без чести, обречённым бесконечно сражаться то за одного мелкого господина, то за другого, пока не умрёт ранней смертью. Много раз участь раба Алейны казалась лучшим броском костей.

Хотя оставалось одно воспоминание, из-за которого Родри не мог окончательно увязнуть в капкане удовлетворения. Барума. Каждый день после обеда, когда весь дом, как хозяйка, так и рабы, по два часа спали или просто отдыхали в постелях, Родри напоминал себе, что должен обеспечить Баруме кровавую смерть, даже если это и будет стоить ему, Родри, собственной жизни. «Что эта свинья сделала с моим серебряным кинжалом?» – думал Родри. Вопрос стал навязчивой идеей, словно в оружии, этих нескольких унциях серебра, жила его честь – так, как душа живёт в теле. Время от времени он мечтал об убийстве Барумы и о том, чтобы забрать назад кинжал. После таких мечтаний Родри был молчалив и все утро ходил погруженный в себя. Он обратил внимание на то, что в подобные дни все его избегают, даже хозяйка.

Потом наступил день, когда Родри вспомнил кое-что ещё о своей потерянной жизни, и это воспоминание ножом ударило его в сердце. После серого утра хлынул дождь, холодный и моросящий, от которого все ворчали. Поскольку Родри не мог работать на улице, то отправился к хозяйке, которая, как обычно, разглядывала предсказывающие судьбу плитки. Какое-то время Родри просто сидел рядом с ней и подавал ей кусочки сушёных абрикосов и миндаля в сахаре, когда она нетерпеливо протягивала руку. Дождь монотонно стучал за окном, дрожало пламя масляных ламп, Алейна выкладывала плитку за плиткой, потом быстро нетерпеливо их смахивала и начинала все заново. Когда она наконец заговорила с ним, он уже почти спал.

– Я от этого и так устаю, поэтому не зевай во весь рот.

– Нижайше прошу простить меня. Мне их убрать, хозяйка?

Алейна пожала плечами, надулась, затем вытянула руку. Родри протянул ей сушёный абрикос, который она покусывала, пока думала.

– Знаю! – внезапно хозяйка улыбнулась. – Я предскажу тебе судьбу. Сядь с другой стороны столика и перемешай плитки.

Родри уже столько раз видел, как происходит предсказание судьбы, что знал, как нужно действовать. Перемешав плитки, он выбрал наугад двадцать одну из девяноста шести и выложил звезду. Алейна сама взяла миндаль и жевала его, пока изучала расклад.

– Конечно, это все прошлое, поскольку раньше тебе никогда не раскладывали плитки. Иногда получается, что несколько раз показывается прошлое перед тем, как ты узнаешь будущее. Не знаю, почему. Пергамент, который прилагался к плиткам, не объяснял этого – Алейна замолчала, задумавшись. – Клянусь подолом одеяний Богини! Я никогда не подозревала, что ты был солдатом. Вижу в твоём прошлом много сражений.

– Это определённо так, хозяйка, – Родри придвинулся поближе, внезапно заинтересовавшись игрой. А что, если она в самом деле выяснит о нем другие вещи, те, которые он не помнит сам?

– Ты побывал в сражениях во многих разных местах, – Алейна показала на плитку с двумя скрещёнными копьями. – Это показывает, что ты был наёмником, а не добровольцем из гражданских.

– Да.

– Очень странно, потому что, похоже, ты родился в очень высокопоставленной семье. – Алейна положила накрашенный ноготь на золотой туз. – Очень высокопоставленной. Но, о, да, вот оно! У тебя возникли проблемы с законом и тебя… выслали или ты убежал сам. Право, Родри, как нехорошо! А в тот раз это тоже были азартные игры?

Поскольку он не помнил, то просто улыбнулся. Хозяйка приняла его улыбку за «да».

– Ты никогда не умел вести денежные дела, это точно. Выбери ещё две плитки.

Когда Родри протянул их ей, Алейна перевернула их и внимательно рассмотрела.

– Совсем не умел обращаться с деньгами, – засмеялась она. – Вижу, как ты вручал дорогие подарки всем, кто просил.

– Так ведут себя господа в Дэверри, хозяйка. Они должны быть щедрыми, или в глазах всех теряют честь.

– Значит, ты и в самом деле благородного происхождения. Я так и думала, но Поммейо считал это глупостью. Говорил, я должна об этом забыть. Клянусь, Родри, так ужасно, что ты пал столь низко – и все из-за того, что не мог не играть в кости. – Алейна снова поглядела на плитки, потом хитро улыбнулась. – Ты также и от другого не мог удержаться. Посмотри вот на этого валета с мечом, по бокам которого цветочные принцессы. У тебя было много любовных приключений.

Родри показалось крайне несправедливым, что он не помнит ни одного из них.

– О, сюда посмотри! У тебя дома остался ребёнок.

– Правда? – Шок заставил его забыть о маске рабской покорности.

– Ты не знал? Что ты сделал? Отправился дальше вместе со своей армией – вероятно, ещё до того, как девушка поняла, что беременна. – Алейна рассмеялась. – Ну, определённо, мужчины Дэверри – точно такие же, как мужчины Бардека. Во всяком случае, в некоторых крайне важных вопросах. Не так ли? Боюсь, плитки не могут сказать, мальчик это или девочка. – Все ещё улыбаясь, Алейна взяла ещё один абрикос. – Меня интересует вот эта дама наверху. Странное положение для такой плитки. Достань ещё две плитки.

Это оказались туз и ворон.

– О! – Алейна резко вдохнула воздух. – Как грустно! Она была единственной истинной любовью в твоей жизни, но все закончилось трагически. Что случилось? Похоже, её, как и тебя, продали в рабство. А может, выдали замуж против её воли за другого человека?

Внезапно Родри вспомнил Джилл, вспомнил имя блондинки, которая временами всплывала у него в памяти и появлялась в его снах. Вспомнил своё отчаяние, когда потерял её где-то на длинном пути. Он смутно помнил, как начал искать её. Это было в какой-то тёмной лесистой местности…

– Родри, ты плачешь.

– Простите, хозяйка. – Он сглотнул слезы и вытер лицо рукавом туники. – Простите меня. Я очень сильно любил её, а её заставили уйти с другим человеком.

Родри поднял глаза и увидел, как Алейна удивлённо смотрит на него, словно он только что материализовался, как один из Диких.

– Нет, это ты прости меня. Я ведь забыла, что ты не всегда был рабом, – Алейна посмотрела на расклад и нахмурилась, затем смахнула разложенные плитки. – Просто унеси фрукты. Делай, что хочешь до ужина.

Поскольку места уединения у него не было, Родри отправился на кровать в мужской комнате, лёг, закинув руки за голову, и уставился в потолок, слушая дождь. Он медленно соединил некоторые из воспоминаний, словно складывал картинку из кусочков, но очень немногие. Он знал, что любил и все ещё любит женщину по имени Джилл. Он любил её яростно – так, что это пугало его самого. Но кто она, где он с ней познакомился, почему её у него отняли – все это ещё оставалось тайной. Родри снова заплакал. Это были слезы отчаяния, а не разбитого сердца.

Хотя Алейна никогда больше не вспоминала инцидент, с этого дня Родри почувствовал, как изменилось её отношение к нему. Временами он ловил на себе её взгляд. Хозяйка наблюдала за ним, слегка нахмурившись в задумчивости, словно он стал проблемой, которую ей предстояло решить. Внешне казалось, что ничего не изменилось. Родри, как и раньше, проводил с ней вторую половину дня, учась правильно приветствовать и объявлять гостей разных рангов, и никто из других, похоже, ничего не заметил, за исключением, возможно Диены. Внезапно Родри обратил внимание на то, что служанка стала с ним холодна. Когда он делал ей комплименты, она отвечала лишь тенью улыбки или даже гневным взглядом. Родри пытался превратить все в шутку и посмеяться над ней, но Диена отказалась отвечать – она быстро ушла прочь, задрав нос, а он задумался: не останутся ли все те любовные приключения, которые показали плитки, в прошлом.

Через несколько дней дождь прекратился, и Алейна отправилась на рынок. Поскольку казалось, что там собрался весь город, пытаясь наверстать упущенное и закупить нужное, а также посплетничать, они оставили паланкин на боковой улице, наняли мальчика, прислуживающего в одной лавке, за ним приглядывать, и пешком отправились на рынок. Родри нёс эбеновый посох и следовал в нескольких шагах за хозяйкой, а она переходила от прилавка к прилавку, в основном интересовалась драгоценностями и шелками. Купцы пытались расхвалить ей свой товар. Наконец она жестом подозвала к себе Родри и показала на несколько серебряных брошек, украшенных полудрагоценными камнями.

– Я хочу купить подарок Диене. Как ты думаешь, ей понравится это, с большими кусочками бирюзы?

– Не представляю, хозяйка. Я ничего не знаю о драгоценностях.

– Тебе следует учиться. Это помогает судить о людях при первой встрече – я имею в виду их вкус, а не только то, сколько они могут позволить себе потратить. Но не думаю, что эти подойдут. – Алейна пошла дальше, жестом приказав рабу идти рядом с нею. – Конечно, у меня дома просто горы добра, которое мне подарил Поммейо, и кое-что из этого вполне прилично, но… – Внезапно на её лице промелькнула одна из её хитрых улыбок. – Нет, для них я придумала другое предназначение. Пошли со мной. Вон там ещё одна ювелирная лавка.

Этот ювелир оказался тучным мужчиной, который напомнил Родри Бриндемо. На каждой его руке была представлена поразительная коллекция безвкусных блестящих колец, на шее висело с дюжину кулонов. Среди его товара лежал один предмет, очень сильно отличающийся от других, – небольшая брошка, которая, казалось, просто звала Родри. Она была сделана в форме крошечной розы, в обрамлении тончайшего серебра, не более дюйма в длину, но такая живая, что, казалось, листья шевелятся на ветру. Алейна взяла её в руки.

– Странная вещь, – сказала она купцу. – Что это за сплав? Слишком твёрдый для чистого серебра.

– Не знаю, о великолепная. На самом деле я выиграл её в кости у человека, который сказал, что она из варварского королевства.

– В самом деле? Сколько ты за неё хочешь?

– Только два зотара – для такой красавицы, как вы.

– Бандит! Я дам тебе десять серебряных монет.

Они стали всерьёз торговаться. В конце Алейна получила брошь за двадцать серебряных монет, примерно шестую часть запрашиваемой цены. Вместо того чтобы дать продавцу завернуть брошь, она приколола её на тунику Родри, у воротника.

– Варварская безделушка для варвара, – сказала она и улыбнулась. – Мне нравится эффект.

– Спасибо, хозяйка. – Родри знал, что подобные подарки принадлежат ему навсегда, он может держать их у себя или когда-нибудь продать, если захочет. – Мне льстит, что вы так хорошо обо мне думаете.

– Ты знаешь, что это за металл?

– Да. У меня когда-то был нож, сделанный из того же материала. В дэверрийских горах живут маленькие человечки, которых называют карликами. Они живут в туннелях и делают ценные вещи из странных материалов, наподобие этого вида серебра. Некоторые их вещички обладают магическим действием. Может, и эта тоже, но мы этого не узнаем, если сама вещь не решит себя проявить магическим образом.

– Какой ты очаровательный, когда хочешь, – Алейна рассмеялась и протянула руку, чтобы похлопать его по щеке. – Какой милый рассказ! А теперь давай купим что-нибудь для Диены.

В конце концов она нашла пару длинных золотых серёг в форме небольших весел и объявила их подходящими. Родри взял свёрток и собрался занять место за хозяйкой, когда они выходили с рынка, но Алейна велела ему идти рядом с ней.

– Делать покупки было весело, но теперь мне все опять наскучило. – Она тихо вздохнула. – Как ты считаешь, мне следует выйти замуж за Поммейо?

Родри так удивился вопросу, что не смог правильно сформулировать ответ и вообще придумать, что ответить. Он только уставился на хозяйку, открыв рот, а она смеялась.

– Ну, думаю, он стал бы к тебе плохо относиться и слишком сильно интересовался бы Дисной, – наконец сказала Алейна. – Поэтому, вероятно, я не стану выходить за него. Кроме того, он иногда меня очень утомляет.

После этого Алейна пошла вперёд и разрешила Родри идти позади, пока они не добрались до паланкина.

Когда они вернулись в дом, Алейна закрылась в спальне с Дисной, в то время как Родри отправился в кухню готовить дрова к вечерней трапезе. Примерно через полчаса ворвалась Диена, серьги светились у неё в ушах. Они ей очень шли.

– Догадайтесь о новости! Все-таки хозяйка не выйдет замуж за этого ужасного Поммейо. Она собирается попросить госпожу Маллину поискать ей других ухажёров.

Остальные слуги встретили сообщение тихой овацией.

– Мои благодарности святой Зайосе, всем богиням многозвездного неба и Отцу Волн, – пробормотала Винсима. – Любой член семьи госпожи Маллины должен быть справедливым и щедрым человеком.

– Думаю, мы можем позволить себе немного больше вина за вечерней трапезой, – объявил Порто. – Чтобы поднять тост за богов, которые улыбнулись нам. Девочка, хозяйке что-нибудь требуется?

– Да, – Диена бросила взгляд на Родри и её улыбка как-то странно и резко исчезла. – Она хочет дать тебе поручение. Она сейчас у себя в спальне.

Родри предполагал, что ему потребуется отнести записку в дом Маллины, но когда зашёл в комнату, нашёл Алейну сидящей с видом беззаботной девочки на полу перед шкатулкой с драгоценностями. Родри в неуверенности застыл над ней, и хозяйка жестом велела ему сесть, указав на место тонкой рукой. Рядом с ней на подушке лежало несколько спутавшихся ожерелий с изумрудами и два тяжёлых золотых браслета.

– Поммейо подарил мне все это. Я хочу, чтобы ты отнёс драгоценности в подарок жрицам храма Селенты. У них там детский дом и они могут продавать эти вещицы, когда им потребуются деньги.

– Хорошо, хозяйка. А меня вы тоже отдадите? Алейна рассмеялась, развеселившись. Её смех звучал, как музыка.

– Не думаю, – она сжала своё лицо ладонями. – Ну, иди сюда. Поцелуй меня.

Родри был скорее потрясён, чем получил удовольствие, но, тем не менее, поцеловал её в губы.

– У тебя это получается гораздо лучше, чем у Поммейо. Да, я определённо думаю, что раб лучше, чем глупый хозяин. И мне больше нравится. – Алейна бросила взгляд на драгоценности рядом. – Они могут подождать.

В значении её слов и поступков ошибиться было невозможно, но Родри колебался. Интуиция подсказывала ему, просто кричала, что заводить такого рода интрижку небезопасно – как рабу, так и хозяйке. Хотя для хозяев самым обычным делом было спать с рабынями. И Родри также подумал, что подобное для раба, несомненно, хуже. «Я не хочу, чтобы в конце меня выпороли где-нибудь на площади».

– Как ты можешь быть таким стеснительным? – Алейна хитро улыбнулась ему. – Что же ты делал со всеми другим женщинами, которых показали плитки?

– Они не стояли так высоко надо мной, как вы. Вы владеете моим телом и душой.

– В таком случае тебе лучше сделать то, что я хочу, не так ли?

На этот раз она потянулась сама и поцеловала его. Жадность её губ, нежное тепло её тела и то, как она прижималась к нему, заставили Родри забыть об опасности.

С этого времени Алейна часто призывала его в свою спальню то под одним, то под другим предлогом, а иногда даже приказывала ему выскользнуть из своей кровати в комнате наверху ночью и присоединиться к ней. Тем не менее, большую часть времени она относилась к нему, как и раньше, – как к экзотическому слуге, которому нередко требуется дать пощёчину, чтобы научить чему-то. Хотя его радовала плотская близость Алейны, Родри искренне желал, чтобы эта связь никогда не начиналась. С одной стороны он чувствовал, что занятие любовью являлось ещё одной обязанностью хорошо обученного лакея; с другой – это угрожало его положению в доме. А что если хозяйка устанет от него и решит продать, чтобы её ничто не смущало? Хотя Алейна осознавала его неохоту, это скорее забавляло, чем раздражало её. Она любила приказывать рабу лечь в свою постель, а, оказавшись там, он уже не мог ей отказать.

Поскольку по ночам Родри тихо покидал комнату, которую делил с Порто, то не сомневался: Порто знает обо всем, что происходит в спальне хозяйки, как знала и Диена, хотя никто из них этого не показывал этого ни словом, ни жестом, ни смешком. Правда, один или два раза Родри случайно слышал, как Порто делал резкое замечание одному из других рабов, очевидно с целью удержать скандал в строгих рамках. Наконец Родри достаточно устал и решил открыто поговорить о происходящем, более того, он постоянно испытывал чувство стыда. Один раз во второй половине дня он перекладывал поленницу, когда Порто пришёл сообщить ему, что сегодня на ужин будут гости.

– Ты хорошо поработал здесь, под навесом, парень, и, боюсь, давно уже требовалось сделать это. Я становлюсь стар для такой работы. Ты хорошо выполняешь свои обязанности.

– Спасибо.

Порто напрягся и заморгал.

– О, клянусь Зейосом и всеми вашими богами! – выпалил Родри. – Неужели ты думаешь, что мне все это нравится? Я напуган до мозга костей!