Но если все-таки повернуть назад? Куда? К Невину? Эта встречу, возможно, Старец смог бы пережить, но за мастером двеомера стояли Великие и их высшая угроза: полное уничтожение нечистой души. Кроме того, он обладал определённым упрямством и своей собственной чёрной честью. Всю жизнь Старец страстно желал вернуть мужественность, украденную у него ножом рабовладельца, всю жизнь он страстно желал власти, чтобы заменить ею утраченное. Он страстно жаждал мести. Что ему теперь делать? Ползти назад к Невину, и унижаться перед Властелинами Света, скуля, словно щенок?

– Никогда! Я поклялся, что из зла я выкую своё благо, и остаюсь верен той клятве!

Он выпустил сферу и упал. Тем не менее, когда огромные чёрные волны взметнулись вверх, чтобы принять его, он увидел, как из штормового неба падает светящаяся фигура. Падая, она выбросила перед собой гигантскую светящуюся сеть. С воплем ярости Старец попытался уклониться в сторону, но слишком поздно. Сеть поймала его, распространилась и обернулась вокруг него. В порыве триумфа, который эхом разнёсся по всему морю, Старец узнал прикосновение сознания Невина. Море, шторм, сама сфера – все они исчезли во вспышке света, а Старец почувствовал, как его вращает снова и снова, и все дальше и дальше катился он через серебристые волны астрального света, чтобы наконец оказаться в каком-то непонятном месте.

Старец стоял ночью на странно знакомой вершине горы и смотрел на покрытую туманом долину. Полная луна висела над головой, но она раздулась до неимоверных размеров и резала глаза серебряным светом. Луна наблюдала за ним. Старец внезапно решил, что она превратилась в один злобный глаз. Его вспышка презрения к Темноте Тьмы показалась подобной содроганию ребёнка, которому нравится ужасная сказка о призраках. Старец был обречён. Невин догадался о том, что сделает Старец, когда умрёт, отправился его встречать, поймал в капкан и теперь вернул назад в мир, где не убежать от Великих. У Старца не будет никакой бесконечной жизни и работы со злом. У него вообще не будет жизни…

В приступе паники Старец повернулся и увидел, как рядом маячит его магический Храм Времени, но теперь все освещается только лунным светом. Солнечного света больше не было. Старец побежал – точнее, полетел к башне, а когда опустился и пролетел в открытую дверь, то увидел, что все его символические фигуры лежат разбитые. Он бросился к лестнице, побежал выше и выше, останавливаясь на каждом этаже только для того, чтобы увидеть тот же хаос: его работа уничтожена и превращена в разбросанный по углам мусор. На верхнем этаже он испытал самый большой шок, потому что тот зал пустовал – не осталось ничего, даже щепки, за исключением статуи Невина, которая смотрела из окна там, где Старец её оставил. Старец встал у лестницы и попытался выпрямиться, потому что у себя в сознании он все ещё оставался в некотором роде телом. Когда Невин отвернулся от окна и улыбнулся ему, Старец закричал.

– Я ждал тебя. Проси милости, и ты её получишь, – сказал Невин.

С криком Старец, падая, бросился вниз по лестнице и вылетел из двери башни точно в тот момент, когда храм рухнул с молчаливым – абсолютно беззвучным – блеском разрушения. Старец бросился вниз по склону и, качаясь, зашёл в туманы, но хотя он пытался бежать, он просто скользил в ту или другую сторону. Тогда Старец понял, насколько далеко он зашёл в смерть. В последний раз собравшись с силами, он поднялся, пытаясь поймать какое-то дуновение или поток света, чтобы отправиться прочь. Ему казалось, что он снова мальчик, молодой раб, который обучается на писца. Перед ним стояла школа, построенная при отштукатуренном помещении для переписки рукописей, а кругом – сад. Тондало был там счастлив, его неплохо кормили и впервые в жизни к нему хорошо относились. Он отлично учился и много работал, его хвалил учитель, уважали другие мальчики. Он увидел помещение для переписки рукописей, дверной проем в виде арки, который вёл в длинную белую комнату, где горели маленькие масляные лампы.

В образе стройного подростка Старец проскользнул к дверям. Он чувствовал, как сандалии шлёпают по плиткам, и ощущал запах ароматизированного масла. После того, как он доберётся до этих дверей, он окажется в безопасности. Учитель Кинна никогда не позволит причинить зло его лучшему ученику. Старец проскользнул в двери, ведущие в длинную комнату, где ровными рядами стояли небольшие письменные столы и масляные лампы мерцали золотом на фоне поднимающейся тьмы. Наверху на возвышении кто-то стоял у кафедры и размышлял над свитком.

– Господин Кинна! Это Тондало. Я вернулся.

Фигура подняла голову и откинула капюшон. Невин. Комната для переписки рукописей исчезла. Они стояли лицом к лицу в белом тумане.

– Устал бегать? – лицо Невина совсем ничего не выражало: ни искажённой гримасы, ни улыбки, ничего. – Отправляйся куда хочешь, но любая дорога приведёт тебя сюда, назад, ко мне.

Старец чувствовал себя так, словно у него все ещё есть тело, и он медленно падает на колени. Комната поплыла в кружащемся тумане, в водовороте белого света, который пронзали золотые вспышки.

– У тебя есть один последний шанс, – голос Невина прорвался сквозь водоворот и достиг Старца. – Откажись от Тьмы и покорись Свету.

– Будь ты проклят! Я проклинаю тебя и всех твоих несчастных сородичей!

Невин исчез. Старец ощущал только движение, чувствовал, что он – это крошечная точка сознания, которая кружится, поднимается, попадает в водоворот, давится, снова кружится, исчезает, постоянно кружится…

Затем не осталось ничего вообще.

– Ты хочешь знать, что случилось со Старцем? – спросил Невин. – Куда девается пламя свечи, после того как ты её задуваешь?

Когда Саламандр понял, что имеет в виду старик, то содрогнулся в самой глубине своего сердца. К тому времени пожар распространился по всей усадьбе и окружающей её территории, маслянистый дым поднимался к небу и превращал свет в адскую пародию заката. Зевая и вздыхая, как любой старый человек после дневного сна, Невин сел, потянулся, вытянул руки над головой и с трудом поднялся на ноги.

– Давай найдём остальных и тронемся в путь. Когда эти рабы доберутся до города, архонт отправит своих людей проводить расследование. Я сейчас пока не в том настроении, чтобы меня арестовывали.

– Ты абсолютно прав, о, уважаемый мастер. Боги, как ты меня там испугал! Я честно думал, что ты собираешься умереть, спасая наши жалкие и недостойные жизни.

– Ты – не единственный, кто может выступить с хорошим представлением на рыночной площади. Посмотри – вон Гвин и отряд едут за нами. Несомненно, они немного нервничали. Но… о, клянусь самой Богиней! А где Джилл и Родри?

Саламандр выругался и снова похолодел, когда сосчитал всадников и понял, что его брата и ученицы нет среди них. Даже не думая, он бросился бежать назад к чёрным и горящим руинам усадьбы. Непрерывно бранясь себе под нос, Невин последовал за ним.

Когда Джилл и Родри выбежали из дома в сад, то обнаружили, что деревянные статуи предков уже горят. Прыгающие языки пламени лижут их, как огромные бревна в очаге сказочного гиганта. Вокруг них собирался дым, горела и трещала крыши, жар опалял и заставлял дрожать живые деревья и цветы. Сквозь треск и грохот пожара Джилл слышала, как кричат люди, запертые в верхних комнатах усадьбы. Задыхаясь и кашляя, она бросилась к воротам в наружной стене и поняла, что потеряла Родри. Она повернулась и увидела, как он заворачивает за угол дома и бежит по узкому проёму между домом и наружной стеной направо.

– Родри! Прекрати! Возвращайся!

– Он побежал туда! – Родри не останавливался. – Я слышал лязганье его цепи.

Мгновение Джилл стояла, охваченная страхом. С рёвом тысячи демонов пламя вырвалось на свободу, и с крыши полетел фонтан золотых искр.

– Родри!

Ругаясь, Джилл понеслась за ним. Увёртываясь от искр, задыхаясь от дыма, временами подворачивая ноги и перепрыгивая через куски горящего мусора, она бежала по проёму и как раз вовремя вырвалась в заросли кустов, росших за домом. Крыши дымили и горели, Дикие прыгали среди них в оргии разрушения. Сквозь дым Джилл едва могла различить Родри, который стоял у задней стены.

– Выходим! – заорала она ему. – Через задние ворота!

– Нет. Он где-то недалеко, – Родри внезапно расхохотался – это был прежний смех воина, готового одержать победу. – Барума! Помнишь моё обещание?

Крича от радости, Родри снова побежал, на этот раз он обогнул сарай и направился прочь от задних ворот. В бездумной ярости Джилл бросилась следом. За ней рухнули пустые конюшни, языки пламени взметнулись вверх, а угли рассыпались и разлетелись по двору. Сарай загорелся в вое колдовского ветра. Пронизанная огнём чернота наполнила двор. Тем не менее Родри мчался дальше, Джилл неотступно следовала за ним, выкрикивая проклятия и умоляя его вернуться. Наконец Джилл увидела впереди Баруму. Он тяжело пыхтел, пытаясь удрать с тяжёлой цепью. Родри издал вопль баньши и снова бросился за ним, а Барума нырнул в маленькую калитку. Джилл помедлила и оглянулась назад. Отштукатуренные стены падали в клубах дыма, когда поддерживавшие их бревна рухнули.

– Родри! Возвращайся!

Единственным ответом ей был водоворот дыма и огня, когда крыша дома обвалилась. Джилл повернулась и влетела за Родри в окружённый стенами сад, прикрываясь от летящих искр обеими руками. Огонь уже полз через обожжённые цветы, которые росли по краю клумбы, и в дальнем углу дерево горело, как факел. Пламя танцевало вдоль покрытых сажей стен. Джилл почувствовала, как жар ударил ей в лицо, словно когтистая лапа. Впереди в дыму скорчился Барума, его единственным оружием была тяжёлая цепь, которой он размахивал, держа её обеими руками. Не было времени позволять Родри вымотать врага хитрыми манёврами. Джилл достала свой серебряный кинжал, схватила за острие, нацелилась и метнула. Прямо, как эльфийская стрела, он пролетел к цели и воткнулся в правый глаз Барумы. Ослеплённый, Барума закричал, бросил цепь и покачнулся, когда Родри сделал выпад и перерезал ему горло, заходясь в приступе смеха.

– Родри, пошли! Быстро!

Он вытащил её кинжал из тела Барумы и развернулся как раз в тот момент, когда деревянные ворота за спиной загорелись. Они попали в западню. Джилл увидела, что радость уходит из глаз Родри, когда он понял это.

– О, боги! Любовь моя, прости меня!

Кинжал в его руке горел магическим светом – наложенный на кинжал заговор отвечал на эльфийскую кровь. У Джилл мелькнула сумасшедшая мысль, что по крайней мере они умрут вместе, но затем её вновь обретённая сила напомнила о себе. Она взметнула руки над головой.

– Властелины Огня! Именем Света, придите ко мне!

Джилл почувствовала их в той же мере, в какой увидела – огромные образы в свете пламени, спокойные и недвижимые, когда все остальное вокруг металось и дрожало; прилив силы и величественности, подобный прохладному ветру.

– Властелины Огня! Именем Мастера Эфира, спасите нас! Я прошу вас, как слуга Света.

Властелины Огня увеличились в размерах; взметнулось пламя, и на мгновение Джилл подумала, что они откажут ей. Затем с шипением прилетел ветер и разрезал пламя, как нос корабля бороздит море. Путь стал золотым и красным, когда угли и горящие куски того, что когда-то было воротами, разлетелись, и между ними появилась дымящаяся тропа.

– Родри, за мной. Не останавливайся и не оглядывайся. Властелины Огня! Ваши руки держат наши жизни.

Джилл глубоко вдохнула воздух, который внезапно стал чистым, и побежала, инстинктивно зная, что безопасная тропа может держаться только несколько мгновений, независимо от желания Властелинов. Из-за грохота и треска горящего дома Джилл ничего не слышала и не знала, бежит ли за ней Родри или нет, но она не могла терять ни секунды, чтобы оглянуться назад и посмотреть. Мир сжался до размеров узкого туннеля, который открылся в чёрном дыму. Джилл вылетела из окружённого стенами сада, бросилась сквозь горящие сараи, побежала к свободному от пламени проёму, который внезапно появился в падающих наружных стенах, в то время как вокруг неё и над ней разлетались в стороны искры и горящие головни, словно невидимые руки отводили их. Её лёгкие высохли от жара, и воздух снова стал ядовитым, но последним усилием воли Джилл вырвалась на свободу и, качаясь, как пьяная, пошла по траве.

Что-то поймало её руку, она посмотрела вниз и увидела своего серого гнома, который радостно плясал и тащил её вперёд. Сквозь пелену дыма впереди появились образы: все больше и больше гномов, все в саже, но с победным видом.

– Родри! – выдохнула Джилл. – Ты…

– Здесь, – он задыхался и кашлял. – Здесь и в безопасности.

Гномы собрались вокруг и схватили его за руки, чтобы тащить вперёд. В толпе Диких оба человека, шатаясь, направились вверх на возвышенность и там рухнули, кашляя и хватая ртами воздух. Когда Джилл оглянулась, то увидела, как обваливаются наружные стены, окружающие усадьбу, и вверх поднимается жирный чёрный дым. Повсюду вокруг росла высокая трава, искры и огромные горящие головни летали в воздухе. Но трава не загорелась, ни единая травинка, и огонь до них не добрался. Джилл повернулась к Родри и разразилась истерическим смехом, потому что даже в самом сердце двеомера, этой могущественной магии, вытянутой из души Вселенной, её кинжал все равно преданно светился, предупреждая о том, что ненадёжный эльф находится рядом.

– О, как бы мне хотелось, чтобы это мог увидеть Отто! – она давилась и смеялась и плакала одновременно. – Никогда не доверяй эльфу, сказал он мне. Они определённо втянут тебя в беду, говорил он. Боги, он был прав! Он был абсолютно прав!

Родри воткнул кинжал в землю, чтобы потушить его свет, затем обнял девушку. Задыхаясь и смеясь, они прижимались друг к другу, пока по склону не взбежали Невин и Саламандр.

– Вы ранены? – спросил Невин.

– Нет. Но, несомненно, поджарились.

– У вас нет бровей, это я вижу. И на вас столько же сажи, сколько на внутренней поверхности жаровни, которую топят углём. На вас обоих. – Голос Невина дрожал так сильно, что было трудно сказать, собирается ли он расплакаться или засмеяться. – Вы можете ехать верхом? Нам лучше убираться отсюда.

Родри поднялся, взял руку Джилл и потянул её за собой. Когда она пошатнулась и чуть не упала, то поняла, насколько устала. Только тогда до неё дошло кое-что ещё: там, в горящем саду, она исполнила работу мастера двеомера. Это было не упражнение и не случайный трюк, она выполнила магическое действие, причём довольно могущественное.

Во второй половине дня Родри привёл неровную колонну испуганных людей и возбуждённых лошадей к вершине невысокой возвышенности, поросшей травой. Внизу он увидел долину с чистым ручьём и дубовой рощицей. Это было идеальное место для лагеря. Однако когда Родри повернулся в седле, то все ещё смог увидеть дым горящей усадьбы. Невин подъехал к нему.

– Время останавливаться на ночь.

– Мы не можем здесь остаться. Мы все ещё в опасности.

– Ну, да, – казалось, голос Невина от усталости затихает после каждой фразы. – Остальные ястребы обязательно обнаружат, что случилось.

– Я не это имел в виду, мой господин. Рабы, которых вы прогнали. К этому времени они, вероятно, добрались до города или другой усадьбы. Власти соберут местную стражу. Дым от огня подобен маяку, и представители власти должны быть слепыми, чтобы не увидеть наши следы, когда доберутся до усадьбы.

– Именно так. Это одна из причин, в первую очередь побудившая меня зажечь огонь. Гвин приучил тебя думать, как ястреба, Родри. После того, как нас арестуют, мы будем в безопасности. – Старик похлопал по кожаным мешкам, которые свисали у него с седла. – У меня с собой письма от архонта Пастедиона, чтобы предъявить их, когда потребуется. Кроме того, у меня также есть письма и от архонта Сурата.

На мгновение Родри испытал непреодолимое желание наорать на старика. Он хотел рявкнуть на Невина и объявить, что он тут командует и отвечает за всех, и они, черт побери, разобьют лагерь, когда он захочет и не на мгновение раньше.

– Джилл должна отдохнуть, – продолжал Невин. – Она так вымоталась, что даже не может держаться в седле.

Упоминание имени Джилл ещё больше разъярило Родри, в особенности потому, что сам он и не подумал о её самочувствии.

– Очень хорошо, – сказал он. – Я объявлю привал.

Родри дёрнул за поводья, развернул коня и поехал назад, выкрикивая по пути приказы, пока не добрался до Джилл, которая ехала рядом с Саламандром. На мгновение Родри почувствовал такую ревность к брату, что ему хотелось дать тому пощёчину, затем он понял, что подозрения у него вызывает вовсе не Саламандр, а Невин. Родри почти засмеялся вслух. «Не будь идиотом! – сказал он себе. – Старику, вероятно, лет восемьдесят, если не больше». Тем не менее, поздно вечером, увидев, как Невин и Джилл сидят у костра и шепчутся, склонив головы друг к другу, в окружении дикого народца, Родри почувствовал такую глубокую ревность, словно Джилл флиртовала с самым красивым мужчиной в Дэверри. Он пошёл к ним, сел рядом и взял её руку в свою. Невин улыбнулся ему так тепло и открыто, что Родри внезапно почувствовал себя дураком, в особенности когда Джилл подвинулась к нему поближе и положила голову ему на плечо с лёгкостью давней близости. «Конечно, она любит меня», – напомнил он себе и снова задумался, почему ему требуется это себе напоминать.

– Что-то не так? – спросил старик. – Глупый вопрос после всего, что случилось…

– Вся эта магия действует на нервы, – сказал Родри. – Не знаю почему, но я все равно каждый раз удивляюсь всему, что вы вытворяете.

– Требуется время, чтобы привыкнуть, – Невин казался довольным, как женщина, гордящаяся своим домом. – Даже такому человеку, как ты, который столько путешествовал по королевству.

Внезапно Родри вспомнил о том, что смутно давило ему на разум весь день, дожидаясь свободного времени, когда он сможет заняться этой проблемой.

– О, клянусь адом! Мой серебряный кинжал!

– И что с ним? – Джилл подняла голову и посмотрела на него.

– Я так его и не нашёл. Это был кинжал твоего отца. Я поклялся, что отыщу его.

– Ну, любовь моя, если он находился в том доме, то к этому времени от него осталась только лужа расплавленного серебра.

Родри выругался так грязно, что большинство Диких исчезли.

– Пусть у тебя по этому поводу не болит сердце, – сказал Невин. – Каллина это не обидит. Для него это был только знак позора.

– Может, и так, но я поклялся, что верну его.

Невин бросил взгляд на серого гнома Джилл.

– Ты знаешь, где он?

Гном пожал плечами, словно говоря «нет», и стал чесать под мышкой.

– Он расплавился? – спросила Джилл. – Подожди, я вижу, что ты этого не понимаешь. Серебро превратилось в воду и разлилось?

На этот раз «нет» было определённым.

– Тогда что они с ним сделали? – проворчал Родри.

Гном пожал плечами, затем исчез.

– Как вы думаете, он отправился искать его?

– Навряд ли, любовь моя. Сомневаюсь, что у него для этого достаточно ума, – Джилл напряжённо задумалась. – Если тебе предначертано получить его назад, то он найдёт свой путь домой.

– И что это означает?

– Не знаю. Просто я это предполагаю. – Она зевнула. – Мне нужно лечь. Прямо сейчас. Я никогда в жизни так не уставала.

Всю эту ночь Джилл видела странные сны. Хотя она потом не смогла их вспомнить отчётливо, она помнила, как шла по украшенным драгоценными камнями коридорам в огромные комнаты, которые светились разноцветным светом, таким же ощутимым, как драгоценные камни, и одновременно разговаривала с великолепными созданиями, одетыми в золото, с венками из серебряного огня, которые могли быть или духами, или мужчинами и женщинами – Джилл не сумела определить, кем, точно так же, как никогда не сумела сознательно вспомнить поразительные секреты, которые они ей открыли. Однако она всегда будет помнить, как внезапно проснулась и обнаружила, что солнце светит ей в глаза и рядом с ней на корточках сидит воин, высокий чернокожий мужчина в кожаной юбке поверх туники, грудь которого закрыта доспехами.

В одной руке он держал украшенный перьями шлем, другой удерживал равновесие, опираясь на длинное копьё, стальной наконечник которого поблёскивал на солнце. Когда Джилл вскрикнула, он улыбнулся ей.

– Простите меня за то, что испугал вас, девушка, но теперь вы в безопасности.

– О? Ну тогда спасибо… О, боги! – она зевала и тёрла глаза, потом огляделась вокруг и обнаружила, что их лагерь полон вооружённых мужчин. – Как я все это проспала?

– Я сам удивлялся, если сказать по правде. Вам дали снотворное?

– Нет, совсем нет.

Тем не менее, когда Джилл попыталась встать, у неё так закружилась голова и к горлу подступила тошнота, что она на мгновение задумалась, не дал ли ей Невин в самом деле какой-то порошок. Поскольку Джилл не помнила, чтобы что-то пила, она могла только предположить, что её грубая и отчаянная попытка применения двеомера в предыдущий день оставила её опасно-измождённой. Солдат – она все ещё не была уверена, спаситель он или захватчик – любезно поймал её за локоть и помог встать.

– Ваш дедушка вон там, он разговаривает с офицерами. Он, вероятно, важная персона, да?

– Очень, – Джилл быстро провела рукой по волосам, чтобы пригладить их. – А где Родри?

– Варвар? С офицерами. А вы сможете ехать верхом?

– Конечно. Куда мы направляемся?

– Насколько я могу сказать, мы сопровождаем вас до Индилы и судов архонта. За исключением вашего деда и вас, все арестованы.

С таким количеством всадников, лошадей и пеших солдат переход до Индилы занял три дня. Поскольку офицеры решили, что Джилл и Невин – жертвы, в то время как все остальные – преступники, Джилл не предоставлялось случая поговорить с Родри или Саламандром во время путешествия. Однако даже на расстоянии она видела, что Родри пребывает в плохом настроении, и не завидовала Саламандру, задачей которого было его веселить. Наконец за два часа до заката на третий день они добрались до Индилы. Их ждал удивительный приём. Хотя Джилл боялась, что Родри и его люди будут препровождены в тюрьму, вместо этого у ворот их встречал сам архонт с символическим эскортом из городской стражи; с ними ждал Элейно, облачённый в прекрасные одежды, золото и драгоценности, которые полагались ему, как владельцу и капитану торгового корабля.

– Видишь ли, я связался с Элейно, когда нас только арестовали, – прошептал Невин на дэверрийском. – В конце концов, у него есть влияние на островах, и я решил, что он вполне может им воспользоваться.

Это влияние, в сочетании с различными официальными письмами Невина, сами по себе сработали, как двеомер. Вместо тюрьмы архонта их проводили в великолепную гостиницу, расположенную прямо рядом с гаванью – рядом с кораблём Элейно – и сказали, что расходы по размещению гостей берет на себя государство, поскольку они считаются возможными преступниками и находятся под следствием, а тюрьма слишком мала. Но, несмотря на эти официальные рассуждения, никого не волновал тот неудобный факт, что предполагаемые преступники размещались вместе с предполагаемыми жертвами.

Однако ничего притворного не было в городской страже, которая постоянно дежурила у гостиницы: по четыре человека у каждой двери и по два у окна. Горькие жалобы владельца гостиницы тоже не являлись маскарадом. Тем же самым вечером появился личный писарь архонта, чтобы вызвать Невина и Элейно на совещание с различными официальными лицами. Джилл прошла с ними вниз в окружённый стенами двор гостиницы.

– Вы тоже будете нанимать стряпчего? – спросила Джилл.

– Будем, – ответил Невин. – Но только напоказ. Не надо так беспокоиться, дитя. Дела идут в нашу пользу, независимо от того, как это выглядит.

– Если ты так говоришь… Трудно поверить, что мы на самом деле в безопасности и все закончилось.

– О, этого я не говорил! Во-первых, нам нужно добраться домой, а во-вторых, нужно посмотреть, смогу ли я что-то сделать с памятью Родри.

Джилл была уверена, что Невин в состоянии исцелить Родри. Для неё это было чем-то само собой разумеющимся. Она так поразилась, услышав слова Невина, словно он дал ей пощёчину. Невин с беспокойством бросил взгляд через плечо на посыльного, который с нетерпением ждал у двери.

– Мы поговорим позднее – а сейчас мне нужно идти. Но, Джилл, я пытался предупредить тебя.

– Ты на самом деле пытался. Прости.

После того, как стражники проводили их на улицу, Джилл отправилась назад в общий зал гостиницы, где мерцали масляные лампы, их свет блестел на плитках пола и раскрашенных стенах. За столом в одном углу Родри и Саламандр играли в кости, в то время как Гвин и члены отряда стояли вокруг и наблюдали с кубками вина в руках. Со временем, как предполагала Джилл, Родри заново выучит большую часть того, что ему требовалось знать: имена важных людей в своём рине, и все основные законы. Но что-то ценное, что таится вне слов, будет потеряно навсегда: та необычайная радость жизни и проявления чувств, которые всегда делали его таким привлекательным, подобно яркому огню холодной ночью… Хотя Джилл все равно будет любить его, но подданные обнаружат, что он странно изменился и, не исключено, что они будут разочарованы. «Ему потребуется все время иметь меня под рукой», – подумала она, и с этой мыслью почувствовала себя так, словно холодные пальцы сжали ей сердце. Если она собирается продолжать изучение двеомера, ей потребуется много времени для себя – и все это время она будет оставаться в одиночестве. Если она решится изучать двеомер…

Она должна продолжать обучение. Она знала это лучше, чем что-либо. Если она сейчас прекратит изучение двеомера, её душа сожмётся и превратится во что-то мёртвое и уродливое, что спрятано внутри неё, – просто от горечи. Джилл любила двеомер так же сильно, как Родри. Или больше? Это простое маленькое слово, казалось, горит у неё в сознании. До этого момента она никогда не думала, что может любить что-то больше, чем Родри, её великолепного красивого Родри, которому она теперь так нужна. «Я никогда не брошу его, – подумала Джилл. – Никогда!» И тем не менее она знала, что не может также бросить и двеомер. Не теперь, только не после того, как она наконец нашла занятие, к которому по-настоящему лежала её душа.

Хотя Невин с ужасом думал об официальном визите во дворец архонта, его превосходительство, которого звали Гурта, развлекал их так пышно, что было очевидно без каких-либо слов: Гурта считал, что они сделали одолжение всему Бардеку, когда сожгли усадьбу Тондало. К тому времени, когда они смогли убежать с пира, где вовсю шла пьянка и играла музыка, восковая луна низко висела на небе.

Хотя обычно Невин спал не больше нескольких часов за ночь, он упал на кровать, как только добрался до комнаты, и оставался в постели до тех пор, пока полуденное солнце не стало заглядывать через щели в ставнях.

На самом деле, его разбудила Джилл, робко постучав в дверь. Когда он сонно прокричал «Войдите!», она внесла поднос с тарелкой и деревянной кружкой.

– Эль! У них здесь есть эль, Невин. Он не такой хороший, как у нас, но это эль.

– Отлично! Протяни мне кружку. Нижайше благодарю.

Эль был слабым и одновременно странно сладким, но, как и сказала Джилл, по крайней мере, сварен из ячменя, а не винограда. Невин медленно его потягивал, чтобы растянуть удовольствие, и мелкими кусочками откусывал хлеб. Открыв ставни, чтобы впустить тёплый весенний воздух и солнечный свет, Джилл села, скрестив ноги, на груду подушек.

– Я серьёзно размышляла о том, что не так с Родри, – заявила она. – Он рассказал, мне вещи, о которых вы с Саламандром можете не знать.

– А, я так и думал, что он с тобой поделится.

– Но его слова не соответствует тому, что мне сказали вы с Саламандром. Саламандр, в частности, думал, что Родри никогда не поправится. Но он на самом деле вспомнил достаточно многое.

– Что? – Невин почувствовал первую настоящую надежду. – Расскажи мне все, что он сказал – я имею в виду Родри, конечно, не Саламандра. Мы не можем терять две недели.

– Ну, во-первых, это его имя. Барума дал ему другое имя, но Родри вспомнил настоящее во время сна, вызванного наркотиками, когда ястребы пытались отравить его. А затем, когда мы с Саламандром наконец нашли его, Саламандр попытался зачаровать его и сказал, что на следующее утро, когда взойдёт солнце, он вспомнит, кто он такой, и, боги, Родри вспомнил. Всего несколько дней назад, после того, как Родри убил Баруму, он вспомнил Аберуин и Райса и то, как выглядит его мать – или мне следует сказать, как она выглядела раньше, потому что по его описанию Ловиан выглядит на тридцать лет.

– Отлично! О, на самом деле отлично! Это видение в наркотическом бреду – он тебе рассказал о нем?

– Оно каким-то образом было связано с танцами, с хороводом, там кроме Родри присутствовало ещё три человека, и они плясали вокруг костра, который превратился в дракона.

– Красного или чёрного дракона?

– Красного. Это имеет значение?

– Имеет, и я не могу сказать, как я рад, что он не оказался чёрным. Лучше всего был бы белый, но и красный сойдёт.

– Невин, как ты думаешь, есть надежда, а? Я слышу её в твоём голосе.

– Ну, думаю, есть, но давай молиться всем богам, что я не ошибаюсь. Барума, вероятно, оказался неумелым учеником. Логично, что после того, как Родри убил человека, который заколдовал его, он освободил определённое количество энергии и пошёл на поправку. Но, согласно всем правилам, Родри не должен был восстановить никаких обрывков памяти, пока Барума ещё оставался в живых.

– Барума не был ни дураком, ни неумёхой, – голос Джилл стал холодным и ровным. – Гвин это сказал вполне определённо. Барума как раз славился тем, что ломал людей. Вероятно именно поэтому Старец и отправил его на это задание.

– Несомненно. Мне очень жаль, дитя, что тебе приходится думать об этих жутких вещах.

– Почему? Если я не заставлю себя посмотреть им в лицо теперь, то стану думать о них каждый день, пока вижу Родри.

– Вот именно. Прости. Но я не… о, конечно! Боги, мне следовало понять это раньше! Я думаю, мы можем предположить, что Барума никогда не знал, что Родри – наполовину эльф.