Дэверри (№4) - Чары дракона

– О, я бы сказала: пусть идёт. Нет нужды топтаться вокруг да около. Все достаточно скоро узнают, что дракон прилетел домой. И здесь также Невин. Точнее, их двое, он и его друг – они поблизости. Они планируют держаться вне поля зрения, пока не стихнут крики.

– Вероятно, это к лучшему. Старик умеет производить впечатление, когда хочет. А что там с твоим отцом?

– Он здесь. Он не пропустил бы этого зрелища, даже если бы ему предложили королевский трон.

Когда Прайдир вернулся с водой, то чуть не расплакался при виде Джилл. Услышав, что планируется, он побежал к своим людям, чтобы собрать их и привести под деревья, вроде бы для того, чтобы прихватить ещё эля и закусок. Теперь, когда Слигин знал, что больше не будет сражаться, он, по крайней мере, мог себе позволить хороший пенистый кубок эля, выпил его и почувствовал, что боги в своих небесных данах показывают людям, что такое справедливость.

Поединок ещё немного отложили, когда Блейн во главе боевого отряда из пятидесяти человек объехал вокруг дана и спешился, выкрикивая дружеские приветствия и шутки; потом они все присоединились к толпе. Хотя Талис был рад видеть их не больше, чем мельник – долгоносиков в муке, лорд ничего не мог сделать, поскольку опасался оскорбить гвербрета и его людей, отказываясь допустить их на открытый турнир. Слигин с беспокойством рассматривал толпу, собравшуюся вокруг Блейна, и пытался увидеть Родри, когда вдруг почувствовал дружескую руку у себя на плече и развернулся. Там стоял Родри в потрёпанном старом плаще, его голова была слегка откинута назад, лицо горело безумной улыбкой воина, которую Слигин помнил так хорошо. За ним стоял Каллин из Керрмора.

– Ваша светлость… – Слигин внезапно обнаружил, что ему тяжело говорить. – Ваша светлость.

– Не надо вставать на колени! – Родри как раз вовремя схватил его за руку. – Блейн их отвлекает, и они меня пока не видели.

– Правильно. Конечно. Эх! – Слигин схватил мокрую тряпку, сильно высморкался и вытер глаза рукавом. – Покажем этим ублюдкам, что получается из их проклятых заговоров и интриг!

Поскольку люди Блейна сразу же набросились на еду и выпивку и отвлекли всех, никто не заметил Родри, который оставался под деревьями среди воинов Слигина и Прайдира. Когда судьи пригласили соперников, Слигин прошёл вперёд во главе своего эскорта, с Родри в середине. Гваррик уже был на месте, он ходил взад-вперёд на своей части площадки. Когда Слигин направился на своё место, судьи прошли вперёд, чтобы проверить его меч и щит, как требовали правила. Слигин вручил их с лёгким поклоном.

– Господа, кто-то другой сейчас займёт моё место. Я сражался лишь от его имени, и вы все это прекрасно знаете, даже если не осмелитесь признать вслух… И, клянусь всеми богами, вот он сам!

Судьи побелели, как смерть, когда Родри пробрался между членов эскорта, шагнул вперёд и встал рядом со Слигином, чтобы взять тупой меч и щит. Он сбросил плащ, чтобы открыть рубашку с вышитыми драконами и клетчатую накидку – в синюю, зеленую и золотую клетку Аберуина. На своём конце поля Гваррик расхаживал в счастливом неведении, пока Родри не вышел на поле. На мгновение воцарилась тишина, затем началось бормотание, шёпот, разговоры, и наконец зазвучали приветствия от верных Родри людей, а также благоразумных и предусмотрительных его врагов. Шум стоял оглушительный, напоминая грохот разрушающейся земляной дамбы, когда вода тонкой струйкой проникает внутрь, размывая насыпь, пока наконец поток, прорвавшись, не понесётся с рёвом по своему обычному руслу. Слигин на мгновение даже испытал восхищение перед Гварриком. Гордо тряхнув головой, лорд пошёл вперёд, чтобы встретить врага, и отсалютовал ему тупым мечом. Разговоры и приветствия стихли.

– Ваша светлость, – сказал Гваррик. – Не хотите ли вы заменить эти мечи настоящей сталью?

– Не хочу, потому что ты не причинил мне зла – по крайней мере, недостаточно, чтобы дать мне повод убить тебя. – Родри поднял свой меч, салютуя. – И чтобы ты не думал, что я только хвастаюсь, давай проведём поединок.

Преднамеренно дерзко Родри повернулся спиной к лорду и отправился в конец поля, не оставив Гваррику иного выбора, кроме как сделать то же самое или навсегда прослыть трусом. Нервно облизывая губы, судьи заколебались. Они бросали взгляды друг на друга, пока Слигин наконец не выкрикнул:

– Ну, начинайте, ради всех богов! Не стойте тут, распуская сопли… Начинайте!

Когда двое соперников стали приближаться к центру поля, толпа с лёгким вздохом придвинулась поближе. Гваррик принял боевую стойку и осторожно кружил поблизости, но, хотя его меч был наготове, Родри просто поворачивался на месте, чтобы смотреть врагу в лицо. Гваррик колебался какое-то время, затем применил обманный манёвр, вроде бы уходя в одну сторону, потом вернулся назад и ловко сделал быстрый выпад. Родри уклонился не более чем на шаг, причём легко, почти лениво. Когда Гваррик резко развернулся и бросился в атаку, Родри снова не оказалось на месте, он ушёл чуть назад и улыбнулся, когда Гваррик пробежал мимо него. Хотя Родри с лёгкостью мог бы сделать три касания прямо тогда и закончить поединок, он подождал, пока Гваррик не поймёт свою ошибку и не повернётся. Как дурак, Гваррик бросился за соперником, и маленький фарс повторился. К тому времени толпа уже ухмылялась.

– Да будь ты проклят! – рявкнул Гваррик. – Встань и сражайся!

– Очень хорошо. Я здесь.

Родри опустил острие меча, пока оно лениво не прошло по траве, отбросил щит примерно на десять футов в сторону и улыбнулся. Гваррик посмотрел в одну сторону, в другую и скорчил гримасу человека, который понимает, что стал предметом насмешек.

– Ну, действуй, – сказал ему Родри. – Ты хотел поразвлечься с беспомощным соперником, не так ли? Так давай, бей.

Если бы у Гваррика хватило ума отбросить щит и встретиться с Родри на равных, то он в этой ситуации смог бы спасти остатки чести, но вместо этого он просто бросился в атаку, сильно замахиваясь на незащищённого Родри. Тот отпрыгнул и оказался сбоку. Разъярённый лорд пытался остановить поступательное движение вперёд – но слишком поздно. Родри три раза шлёпнул его по заднице, словно наказывая непослушного пажа. Толпа расхохоталась, а Гваррик бросил меч и щит на поле и ушёл прочь. Толпа расступилась и пропустила его. Хотя за ним последовал его боевой отряд, большинство прежних друзей бросились поздравлять победителя.

– И что можно сказать об их преданности, а? – спросил Слигин у Прайдира.

– Да уж. А мы об этом дне должны рассказать нашим внукам. Определённо!

В суматохе люди стали собираться вокруг Родри, они кричали и смеялись, или со злобной досадой уходили прочь. Многие недавние участники заговора пытались пробраться поближе к новому гвербрету, чтобы поговорить с ним, одни с искренним и очевидным сожалением и униженностью, большинство с лживыми улыбками, словно они все это время надеялись на его возвращение. Сам Родри вежливо приветствовал всех подряд, он улыбался и согласно кивал, даже когда было ясно, что ему лгут. Слигин увидел Джилл, которая стояла поодаль и наблюдала за происходящим со странной меланхоличной улыбкой. Он пробрался к ней и встал рядом.

– О, из него получится прекрасный наместник Аберуина, – заметил Слигин. – Ты только посмотри на него, а? Воплощённый вельможа! Отличный парень… И, кстати, когда свадьба?

– Свадьба? – дёрнувшись, переспросила Джилл.

– Да. Ну, послушай, мы все знаем, что он собирается на тебе жениться… Если бы Блейн не вручил тебе землю и титул, так это сделал бы кто-нибудь другой.

– А, свадьба… – Она отвернулась. – Ты прав насчёт Блейна. У меня теперь есть своя земля в Пекле, дикая местность, как он говорит, но и это сойдёт.

– Так что ты теперь леди Джиллиан, да? – Слигин по-дружески хлопнул её по спине. – Хорошо, хорошо. У нас будет отличный пир, когда наступит счастливый день!

Джилл улыбнулась, но её меланхолия казалось почти ощутимой, словно она стояла в праздничной толпе, освещённая более тёмным светом. Но затем толпа, собравшаяся вокруг гвербрета, начала распадаться. По-настоящему верные боевые отряды отправились за своими лошадьми, льстецы уходили прочь. Недалеко от Родри стоял Каллин, слушая, как Блейн с кубком в руке все говорит и говорит о чем-то, а серебряный кинжал, которого Джилл называла Гвин, стоял прямо за спиной у Родри. У столов испуганные слуги быстро убирали закуски и выпивку под наблюдением Талиса. Хотя не было и следа Гваррика и его отряда, несколько его прихлебателей болтались рядом – как предположил Слигин, в попытках не совсем потерять лицо. Среди них находился бардекианец по имени Алиан, который маленькими глотками попивал эль и улыбался словно бы в полубессознательном состоянии, будто до сих пор не мог поверить в то, что планы его нанимателя нарушились так внезапно и катастрофически. Он допил эль, затем направился к слугам с кубком в руке, словно хотел наполнить его ещё раз перед тем, как бочонки унесут. Когда Алиан добрался до группы, окружающей нового гвербрета, то остановился, прислушиваясь, затем бросил кубок на землю и двинулся вперёд.

Джилл внезапно выругалась и бросилась туда, как раз в тот миг, когда кто-то выкрикнул предупреждение. Застыв от удивления, Слигин увидел, как Родри развернулся; сталь мелькнула рядом с ним, и отовсюду послышались крики. Словно по волшебству, Алиан выхватил кинжал и нанёс удар. Родри поднял руку, чтобы защититься.

И тут Гвин прыгнул между наёмным убийцей и своим господином.

Кинжал вонзился в плечо Гвина, и яркая кровь хлынула на одежду, когда Гвин схватил врага за волосы одной рукой, а другой ударил того в челюсть. Послышался болезненный треск, подобный тому, какой раздаётся, когда сучок ломается под сапогом. Алиан упал замертво. Гвин бросил его на землю. Слигин растолкал всех вокруг, чтобы добраться до Родри. Гвербрет подхватил Гвина за руку и помог ему удержаться на ногах.

– Это всего лишь порез, ваша светлость, – сказал Гвин.

– Но все равно лучше позвать лекаря, – проворчал Слигин. – Где этот проклятый Талис? Будь он проклят – плохой из него хозяин, а?

И Слигин искренне удивился, когда все расхохотались.

Был уже поздний вечер, когда Родри и его свита вернулись в дан лорда Эдара. Невин достаточно долго просидел в большом зале, слушая рассказы о том, как потенциальные мятежники были должным образом посрамлены; затем настоял, чтобы Гвин поднялся в его комнату, и занялся его раной. Джилл также пошла с ними – ещё раньше она не очень ловко, но вполне прилично перевязала порез. В комнате Невина Джилл нарезала новые повязки, пока Невин промывал рану и зашивал её. Несмотря на то, что процедура, несомненно, была болезненной, ни один мускул на лице Гвина не дрогнул. Невин отправил его назад в большой зал, приказав выпить пару кубков мёда, затем помог Джилл прибраться в комнате.

– Ты выглядишь грустной, дитя. Я думал, ты сегодня вечером будешь плясать от радости.

– Ну, я, конечно, счастлива за Родри.

– Не за себя? Скоро тебя ждёт великолепная свадьба, и ты станешь самой влиятельной дамой в Элдисе.

– Все продолжают говорить о моем проклятом замужестве. Но, понимаешь, сам Родри ни разу не просил меня выйти за него замуж! Он просто уверен, что я сделаю это, как и все, и вы с Блейном, а я вовсе не хочу быть никакой влиятельной дамой, будьте вы все прокляты!

На мгновение ему показалось, что она расплачется, но вместо этого Джилл просто замерла с открытым ртом, поражённая собственным взрывом. Сам Невин тоже так удивился, что ему потребовалась минута, чтобы прийти в себя.

– Правда? Но тогда чего же ты хочешь?

– Я хочу изучать двеомер и быть с Родри.

– Разве ты не можешь получить и то, и другое?

– О, не надо относиться ко мне как к ребёнку или полоумной!

– Я и не представлял, что так отношусь к тебе.

– Тогда ответь мне честно. – Она снова заговорила спокойным тоном. – Если я выйду замуж за Родри, смогу ли я освоить двеомер? Я не имею в виду научиться каким-то там отдельным фокусам и трюкам, я хочу быть мастером вроде тебя и служить королевству, как ты. Пару месяцев назад я никогда бы не сказала этого – это звучало бы высокомерно и тщеславно – но теперь я знаю себя куда лучше. Я этого хочу! Но если я выйду замуж за Родри, то превращусь в хозяйку поместья и мать наследников… и сама Богиня только знает кого ещё… Смогу ли я тогда по-настоящему освоить двеомер?

– Нет. – Невин удержался, чтобы не сказать: «В любом случае, не в этой жизни». – У тебя не будет достаточно времени.

– Так я и думала. Но могу ли я просто оставить Родри? Я ведь нужна ему.

На мгновение комната закружилась вокруг Невина. Наверное, его лицо побледнело, потому что Джилл бросилась к нему и схватила его за руку.

– Что не так? Сердце? Вот, сядь. Прямо за тобой большой сундук.

Со вздохом Невин опустился на сундук и прислонился спиной к стене.

– С моим сердцем все в порядке, спасибо. Ты просто удивила меня. Я и в самом деле уже не молод… Ты действительно думаешь оставить Родри?

– Да. Наверное, ты считаешь меня глупой. Большинство женщин точно так решат. Или скажут, что я ведьма, старая греховодница – большинство мужчин подумают именно так.

– Если честно, я не думаю ни того, ни другого. Скажу только, что ты должна принять решение сама.

– В некотором роде я всегда знала это, – Джилл улыбнулась ему, затем стала беспокойно метаться по комнате. – Хотя и не откажусь от совета. Есть ли у меня право оставить его и поставить на первое место двеомер?

– Я – самый неподходящий человек во всем королевстве, которому можно задать этот вопрос. Однажды – это было очень давно – мне пришлось сделать тот же выбор. Я выбрал неправильно.

– Ты выбрал двеомер вместо женщины, которую любил?

– На самом деле – не вместо. Я мог бы иметь и то, и другое. Я просто был так жаден и нетерпелив, что рассматривал женщину как препятствие – чем она вовсе не являлась – и, надменный болван, бросил её.

– Понятно. Но я не могу получить и то, и другое.

– Это правда.

– А ты был ей очень нужен?

– Да. Очень. Из-за тех обстоятельств, которые её окружали. Без меня она бы совсем пропала.

– Но Родри – гвербрет, и у него большие перспективы в жизни, чем у любого человека, за исключением самого короля. Я все повторяю, что нужна ему, но на самом деле это не так. Боги, любая девушка в королевстве бросится к его ногам и ухватится за шанс выйти за него замуж, и найдутся сотни, куда более подходящие на роль жены правителя, чем я. Как я же я смогу посвятить себя этому проклятому рину, если все время буду мечтать о двеомере?!

– Это звучит логично, но сможешь ли ты вынести, если бросишь его?

Джилл замолчала и замерла, словно мёртвая. И только слезы навернулись у неё на глаза, а потом двумя ручейками потекли по щекам.

– Невин, я чувствую себя, словно утопающий. Дело даже не в самом Родри. Это его положение, и его ранг, и Аберуин, и все остальное. Это подобно реке, и она просто смоет меня, если я ей позволю это сделать. – Внезапно Джилл тряхнула головой и положила руку на грудь. – Я в самом деле иногда ощущаю, что не могу дышать. Ты не думаешь, что я сошла с ума?

– Нет. Я думаю, что ты разумна как никогда. Но ты так и не ответила на мой вопрос. Сможешь ли ты вынести, если оставишь его?

Слезы снова полились, и она долго смотрела в пол, перед тем как ответить.

– Смогу, потому что так нужно. Я собираюсь сделать это сегодня ночью. – Она подняла голову. – Я сделаю это сейчас, или не сделаю никогда.

– Я буду здесь и не лягу спать.

Джилл собралась что-то сказать, но вместо этого просто отрешённо кивнула и вышла из комнаты. Невин долго смотрел на закрывшуюся дверь, и руки его дрожали. Надежда… То, чего он никогда раньше себе не позволял. Ни разу, за долгие четыреста лет, после того как принёс свою слишком поспешную клятву…

Камерарий лорда Эдара, конечно, выделил гвербрету самую роскошную спальню в брохе. Это была большая комната, с резными панелями и огромной кроватью, покрытой вышитыми одеялами. Когда Джилл вошла, то обнаружила, что свечи горят в серебряных подсвечниках, и Родри сидит, скрестив ноги, на кровати и читает длинный свиток. Он отбросил его в сторону и улыбнулся Джилл так, что у неё сжалось сердце.

– Условия Эдара, чтобы присягнуть на верность Аберуину. Не вижу оснований их менять, но он хотел, чтобы я их прочитал, вот я и прочитал. Ах, любовь моя, как хорошо наконец остаться наедине с тобой! Я чувствовал себя, точно гончая на привязи. Каждый раз, когда я пытаюсь уйти, кто-то тянет меня назад…

Джилл ничего не сказала – просто стояла в изножье кровати. Его улыбка померкла.

– Что-то не так, любовь моя?

– Я не могу выйти за тебя замуж, – Джилл выпалила это так, что сама стала себе ненавистна. – Я должна покинуть тебя.

– Никогда не слышал шутки, которая бы мне нравилась меньше.

– Это не шутка, Родри. Я не хочу уходить, но должна. Это из-за двеомера.

– Что? Я думал, мы решили этот вопрос. На корабле Элейно – помнишь?

– Я помню, но я не сказала тебе всего. Говорю это теперь. Мне нужно учиться. Я не смогу учиться, если буду состоять в браке с тобой, поэтому я ухожу. Завтра.

– Попридержи язык! Ты не сделаешь ничего подобного. Если тебе нужно время для обучения – очень хорошо. Ты получишь время. Я… мы все обсудим завтра. Я ещё не знаю как, но мы это устроим.

– Я знаю, что ты искренне веришь в то, что говоришь, но этого не случится. Будь честен. Ты знаешь, что ничего не выйдет. Всегда найдётся то одно, то другое, чем мне придётся заниматься, а если я не стану делать все как положено, то все придворные начнут сплетничать и говорить тебе, какая у тебя ленивая жена, и через некоторое время ты тоже будешь мною недоволен. А если люди начнут шептаться, что я ведьма?.. Я все обдумала, Родри. Что если ты откажешь какому-то лорду в его просьбе, а он потом начнёт говорить, что это из-за жены, которая тебя околдовала?..

– Дело не в этом!

– А в чем?

– Я не хочу, чтобы ты уходила. Джилл, как ты можешь так поступить со мной? Боги, ты рисковала жизнью, когда искала меня, и вот, когда мы наконец в безопасности, и я могу осыпать тебя привилегиями и обеспечить роскошную жизнь, ты говоришь, что хочешь уйти.

– Я не хочу уходить. Но должна.

– И все ради того, чтобы изучать кучу заплесневевших старых книг с Невином? Что ты собираешься делать? Странствовать по королевству верхом на муле мулом и протыкать нарывы и фурункулы крестьянам?

– Если придётся, то да. Это неплохое призвание – лечить людей.

– Ты сошла с ума!

– Ты просто не можешь понять, что означает двеомер…

– Конечно, я не могу понять! – Его голос становился все резче. – Нечего понимать, кроме того, что ты помешалась и теперь не слушаешь разумные доводы.

– Родри, у меня болит сердце от того, что я причиняю тебе такую боль, но…

Он хотел было сказать что-то ещё, затем остановился, встал с кровати, подошёл к Джилл и схватил её за плечи. Его объятия были такими тёплыми и уютными, что девушке захотелось расплакаться.

– Не уходи. Джилл, пожалуйста. Ты так нужна мне…

– Я не нужна тебе. Ты просто желаешь меня.

– Разве этого недостаточно? Я люблю тебя больше жизни – и этого недостаточно?

– Я тоже люблю тебя, но двеомер…

– О, будь проклят этот двеомер! Мне плевать на двеомер! Он не стоит и свиного чоха! Я хочу тебя!..

– И я хочу тебя, но не могу получит и тебя, и двеомер…

– Значит, я на втором месте, да? Недостаточно хорош для тебя?

– Я не это имела в виду! Клянусь всеми богами, ты упрям, как осел! Почему ты не слушаешь, что я говорю?

– Но почему бы тебе тогда не поговорить разумно?

Позднее Джилл будет казаться, что они ругались целую вечность. Но даже в тот момент она понимала, что спорит только для того, чтобы удерживать свою боль на расстоянии, и отчаянно пытается найти какую-то причину, чтобы возненавидеть или по крайней мере начать презирать его. Но простого понимания было недостаточно, чтобы прекратить спор. Родри, как она и предполагала, был разъярён и искренне злился на неё. В любом случае, Джилл хотелось в это верить… Они повторяли снова и снова, по кругу, те же самые аргументы, и те же самые слова, пока Джилл не задумалась, чего она от него хочет, почему растягивает эту агонию, вместо того, чтобы просто уйти. Наконец она поняла. Ей хотелось, чтобы он сказал, что все понимает. Но это была единственная вещь, которой он не скажет никогда.

– Ты меня больше совсем не любишь, так? – К тому времени его голос стал хриплым и надтреснутым. – Скажи мне правду. Это какой-то другой мужчина?

– О, не будь глупцом! Я никогда в жизни не любила никого, кроме тебя.

– Но тогда почему ты хочешь уйти?

– Из-за двеомера…

– Видишь! Он значит для тебя больше, чем я.

– Не больше, чем ты. Больше, чем сама, любовь.

– Это смешно! Ни одна женщина так не думает. Так кто же это? Это не может быть Невин, а Саламандр остался в Бардеке, и…

– Родри, попридержи язык! Нет никакого другого мужчины. Ты просто пытаешься спасти свою проклятую уязвлённую гордость.

– Пусть боги проклянут тебя! Почему бы мне и не пытаться ухватиться за эту гордость?! Ведь это мне придётся объявлять всему Аберуину, что дочь серебряного кинжала не снизошла до меня.

Внезапно Джилл увидела выход. Конечно, это была ложь, откровенная ложь, но в тот момент Джилл в отчаянии пыталась разорвать цепи взаимных обвинений, упрёков и обид, которые связывали их.

– Ну, у меня тоже есть своя гордость. Или ты думаешь, я могла бы жить, посрамлённая, после того как в один прекрасный день ты дал бы мне отставку?

– Джилл! Я никогда не сделаю ничего подобного! Разве ты не слышала ни одного слова из того, что я говорил?

– Есть кое-что, чего ты не знаешь. – И она отвернулась, смущённая тем, что опустилась так низко.

– Что? – Его голос выдавал теперь судорожное беспокойство. – Что не так?

– Я бесплодна, болван. Разве ты не мог сам догадаться? После всех этих лет я так и не забеременела, а у тебя дома есть маленькая Родда, которая только и ждёт, чтобы назвать тебя отцом. Дело не в тебе.

Родри молчал так долго, что наконец она заставила себя посмотреть на него. Он плакал. Джилл чувствовала, что может попробовать на вкус свою ложь… она была подобна гнилому плоду. Тем не менее Джилл заставила себя продолжать:

– Ты должен думать об Аберуине, Родри. Что случится с рином через двадцать лет, если все ещё не будет наследника? Я не могу так поступить с Аберуином и его людьми, даже ради мужчины, которого люблю, – а я люблю тебя всем сердцем.

– Ты все равно можешь… – он остановил поток слов, поколебался, затем вытер слезы с лица, перед тем как продолжить: – Прости меня. Я хотел сказать, что ты все равно можешь оставаться моей любовницей, но это не так. После всего, через что мы прошли вместе, после этих сражений, в которых мы участвовали – ты не сможешь так жить.

– Благодарю богов за то, что ты это понимаешь! Я отказываюсь пресмыкаться и унижаться перед твоей женой и слышать, как она злорадствует каждый раз, когда рожает ребёнка.

– О, любовь моя… – Родри едва мог говорить. – Конечно, нет. Ах, клянусь всеми богами на небесах!.. Прости, что заставил тебя зайти так далеко. Прости меня… О, боги, простите меня и вы, за то, что ругал горькую судьбу, которую вы мне даровали!

– Ты понимаешь, почему я ухожу?

– Да.

Родри обнял её и крепко прижал к себе, пока они рыдали в объятиях друг друга, но Джилл плакала ещё и потому, что ненавидела себя за ложь. «Это уловка серебряного кинжала, – сказала она себе. – И это – то, кем я осталась в глубине души. Я по-прежнему подлый серебряный кинжал…»

– Я никогда не буду любить ни одну другую женщину, – сказал Родри. – Обещаю тебе.

– Не надо связывать себя клятвой! Я не хочу, чтобы ты так себя сковывал… нет! Но ты можешь обещать мне вот что: никогда не люби другую женщину так, как ты любил меня, а я никогда не буду любить другого мужчину так, как тебя.

– Договорились.

Когда он наклонился, чтобы поцеловать её, она отвернулась.

– Пожалуйста, не целуй меня, любовь моя. От этого станет только хуже.

Прежде чем Родри смог ответить, Джилл повернулась и убежала, убежала и от него, и от собственной лжи. Она распахнула дверь, вылетела в коридор и врезалась прямо в Гвина. Она схватила его за воротник и прижала к стене.

– Ты шпионил за нами?

– Не мог понять ни слова из того, что вы говорили. Все, что я слышал, – это как орал гвербрет. А ведь предполагается, что я теперь – его телохранитель, слышишь, ты, чёртова кошка!

Когда Джилл его отпустила, то поняла, что только по чистой случайности не разбередила ему рану на плече. Девушка сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– Прости меня. Тебе, наверное, лучше зайти. Ему нужно с кем-то поговорить. – Она уже пошла по коридору, но вдруг остановилась. – Эй, Гвин! Охраняй его получше, ладно? Ты будешь очень нужен ему в течение ближайших недель.

Затем она поспешила прочь, оставив его удивлённо смотрящим ей вслед, и нырнула в покои Невина. Старик стоял у открытого окна, и она с большим удивлением обнаружила, что небо на востоке уже сереет. Занимался рассвет.

– Невин, я должна отсюда уехать. Мы можем прямо сейчас упаковать вещи и тронуться в путь?

– Конечно. Моя бедная Джилл, я…

– О, не надо меня жалеть! Я не могу этого вынести и не заслуживаю этого. Я солгала ему, Невин. Я сказала ему, что бесплодна и поэтому не могу выйти за него замуж.

– Несомненно, ему требуется какая-то причина… та, которую он может понять.

– Но ложь – это ужасный способ начинать новую жизнь.

– И все же есть ложь, а есть бальзам для души…

Восходящее солнце уже окрашивало золотом горизонт, к тому времени, как Джилл и Невин оседлали во дворе лошадей. Из казармы вышел Каллин и присоединился к ним. Он бросил взгляд на нагруженного мула, затем с пониманием кивнул.

– Ты не выходишь замуж за Родри. – Это не было вопросом.

– Нет, папа. Я просто не могу. Это двеомер.

– А-а.

Каллин обвёл взглядом двор, посмотрел на камни, которыми он был вымощен, затем повернулся и бросил взгляд на конюшни.

– Я провожу вас. Подождите, я возьму своего коня.

Когда отец отошёл, Джилл также поняла, что она и его оставляет тоже, причём безвозвратно. Мгновение она колебалась, затем заметила, как Невин наблюдает за ней.

– Ты была права, – сказал он. – Чем раньше мы уедем, тем лучше.

Они направились по дороге, ведущей на юг от Белглеафа, к побережью, а затем прямиком в дан Дэверри. Солнце становилось все горячее, словно обещая скорое лето. Когда примерно через час Каллин остановил коня на дороге и объявил, что поворачивает обратно, Невин отъехал немного вперёд, чтобы оставить их вдвоём. Каллин завёл Джилл на боковую дорожку, в яблоневый сад, где ветки, густо усыпанные цветами, свисали над побелённой каменной оградой, и потому казалось, что Джилл с отцом сидят в сёдлах среди облаков.

– Ну что ж, моя милая, ты выбрала странную дорогу.

– Она сама выбрала меня, папа. Очень-очень давно.

Каллин согласно кивнул, его глаза смотрели вдаль, он что-то обдумывал. Сквозь благоуханный туман проникало солнце.

– И все же эта дорога лучше, чем моя, – сказал наконец Каллин и поднялся в стременах, чтобы ухватить ветку и отломить несколько яблоневых цветков. – Хочешь?

Он разделил веточку напополам и вручил ей часть, затем заткнул свою за ухо и засмеялся, при виде удивления на её лице.

– Судьба воина подобна этим цветам, Джилл. Как и они, мы великолепны весной, но очень скоро дорога заканчивается, черт побери. Я был достаточно удачлив, чтобы увидеть лето, но немногим из нас так везёт. Думай об этом, когда будешь вспоминать меня.

– Хорошо, отец. Обещаю.

Он посмотрел, как Джилл закладывает веточку за ухо, затем повернулся и уехал, не произнеся больше ни слова. Её глаза были полны слез, но она вытерла их с мыслью: как странно, что в последний раз она видит отца с цветами в волосах…

Родри возвращался домой в Аберуин в день, казалось, нарочно созданный богами для торжества: светило яркое солнце, но было достаточно прохладно, дул мягкий весенний ветерок, от которого развевались знамёна и конские гривы. Везде вдоль дороги зеленела трава и озимая пшеница, на деревьях появились молодые листья. Крестьяне и лорды выстроились вдоль дороги, приветствуя всадников, и махали своему новому господину, когда процессия проезжала мимо. Когда они добрались до городских ворот, то обнаружили, что там собралась целая толпа. Городские стены также были усыпаны людьми, и все они приветственно кричали. Когда процессия пробиралась по петляющим улицам, женщины бросали цветы, а маленькие дети бежали за всадниками.

– Похоже, они рады видеть вас, ваша светлость, – заметил Каллин.

– Несомненно. – Родри улыбнулся ему. – Ведь моё возвращение означает, что войны не будет. Они бы приветствовали любого демона, если бы он имел неоспоримые права на рин.

Судя по лёгкой и ироничной улыбке Каллина, Родри знал, что капитан с ним согласен.

У массивных дверей дана стояла леди Ловиан в клетчатых одеждах Аберуина и ждала сына, но её накидка была сшита из коричневой и красной клетки, чтобы напомнить: Ловиан является не только регентшей, но и правительницей собственных владений. Она также пристегнула церемониальный меч гвербретов, перебросив перевязь через плечо, поскольку была слишком маленького роста, чтобы изящно носить оружие на поясе. Когда Родри спешился, Ловиан вышла вперёд, чтобы встретить его. Золотая рукоятка поблёскивала в свете солнца, а драгоценные камни отбрасывали лучи на её лицо.

– Меня здесь ждут, госпожа? – спросил Родри.

– Всегда, мой господин. И все это по праву твоё, – широким жестом Ловиан обнажила меч и протянула его сыну рукояткой вперёд. – Я рада приветствовать тебя дома.

Толпа восторженно загомонила, когда Родри взял у матери меч и поднял над головой так, чтобы все могли его видеть.